Кола Брюньон («Жив курилка»)

КОЛА ПРИВЕТСТВУЕТ КИБРИКА

Читая французский перевод своего «Фауста», сделанный Жераром де Нервалем, старый Гете говорил, что этот перевод освежает и обновляет его собственное представление об его поэме.

То же самое я испытываю, глядя на жизнерадостные рисунки Кибрика к моему «Кола Брюньону».

Мой герой возвращается ко мне отрешенным от меня, радостный и сильный. Он достиг полной независимости.

Теперь он существует особняком от автора.

Ошибочно думать, будто бы возможно или даже нужно воссоздавать тот образ, который рисовался автору.

Произведение действительно живое тем и отличается, что при своем возникновении, когда его автор рождает, оно только начинает быть.

Оно развивается, оно живет дальше, проходя сквозь толпу читателей, оно обогащается их сущностью и, по старой латинской поговорке «vires acquirit eundо», приобретает силы на ходу.

Самые века и страны, его воспринимающие, наделяют его своими думами. И если у него хватает сил нести их груз, оно становится классическим и «всечеловеческим». С таким именно чувством я встречаю того «Кола Брюньона», который возвращается ко мне из СССР в веселых образах Кибрика. Он стал для меня каким-то двоюродным братом Санчо Пансы и Дон Кихота. И перед ним я снимаю шляпу. Он меня переживет. Кибрик для своей работы окружил себя атмосферой произведений той эпохи — раблезианскими рисунками Калло, Абраама Босса, Брейгеля, Лененов, видами старого города Кламси и его окрестностей. Но он только на миг погрузил в нее свою мощную индивидуальность и то, что он создал, принадлежит ему, всецело ему. Это — создание сильного и своеобразного художника, накладывающего свою печать на все, что он видит. Он сделал хорошо, и я его поздравляю. Я любуюсь его коренастыми типами и тем ощущением жаркой жизни, лучезарного и мягкого воздуха, которое окутывает его фигуры.

Среди созданных им типов образ Ласочки будет особенно убедителен для всех грядущих читателей, как он убедителен и для самого автора. Это — деревенская Джоконда, черты которой, в силу редкой удачи, обладают характером и всеобщим, и чисто местным, бургундским. Невернцы в ней узнают свою лукавую молоденькую землячку, и в то же время она принадлежит любому времени и любому народу.

Я приветствую Кибрика, мастера жизни и юмора, который сумеет быть в свои счастливые часы также и мастером красоты. Я благодарю его от имени моей Бургундии. Подобно великому садоводу Мичурину, он взял оттуда виноградную лозу Шабли и пересадил ее на землю СССР.

Март 1936 г.