Коллекция геолога Картье

1. ЧАРЛЬЗ УОТКИНС — БОРЕЦ ЗА ПРАВДУ

Через три дня после автомобильной аварии, в которой погиб Дэвид Крайтон, в Лондоне, на набережной Темзы, в обширном здании Нового Скотленд-Ярда, в Центральной уголовной полиции происходил следующий разговор между неким мистером Фаулером и его помощником:

— Как положение миссис Крайтон, Дик? Не пришла в себя?

— Нет, начальник.

— А что говорят врачи?

— Вряд ли придет в сознание. Смерть может наступить каждую минуту…

— Экая досада!

— Да, начальник.

— Итак, этот важнейший свидетель отпадает. Подведем же итоги, Дик. Ты знаешь, что во всяком деле я прежде всего люблю ясность.

— Знаю, начальник.

— Ну, так вот. Какую картину имеем мы на сегодняшний день? Шестнадцатого июня, в девять часов утра, мистер и миссис Крайтон отправляются в обычную свою каждодневную прогулку вдоль шоссе Лондон — Хартфорд, по пешеходной дорожке. Навстречу им на большом ходу мчится со стороны Лондона грузовая машина марки «додж», еще военной поры. Это бесспорно доказано анализом следов, оставленных машиной. Водитель… Ты следишь за ходом моей мысли, Дик?

— А как же, начальник, я весь внимание!

— Так вот, водитель, говорю я, будучи, возможно, в нетрезвом состоянии или потеряв по неизвестной причине управление, врезается зигзагом в пешеходную дорожку и подминает Крайтонов. Затем на ходу выправляет машину, спрыгивает с нее — на это также указывает след, Дик, — подходит к поверженным на землю Крайтонам, убеждается, что мистер Крайтон убит, а у миссис Крайтон раздроблены кости черепа…

— Да, да, — глубокомысленно подтверждает помощник. — Но зачем ему понадобилось это, начальник?

— Как зачем? — снисходительно улыбается начальник. — Он хотел установить, так сказать, меру своей вины. А установив ее, садится в машину и на третьей скорости удирает… Как видишь, Дик, перед нами банальное нарушение правил автомобильного движения, приведшее на этот раз, увы, к трагическому исходу для четы Крайтон. Задача: разыскать машину и посадить водителя на скамью подсудимых. Минимум десять лет тюрьмы. Точка… Уразумел, Дик?

— Уразумел, начальник. Я удивляюсь вашему всегдашнему умению рисовать картину преступления с такой отчетливостью, будто вы лично присутствовали при нем.

— Опыт, дорогой мой! Ничего более. Ну и некоторые способности, конечно. Иначе я не сидел бы в этом кабинете, Дик!..

— Вот именно, начальник… К сожалению, нам до сих пор не удалось установить номер машины и ее владельца. Правда, с момента преступления прошло только трое суток, и то неполных…

— Это очень большой срок, Дик. — Очень большой срок для того, чтобы установить номер и принадлежность машины и поймать за хвост этого обыкновеннейшего парня-водителя! В подобных делах ты не знал до сих пор ни одной осечки. Я гордился тобой, Дик. Два-три дня — и нарушитель у нас в руках! Что же ты делал, Дик, эти трое суток?

— Мы перебрали в Лондоне и во всех городах и городках графства все без исключения «доджи» военной поры…

— Ну, ну, и что же?

— Пока ничего, начальник. Никаких следов нарушителя. Могу с полной уверенностью сказать, что ни один из этих «доджей» в день шестнадцатого июня не был на шоссе Лондон — Хартфорд. Я бросил на поиски десятки лучших агентов, в том числе таких опытных «автомобильных» ищеек, как Джибсон и Тауэрс. Уж если эти…

— А почему ты не допускаешь, Дик, что нарушитель прикатил к нам на своем захудалом «додже» из западных графств, из южных портов или даже из самой Шотландии наконец? Вот она, узость мышления! И неужели же нарушитель не успел за трое суток убраться отсюда восвояси? Эх, Дик, Дик!

— Я допускал такую возможность, начальник, — робко возражает помощник. — Я своевременно послал запросы во все концы страны…

— Ну, ну!

— Ничего утешительного, начальник. Ни один из этих «доджей» не пересекал за последние пять дней границ графства ни в ту, ни в другую сторону. Ведь эти старые, военных лет, «доджи», начальник, все наперечет, и потому ошибка исключена.

— Чудеса! Истинные чудеса! Что же, по-твоему, нарушитель сквозь землю провалился или вознесся на небо вместе со своим грузовиком?

— Мы продолжаем поиски… Сейчас Джибсон и Тауэрс…

— На дьявола сдались мне твои черепахи Джибсон и Тауэрс! Надо мной, черт побери, тоже сидит начальник, и он треплет меня за шею, — начальник звонко шлепнул себя ладонью по жирному, в складках загривку, — треплет меня за шею, как гончая зайца! В конце концов эти Крайтоны не последние люди, Дик, с этим надо считаться! К тому же проклятая пресса…

— Я считаюсь, начальник.

— Плохо считаешься, Дик, плохо… Что там еще? — крикнул начальник в сторону приоткрывшейся двери.

— Вас спрашивают, начальник.

— Кто такой?

— Мистер Чарльз Уоткинс.

— Какой еще там Уоткинс?

— Говорит, по важному делу.

— По какому такому важному делу?

В это время чья-то рука решительно отстранила секретаря от двери, и в кабинет ступил скромно одетый молодой человек среднего роста, широкий в плечах, с чистым узким лицом и очень выразительными, чуть печальными глазами.

— Чарльз Уоткинс, — сказал он просто. — Мне надо поговорить с вами, мистер Фаулер, по интересующему вас делу.

— Кто вы такой? — хмуро спросил начальник. — И кто дал вам право врываться без разрешения в мой служебный кабинет?

— Повторяю: Чарльз Уоткинс. Журналист, отдел уголовной хроники, газета «Наблюдатель».

Начальник открыл было рот, но посетитель сделал рукой отстраняющий жест.

— Мне от вас не надо никаких сведений, да их и нет у вас! Я имею в виду дело Крайтонов. Я хочу поделиться с вами с в о и м и соображениями.

— Вы что, родной внук Шерлока Холмса? — усмехнулся начальник. — В таком случае дело Крайтонов не для вас! Обыкновенное нарушение правил езды по автострадам. Уж мы как-нибудь разыщем нарушителя без вашей помощи, мистер Холмс. Желаю вам всего доброго!.. — И начальник всем корпусом повернулся к помощнику, давая понять посетителю, что аудиенция окончена.

— Нет, уважаемый, вы выслушаете меня, — твердо сказал Уоткинс. — Иначе я поднимусь на третий этаж, и вы горько раскаетесь в своей невежливости и недальновидности.

— Плевать я хотел на ваши угрозы, — явно струсив, сказал начальник. — Если я и выслушаю вас, то лишь снисходя к вашей молодости. Я и сам когда-то играл в Шерлока Холмса, правда, я был тогда на десяток лет моложе вас. Выкладывайте!

Уоткинс не спеша уселся возле рабочего стола начальника.

— Прежде всего откуда вы взяли, мистер Фаулер, что гибель Крайтонов — результат нарушения правил езды по автострадам, совершенного неизвестным водителем?

— Откуда, любезный? — высокомерно переспросил начальник. — Из анализа всех данных этого дела и отсутствия каких-либо противопоказаний. — Он с иронической улыбкой, относившейся к посетителю, взглянул на своего помощника. — Так я говорю, Дик?

— Так, начальник.

— А я утверждаю, — сказал Уоткинс дрожащим от сдержанного волнения голосом, — я утверждаю, что Крайтоны — жертвы преднамеренного убийства.

— Да неужто? — усмехнулся начальник. — Кто же и с какой целью убил их?

— Этого я не знаю, но со временем надеюсь узнать. Пока мне ясно одно: искать следует не случайного нарушителя правил езды, а сознательного убийцу, избравшего машину в качестве орудия убийства.

— Ну что же, попробуем встать на вашу точку зрения, — с притворной терпимостью сказал начальник, твердо уверенный, что сейчас по всем пунктам разгромит этого самозваного следователя. — На чем основываете вы ваше утверждение?

— А вот на чем! — азартно сказал молодой человек. — Потрудитесь только внимательно меня выслушать, Как известно, люди по-разному воспринимают одни и те же факты и обстоятельства, в зависимости от своего отношения к ним. Для вас гибель супругов Крайтон — обыденный случай из практики, не возбуждающий у вас ровно никаких эмоций. В согласии с установленным порядком вы направляете на место аварии следователя, а также технических и медицинских экспертов, столь же равнодушных к Крайтонам, как и вы сами. Что застают они на месте? Супруги Крайтон лежат, поверженные на землю: мистер Крайтон мертв, миссис Крайтон еще жива, но у нее раздроблены кости черепа, она в бессознательном состоянии. При поверхностном взгляде и характер ранений и явственные следы от колес грузовика, съехавшего с асфальта на пешеходную дорожку, указывают на то, что они стали жертвами автомобильной аварии. Произошла авария либо по неопытности водителя, либо потому, что водитель был в нетрезвом состоянии…

— Ей-богу, не понимаю, чего вам еще надо! — торжествующе прервал начальник. — Вот и я только что нарисовал Дику ту же картину. Что, правду я говорю, Дик?…

— Правду, начальник…

— Разумеется, правду! — досадливо сказал Уоткинс. — Я как раз и доказываю вам, глубокоуважаемый мистер Фаулер, что это ложная, неверная картина преступления. Мысль, лишенная эмоции, нетревожимая совестью, останавливается, застывает на самой поверхности явления. У меня же было определенное отношение к Крайтонам — с ними дружили мои покойные родители, много рассказывали мне о них, и я имел возможность оценить их исключительные моральные качества…

— Ах, вот что, — с подозрительным видом сказал начальник. — Тогда все понятно…

Что, собственно; было понятно мистеру Фаулеру, осталось его тайной. Уоткинс в ответ на эту реплику только взглянул на него с чуть приметной улыбкой и продолжал:

— Естественно, что их нелепая гибель больно ударила меня по сердцу. И когда я, отчасти по собственному почину, отчасти по заданию редакции, занялся этим делом, то привнес в него живое чувство, личную заинтересованность. Я внимательно ознакомился со всеми вашими материалами, мистер Фаулер, изучил фотоснимки, сделанные на месте преступления, экспертные заключения и пришел к бесспорному для себя выводу, «Крайтоны, — сказал я себе, — стали жертвами искуснейшего, опытнейшего водителя, а вовсе не водителя-новичка или пьяницы, которому море по колено. След, оставленный колесами на пешеходной дорожке, не зигзаг, вычерченный волею случая, а точно расчисленная кривая, выполненная твердой рукой убийцы!..»

— Уж очень вы красиво разговариваете, юноша, — сардонически сказал начальник.

— Возможно, — согласился Уоткинс, — лишь бы не в ущерб истине! Надо вам сказать, мистер Фаулер, что я любитель автомобильного спорта, немного гонщик и потому кое-что смыслю в зигзагах и кривых. Впрочем, если бы ваши технические эксперты были живыми людьми, а не чиновниками, выполняющими докучную для них обязанность, они, несомненно, увидели бы то же, что увидел я. Вместе со мной поразились бы они виртуозному искусству водителя, сумевшего обратить огромную, тяжеловесную машину в орудие убийства, не уступающее по гибкости кинжалу…

— Ну, знаете, — прервал начальник, — мне уже изрядно надоели ваши красивости! — Он повернулся к своему помощнику. — Что ты на все это скажешь, Дик?

— На что, начальник?

— Ну, на всю эту… версию?

— Право, не знаю. — Дик пожал плечами. — Что-то в этом роде говорили мне и Джибсон с Тауэрсом… Возможно, тут есть какой-то резон…

— Ре-зон… — передразнил начальник. — Ничего тут нет!

— Разрешите продолжать? — спросил Уоткинс.

— Сокращайтесь, сокращайтесь, молодой человек, вы и так уж отняли у меня уйму времени.

— Итак, мистер Фаулер, вы и ваши эксперты сами преградили себе путь к раскрытию преступления, решив, что Крайтоны погибли от банального «несчастного случая», какие на дорогах Англии происходят каждый день, если не каждый час…

— Мы не нуждаемся в ваших поучениях, юноша. Если вы ничего более не имеете сказать, то я не задерживаю вас.

— Нет, мистер Фаулер, я еще имею что сказать! Вам, конечно, известно, что водитель, подмяв Крайтонов и довершив кривую, которая снова вывела его на шоссе, сошел на землю и с полминуты топтался возле своих жертв. Этот факт путем анализа следов установлен вашими же экспертами. Как вы полагаете, зачем ему это понадобилось?

— Да это ж проще простого, мистер Шерлок Холмс! — торжествующе воскликнул начальник. — Водитель хотел, так сказать, установить меру своей вины, а уже там дать деру! Вдруг бы эти Крайтоны только чуть пострадали? Тогда, может, и удирать-то было не к чему!..

— Ну что ж, в этом случае он имел возможность убедиться, что миссис Крайтон почти не пострадала от машины: ей лишь раздробило колесом один палец на правой ноге…

— Что за ерунда? Что вы такое болтаете?

— Я утверждаю… — Уоткинс побледнел от волнения, его темные глаза казались сейчас на побелевшем лице двумя черными провалами. — Я утверждаю, что водитель, сбив Крайтонов и сойдя на землю, убедился, что мистер Крайтон мертв, а миссис Крайтон получила лишь легкое ранение, и ударом баллонного ключа раздробил ей череп…

— Что, что такое? — вскричал начальник. — Да в своем ли вы уме, мистер фантазер? Ни один из двух медицинских экспертов такого предположения не высказал.

— Что же в этом мудреного? Принятая предварительным следствием незамысловатая версия закрыла вашим экспертам глаза и парализовала их мышление. Заподозрив преступление, я с разрешения администрации пригласил вчера вечером в больницу якобы для лечения миссис Крайтон ее дальнего родственника, известного хирурга-криминалиста Уильяма Чемберса…

— Постойте-ка! А чего вы, собственно, так стараетесь? Может, ваша газета платит вам особо за ваше усердие? А?

— Нет, мистер Фаулер, газета, увы, не платит мне «особо». — Уоткинс улыбнулся, лицо его стало вдруг мальчишески-юным и обаятельным. — Просто я борец за правду, в этом мое единственное призвание на земле…

— Ну и черт с вами! — с грубой шутливостью заключил начальник. — А откуда, мистер правдолюбец, стало вам известно, что у Крайтонов имеется родственник-хирург?

— Я побывал вчера утром в доме Крайтонов, поговорил с их сыном Джозефом, с домоправительницей и узнал от них много интересного. Но сейчас речь не о том… Я расстался с Чемберсом два часа назад, и он обещал прислать вам сегодня к вечеру свое заключение, из которого вы убедитесь, что тяжелое ранение черепа нанесено миссис Крайтон уже п о с л е так называемой «аварии» тяжелым металлическим предметом, по всей вероятности баллонным ключом. Вам, конечно, известно, почтеннейший, что Уильям Чемберс — видный врач-криминалист, и хотя он теперь в отставке…

— Я не приму этого заключения, — решительно сказал начальник и откинулся на спинку кресла. — Я обязан считаться только с нашей медицинской экспертизой. Если всякий будет совать нос не в свое дело…

— Как вам угодно, — сказал, вставая, Чарльз Уоткинс. — В таком случае я опубликую заключение Чемберса в нашей газете. Редактор придет в восторг от такой сенсации.

Он помахал на прощание рукой и пошел к двери.

— Стойте вы, горячка! — крикнул, опомнившись, начальник.

Уоткинс остановился.

— А ну, скажите-ка! Если Крайтонов действительно убили, то какую же, по-вашему, цель преследовал убийца? Не таскали же они с собой на утреннюю прогулку свое состояние или фамильные драгоценности? А? Молчите? Вот то-то и оно!

Уоткинс смотрел на начальника каким-то странным, отсутствующим взглядом, и со стороны могло показаться, что тот, и верно, поставил его своим вопросом в тупик.

— Простите меня, — произнес, наконец, Уоткинс как бы в рассеянности, — но я только сейчас, при вашем вопросе понял вдруг, что это дело не по плечу уголовной полиции. Похоже, оно имеет куда более глубокие корни, чем мне показалось сначала…

И Чарльз Уоткинс вышел из кабинета.

— Сумасшедший? — повернулся начальник к своему помощнику.

— Не думаю… — робко отозвался тот. — Может, мы, и верно, чего недоглядели, начальник?

— А я говорю — сумасшедший! — крикнул начальник и пристукнул ладонью по столу.

2. ГРЕХОПАДЕНИЕ МИСТЕРА ХИББИНСА

Двадцать первого июня, в поздние сумерки, в адвокатскую контору мистера Эгберта Хиббинса, Кромвел-стрит, 9, перед самым закрытием явился высокий, крупный, элегантно одетый человек лет пятидесяти, с холодным, пристальным взглядом, устремленным прямо на собеседника.

— Мистер Хиббинс у себя? — обратился он к единственному клерку, который перед уходом прибирал свою конторку.

— Мистер Хиббинс уже в пальто, сэр, — с упреком сказал клерк, подняв глаза на позднего посетителя.

— Передайте мистеру Хиббинсу, — повелительно сказал посетитель, — что его желает видеть по срочному делу мистер Альбер Стамп.

— Я вас помню, сэр, вы дважды посетили нас на прошлой неделе. Но мистер Хиббинс уже в пальто, сэр, а потому прошу вас пожаловать завтра…

Стамп отмахнулся от клерка и шагнул к двери, за которой находился кабинет владельца конторы.

Мистер Хиббинс, маленький полный человек, вполне заурядной и благоприличной внешности, действительно был уже в пальто и в шляпе, готовый вот-вот покинуть свою скромную рабочую комнату.

— Здравствуйте, мистер Хиббинс!

— Здравствуйте, мистер Стамп.

— Какое ужасное, невероятное событие! — с пафосом воскликнул Стамп. — Просто не верится…

— Да, сэр, ужасное, горестное событие. Мистер и миссис Крайтон были близкими моими друзьями, и только сознание, что все мы смертны… Простите меня, сэр, — мистер Хиббинс кивнул на старинные стоячие часы, занимавшие целый угол комнаты. — Через двадцать две минуты моя семья усядется за обеденный стол. За последние восемнадцать лет я только два раза опаздывал к обеду, и то лишь…

— Сегодня вы опоздаете в третий раз, мистер Хиббинс, — прервал посетитель так властно, что Хиббинс несколько смешался.

— Простите, сэр, — произнес он не слишком уверенно, — но мои правила…

— Вот что, дорогой мой, — решительно заявил посетитель, — вам никогда более не представится случай заработать столько денег, сколько принесет вам сделка со мной. А потому отошлите вашего клерка и сообщите по телефону вашей супруге, что вы опоздаете к обеду на один час.

И Стамп преспокойно опустился в кресло.

Что оставалось делать мистеру Хиббинсу? Он пожал плечами, вышел из кабинета и поступил так, как подсказал ему этот странный человек. Затем вернулся, снял пальто, шляпу и сел на свое обычное место, за рабочий стол.

— Да-а? — сказал он вопросительно.

Мистер Эгберт Хиббинс был человеком в высшей степени честным, он пунктуально придерживался законов и вполне довольствовался тем скромным достатком, какой приносила ему его адвокатская контора. Клиентура у него была небольшая, но постоянная и относилась к нему с непоколебимым доверием и уважением. Страстно привязанный к своей семье — мистер Хиббинс был отцом пятерых детей в возрасте от семи до семнадцати лет, — он, конечно, мечтал о лучшей доле для юных Хиббинсов, чем та, какую он мог им предоставить. Но ему и в голову не приходило поступиться для этого своей честью или доброй славой своей маленькой фирмы.

