Колесо

Старик уселся на табуретке поудобнее и прислонился спиной к побеленной стене. Когда-то он сам тщательно обтянул сиденье заячьей шкуркой, ибо он был страшно худ — кожа да кости. То, что это его личная табуретка, на ферме знали решительно все. Табуретка была удобна, солнце припекало, ремни, из которых он собирался плести кнут, выскользнули из скрюченных пальцев, пальцы замерли, и он стал клевать носом.

Двор был пуст — лишь куры рылись в пыли, причем скорее из любопытства, чем в расчете отыскать зерно, но привычные звуки свидетельствовали о присутствии других обитателей фермы, которые в отличие от старика права на послеобеденный отдых не имели. Из-за дома время от времени доносилось шлепанье пустого ведра по воде в колодце, сменявшееся царапаньем, когда полное ведро тянули наверх и оно цеплялось за сруб. Из сарая, что на другом конце двора, слышались монотонные ритмичные удары.

Голова старика упала еще ниже — он задремал.

Вдруг за грубой оградой фермы раздались новые звуки, становившиеся по мере приближения все более громкими. Что-то громыхало, дребезжало и к тому же еще пронзительно скрипело. Старик был глуховат, и новый шум его сначала не обеспокоил. Потом он открыл глаза и, поняв, откуда доносится скрип, выпрямился, изумленно уставясь на ворота. Скрип стал еще громче, и над оградой появилась мальчишечья голова. Мальчик улыбнулся старику, его глаза восторженно сверкали. Ничего не сказав, он еще быстрее зашагал к воротам и вошел во двор, с гордостью волоча за собой ящик, поставленный на четыре деревянных колеса.

Старик вскочил с табуретки, в каждом его жесте засквозила тревога. Обеими руками он замахал на мальчика, как бы гоня его прочь. Тот остановился. Восторг и гордость на его лице увяли. Он с удивлением смотрел на старика, так настойчиво гнавшего его обратно. Пока он стоял в недоумении, старик, продолжая одной рукой подавать ему тот же знак, прижал указательный палец другой руки к губам и заковылял навстречу. Мальчик наконец повернул назад, нерешительно и неохотно, но было поздно.

Стук в сарае прекратился. На пороге появилась пожилая женщина. Ее рот был распялен, будто она громко кричала, хотя ни звука из него не вырывалось. Нижняя челюсть бессильно отвисла, глаза, казалось, вылезали из орбит; наконец она перекрестилась и завизжала.

Визг разорвал послеполуденный покой. Тотчас за домом со звоном упало ведро, и из-за угла выглянула молоденькая девушка. Ее глаза расширились. Тыльной стороной левой ладони она зажимала себе рот, правой рукой — крестилась.

Какой-то юноша показался в воротах конюшни и застыл, пригвожденный к месту.

Еще одна молодая женщина выбежала из дома, за ней маленькая девочка. Женщина остановилась так резко, как будто налетела на что-то. Девочка тоже замерла, не понимая причины всеобщего ужаса, и уцепилась за материнскую юбку.

Под их взглядами мальчик окаменел. Он переводил взгляд с одного искаженного ужасом лица на другое, пока не встретился с глазами старика. То, что он в них увидел, по-видимому, его подбодрило, вернее, внушило меньший страх. Он судорожно проглотил слюну. И когда мальчик заговорил, голос его вздрагивал от подступавших слез.

— Дедушка, что случилось? Чего они на меня так смотрят?

Пожилая женщина ожила, словно его голос разрушил колдовские чары. Она схватила прислоненные к стене сарая вилы. Нацелив острия на мальчика, стала медленно заходить, между ним и воротами. Она сказала жестко:

— Марш! Марш в сарай!

— Но, ма… — начал мальчик.

— Не смей меня так называть! — крикнула, она.

В резких чертах ее лица он прочел нечто похожее на ненависть. Лицо мальчика скривилось, и он зарыдал.

— Марш! — гневно повторила она. — Туда!

Мальчик — олицетворение недоумения и горя — попятился. Затем внезапно повернулся и кинулся в сарай. Мать захлопнула за ним дверь и задвинула засов. Смерила взглядом остальных, как бы бросая им вызов. Юноша молча скрылся в сумраке конюшни. Обе девушки тихонько ушли, захватив с собой девочку. Остались только женщина и старик.

Оба молчали. Старик стоял неподвижно, пристально рассматривая ящик на колесах. Неожиданно женщина закрыла лицо руками. Она тихонько стонала, покачиваясь из стороны в сторону, а слезы так и текли сквозь пальцы. Старик обернулся к ней. Его лицо было лишено всякого выражения. Наконец она немного успокоилась.

— В жизни бы такому не поверила! И это — мой Дэвид! — проговорила она.

— Кабы ты не кричала, никто бы и не узнал, — ответил старик.

Понадобилось время, чтобы смысл слов дошел до нее. Лицо женщины снова окаменело.

— Это ты научил его? — спросила она подозрительно.

— Я стар, но еще не спятил! — был ответ. — И я люблю Дэви, — добавил он.

