Колесо времени

Глава IV БОРОЗДА НЕБА

Последний луч Солнца ослепительно вспыхнул над кромкой горизонта и почти в то же мгновение погас. В отсветах разгорающейся пламенем розовых красок зари мягкие тени вечера начали неспешно обволакивать семиступенчатую, ярко окрашенную в семь разных цветов башню-зиккурат, высоко вознесенную уступами кладок над обширной долиной Евфрата. Плоская вершина величавого строения упиралась, кажется, в самое Небо, которое стало на глазах наливаться темной синевой ночи. Был канун радостной ночи ожидания «свершения желанного» и «осуществления светлых надежд» после двух ночей печали и раздирающих душу рыданий — двое суток назад в огне лучей Солнца, выплывающего из-за окраины перевернутой чаши Земли, исчез с небосклона тонкий, как до предела сточенное лезвие жатвенного ножа, бледный в смертной агонии серп умирающей Луны.

Так случалось ранее на протяжении года одиннадцать раз в конце каждого месяца. Но лишь эта финальная, двенадцатая в годичном круговороте смерть вызвала подобной силы, едва ли выразимое чувствами и словами человеческое горе. Ведь вся округа мира от бездонного поднебесья до вогнутой куполом оборотной стороны Земли, Преисподней, предстала теперь в глазах бессмертных звездных богов глубоко погруженной в мертвое оцепенение безграничной скорби.

Печалиться было о чем: Небо лишилось животворного ночного светила, ибо умерло лунное божество Син, а с Земли накануне той же черной ночи, будто проигрывая в лицах драму, что разыгралась в небесах, снизошел по ступеням в мрачные залы глубокого подземного святилища мира мертвых — «Страны без возврата» и «Дома празднеств» — живое на Земле воплощение Сина, сам великий царь.

Облачившись в священные одежды первостатейного жреца, взяв в руки магический, благодетельно действующий жезл «гис-зида» и водрузив на голову такую же, как у небесных богов, тиару, украшенную рогатыми изображениями лунных серпов, он в сопровождении царицы и жрецов храма покинул свои роскошные покои и тронный зал дворца. Всесильный владыка земель Тигра и Евфрата медленно уходил в каменную темень узкого подземелья, а на груди его в свете смоляных факелов поблескивали подвески «знака божественного происхождения», самого драгоценного из ожерелий царской сокровищницы, — изогнутый серп Луны с солнечным кругом, рассеченным крестом, и восьмилучевой звездой Инанны-Венеры по сторонам. Эти символы-обереги величайших богов Вселенной — Сина, Шамаша и Инанны — призваны были охранить господина Страны «черноголовых» от напастей, которые ожидали его в созданных руками людей на Земле залах потусторонней Страны без возврата. Там ему, воплощению не только бога Луны, но и всей Вселенной, предстояло в течение двух ночей (пока в Небе отсутствовал серп Луны) с ожесточением сражаться со злыми духами, а победив их, сочетаться в священном браке с царицей, живым воплощением на Земле блистающей красотой вечерней и утренней звезды Инанны, богини-матери, богини-девы, убийцы, возлюбленной, невесты и жены Сина, т. е. самого государя. На голове «Госпожи Неба» кущей многолистного дерева светло переливался в полутьме подземного склепа причудливый головной убор.

Смерть господствовала и справляла свой кровавый пир не только в Преисподней, но и всюду — на Небе и Земле, покинутых богами, а также их земными божественными двойниками — царем и царицей. Расстался с жизнью в сполохах утренней зари страдающий лунный бог Син, а вечером того же дня, когда на западном небосклоне после часа сумерек появились 7 звезд Мулмул, Плеяд, на жертвенном столе жрецов затрепетала под ударами секиры обитательница водной стихии «лунная рыба». Смертная участь поджидала и козла, привязанного к священному дереву, взращенному жрецами у храма. Тут же воздвигали жертвенный стол с вертикально установленной на нем секирой, предназначенной для искупительного убиения земной жертвы.

Между тем в залах надземной части храма два дня продолжались культовые церемонии, посвященные великому богу Белу-Мардуку. Его, схваченного накануне, сначала судили, а затем подвергли жестокому бичеванию, вслед за чем последовала мучительная смерть. Жрицы омыли в водах тело мертвого бога, облитое струями крови, которые пролились из пораженного копьем сердца. Они готовились теперь с плачем и слезами унести божество «в гору» храма, чтобы заботу об умершем приняла на себя сама богиня-мать. Оплакивание его продолжит она, и скорбные слезы ее будут истекать из божественных очей, пока не свершится чудо воскрешения.

Однако оно, это небесное чудо, произойдет не раньше чем через три дня после смерти лунного серпа. Каждый из жрецов зиккурата, а в особенности те, кто находился в эту третью ночь на верхней площадке храма, откуда велись наблюдения за вещими знамениями Неба, твердо знал главный завет смерти лунного бога Сина: «Три дня он покоится мертвым на небесах. Покоится ли он четыре дня на небесах? Нет, никогда он не покоится четвертый день!» Это означало, что Луна никогда не исчезнет с Неба более чем на три дня.

Так повелось с тех незапамятных времен, когда против древних богов-чудовищ — «изначального» прародителя океана Апсу и его детей Мумму и Тиамат — восстали порожденные Тиамат молодые боги Анну, Эа и их сын Мардук. Если не вспомнить о том изначальном состоянии мира, то ничего не поймешь и в происходящем теперь: зачем вдруг Великий царь отправился в подземное святилище «Страны без возврата», для чего он вступил там в сражение с некими врагами, почему с таким нетерпением ожидала исхода этого боя Страна черноголовых, будто он в глубине Земли решал судьбу всего сущего, и почему, наконец, там, в подземелье, владыка Земли должен сочетаться священным браком с царицей. Не обратившись к минувшему, не уяснишь содержания настенных росписей, барельефов и скульптур, украшающих залы храма и дворца, а также смысла картинных оттисков печатей на глиняных листах текстов священных книг. Иначе не понять, почему и без того усердные в наблюдениях за Небом жрецы зиккурата с особым старанием и многократно перепроверяя друг друга вглядывались до боли в глазах в полоску горизонта на западе.

Уйдем же в прошлое, к чудовищно далеко отстоящей от современности эпохе безвременья (ибо нечем тогда было измерять время), когда, «воды свои совместно мешая», боги-чудовища упрямо поддерживали состояние первозданного Хаоса. Настала, однако, пора, и юные потомки их, создав для себя жен, порешили внести, наконец, в мир должную гармонию и порядок. Вначале казалось, что новому поколению богов не составит труда расправиться с дряхлыми прародителями-чудовищами — бог Эа убил Апсу, а затем и Мумму. Вот тогда-то к решительному сражению начал готовиться чудовищный дракон — богиня Хаоса Тиамат, которая решила, что пришла ее пора владычествовать во Вселенной. Готовясь поглотить ее всю без остатка вместе с дерзкими претендентами на власть над миром, Тиамат создала себе в помощь 11 монстров — бешеных псов со многими головами, быков и птиц с головами людей, острозубых змей, у которых в жилах вместо крови тек яд, людей с головами воронов, драконов, человеко-скорпионов и рыбо-людей. Все это внушающее ужас воинство возглавило чудовище Кинг, которому Тиамат доверила главное свое сокровище — «Скрижали Судеб» мира Хаоса.

Перепуганные натиском чудовищ новоявленные устроители Вселенной не знали, как избежать смерти. Каждый опасался вступить в сражение, и лишь самый юный из богов, Мардук, решился на бой с воинством Кинга и с самой Тиамат. Однако, здраво поразмыслив, он решил, что плата ему в случае победы должна быть достойной. Каждый жрец семиступенчатого храма-зиккурата знал дословно завещанный предками священный гимн «Энума Элиш», «Когда вверху», в котором сохранена для памяти черноголовым обитателям берегов Тигра и Евфрата речь Мардука на совете богов:

Поскольку у его перепуганных родителей Анну и Эа и прочих богов второго поколения выхода не было, то они, согласившись на условия Мардука, передали ему знаки высшей власти — трон и скипетр, а также вручили оружие, коим предстояло сокрушить дракона. Можно представить, в сколь отчаянном положении оказались тогда Анну и Эа, ибо кто же из воистину великих при иных обстоятельствах мог по собственной воле отказаться от самого соблазнительного, что есть для богов на белом свете, — уверенно лепить весь мир по своему усмотрению, а создав его по желанному образцу, безраздельно господствовать в нем. Боги напутствовали отчаянного смельчака такими словами:

Мардук подготовился во всеоружии встретить владычицу Хаоса. Он наполнил свое тело огненным пламенем, облачился в одежду ужаса, голову увенчал шлемом «Гибельный Блеск», привесил на пояс лук и колчан, в одну руку взял топор, а другой перед собою выставил молнию. И еще он сплел сеть, предполагая запутать в нее Тиамат. Ветры поддерживали ее на весу. Сам Мардук взошел на боевую колесницу. Соратниками юного бога стали созданные им Злой Ветер, Стремительный Вихрь, Страшная Буря, Злой Ураган, Четвероветер, Семероветер, Потоп, а также четыре упряжки — Губитель, Беспощадный, Затопляющий и Летящий. Итак, силы оказались уравновешенными — 11 чудовищам во главе с Тиамат противостояли Мардук и 11 его помощников. Дюжина воителей старых пошла на дюжину воителей новых.

Вначале, как и полагается, сразились предводители воинств. На дерзкий вызов Мардука: «Выходи! Мы будем сражаться!» — Тиамат, обезумев от злости, дико взревела, ноги ее задрожали от ярости, а пасть начала изрыгать с огнем проклятья и заклинания. Но когда соперники за право владычествовать над миром «для сражения сблизились», Мардук оказался изворотливее. Он простер над Тиамат сеть, а затем, пустив вперед «Стремительный Вихрь», до поры державшийся сзади, запутал в ней врага. Чудовище-дракон раскрыла огромную пасть, пытаясь проглотить Мардука, но он загнал ей внутрь Бурю, которая стала сжимать ее сердце и не давала сомкнуть челюсти. И наконец, пронзив тело Тиамат стрелами, выпущенными из лука, Мардук без опаски проник в утробу смертельно пораженного дракона и разрезал сердце:

Череп Тиамат Мардук разрубил мечом, а затем вскрыл жилы и повелел Северному Ветру удалить кровь чудовища в места потаенные, чтобы оно не смогло возродиться. Опутанное сетями, погибло и воинство Тиамат, а Скрижали Судеб, отобранные у Кинга, Мардук скрепил как знаком собственности своей печатью и спрятал на груди.