— Я буду краток, — сказал Стамп. — Как вам известно, ныне покойный мистер Крайтон решительно отверг на прошлой неделе весьма выгодные предложения, которые я передал ему через вас от имени нашей фирмы. Сейчас, увы, когда мистера Крайтона и его супруги не стало, обстоятельства коренным образом изменились, и я считаю возможным снова поставить перед вами вопрос о приобретении нашей фирмой африканских владений семейства Крайтонов. Нам известно, что их унаследует теперь единственный сын покойного Джозеф Крайтон. Наша фирма готова приобрести у наследника эти земли, хотя нам заведомо известно, что они представляют собой всего лишь джунгли, пересеченные топями. Как я уже говорил вам, у нас имеются свои виды на эти земли, и мы считаем возможным оценить их в один миллион фунтов. Кстати, мы заинтересованы в том, чтобы сделка была заключена в возможно короткий срок, без всяких проволочек и без всякой огласки…

— Мистер Стамп! — торжественно произнес мистер Хиббинс, вставая из-за стола во весь свой небольшой рост. — По ясно выраженной воле моего покойного друга и доверителя мистера Дэвида Крайтона его африканские владения не подлежат продаже, и нет такой цены, которая могла бы побудить наследника нарушить эту священную для него волю. Я сожалею, мистер Стамп, что…

— Скажите, — прервал клиент, — разделяет ли ваше мнение молодой наследник мистера Дэвида?

— Я полагаю… я надеюсь… — забормотал мистер Хиббинс, мало искушенный в искусстве лганья.

— Вы либо заблуждаетесь, мистер Хиббинс, — сердито возразил клиент, — либо хотите ввести в заблуждение меня. Нам отлично известно, что наследник помышляет лишь о том, чтобы поскорее сбыть с рук доставшиеся ему джунгли и топи и обратить их в звонкую наличность. Конечно, мы могли бы адресоваться непосредственно к мистеру Джозефу, но предпочли действовать через вас, чтобы избежать всяких кривотолков. Помогите нам, мистер Хиббинс, и за простое содействие в оформлении сделки вы получите — из рук в руки! — двадцать процентов с суммы сделки.

— Мистер Стамп, — гордо сказал маленький человек, выпятив грудь, — потрудитесь покинуть мою контору!

— Нет, мистер Хиббинс, я не уйду, — возразил клиент, — я хочу дать вам время подумать. Вам явно не хватает воображения. Двадцать процентов с миллиона фунтов — это миллион долларов. Мистер Эгберт Хиббинс — миллионер! Семья мистера Хиббинса переезжает в новый комфортабельный коттедж, приобретает, собственный «крейслер», летние каникулы проводит на самых фешенебельных курортах! Дети мистера Хиббинса обучаются в самых привилегированных учебных заведениях Англии! И все это — за простое, законное оформление сделки, которую его доверитель все равно заключит и без его согласия… Скажите, разве не так, мистер Хиббинс?

— Вы… вы… наглый человек… — Мистер Хиббинс, не в силах стоять, опустился в кресло, с его лба тяжелыми каплями стекал пот. — Вы не смеете… я не позволю…

— Даю вам на размышление пять минут, мистер Хиббинс, — посетитель снял с руки и положил на стол свои золотые часы. — Если по истечении этого срока я не получу от вас положительного ответа, я немедленно отправлюсь в поместье «Дорис» к мистеру Джозефу, привезу его в Лондон и заключу с ним сделку через посредство другой конторы. Конечно, я предпочел бы воспользоваться для этого услугами его доверенного и близкого друга его покойного отца, но что ж делать… Я жду, мистер Хиббинс!

— Но это невозможно… мой покойный друг…

— Не теряйте времени на декламацию, мистер Хиббинс, в вашем распоряжении осталось три минуты. Я предлагаю вам честную сделку, и у вас нет оснований отказываться от нее. Если вы скажете «да», я тотчас же выпишу вам чек на пятьдесят тысяч фунтов, остальное — по оформлении сделки.

— Но Джозеф еще не введен в права наследства…

— Вы введете его завтра же, раздавайте деньги направо и налево, мы все оплатим!

— Но у вас какая-то тайная мысль… Зачем вам эти земли?

— Мы будем разводить на них земляной орех, дорогой мистер Хиббинс.

— Значит, вы связаны с этим… мистером Брукером, о котором говорил мне покойный друг? Но мистер Брукер предлагал полтора миллиона…

— Никакого мистера Брукера я не знаю. К тому же мы уплачиваем вам лично двадцать процентов со сделки… Итак?..

— Но интересы английской короны… Ей первой принадлежит моральное право на приобретение этих земель…

— Вот и продайте их английской короне за те же три фунта стерлингов, в которые они обошлись полковнику Джеймсу Крайтону! — Мистер Стамп расхохотался. — Корона все равно больше не даст за эти джунгли.

— Это верно, конечно… — Мистер Хиббинс помолчал, затем, не поднимая глаз на клиента, тихо добавил: — Я не хотел бы… чеком…

— О, пожалуйста, мистер Хиббинс, конечно же, не следует оставлять следы. Завтра утром ровно в десять часов я передам вам здесь наличными пятьдесят тысяч фунтов! Прошу вас к этому времени заготовить проект соглашения на имя банка «Эрнст Чейз, Филд энд Компани», действующего через посредническую фирму «Компани оф Нью-Джерси».

— Да, да… проект соглашения…

Альбер Стамп встал, пожал ослабевшую, как бы безмускульную руку мистера Хиббинса и удалился.

— Что же это такое? — в печальном недоумении произнес мистер Хиббинс. — Как это могло случиться? Как мог я…

И вдруг острое, пьянящее, еще никогда не испытанное чувство счастья затопило все сомнения и печали: мистер Эгберт Хиббинс — миллионер!..

3. УОТКИНС ОТКРЫВАЕТ СВОИ КАРТЫ

Прошло около двух недель со дня гибели четы Крайтон под колесами грузовой машины, а следствие продолжало топтаться на месте. Самые тщательные розыски, проводимые по всей стране, не дали никаких результатов, словно бы преступный водитель вместе со своей машиной и действительно провалился сквозь землю.

Между тем Чарльз Уоткинс продолжал свой частный розыск. Мысль, осенившая его в кабинете мистера Фаулера, казалась ему все более и более убедительной. Чтобы не спугнуть преступника, вернее преступную банду, — он был убежден, что тут орудовало несколько человек, — Уоткинс утаил от своей газеты экспертное заключение хирурга Уильяма Чемберса, а самого хирурга уговорил в интересах раскрытия дела молчать до времени о его неожиданном открытии. В молчании же мистера Фаулера Уоткинс не сомневался: тот менее всего был заинтересован в изобличении своих незадачливых экспертов.

Пресса, поначалу возбужденная происшедшей аварией, в которой погиб вместе со своей супругой внук некогда прославленного воина британской колониальной армии, поутихла, а вскоре и вовсе перестала упоминать о трагической смерти четы Крайтон.

Когда у Уоткинса сложилась, наконец, отчетливая картина преступления, он решил обратиться в самое авторитетное разведывательное учреждение страны.

Несмотря на свою сугубую секретность, учреждение оказалось куда более гостеприимным, чем уголовная полиция. Чарльз Уоткинс почти без всяких формальностей получил доступ в обширный полутемный кабинет, к некоему мистеру Веджвуду. Когда он переступил порог и притворил за собой дверь, то невольно остановился: кабинет был пуст. Несколько помедлив, Уоткинс увидел, наконец, как из черноты, наливавшей углы кабинета, отделился сгусток тени и двинулся к столу, стоявшему возле единственного окна, затененного глухой стеной соседнего здания. Усевшись за стол, спиной к окну, хозяин кабинета произнес густым, хриплым голосом:

— Прошу вас, мистер… мистер?

Похоже было, что благополучный переход от одного кресла к другому он ощутил, как счастливо избегнутое несчастье.

— Чарльз Уоткинс, сэр!

— Прошу вас, мистер Уоткинс.

Уоткинс вгляделся. Перед ним сидел грузный шестидесятилетний человек давней, довоенной формации. Крупные, окрашенные склеротической кровью серые глаза, сильный череп, обросший жесткой, стриженой сединой, ленивое жирное лицо в слоновьих складках, пепел и перхоть на старомодном пиджаке, живая энергия ума, наделенного хитрой проницательностью, большой запас благодушия и умственной свободы, игривое равнодушие к людям, необоримая физическая лень — все это сообщало ему облик разведчика-мудреца, давно познавшего суету мира в служении темным силам истории. При всей своей антипатии к этой человеческой разновидности Уоткинс сразу решил, что попал по адресу.

— Чем могу быть вам полезен, молодой человек?

Оказалось, старик обладал еще и емкой памятью. Как же, он отлично помнит, что некая чета Крайтон недели две назад была сбита грузовой машиной на шоссе Лондон — Хартфорд… Погибший мистер Крайтон, кажется, родной внук известного в свое время головореза (он так и сказал: «головореза») полковника Джеймса Крайтона? А миссис Крайтон, кажется, умерла на седьмой день после аварии, так и не придя в сознание?.. Прискорбно, очень прискорбно, такой нелепый случай! Но в то же время, увы, и статистическая необходимость: должен же кто-то выполнять план автомобильных аварий, начертанный судьбой для текущего года.

— Крайтоны — жертвы преднамеренного убийства, а не случайной аварии, — холодно сказал Уоткинс и выложил на стол экспертное заключение профессора Чемберса.

Старик приблизил бумажку, вплотную к глазам и стал читать ее полувслух, медленно шевеля губами.

— Забавный случай, — произнес он серьезно. — Очень забавный!

Он с минуту помолчал, затем поднял на Уоткинса большие, серые, мутные, в красных прожилках глаза.

— Простите, мистер Уоткинс, кто вы такой? Как попала к вам эта бумажка? И что, наконец, привело вас ко мне? Ведь убийство Крайтонов — дело уголовное, мы такими делами не занимаемся.

Уоткинс рассказал старику, что́ именно побудило его заняться делом Крайтонов, и привел свои доводы, доказывающие, независимо от экспертизы Чемберса, что тут имело место убийство, а не авария. В заключение он живо, в лицах, представил свое посещение мистера Фаулера.

— Да, да, — усмехнулся старик. — Мистер Конан-Дойль так ничему и не научил этих людей, их по-прежнему гипнотизирует п е р в а я мысль, осеняющая их слабые головы! Но вы так и не ответили на мой вопрос: что привело вас к нам, в разведку?

— Я убежден, — твердо сказал Уоткинс, — что это преступление политическое!

— Это как же понимать — политическое? — В голосе старика явно звучала насмешка. — Быть может, мистер Крайтон был лейбористом и пал жертвой злодейства консерваторов? Или, напротив, его, как консерватора, пристукнули лейбористы?

— Нет, сэр, я этого не думаю, — в тон ему отвергал Уоткинс. — Признаюсь, я не вижу столь большой разницы между консерваторами и лейбористами, чтобы допустить возможность такой свирепой вражды между ними… Я полагаю, — Уоткинс резко изменил интонацию, — я полагаю, что Крайтонов п р и с т у к н у л а, как вы изволили выразиться, некая иностранная разведка.

— Да неужто? — ухмыльнулся старик. — Для чего же понадобилось это некоей иностранной разведке?

— Для чего? А для того, чтобы завладеть обширными африканскими землями мистера Крайтона, недра которых содержат, видимо, какое-то важное стратегическое сырье.

— Доказательства, молодой человек! — Старик подался вперед всей тушей, приник грудью к краю стола и устремил на Уоткинса свои серые, сразу пожесточавшие глаза. — Факты!

— Факты? Извольте, сэр. Во-первых, стремление преступников представить убийство Крайтонов, как результат случайной автомобильной аварии. Далее — отсутствие у преступников видимой корысти. Будь это обыкновенный грабитель, он действовал бы при помощи револьвера или ножа: руки вверх, выворачивайте-ка карманы! В данном же случае орудием убийства послужила грузовая машина, и было бы смешно заподозрить, что целью убийц было выворотить карманы своих жертв. Да и что возьмешь у сельских жителей, вышедших на утреннюю прогулку? Значит, тут совсем иная корысть…

— Постойте-ка, молодой человек! — прервал старик. — А почему не допустить такую возможность: водитель, случайно сбивший Крайтонов, из опасения, что оставшаяся в живых миссис Крайтон выдаст его, попросту решил избавиться от опасного свидетеля? Вот вам и мотив убийства. Ведь вопрос стоял для него так: либо он, либо миссис Крайтон, пожилая дама, глубоко ему безразличная… А? Что скажете?..

— Я уже доказывал вам, сэр, что тут была не авария, а сознательное убийство, орудием которого послужила грузовая машина. Извольте взглянуть, сэр!

И Уоткинс протянул старику фотоснимок следов, оставленных грузовой машиной на месте мнимой аварии.

— Что же, убедительно, ничего не скажешь… — раздумчиво произнес старик, внимательно рассмотрев снимок. — Но решает все же совокупность доводов, и все зависит от дальнейшей вашей аргументации. Согласен: мы имеем дело с преднамеренным убийством, цель которого нам неясна. Вы утверждаете, что целью убийц было завладеть африканскими землями семейства Крайтонов. Чтобы придать своей догадке убедительность, вы высказываете предположение — да, да, молодой человек, всего лишь п р е д п о л о ж е н и е, — что недра этих земель богаты важным стратегическим сырьем. Но, во-первых, это предположение надо доказать; во-вторых, откуда вы взяли, что в результате убийства Дэвида Крайтона его африканские владения достанутся убийцам или же тем, кто направил их руку? Как видите, молодой человек, в вашей концепции преступления недостает какого-то важного звена.

— В таком случае разрешите вручить вам это недостающее звено, сэр… Дней за десять до «аварии» к мистеру Дэвиду Крайтону приезжал некий мистер Брукер — так по крайней мере он назвал себя — и предложил от имени своей фирмы купить за полтора миллиона фунтов его африканские владения, расположенные в нашей колонии Буала.

— Да это же сумасшедшие деньги! — воскликнул старик. — В колонии Буала нет ценных ископаемых, и земля там бросовая!

— Вы так полагаете? — усмехнулся Уоткинс. — Тем больше оснований задуматься, что́ же руководило этим Брукером… Во всяком случае, мистер Крайтон решительно отказался продать свои владения, хотя не получал с них ни пенса дохода.

— Он что же — очень богат?

— О нет! Его личный капитал не превышает десяти тысяч фунтов. Просто мистер Крайтон не хотел наживаться на землях, добытых его предками путем насилий и убийств. Он считал, что земли эти принадлежат населяющим их неграм…

— Вот бы и отдал им задаром!

— Мистер Крайтон давно бы, сделал это, если бы не опасался, что эти земли захватят другие и станут притеснять негритянское население.

— Выходит, гу-ма-нист? — насмешливо произнес старик.

— Совершенно верно, — с подчеркнутой серьезностью подтвердил Уоткинс. — Человек высокой морали и непоколебимых убеждений. Этого, к сожалению, никак не скажешь о его сыне и наследнике Джозефе.

— Возраст?

— Двадцать лет.

— Негодяй?

— Скорее ничтожество, вертопрах.

— Уже не думаете ли вы?..

— Нет, не думаю… Разрешите продолжать?

— Продолжайте.

— По мнению молодого Крайтона, — а в этом можно на него положиться, — приезжий покупатель, назвавшийся Брукером, готов был уплатить за африканские земли и бо́льшую сумму. Во всяком случае, убедившись, что размер суммы не имеет для мистера Крайтона значения, этот Брукер был очень огорчен и даже подавлен. С тем он и уехал. Должен добавить — и считаю это очень важным, — что перед своим отъездом Брукер явился свидетелем семейной сцены, которая яснее ясного показала ему, что старый Крайтон не пойдет ни на какие компромиссы, но что молодой Крайтон отнюдь не разделяет взглядов своих родителей…

— Откуда вам это известно?

— От Джозефа Крайтона. Разумеется, он представил мне эту сцену в несколько ином освещении. В заключение Джозеф обратился ко мне с просьбой: не могу ли я отыскать этого Брукера, сулившего за африканские земли полтора миллиона фунтов…

— Ого, какой быстрый!.. — Старик помолчал. — Стратегическое сырье, говорите вы… Что ж, возможно… Если этот Брукер действительно предлагал полтора миллиона… Вообще-то почерк знакомый и, как всегда, довольно грубоватый… — Старик снова помолчал. — Давно были вы в последний раз у молодого Крайтона?

— Дней десять назад.

— Десять дней? — Старик даже присвистнул. — Держу пари, — воскликнул он с неожиданной горячностью, — что за это время Брукер уже прилетел в Лондон на запах падали! Если и не он сам, то представляющее его лицо! Так уж у них принято: одни устраняют препятствия, другие заключают сделки… — Старик хрипло рассмеялся. — Э, да я, старый, неприметно дал втянуть себя в ход вашей мысли! Значит, эта ваша версия обладает внушающей силой! Что ж, попробуем поиграем в большую игру — вдруг да выиграем? Не ошибиться страшно — проворонить страшно! А, молодой человек?..

— К вашим услугам, сэр. Только я хотел еще добавить…

— Говорите, говорите! — нетерпеливо вскричал старик, таким он начинал нравиться Уоткинсу. — Что там еще?

— Тогда же я побывал у мистера Хиббинса, многолетнего доверенного покойного Крайтона. Однако ничего нового я от него не узнал. Мистер Хиббинс уверил меня только, что ни в коем случае не допустит, чтобы молодой Крайтон нарушил волю своего отца…

— Ну, это сентименты! — грубо прервал старик. — Факты, факты!

— Я еще не кончил, сэр. Через несколько дней я снова посетил мистера Хиббинса и был поражен происшедшей в нем переменой. В каждом его слове и жесте проглядывала теперь фальшь, стремление утаить правду. Вы не ошиблись, предположив, что мистер Брукер или его представитель уже прибыл в Лондон. Мало того: у мистера Хиббинса уже приторговывают африканские владения Крайтона, а самого мистера Хиббинса, похоже, успели купить. Возможно, на этот раз он и вовсе не стал бы со мной разговаривать, если бы не страх перед прессой. На мой вопрос он сказал, что молодой Крайтон настаивает на немедленной продаже своих владений, но ему, Хиббинсу, удается покуда удержать его. А когда Хиббинс зачем-то вышел из своего кабинета, я заметил на его столе среди прочих бумаг проект соглашения…

— О, да вы просто молодец! Ну, ну, дальше!

— Конечно, это не исключает того, что сделка уже состоялась и проект соглашения лишь случайно завалялся на столе…

— Содержание?

— Я успел прочитать, что сумма сделки — один миллион фунтов, а покупателем является американский банк «Эрнст Чейз, Филд энд Компани».

— Так это же для отвода глаз! — В голосе старика звучало почти ликование. — Этот банк со всеми своими потрохами принадлежит американскому миллиардеру Дину Джадсону!

— …банк «Эрнст Чейз, Филд энд Компани», — повторил Уоткинс, — действующий через посредническую фирму «Компани оф Нью-Джерси» в лице ее представителя Альбера Стампа…

— Что? Что?..

Несмотря на свою грузность, старик вскочил с места, проворно обежал стол и с силой сжал плечо Уоткинса.

— Альбер Стамп? «Компани оф Нью-Джерси»? Вы точно помните: Альбер Стамп?

— Точно, сэр. Вот моя запись.

И Уоткинс протянул старику свою записную книжку, где черным по белому были начертаны столь взволновавшие старого разведчика слова.

4. БУНТ МИСТЕРА ДИКА

— Я спрашиваю тебя, Дик, долго ли ты намерен возиться с этими проклятыми грузовиками? — кричал мистер Фаулер на своего помощника. — С тех пор как высшее начальство поручило вести следствие этому зазнайке Мастерсу, он что ни день мылит мне голову! И откуда у него эта блажь — будто тут убийство, а не авария? Откуда известно ему о самозваном эксперте Чемберсе? А? Уж не ты ли натрепал ему со слов этого сумасшедшего журналиста? Или этот сумасшедший сам перебежал нам дорогу?

— Это я сказал Мастерсу, начальник…. Должен же он знать…

— Что, что должен он знать, недоумок? Безумную брехню твоего Уоткинса? И ради этой брехни ты решился предать своего начальника, своего благодетеля, Дик, которому ты стольким обязан, у которого обучился всему, что умеешь и знаешь? Эх, Дик, Дик!.. Раз так, то и я буду теперь поступать с тобой по-иному… А ну, отвечай: почему не установлен до сих пор номер «доджа», не посажен под замок нарушитель движения? Почему? — спрашиваю я тебя.

— Вы ошибаетесь, начальник… На этот раз Джибсон и Тауэрс, похоже, напали на след.

— Брешут твои Джибсон и Тауэрс! Ты же сам говорил, что они возятся с грузовым «лори», а там был «додж»! Понятно тебе: «додж», старый, военной поры «додж»! Так говорит наука! На-ука, дурья твоя башка!

