Ленд-Ровер с визгом остановился перед воротами, и Анжела посигналила.
— Не понимаю, почему я дала себя уговорить, — сказала она Марте. — Я все еще думаю, что лучше было бы просто позвонить.
— Разговор лицом к лицу всегда лучше, — возразила Марта.
Она сидела на пассажирском сидении, вцепившись пальцами в потертый чехол. Настроение Анжелы не улучшило манеру ее вождения. По дороге от колодца она чуть не переехала местного жителя, прогуливающего собаку на коротком поводке.
— Ну же, давай, — прокричала Анжела, снова нажимая на сигнал.
Двигатель Ленд-Ровера в ожидании ревел, но ворота оставались закрытыми.
Это были электронные ворота, и Марта с сожалением подумала, что звуковая отвертка Доктора легко бы с ними справилась.
— Может, я выйду и попробую поговорить по селекторной связи? — предложила девушка, показав на металлическую коробку на столбе.
— Это может сработать, — согласилась Анжела, — но я предпочитаю другой способ.
Сигнал автомобиля ревел снова и снова. Наконец ворота медленно стали открываться на гидравлических стержнях, и Анжела нажала на газ. Ленд-Ровер рванул вперед, выбросив из-под колес фонтаны гравия.
— Ну вот, мы здесь, — произнесла Анжела, когда они остановились.
Через грязное ветровое стекло можно было рассмотреть широкие ступени лестницы и большую переднюю дверь поместья Гаскина.
— Эту дверь стоило бы покрасить, — пробормотала женщина. — Только посмотри, в каком она состоянии. Дерево наверняка прогнило…, хотя это не мое дело.
Услышав это, Марта поняла, как Анжеле трудно. Она мягко придержала женщину за руку.
— Послушайте, я благодарна, что вы приехали со мной. Но если хотите, я могу сама с ним поговорить…
— И не думай! — Анжела натянула свою широкополую шляпу, вышла из машины и широкими шагами направилась к передней двери.
Женщина уже держала большой палец на дверном звонке, когда девушка уловила:
— В конце концов, его, вероятно, нет дома.
— Его автомобиль здесь, — Марта показала на блестящий Даймлер, стоящий чуть дальше. — И кто-то должен был открыть нам ворота.
Она вздрогнула, потому что Анжела не отпускала кнопку звонка, и тот трещал не переставая. Учитывая это и то, как женщина сигналила из машины, Генри Гаскин должен находиться в ужасном настроении, когда откроет дверь.
Дверь действительно выглядела довольно потертой. Краска облуплена, часть стекла разбита, украшения требуют замены. Это казалось неправильным. Марта ожидала, что такое большое поместье будет содержаться в отличном состоянии. Ведь у Гаскина был Даймлер, да и сам он не походил на бедствующего.
Наконец дверь отворилась, и появился Гаскин. Марта узнала его широкие черные брови и глубоко посаженные глаза.
— О, это ты, — произнес он, увидев Анжелу. Удивления в его голосе не было ни капли. — Ты не могла использовать селекторную связь, как все остальные?
— А ты бы меня впустил?
— Нет.
— Вот и отлично.
Гаскин повернулся к Марте:
— Могу я спросить, что здесь происходит? У меня есть дела, знаете ли.
Марта улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой:
— Мне жаль, что мы побеспокоили вас, мистер Гаскин, но это очень важно, и мы нуждаемся в вашей помощи.
— Я правда занят, — ответил Марте Гаскин с капелькой настоящего сожаления. — Извините.
Он начал закрывать дверь, но Анжела просунула в щель ногу.
— Не так быстро, Генри!
— Это мой друг, — быстро вставила девушка, понимая, что возможность объяснить может вот-вот исчезнуть. — Произошел несчастный случай, он упал в колодец.
Гаскин впервые перевел свои темные глаза на Анжелу:
— Это такая шутка?
— Конечно, нет, — воскликнула та. — Кем ты меня считаешь?
— Можете войти.
Это был красивый дом. Даже в данной ситуации Марта была впечатлена. Высокие потолки, роскошная мебель, стены, покрытые старыми картинами, и скульптуры. Гаскин провел их в гостиную, и первой неожиданностью для Марты стала Джес. Колли начала прыгать на девушку, приветствуя ее, как только та вошла в комнату. Собака была дружелюбной, даже излишне восторженной, и почти сбивала ее с ног. Марта погладила колли, почесала за ушами, приобретя себе нового друга в лице собаки. Гаскин, однако, был не в настроении для собачьих забав. Он несколько раз хлопнул в ладоши, и Джес послушно подошла к его ноге, интенсивно махая хвостом.
— Выйди, сумасшедшая, — проворчал его владелец, и собака повиновалась.