Все рассказанное — лишь прелюдия к последующим грандиозным событиям, что обусловили появление того мира, в котором жили теперь черноголовые люди. Победитель Мардук в полной мере воспользовался счастливо предоставленным ему волею тяжких обстоятельств правом переустраивать Вселенную с тем, чтобы она стала прекрасной в гармонии и устойчивой в жизненности. Для этого следовало прежде всего соорудить главные структурные части мира — Небо и Землю.

Мардук не стал затруднять себя долгими поисками подходящих «строительных материалов»: разрубив богатырским мечом распростертую у ног бездыханную Тиамат, он поднял одну часть тела вверх, превратив ее в небесный купол, «с зенитом в сердце его», а другую определил быть земною твердью. Так и стоит она с тех пор как перевернутая вверх дном, неохватная единым взглядом круглая чаша или, лучше сказать, лодка куфу с запрятанной внутри нее пещерой, «Страной без возврата», обителью мрака и смерти.

Небо, полое полушарие из твердых пород драгоценных камней, доступное взору людей лишь нижним слоем, было передано Мардуком во владение Анну; Землею стал по его воле владеть Энлиль, а водами заведовать — мудрый Эа. На слегка выгнутой поверхности Земли Мардук создал сушу, реки и моря, взрастил растения. Из крови и костей воинства Тиамат, перемешанных с глиной, он вылепил разных животных. Тогда же были сотворены и люди. По совету Эа Мардук создал их из смеси глины, костей и крови, выпущенной из связанного, осужденного и приговоренного богами к смерти Кинга, бывшего владетеля «Скрижалей Судеб». Человеку была определена судьба трудиться, возделывая на Земле злаки, ухаживая за скотом и занимаясь ловлей рыбы. Боги же велением Мардука и в соответствии с их желаниями освобождались от труда. Им предстояло лишь отдыхать да принимать в качестве пропитания те жертвы, которые приносили на культовые алтари «черноголовые».

Для того чтобы обезопасить обитающих на тверди земной от потопов водного Хаоса, Мардук отделил выкованным из меди куполом «нижние воды» от небесного потока, который по глубокому рву в вечном круговороте стал обтекать Землю вокруг, как бы впадая сам в себя. За рвом устроитель мира соорудил прочную стену из островерхих гор. Они стали служить падежной опорой для Неба, края которого, закрепленные для прочности колышками, соприкасались с горами где-то там, в неведомом смертным далеком далеке, за бескрайним горизонтом. Стена ограждалась от «вод» высоким и широким валом. Священной мировой горой поднялась в центре созданной Мардуком Вселенной Земля. На окраине ее располагалась таинственная пещера с двумя входами-выходами, обращенными в разные стороны.

Затем Мардук приступил к сотворению «стоянок для великих богов» — божественных по красоте и совершенству светил, пути которых в Небе призваны были исключить блуждания при странствиях и «чтобы никто не ошибался в выборе дорог жизни». Среди светил несравнимую значимость сразу же приобрело переменчивое в ликах небесное чудо — Луна, которая велением творца появилась на небосклоне ранее самого Солнца. Первое во Вселенной светило, которое вскоре засияло в погруженном во мрак мире, стало называться «Красой небес», «Небесным кругом», «Царем богов», коему «царство небесное вручено», «Испускающим лучи теленком» или «Молодым быком с сияющими рогами, что пасется на небесах». Одна, светлая сторона диска Луны по замыслу Мардука олицетворяла собою жизнь, а другая, темная, стала пугающим знаком разрушения и смерти. Так Луна в образе Сина, «великолепием своим озаряющего небеса», «шествующего по высокому небу, испуская лучи», стала божеством, воплощающим в себе одновременно жизнь и смерть.

Ни у кого из смертных на Земле не возникало сомнения в том, что Луна действительно живое существо: она двигалась по небосклону, то чуть ускоряя свой бег, то в той же степени замедляя его, и при этом постоянно меняла обличье, вырастая от тонкого серпа до полного диска, а затем, напротив, уменьшаясь до серпа. Да и когда «Господин полного сияния», Луна, «расточая лучистое сияние», становилась на три дня круглой, то размеры диска не всегда оставались одинаковыми, а чуть колебались по величине. Ясно, что только живое существо могло обладать переменчивостью, наглядной для каждого, кто создан из глины, крови и костей Кинга. Что касается возможности смерти Сина, то в том также нетрудно было убедиться любому: Мардук сделал так, что светлый серп Луны, становясь все более узким, однажды совсем исчезал на востоке с небосклона на один, два или три дня. Даже не обладая особой проницательностью, можно понять — Луна исчезала с глаз потому, что умирала, т. е. уходила в Страну без возврата. Но из всех качеств, приданных Мардуком Луне как живому существу, лишь одно могло поразить и навести смертных на многозначительные раздумья — она не умирала навсегда, что непременно случалось с людьми на Земле. Воскресший Син через определенное время покидал Страну без возврата и вновь появлялся в небесах, но уже на западе и обязательно в образе молодого месяца!

Такие пристрастия к удивительным метаморфозам, приданные Луне, объяснялись желанием Мардука сотворить не простое божественное светило, которому предназначалось освещать Землю в темную пору, а, умирая и возрождаясь, обнадеживающе намекать человеку на вечность жизни. Как считали черноголовые, великий бог-созидатель сделал Сина столь последовательно и регулярно переменчивым в ликах еще и затем, чтобы люди могли вести, обращая свои робкие взоры к Небу, учет дням и знать, когда следует в смиренном почитании приносить жертвенную пищу своему владыке и покровителю, что в конечном счете и обеспечивало им в будущем как награду за благоверную жизнь бессмертие. «Энума Элиш» повествует, что Мардук действительно отдал во владение Луне темную ночь, и холодное светило стало тем божеством, которому предназначалось не только нести людям свет во мраке, но и помогать учитывать число дней:

Той же животворной волею Мардука появилось в Небе рожденное Луной на востоке ослепительно яркое Солнце, которое, затмевая блеском ночное светило, стало господствовать над Землей днем. Так владыка мира поделил время на солнечное (дневное) и лунное (ночное). Вместе день и ночь образовали сутки, разделяемые на 4 части по 6 часов. Это по завершении каждой из них жрецы храма, наливая в клепсидры, водяные часы, очередную порцию жидкости, громогласно оповещали людей о шагах времени любого дня. Солнце стало образом божества Шамаша, который даровал людям свет, огонь, жару и «рассеивал сырые тучи». В том, что Солнце — живое существо, тоже никто не мог усомниться: оно рождалось ежесуточно над окраиной Земли, появляясь на востоке из ворот пещеры, созданной Мардуком на окраине Вселенной, а затем, разгораясь, медленно плыло по небосклону полукружием пути, пока, затухая, не скрывалось в конце дня за горизонтом, открыв ворота в пещеру противоположной, западной стороны мира, откуда, однако, рождаясь каждый месяц, выходил Син.

В отличие от Сина Шамаш «умирал» не после месяца жизни, а ежедневно, но всего лишь после ночи пребывания в «Стране без возврата», обновленный, вновь появлялся в Небе. Пещера окраины Вселенной с ее меняющимися по назначению выходом и входом, откуда выплывали и куда скрывались Луна и Солнце, была, стало быть, преддверием страшной Страны без возврата, мира мертвых.

Дни и ночи в бесконечной череде восходов и заходов божественных светил Сина и Шамаша образовывали вместе год. Это мудрый Мардук строго определил как точную продолжительность его в днях, так и подразделение на дюжину месяцев, подходящих для удобного по Луне и Солнцу счета времени:

Месяцы эти назывались так: нисанну (март — апрель); ияру (апрель — май); сивану (май — июнь); таммузу (июнь — июль); абу (июль — август); улулу (август — сентябрь); тишриту (сентябрь — октябрь); варах-самну (октябрь-ноябрь); кислиму (ноябрь — декабрь); тебету (декабрь-январь); шабату (январь — февраль); аддару (февраль-март).

С незапамятных времен на берегах Тигра и Евфрата «твердый год» по Луне составлял 354 дня. Он подразделялся, как и предписывал Мардук, на 12 лунных месяцев, количество дней в которых последовательно чередовалось, включая то 29, то 30 суток, что как раз и позволяло жрецам зиккурата начинать отсчет их в каждом месяце с момента, близкого появлению в небе вновь народившегося в виде серпа юного Сина, который накануне покидал Страну без возврата.

Солнечный год состоял вначале из 360 суток по 30 дней в каждом из его 12 месяцев, а сами месяцы разделялись на 3 декады или 6 пентад каждый. Со временем, однако, жрецы довели количество дней в солнечном году до 365, но, как и их собратья по делам небесным с берегов Хапи, не пожелали по причине неких соображений принять в расчет день високоса. Нетрудно, однако, теперь предугадать, к чему приводил счет времени по Луне, если год ее оказался по прихоти Мардука столь заметно укороченным по сравнению с любым из вариантов годов солнечных. Приходила пора, и Сип переставал соответствующими месяцами своими определять точные границы сезонов. И вот тут-то каждый может оценить, насколько предусмотрительным был Мардук как в мелочах, так и в самом важном, продумывая гармонию Вселенной: когда и что следовало в таких случаях делать жрецам зиккурата, им подсказывали специально созданные для этой цели мудрым творцом мира три звезды, приставленные как указатели к дюжине лунных месяцев.

Он им

Каждая из звезд, а вернее, созвездий, восходы которых возвещали начало лета или зимы, наступление засухи или времени бурь, обладала характерными приметами, а наименования им были даны по названиям животных, птиц и богов[11]. Создавались они, по всей видимости, из останков трех убитых Эа и Мардуком богов хаоса — Апсу, Мумму и все той же Тиамат. Что касается предназначений созвездий, то по этим, попросту говоря, небесным знамениям жрецы определяли, когда следовало дополнять лунный год добавочным месяцем, чтобы подравнять течение времени Сипа и Шамаша. Так что лунный год Мардука был, на деле, не так уж «тверд», как уверяет «Энума Элиш». Не отличался «твердостью» и солнечный год в 360 дней. Через шесть таких лет жрецам приходилось добавлять в копилку времени недобранный из-за потерь дополнительный месяц. Не следует, однако, сетовать на Мардука, что и при таких добавках копилка не наполнялась в должной мере. Виной тому, как и с годом в 365 дней, были превосходно ведомые жрецам зиккурата соображения, о которых речь впереди.

Дело, между тем, не ограничилось созданием всего лишь трех представляющих смену сезонов созвездий. Мардук, который одушевил движением (а значит, и жизнью) Луну и Солнце, позаботился также о том, чтобы Син и Шамаш, прокладывая свои «борозды-пути» по водным путям небосвода, могли ступать по тверди и находить пристанища для отдыха. Во исполнение задуманного творец Вселенной разместил в небесах, на дорогах странствий Луны и Солнца, «гать», или «дома», представляющие собой примечательные фигурные скопления звезд. Места их «стоянок» определялись Мардуком раз и навсегда и не подлежали изменениям во избежание столкновений светил.