— Но эксперты могли и напутать, начальник… — робко возразил Дик. — Я очень внимательно прочитал их доводы в пользу «доджа», и мне показалось… — Он умолк, словно напуганный собственной смелостью. — Напутали же наши медики… насчет миссис Крайтон…

— Никто ничего не напутал! — заорал мистер Фаулер. — Не смей при мне повторять бредни этого нахального юнца… Как его?

— Мистер Чарльз Уоткинс, начальник.

— Мистер… — презрительно фыркнул начальник. — Таких мистеров на один пенс целую дюжину дают! Короче: если в ближайшие два-три дня не будет результата, я подам на тебя рапорт начальству!

— Но Джибсон и Тауэрс только что звонили, начальник, они обнаружили кровь на покрышках…

— Какую еще там кровь?..

— Я пока и сам не знаю подробностей, они сейчас едут сюда… А вот и Джибсон!

В дверях стоял некрупный паренек лет двадцати двух, в дешевом клетчатом пиджаке, вельветовых брюках и в помятой кепке, заломленной кверху. Лицо у парня было ничем не примечательное, за исключением узкого, длинного носа и близко посаженных глаз.

— Разрешите, начальник?

— Ну входи! — неохотно сказал мистер Фаулер.

Джибсон вошел и в свободной позе встал у стола.

— Ну садись!

Джибсон сел не на кончик стула, как садятся робкие люди, а на все сиденье, да еще привалился к спинке и положил ногу на ногу.

— А где же Тауэрс, Джибсон? — спросил помощник.

— Он задержался маленько.

— Это как так — задержался? — грозно спросил мистер Фаулер.

— Значит, надо было, — сказал паренек. — Вы только не сбивайте меня, начальник, я все по порядку доложу.

— Вот, вот, Джибсон, расскажи начальнику, как вы напали на след… — примиряюще вставил помощник, прежде чем мистер Фаулер успел разразиться новым припадком гнева.

— Дело было такое, — заговорил паренек. — Поначалу мы с Питером было поверили этим вашим…. экспертам, будто стариков ухлопал «додж», и только время даром потеряли. Ну, а потом смекнули, что вся их болтовня выеденного яйца не стоит: поди-ка угадай по следу колес марку машины! Старый, довоенный… — передразнил Джибсон. — Ну, а когда смекнули — будто гора с плеч…

— Ближе к делу, Джибсон, — сухо сказал начальник.

— Да уж чего ближе, — отозвался паренек, — он, видимо, знал себе цену. — Стали мы с Питером толкаться среди гаражных сторожей и диспетчеров, пропустили рюмочку с одним, с другим, с третьим…

— С четвертым, пятым, шестым, — хмуро поддел начальник. — Деньги-то казенные!

— С четвертым, пятым, шестым, — невозмутимо подтвердил Джибсон. — Нам с Питером ясно было одно: если только у этих… ну, убийц машина была не своя и они брали ее напрокат, то уж тут без гаражного диспетчера дело не обошлось.

— Еще раз, Джибсон, — строго заметил начальник, — ближе к делу!

— Да уж чего ближе, — повторил Джибсон. — И вот стали мы с Питером поглядывать да послушивать, не завелась ли у кого лишняя деньга, не болтает ли кто лишнего под мухой, не ходят ли какие слушки по гаражам, а слухами, известно, земля полнится…

— Джибсон! — прикрикнул начальник.

— …земля полнится. А к тому еще, надобно сказать, у нас с Питером по гаражам немало ушей понавешено и глаз понаставлено: свои, значит, парни. Они нам помогают, а мы за это на их проделки сквозь пальцы глядим…

Джибсон помолчал, усмешливо устремив на начальство свои близко посаженные глаза, — со стороны казалось, будто один его глаз усмешливо смотрит в другой, — и вдруг выпалил как из ружья:

— Словили мы с Питером ту машину, начальники, — и все тут!

Молчание. Мистер Фаулер сидел хмурый, с оскорбленным видом, а помощник в счастливом удивлении разинул рот, не в состоянии вымолвить слово: он безоговорочно доверял своим «автоищейкам».

— Это как же тебя понимать, Джибсон? — с нарастающим гневом спросил начальник.

— Так и понимайте, начальник. Мы с Питером обнаружили в гараже военных заводов «Биккерс-Стронг» ту самую машину, которая шестнадцатого июня утром ухлопала Крайтонов на шоссе Лондон — Хартфорд.

— Старый «додж»?

— Да нет же! — с досадой сказал Джибсон. — «Лори» прошлого года!

— Вранье все это! Раз не «додж» — значит, вранье! И вообще все это вранье! — заходясь, кричал мистер Фаулер. — И ты, Дик, хорош! Позволяешь этим пьяницам водить себя за нос! Надеюсь, Мастерс еще не знает об этом вранье, это был бы срам для нашего отдела!..

— Уверяю вас, вы ошибаетесь, начальник… Уж раз Джибсон и Тауэрс…

— Что — Джибсон и Тауэрс? — Мистер Фаулер был страшен сейчас в своем гневе. — Вчера ты предал меня Мастерсу, сегодня предаешь этим ищейкам! Уж не ставишь ли ты их выше своего начальника, Дик? Уж не веришь ли ты им больше, чем своему начальнику? А? Отвечай?

И тут произошло нечто неожиданное. Дик с побелевшим лицом и прыгающими губами произнес тихо, но внятно:

— Да, начальник, я верю им больше, чем вам… Вы который день тут орете, а они в это время дело делали… Я верю, что им действительно удалось обнаружить ту машину, хотя это и не старый «додж», а новый «лори»… И если хотите знать… следователь Мастерс все время был в курсе их розысков и одобрял их работу… — Он повернулся к Джибсону. — Поедем, Джибсон, в гараж, а по дороге захватим мистера Мастерса!

Гнев мистера Фаулера мгновенно иссяк, а сам он как-то вдруг осел в своем кресле, словно опара, вынесенная на холод.

— Постой, постой, Дик, не горячись, — произнес он смиренно. — Ну и скверный же у тебя характер, право! «Лори» так «лори», я же не требую, чтобы это обязательно был «додж»… Скажи-ка, друг Джибсон, а почему вы не пригнали эту подозрительную машину в наш гараж? Мы бы ее тут…

— Да как же можно, начальник? — усмехнулся Джибсон. — Этак все следы преступления на покрышках сотрутся! Я и Тауэрса-то при машине оставил, чтоб ни одна живая душа не приблизилась к ней. А вы говорите — пригнать!..

— Правильно, молодцы! — похвалил мистер Фаулер, словно сыщики успешно выполнили личное его поручение. — Поехали, Дик! — крикнул он бодрым голосом и поднялся с места. — Чем черт не шутит!..

5. ПОД ЛАМПОЙ ДНЕВНОГО СВЕТА

Когда полицейская машина въехала в большой двор гаража заводов «Биккерс-Стронг», там уже в самом воздухе чувствовалась тревога. Никто еще ничего толком не знал, а уже все ощущали нечто неладное, резко нарушившее привычный ход жизни. Люди, одетые в рабочие комбинезоны, — мойщики, механики, водители, сторожа — толпились у открытых дверей одного из гаражных сараев и о чем-то негромко переговаривались. Едва только полицейская машина показалась в воротах, как к ней обратились все взгляды. Мистер Фаулер важно вышел из машины и тут же с присущей ему страстью начальствовать прикрикнул на толпу:

— Отойдите от гаража! Не мешайте работать! Разойдитесь по местам! Если кто понадобится — вызовем!..

Никто, однако, не отошел, и полицейское начальство смогло пройти в гараж лишь с помощью двух здоровенных бобби, которые, подобно двум танкам, ломящимся сквозь густой лес, проложили широкий проход в толпе. Затем двери закрыли, а бобби остались снаружи — сторожить гараж от вторжения посторонних.

В громадном сарае, рассчитанном на сорок грузовых машин, было пусто: все машины находились в разгоне. Только посреди сарая, под яркой лампой дневного света стоял одинокий восьмитонный «лори». От него отошел длинный, худой, рыжеволосый парень и неспешно двинулся навстречу полицейскому начальству.

— Ну как, Тауэрс? — ласково обратился к нему Дик, помощник начальника. — Все в порядке?

— В порядке, — сухо и коротко ответил Тауэрс и тут же отошел в сторону; видимо, в отличие от Джибсона парень был не слишком общителен.

Начальство подступило вплотную к машине, и, хотя следствие еще не сказало своего веского слова, все смотрели на нее с чувством жутковатого уважения.

Дик что-то шепнул Джибсону и Тауэрсу, те прошли внутрь гаража и притащили оттуда две деревянные скамьи, на которые и уселось начальство.

— Джибсон и Тауэрс, — сказал следователь Юджин Мастерс, — подойдите ко мне!

Это был человек лет сорока пяти, среднего роста, широкий в плечах, с седой головой и умными, насмешливыми глазами на усталом лице жуира и выпивохи.

— Говорите, ребята, я вас слушаю! Только коротко!.

— Вот какие дела, начальник, — заговорил Джибсон. — Шестнадцатого июня в шесть часов утра диспетчер Рагглс — он сам в этом признался — за пятьдесят фунтов предоставил неизвестному типу на несколько часов вот эту машину. Проделать такую штуку без ведома сторожа Робинсона было нельзя, и Рагглс обещал ему за молчание два фунта.

— Ах, мошенник! — усмехнулся Мастерс. — Да и те, наверное, не отдал?

— Вы угадали, сэр. Он дал Робинсону всего один фунт и на этом здорово прогадал: обиженный Робинсон с горя напился и на людях корил его за обман. И вот случилось, — Джибсон тонко улыбнулся, при этом один глаз его усмешливо заглянул в другой, — что среди его слушателей оказались однажды и мы с Тауэрсом…

— Понятно, Джибсон, — кивнул Мастерс. — Классический способ раскрытия самых сложных преступлений. Ну, а Рагглс знал, для какой цели брали у него машину?

— Мы с Тауэрсом считаем, что не знал, сэр, да не знает, кажется, и до сей поры…

— А чем вы с Тауэрсом докажете, что это та самая машина, которая убила Крайтонов?

Джибсон достал из кармана листок бумаги и стал медленно и внятно читать:

— Первое — следы крови и волос на покрышках; второе — когда машина вернулась в гараж, при ней не оказалось баллонного ключа, а есть версия, что миссис Крайтон добили баллонным ключом; третье — другого подобного преступления в Лондоне и во всем графстве за последний месяц зарегистрировано не было; четвертое — во всех без исключения случаях автомобильных аварий, случившихся в Лондоне и в графстве в те часы, когда этот «лори» незаконно отсутствовал из гаража, точно установлены машины-виновники. И только машина-убийца Крайтонов оставалась неразысканной.

При этих словах все взгляды опять невольно приковались к машине: залитая резким дневным светом, новенькая, свежеомытая и в то же время зловещая в своей немой замкнутости.

— У тебя хорошая голова, Джибсон, — нарушил молчание следователь Мастерс и дерзко добавил, глядя на Фаулера: — Куда лучше, чем у иных начальников.

— Это мы вместе с Тауэрсом, сэр.

— Молодцы, ребята! Ну что же, давайте сюда Рагглса, Джибсон!

Пока Джибсон ходил за диспетчером, в гаражном сарае царила напряженная тишина. Мистер Фаулер восседал на скамье с таким видом, будто он являлся тем центром, вокруг которого вращалось все это действо; его помощник скромно притулился рядом; следователь Мастерс ходил взад и вперед по хорде круга, очерченного на асфальтированном полу лампой дневного света; пожилой эксперт с лупой в руке ползал возле колес машины; Тауэрс хмуро стоял в стороне.

И вот, наконец, Рагглс, невысокий, тощий, невзрачный человечек с мелким невыразительным лицом, с напомаженной до зеркального блеска, прилизанной прической и выщипанными бровями, предстал перед старшим следователем Юджином Мастерсом. Тот оглядел его с веселым любопытством: на Рагглсе был новенький, нарядный костюм какой-то немыслимой окраски, галстук цвета морской волны, украшенный массивной золотой булавкой, новенькие модные ботинки цвета «баклажан».

— Диспетчер Рагглс? — спросил Мастерс.

— Джеймс Бэзил Рагглс, диспетчер, к вашим услугам, сэр.

— Скажите мне, Джеймс Бэзил, на какой это случай вы так вырядились?

— Имею обыкновение одеваться по моде, — скромно, потупив глаза, отвечал Рагглс.

— А золотую булавку давно приобрели?

— Давно.

— Как давно? Недели две назад?

— Недели две назад.

— На т е денежки?

— На те денежки.

— А вам известно, за что получили вы те денежки?

— Каюсь, виноват. Уступил на сторону машину.

— Сколько вам заплатили за это, Рагглс?

— Пятьдесят фунтов, сэр.

— Пятьдесят фунтов? Очень большие деньги, Рагглс, за такую ничтожную услугу!

— Очень большие, сэр.

— И что же, вас не удивила такая щедрость, Рагглс? Этот человек сразу предложил вам пятьдесят фунтов?

— Нет, сэр, поначалу он назвал тридцать, но мне показалось…

— Что вам показалось?

— Что этому человеку до зарезу нужна машина, и он даст больше.

— Вот именно д о з а р е з у, Рагглс, — очень серьезно сказал Мастерс, и под его взглядом диспетчер что-то понял вдруг и чуть побледнел. — Ну и вы назвали сумму в пятьдесят фунтов?

— Пятьдесят, сэр… А разве известно, сэр, для какой цели?..

— Нет уж, позвольте, я буду спрашивать, Рагглс. Итак, вы сошлись на пятидесяти фунтах?

— Так, сэр.

— А подумали вы: какая нужда человеку платить пятьдесят фунтов за использование машины в течение нескольких часов?

— Я не думал об этом, сэр. Всякое в жизни бывает.

— Это вы хорошо придумали, Рагглс: не думать… В какой день и в какой час отпустили вы машину из гаража?

— Шестнадцатого июня, сэр, около семи часов утра.

— Что вы знаете о человеке, который брал у вас машину?

— Ничего, сэр.

— Почему он обратился именно к вам? Мало ли в Лондоне гаражей и диспетчеров?

— Право, не знаю, сэр.

— А почему вы предоставили ему именно эту машину, а не другую?

— Водитель, прикрепленный к этой машине, перед тем заболел, и машина стояла без дела.

— Понятно… А вы и до этого проделывали подобные же штуки с машинами?

— Случалось, сэр.

— То есть соучаствовали в убийстве?

— Что вы… господь с вами… — забормотал Рагглс в ужасе и попятился от следователя.

— В таком случае — в краже?.. Сколько же вам платили в те разы?

— По-разному, сэр… десять фунтов… и двадцать… Я же только давал машину.

— Вот видите! А на этот раз — пятьдесят! Ясно, что вам известно было о готовящемся убийстве Крайтонов!

— О сэр!.. Неужели именно эта машина… сбила Крайтонов? Но это же случай… несчастный случай… я же тут ни при чем…

— Это не случай, Рагглс, а сознательное, хладнокровное, преднамеренное убийство, и вы знали об этом, когда отпускали машину!

— Нет, сэр, я ничего не знал… не надо так говорить…

— Вы обратили внимание на то, что машина вернулась без баллонного ключа?

— Я не осматривал машину по ее возвращении, сэр. Отсутствие баллонного ключа обнаружил водитель, когда на другой день по выздоровлении вернулся в гараж… Вероятно, тот человек потерял баллонный ключ…

— Нет, Рагглс, баллонным ключом он добил миссис Крайтон, когда убедился, что она осталась жива, а затем забросил его или зарыл в землю!

— О боже, сэр!..

— Бросьте ломать комедию, Рагглс! — прикрикнул на него Мастерс. — Либо вы сейчас скажете, почему этот человек обратился именно к вам, либо я привлеку вас за соучастие в убийстве!

— Я скажу… сейчас скажу… — У Рагглса зуб на зуб не попадал. — Этому человеку кто-то назвал меня…

— Кто именно?

— Н-не знаю…

— Рагглс!

— Двоюродный брат моей… сожительницы…

— Имя! Фамилия!

— Он убьет меня, если я назову его, сэр! — Рагглс дрожал, как в приступе малярии, крупные, словно градины, слезы сливались с его лица, губы вспухли, все лицо казалось измятым, бесформенным как ком сырого теста. — Вы не знаете, что это за человек, сэр!..

— Имя, фамилия, черт вас возьми!

— Даринг, Джон Даринг… О сэр! — У диспетчера подогнулись колени, и он в полном бессилии, как пустой мешок, осел на бетонный пол.

— Ну-ка, Джибсон, — сердито сказал Мастерс, — поставьте на ноги этого слабонервного щеголя.

Джибсон кивнул Тауэрсу, они вдвоем подхватили диспетчера под руки, подняли на воздух и больно пристукнули ногами об пол.

— Адрес Джона Даринга! — крикнул Мастерс. — Живо!

— Ист-Энд, Слаун-стрит, пятнадцать… — умирающим голосом произнес Рагглс, повиснув на руках сыщиков.

— Отпустите его, ребята, — приказал Мастерс. — А вы, красавец мужчина, не валяйте дурака и потрудитесь сами стоять на ногах!

— Слушаю, сэр… только защитите меня от этого негодяя… Вы не знаете…

— Можете быть спокойны за свою драгоценную шкуру, он вас пальцем не тронет!

— О, благодарю, сэр!..

— Этот Джон Даринг самолично брал у вас машину или…

— Нет, нет, сэр!.. Он только направил ко мне того человека…

— Сколько вы заплатили Дарингу… за рекомендацию?

— Пять фунтов, сэр.

— И он, что же, остался доволен?

— Нет, сэр… Он все пристает ко мне, грозится убить…

— Очевидно, ему известно, что вы заработали на убийстве Крайтонов целых пятьдесят фунтов?

— О сэр… зачем вы так?..

— Я вас спрашиваю: известно ему, что вы получили пятьдесят фунтов?

— Известно, сэр.

— От вас?

— Нет, сэр, зачем же было мне говорить?..

— Выходит, ваш Даринг виделся с убийцей и п о с л е совершения преступления?

— Выходит, так, сэр.

Рагглс стал явно приходить в себя: он поправил сбившийся на сторону галстук цвета морской волны, одернул свалявшийся пиджак, пригладил прическу, вскинул кверху свою маленькую голову.

— Профессия Даринга?

— Он бездельник, сэр, и не раз судился.

— Когда именно впервые явился к вам от Даринга человек по поводу машины?

— Накануне того дня, сэр, когда я отпустил ему машину. Значит, пятнадцатого июня.

— Опишите мне этого человека.

— Не знаю, сэр, как и сказать. — Рагглс задумался. — Это человек серьезный, он очень строго разговаривал со мной…

— Еще бы не серьезный, — усмехнулся Мастерс. — Высокий, низкорослый, толстый, худой, старый, молодой, цвет волос, одежда? Ну же!

— Скорее высокий, сэр, — в раздумье сказал Рагглс. — Не худой, не толстый, а так, плотный. Шатен, волосы ежиком…

— Глаза? Нос? Рот?

— Обыкновенные, сэр. Глаза какого-то неопределенного цвета.

— Немного же от вас толку, Рагглс! Он сам выехал из гаража на этом «лори»?

— Как можно, сэр! Я вывел машину из ворот, свернул за угол, где он меня дожидался, и там передал ему руль. То же и обратно: он явился и сказал, что машина стоит за углом.

— Вы понимаете, что вас выгонят за такое дело со службы?

— Увы, сэр, я уже уволен.

— И что я привлеку вас к ответственности за соучастие в убийстве Крайтонов?

— Нет, сэр, — высокомерно сказал Рагглс, оскорбленный в своем достоинстве. — Мне даже не было известно об убийстве.

— Ну вот что, невинная вы душа, можете убираться отсюда вон! Когда вы понадобитесь мне, я вас вызову. И помните: никому ни слова! Вы умеете держать язык за зубами?

— Умею, сэр. Всего вам наилучшего! — с вызывающей вежливостью поклонился Рагглс, задрал кверху свою напомаженную голову и неспешно двинулся к выходу из гаража.

— Каков фрукт… — в задумчивом недоумении произнес Мастерс, повернувшись к чинам полиции, которые в полном молчании присутствовали при допросе. — А ведь тоже — венец творенья!..