Гаскин извинился, с напряженной улыбкой провел Джес к выходу, и закрыл дверь.
— Глупая собака, — беззлобно произнес он. — Вечно путается под ногами.
В одном углу комнаты стоял рояль, заставленный семейными фотографиями. В гостиной было много роскошных кресел, но Гаскин не предложил присесть. Он взял с камина декоративную фигурку Адама и с негодованием взглянул на гостей:
— Пожалуйста, будьте краткими. У меня действительно нет времени.
— Итак — Доктор, — прямо начала Анжела. — Он может быть ранен в глубине колодца. Или того хуже.
— Я говорил, что не следует спускаться в колодец, — ответил Гаскин, мотнув головой. — Это было безумием. Вы все безумцы.
— На самом деле мы не знаем, что с ним произошло, — Марта надеялась, что говорит спокойно и разумно. — Мы опустили его в колодец, и все шло хорошо. Но когда мы попробовали его вытащить, Доктора не оказалось на конце веревки.
— Вы не можете с ним связаться?
— Нет.
— Тогда я спрошу, почему вы приехали сюда, встретиться со мной, вместо того, чтобы вызвать помощь?
— Доктор сказал, что, если что-нибудь пойдет не так, как надо, что угодно, я должна пойти к вам.
Гаскин приподнял свои густые брови:
— Правда? И почему он так сказал?
— Ну, — призналась Марта, — я не уверена. Но думаю потому, что вы упомянули о монстре.
— О монстре?
— Послушайте, я понимаю, это бессмысленно, но Доктор находится в ужасной опасности, и нам нужна ваша помощь.
Гаскин выпрямился.
— Мне жаль разочаровывать вас, молодая особа, но я не вижу, чем могу помочь. Я имею в виду… монстры? Мы все знаем эти истории, моя дорогая, но на самом деле…
— Прекрати изворачиваться, Генри, — приказала Анжела, ее звучный голос разнесся по комнате. — Нам нужна реальная помощь, а не лапша на уши. У тебя же есть альпинистское снаряжение?
— Надеюсь, ты не предлагаешь мне спуститься вслед за вашим глупым другом?
— Разве от тебя можно это требовать? — ноздри Анжелы раздувались от ярости. — Так ведь? Марта не знает, что ты за человек, она не знает, что бесполезно пытаться ждать от тебя помощи.
Гаскин открыл рот для ответа, но передумал. Марта напряглась, понимая, что разговор перешел на выяснение личных отношений, а это не имело отношения к спасению Доктора. Анжела иронично фыркнула и повернулась, чтобы уйти.
— Пойдем, Марта, мы только впустую тратим время. Пойдем.
И с этим женщина покинула комнату. Марта задержалась, повернулась к Гаскину и произнесла:
— Сожалею.
То же самое ей говорил Гаскин ранее. Он пожал плечами. Это был такой беспомощный жест для уверенного в себе человека.
— Что я могу сказать? Анжела и я… у нас много лет очень плохие отношения.
Марта почувствовала к нему жалость. Гаскин выглядел таким несчастным и потерянным, ничего общего с тем высокомерным типом на лужайке деревни.
— Это из-за ее мужа, не так ли?
— Роджер. Прекрасный человек. Хороший друг, нет — лучший, — речь Гаскина стала краткой, губы напряглись.
Он взял с рояля фото и показал Марте с тяжелым вздохом:
— Это — Роджер и я двадцать лет назад. Тогда у меня было больше волос.
Двое здоровяков улыбались с фотографии, обняв друг друга за плечи. На них было надето снаряжение скалолазов. Выглядели они счастливыми и беззаботными, не смотря на преклонный возраст. У Роджера Хука были седые волосы и опрятная, немного пиратская борода. Гаскин выглядел немного худее, чем сейчас.
— Швейцария, 1987 год, — объяснил Гаскин. — Перед восхождением на Юнгфрау. Боже, что это были за дни!
Марта продолжала думать о Докторе, но было бы грубо ничего не сказать о том случае.
— Сэди Браун говорила, что тогда произошел несчастный случай, и Роджер погиб.
— Произошло кое-что большее. Роджер был болен. У него обнаружили болезнь сердца за десять лет до этого снимка. Он с трудом это воспринял, потому что не мог больше вести привычный образ жизни. Мы вместе служили, знаете ли. Объехали весь мир в молодости. — Гаскин слегка улыбнулся своим воспоминаниям. — Роджер всегда говорил, что не хочет умереть в собственной постели глубоким стариком. Он хотел жить полной жизнью. И попросил меня сделать вместе с ним последнее восхождение. Ему всегда нравились Швейцарские Альпы. Я пробовал его отговорить — что бы Анжела ни говорила — но не сумел.
Марта сочувственно улыбнулась ему, когда Гаскин вернул фотографию на место:
— Что же случилось?