Угроза такая не исключалась, ибо велики были ежедневные «зи ша» Сина, «шаги жизни» Луны, и ей нужен всего лишь месяц, чтобы, завершив свой бег по кругу звездных домов, возвратиться к тому из них, из которого она вышла при рождении на западе. А всего таких домов у Сина было 28, и последний из них размещался на востоке, где перед рождением-восходом Шамаша Син умирал на окрашенном утренней зарей небосклоне. Луна, вне сомнения, была живым существом, поскольку не только совершала свои еженощные зи ша самостоятельно, но и, насколько можно заметить, то вдруг убыстряла их, то замедляла, а полный круг лика Сина становился при этом то больше, то меньше.

Значительно меньшими по размеру выглядели на «небесной борозде» зи ша Шамаша, и потому божеству Солнца требовались все дни года, чтобы, завершив обход своих звездных домов, вновь возвратиться к тому, из которого оно начало свое путешествие. Неторопливый Шамаш стал по воле Мардука обладателем 12 светящихся детей ночи (домов). Число их, соответствующее количеству месяцев в году, возможно, подсказывает, что «строительным материалом» для них послужили 12 убитых чудовищ — Кинг и остальные из его ужасного воинства, противостоявшие юному Мардуку. Перемешав с глиной их кости и кровь, забросил Мардук их на Небо, и они стали в образе звероподобных божеств домами для Шамаша. В каждом из них Солнце пребывало месяц, в течение которого оно, очевидно, не столько набиралось сил, сколько, борясь, поражало соответствующего месяцу монстра, как во времена оны Мардук побеждал его же, добиваясь права на устройство гармоничной Вселенной.

Так в течение бесконечной череды лет по мере ежегодного прохождения Шамаша по 12 звездным домам в небесах разыгрывались одни и те же события, сменяющиеся в одной и той же последовательности. Они неустанно по ходу времени напоминали черноголовым захватывающий по напряженности коллизий акт космической драмы, предшествующий сценам сотворения Мардуком новой Вселенной. Какие действия следовало при этом совершать на Земле черноголовым, работая в поле по уходу за злаками, на пастбищах, питая зеленью скот, на охоте и при рыбной ловле, отмечая рождение, свадьбу и смерть, подсказывали жрецы зиккурата, которые следили за знамениями Неба. По каждому подобающей важности случаю приносились искупительные жертвы, вершились торжественные ритуалы и культовые действа.

Когда жрецы желали познать большие подробности обстоятельств жизни Шамаша во вращающемся колесе звездных домов небосвода, то они усматривали в них втрое большее количество строений — 36 созвездий. Каждое из них определяло местопребывание солнечного божества в течение декады. Но эти созвездия — не деканы бритоголовых жрецов страны Хапи, ибо они отмечали не ночные часы, а периоды прохождения Солнца по небесной борозде, т. е. по эклиптике. Зона же деканов размещалась на Небе южнее дороги Шамаша. Значит, 36 созвездий позволяли представить в больших деталях и подробностях противоборство с монстром Шамаша, игравшего в «звездном театре» Неба роль самого великого Мардука.

Син, путешествуя по 28 домам, тоже разыгрывал свою драму. В части домов он рос, набираясь сил и красоты, пока не принимал вид диска; в других, очевидно враждебных, угасал, отдавая звероподобному врагу доля за долей части своего светлого лика, пока, наконец, не наступала смерть.

Но опасность могла подстерегать Луну и тогда, когда она находилась в зените могущества — становилась идеально круглой. Порой красноватый сумрак набегал на светлое лицо Сина, как тень Страны без возврата, края смерти. Та же угроза вечно преследовала и Шамаша, когда на лик его средь бела дня вдруг начинал наплывать черный диск, и тогда в Небе открывалась дыра в черноту тьмы Страны без возврата. Именно в те мгновения на месте Солнца в Небе в сумраке потемневшего дня появлялся вдруг как раз тот самый звездный дом, в котором этот месяц находился Шамаш.

Значит, монстр, заброшенный в Небо Мардуком, был в действительности совсем не мертв, а борьба с ним солнечного бога Шамаша отнюдь не всегда могла окончиться победой? Да, затмение лика Шамаша, как и Сина, означало, что звездный дракон, сопротивляясь, стал одолевать божества, созданные Мардуком ради гармонии мира, и приготовился проглотить их. Случись такое — и прекрасный мир вернулся бы вновь ко временам Хаоса с его богами Апсу, Мумму и Тиамат. Но на то и поставлены для службы светлым богам Вселенной жрецы зиккурата, чтобы, предвидя опасный ход событий, вовремя принять должные меры! Тогда на Земле черноголовые создания Мардука во имя искупления убивали тех, в ком воплощалось злое на Небе, и оно там, наверху, отступало перед вновь окрепшими в силах Шамашем и Сином. Черноголовые из простолюдинов по призыву жрецов шумом и криками помогали своим небесным владыкам побороть зло.

Солнце, как и Луна, подтверждало свою одухотворенность — оно делало зи ша меж звезд с разной степенью торопливости. Когда наступала весенняя и летняя пора (нисану — таммузу, т. е. с марта по июнь), то Шамаш, передвигаясь в своих заходах и восходах к северу, чуть замедлял ход, будто любуясь возрождением и расцветом всего живого на Земле. Зато когда наступала поздняя осень и зима (варах-самну — шабату, т. е. ноябрь — февраль) и жизнь в природе замирала, то Шамаш, скатываясь в восходах все далее к югу, чуть быстрее переходил из одного звездного скопления в другое, будто стремился поскорее миновать малоприятный отрезок небесной борозды.

Звездный пояс, или колесо домов, в сущности, определяли место глубокого рва, впадающего в себя и загнанного в русло хаотического водного потока. Поэтому Луна и Солнце воспринимались порой при наблюдениях их жрецами с Земли как своего рода пловцы, которые путешествуют по волнам усмиренного Хаоса, переходя из лодки в лодку — 28, 12 или 36 звездных скоплений. Лодки, или барки, то убыстряли свой ход, то замедляли его. При таком восприятии этой части Вселенной Шамаш и Син, оказываясь на барках в пределах очередных звездных домов, вступали в сражение с живыми обитателями водного потока. Само собой, вселенские потопы (весенние разливы рек), подобно затмениям, понимались черноголовыми как знак угрозы поражения божества и возврата мира к дисгармонии изначальных времен (небесная река стремилась прорвать сковывающий ее ров и погрузить благоустроенную Мардуком Вселенную в пучину водного Хаоса).

Самыми, однако, своенравными созданиями Мардука стали «строптивые овцы», отделившиеся от «большого стада» неподвижных звезд, а иначе говоря — «блуждающие звезды», пять планет, которые лучисто сияли в Небе оттенками красного, зеленого и голубого света в тех же границах борозды, пропаханной движением Солнца. Боги и богини, воплощенные в блуждающих звездах, вели свой ритмичный танец-хоровод на фоне созвездий-домов небесной реки. Они то плавно, то быстрее ступали в направлении движения небесного свода, то против или наискось его движению, то останавливались, словно бы в раздумье, а затем, развернувшись и описав в Небе дугу, начинали двигаться в противоположную сторону, пока не наступал очередной тур изощренных танцевальных па. Каждый в этом хороводе блистал красотой и отличался, как всякое живое существо, только ему присущим характером: зловеще красноватый Ниндар (Марс) был злым и сердитым; победитель драконов и змей Ниргал (Сатурн) — степенным и важным; воплощение силы, господства и света Мардук (Юпитер) — величавым в блеске; посланец богов Набу, или Бебо (Меркурий), представлял собой существо крайне непоседливое из-за живости движений и прыгучести.

Самой совершенной выглядела, однако, божественная «царица Неба», «сияющая восемью лучами», «воительница», «владычица победы» и убийца, «богиня любви», возлюбленная и жена Сина, но одновременно и порождающая его мать Инанна (Венера). Она то удалялась от Шамаша и тогда сверкала в его животворных лучах драгоценной жемчужиной ночного Неба, то, при сближении, будто купаясь, утопала в них и исчезала с небосклона. Случалось, что рядом с прекрасной Инанной оказывался на востоке Син, серп умирающего месяца, и в те дни она как бы подталкивала лунного бога к его смертному пути. Но, согласно мудрым замыслам Мардука, она же, красавица Инанна, могла также появиться на западе, где после нескольких дней отсутствия в той же части Неба появлялся серп новорожденного Сина. Звездная богиня благословляла тогда своего возлюбленного живительными лучами в самом начале короткого (всего в месяц!) жизненного пути лунного бога.

Чудесным свойством наделил Мардук царицу Неба: она, появившись в той части небосвода, где восходил Шамаш, украшала звездный купол в течение 8 месяцев и 5 дней, а затем исчезала на 3 месяца, чтобы засверкать там, где Шамаш заходил. Снова Инанна сияла в небесах те же 8 месяцев и 5 дней, пока не скрывалась за горизонтом. На сей раз, однако, расставание с Небом продолжалось лишь 7 дней, и опять она сияла своей красотой в той стороне, где из мрака пещеры выплывало новорожденное Солнце, но где также готовился к смерти божественный Син.

В Небе и в Стране без возврата в ритмичной временной гармонии разыгрывались события, в которых Инанна и Син были главными действующими лицами. Но лишь посвященные в тайны их жизни понимали суть происходящего. Так, лишь жрецы зиккурата знали, что побуждало повелительницу Неба Инанну, сияющую на западном небосклоне, вдруг исчезнуть с глаз черноголовых и сойти в Страну без возврата на 7 дней. Нет, она не умирала, а шла «по велению сердца» в Кур, подземное царство своей сестры — владычицы магического жезла Эрешкигаль, богини смерти и мрака, чтобы стать царицей потустороннего мира. Недаром Инанна, вопреки неукоснительным правилам, отправилась туда не обнаженной, а облачившись в роскошную царскую палу с драгоценным поясом, обхватив волосы «повязкой светлой одеянья владычиц», водрузив на голову «тиару светлую, корону приветную» шугур, надев на шею сверкающее ожерелье, а на руки браслеты, прикрепив к мочкам ушей серьги. Она не желала идти туда, как все, босой, а надела на ноги сандалии. Поскольку неотразимой должна быть ее красота и там, в Стране без возврата, Инанна обвела свои прекрасные глаза притиранием, которое называлось «пусть придет, пусть он придет», умастила тело благовониями из сосуда бур, а кольца восхитительных волос уложила на лбу локонами.