— Мой многолетний опыт, — с важностью заговорил мистер Фаулер, давно уже порывавшийся высказать свое мнение, — мой опыт убеждает меня, что этот Рагглс, по всей вероятности, не причастен к убийству Крайтонов и повинен лишь в корыстном нарушении служебного долга. Как вы полагаете, Мастерс?

— Я целиком полагаюсь на ваш многолетний опыт, Фаулер, но это ничуть не уменьшает моего отвращения к этой разновидности человеческого рода… Дик, распорядитесь, пожалуйста, чтобы ко мне доставили сейчас же Джона Даринга, Ист-Энд, Слаун-стрит, пятнадцать! Если он пронюхал что-нибудь и успел скрыться — распорядитесь о розыске. — Будет сделано, сэр.

— Только имейте в виду: Даринга надо брать с осторожностью, видимо, это отпетый преступник. Пошлите Джибсона с Тауэрсом и двух полисменов… — Он повернулся к эксперту, лежавшему под машиной с переносной лампой в одной руке и с лупой в другой. — Ваши результаты, Сэм?

— Множество мелких брызг и пятен крови на обратной стороне днища машины, в порах покрышек, присохшие волосы…

— Выходит, эти мерзавцы так были уверены в своей безнаказанности, что даже не дали себе труда отмыть кровь!

— Они сделали все, что могли, Юджин, но начисто отмыть следы невозможно. Ведь машина неоднократно проходила мойку и после убийства, ее изолировали всего лишь вчера. Но мелкие следы все равно остаются надолго, и лупа их легко обнаружит… Результат микроскопического анализа я сообщу вам завтра к вечеру, Юджин. Группы крови, принадлежность волос…

— Я буду ждать, Сэм. До свидания, джентльмены!

Дойдя до дверей гаража, Мастерс вспомнил что-то и обернулся.

— Послушайте, Дик! Вы говорили мне о некоем мистере… Ну, который первым заподозрил в этой аварии преступление. Уотертон?

— Уоткинс, сэр. Мистер Чарльз Уоткинс, газета «Наблюдатель», уголовная хроника.

— Благодарю вас, Дик.

6. ДЖОН ДАРИНГ, ТРИДЦАТИ ДВУХ ЛЕТ

Примерно через два часа полисмены ввели Джона Даринга в кабинет следователя Мастерса. Это был человек лет тридцати, среднего роста, широкоплечий, плотный, видимо незаурядной силы, одетый опрятно, но без претензии на щегольство. Так одеваются обычно спортсмены: им ни к чему скрывать свое сложение. Лицо Даринга не лишено было приятности, но мало гармонировало с фигурой: приветливый взгляд ясных голубых глаз, розовые, нежные щеки, пухлые губы. Зато неприятное и даже зловещее впечатление производил срезанный почти у самого рта подбородок, переходящий в женственно-белую плоскую шею.

Войдя к следователю в сопровождении полицейских, Даринг не обнаружил ни волнения, ни беспокойства. Лицо его выражало лишь легкое недоумение: что сие значит?..

— Джон Даринг? — спросил Мастерс, с интересом вглядываясь в это новое действующее лицо драмы, именуемой «Дело об убийстве Крайтонов».

— Джон Даринг, сэр.

— Возраст?

— Тридцать два года, сэр.

— Лондон, Слаун-стрит, пятнадцать?

— Слаун-стрит, пятнадцать, сэр.

— Профессия?

— Автомеханик, сэр.

— Под судом были?

— Увы, сэр, дважды.

— Вам известно, Даринг, зачем привели вас ко мне?

— Нет, сэр. Я как раз собирался спросить, кто дал вам право вторгаться в жилище ни в чем не повинного английского гражданина, применять к нему насилие и держать под арестом?

— Вот разрешение на ваш арест, Даринг, выданное судьей.

Даринг внимательно прочитал бумажку, протянутую ему следователем, пожал плечами и положил ее на стол.

— Форма, во всяком случае, соблюдена, — сказал он без всякого выражения. — Но причина, причина, сэр?

— Сядьте, Даринг, сейчас узнаете. — Мастерс повернулся к полисменам. — Выйдите, пожалуйста, за дверь и там обождите.

Полисмены поглядели на мощный торс Даринга, затем на следователя, секунду поколебались и вышли из кабинета.

— Скажите, Даринг, — спросил Мастерс, — вам известен некий Рагглс?

— Рагглс? Это преуспевающее насекомое? Известен, сэр. В некотором роде он приходится мне родственником.

— Преуспевающее насекомое? — улыбнулся Мастерс. — Это хорошо сказано, Даринг. Но Рагглс более не преуспевает, его прогнали со службы.

— Ну, этот не пропадет и без службы… За что же, сэр?

— За самовольное предоставление постороннему лицу грузовой машины, принадлежащей заводу.

— Бог ты мой! — Даринг с комическим ужасом воздел руки. — Уж не мой ли это грех, сэр? Я знал, что он промышляет этим делом, и недели две назад направил к нему клиента, который как раз нуждался в грузовой машине!

— Вы послали Рагглсу клиента, Даринг, не две недели назад, а пятнадцать дней назад, пятнадцатого июня.

— Нет, сэр, вы ошибаетесь, — медленно, в раздумье проговорил Даринг. — Я сейчас точно припоминаю: это было как раз две недели назад, шестнадцатого июня, в этот день я имел глупость сильно напиться…

— Повторяю, Даринг, — ровным голосом сказал следователь. — Убийство Крайтонов произошло ранним утром шестнадцатого июня, а ваш клиент явился к Рагглсу для переговоров о машине накануне, то есть пятнадцатого июня. Ну, вспомнили?

Даринг хмуро помолчал, затем поднял на следователя как бы вдруг потемневшие глаза.

— Похоже, вы хотите в чем-то запутать меня, сэр! Только напрасно стараетесь… Ни о каких Крайтонах, ни о каком убийстве я и слыхом не слыхал! Да и при чем тут убийство?..

— Так уж и не слыхали? — сердито прищурился Мастерс: его разозлила та естественность, с какой Даринг отрицал незыблемо установленные факты. — Что же, вы газет не читаете, что ли?

— Читаю. И что из этого следует?

— Из этого следует, что вы лжец. Весь Лондон говорил тогда о трагической смерти супругов Крайтон, погибших под колесами автомашины, и вы не могли об этом не знать. Ваше отрицание — наивный трюк, к нему прибегают лишь очень неопытные преступники. Право, я был о вас лучшего мнения…

Но Даринг как бы не слышал последних слов следователя, лицо его приняло сосредоточенное выражение, брови сошлись в одну черту.

— Припоминаю! — воскликнул он вдруг, просветлев лицом. — Да, да, Крайтоны! Еще тогда писали, что они славного рода, от каких-то там завоевателей Африки! Верно я говорю?

— Верно, Даринг, — сказал Мастерс, а про себя подумал, что при иных обстоятельствах этот отпетый негодяй мог сделать незаурядную сценическую карьеру. — Теперь вам надлежит еще припомнить, что вы послали Рагглсу клиента не шестнадцатого июня, а именно пятнадцатого.

— Я начинаю понимать вас, сэр, — сухо сказал Даринг. — Ранним утром шестнадцатого июня эти Крайтоны попали под машину, которую Рагглс предоставил некоему человеку, и вы подозреваете, что этого человека направил к Рагглсу я, Джон Даринг. Так вот, — Даринг возвысил голос, глядя Мастерсу прямо в глаза, — слушайте, следователь, что я скажу вам: я направил к Рагглсу клиента не пятнадцатого июня, а шестнадцатого, и притом днем, примерно в два часа дня. Это так же верно, как то, что моя мать была честной женщиной и родила меня в законном браке с моим отцом Эразмом Дарингом! Попробуйте-ка теперь не поверить мне! — заключил он угрожающе и даже встал со стула, будто собираясь покинуть помещение, где к нему проявили такое оскорбительное недоверие.

— Сядьте, Даринг, — жестко сказал Мастерс. — Вы тут не гость, а находящийся под арестом преступник. Намерены вы говорить правду или нет?

Даринг сел, и по выражению его лица Мастерс решил, что тот сейчас изменит тактику поведения. Так оно и вышло.

— Ладно! Допустим, что вы правы, сэр: я сказал неправду. — Даринг говорил рассудительно и спокойно, глаза его, казалось, прояснели до самого дна. — Допустим, что я действительно направил Рагглсу клиента в угодный вам день пятнадцатого июня и этот клиент, усевшись утром шестнадцатого июня за руль грузовой машины, по неопытности или по несчастному стечению обстоятельств сбил Крайтонов и причинил им смерть. Но при чем же тут я? Представьте себе, что вы поручили посыльному доставить любовное послание даме вашего сердца, — Даринг дерзко усмехнулся, — и по дороге посыльный погиб под колесами автомашины. Неужели нашелся бы следователь, который усмотрел бы в гибели посыльного вашу вину и приказал бы арестовать вас? А ведь вы поступили со мной именно так, сэр! В данном случае ни я, ни даже Рагглс ни в чем не провинились перед законом. Вот и посудите: чего ради стал бы я отрицать, что направил к нему клиента пятнадцатого июня, если бы это соответствовало истине? Но истина в том, что я направил к нему клиента именно шестнадцатого июня, не раньше и не позже. Так-то, сэр!..

— Толковое, основательное рассуждение, Даринг, — согласился Мастерс. — Но в своем рассуждении вы исходите из того, что следствию неизвестна подлинная картина преступления. Между тем следствием неоспоримо установлено, что шестнадцатого июня в девять часов утра ваш клиент н а м е р е н н о сбил Крайтонов, затем сошел с машины и баллонным ключом раздробил череп легко раненной миссис Крайтон. Так-то, Даринг!..

Даринг ошеломленно молчал.

— Согласитесь, — продолжал Мастерс, — что в этом свете совсем небезразлично, когда именно подослали вы к Рагглсу своего клиента. Вот почему вы с таким упорством отрицаете, что это произошло накануне убийства, то есть пятнадцатого июня…

— И буду отрицать! — злобно вскричал Даринг, вскакивая со стула. — Теперь-то я понимаю, в какую грязную историю вы решили меня впутать! Знайте же: я не намерен расплачиваться за ваше неуменье обнаружить подлинных виновников убийства!..

— Ведите себя прилично, Даринг, иначе я кликну полисменов… А теперь назовите мне фамилию вашего клиента.

— Я не знаю его фамилии.

— Слушайте, Даринг, вы же толковый, разумный человек, поймите же, своим нелепым отрицанием вы только вредите себе!

— Но я, право же, не знаю его фамилии… Это было так. Шестнадцатого июня, днем, мы большой компанией сидели в кабачке «Альпийская роза», в Сохо. Я уже изрядно выпил, когда один незнакомый мне парень сказал вслух: «Есть дельце! Вот где бы только раздобыть грузовую машину!» Тут я и назвал ему Рагглса и дал адрес гаража. Вот и все. А потом я так хватил, что уж ничего больше не помню…

— Врете, Даринг. Вы виделись с этим человеком и после убийства Крайтонов, он еще сказал вам, что заплатил Рагглсу за пользование машиной пятьдесят фунтов.

— Пятьдесят фунтов? — возмутился Даринг. — Да быть того не может! Любой диспетчер обделает такое дельце за два-три фунта!

— Ну, знаете, за такое «дельце», как убийство, приходится платить дороже, — усмехнулся Мастерс. — Но в данном случае важно не то, какую сумму назвал вам убийца, а то, что вы виделись с ним и после того, как он совершил преступление, а по всей вероятности, даже и принимали в нем прямое участие!..

— Бросьте, сэр! — хмуро отозвался Даринг. — Я послал Рагглсу клиента шестнадцатого июня, когда ваши Крайтоны были уже мертвы.

— Доказательства?

— Освободите меня, и я постараюсь разыскать того парня…

— И вы постараетесь удрать куда глаза глядят, Даринг! Нет, я не освобожу вас, я устрою вам очную ставку с Рагглсом. Вот тогда и поглядим, как вы станете отрицать очевидные факты!

Мастерс нажал кнопку, вошел юноша лет двадцати, стажер.

— Джерри, позвоните по этому телефону, — Мастерс протянул ему бумажку, — вызовите Джеймса Рагглса и передайте ему, что за ним сейчас придет машина и доставит его ко мне. Отдайте нужные распоряжения.

— Конвой?

— Нет, вы сами за ним поедете.

— Будет сделано, сэр!

Не прошло и минуты, как стажер вновь появился в дверях и каким-то прыгающим голосом доложил:

— Джеймс Рагглс… убит… застрелен… сэр…

— Что, что?

— Его нашли… на лестнице… на площадке третьего этажа… где он проживает… мертвого…

— Когда это случилось? — Мастерс уже овладел собой. — И с кем вы говорили, Джерри?

— С районным следователем, сэр, который прибыл туда… случилось около получаса назад…

Мастерс повернулся к Дарингу. Тот сидел недвижно, словно прирос к столу, красный, как апоплектик, его женственно-белая плоская шея налилась кровью и вздулась пузырем. Он был сейчас безобразен и страшен.

— Недаром, видно, так опасался вас Рагглс… — не скрывая своего отвращения, сказал Мастерс. — Вовремя же убрали вы опасного свидетеля!

Даринг беззвучно шевелил губами, не в силах вымолвить слова, будто пораженный апоплексическим ударом.

— Джерри, распорядитесь, чтобы арестованного под надежным конвоем препроводили в тюрьму, — приказал Мастерс. — И велите подать машину — поедете со мной на квартиру убитого Рагглса!..

7. ЭЛЛЕН ДАРИНГ, ДВАДЦАТИ ВОСЬМИ ЛЕТ

Дверь в квартиру Джеймса Рагглса была открыта, там орудовали полицейские власти. Мастерс и его юный стажер Джерри прошли на шум голосов в большую, хорошо обставленную комнату, служившую гостиной. В комнате находились два полисмена, знакомые Мастерсу районный следователь Перкс и полицейский врач Сэдвик. Мертвый диспетчер лежал на диване, стоявшем у стены, в том же куцем, модном костюме немыслимой окраски, в галстуке цвета морской волны, в ботинках цвета «баклажан»; зеркальный блеск его прически заметно поблек, лицо затекло восковой желтизной. Смерть не придала диспетчеру величия: все тот же мелкий, невидный человечек, с невыразительными, будничными чертами.

У дивана, склонясь над мертвым, в тихом плаче стояла на коленях женщина. Когда Мастерс своим твердым, уверенным шагом ступил в комнату, она обернулась и поспешно встала. Мастерс поразился: это была крупная, стройная, красивая женщина лет тридцати, менее всего походившая на подругу гаражного диспетчера, «преуспевающего насекомого». Он подошел к ней, представился, выразил сочувствие и не без удовольствия пожал ее теплую, мягкую руку, отметив про себя, что ее красивое, смугловатое, заплаканное лицо ничуть не искажено постигшим ее горем, а самое горе не выходит за пределы приличия. Затем женщина вернулась к покойнику, а Мастерс, задумчиво поглядев ей вслед, заговорил с районным следователем и полицейским врачом.

Диспетчер Рагглс был застрелен почти у дверей своей квартиры из бесшумного пистолета, убийца стрелял в затылок, со спины, смерть последовала мгновенно. Первым заметил убитого и поднял тревогу двенадцатилетний мальчик из соседней квартиры, возвращавшийся из школы домой. Он показал, что, поднимаясь по лестнице, встретил на втором пролете какого-то мужчину лет, вероятно, сорока, но не обратил на него внимания и потому не может указать его примет. Во всяком случае, человек этот не был мальчику известен, хотя ему знакомы все жильцы, проживающие на этой лестнице. Тело оставалось на месте убийства до прибытия следователя и врача; те установили, что убитый лежал лицом вниз, в естественной позе, какую тело приняло при падении. Преступник, торопившийся скрыться, видимо, не обыскал убитого. На это указывает и положение тела и то, что, по словам сожительницы покойного, миссис Эллен Даринг, при убитом оказалось в сохранности все, что он обычно имел при себе, а также и деньги. Установить характер следов, оставленных на лестнице обувью преступника, не представилось возможным: лестница была густо заслежена жильцами дома.

Таковы были факты, установленные районным следователем. Он прибыл на квартиру убитого лишь около получаса назад и еще не успел сколько-нибудь подробно допросить хозяйку квартиры, что, возможно, могло пролить свет на мотивы этого странного убийства, совершенного среди бела дня самым дерзким образом. Следователь Перкс был человек пожилой, болезненный, давно утративший вкус к своей профессии, его пугала сложность этого дела — видимое отсутствие корысти, бесшумный пистолет! — и он не мог скрыть своей радости, когда старший следователь Мастерс, соблюдая всяческую деликатность, предложил ему удалиться восвояси: убийство диспетчера связано с другим, весьма нашумевшим делом, расследование которого также поручено ему, Мастерсу.

— Но преступление совершено в моем районе, — слабо возразил следователь.

— Не беспокойтесь, коллега, район сегодня же получит необходимое предписание.

— Ну, если так…

И следователь, прихватив с собой врача, удалился из квартиры, оставив полисменов в распоряжении Мастерса.

— Миссис Даринг, — обратился Мастерс к женщине, все еще стоявшей, склонясь, в головах покойника, — я вынужден просить вас перейти в другую комнату, мне нужно задать вам несколько вопросов. Джерри, будете вести протокол…

Миссис Даринг поднялась с колен и кивком головы предложила Мастерсу следовать за собой. В небольшой нарядной комнате, служившей хозяйке, видимо, чем-то вроде будуара, царил старомодный вкус: мягкая, как бы игрушечная мебель, обитая голубым шелком, трельяж грушевого дерева, яркоцветный восточный ковер. Мастерс подивился домовитости покойного Рагглса. И пышнотелая любовница, и обстановка квартиры, и обилие комнат — он насчитал никак не менее семи — все это было скорее по средствам зажиточному лавочнику, чем диспетчеру гаража, получавшему едва ли более двадцати фунтов в месяц.

Мастерс уселся в единственное креслице, стоявшее в углу комнаты, а Джерри со своими письменными принадлежностями устроился на диванчике, за крохотным, неустойчивым столиком, опиравшимся на одну разлапистую ножку. Сама же хозяйка расположилась на круглом пуфе, спиной к трельяжу и лицом к следователю. Стороннему наблюдателю показалось бы странным, что этих троих людей свело в эту кукольную комнату дело об убийстве, совершенном всего час назад, и что в десятке метров от порога этой комнаты лежит еще не остывший труп убитого.

— Скажите, миссис Даринг, — официальным тоном заговорил Мастерс, — имеются ли у вас какие-нибудь подозрения в связи с убийством мистера Рагглса?

— Право, не знаю, все это так неожиданно, так ужасно… — прекрасные темные глаза хозяйки увлажнились, она слегка откинула голову, чтобы влага не пролилась слезами.

— Не было ли в его жизни каких-нибудь особых обстоятельств, дурных знакомств, врагов?..

— Он со мной никогда не делился, говорил, это не женское дело…

— Ну, знали вы, к примеру, где он работает, какое занимает место?

— Знала, конечно. На большом заводе, директором гаража…

— Так, так… А как велик был его заработок?

— Кажется, двести фунтов.

— В год?

— Нет, что вы, — хозяйка слабо улыбнулась, — в месяц, конечно.

— Простите, вы давно… живете вместе?

— Да вот уже восемь лет.

— И все эти годы он так же хорошо зарабатывал?

— Да-а, мы ни в чем не знали нужды. — Хозяйка чуть всхлипнула и приложила к глазам шелковый прозрачный платочек. — Он так всегда заботился обо мне, никогда ни в чем не отказывал… В прошлом году он на имя моей мамы положил тысячу фунтов. «Это для тебя, — сказал он мне, — на черный день…»

— А почему же не на ваше имя?

— Он считал, что так лучше, и не велел никому говорить об этом.

— Секрет?

— Чтобы не завидовали. Так он сказал…

— Выходит, вы доверили мне свою семейную тайну?

— Но вы из полиции, — с наивной серьезностью сказала хозяйка. — Зачем же я буду скрывать от вас? — Она снова улыбнулась, на этот раз чуть кокетливо: — Да вы и не станете завидовать…

— Я завидую чистоте вашей души, — серьезно сказал Мастерс.

Джерри удивленно поднял на шефа свои ясные, молодые глаза, затем опустил их, но стенографировать эту странную фразу не стал.

— Ну что вы, — с какой-то неопределенной интонацией отозвалась хозяйка и чуть покраснела, отчего смуглость ее лица приняла оттенок спелого персика.