— Мы поднимались. Без проблем взобрались на вершину. Такое великолепное зрелище: снежно-белые пики вокруг нас и бесконечное синее небо над головой. Роджер был в восторге. Но на обратном пути у него появилась боль в груди. Я подозревал худшее. Сказал ему выпить таблетку… — Гаскин глубоко вдохнул и вздрогнул, словно вернулся в снег и льды. — Но у него не было таблеток. Он сказал, что забыл их в шале, но я подозреваю, что он оставил их преднамеренно. Странно, думаю, он, наконец, освободился. Он ждал наступления сердечного приступа много лет. И был только рад, что он случился в тот момент.
— Бедная Анжела, — сказала Марта.
— Действительно. Она ужасно это приняла. Она очень любила Роджера и посвятила ему всю себя. Она уверена, что это я уговорил Роджера на ту поездку, и во всем винит меня.
— И она не простила вас?
— Мне не нужно ее прощение, — грубо ответил Гаскин. — Глубоко внутри она понимает, что Роджер хотел именного этого. Она сердится на него. Мы с тех пор едва разговариваем. Этот разговор был самым длительным за последние двадцать лет.
— Я сожалею, — сказала Марта, не понимая на самом деле, за что извиняется. Ей надо помочь Доктору. — Послушайте, мне надо идти…
— Мне жаль, что я не могу помочь вам, — сказал Гаскин, проводя ее к двери. — Думаю, вам следует позвонить в полицию или службу спасения.
Он шел впереди, а Марта следовала за ним. В прихожей стоял низкий столик с телефоном и вазой с цветами.
— Можете позвонить отсюда, если хотите.
— Все в порядке, у меня есть мобильный телефон.
Марта была растеряна. Она помнила совет Доктора: если что-то пойдет не так, навестить Генри Гаскина. У него должна была быть причина так говорить. Гаскин заметил ее колебание:
— Я могу еще чем-то помочь?
Девушка должна была что-то придумать.
— Этот колодец… Он странный. Вы должны знать об этом, мистер Гаскин. Вы же говорили нам о сокровищах и монстрах.
— Я ни капли не верю в эти истории, — сказал Гаскин. — Это — просто сказки, моя дорогая.
Доктор погружался все глубже в темноту.
Каждый раз, когда он пробовал пошевелиться, белый сорняк стискивал его сильнее. Это было похоже на рефлекторную реакцию. Доктор пробовал разговаривать, спрашивать, кричать, даже использовал телепатию низкого уровня, но не получил ответа. Ничего. Только глубокая черная пропасть, полная этой бледной цепкой поросли.
Однако Доктор передвигался с помощью какого-то перистальтического движения. Словно опускался по пищеводу колодца. Доктор спрашивал себя, куда его тянут, и что произойдет, когда он достигнет этой цели.
Он пожалел, что не захватил книгу, можно было бы почитать во время этого ожидания — мрачное сияние белого сорняка давало достаточно света.
Становилось все холоднее, и Доктору начало мерещиться какое-то движение в темноте на краю зрения, исчезающее, стоило повернуть голову. Ему слышался далекий шепот и странный ритмичный стук.
Да, где вдалеке определенно раздавался глухой стук… стук… стук… доносился откуда-то. Это не было постоянное биение человеческого сердца, или какой-либо другой знакомый звук. Он был медленным и странно нерегулярным, словно больное старое сердце работает с трудом. Или это только его воображение?
Независимо от того, что это, оно становилось громче. Ближе. И вдруг одним сильным движением сорняков Доктора вытолкнуло в темное помещение. Он выскользнул из тисков побегов и перекувыркнулся на чем-то мягком. Здесь было достаточно места, чтобы подняться, но стоять приходилось очень осторожно, потому что покрытие под ногами продолжало двигаться. Кеды Доктора скользили на рыхлой поверхности, покрытой слизью. Доктор осторожно поправил одежду.
— Эй? — его голос отозвался эхом, но ответа не было. — Кто-нибудь есть дома?
А потом он почувствовал движение в темноте — что-то медленно зашевелилось, словно пробуждалось ото сна. Множество бледных огней зажглось во мраке, словно распахнулись зловещие глаза. Они злобно смотрели на Доктора, а он смотрел на них.
Несколько секунд эти глаза пристально смотрели на Доктора, а потом он, просто потому, что надо было что-то предпринимать, улыбнулся своей самой жизнерадостной улыбкой и снова произнес:
— Привет!
Никакого ответа. Глаза смотрели. Их было много, разного размера, но Доктор знал, что они принадлежат одному существу. Так же как знал, что за этими глазами нет ни капли сострадания или сочувствия.
Только холодная и злобная ненависть.
Потому что теперь он знал, что это.