Все это она делала нарочито, ибо должна была знать, что каждое из предпринятых действий грозило ей в последующем бедой — не следовало, отправляясь в Кур, надевать чистые одежды, поскольку, завидев такое, служители Страны без возврата должны наброситься на нее как на врага; не следовало умащиваться благовониями, ибо служители могли сбежаться на запах; не стоило надевать на ноги сандалии и громко разговаривать. Чтобы избежать погибели, Инанна «семь божественных законов привязала сбоку, собрала все божественные законы и взяла их в руки». Понимая, что поход в обитель мрака может окончиться печально, Инанна дала наказ своему советнику Ниншубуру оплакивать себя в случае, если она не появится на Небе через 3 дня, а затем умолять богов вызволить ее из плена смерти:

Мрачные предчувствия не обманули Инанну. Когда она, опустившись в Кур, оказалась перед лазуритовым дворцом Эрешкигаль, то главный страж ворот Нети на требование Инанны: «Открой дворец, привратник, открой!.. К единой моей да я войду!» — задал вопрос: «Кто же ты, кто?»

На гордый ответ: «Я — звезда солнечного восхода!» — удивленный видом богини и недоумевающий о причине появления ее в краю мертвых, Нети произнес такие предостерегающие слова:

Инанна, однако, продолжала упрямо стоять на своем, и Нети с разрешения своей владычицы Эрешкигаль пропустил звезду солнечного восхода, по, согласно повелению хозяйки, повел богиню Неба через семь адских ворот. Проход же через них обусловливался обязательной потерей часть за частью всего надетого на Инанне и призванного защитить ее от смерти. Напрасно она протестовала в бурном негодовании. Привратник, бесстрастно снимая с нее перед первыми воротами шугур, повелел далее не произносить ни слова:

Так, минуя в течение трех дней одни ворота за другими, она лишилась повязки, пояса, ожерелья, браслетов, оберегающих ее божественных законов, и, наконец, когда перед последними воротами привратник снял с нее палу, Инанна переступила порог лазуритового дворца совсем обнаженной, а значит, и беззащитной. Восседающая на троне богиня смерти Эрешкигаль повелела семи судьям Кура возвестить подобающий приговор той, которая вознамерилась завладеть ее царством. «Взгляд смерти» — сонм болезней бросили они на жалкую согбенную и нагую царицу Неба и, жестоко умертвив ее, повесили на крюк. Но и Эрешкигаль не миновала беда. Она тяжело заболела.

Отсутствие Инанны в небесах после 3 дней означало, что она погибла в Стране без возврата, и тогда, согласно ее указаниям, «на холмах погребальных заплакали о ней». Однако просьбы богам помочь Звезде солнечного восхода долго оставались тщетными, пока мудрый Эа, выслушав призывы, не воскликнул в сочувственной горести:

Он создал два существа и, вручив им «пищу жизни» и «питие жизни», отправил в Страну без возврата. Посланцы Эа помогли Эрешкигаль избавиться от ее недугов, а в награду потребовали отдать им «тело, подвешенное на крюке». Получив тело, существа окропили его «питием жизни» и умастили «пищей жизни». Но воскресшая Инанна могла покинуть Кур лишь при одном суровом условии страны смерти: после возвращения на Небо ей следовало отправить в Преисподнюю равноценную себе замену.

На пятый день пребывания в Стране без возврата Инанна в сопровождении демонов Эрешкигаль отправилась в обратный путь и за 3 дня вновь прошла 7 ворот ада, получая отнятые ранее палу, пояс, украшения и 7 божественных законов. После прохода седьмых ворот Инанна обрела наконец «повязку светлую одеянья владычиц», а также «корону приветную» шугур.

И вот, как это происходит в Небе до сих пор, после исхода седьмого дня вновь вспыхнула на востоке, предваряя появление Шамаша, Звезда солнечного восхода.

Только посвященные в тайны законов Неба знали, почему Инанна, согласно порядкам, заведенным Мардуком, исчезнув на западе, появлялась на востоке ровно через 7 дней! Но те, кому дано познать сокровенное, знали также и о том, кем пришлось пожертвовать воительнице за свою тщеславную и дерзкую попытку владычествовать в Стране без возврата. Она, угнетенная и разгневанная неудачей, выдала на растерзание демонам Эрешкигаль своего мужа — лунного бога Сина, который тут же на востоке, облачившись в царские одеяния и восседая на троне, радостно встречал прекрасную царицу Неба, преодолевшую напасти Кура. Но, увы!

Напрасно, пораженный жестокостью самолюбивой Инанны, взывал он к Солнцу:

Солнце не осталось безучастным и стало менять светом лучей своих обличье Луны. Горной змеей скользил меж гор перепуганный и «позеленевший» в рыданиях Син, стремительно возносился он вверх, словно ястреб. Но напрасно — никогда не сможет спастись лунный серп, если оказывается он в том месте, где восходит Шамаш и где появляется после семи дней отсутствия Инанна. Отроду так повелось, что нет Сину спасения на востоке, где изначально предписано ему Мардуком непременно принимать смерть. Демоны Эрешкигаль отыскали спрятавшегося в «священной овчарне» (созвездие-дом?) Сина, насмерть зарубили его медными топорами, искололи ножами, крючьями и шильями, а затем уволокли в Страну без возврата, куда Инанна его вместо себя «заменою отдала».

Но жрецы знали: когда Инанна исчезала на три месяца в Стране без возврата, Син благодаря ей обретал новую жизнь. Трижды за это время богиня вступала в брак со своим супругом, который, умирая, принимал в эти три месяца облик трех служителей Кура — Человека двери, Человека подземной реки и Перевозчика. И все это делалось для того, чтобы, оставив трех рожденных в Преисподней детей в качестве положенной для Страны без возврата замены, позволить выйти из нее лунному богу Сину.

Когда же Инанна после трех месяцев отсутствия вновь появлялась в Небе, но уже на западном небосклоне, то виделась жрецам богиней-матерью, ибо только в том месте всегда появлялся серп новорожденного Сина, но никогда он в тех местах не умирал.

По той же причине она там представлялась в третьей своей ипостаси — его возлюбленной и жены.

Инанна вновь облачалась здесь в благородную царскую палу и «тиару светлую», украшалась с ног до головы всевозможными драгоценностями из золота, серебра и многоцветных камней, очи ее соблазнительно подкрашивались притиранием «пусть придет, пусть он придет», на шею надевалось лазуритовое ожерелье. Самая обольстительная из женщин Вселенной, как назовет ее вскоре жених, возлюбленный и супруг — лунный бог Син, исполняла теперь призывную песню любви:

Прекрасная, «как луч Луны», появилась Инанна перед Сином, и все ужасное было забыто и прощено:

Влюбленный жених и супруг, приглашая войти в свой «божественный дом», обещал возродившей его владычице Неба приготовить

Страстной в радостях любви стала встреча в небесах Владычицы стран и лунного бога:

Как разительно отличалась эта весенняя встреча возрожденного Сина и покинувшей преисподнюю Инанны на западе от той, что произошла при солнцевороте к осени и зиме на востоке, в краю, где ежедневно возвращался к жизни Шамаш, но умирал «заменою отданный» Син. Тогда Инанна обрекала на мучительную смерть лунного бога, а вместе с ним умирала природа. Зато теперь, когда, как и положено женщине, Инанна после 10 лунных месяцев (273 дней) даровала ему жизнь, а затем и пламенную любовь, эта встреча на пороге страны смерти становилась знаком к пробуждению на Земле всего живого, счастливым предзнаменованием черноголовым обильных плодов земных, многочисленного приплода в стадах, отягченных уловами сетей и удачной охоты.

Жрецам было бы нелегко следить за «главными управителями времен года»: переменчивым в ликах Сином, своенравной странницей Неба Инанной и степенным Шамашем, если бы не мудрость установлений Мардука. Согласовать их движения помогали как раз те самые соображения, которые, как и законы не менее мудрого Тота, предписывали жрецам Хапи в Египте считать солнечный год в 365 дней и ни на час более. При таком условии одинаковые явления, связанные с фазами Луны и периодами невидимости Инанны в течение 7 дней или 3 месяцев и, напротив, видимости ее в течение 8 месяцев и 5 дней, но с появлением то на востоке, то на западе, повторялись, в общем, синхронно через 8 лет. Жрецы на берегах Тигра и Евфрата знали повеление Мардука — за такие 8 лет 5 круговоротов должна совершать в небесах Инанна, Син же — рождаться 99 раз, и опять начало года в день весеннего равноденствия почти совпадало с первым появлением молодой Луны на западе!

Циклы лунных лет при согласовании их с солнечными могли быть разными. Так, если на берегах Хапи Тот предпочитал вести расчеты в пределах 25 лет, то здесь, в благодатных землях Двуречья, считалось более удобным производить их (решая заботы обыденные) во временных границах 27 лет. Однако никакой другой цикл не мог соперничать по красоте и многозначительности с периодом восьмилетия, ибо он лучше всего позволял раздумывать о сути происходящего на Небе и на Земле. Заботливый Мардук вразумил жрецов, и они знали, что нужно делать, чтобы восьмилетие Шамаша так согласовать с восьмилетием Сина, чтобы привести их в гармонию с пятью круговоротами прекрасной Инанны. Им следовало вставлять дополнительный 13-й месяц в году с интервалами в 3, 3 и 2 года (во 2, 5 и 8-й годы), а чтобы жрецы не запамятовали, когда следует слегка продлить год, сделав его «полным», Мардук продумал появление в Небе звездных знамений.

Как смотрелись они, какие события происходили затем и что предпринимали в соответствии с ними те, кто отвечал за счисление времени по Луне и Солнцу, предстоит узнать чуть позже, когда жрецы на вершине зиккурата увидят наконец на западе ожидаемое с нетерпением всеми черноголовыми. А пока, завершая рассказ о сотворении Мардуком Вселенной, самое время обратиться к его Году Бытия, еще более значительному по протяженности, чем Псовый год Сотис-Изиды многомудрого Тота.

Божественный год победителя Тиамат продолжался, подчиняясь тем же, что и на берегах Хапи, особенностям счисления времени по Солнцу, Луне и Венере, 1805 земных лет, а начало и окончание его знаменовались предваряющим появление на небосклоне Шамаша первым весенним восходом звезды Фамальгаут, мудрого повелителя вод и покровителя плодородия рыбовидного Эа, который держал в руках сосуд с бьющими из него струями «воды жизни». Они велением Мардука призваны были возвещать черноголовым приближение поры разлива Тигра и Евфрата. Роль точного указателя смены рубежей солнечных лет жрецы Мардука отводили не Сотис (Сириусу), а восходу в определенный день блистающей красы Неба Капеллы.