«Ч-черт, до чего хороша, — подумал Мастерс. — Только вот не пойму: то ли она глупа, как кролик, то ли чиста, как альпийский снег?»

— А вы не задумывались: откуда у покойного мистера Рагглса такие большие деньги? Быть может, он имел наследственный капитал?

— Нет, он из бедной семьи, отец его был подметальщиком улиц. Он всегда с гордостью говорил, что сам создал себе положение. А денег у него было действительно много. Но ведь он получал на службе большие награды…

— Это за что же?

— За хорошую работу, — не без гордости за покойного сказала хозяйка. — На минувшее рождество он получил пятьсот фунтов, а недели две назад — еще…

— Так, так, понятно… Вы записываете, Джерри? — сердито спросил Мастерс, заметив, что юный стажер то и дело отрывается от протокола и пялит глаза на хозяйку. — Недели две назад — еще!

— Недели две назад — еще… — повторил Джерри. — Я записываю, сэр.

— Скажите, миссис Даринг, — Мастерс повернулся к хозяйке, — были у покойного друзья, знакомые, которые вас посещали?

— Почти никого, мы жили очень замкнуто, Джеймс не любил общество.

— А все же? Бывали у него сослуживцы?

— Нет, он всегда говорил: работа работой, а дом домом!

— А вы скучали без людей?

— Мы ходили с ним в кино, в театр, на спортивные состязания…

— А кем приходится вам Джон Даринг, миссис?

— О, Джон? — Ее лицо оживилось милой улыбкой. — Он мой кузен, сын брата моего покойного отца.

— Он бывал у вас в доме?

— Очень редко, он почему-то не любил Джеймса и заходил не чаще пяти-шести раз в год, чтобы проведать меня. Мы с ним дружили в детстве.

— А у вас нет на него подозрений?

— Как вы сказали?

— Ну, вы не думаете, что он мог быть причастен к убийству вашего мужа?

— Что вы! — поразилась хозяйка наивности Мастерса. — Он и мухи не обидит, он такой добрый…

— А вам известно, что этот добряк дважды был под судом? — спросил Мастерс.

— Я знаю, что его судили, но это было очень давно. — Лицо хозяйки словно накрыла тень. — Он очень любил меня тогда и сильно поколотил одного человека, который оскорбил меня. Ему дали тогда месяц тюрьмы…

— А во второй раз?

— Он познакомился в тюрьме с плохими людьми и, когда вышел оттуда, совершил кражу…

— Вот видите, шаг за шагом…

— Нет, нет, — горячо сказала хозяйка, — он хотел сделать мне дорогой подарок, для себя он никогда не пошел бы на кражу! А когда он вышел из тюрьмы, то дал мне слово, что станет честным…

— Хороша честность, — не без злорадства отозвался Мастерс. — Джон Даринг находится сейчас под арестом по подозрению в убийстве неких супругов Крайтон!

— Не может этого быть… никогда не поверю… — тихо, глубоким голосом сказала хозяйка. — Я убеждена, что это ошибка…

— Следствие покажет, — заключил Мастерс, вставая. — Простите, миссис Даринг, я должен произвести у вас в квартире обыск. Скажите, где держал покойный свои бумаги, записи, документы?

— У него не было ничего такого…

— Ну как же не было? — улыбнулся Мастерс. — Какие-то документы имеются у каждого уважающего себя человека!

— Право, не было. Разве только в бумажнике…

— Дайте сюда бумажник!

Хозяйка на минуту вышла и вернулась в слезах. Видимо, она несколько отвлеклась от своего горя, а сейчас, побывав в комнате, где лежал убитый, с новой силой ощутила понесенную утрату. Протянув Мастерсу бумажник, она закрыла глаза своим прозрачным платочком и отвернулась.

В бумажнике ничего существенного не оказалось: немного денег, фотография миссис Даринг, использованные билеты в театр. Диспетчер втайне от своей сожительницы вел, видимо, двойную жизнь и даже пропуск на территорию завода держал где-то в другом месте: ведь там черным по белому было сказано, что Джеймс Рагглс отнюдь не являлся директором гаража…

Что-то нашло вдруг на Мастерса при виде плачущей миссис Даринг, такой красивой, простодушной и беспомощной, и он отечески положил ей на голову свою руку.

— Вы что, очень любили его?

— Он был так добр ко мне… — сквозь слезы, с безотчетной уклончивостью чистой души прошептала хозяйка.

— А он любил вас?

— Ода!..

— Почему же он не женился на вас?

— Жена не давала ему развода, он ради меня разошелся с женой…

— А где проживает его жена?

Этот вопрос был задан уже совсем иным тоном, и хозяйка подняла на Мастерса почти сухие глаза.

— Она тогда же — восемь лет назад — вернулась в родной Бристоль, в дом родителей, но развода ему не давала… Он все годы посылал ей деньги, сто фунтов в год.

— Так, так, значит, и жену содержал…

— Он был очень заботливый, — растроганно продолжала хозяйка, — он и маму мою поддерживал. Даже снял для нее одной квартирку в две комнаты, давал ей деньги и часто посещал ее. Он очень любил мою маму…

— Где живет ваша мать? — резко спросил Мастерс, он даже побледнел от вдруг озарившей его мысли: ведь покойный Рагглс служил на военном заводе «Биккерс-Стронг». — Адрес?

— Мама? — Хозяйка с испуганным удивлением взглянула на Мастерса, он показался ей сейчас очень сердитым. — Мама живет в Бакенхейме, там новые дома…

— Улица? Номер дома?

— Улица Листера, дом одиннадцать…

— Имя? Фамилия?

— Миссис Даринг, Джейн Даринг… Вы поедете к маме?

— Да, да! Джерри, соберите ваши бумаги, один полисмен останется здесь, никого не впускать в квартиру! Другой — с нами! Живо!..

— О, прошу вас, сэр, будьте обходительны с мамой, она очень нервная! — Хозяйка тронула Мастерса за руку. — Она еще ничего не знает, для нее это такой удар! Подготовьте ее осторожно, да, сэр?..

— Да, да! — нетерпеливо отозвался Мастерс, направляясь к выходу из квартиры. Джерри и полисмен уже ждали на лестничной площадке. — Мы еще вернемся сюда, миссис, и помните: вам самой нужны сейчас крепкие нервы!

Усевшись в машину рядом с шофером, Мастерс, весь устремившись вперед, крикнул:

— Гоните вовсю, дело идет о человеческой жизни и даже о более важных вещах! Сначала за полицейским врачом, затем в Бакенхейм!..

8. ДЖЕЙН ДАРИНГ, ПЯТИДЕСЯТИ ТРЕХ НЕТ

Полицейский врач Сэдвик — тот самый, который констатировал смерть Рагглса, — был немало удивлен, когда запыхавшийся от волнения Джерри потребовал от имени следователя Мастерса, чтобы он немедленно спустился вниз и уселся в машину.

— Это зачем же, юноша? — осведомился он меланхолически. — Уж не воскрес ли покойный Рагглс?

— Нам не до шуток, доктор, — важно сказал Джерри, — дело идет о человеческой жизни и даже о более важных вещах! Дорога́ каждая секунда!

— Ого, даже секунда, юноша? — Доктор немало повидал на своем веку, и его не так-то легко было увлечь новым приключением. — Ну что ж, не пройдет и трехсот секунд, как мы усядемся в машину и помчимся навстречу чужому несчастью…

Он не спеша надел при помощи Джерри свое тяжелое старомодное пальто, упорно не попадая в рукава, водрузил на голову видавшую виды шляпу, собрал в потертый чемоданчик инструменты и глубоко передохнул.

— Ведите меня, юноша, я готов и к жизни и к смерти!

И вот машина снова мчится по боковым улицам, минуя по возможности главные артерии города: скорее, скорее в Бакенхейм!

— Это что, Мастерс, продолжение или новый уголовный роман?

— Продолжение, доктор.

— Тот же бесшумный пистолет?

— Тот же, доктор.

— Это второй бесшумный пистолет в моей практике, Мастерс. Но тогда это было связано со шпионажем. А на этот раз?

— Поживем, доктор, увидим…

— Весьма глубокая мысль, Мастерс.

Молчание. Мимо стекол машины пролетают дома, парки, мосты, шарахаются в стороны прохожие, иные из них негодующе кричат что-то вслед полицейской машине, но это ничуть не смущает водителя, и он мчит и мчит вперед, все ускоряя ход. Вот уже вдали видны новые высокие корпуса, освещенные заходящим солнцем: Бакенхейм! Все ближе и ближе, уже замелькали дома́ «города-спутника», водитель чуть притормаживает.

— Где тут улица Листера? — спрашивает Мастерс водителя.

— Вот она! — Водитель сворачивает вправо, и машина, взвизгнув тормозами, застывает на месте.

— Дом одиннадцать?

— Глядит на вас! — лаконично отвечает водитель. — С улицы, со двора?

— А дьявол его знает! — с досадой говорит Мастерс и быстрым шагом направляется к дому, за ним Джерри, полисмен, в арьергарде поспешает доктор. — Где тут проживает миссис Джейн Даринг? — обращается Мастерс к стоящему у ворот дворнику, усердно раскуривающему длинную трубку.

— Миссис Джейн Даринг? — переспрашивает дворник. — А что понадобилось полиции от миссис Даринг?

— Не ваше дело! — нетерпеливо кричит Мастерс. — Живо ведите нас на квартиру миссис, или вы ответите за промедление по закону!

— Таких законов нету, достопочтенный сэр, — говорит дворник, — а только я и сам не охотник связываться с полицией! — Он делает глубокую затяжку и идет в сторону обширного двора, все следуют за ним. — Подумать, какой спрос сегодня на миссис Даринг! Рано утром у нее побывал зятек, мистер Рагглс, с полчаса назад прошел какой-то гость, а теперь пожаловал уже целый полицейский букет!.. Ну вот и пришли, в этом подъезде, второй этаж, квартира пять…

— Пойдете с нами, — приказал Мастерс, — будете свидетелем.

— Э, да тут, я вижу, дело нешуточное… — озабоченно пробормотал дворник и на всякий случай пустил вперед Мастерса. — Вот эта дверь, направо!..

— Оружие, — тихо шепнул полисмену Мастерс.

Тот отстегнул кобуру, достал револьвер, щелкнул предохранителем. Мастерс приложил ухо к двери, прислушался, затем позвонил раз, другой. Тишина, и в тишине чуть слышный шепот Джерри:

— Разрешите мне первому, сэр… я знаю бокс… самбо… Разрешите, сэр…

Мастерс отвел его рукой и с силой толкнул дверь. Нет, заперта, во всяком случае, защелкнута на замок.

— Позвольте! — Дворник протиснулся вперед, навалился всем корпусом на дверь и кивнул полисмену: — А ну, встань возле меня… Р-раз!

Дверь вмиг раздалась на обе створки, а дворник, отпрянув назад с легкостью балерины, едва не сбил с ног стоявшего в отдалении доктора.

Мастерс шагнул в квартиру, за ним остальные, мешая друг другу и жадно заглядывая вперед. Двери двух комнат, выходящих в небольшую прихожую, широко открыты. Первая, ближайшая к выходу, пуста: крошечная, аккуратная, приветливая гостиная. Мебель и картины на стенах в белых чехлах, пол натерт до зеркального блеска, на окне белоснежная тюлевая занавеска, размеренно и уютно тикают бронзовые часы на подставке, также обернутые тюлем: тик-так, тик-так…

Но вот Джерри, опережая Мастерса, метнулся во вторую комнату, и оттуда послышался его испуганный вскрик:

— Убийство, сэр! Миссис Даринг убита!..

На полу такой же крошечной комнаты, служившей, видимо, спальней, недвижно лежала лицом вниз довольно крупная седая женщина, волосы на затылке слиплись от свежей, еще не запекшейся крови.

— Осмотреть кухню, ванную, — коротко приказал полисмену Мастерс. — Джерри, пять-шесть ракурсов…

Джерри пощелкал маленьким фотоаппаратом, затем настала очередь врача. Тот не спеша снял с себя пальто, стянул шляпу и передал их дворнику.

— Отнесите в прихожую, храбрец.

Опустившись возле тела на колени, он осторожно перевернул женщину на спину, оглядел ее лицо, приподнял ей веки, взял ее за руку.

— Она еще жива! — произнес он негромко, повернувшись к Мастерсу. — А ну, помогите мне перенести ее на кровать, только осторожно: ее жизнь — на волоске!.. Тем же манером — в затылок, бесшумный пистолет…

И вот женщина лежит на кровати, на спине, серое, бескровное лицо, глаза прикрыты тяжелыми веками, дыхание неприметно, между чуть приоткрытых губ мертвенно белеют сухие зубы. Доктор отмыкает свой чемоданчик, достает шприц, привычной рукой разламывает ампулу, набирает желтую жидкость, закатывает женщине рукав и проворно вгоняет иглу в ее полную белую руку. Мастерс не сводит с лица женщины напряженного взгляда, доктор, держа большой палец на ее пульсе, глядит на свои ручные часы. В томительном, напряженном ожидании проходят десять, двадцать, тридцать секунд, минута. Наконец веки женщины затрепетали, поднялись, и Мастерс увидел ее глаза: два темных, бездонных озерка, налитых ужасом.

— Не бойтесь, миссис Даринг, — тихо, бережно говорит Мастерс, опасаясь самым звуком своего голоса порвать волосок, на котором держится ее жизнь, — мы из полиции, а это врач, вам более ничто не угрожает…

— А-а… — чуть слышно произносит женщина, с трудом размыкая серые губы, и Мастерс по выражению ее глаз видит, что она поняла его.

— Кто стрелял в вас?

Женщина не отвечает, она собирается с силами, чтобы задать с в о й вопрос:

— Его… взяли?

— К сожалению, он успел скрыться до нашего прихода, — с виноватой интонацией отвечает Мастерс и с удивлением видит, что его ответ пришелся миссис Даринг по душе.

— Так кто же стрелял в вас? — повторяет Мастерс. — Вы знали этого человека или видели его впервые?

Женщина молчит, и по чертам ее ожившего лица Мастерс понимает, что замкнулась она сознательно, что она вовсе не стремится изобличить преступника, который покусился на ее жизнь. Мастерс отворачивается от нее. Несмотря на трагическое положение, в каком находится сейчас эта женщина, она неприятна ему: упорная, злостная сообщница убийцы и своего преступного зятька!..

Доктор отвел Мастерса к окну и шепнул ему в самое ухо:

— Ей осталось жить не более часа, и то на камфаре…

— Что ж, последите за ней, доктор, а я займусь обыском!

Не прошло и десяти минут, как все крохотное жилище миссис Даринг было вывернуто наизнанку. В спальне эту операцию проделал сам Мастерс, щадя умирающую. Впрочем, обыск не дал никаких результатов: ни одного сомнительного документа, ни одного подозрительного предмета.

— Нет, нет, — сказал себе Мастерс, — этого не может быть, — разгадка должна находиться здесь, в этой игрушечной мещанской квартирке, или по выходе отсюда я подам в отставку, как ни на что не годный тупица!..

Мастерс в раздумье стоит спиной к окну, оглядывая комнату. Туалетный столик, кресло, кровать, шкаф. Кроме кровати, на которой лежит умирающая, все скрупулезно осмотрено. Но шкаф, шкаф… Как же не догадался он отодвинуть от стены этот старинный тяжелый шкаф? Разумеется, эта мысль приходила ему в голову, но, видимо, ее спугнуло безотчетное чувство деликатности по отношению к умирающей. Нашел время деликатничать!..

Мастерс сердито шагнул к шкафу, надавил на него плечом. Громоздкий дубовый шкаф не стронулся, даже не качнулся. Мастерс оглядел пол возле ножек шкафа: ни царапины, ни следа, значит шкаф не сдвигали с места. Понятно, понятно… Мастерс снова распахивает дверцы, затем оборачивается и глядит на миссис Даринг. Похоже, он на правильном пути: у нее сейчас такие же настороженные, встревоженные глаза, как и в тот раз, когда он обыскивал этот шкаф.

— Джерри! — зовет Мастерс, выходя в прихожую. — Как у вас там? Ничего нового?

— Ничего, сэр… — печально отвечает Джерри.

— Ладно, идите сюда, выньте еще раз из шкафа всю одежду и сложите вон там, на кресло…

Шкаф пуст. Мастерс залезает внутрь и выстукивает заднюю стенку, одна ее половина чуть колеблется в пазах. Мастерс ухватывает ее, вынимает — она легко отделяется от стенки шкафа, — и за нею открывается вделанный в стену небольшой стальной сейф!

«То-то же», — удовлетворенно говорит про себя Мастерс и берется за ручку дверцы сейфа. Да, он открыт! И не только открыт — он пуст, совершенно пуст! Да и могло ли быть иначе — ведь именно за этим и приходил сюда преступник: забрать секретные документы и убрать опасного свидетеля.

Хмурый и злой, вылезает Мастерс из шкафа. Может, эта умирающая ведьма все же заговорит? Или она твердо решила унести тайну с собой в могилу? Доктор как раз вгоняет ей в руку новую дозу камфары.

— Скажите, сэр, — негромко обращается Джерри к своему шефу, — это тот самый преступник, который убил диспетчера Рагглса?

Так бывает: слабый, случайный человеческий вскрик в тиши горного ущелья вдруг смещает с места и обрушивает вниз огромную, тысячетонную скалу. Случайная фраза, полушепотом сказанная юным стажером, нежданно привела к открытию тайны, которая, быть может, осталась бы похороненной навек в этой крохотной квартирке.

Не успел Юджин Мастерс ответить на вопрос, заданный ему Джерри, как умирающая издала резкий болезненный стон и в каком-то неестественном приливе сил приподняла с подушки голову.

— Джеймс… убит… мертв? — произнесла она внятным голосом.

— Да, час назад его застрелил тот самый человек, который покусился на вашу жизнь, — громко произнес Мастерс; он понял, что в сознании умирающей под влиянием слов Джерри происходит какой-то важный сдвиг.

— Будь он проклят… убийца… — Лицо ее исказилось от ненависти. — Эллен?..

— Ваша дочь жива и здорова, миссис Даринг, мы только что от нее.

— Это… правда?

— Святая правда, миссис Даринг!

— Эллен… ничего не знала… это… невинное дитя…

— Мне это известно, миссис Даринг, — с живым чувством сказал Мастерс, — вашей дочери ничто не угрожает, я даю вам в этом слово джентльмена! — Он тронул своей большой теплой рукой холодную руку умирающей. — Теперь, когда вы узнали, что ваш зять мертв и недосягаем для кары земного закона, вы должны назвать нам имя убийцы. Это ваш нравственный долг, миссис Даринг!

— Я… я хочу жить… — Лицо пятидесятилетней женщины жалко сморщилось, словно лицо малого ребенка, в углах ее глаз блеснули две слезы. — Если я открою вам…

— Миссис Даринг, — чуть побледнев, твердо сказал Мастерс, закоренелый безбожник и скептик, — не стану таить от вас: вы скоро, очень скоро предстанете перед престолом господа бога, и вам также не страшна уже кара земная.

Глаза женщины вдруг посуровели, она обратила требовательный, вопрошающий взгляд на врача, стоявшего в ногах постели. Тот молча кивнул в ответ.

— Тогда скажу…

Она помолчала, видимо собираясь с силами, набирая воздух в опавшую грудь.

— Только не троньте Эллен… она не знала… ничего… вы дали слово…

— Я клянусь вам! — с жаром воскликнул Мастерс и, к своему смущению, поймал на себе ревнивый, подозрительный взгляд юного Джерри. — Клянусь, что ваша дочь вне подозрений!

— Я верю вам… — Женщина опять помолчала. — На пороге ванной… при входе… вторая плитка слева… второй ряд… тайник…

— Имя убийцы? Кто он? Где искать его?

— Н-не знаю… он называл себя Питер… там все узнаете… Джеймс все записывал… все…

Женщина вдруг ослабела, острота переживаний, мысль о скором конце, видимо, сломили незаурядную силу ее духа. И когда доктор снова подошел к ней с наполненным шприцем, она прижала к себе руку и отрицательно мотнула головой.

Мастерса и Джерри уже не было в комнате; они стояли на коленях на пороге ванной комнаты, усердно выковыривая ножом вторую плитку слева, во втором ряду, а над ними, тяжко дыша от любопытства, нависали две человеческие туши: полисмен и дворник.