— Но ты нечестивец! То, что ты сейчас сказал, — богохульство!

— Зато — правда.

— Я богобоязненная женщина. И я не потерплю Зла в своем доме, в какое бы обличье Оно ни рядилось. А коли Оно встречается на моем жизненном пути, я всегда знаю, в чем мой долг.

Старик уже набрал воздуха, чтобы ответить, но промолчал. Только покачал головой. Потом повернулся и заковылял к своей табуретке, еще более дряхлый, чем несколько минут назад.

Раздался тихий стук в дверь. Шопот: ш-ш-ш! На мгновение Дэви увидел квадрат ночного неба и на его фоне чью-то темную фигуру. Потом дверь опять закрылась.

— Ты ужинал, Дэви? — спросил голос.

— Нет, дедушка. Ко мне никто не приходил.

Старик крякнул.

— Так я и думал. Боятся они тебя все. На-ка возьми. Холодная курица.

Рука Дэви пошарила и нащупала протянутое стариком. Мальчик обгладывал куриную ногу, а старик шуршал в темноте, отыскивая на что бы присесть. Нашел и со вздохом сел.

— Плохо дело, Дэви, паренек. Они послали за священником. Он придет завтра.

— Ничего не понимаю, дедушка. Почему они ведут себя так, как будто я сделал что-то дурное?

— Ох, Дэви! — сказал старик с упреком.

— Но я же ни в чем не виноват! Честно!

— Брось, Дэви! Ты же каждое воскресенье ходишь в церковь и всегда молишься. О чем ты молишься, ну-ка, скажи!

Мальчик начал бормотать молитву. Спустя немного, старик его остановил.

— Вот, — сказал он, — последняя фраза. Повтори.

— …И оборони нас от Колеса? — повторил удивленно Дэви. — А что такое Колесо, дедушка? Я знаю, что это что-то ужасно скверное, ведь когда я спрашивал о нем, мне говорили, что это Грех и о нем надо помалкивать. Но так и не объяснили, что это такое.

Старик помолчал, прежде чем ответить, а затем сказал:

— Этот ящик, который ты приволок… Кто научил тебя, как его сделать?

— Никто, дедушка. Я просто решил, что так будет легче его тащить. Так оно и вышло.

— Слушай, Дэви. Каждая из этих штук, которые ты приделал по бокам, и есть Колесо!

Прошло немалое время, прежде чем из темноты вновь послышался голос мальчика. В нем звучало недоверие.

— Как, эти деревяшки?! Да не может того быть, дедушка! Ведь это просто-напросто кругляшки от чурок! А Колесо — это что-то ужасное, страшное, чего все боятся.

— И все равно это именно Колесо. — Старик задумался. — Я расскажу тебе о том, что будет завтра, Дэви. Утром сюда придет священник, чтобы осмотреть твой ящик. Ящик все еще будет тут, потому что никто не решится до него дотронуться. Священник побрызгает на него водой, чтобы к ящику можно было приблизиться без вреда. Затем ящик унесут в поле, разожгут под ним огонь, и пока он будет гореть, станут вокруг него и начнут распевать гимны. Потом они вернутся сюда и заберут тебя на допрос в деревню. Тебя будут выспрашивать, как выглядел Дьявол, когда явился тебе, и что Он посулил за то, что ты согласился воспользоваться Колесом.

— Но ведь никакого Дьявола не было, дедушка!

— Эка невидаль! Раз они убеждены, что Он был, то рано или поздно ты расскажешь и о Нем, и о том, в каком виде Он тебе явился. Для этого у них есть свои способы… Слушай, мальчуган, ты должен прикинуться невиновным. Скажешь, что просто нашел ящик таким, каков он есть. Скажешь, что не знал, что это такое, и притащил его, думая нащепать из него хороших растопок. Этого и держись, держись крепко. Если не собьешься, что бы с тобой ни делали, то быть может все как-нибудь обойдется.

— Но, дедушка, что плохого в этом Колесе? Не понимаю, хоть убей!

На этот раз молчание было еще более продолжительным.

— Ну ладно… Это длинная история, Дэви, и началась она давным-давно. Говорят, в те времена все люди были добрыми и счастливыми. Затем, как-то раз появился Дьявол, и встретился ему какой-то человек, и сказал Он тому человеку, что может дать ему нечто такое, что сделает того сильнее сотни людей, позволит двигаться быстрее ветра, летать выше птиц небесных. Ну, человек и ответил, мол, дескать, это недурственно, но какую плату Дьявол хочет? А Дьявол сказал, что ему ничего не надо. Во всяком случае, — сейчас. И дал тому человеку Колесо.

Ну, а потом, когда тот человек повозился с Колесом, он многое узнал о его свойствах: и как Оно производит другие Колеса — все более сложные, и как делает все, о чем говорил Дьявол, и многое, многое другое.

— А Оно летало? И делало все?..