В космическом годе Мардука, как и в Годе Бытия Тота, также содержалась идея несопоставимости времени земного и небесного. Чтобы понять сказанное, следует разделить 1805 лет на 5, т. е. на число круговоротов Инанны, почти сопоставимых без остатка дней с восьмилетием, в котором каждый год состоял из 365 суток, а високос не брался в расчет. Полученный при этом результат (361) почти соответствует количеству суток в солнечном годе, а тем более году в 360 дней. Не менее примечательный итог получался при делении 1805 лет на 8, т. е. на количество лет в цикле счисления времени, призванном гармонично сопоставить «обстоятельства жизни» Луны, Солнца и Венеры, — число близкое к 225, т. е. продолжительности в сутках звездного (сидерического) года Инанны, иначе говоря, периоду обращения ее вокруг Шамаша (а не времени возвращения в ту же зону Неба относительно Солнца, что предпочитали отмечать жрецы в стране Хапи (584 суток), где Великий год длился 1460 лет!).

Эти различия в числе лет, определяющих продолжительность небесного года (1805 и 1460), и внимание к разным обстоятельствам жизни Изиды и Инанны (появление планеты Венеры в том же положении относительно Солнца через 584 дня и обращение ее вокруг дневного светила за 225 дней) знаменательны как показатель своеобразия расчетов течения времени, которыми руководствовались жрецы Тота и Мардука, и примечательной характерности их взглядов на мир. Единой, однако, при любом варианте оставалась все та же мысль о несопоставимости времени земного и космического, когда год Земли в масштабах гармоничной Вселенной воспринимался всего лишь днем; бренности бытия земного и значительности существования божественно небесного; никчемности черноголового человека и недосягаемого величия богов. На удивление схожим оказалось и пристрастие к выбору «календарного эндшпиля», когда «жертва» високосного дня при годе длительностью в 365 суток позволяла сочетать в гармонии жизнь Луны, Солнца, Венеры, а также звезд — провозвестников исключительных по значимости событий.

С созданием планет, обителей богов, во всех небожителей вдохнул жизнь великий Мардук. Воссозданная из мертвой Тиамат Вселенная наполнилась упорядоченным в разумности движением. Не удивительно поэтому, что и весь обновленный мир предстал перед изумленными очами старых, спасенных от гибели богов как некое единое, грандиозное в неохватности божество, воплощение самого Мардука, каждая часть которого проявляла очевидные признаки самостоятельности. Размещая свои города, поселки и храмы среди гор, рек и лесов, обитатели Двуречья стремились создать географически зеркальную копию структур Неба со всеми его светилами, а на Солнце и Луне усматривали города и области Ближнего Востока. Мир выглядел как многофигурная и фантастически узорчатая в разноцветье ткань Неба, основу которой составляли «борозды» путей Шамаша и Сина, а нити — трудно поддающиеся предсказаниям, полные, кажется, случайностей пути «блуждающих звезд» Набу — Меркурия, Инанны — Венеры, Ниндара — Марса, Мардука — Юпитера и Ниргала — Сатурна. Они нитями своих «борозд» пряли судьбу черноголовых Земли…

«…Во имя Бога Бела и богини Белтис, моей госпожи, предзнаменование», — благоговейно начертал жрец клиновидными знаками на глиняной плитке, покрытой сверху упругим темно-коричневым раствором, на котором письмена отпечатывались четко и ясно. Тонкая тростниковая палочка от легкого нажима пальцев оттискивала приостренным концом россыпь остроугольных фигур. Они густо лепились между параллельными линиями, тонкими как лезвие ножа, следами вдавлений нитей, с помощью которых поле «глиняного листа» предварительно графилось помощником на равные участки.

«В соответствии с волей богов Ану и Анту, да будет хорошо!» — появилась на табличке очередная строчка знаков, а затем последовали слова благопожелания о продлении дней жизни самого жреца за его богоугодный труд и о даровании за то же благополучения всему его потомству. После этого следовало напомнить всем, в чьи руки когда-нибудь попадет плитка, что лишь «знающий может показать табличку знающему, но не незнающему», да на всякий случай послать проклятие тому, кто осмелиться унести ее из храма. Сделав и такую предостерегающую запись, жрец отложил в сторону табличку, предназначенную для занесения в поле столбцов ее сведений о событиях, которые предстояло ему и его собратьям наблюдать в Небе грядущей ночью. Яркая вечерняя заря ушедшего в прошлое третьего дня месяца нисанну еще подсвечивала его купол рассеянными лучами Солнца настолько сильно, что, как ни всматривайся, заметить даже самое яркое из ночных светил все еще пока не удавалось.

Настали те немногие в нескончаемых бдениях на вершине зиккурата минуты, когда служители Мардука, препроводив взглядами краешек уходящего за горизонт Шамаша, могли, наконец, слегка перевести дух. Было от чего признаться в усталости даже самым безропотным труженикам во славу богов. Ведь весь завершающийся в тот день год, а в особенности последние его месяцы, не ведая отдыха, трудились жрецы, соблюдая особую тщательность в наблюдениях за светилами и в расчетах предзнаменований пути их движения. Но кто же удивится тому, узнав, что им предстояло узреть явления редчайшие и выдающиеся.

Поистине в неустанных хлопотах по делам небесным быстро течет время! Давно ли, кажется, перед восходом Солнца тщательно установленный шест для наблюдений показал, что «Грудь пантеры»[12] находится точно перед глазами того, кто стоит на вершине зиккурата, имея запад по правую руку, а восток — по левую. Звезды же сияли «в середине Неба», т. е. строго на юге, на нити небесного меридиана, а тем временем на востоке, как и предсказывалось жрецами, предваряя восход Солнца, впервые вспыхнули в небе звезды Мулмул, Плеяды, на западе же скрывались тогда за горизонт звезды зловещего в тускло-красноватом свете Скорпиона. И вот уже пролетело несколько месяцев, и сейчас, когда поутихнет полыхание вечерней зари, Мулмул вновь появятся в Небе, но теперь не на востоке, а на западе, где они с наступлением ранней весны начали готовиться к уходу за горизонт.

В ту часть Неба жрецы всматривались в нетерпеливом ожидании вот уже третий день месяца нисанну года, который теперь определяется как 712 год до нашей эры. Не момент последнего захода Мулмул волновал их, однако, все это время. И совсем не потому, что эти звезды по вечерам светились на небосводе на достаточно большой высоте над горизонтом, чтобы опасаться просмотреть то их исчезновение, после которого вечером следующего дня бесполезно ожидать, что они окажутся на небесном куполе. Жрецы высматривали явление в зоне Мулмул серпа новорожденного месяца, Сина, и его невесты, возлюбленной и супруги — божественной в красоте Инанны, которая три месяца назад внезапно исчезла в лучах Шамаша на востоке.

Лишь непосвященных в законы движения светил по Небу мог смутить тот факт, что уже третьи сутки продолжался месяц нисанну, с первым днем которого совпадал обычно Новый год, а между тем самые пышные в году празднества открытыми не объявлялись, как не провозглашались и торжества по случаю начала очередного в истории черноголовых божественного года продолжительностью в 1805 лет. Жрецы же, которые стояли у западной ограды верхней площадки зиккурата и, выставив вперед руки, смотрели в молчании в сторону заката, превосходно знали, отчего задерживалось начало празднества. Несовпадение первого нисанну с появлением Сина, исход которого из Страны без возврата определял в этот месяц начало нового года, означало, что грядущий год будет необычным. Ему предстояло быть полным, т. е. содержать не 12 лунных месяцев, а 13. Лишь тогда, когда серп месяца сверкал среди звезд Мулмул первого нисанну, а сами они находились поблизости от края западного горизонта, готовые вскоре исчезнуть с небосклона на много декад, в году следовало отсчитывать 12 месяцев. Недаром в глиняной книге сокровенных знаний о Небе сказано:

— Когда в первый день нисанну Луна и звезды Мулмул Стоят вместе, год обычный; когда на третий день Нисанну Луна и звезды Мулмул стоят вместе — год полный.

Уяснить это правило для жрецов зиккурата не составляло труда, поскольку при тщательных наблюдениях первого появления новорожденного Сина, который открывал в месяцах череду дней, нельзя было не заметить, что золотистый серп каждый раз появлялся в окружении нового сонма звезд. Созвездия, последовательно меняющиеся в течение года, как бы регулярно перемещались по кругу, давая сигналы о сезонных переменах, призывая жрецов при отставании календаря вводить дополнительный месяц, а земледельцев и скотоводов побуждая к началу или окончанию определенного вида работ. В качестве божественных знаков могли, при желании, восприниматься также созвездия, которые, предваряя восход Солнца, появлялись утром на восточном небосклоне. Однако около них Син не рождался, а, напротив, умирал. И те, и другие знаки позволяли жрецам согласовывать жизнь Сина и Шамаша на протяжении восьми лет, приводя их в гармонию с чередой сезонных изменений на Земле и с последовательностью хозяйственных забот черноголовых.

Протяжные крики жрецов с вершины «Горной выси», наблюдательной площадки зиккурата, возвестили стоявшим у подножия храма, что ожидаемое с таким нетерпением свершилось: на еще подсвеченном лучами зари Небе помимо Мулмул засверкал приостренными рожками тонкий серп Луны, а поблизости лучисто заискрилась светозарная в застенчивом сиянии планета. Хор служителей грянул приветственный гимн, разноголосо зазвучали инструменты оркестра, но все эти звуки потонули вскоре в восторженных криках толпы горожан, которые в экстазе радости провозглашали здравицы и благопожелания царю и царице. Владыки в сопровождении жреческой свиты показались в черном проеме входа в подземный храм Страны без возврата во всем блеске драгоценностей священных одеяний.

Как некогда при начале мира Мардук победил Тиамат и ее воинство, так и царь в подземелье сразил противостоящих ему злых духов Хаоса, обеспечивая тем самым и на последующее время стабильность гармоничного мира богов. Возрожденными появились на западном небосклоне у края ужасной Страны без возврата молодой Син и его супруга — прекрасная Инанна, возбуждая у землян мысль о неуничтожаемости жизни. Также, обновленные любовью, вышли из подземелья земные воплощения богов — царь и царица.

Нет, не напрасно лилась под секирами жрецов кровь жертвенных животных, призванных заменить в Стране без возврата тех, кто, преодолев напасти демонических сил, покинул ее. Величественными в жертвенности оказались и страдания Бела, которого мучительно истязали, а затем, убив, облили слезами. Смерть его стала залогом новой жизни Сина, возможности преодоления им с помощью богини-матери непреодолимого — мертвых оков Преисподней. Ликование охватило всю страну черноголовых. Это была несказанная радость победы жизни над смертью, осененной в темени новогодней ночи лучами Сина и Инанны.