И вот плитка осторожно вынута; под ней оказался тайник. Мастерс запустил туда руку, нащупал какие-то бумаги, книжки, предметы. Боясь повредить их, он отломил еще несколько плиток, и тогда весь тайник осветился трезвым дневным светом.

Хотя Юджин Мастерс был всего только следователем по уголовным делам, он при первом же беглом осмотре убедился, что этот тайник был целой сокровищницей, бесценным кладом для контрразведчика. Многие метры микропленки с заснятыми чертежами, без сомнения секретными; небольшой звукозаписывающий аппарат, содержащий, видимо, запись немаловажных разговоров; несколько фото с изображением неизвестных лиц; записные книжки с множеством записей; заряженный бесшумный пистолет; несколько ампул с жидкостью, едва ли безвредной для человека.

«Д-да, — сказал себе Мастерс, подымаясь с колен, — этот маленький диспетчер был не столько «преуспевающим насекомым», сколько крупным и опасным хищником, к тому же весьма хитрым и предусмотрительным. А все же и он допустил какую-то ошибку в расчете…»

Когда, нагруженные трофеями, Мастерс и его сподвижники покидали жилище миссис Джейн Даринг, хозяйка уже была мертва. Вернувшись на квартиру миссис Эллен Даринг, Мастерс осторожно сообщил ей о смерти матери. Но этот второй удар оказался молодой женщине не под силу, она впала в глубокий обморок, и заботу о ней принял на себя доктор Сэдвик. Пока он приводил ее в чувство, Мастерс при помощи Джерри и двух полисменов тщательно обыскал все комнаты, однако ничего подозрительного не обнаружил. Впрочем, ничего иного он и не ждал: у него уже ранее сложилась уверенность, что Рагглс строжайшим образом отделял явную, показную сторону своей жизни от потаенной.

— Джерри! — значительно сказал Мастерс, обращаясь к своему юному стажеру, когда пришло время покинуть квартиру миссис Эллен и сама хозяйка, бледная, печальная и прекрасная, стояла в дверях прихожей, провожая незваных гостей. — Джерри, если миссис Даринг не возражает, я просил бы вас остаться здесь дня на два, в полном распоряжении миссис, чтобы оказать ей помощь в выполнении лежащих на ней грустных обязанностей.

— Я с радостью, сэр… — Нежные щеки юноши покрылись румянцем. — Если только миссис…

— О, прошу вас… милый Джерри! — воскликнула миссис Даринг. — Я совсем одинока… мне так трудно… я просто в отчаянии…

И миссис Даринг исполненным природного изящества жестом приложила к глазам свой прозрачный платочек.

— Я буду счастлив, миссис… пожалуйста… все, что требуется… — забормотал окончательно смутившийся и до глубины сердца растроганный Джерри.

— Вот и отлично, — заключил Мастерс. — Если будут какие-нибудь затруднения, Джерри, немедленно звоните мне! Полицейский пост при квартире пока останется! Простите, миссис, — голос его сразу смягчился, — но я настоятельно прошу вас никому — ни единой душе — не сообщать пока о смерти вашего супруга. Джерри, ты лично отвечаешь за сохранение тайны!..

— Но как же так… — робко возразила хозяйка.

— Глубокоуважаемая миссис Даринг, — с высокопарностью, сдобренной легкой иронией, ускользнувшей от внимания хозяйки, обратился к ней Мастерс, — вы одна из самых очаровательных женщин Англии и, конечно, не можете не быть патриоткой своей страны. То, о чем я прошу вас, в интересах обороны нашей родины!.. До свидания, миссис!..

9. ТАЙНЫ ДИСПЕТЧЕРА РАГГЛСА

По дороге на службу Мастерс заехал к начальнику районной полиции и также предписал ему полное молчание о смерти Рагглса. Возвратившись в свой служебный кабинет, он велел никого к себе не пускать, дважды повернул ключ в замке и занялся осмотром доставшихся ему трофеев.

Это было волнующее занятие, особенно для такой азартной натуры, завзятого игрока в покер, каким был следователь Юджин Мастерс. Сейчас он один в целом свете знает о существовании этого шпионского тайника и безраздельно владеет им: Рагглс мертв, мертва и Джейн Даринг, единственный человек, которому диспетчер, видимо, безгранично доверял.

На столе Мастерса лежали сотни метров микрофотографий, заснятой микропленки; переснятые для себя Рагглсом фотокопии с фотокопий чертежей и расчетов, хранящихся в секретных сейфах дирекции заводов и верфей «Биккерс-Стронг»; фотографии разных лиц, по всей вероятности сообщников маленького диспетчера, не подозревавших, что он в удобную минуту поймал их в объектив своего крохотного фотоаппарата, который также находился сейчас среди трофеев; на каждой фотокарточке зачем-то проставлен порядковый номер: первый, второй, третий… Вот девушка лет двадцати, с чуть приметной косиной в глазах, с кокетливой улыбкой на некрасивом лице; элегантный мужчина лет сорока — раздвоенная, тщательно прочесанная борода, пышная, парикмахерская прическа, недобрый прищур глаз. Возможно, среди этих карточек имеется и сам Питер — убийца Рагглса и его названой тещи, Джейн Даринг. Уж не этот ли хмурый, простовато одетый человек лет сорока, с пустыми глазами и маленьким ртом, числящийся под номером пятым?..

Ни один из них, конечно, не подозревает, что он, Юджин Мастерс, держит сейчас в руках их судьбу. Пройдет немного времени, и с лица косоглазой девицы навсегда исчезнет улыбка, холеная борода этого почтенного негодяя сваляется в войлок, на его ногах загремят кандалы, а хмурый парень с пустыми глазами, если он, и верно, таинственный Питер, закачается на перекладине.

Вот этот портативный диктофон размером меньше портсигара Рагглс, наверное, держал в грудном кармане при секретных переговорах с тем или иным лицом. О, диктофон еще заговорит полным голосом и выдаст правосудию немало тайн, связанных с этим делом!..

Записные книжки Рагглса — шесть записных книжек, густо заполненных его ровным, убористым почерком, — вот самое острое, самое увлекательное чтение, перед которым все детективные романы Агаты Кристи покажутся, верно, худосочной, досужей выдумкой!..

Шли часы, близилась ночь, а Мастерс все читал и читал эту страшную повесть измены и предательства, изложенную деловой прозой, как если бы Рагглс вел запись своих коммерческих операций, фиксировал прибыли и убытки, имена клиентов и поставщиков. Постепенно Мастерсу открылась во всех подробностях обширная шпионская деятельность Рагглса и его подручных на предприятиях «Биккерс-Стронг». Рагглс держал в своих руках все нити, к нему сходились все сведения и все документы, которые добывали его агенты, работавшие в разных звеньях гигантского предприятия: на заводах, на верфях, в лабораториях, в конструкторских бюро, в особом бюро по проектированию атомных двигателей для судов и самолетов. Разумеется, ни один из них ничего не знал о шпионской деятельности другого, и все они имели дело с одним только Рагглсом. А Рагглс уже давно — лет десять назад — был завербован заокеанской разведкой…

Имена и фамилии, характеристики и биографии, ссылки на тот или иной номер фотографии — вот для чего были проставлены порядковые номера на фотокарточках! — даты и обстоятельства, подозрения и размышления, суммы, уплаченные за те или иные сведения или выданные в виде поощрительных наград, исключительные траты, связанные с перестройкой работы, наконец собственные доходы Рагглса, записанные с педантичной точностью, вплоть до шиллинга.

Кто же был непосредственным хозяином Рагглса, на которого он работал и от которого получал свои иудины сребреники? Что же, и этот человек был назван полным именем и фамилией, и его физиономия была запечатлена на одной из фотографий, имелся и его адрес: город Лондон, такая-то улица, такой-то дом. Мистер Херлуф Карлсен был скромным представителем скромной скандинавской фирмы, изготовлявшей пылесосы и холодильники. По сведениям Рагглса, мистер Карлсен часто выезжал по делам в Париж.

Как ни странно, Мастерс угадал, что человек с пустыми глазами и маленьким ртом, изображенный на фотокарточке, помеченной пятым номером, и был тем таинственным Питером, который застрелил сегодня из бесшумного пистолета Рагглса и миссис Джейн Даринг. Где же обретается это жуткое существо, этот хладнокровный убийца? В каких темных, мрачных закоулках мирового города хоронится он от правосудия? Да все в той же конторе средней руки коммерсанта Херлуфа Карлсена. Попросту говоря, этот страшный Питер — всего лишь скромный агент по продаже пылесосов и холодильников.

Когда еще доставался какой-либо контрразведке такой драгоценный материал, позволяющий сразу, одним ударом, уничтожить столь разветвленную и опасную шпионскую организацию? Поистине этот маленький диспетчер, столь много нагрешивший в своей недолгой жизни, сумел из-за гроба искупить свою великую вину, во всяком случае часть вины. Но что побуждало его с таким удивительным педантизмом вести эту летопись своей шпионской работы, фиксировать каждый свой — и чужой — шаг, снимать для себя лично копии с каждой бумажонки, с каждого чертежа, прежде чем передать их своим хозяевам, ловить на ленту диктофона голоса своих подручных и тех же хозяев, фиксировать на пленке их изображения? Надо думать, Рагглсом руководило не одно, а несколько побуждений зараз: тут и свойственная ему страсть к «порядку», и стремление крепко держать в руках всех своих сообщников, и мысль о возможности сбыть драгоценный «товар» еще какой-либо иностранной разведке, а может, и хитрый расчет: если бы возглавляемая им шпионская организация на предприятии «Биккерс-Стронг» оказалась под угрозой разоблачения, он, Рагглс, как бы движимый раскаянием, заблаговременно явился бы к властям, передал в их руки «по доброй воле» все собранные им материалы и тем облегчил бы свою участь, а возможно, и вовсе избег наказания.

Но, право же, Рагглс явно перехватил в своей откровенности и иными своими признаниями без всякой надобности сам подписал себе приговор. Видимо, в страшноватом его одиночестве ему хотелось с кем-то поделиться, открыться кому-то до конца. Этим поверенным могла быть только бумага.

Джон Даринг… Наконец-то и это имя попалось Мастерсу на глаза!

Прочитав эту запись, Мастерс почувствовал, как у него горит лицо… от нестерпимого стыда! Сердито отбросив записную книжку Рагглса, он схватил телефонную трубку и быстро набрал номер.

— Дежурного по тюрьме!

— Дежурный слушает.

— Говорит старший следователь Мастерс. У вас содержится некий Джон Даринг.

— Сейчас загляну в список… Да, Джон Эфраим Даринг, камера номер девяносто семь, предварительное заключение.

— Кто говорит со мной?

— Дежурный Сайкс, Бенджамен Сайкс.

— Дорогой Сайкс, вы узнаете меня?

— Да, сэр, я сразу узнал ваш голос.

— Сайкс, вы можете сделать мне громадное одолжение?

— Постараюсь, сэр.

— Можете вы тотчас же освободить заключенного Джона Даринга, с тем что я завтра утром выполню все необходимые формальности?

— Это невозможно, сэр.

— Я прошу вас, я очень прошу вас, Сайкс!

— Простите, сэр, но я не могу этого сделать. Позвоните начальнику тюрьмы.

— Он же спит, Сайкс, его не позовут к телефону!

— Да, сэр, его не позовут к телефону.

— Какого же дьявола я буду звонить? А если я пришлю вам письменное предписание, Сайкс?

— Увы, сэр, я подчиняюсь только начальнику тюрьмы.

Молчание, слышно лишь взволнованное дыхание Мастерса.

— Ладно, Сайкс, я сам поеду к вашему начальнику и возьму предписание!

— Он спит сейчас, сэр. Быть может, ваш заключенный потерпит как-нибудь до утра?..

— Ну и черт с ним, что спит, я вытащу его из постели! — Мастерс бросил трубку на рычаг. — Мой заключенный не потерпит как-нибудь до утра, ты, старая тюремная крыса!..

10. НОЧНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ ЮДЖИНА МАСТЕРСА

Мастерс запер кабинет, поставил у двери полисмена и умчался на своей маленькой двухместной машине в другой конец города. Начальник жил при тюрьме, и когда Мастерс заявился к нему на квартиру, то вызвал своим появлением целый переполох. Навстречу ему вышли в пижамах все члены семейства начальника во главе с ним самим, и Мастерс, привлеченный видом трех его небрежно одетых совершеннолетних дочерей, едва не забыл о цели своего ночного визита.

— Мастерс? — испуганно воскликнул начальник тюрьмы. — Что случилось? Говорите же, говорите! Бежал кто-нибудь из тюрьмы? Или наложил на себя руки? Да говорите же, говорю я вам! А вы — пошли прочь! — крикнул он дочерям, решив, что смятение Мастерса вызвано тем, что он не решается заговорить при свидетелях.

Девушки защебетали, как вспугнутая стая птиц, игриво улыбнулись Мастерсу на прощание и исчезли в дверях.

— Мастерс… — простонал начальник и, не в силах устоять на ногах, осел в кресло. — Не томите же меня… я двадцать три года непорочно служу в этой должности…

Узнав, наконец, что привело к нему Мастерса в ночной час, начальник так несказанно обрадовался, что даже не попрекнул его за дерзкое вторжение.

— Это делает честь вашим чувствам, дорогой мой, — умиленно бубнил начальник. — В нашей старинной тюрьме, насчитывающей более трехсот лет существования, был однажды подобный же случай при блаженной памяти короле Якове Первом. Как-то, вернувшись среди ночи с охоты, король вспомнил вдруг, что в тюрьме…

— Простите, мой друг, — прервал Мастерс, — для меня, конечно, великая честь быть уподобленным блаженной памяти королю Якову, но каждая лишняя минута…

— Понимаю, понимаю, — засуетился начальник, — благороднейшее побуждение… Джон Эфраим Даринг, камера номер девяносто семь? Не правда ли? Сейчас напишем… так, так… Джон Эф-ра-им…

Начальник вдруг отвел перо, поднял голову от бумаги, и Мастерс увидел два пристально устремленных на него круглых злых совиных глаза.

— А вы уверены, Мастерс, что этот… мерзавец ни в чем не виновен? Ведь я даю предписание без разрешения судьи, так сказать, на вашу совесть, а, Мастерс? Вы не подведете меня? Знаете что: напишите-ка и вы мне бумажку, так будет вернее! Какую? А вот какую: обязуюсь завтра к утру представить…

— Понятно, — сказал Мастерс.

Они молча обменялись бумажками. Мастерс сухо поклонился и через несколько минут вручил дежурному по тюрьме Сайксу предписание о немедленном освобождении заключенного Джона Эфраима Даринга.

Сайкс вызвал надзирателя и приказал привести Даринга в дежурную комнату со всеми принадлежащими ему лично вещами.

— Я пойду вместе с надзирателем, — властно сказал Мастерс, и Сайкс, хотя и был воспитан на категорических отказах и решительных возражениях, не отважился перечить ему.

Бесконечные сводчатые коридоры с множеством окованных железом дверей, скудный, тусклый свет, излучаемый серо-грязными зарешеченными лампочками, застоявшийся запах какой-то удушающей, зловонной пыли, напряженная тишина, в которой явственно слышно молчание множества людей. Мастерс неоднократно бывал здесь по своей должности, но всякий раз охватывало его гнетущее, тоскливое чувство, как если бы ему уже никогда не выйти отсюда в широкий мир, под необъятное небо.

— Здесь, сэр, — тихо сказал надзиратель, отыскал нужный ключ в своей гремящей связке и сунул его в скважину двери.

Мастерс с больно бьющимся сердцем шагнул в камеру; тотчас же с койки испуганно вскочил человек в тюремной одежде.

— Что? Что такое? — воскликнул он всполошенно.

Мастерс положил ему на плечи свои большие руки.

— Успокойтесь, Даринг, это я, следователь Мастерс. Я явился, чтобы освободить вас и попросить у вас прощения за причиненное вам зло.

— А-а, — как-то странно отозвался Даринг — до его сознания, видимо, еще не дошел смысл слов, сказанных Мастерсом.

— Простите меня, Даринг, я совершил грубую ошибку, заподозрив вас в преступлении, к которому вы не имели ни малейшего отношения. Вы свободны, и я прошу вас подать на меня жалобу и потребовать с меня компенсацию за причиненный вам моральный и материальный ущерб…

— Вот еще! — весело сказал Даринг, он уже полностью, осознал происходящее. — Меня вполне устраивает ваше раскаяние, и я охотно пожму вашу честную руку! Пришли ночью, не дождавшись утра… Ей-богу, вы мне сразу понравились, хоть и пытались запутать меня по неведению в какую-то грязную историю! — Даринг счастливо рассмеялся, но тут же оборвал смех. — Скажите, а верно, что Рагглс убит?

— Верно, Даринг. Но прошу вас — пока никому об этом ни слова, а то можно спугнуть опаснейших преступников…

— Буду нем как могила… А что с Эллен? — В голосе Даринга звучала тревога.

— Эллен жива и здорова, ей ничто не грозит.

— Ну и слава богу! — Даринг облегченно вздохнул.

— Обязательно посетите ее, ей нужна моральная поддержка. Она в течение одного часа потеряла мужа и мать…

— Мать? Джейн Даринг… умерла?

Лицо Даринга, как и при вчерашнем допросе, густо затекло кровью, а его плоская шея вздулась чудовищным красным пузырем. Но сейчас Даринг не казался уже Мастерсу страшным, он от души пожалел этого доброго, честного человека, который таким отталкивающим образом реагирует на всякое свое живое переживание.

— Она убита, Даринг. Но и об этом пока никому ни слова!

— Что же это такое?.. Бедная, бедная Эллен!..

— Пошли, Даринг, — твердо сказал Мастерс, — вам еще надо переодеться. Я сам доставлю вас домой, у меня машина…

Через полчаса Мастерс остановил машину у двери одноэтажного деревянного домика, где жил Даринг. Они обменялись рукопожатием, и Мастерс на прощание сказал:

— Считайте меня своим другом, Даринг, если у вас в чем будет нужда, я всегда с радостью приду вам на помощь!..

До утра оставалось еще несколько часов, но о сне нечего было и думать. Необходимо было действовать, да и нервное возбуждение, владевшее Мастерсом, все равно не позволило бы ему заснуть. Он дал газ и на большой скорости, сквозь ночной, замерший город помчался к себе на работу, где его ждали все эти говорящие, кричащие, вопиющие «вещественные доказательства», которые он извлек из тайника Джеймса Рагглса. За рулем, особенно в ночную пору, ему всегда хорошо думалось.

…Конечно, детальное изучение материалов придется пока отложить. Твердо установлена суть преступления, личность преступников. Надо же было, чтобы следствие по делу об убийстве Крайтонов привело к раскрытию шпионской организации, действующей на предприятиях военно-промышленного концерна «Биккерс-Стронг» и поставлявшей секретные сведения заокеанской разведке! «Коммерсант» Херлуф Карлсен, руководивший шпионской работой, организовал и убийство Крайтонов, а непосредственным исполнителем был его подручный Питер, видимо профессиональный убийца. Рагглс действительно не подозревал о замысле Питера убить супругов Крайтон. Однако как ловко сумел он вчера на допросе отвести подозрение от Питера и пустить следствие по ложному следу! То-то он так охотно признался, будто бы давно промышляет ночным прокатом машин. И все же Херлуф Карлсен счел за лучшее устранить этого ловкого шпиона, когда тот «завалился» с машиной, убившей Крайтонов… Да, если бы не тайник Рагглса, пришлось бы ему, Мастерсу, долго блуждать в темноте.

Для какой же цели, однако, понадобилась заокеанской разведке смерть Крайтонов? Это прояснит только арест и допрос убийц, надо сегодня же допросить и сына Крайтона и всех его домашних. Сколько времени потеряно по вине надутого дурака Фаулера и его бездарных экспертов! Им, видите ли, нужна была авария — убийство их не устраивало! Не по душе им был и «лори», подавай им обязательно «додж» военной поры! И если бы не этот славный, скромный Дик с его молодцами Джибсоном и Тауэрсом, следствие до сих пор топталось бы на месте. Впрочем, по свидетельству Дика, более всего следствие обязано молодому журналисту Уоткинсу, он первый заподозрил, что тут не авария, а убийство.