— Конечно. Все, что посулил Дьявол. А потом Оно начало убивать людей. Разными способами. Люди сцепляли вместе все больше и больше Колес, как научил их Дьявол, и вскоре узнали, что могут делать еще более сложные штуковины, которые убивают еще больше людей. Но они не могли уже отказаться от Колес, иначе они бы умерли с голоду.

Так вот; это и было то самое, чего добивался Дьявол. Он, понимаешь ли, поймал людей на крючок. Почти все в мире зависело от Колес, но все шло через пень-колоду, а старый Дьявол животики надрывал от смеха при виде того, что вытворяют его Колеса.

А дела шли все хуже и хуже. Не знаю уж, как это вышло, но получилось так, что почти никого не осталось в живых — так, жалкая горсточка, вроде как после потопа. И те — полумертвые. — И все это из-за Колеса?

— Хм-м, во всяком случае, без него тут не обошлось. И все-таки люди как-то выжили. Стали опять строить хижины, сеять хлеб, но потом Дьявол вновь встретил человека и снова стал соблазнять его Колесом.

На этот раз человек попался ему очень старый, мудрый и богобоязненный, а потому он сказал Дьяволу: «Нет! Убирайся в свой ад!» — и пошел по всей округе, предупреждая людей о Дьяволе и Колесе, чем страшно всех и напугал.

Но старый Дьявол не сдался так просто. Он ведь тоже очень хитер. Время от времени у кого-нибудь возникает мысль, из которой может получиться что-то вроде Колеса: каток, винт или что другое, но в том еще нет греха, пока такие штуки не закреплены на оси. И тогда Дьявол пытается вовлечь человека в соблазн и построить Колесо. Тогда появляется священник, и Колесо сжигают. И забирают того человека. А чтобы не дать ему делать Колеса и предостеречь других, его тоже сжигают.

— Сжиг-г-гают? — прошептал, заикаясь мальчик.

— Именно. Теперь ты понимаешь, почему нужно сказать, что Колесо ты нашел, и на том стоять?

— А может, если я пообещаю не делать других…

— Бесполезно, Дэви. Они дрожат от страха перед Колесом, а когда люди боятся, они делаются злыми и жестокими. Нет, делай, как я тебе говорю.

Мальчик подумал и спросил:

— А мама? Она догадается. Она же видела, как я вчера унес этот ящик. Это ведь важно?

Старик покряхтел и тяжело обронил:

— Очень важно. Женщины часто только притворяются испуганными, но уж если они действительно испугаются, то боятся куда сильнее мужчин. А твоя мать очень напугана.

В темноте сарая наступило долгое молчание. Старик снова заговорил тихим спокойным голосом.

— Послушай, Дэви, паренек. Я скажу тебе еще кое-что. Но тебе придется держать язык за зубами, может, до тех пор, пока ты не станешь стариком вроде меня.

— Ладно, как прикажешь, дедушка.

— Я говорю тебе это потому, что ты придумал Колесо сам. В будущем всегда найдутся мальчики, которые поступят так же. Должны найтись. Мысль нельзя убить, как это пытаются сделать сейчас. Приглушить ее можно, но рано или поздно она вырвется на свободу. И ты должен понять, что Зло не в Колесе. Не слушай того, что болтают напуганные люди. Открытие не бывает плохим или хорошим, в добро или в зло его превращают сами люди. Поразмысли об этом, мальчик. Когда-нибудь колеса появятся вновь. Я мечтал, что это случится на моих глазах, но, вернее, это дело твоего поколения. И когда это произойдет, не окажись среди боязливых. Будь среди тех, кто покажет, как использовать их лучше, чем использовали в прошлом. Зло — не в Колесе. Зло — в страхе, Дэви. Запомни это.

Он зашевелился в темноте. Зашаркали по земляному полу ноги.

— Пожалуй, пора идти. Где ты, мальчик? — его рука нащупала плечо Дэви и на мгновение опустилась на голову ребенка.

— Благослови тебя бог, Дэви. И ни о чем не беспокойся. Все будет хорошо. Ты веришь мне?

— Да, дедушка.

— Тогда — спи. Там, в углу, есть сено.

Снова на миг увиделось темное небо. Затем шаги старика, пересекающие двор, замерли, и наступила тишина.

Когда священник прибыл, он нашел кучку пораженных ужасом людей, сбившихся во дворе фермы. Они остолбенело смотрели на старика, который с молотком и шпеньками трудился над деревянным ящиком. Священник замер при виде такого святотатства.

— Остановись! — крикнул он. — Остановись, во имя Господа!

Старик повернул к нему лицо. По нему блуждала хитрая стариковская ухмылка.

— Вчера, — произнес он, — я был идиотом. Сделал только четыре колеса. Сегодня я придумал получше — приделал еще два, теперь тащить его будет вдвое легче.

Как он и говорил, ящик сожгли. Затем увели его самого. В полдень мальчик, о котором все забыли, оторвал взгляд от столба дыма, поднимавшегося в стороне от деревни и закрыл лицо руками.

— Я запомню, дедушка. Я запомню. Зло — только в страхе! — сказал он, и его голос прервался от рыданий.

Перевел с английского Вл. КОВАЛЕВСКИЙ.