Для земных владык, важных сановников и даже простолюдинов водяные часы начали отсчет времени великого праздника. Неусыпное бдение продолжалось всю ночь лишь в одном месте города — на верхней площадке зиккурата. Появление в небесах Луны и «богини любви» лишь прибавило труда жрецам-астрономам. Как только сверкнул на небосклоне золотистый серп, один из них подошел к большой глиняной плите, испещренной глубокими округлыми углублениями-лунками по числу дней в году. Лупки размещались блоками, каждый из которых определял месяц. Из второго углубления месяца нисанну рука жреца перенесла в третье в ряду его первой декады стерженек, изготовленный из кедрового дерева. Эта перестановка означала завершение второго и начало третьего дня нисанну, что в очередной раз подтверждало незыблемую в вечности истину — никогда Син не пребывает в Стране без возврата более трех дней, и отроду не бывало, чтобы он задержался в ней на четвертый день.

Перестановка кедрового колышка из одной лунки счетной календарной доски в другую — самое простое, что было сделано жрецами в ту ночь третьего нисанну. Тотчас они, не мешкая, обратились к табличке, на которую следовало занести сведения о времени и месте (звездном окружении) появления в Небе первого в новом году серпа народившегося месяца. Там же, в этом глиняном дневнике наблюдений, надо было отразить (ради уяснения грядущего) впечатление от характера его свечения, степени блеска и, конечно же, со всем тщанием замерив, записать видимый размер золотистого рога. Ведь весенняя пора примечательна тем, что серп Луны из-за изменения наклона борозды Неба к горизонту можно наблюдать, когда он находится на меньшем расстоянии от Солнца, чем осенью. Это обстоятельство отражалось как на размерах новорожденного Сина, так и на длительности периода, в течение которого он находился на небосклоне в первую ночь своего появления. С помощью водяных часов нужно было определить интервал времени между его заходом и исчезновением Солнца. Точное знание такого периода пригодится позже, а в самое ближайшее время — в середине и конце месяца, при решении задач весьма важных — когда наступит противостояние полной Луны и Солнца и когда следует ожидать исчезновения на очередные один-три дня умирающего Сина, предстоят или не предстоят в ближайшие декады затмения великих светил. Слова на лунной табличке писались приостренным концом тростниковой палочки, а числовые знаки — противоположным, округлым, отпечатки от которого при вертикальном положении получались круглыми, а при наклонном — эллипсовидными.

Уход за горизонт Сина и Инанны почти не убавил хлопот жрецам. На поверхности глиняных табличек предстояло еще занести сведения о пяти божественных планетах: как они светились, какое место среди звезд зодиака занимали, в какое время, предваряя восход Солнца, восходили или заходили, в каком направлении двигались, а если задерживались, перед тем как изменить путь, то где именно в звездном мире происходило такое событие.

Сами звезды, в особенности те, по которым пролегали борозды путей Сина и Шамаша, а также планет, требовали не меньшего внимания. Глиняные страницы дневников наблюдений постепенно испещрялись записями о положении звезд на небосклоне и характере их блеска, когда они в течение ночи всходили или заходили, а когда занимали самое высокое положение в Небе, оказавшись на юге в зоне небесного меридиана. Эти звезды синхронно со струйками воды в клепсидрах, которые наполнялись за ночь трижды, час за часом отсчитывали шаги ночного времени. А утром, перед самым рассветом, когда, кажется, совсем иссякали силы, жрецов вновь будоражило ожидание священного мига — возможного появления предваряющей восход Солнца звезды мудрого Эа, который, как и серп Сина месяца нисанну, был небесным провозвестником начала благодатного разлива Тигра, одной из двух плодоносящих рек-кормилиц страны черноголовых.

Как мудро устроил мир великий Мардук и как заботливо продумал он подсказки людям о надвигающихся событиях, еще раз подтверждает знаменательное явление природы, наступления которого жрецам зиккурата предстояло ожидать в последующие ночи месяца нисанну: лишь только со времени рождения Сина пройдет около полутора десятков ночей, а ночное божество засияет над плодородными долинами Двуречья во всем блеске полной Луны, как вскоре начнется половодье второй реки — Евфрата! Можно представить, сколь тщательно должны были наблюдать за небом с верхней площадки «Горной выси» в последующие за рождением Сина ночи, чтобы предвидеть, какие обстоятельства будут сопутствовать наводнению, сила которого (из-за подключения к нему вод Евфрата) увеличится вдвое.

Удивительно ли, что степень усердия в наблюдениях за ликом Сина, а также за обстоятельствами странствования его по «звездным домам» небесного свода тоже, кажется, удваивалась. Каждую очередную ночь на глиняной табличке, предназначенной для записи сведений о Луне, появлялись цифры, которые отражали результаты измерения величины серпа. Просматривая их, можно было судить о степени его роста в первые пять дней:

5→10→15→20→40→1.20.

Этот геометрический ряд первыми четырьмя числами выражал в десятичной системе счисления двойное за каждую ночь увеличение растущей Луны. Первое число означало, что размеры новорожденного Сина определяли пять исходных единиц измерения диска. Последнее, пятое в первом ряду число таблички хоть и отражало вновь двойное увеличение размера освещенного диска, но было записано жрецом в системе шестидесятиричного исчисления:

1.20, где стоящая вначале 1 означала 60; итого: 60 + 20 = 80.

Последующие две пентады дней жрец, делая замеры степени сияния Сина, продолжал записи в шестидесятиричной системе. Эти два ряда ко дню полнолуния образовывали арифметический ряд с разностью в 16 единиц (в скобках указаны цифры в переводе на десятичную систему):

1.36(96)→1.52(112)→2.08(128)→2.24(144)→2.40(160);

2.56(176)→3.12(192)→3.28(208)→3.44(224)→4(240).

По мере того как увеличивался диск Луны, возрастая с 5 единиц до 240, когда с наступлением 3 дней полнолуния следовало ожидать разлива Евфрата, жрецы отмечали в табличке, в каком из своих 28 звездных домов проводил очередную ночь Син; не встречался ли он с планетами, закрывая какую-то из них своим сияющим телом; как проходила его борозда по отношению к 12 созвездиям, в каждом из которых по месяцу пребывал в течение года солнцеликий Шамаш. Как и в первый день появления лунного серпа, особой точности требовали записи интервала времени между заходом Солнца и восходом Луны, когда она достигала фазы 240 единиц, т. е. полнолуния.

Для определения продолжительности текущего месяца нисанну особое значение приобретал отсчет дней с момента первого появления серпа до полнолуния. Каждый жрец зиккурата знал, что если полнолуние наступало на 13-й день, то месяц будет продолжаться 29 дней. Когда же Луна была «видна вместе с Солнцем» после 14 дней, то месяц должен содержать 30 дней, поскольку в этом случае считалось, что ночное светило «прибавляло один день». Однако каждый осведомленный в тонкостях небесных знамений знал, что когда Солнце и Луна «наблюдались вместе» на 14-й день, а предшествующий месяц продолжался 30 дней, то предстоящий должен был содержать 29 дней! На глиняных страницах дневника наблюдений за Небом появлялись затем записи положений Луны по отношению к Солнцу как в три ночи противостояния, когда ночное светило было круглым, так и в последующие дни, когда наступал ущерб на 16-е или 17-е сутки…

…Бесконечной чередой потекли и далее дни за днями, ночь за ночью, а грядущие события в сфере звездной и, как зеркальное отражение их, происшествия в мире природы на Земле представлялись зачастую настолько значительными, что жрецы никак не могли позволить себе ослабить внимание к Небу и обстоятельствам жизни богов-небожителей.

И вот уже завершилась пора разлива Тигра и Евфрата, черноголовые побросали зерна злаков в старательно обработанный и еще сохраняющий влажность плодородный ил, а неутомимые, как земледельцы, труженики Горной выси с наступлением месяца «посланный богиней Инанной», или, как его иначе называли, «месяца новых плодов», каждое утро с нетерпением ожидали появления в Небе созвездия Колос Девы. Да и как же не ждать, если эти звезды должны были возвестить жизненно важное — произрастание плодов, вслед за чем в самом деле засеянные поля покрывались нежно-зелеными ростками злаков. И как они, прорастая сквозь любовно ухоженную пашню, выходили на свет, так и Колос Девы впервые в году всплывал из-за горизонта, предваряя восход Солнца. Таким было от сотворения мира звездное знамение, возвещающее начало цикла роста посевов зерновых, основной пищи черноголовых земледельцев. Звезды Колоса Девы в последующие месяцы присматривали за полями сначала в утреннее время, а затем, по мере созревания урожая, в ночные часы.

Так можно при желании проследовать и далее по каждому из отделов «звездной гати», нескончаемо текущим по кругу «небесным потоком», поражаясь точности и глубине познаний в астрономии жрецов зиккурата, а также удивительной способности их виртуозно облечь данные небесной науки в увлекательно-волшебную вязь поэзии сокровенных сказаний и мифов, посвященных обстоятельствам многотрудной жизни, деяний и подвигов богов и героев. Но, пожалуй, уже представленного на предшествующих страницах достаточно, чтобы можно было с почтительным пиететом воздать должное роли «тружеников ночи» далекого прошлого в становлении астрономии, а также иных, самым тесным образом связанных с нею точных наук.

Оправданность и законность обращения историка культуры к подобным сюжетам не вызывают сомнения. О. Нейгебауер, который внес значительный вклад в раскрытие достижений древних в разных отраслях точных наук, постоянно подчеркивал, что история астрономии представляет собой одну из наиболее многообещающих областей прежде всего исторических исследований, активная работа в области которых обладает, по его словам, исключительным очарованием[13]. Она, эта первобытная астрономия, как самый существенный фактор развития науки при ее становлении наглядно раскрывает роль точных знаний в развитии мышления человека, изучением чего, в сущности, и призван в первую очередь заниматься археолог, решая, естественно, и проблемы хозяйственной деятельности древних. О. Нейгебауер справедливо отметил глубокое влияние изначальной астрономии на духовный мир и в целом на первобытно-философские взгляды древних людей: с ее помощью они формировали свое представление об окружающем мире со всеми его компонентами.

Похвалы по поводу успехов жрецов Двуречья в развитии астрономии раздаются и с той стороны, откуда они могут исходить с полным на то основанием: от самих представителей точных наук, обычно скаредно скупых на одобрительные отзывы коллегам. Судя по их откликам, восхищаться в самом деле есть чем. И чтобы ясно представить историческую перспективу, т. е. истинные временные масштабы, которые потребовались первобытным не просто для постижения закономерностей движения небесных светил, а для выражения их в форме математического описания и математической теории, надо знать, что жрецы Двуречья к середине I тысячелетия до нашей эры уже свели традиционную, чисто наблюдательную астрономию глубокой первобытности к весьма скромной роли. Но чтобы наука смогла сделать такой выдающийся шаг, сколько же десятков тысячелетий должны были наблюдать Небо древние звездочеты Тигра и Евфрата? Если верить сведениям Порфирия (III век до нашей эры) и Симпликия (VI век нашей эры), то наблюдения вавилонских жрецов восходят ко времени, отстоящему от нашего на 31 тысячу лет, т. е., как сказал бы теперь археолог, к ранней стадии верхнего палеолита, когда на Земле едва только появился Homo sapiens — человек разумный.