Но не превысит ли он, Юджин Мастерс, следователь по уголовным делам, своих полномочий, оставляя за собой дело, имеющее государственное значение? Должен ли он, к примеру, немедленно арестовать Херлуфа Карлсена и его страшного подручного Питера? А вдруг разведка найдет более правильным последить за ними, установить их знакомство и связи? А как быть с агентурой Рагглса? Ведь их арест спугнет Карлсена — он, несомненно, уверен, что очисткой сейфа и убийством Рагглса и Джейн Даринг начисто обрублены все нити, ведущие, с одной стороны, к нему, Карлсену, а с другой — к шпионской сети, орудующей на заводах «Биккерс-Стронг».

Когда Мастерс входил в свой служебный кабинет, решение было уже принято. Он тщательно уложил в небольшой чемодан все содержимое тайника, прихватил для охраны четырех полисменов и помчался на полицейской машине в самое авторитетное разведывательное учреждение страны.

Достаточно было Мастерсу сказать несколько слов о деле, которое привело его в ночной час, чтобы перед ним широко открылись заветные двери этого важного учреждения, где работников Скотленд-Ярда ни во что не ставили. Он пробыл там долгих десять часов, ответил на множество заданных ему вопросов, выслушал по своему адресу немало лестных эпитетов и вернулся домой совсем опустошенным: у него отобрали все содержимое тайника Рагглса и самое дело об убийстве Крайтонов.

— Вы, конечно, понимаете, — сказали ему любезно, — что дело это имеет значение государственное и будет предметом внимания высших политических сфер. Отныне им займется отдел полковника Веджвуда. Надеемся, вы не оставите полковника вашей помощью и советом…

Мастерс вернулся в свою одинокую, холостяцкую квартиру с таким чувством, что ему больше нечем и не к чему жить.

От полного отчаяния его спасло лишь неодолимое желание: спать, спать, спать!..

11. ВОСКРЕСШИЙ ПОКОЙНИК

В руках старого разведчика Веджвуда оказались, таким образом, все нити этого двуединого преступления, и он мог теперь убедиться в незаурядной проницательности молодого журналиста Чарльза Уоткинса. Не оставалось сомнений: всеми этими черными делами верховодила заокеанская разведка, а за ее спиной, как всегда, стояли представители большого бизнеса.

Веджвуд собрал в кучу разбросанные по столу многочисленные протоколы показаний, данных арестованными преступниками, отобранные у них вещественные доказательства, записные книжки Рагглса, фотокопии секретных документов, расшифрованную микропленку — словом, весь следственный материал — и широким жестом руки сгреб его в открытый ящик. Все ясно!.. Затем он лениво потянулся, зевнул во весь рот и нехотя поднял трубку внутреннего телефона.

— А ну, Том, дай-ка мне сюда этого… Альбера Стампа!

Не прошло и десяти минут, как в комнату под конвоем двух солдат ступил Альбер Стамп. Его внушительная внешность, спокойный, холодный, чуть презрительный взгляд так не вязались с положением арестанта, что невольно напрашивалась мысль: уж не придана ли ему стража для почета?..

Стамп в обгон солдат быстрым шагом подошел к столу, за которым, отвалившись назад и, видимо, только что очнувшись от дремы, восседал полковник Веджвуд, оперся сжатыми кулаками о край стола и со сдержанным гневом произнес:

— Что это значит, сэр? На каком основании меня, подданного Доминиканской республики, представителя и совладельца посреднической фирмы «Компани оф Нью-Джерси», задержали на аэровокзале перед самым отлетом лайнера в Вашингтон, куда я направлялся по делам фирмы? Прошу вас немедленно дать мне разъяснение и предоставить возможность созвониться с послом Доминиканской республики, аккредитованном при ее величестве королеве Елизавете! Я жду вашего ответа, сэр!

И человек, именуемый Альбер Стамп, отвел за спину свои холеные руки и гордо откинул корпус.

Эта величественная тирада не произвела, однако, на полковника Веджвуда ни малейшего впечатления. Он даже не переменил своей ленивой позы, и в его сонных, мутно-серых, словно взболтанных, глазах, устремленных на Альбера Стампа, без труда можно было прочесть веселую усмешку.

— Оставьте нас одних, ребята, — сказал он конвоирам. — А вы, милейший, садитесь-ка вот сюда, да только чуть правее, чтобы мы могли глядеть друг другу в глаза…

Стамп последовал приглашению, но ничуть не изменил своего негодующего тона.

— Я еще раз требую, сэр: потрудитесь ответить, на каком основании меня, доминиканского подданного…

— На каком, милейший? — прервал его Веджвуд своим густым, хриплым голосом. — Сейчас узнаете… — Он подался вперед, полусонные глаза его прояснели. — Хотя бы на том основании, что вы вовсе не тот, за кого себя выдаете!

— То есть как это — не тот? — в холодном удивлении воскликнул Стамп. — Что вы хотите этим сказать?

— Я хочу сказать, что вы — мертвец, покойник, давно истлевший на мюнхенском городском кладбище, аллея семнадцатая, ряд девятый, а выдаете себя за живого!

На крупное, холеное, белое лицо Альбера Стампа словно упала тень, глаза его как-то жутко вдруг закосили.

— Прошу избавить меня от неуместных шуток, — произнес он с угрожающей серьезностью. — Подобным обращением с почтенным и незапятнанным человеком вы позорите честь вашего высокого учреждения, сэр!

Во взгляде старого разведчика явно светилось теперь этакое игривое любопытство: вот и еще одна забавная разновидность в несметном человечьем стаде!..

— Какие уж тут шутки, милейший! — Он запустил руку в боковой ящик стола. — В нашем высоком, как вы изволили сказать, учреждении не шутят… Вот потрудитесь взглянуть, — он выложил на стол крупную фотокопию первого листа немецкой газеты, выходившей в Берлине в гитлеровскую пору. — Собственное ваше изображение, обведенное жирной траурной каймой. Не так ли? Да вы не деликатничайте, милейший, возьмите в руки, полюбуйтесь на себя, прочитайте свой некролог, где вас превозносят чуть ли не как одного из столпов гитлеровского райха!..

Но Стамп не взял газеты, он даже не посмотрел на нее.

— Бред, сумасшедший бред! — заговорил он возбужденно, и косина́ его вдруг забегавших глаз до неузнаваемости обезобразила его лицо. — Вы не контрразведчик, сэр, а выживший из ума старик, которому место в инвалидном доме! Надо же такое придумать!..

— Молчать! — крикнул Веджвуд, наливаясь темной кровью. — Я вам покажу, кто я такой!

— Простите, сэр, я несколько погорячился, — Стамп, видимо, взял себя в руки. — Но согласитесь, что такие нелепые инсинуации… какой-то покойник… столп гитлеровского райха… Это же, право, смешно!

И под пристальным взглядом Веджвуда он изобразил некое подобие улыбки.

— Наконец, я могу представить исчерпывающие доказательства… свидетельства… И тогда все ваши странные, я бы сказал, весьма странные…

— Это от кого же свидетельства? Уж не от вашей ли разведки? Можете не затруднять себя — вот они! — Веджвуд протянул Стампу густо исписанный на машинке лист бумаги с двумя маленькими фотопортретами в левом верхнем углу. — Точная копия вашей личной карточки из картотеки нацистской партии. Вам, конечно, известно, что эта картотека в 1945 году попала в руки американской разведки. Так знайте же: нам удалось заполучить оттуда копию вашей карточки, как, впрочем, и карточки других нацистов. С той поры мы из года в год пополняли ее новыми сведениями, и теперь ваша посмертная биография известна нам ничуть не меньше, чем ваши подвиги на русском фронте… Надеюсь, вы не станете отрицать, что вы Вальтер фон Хагенау, бывший генерал СС, преданный в январе сорок пятого года земле и затем чудом воскресший?

Стамп молчал, то ли положенный на обе лопатки, то ли потерявший дар речи перед этим чудовищным нагромождением нелепостей.

— Молчите? Ну, милейший, это уж и вовсе глупо!..

Веджвуд ухватил бумажку и сунул ее под самый нос Стампа.

— Да вы хоть поглядите на фото! Первое относится к сорок четвертому году, вы изображены на нем в форме генерала СС, а второе снято в прошлом году, в Париже, и на нем вы вылитый Альбер Стамп. Все молчите? Что ж, напомню вам, что после своей мнимой смерти вы воскресли в Доминиканской республике в облике Альбера Стампа. А в пятьдесят первом году с помощью завербовавшей вас американской разведки, которая пронюхала о вашем прошлом, вы переехали во Францию, в Париж, в качестве представителя посреднической фирмы «Компани оф Нью-Джерси», существующей единственно в вашем лице. В этом последнем обличье вы и попались нам в руки… — Веджвуд глубоко передохнул. — Ну-с, а теперь извольте изобличить меня во лжи или в старческом слабоумии, милейший генерал фон Хагенау!

— Нет, зачем же? — усмехнулся Стамп. — Но вы, право, слишком высокого мнения о той роли, какую я играл в третьем райхе. Я был всего-навсего рядовым генералом СС и выполнял весьма скромные поручения.

— Ну нет, милейший, прижизненного погребения удостаивались лишь очень ценные для райха люди, которых надо было спасти от возмездия победителей. Это кадры для будущего реванша! А что касается ваших «скромных поручении», то они очень красноречиво изложены в документе, который в свое время препроводило нам правительство Советского Союза вместе с требованием о вашей выдаче, если вы попадетесь нам в руки… — Старый разведчик грубо расхохотался. — Держу пари на тысячу фунтов против одного, что тут дело попахивает удавной петлей!..

— Сэр, у меня есть заслуги перед великой американской демократией, — выпрямив стан, с наглым достоинством произнес фон Хагенау, — и я считаю недопустимым тон, в котором…

— К этим заслугам мы сейчас перейдем, милейший!

— Наконец с той поры минуло уже более полутора десятилетий, и прошлое предано забвению. Многие мои бывшие друзья и коллеги, совершившие в свое время немало ошибок, пользуются сейчас известностью и почетом и занимают в фатерланде и в союзнических органах высокие должности…

— Что делать, милейший, значит вам не повезло!..

Старик достал из кармана небольшой флакон, извлек из него две белые таблетки, ловким, привычным жестом руки вбросил их в свой большой рот, прикрыл глаза и отвалился на спинку кресла. В большой сумрачной комнате стало тихо. Стамп недвижно сидел на своем стуле, с тревожным недоумением глядя на старого разведчика. Что еще вздумал он выкинуть? Уж не улегся ли он спать, не считаясь с присутствием бывшего генерала СС Вальтера фон Хагенау?..

Через несколько минут старик открыл глаза, и его нельзя было узнать: взгляд источал энергию, черты его тяжелого, в слоновьих складках лица приобрели резкость, фигура утратила грузность, он легко, пружинисто выпрямился в своем глубоком кресле и, казалось, прибавился в росте.

— Ну-с, милейший, — даже голос его приобрел сейчас юношескую звонкость, — теперь решайте сами свою судьбу! Или вы созна́етесь во всех своих з а с л у г а х перед американской разведкой, или мы выдадим вас Советскому Союзу, как военного преступника, совершившего тягчайшие злодеяния на русской территории. Выбирайте!

— Мой выбор сделан, сэр. Мне нечего скрывать, вам не хуже меня известно, что такое разведывательная работа. Чем я занимался последние десять лет? Я добывал для моей разведки сведения о стратегическом сырье западных и коммунистических стран, об атомных и обычных вооружениях, выполнял разные случайные поручения. Масштабы моей работы были весьма скромными. В сущности, я не профессиональный разведчик, а лишь осведомитель. Мое основное занятие — коммерция, и лишь между делом…

Стамп умолк. Веджвуд долго, с холодной усмешкой глядел на него, и под этим взглядом бывшему генералу СС стало не по себе.

— Конечно, — забормотал он, — всякое бывало, но ничего такого, что бы выходило, так сказать, за пределы…

— Долго еще намерены вы морочить меня, милейший? — загрохотал Веджвуд. — Вы что, думаете, я нуждаюсь в ваших признаниях? Мне и без вас все известно! Я хочу лишь соблюсти форму и написать черным по белому: военный преступник гитлеровской поры, сегодняшний шпион и убийца Вальтер фон Хагенау, он же Альбер Стамп, сознался во всех своих прегрешениях!

— Но, сэр, разве я в чем-нибудь провинился перед английским правосудием?

— Значит, вы не хотите говорить? Ну что ж! Я думал, мы уложимся с вами минут в пять и я отправлюсь обедать в свой клуб. Нет так нет! Отвечайте: зачем вы приехали в Лондон?

— Моя фирма уполномочила меня приобрести для американского банка «Эрнст Чейз, Филд энд Компани» африканские владения некоего Дэвида Крайтона.

— И что же, приобрели?

— Когда я прибыл в Лондон, то узнал из газет, что мистер Крайтон и его супруга погибли в автомобильной аварии…

— Вы, вероятно, хотите сказать, что супруги Крайтон погибли не д о вашего прибытия в Лондон, а п о с л е вашего прибытия?

— Да, кажется, через несколько дней… Поэтому сделка была заключена с его наследником мистером Джозефом Крайтоном через доверенное лицо семейства Крайтонов мистера Эгберта Хиббинса.

— Сумма сделки?

— Один миллион фунтов.

— Для чего понадобилась американскому банку эта бесплодная земля? Ведь там одни только топи да джунгли!

— Я затрудняюсь ответить на ваш вопрос: наша фирма не интересуется мотивами своих клиентов. Насколько мне известно, дело идет о возделывании земляного ореха…

— Уж не вроде ли того ореха, что был сброшен на Хиросиму?

— Простите? — удивленно произнес Стамп. — Как вы сказали?..

— Хватит! — Веджвуд всей своей тушей навалился на стол и выбросил перед собой сжатые кулаки, гак что Хагенау невольно откинулся назад на своем стуле. — Кто организовал убийство Крайтонов?

— Убийство Крайтонов? Но газеты писали, что это авария…

— Газеты писали… Ладно, Хагенау, я поговорю с вами сейчас по-иному.

Веджвуд взял телефонную трубку и два раза крутанул диск.

— Том? Давай его сюда! Нет, пусть останутся за дверью…

Бросив трубку на рычаг, он снова обратился к Стампу.

— Куда вы девали Джозефа Крайтона?

— Джозеф Крайтон вылетел в Вашингтон.

— Зачем?

— Для дальнейшей, так сказать, реализации сделки… Дело в том, что по условиям… по условиям соглашения…

— Да что вы все оглядываетесь на дверь, Хагенау, так не мудрено и шею свернуть!.. С кем вылетел Джозеф Крайтон в Вашингтон?

— Один.

— А вот мистер Хиббинс утверждает, что с некоей очаровательной особой!

— Да, да, конечно… Я просил мистера Джозефа присмотреть в пути за моей племянницей… она также… в Вашингтон… совсем юная девушка…

— То-то и оно… А-а, вот и ваш сообщник!..

12. МЕТАМОРФОЗЫ ВАЛЬТЕРА ФОН ХАГЕНАУ

Дверь нешироко приоткрылась, и в комнату медленной, неуверенной походкой вошел человек лет сорока, с хмурым, серым лицом, нечистыми, как бы подернутыми грязной пленкой глазами и маленьким, бесформенным, измятым ртом. Некрупной стати, но плотный, мускулистый, крепкой кости, он ступал мягко, неслышно, словно подкрадывался.

— Смелее, Петер Крахт, смелее! — крикнул ему Веджвуд. — Тут все свои, можете не стесняться! Что же не приветствуете вы своего генерала?

Вошедший что-то забормотал своим измятым ртом и шагнул к стулу, на котором, глядя в сторону и презрительно сжав губы, сидел Стамп.

— Вам знаком этот человек? — обратился к нему Веджвуд.

— Н-нет! — резко отмахнулся Хагенау.

— Да это же ваш бывший шофер, телохранитель, профессиональный палач, правая ваша рука, Петер Крахт!

— Повторяю, сэр: я не водил с этим человеком знакомства, и он не был моей «правой рукой»! Что общего могло быть между генералом СС фон Хагенау и рядовым солдатом?

— А, вы о субординации! Ну, милейший, этим я не интересуюсь. Я спрашиваю вас: известен вам этот человек?

— Известен.

— А известно вам, что в Англии он проживал под именем Питера Крофта?

— Н-нет…

— Когда видели вы его в последний раз?

— Полагаю, в конце 1944 года…

— Бросьте врать, Хагенау! Вы же сами пристроили его на это теплое местечко — к Херлуфу Карлсену… Скажите, Крахт, когда вы в последний раз виделись с Вальтером фон Хагенау, он же Альбер Стамп?

— Четырнадцатого июня… за два дня… до этого…

— До убийства Крайтонов?

— Ага…

— Где именно?

— У нас в конторе…

— Точнее, Крахт, точнее! В конторе Херлуфа Карлсена?

— Ага…

— Зачем приходил он в контору Карлсена? За пылесосами или холодильниками?

Лицо Петера Крахта странно исказилось, из горла вырвался звук, похожий на рычание, на деле означавший смех.

— Вы, я вижу, веселый парень, Крахт, — сказал Веджвуд. — Так зачем же все-таки приходил Хагенау?

— Насчет этих… Крайтонов…

— Точнее!

— Ну, значит… это самое…

— Стыдитесь, Крахт! Вы же бывший эсэсовец и палач, убийца диспетчера Рагглса и его почтенной, тещи, и вдруг этакая застенчивость! Или вы все еще испытываете страх перед своим бывшим генералом? В таком случае я беру вас под свою защиту. Говорите: что это значит — насчет Крайтонов?..

— Известно что, — с хмурой злостью произнес Крахт. — Я уже говорил вам…

— Верно, Крахт, говорили, да вот ваш бывший генерал продолжает упрямиться! Кто первый сказал вам, что надо «устранить» Крайтонов — Хагенау или Карлсен?

— Да не все ли равно? — Крахт недоуменно пожал плечами. — Ну, сначала генерал сказал Карлсену, потом оба они сказали мне, а уж потом мы втроем прикидывали, как это самое… обделать.

Хагенау вдруг вскинулся.

— На каком основании, сэр, позволяете вы этому… ублюдку ставить себя вровень со мной? Я считаю совершенно недопустимой подобную фамильярность! Я буду жаловаться!

— Это на что же и кому будете вы жаловаться? — Веджвуд, наливаясь яростью, привстал в кресле, глаза его набухли от крови, на висках толщиной чуть не в палец вздулись жилы. — Вы что, забыли, где находитесь? Тут нет ни генерала, ни солдата, милейший! Тут очная ставка двух шпионов, убийц, палачей, которым впору качаться на одной перекладине! А ну, отвечайте: говорили вы Карлсену в присутствии Крахта, что надо устранить Крайтонов? Предлагали использовать для этой цели грузовую машину, ссылаясь на редкое шоферское искусство Крахта? Выслеживали Крайтонов с помощью двух детективов, вместе с вами прибывших в Лондон? Было все это, спрашиваю я вас?

— Нет, не было.

— Не было?.. — Веджвуд выдвинул один из ящиков стола, достал оттуда валик магнитофонной ленты размером с катушку ниток и бросил на стол. — Вот, милейший, взгляните на эту штучку! Известный вам Херлуф Карлсен, он же Эдвин Хилл, убедившись, что игра проиграна, сам передал мне при аресте этот магнитофонный валик, содержащий подробнейшую запись всех разговоров, которые вы вели с ним в пору подготовки убийства Крайтонов. Не таков Эдвин Хилл, опытный шпион, стреляная птица, чтобы не задокументировать ваше участие в этом преступлении! Он отлично понимал, что в случае удачи лавры достанутся вам, а в случае провала он ответит своею шкурой. Да и что вы ему? Немец, чужак, конкурент! Словом, вы услышите сейчас, Хагенау, свой собственный голос…

— Это излишне, сэр. Прошу вас только удалить отсюда этого… — он кивнул на Крахта.

Веджвуд вызвал конвой, и Петера Крахта увели.

— Итак, Хагенау, вы, наконец, признаетесь в убийстве Крайтонов, именуемом на языке ваших хозяев операцией «Голубой лотос»?

— Но, сэр, я не убивал Крайтонов.