Недоверие к такому сообщению естественно. Но прежде чем привести подтверждение его справедливости из области археологии древнекаменного века, попытаемся смягчить скептицизм хотя бы самым кратким перечнем главных достижений в астрономии жрецов Двуречья. Вселенную они, насколько можно судить по наиболее ранним сведениям, подразделяли на восемь сфер, с которыми связывали Луну (ближайшая к Земле сфера), Солнце, пять планет и неподвижные звезды. Особо важной в общей концепции мироздания считалась лунная сфера, прилегающая к колыбели человека — Земле, ибо она, по понятиям жрецов, определяла границы зоны, где живое зарождалось, а затем умирало, чтобы вновь возродиться. Ничего подобного вне лунной сферы, как считалось, не происходило, а все торжественно двигалось однажды заведенным порядком. Луна последовательными изменениями фаз, напротив, символизировала в древней философии циклическую в бесконечных рядах переменчивость бытия.

Небесный купол подразделялся на 3 зоны по 12 секторов. С каждой зоной соотносились определенные созвездия и планеты, а также (и это особенно знаменательно!) числа арифметической прогрессии, записанные в шестидесятиричном исчислении:

или 1.→1.10→1.20→1.30→1.40→1.50→2;

или 2.→1.50→1.40→1.30→1.20→1.10→1;

(1 = 60; 1.10 = 60 + 10 = 70 и т. д.). С помощью этой арифметической схемы, выражающей так называемые зигзагообразные функции, можно было, оказывается, описывать не словесно, а математическим языком периодические небесные явления.

Шестидесятиричная система счисления использовалась жрецами Двуречья как наиболее подходящая для астрономических занятий. Борозда Неба — эклиптика — подразделялась на 360 частей, или градусов, по числу дней в древнем солнечном году и отрезков, которые Солнце проходило ежедневно. Это, попросту говоря, означает, что за единицу меры принималась дуга «Борозды», которую проходило Солнце за сутки — 1/365 1/4 (дробь они округляли до 1/360°, что отличает ее от истинной величины на 1/20 000). Что касается принципиальной важности выделения такой меры, то она определяется возможностью приспособить ее для измерения угловых расстояний между звездами. Ведь мера такая всегда останется одной и той же, на каком расстоянии ни воображать звезды. Так, суточный путь Луны меж звезд, равный примерно 13°, можно было представлять реально в цифрах на любом в зоне ее «домов» участке Неба. Обладание мерой как раз и позволило жрецам Двуречья (как и «бритоголовым» Нила) определить в числах степень наклона Борозды Неба — эклиптики — к небесному экватору. Для этого они сначала замерили по гномону высоту Солнца в моменты летнего и зимнего солнцестояния. Она под 50° широты оказалась равной соответственно 63°27′ и 16°33′. Полученная затем разность между этими замерами — 46°54′ — показывала, насколько ближе к северу находилось летнее Солнце, а половина этой разности — 23°27′ — засвидетельствовала наклон эклиптики!

Поскольку путь дневного светила представлял собой наибольший подразделенный на градусы круг Неба, то все вообще окружности, а не только небесные, стали делиться на 360°. Само же базовое число 60 определялось в таких случаях не астрономическими, а геометрическими соображениями — радиус делит окружность на 6 частей по 60° каждая. Значит, недаром на глиняных табличках появился знак, означающий угловой градус!

Борозда Неба подразделялась, однако, не на 6, а на 12 частей по 30° каждая. Именно такой отрезок проходило Солнце за месяц. Что касается числа 60, связанного с дугой в 30°, то в такой дуге укладывалось близкое этому число диаметров светила. Подразделение круга эклиптики на секторы по 30° и совмещение с ними так называемых зодиакальных созвездий обусловливались математическими соображениями — по этой стандартной шкале измерялись, вычислялись и описывались движения Солнца и планет, о которых было известно, что они обладали собственным перемещением — с запада на восток. Жрецы разработали на этой основе строго фиксированный лунно-солнечный календарь, установили отношения периодов обращения Луны и планет, определили последовательность планетных и лунных явлений, а также выявили закономерности в изменении продолжительности дня и ночи. В то же время положение светил на Небе фиксировалось не только по зодиаку и градусам, но и по отношению к наиболее ярким звездам. Среди зодиакальных созвездий к концу II тысячелетия до нашей эры упоминались Овен, Телец, Близнецы, Палица, Пёс (Лев), Колос Девы, Ярмо, Скорпион, Стрелец, Рыба, Коза, Масляная лампа и Водяная курочка. Лунный зодиак, который составляли 28 и 33 «домов», разрабатывался, возможно, на основе повторного деления обычного зодиака, но до сих пор не ясно, как это делалось. Когда в полосу лунного зодиака входило 28 домов, т. е. небольших групп звезд, отстоящих друг от друга приблизительно на 13°, то Луна при движении по Небу каждую очередную ночь месяца оказывалась в следующем «доме». Такие «станции» позволяли определять точное положение Луны, а затем и планет по отношению к неподвижным звездам.

Особая для понимания картины мира древних значимость выделения зодиакального круга с 12 созвездиями, как и разделение Неба на 28 (или 36) лунных домов, заключается в том, что подобные «конструкции» предполагают сферичность пространства, окружающего Землю. Что касается самой Земли, то трудно сказать, воспринималась ли она в I тысячелетии до нашей эры округлым телом или дисковидным, вроде круглой опрокинутой чаши, полой внизу и покоящейся над сферической бездной. Однако, если верить рассказу греческого писателя из Александрии Ахиллеса Татиоса (V век нашей эры), жрецы Двуречья размышляли над тем, какого размера Земля, и рассчитали его, исходя из календарного периода и быстроты движения. По утверждениям жрецов, человек, шагающий без остановки со скоростью 30 стадий (около 5 км) в час, может обойти Землю за год. Отсюда следует, что периметр ее принимался за близкий к истинному — 43 800 км.

В Двуречье знали, что видимый солнечный диаметр составлял 1/720 часть Борозды Неба (1/20 в шестидесятиричном исчислении). Сутки жрецы делили на 12 частей (по двойному часу в каждой). Резон в таком подразделении тоже определялся шестидесятиричной системой счисления: как показывали клепсидры, водяные часы, при восходе Солнца от момента появления верхнего края его до соприкосновения с горизонтом нижнего края проходила 1/60 часть такого двойного часа.

Жрецы зиккуратов умели замерять и, следовательно, знали размеры дисков Солнца и полной Луны, приблизительно равные друг другу (около 0,5°). Но самое поразительное заключается в том, что им удалось то ли с помощью на удивление точных замеров, то ли по результатам наблюдения солнечных затмений уяснить тот исключительной важности факт, что размеры диаметра диска Луны в течение так называемого аномалистического месяца (от наибольшего сближения с Землей, когда скорость ночного светила увеличивалась, до очередного такого же сближения через 27,6 суток) периодически менялись около средней величины. Судя по расшифровкам клинописных таблиц, в максимуме диск считался равным 34′16″, а в минимуме 29′27″ (по современным данным, соответственно 32′52″ и 29′30″). Эти колебания в размерах объясняли жрецам, почему иногда затмения Солнца были кольцевыми (меньшая по размерам Луна не могла перекрыть полностью весь солнечный диск), а иногда полными (большая по размерам Луна закрывала солнечный диск полностью).

Не ясно, удавалось ли жрецам фиксировать изменение размеров диска Солнца, но они знали, что скорость его движения в течение года меняется. Им удалось это установить, когда они поняли, что времена года включают неодинаковое число дней. Это было выявлено посредством гномона, «знающего», — каменного столба или отвесного, снабженного наверху отверстием для прохождения лучей Солнца шеста, с помощью которого по длине тени, падающей на концентрические круги, определялось не только время в течение дня, но и моменты солнцестояний, а также средние между ними календарные моменты — весеннее и осеннее равноденствия. При работе с гномоном стало ясно, что весна и осень целиком находились в пределах медленной и быстрой частей года, составляя соответственно 94,5 и 88,6 суток. (В ноябре — январе Солнце движется со скоростью 1° в сутки, а в марте июне — 56′). Продолжительность лета, когда Солнце движется медленнее, считалась равной 92,73 суток, а промежуток времени между осенним и весенним равноденствием — 178,03 суток.

В последующие времена жрецы стали, используя относительно совершенные математические методы, систематически вычислять по предваряющему появление Солнца восходу созвездия Льва («сердца» его, яркой звезды Регул) точный момент наступления летнего солнцестояния, что и стало отправным пунктом для определения границ года, а также его продолжительности. Что касается времени наступления зимнего солнцестояния и равноденствий, то они, вероятно, не всегда вычислялись, а просто порой размещались в пределах равных интервалов. Какое значение придавалось точности определения всех этих временных моментов, свидетельствуют усилия, которые издревле предпринимались по определению долготы Регула величайшими астрономами классической древности, в частности Тимохарисом, Гиппархом и Птолемеем. Согласно самым ранним сведениям из Двуречья, долгота «Сердца Льва» составляла 92°30′.

При общих календарных расчетах жрецы принимали за условие не постепенное возрастание скорости Солнца до наивысшей, а затем уменьшение ее, но считали, что оно на большей части своей орбиты (194°) двигалось, отступая к востоку на 1° в день, а на меньшей — на 56′15″, что как раз и позволяло светилу завершить свой путь за 365 суток. Моменты положения Солнца на экваторе, когда начиналась весна или осень, и в точках солнцестояний при начале лета и зимы определялись в Двуречье с точностью до 12 часов! В заключение следует заметить, что представление о ежедневном сдвиге Солнца к востоку на два своих диаметра (около 1°) — «ошибка», очевидно, сознательная, связанная с необходимостью использования шестидесятиричной системы счета.

Совершенно исключительной основательностью и достаточно высокой точностью отличались представления жрецов об особенностях движения Луны, определявшей основу основ календаря, в рамках которого ими предсказывались все события в Небе и на Земле, в том числе периодичность появления и исчезновения планет, а также моменты первой и последней видимости наиболее ярких звезд вроде Сириуса, Фамальгаута и Капеллы, а также созвездия Ориона. Древние астрономы Двуречья знали точную, отличающуюся, как правило, лишь на несколько секунд от современных величин продолжительность всех разновидностей лунного месяца: синодического со всеми его фазами от новолуния до новолуния (продолжительность разнится в пределах 13 часов); драконического, охватывающего период прохода Луной «узла» (пересечения плоскости Борозды Неба, когда при новолунии и полнолунии могло происходить затмение) и возвращения к нему же; сидерического — возвращения к тем же звездам — и особо важного аномалистического — от одного сближения с Землей, когда происходило ускорение движения, до другого, когда ускорение начиналось вновь.

Длительность синодического обращения от полнолуния до полнолуния определялась в Двуречье с точностью до пол секунды.

Жрецы установили вариации скорости движения Луны, неодинаковой в разные времена года: максимальная — 15°14′35″, минимальная — 11°6′35″ и вывели среднюю — 13°11′35″. Знание скорости движения позволяло им вычислить наперед промежуток времени между исчезновением Луны и появлением нового серпа. Продолжающийся от 19 до 50 часов, он исчислялся жрецами с точностью до 6 минут! Современные астрономы предприняли проверку древних записей и выяснили, что, если даже вычисления оказывались ошибочными, они все же для визуального наблюдения точно определяли момент первого появления на горизонте молодой Луны. Жрецам удалось, кроме того, установить наименьшее целое число суток между двумя максимумами (при сближении с Землей) или минимумами (при удалении от Земли) скорости Луны, равное 248, что составляло 9 полных колебаний ее, а иначе говоря, 9 аномалистических месяцев. Все это позволило осуществлять математическое описание движения Луны с помощью зигзагообразной функции ее суточного движения. Такие графики сохранились на глиняных табличках.

Жрецам с помощью 11 (!) операций счисления удалось решить трудную задачу вычисления маршрута сложного по вариациям движения Луны (формула его теперь содержит около 700 компонентов) и точного определения времени наступления ново- и полнолуния. Ф. К. Гинцель так в конспективной форме представил последовательный ход их размышлений и действий: «Они исходили из месячных разностей долгот новолуния, при этом в основу клали среднюю продолжительность синодического месяца и аномалистического движения Солнца. Отсюда они получали положение новолуния по отношению к определенным знакам зодиака и определяли величину дневной дуги во время ново- и полнолуния и половину продолжительности ночи, а также при помощи драконического месяца — широту ново- и полнолуния, выраженную в полуградусах. Далее они составляли таблицу дневного углового движения Луны, вместе с тем приобретая превышение продолжительности переменного синодического месяца над 29 днями при предположении равномерно ускоренного движения Солнца, и после этого исправляли результаты, принимая во внимание неравномерность солнечного движения. В заключение они получали времена между двумя следующими друг за другом соединениями и противостояниями Луны и вместе с тем дату ново- и полнолуния»[14] (Выделено мною. — В. Л.). Получив все эти сведения и сопоставив их с правилами определения плавно и волнообразно изменяющейся широты Луны, представленной в виде остроугольной зигзагообразной линии, жрецы делали вывод о том, когда она при новолунии или полнолунии окажется поблизости от Борозды Неба. Это позволяло им уверенно исчислять наступление солнечного или лунного затмения с точностью от часа до четверти часа!

Так усилия по скрупулезным в дотошности вычислениям момента новолуния и появления первого серпа для определения начала месяца привели в конечном счете к решению проблемы предсказания одного из самых ужасных для древних людей небесных явлений. В Двуречье затмения воспринимались (не без стараний жрецов!) как зловещие козни и злые замыслы семи лютых, космического характера демонов, которые со всей яростью боролись с семью высшими ботами-светилами (их олицетворяли пять планет, Солнце и Луна).

Кульминация этой борьбы, по представлениям жителей Двуречья, как раз и случалась в моменты затмений, когда светила «страдали» в Небе, а на Земле начинались наводнения, наступала пора эпидемий и мора, болезней и смерти, превращающей людей во прах. Недуг при этом охватывал и самого царя. Жрецы прилежно изучали положение светил и рассчитывали продолжительность опасного периода. Иногда он длился около 100 дней, и царя на все это время отправляли в загородную резиденцию, где, обманывая злых демонов, именовали его земледельцем и ограничивали во всем, что было привычно господину черноголовых. На троне между тем восседал специально для такого ритуального случая выбранный «подменный царь», по окончании опасного периода во исполнение непременной оправданности небесного предсказания гибели владыки из-за затмения плативший жизнью за кратковременное и эфемерное свое царствование. Когда же боги справлялись с демонами и вновь незатемненными сияли в Небе, настоящий царь торжественно возвращался во дворец, чтобы вновь обрести власть над страной. Размышляя над трагической судьбой «подменного царя» Двуречья, поневоле задумываешься — не тем ли заканчивалось и однодневное правление 70 сановников страны Хапи, которые «правили» ею 70 дней до наступления Года Бытия и выхода блистательной Сотис-Изиды?

Учитывая значительность такого рода событий, жрецы Двуречья, неустанно работая, со временем уяснили также закономерности в правильно повторяющихся и непрерывных сериях из пяти или шести лунных затмений. Суть дела, заново открытая уже в наше время выдающимся итальянским астрономом Джованни Скиапарелли, заключалась в том, что очередное затмение Луны никогда не наступало ранее 6 месяцев, за которым, опять-таки 6 месяцев спустя, могло наблюдаться еще одно затмение. Так случалось четырежды или пять раз подряд, но обязательно с промежутком в полгода.

Это явление связано с закономерностями появления полной Луны около узла — точки пересечения ее орбиты с Бороздой Неба, к которой она, попадая в тень Земли, то приближалась, то удалялась. Когда же затмения вдруг прекращались на год или два (это означало, что полная Луна отошла от узла на большое расстояние — 10 или 12° и не может попасть в тень Земли), а затем случались в неурочное для серии время (т. е. ему не предшествовали ни 6, ни 12, ни 18 месяцев, а наступало оно порой к тому же на месяц раньше положенного), то жрецы делали вывод, что начинается новая серия лунных затмений. Полное затмение наступало тогда, когда Луна в полнолуние оказывалась от узла на расстоянии 4°75′ и 5°83′ а частичное — между 9°5′ и 12°2′.

На практике, правда, в серии, запутывая и скрывая закономерность, случались досадные пропуски. Происходило это из-за того, что полная Луна до восхода Солнца, не дождавшись его, скрывалась за горизонт, и тогда, естественно, затмение в Двуречье не наблюдалось, угрожая бедами где-то там, за горизонтом. Но жрецы поняли, в чем заключается причина, делая в таком случае астрономической табличке последовательности затмений примечательную запись: «Боги не видели друг друга».

Познан был и тот факт, что лунные затмения, открывающие новую серию их, наступали с интервалами в 41 или 47 месяцев, а это позволило затем уяснить не только возможную последовательность лунных затмений в отдельных сериях, но также и закономерности последовательности самих серий. Что касается солнечных затмений, то астрономы Двуречья знали, что они случаются обычно за полмесяца или через полмесяца после лунных, и главным образом в промежутке между сериями лунных затмений, когда они 41 или 47 месяцев не наблюдались. Иначе говоря, солнечное затмение со значительной вероятностью следовало ожидать на 20 1/2 или 23 1/2 месяц после того, как Луна оказывалась полностью перекрытой тенью Земли. Тень на Солнце наплывала на 27-й или 28-й день лунного месяца, после исчезновения с небосклона серпа умирающего Сина.

Сохранившиеся таблицы затмений, которые наблюдались в Двуречье на протяжении 360 лет, позволяют воздать должное их составителям — величайшим астрономам древнего мира Набурианну и Кидинну. Судя по беседам Александра Македонского и Каллисфена со жрецами, в храмах хранились чрезвычайно обширные сводки результатов наблюдения за Небом. Так, «покорителю мира» было доверительно сообщено, что за 1903 года в Двуречье случилось 832 лунных затмения и 373 солнечных. Чтобы по достоинству оценить этот факт, достаточно сказать, что современная европейская культура, гордая давностью своих традиций, может похвастаться лишь двухвековыми последовательными наблюдениями Неба астрономами Гринвича.

Список поражающих воображение достижений жрецов Двуречья в развитии астрономии можно было бы продолжать и далее. В частности, заслуживает восхищения знание по крайней мере в середине I тысячелетия до нашей эры периодов обращения планет, что требовало не менее 1000 лет систематических наблюдений. Неистребимая страсть к совершенствованию лунного календаря привела жрецов к разработке самого точного, 19-летнего цикла счисления времени по Луне и Солнцу (но, очевидно, уже без учета циклов Инанны — Венеры), что подтверждает уяснение ими самими, без помощи афинского астронома Метопа, прекрасного уравнения 19 солнечных лет и 235 лунных месяцев, которые объединялись в 12 обычных лунных лет по 12 месяцев в каждом и 7 високосных лунных лет по 13 месяцев (последними были 1, 4, 7, 9, 12, 15, 18-й годы).

Точность такого цикла — исключительна. Лишь через 310 лет новолуние предсказывалось на один день раньше, чем оно случалось в реальности! Стоит ли, зная все это, удивляться той точности, с которой ориентировали строители на восходящие светила (за редким исключением — по странам света) оси зиккуратов, а также храмов Луны, Солнца и Венеры, а также 12 знаков зодиака, Арктура, Фамальгаута и других особой значимости звезд? Не кажется также, в свете известного о наблюдателях за Небом из Двуречья, надуманным предположение, что найденные при раскопках городов изделия из горного хрусталя, которые напоминают по виду линзы, использовались для астрономических инструментов, призванных приближать светила к глазу человека.

Рассматривая достижения жрецов Двуречья в астрономии, невозможно отделаться от впечатления, что за ними скрываются не века и тысячелетия эмпирических наблюдений за Небом, а по самым скромным прикидкам — два или даже три десятка тысячелетий. В особенности впечатляющи результаты познания древними астрономами «обстоятельств жизни» Луны, самого капризного в лицедействе светила, самого значительного из почитаемых божеств, коих из века в век славили вдохновенные, записанные клинописной вязью гимны черноголовых:

Луна в некоторых мифах представляется светилом, которое порождает весь мир и все прекрасное, что составляет его сокровенное существо. Однако список «сотворенного ею» следует теперь, по прошествии тысячелетий, дополнить еще одним «ребенком», которого не заметили самые истовые почитатели «дарительницы жизни»: речь идет о науке, выпестованной трепетным вниманием к Луне древних обитателей плодородных долин Нила, Тигра и Евфрата.

Но лик ночного светила при бесконечных странствиях по Небу осенял благодатными лучами и суровые земли гипербореев. Луна с одинаковой материнской благосклонностью взирала как на земледельцев великих цивилизаций Ближнего Востока, так и на охотников, рыболовов и собирателей северных окраин мира, затерянных в бесконечных просторах, заваленных снегом и скованных морозами большую часть года. Неужто и там она скрытно произвела на свет не замеченное никем «дитя» — Науку?