— Знаю, знаю, вы не снизошли до того, чтобы лично раскроить череп миссис Крайтон! Видите, мне известны все обстоятельства убийства, как если бы я лично при нем присутствовал. Ни Эдвин Хилл, ни Петер Крахт, ни выловленные нами ваши детективы не утаили от меня ни малейшей подробности. Хилл и Крахт — потому что у меня есть на них материал, позволяющий хоть сегодня послать их на виселицу; детективы — потому что они мелкие сошки… Кто л и ч н о поручил вам устранить Крайтонов?

— Кто… лично… поручил? — ошеломленно переспросил Стамп, будто самый вопрос таил в себе смертельную для него опасность. — Никто, сэр!

— Что ж, я не настаиваю на этом вопросе. Видимо, вы еще надеетесь с помощью ваших могущественных хозяев спасти свою драгоценную жизнь! Но уж на остальные вопросы я вас заставлю ответить, Хагенау! Иначе, — выкрикнул он сиплым от гнева голосом, — иначе я призову на помощь все силы ада и добьюсь того, чтобы после осуждения вас выдали русским, полякам, чехам, а они трижды вздернут вас на площадях трех городов, где вы творили свои злодеяния!

— Сэр, я вовсе не собираюсь скрывать от вас то, что вам известно и без меня.

— Давно бы так… Для чего понадобилось вашим хозяевам устранять Крайтонов?

— Дэвид Крайтон решительно отказался продать свои африканские владения.

— Не сошлись в цене?

— За ценой мы не постояли бы. У Крайтона были какие-то моральные соображения…

— А Дорис Крайтон зачем убили?

— Они обычно гуляли вместе… И потом Дорис Крайтон была заодно с мужем против продажи, надо было освободить от ее влияния молодого Крайтона, наследника. Сам Джозеф был готов на любую сделку.

— От кого вам все это известно? От Брукера?

— Раз уж вы сами назвали эту фамилию…

— Кто он такой, этот Брукер? Ваш агент? И правильно я называю — Бру-кер?

— Правильно, сэр, — не сморгнув, подтвердил Хагенау. — Это полное ничтожество, ноль, он не представляет для вас ни малейшего интереса. Брукер не наш агент, просто он первый сунулся к Крайтону и затем предложил нам…

— А на кой черт понадобились вам африканские земли Крайтона?

— Я уже говорил вам, сэр. Под посевы земляного ореха.

— Врете! Станут ваши хозяева марать руки из-за этакой дряни!

— Нет, сэр, это истинная правда. Вы и не представляете себе, какие выгоды…

— Врете, я говорю! Мне и без вас известно, что там открыты богатейшие залежи урановой руды!

На деле Веджвуду не было это известно, он опирался лишь на домысел Чарльза Уоткинса.

— Раз вы осведомлены об этом, сэр… Только прошу зафиксировать: я не говорил вам об этом.

— Кто открыл эти залежи? Брукер?

— Да, сэр, раз уж вам это известно. Открыл совершенно случайно и тогда же сунулся к Крайтону, но получил решительный отказ. К тому же сам он не имел ни гроша и вынужден был поделиться своим открытием с нами…

— И вы тотчас же нашли выход: прикончить Крайтонов и заключить сделку с шалопаем наследником!

— Увы, это так, сэр! Но прошу учесть: сделка получила законное оформление через адвокатскую контору Эгберта Хиббинса — старого доверенного покойного Крайтона, и никакие силы не в состоянии ее расторгнуть.

— Вы полагаете? А то, что соглашение подписано убийцей Крайтонов, шпионом и военным преступником, которого разыскивает могущественная держава…

— Но, сэр, — снисходительно улыбнулся Хагенау, — соглашение подписал представитель посреднической фирмы «Компани оф Нью-Джерси», а не шпион, убийца и военный преступник, и земли Крайтона согласно закону являются в настоящее время собственностью американского банка «Эрнст Чейз, Филд энд Компани». Собственник этого банка, великий бизнесмен Дин Джадсон не может нести ответственность за проделки представителя посреднической фирмы… Соглашение есть соглашение!

— Вот как вы заговорили, Хагенау! Что же, это любопытно…

— Я рад, сэр, что не заставляю вас скучать, — нагло сказал Хагенау. — К тому же, как вам известно, Джозеф Крайтон, бывший владелец африканских земель, находится сейчас в Соединенных Штатах, где сделка получит окончательное оформление.

— Черт с ней, со сделкой!.. Зачем Эдвин Хилл приезжал к вам в Париж?

— Он не приезжал ко мне, сэр.

— Врете: он сам сознался!

— Это его личное дело.

— Зачем приезжал он к вам?

Хагенау пожал плечами.

— Он доставлял вам шпионские сведения о заводах «Биккерс-Стронг», а вы передавали их еще кому-то в Париже. Кому?

— О, куда вы забрались, сэр! Так далеко я за вами не последую… Право, если вы не повесите этого болтуна Хилла, ему совьют петлю за океаном!

— Однако вы здорово обнаглели, Хагенау!..

— Видите ли, сэр, мне пришла сейчас в голову мысль, которая вселяет в меня бодрость и надежду на будущее. Если вы обещаете хладнокровно выслушать меня…

— Говорите!

— Сэр, мы с вами прежде всего люди реалистические…

— Мы… мы… — ворчливо сказал Веджвуд. — Вы эти штуки бросьте!

— Извольте, сэр, я приступлю прямо к делу. В африканских владениях, принадлежавших Крайтонам, находится крупнейшее в мире месторождение урана с очень высоким содержанием чистого металла… Могут возразить: уран подешевел, он в избытке имеется сейчас на мировом рынке! Но это недальновидное рассуждение, сэр. Наши ученые высчитали, что при нынешних темпах потребления все известные ныне запасы урана будут израсходованы уже к 1980 году и тогда Запад начнет испытывать настоящий урановый голод. Крайтоновский уран — это наша кладовая, наш запас на будущее, его хватит еще на несколько десятилетий. Но разрабатывать мы его начнем сейчас — это самый рентабельный уран в мире! И еще: если бы мы не наложили на него руку, он достался бы другим, быть может, даже коммунистам, а уж этого мы никак не могли допустить!

— К чему вы ведете, Хагенау?

— Сейчас узнаете. Вам, сэр, — я имею в виду правительство ее величества — достался сейчас сильный козырь. Во-первых, убийство Крайтонов, во-вторых, шпионская организация Эдвина Хилла на заводах «Биккерс-Стронг». Почему бы вашему правительству не использовать этот козырь для получения некоторой доли в предстоящей добыче урановой руды?..

— Ну и ловко же! — расхохотался Веджвуд. — Хотите откупиться от виселицы ураном? Ну, нет, Хагенау, это не пройдет! Мы не торгаши, нам, Англии, не к лицу менять на уран кровь английских граждан! К тому же мы ни за какие блага не упустим сейчас возможности проучить вашу обнаглевшую разведку, которая расположилась на нашем острове, как у себя дома! Для нас, можно сказать, дело чести вздернуть вас на виселицу вместе с вашим Крахтом и Эдвином Хиллом!.. Все, Хагенау, больше вы мне не нужны.

— Еще одно слово, сэр.

— Ну?

— Я настаиваю, чтобы мое предложение было доведено до сведения соответствующих инстанций. Это право дает мне английский закон. Утайка этого предложения, имеющего значение государственное, явилась бы, сэр, серьезным служебным преступлением.

— Все?

— Разрешите задать вам лично вопрос, сэр?

— Говорите.

— Каким образом раздобыли вы копию с моей личной карточки из нацистской картотеки, хранящейся в Штатах?

— Очень просто! Не забудьте, что мы занимаемся разведкой триста лет, а эти выскочки едва приступили к делу… Теперь, надеюсь, все?

— И последнее, сэр. Как удалось вам добраться до меня и до Хилла?

— Повторяю: за триста лет мы успели кое-чему научиться…

Когда Стампа увели, Веджвуд горько усмехнулся своим хвастливым словам: так бы и разгуливать этому грязному убийце по белому свету, если бы два безвестных парня, Джибсон и Тауэрс, не подслушали случайно воркотню пьяного гаражного сторожа.

13. ПОЛНЫМ ХОДОМ НАЗАД!

Несколько дней спустя в кабинете следователя Мастерса позвонил телефон. Мастерс взял трубку.

— Следователь Мастерс? Говорит секретарь генерала Ласвелла. Потрудитесь заехать к генералу по срочному делу. Да, да, немедленно!..

Генерал Ласвелл занимал высокую должность в том разведывательном учреждении, куда Мастерс передал все материалы по делу Рагглса — Карлсена. Любопытно, зачем понадобился он генералу? Уж не собираются ли привлечь его к следствию? Что ж, это было бы справедливо.

Через полчаса Мастерс входил в кабинет генерала. Большая, строго обставленная, почти пустая комната. Письменный стол новейшей, лаконичной конструкции, с таким же креслом. На столе — разноцветные телефонные аппараты: белый, красный, голубой. Вдоль пустых, отделанных деревом стен — десяток странно выгнутых стульев. Четыре громадных, цельного стекла, окна глядели в небо. Все это зеркально отражалось в золотистом паркете, на который страшно было ступить: он явно имел глубину. Окинув взглядом кабинет и решив про себя, что этот визит не предвещает ему ничего доброго, Мастерс увидел и самого генерала. Ласвелл, одетый в отлично выутюженный штатский костюм прошлогоднего покроя, сидел в дальнем углу кабинета, перед курительным столиком, в жестком кресле все той же строгой конструкции, вытянув перед собой худые, как трости, ноги. Генерал курил сигару, дымок от нее стлался по кабинету голубым туманом, пронизанным солнечными лучами, бившими в окна. Это был очень тощий человек, с узким безгубым лицом, прямым узким носом, непомерно высоким лбом, тесно сжатым в висках, с презрительным прищуром бутылочного цвета глаз; скудный остаток сивых волос на почти голом, яйцевидном черепе был старательно расчесан на прямой пробор. Увидев входящего Мастерса, генерал молча, кивком головы указал ему на стоявшее напротив кресло.

— Что это означает, достопочтенный сэр? — начал он сердито, сощурив на Мастерса свои холодные бутылочные глаза; он даже не нашел нужным подобрать свои длинные ноги, которые едва не упирались в ботинки Мастерса. — Вы что, соскучились на своей должности, хотите в отставку?

— Я не понимаю вас, генерал… — растерялся Мастерс. — Но что бы вы ни имели в виду, я не являюсь вашим подчиненным, и потому…

— О, разумеется, вы не подчинены нам! Но я полагаю, что имею некоторую возможность оказать влияние на вашу карьеру! Как вы думаете?

— Я слушаю вас, сэр, — резко сказал Мастерс.

Генерал с нескрываемым, холодным любопытством оглядел своего собеседника. Этот взгляд, видимо, означал: как, ты еще позволяешь себе пищать, когда тебя душат?..

— Отвечайте: что побудило вас сочинить этот нелепый детективный роман? Кто дал вам право морочить нас?

— Сэр, я вас не понимаю, — хмуро повторил Мастерс. — Мне этот язык незнаком.

Лицо генерала покрылось как бы золотушными пятнами, лишь отдаленно похожими на румянец.

— Не слишком ли вы, сударь, задаетесь для работника Скотленд-Ярда? Кажется, я задал вам вполне ясный вопрос: что побудило вас сочинить детективный роман и предложить его нам в качестве действительного происшествия? С какой целью высосали вы из собственного пальца некоего вездесущего шпиона Рагглса, будто бы проникшего во все поры предприятия «Биккерс-Стронг»? Таинственного убийцу Питера, поражающего свои жертвы из бесшумного пистолета? Это же мальчишество, сударь! Шпиономания школьника, начитавшегося детективной литературы!..

— Сэр…

— Прошу вас помолчать, сударь! Некоторые наши сотрудники сгоряча пошли по указанному вами ложному следу, и в результате мы получили строгое внушение от Форейн Оффис за оскорбление почтенного шведского коммерсанта Херлуфа Карлсена! Этот человек, потрясенный до глубины души возведенным на него ложным обвинением, ликвидировал свое дело и навсегда покинул пределы Англии вместе со всем своим персоналом! Еще хорошо, что полковник Веджвуд, опытный контрразведчик, быстро разобрался, что перед ним вовсе не следственный материал, а жалкое творение шпиономана! Но вы, вы, сударь!..

Мастерс, бледный, с трясущимися губами, поднялся с кресла.

— Я требую, генерал… чтобы сюда немедленно… был доставлен весь материал… вещественные доказательства… которые я… полковнику Веджвуду…

— Какой там еще материал, сударь? — презрительно произнес генерал. — О чем вы говорите?

— Все… все… записные книжки Рагглса… фотокарточки… валики с магнитофонной лентой… показания преступников…

— Забудьте об этом, сударь! — Генерал гневно стукнул ладонью по ручке кресла. — Вся эта чепуха сдана в архив и никогда более не увидит света! Если вы будете настаивать на ваших бредовых измышлениях, вас почтут за сумасшедшего и упрячут в психиатрическую лечебницу! Тогда уж пеняйте на себя самого!..

Мастерс понял вдруг, что по воле случая оказался на пути сильных мира сего, и если не отстранится сейчас, не отойдет в сторону, то его раздавят, расплющат, превратят в ничто.

— Так вот оно что… — проговорил он как бы про себя.

— Да, да, сэр, именно это самое! — подхватил генерал и чуть улыбнулся Мастерсу своим сухим, безгубым ртом. — Надеюсь, вы поняли, наконец, меня, Мастерс.

Честный, добрый, но слабый духом человек, Мастерс колебался не более десятка секунд.

— Но убийство Рагглса, сэр… Джейн Даринг… Я же обязан по моей должности…

— Уголовщина! — презрительно обронил генерал. — Что же, займитесь этим, Мастерс, но вряд ли вы найдете концы. К тому же, эти люди отнюдь не представляли собой цвет английской нации, чтобы оправдать ваши старания…

— А иностранная агентура на военных заводах «Биккерс-Стронг», сэр? Нельзя же допустить…

— Это не ваша забота, Мастерс! — грубо прервал Ласвелл.

— Я подданный ее величества, сэр… — с последней вспышкой достоинства заметил Мастерс. — Я не могу не тревожиться…

— Ладно, Мастерс, — примирительно сказал генерал, подобрав свои тощие ноги и вставая с кресла, — я успокою вашу совесть: эти люди уже сняты с работы, им запрещено занимать должности на военных заводах. — Он протянул Мастерсу длинную, костлявую кисть. — Вы должны вычеркнуть из вашей памяти всю эту… историю. Лишь в этом случае можете вы рассчитывать на нашу признательность…

Когда Мастерс вышел на улицу, у него было такое чувство, будто он искупался в сточной канаве. Он зашел в магазин и купил две бутылки джина. Домой? Нет, это невозможно. Но куда? И вдруг ему пришла в голову счастливая мысль: чем черт не шутит! Он взял такси и через четверть часа поднимался по хорошо знакомой ему лестнице на третий этаж, к миссис Эллен Даринг, чей образ крепко запал ему в сердце. Он бодро шагал по ступенькам, на которых не так давно было простерто бездыханное тело маленького диспетчера. Вот и заветная дверь. Мастерс нажал кнопку звонка. Тишина. Примерно через минуту дверь приотворилась на длину цепочки, и на Мастерса глянуло хорошо ему знакомое лицо Джона Эфраима Даринга. Он был без галстука и, похоже, чем-то приятно взволнован: хотя красный пузырь на его шее был безобразно вздут, глаза его излучали радостный блеск…

Мастерс, не сказав ни слова, повернулся и быстро, через ступеньку, сбежал вниз. Что делать, придется пить одному.

Вероятно, Мастерс не чувствовал бы себя таким одиноким, если бы знал, что в огромном Лондоне есть сейчас еще один человек, переживший сегодня то же, что и он, притом в тот же самый час, в том же самом секретном учреждении. Этим человеком был молодой журналист Чарльз Уоткинс, с которым он так и не собрался свести личное знакомство.

Когда Мастерс находился у генерала Ласвелла, Чарльз Уоткинс, вызванный полковником Веджвудом, вошел в его большой, пустынный, сумрачный кабинет.

— Садитесь, юноша, — хмуро сказал старый разведчик — ему явно было не по себе.

— Да, сэр? — произнес Уоткинс, вопросительно глядя на Веджвуда.

— Плохие вести, Уоткинс! Вся ваша версия провалилась к чертовой бабушке.

— То есть? — насторожился Уоткинс. — Как так — провалилась?

— А вот так! — озлился старик. — Наши эксперты признали экспертизу Скотленд-Ярда правильной, а экспертизу вашего Чемберса отвели как ошибочную и незаконную…

— Ваши эксперты? — изумился Уоткинс. — Но ведь тело миссис Крайтон более двух недель назад сожжено в крематории! На основании чего же…

— С вашего разрешения, молодой человек, на основании сравнительного анализа экспертных заключений… Да-с, есть, оказывается, и такая возможность. Словом, самая обыкновенная автомобильная катастрофа!

— Ну, а некий мистер Альбер Стамп, фамилия которого так странно взволновала вас, также «самый обыкновенный» человек?

— Да, да, — ожесточенно подтвердил Веджвуд, — самый обыкновенный человек, представитель и совладелец посреднической фирмы! Вы удовлетворены?

— Вполне, сэр. Мне по крайней мере ясно теперь, что несчастные Крайтоны скрепили своею кровью какую-то грязную комбинацию по дележу атомного сырья! Но знайте, я не оставлю этого дела, я разоблачу его до конца! Потрудитесь вернуть мне экспертизу профессора Чемберса, сэр…

— О, разве вы не оставили себе копию, Уоткинс? — притворно удивился Веджвуд.

— Нет, не оставил.

— Очень жаль, но я ничем не могу вам помочь. Поступающие к нам документы не подлежат возврату…

Уоткинс встал и презрительно оглядел расплывшегося в кресле Веджвуда.

— У вас нет чести, сэр! Стыдитесь!

— Но-но… — прорычал, подняв кверху свою большую голову, старый разведчик. — Мальчишка!

— Передайте своему начальству… — Уоткинс почти шептал эти слова побелевшими губами — обида, гнев, ненависть перебили ему дыхание. — Передайте начальству, которое обесчестило вас, старого человека… что завтра весь Лондон… вся Англия… весь мир… узнает истину об этом вопиющем деле…

Уоткинс круто повернулся и пошел к двери.

— Слушайте, вы! — крикнул ему вдогонку Веджвуд. — Вернитесь!

Уоткинс остановился и через плечо поглядел на Веджвуда.

— Послушайте меня, Уоткинс, — негромким, глубоким голосом заговорил старый разведчик, — бросьте это дело! Вы же умный человек, поймите, у вас нет и не может быть доказательств, что Крайтоны — жертвы преступления, а не простой автомобильной аварии. Если и найдется редактор, который предоставит вам свои страницы, мы на другой же день заставим его напечатать, что он был введен в заблуждение неким молодым человеком, начитавшимся детективной литературы. Вы погубите себя как журналиста, перед вами закроются двери всех газет. И вообще предостерегаю вас, Уоткинс: оставьте это дело, через него проходит ток высокого напряжения!..

В отличие от Мастерса Уоткинс, выйдя на улицу, не стал покупать джина. Нечто более крепкое, чем джин, туманило ему голову. На недолгом пути домой он мысленно успел разрушить до основания общественный строй, при котором происходят такие чудовищные дела; он произнес в палате общин сокрушительную речь, которая привела к падению правящей партии и назначению новых выборов; он основал собственную газету, призванную изо дня в день разоблачать все творящееся в мире зло. Словом, он неистовствовал в своем праведном гневе и — также в отличие от Мастерса — дал себе клятву до конца прояснить это грязное и кровавое дело. Если надо будет — он отправится на место, в Буала, чтобы убедиться в правильности своих предположений…

Ни Мастерс, ни Уоткинс еще не знали, что накануне этого злополучного дня только что образованная американская акционерная компания «Ураниум-Буала», за которой стоял банк «Эрнст Чейз, Филд энд Компани», принадлежавший миллиардеру Дину Джадсону, заключила с английской компанией «Биккерс-Стронг» соглашение о совместной эксплуатации уранового месторождения в Африке, на территории английской колонии Буала. По этому соглашению «Ураниум-Буала» получает восемьдесят процентов общей добычи урановой руды, а «Биккерс-Стронг» — двадцать процентов. Финансирование предприятия, управление им, организация добычи, наем административного персонала и рабочей силы лежат полностью на американской стороне; английская сторона вносит свою долю расходов натурой — урановой рудой — путем пересчета и соответственного уменьшения причитающейся ей доли добычи.