Колыбель для мага

Глава 19

Черноволосая и черноглазая девушка, очень хорошенькая, богато и нарядно одетая в облегающее голубое с серебряным шитьем платье с огромной белой шелковой шалью, привезенной с островов Хо, разгневанно топнула стройной крошечной ножкой в голубой, под цвет платья, сафьяновой туфельке, украшенной серебряным бантом. Черты ее нежного личика искажал гнев, по щекам расползались некрасивые красные пятна, в глазах дрожали злые слезы.

Аннеке вздохнула. Вот еще незадача!

— Твоя работа, знахарка, никуда не годится! Ты посмела меня обмануть! Ты!.. Я!.. Сейчас же сделай все, как надо, или я!.. Или ты поплатишься!

— Но, госпожа моя, вы же мечтали о любви маркиза Фоупа! И, как мне кажется, цель достигнута, о его пламенной страсти к вам сплетничает весь двор! Быть может, маркиз просто еще не осмелился поведать вам о своих чувствах? Я могу наполнить его решимостью и ускорить…

— Как же, не осмелился! Ты, знахарка, и любовь-то знаешь на свой деревенский лад! Всякие пастушеские утехи в копне сена! Рука об руку ходить с любимым за плугом и родить ему кучу сопливых орущих детишек! Ты не можешь понять величественные мечты и чаяния девушки знатных кровей!

— Но, госпожа… Давайте, попробуем еще раз. Повторите мне свои пожелания, и я постара-юсь…

— Ну уж нет!!! Я найду волшебницу благородного происхождения, которая поймет меня без всяких объяснений, которые так утомляют! Разве можно хоть что-нибудь тебе объяснить, жал-кой, неумытой свинопаске!

Девушка вскочила, оттолкнув стол, и гордо направилась к двери, возмущенно встряхивая головой, отчего ее сложно уложенная прическа начала рассыпаться.

Все это время Аннеке пыталась подавить гнев и недостойное, как внушала Тэш, настоящего мага желание немедленно напустить на грубую клиентку какую-нибудь гадостную порчу, чтобы той неповадно было оскорблять не только Аннеке, но и любого другого в дальнейшем. Да не утонченное проклятие, вроде венца безбрачия, а что-нибудь грубое, зримое, чтобы стыдилась на людях показаться. К тому моменту, когда нежная девушка уходила, Аннеке уже мысленно примерила к ее тонким чертам рога и свиное рыло, а к изящному, обтянутому голубой тканью задику — толстый хвост, скрученный тугим колечком, мешающий сидеть и выпирающий из-под любого платья.

Но девушка, то ли почувствовав что-то недоброе, то ли вспомнив о задатке, возвратилась и с гордым видом вновь уселась в кожаное, с тиснеными золотыми цветами кресло для посетителей. Кресло нашел для молодых знахарок слуга Тод в дальнем углу дворцового чердака. Лет этому раритету было немало, но время его словно бы не коснулось. Зашедший раз Файдиас обзавидовался, хоть и удачно скрыл свои чувства. Аннеке подозревала, что кресло оказалось непростое. В нем посетители становились как-то сговорчивее. Интересно бы порыться в дворцовых хранилищах: наверняка там полно магических сокровищ, забытых всеми и невостребованных.

Аннеке позвонила в колокольчик, и в комнату вошла Мартия с графинчиком сока на подносике. Клиентка сначала хотела запустить подносиком со всем содержимым в знахарку, но отчего-то передумала и выпила сок, успокаиваясь на глазах.

— Я в последний раз объясню тебе, чего хочу. Но если опять… Я устрою тебе опалу такую, что остаток жизни ты проведешь на природе, вдали от столицы, а то и вдали от любой населен-ной людьми местности, мой дядя второй министр, помни это!

Видимо, волшебницы знатного происхождения все же не сидели в каждом углу, и знатным гордячкам приходилось договариваться с имеющимися.

— Если все получится, как я хочу, я тебя не забуду и награжу сверх оговоренной раньше платы, останешься довольна.

Аннеке вздохнула еще раз. Уж лучше бы дама ушла: ее гнев можно унять ритуалом, а ее задание… Это ужас какой-то! Жизнь и служба при их Величествах, как и предупреждал Файдиас, была и тяжелой, и опасной. Законы ремесла, накрепко внушенные ей во время ученичества, оказывались под угрозой на каждом шагу. Следовательно, под угрозой находилась и сама Аннеке, как и любой нарушающий законы маг. Девушка и так ждала беды из-за сожженного Ахта, хотя не так уж была и виновата, а тут еще ее постоянно атаковали знатные клиенты с просьбами извести зажившегося на свете и всем надоевшего богатого родственника; вытравить плод; немедленно навести порчу на кавалера, оттоптавшего ногу заказчика во время танцев; провести энвольтацию на смерть царедворцу, удостоенному внимания короля в обход заказчика; кто с чем.

Отказ грозил всяческими неприятностями: клиенты здесь были достаточно могущественны. И пока Аннеке и Нагути-ко не приноровились творить защитные ритуалы по три раза на дню по очереди, гадости сыпались градом, от выговоров дамы-церемониймейстерши и синяков на лице Мышонка-Терента до испорченного в стирке любимого платья и задержки жалования. Аннеке знала, что это еще не предел.

Часто приходилось выбирать между двух зол, двух нарушений: ведь отказы рыдающим просителям тоже не поощрялись традициями магов. Вот сейчас она никак не могла понять, чего же хочет эта фарфоровая красавица, на глазах теряющая свое придворное изящество и утонченность от выпирающего наружу бешенства.

Вздохнув в третий раз, Аннеке зажгла голубую ароматическую свечу, приготовленную заранее для успокоения духа и заговорила, стараясь, чтобы голос звучал ровно и доброжелательно, без тени гнева или страха.

— Моя госпожа, в прошлую встречу вы говорили мне, что желаете любви маркиза Фоупа. Но любовь каждого человека особенная и проявляется по-разному. Скажите же мне, какой бы вы хотели видеть любовь этого господина?

— Да уж, конечно, не такой! Он кошачьим голосом орал серенады под моими окнами и не давал никому спать, а дама из соседних апартаментов, между прочим, хранительница парадных платьев королевы, если тебе это что-то говорит, и, между прочим, ей уже давненько никто серенад не пел, и она не ответила на мое приветствие сегодня утром. Он признался мне в любви, стоя в дурацкой позе на коленях с жалким пучком чахлых маргариток, так что даже служанки (служанки!) хихикали. Видите ли, я напоминаю этому идиоту маргаритку! Интересно, чем?! А еще этот дурак говорит, что я должна, подумать только, выйти за него замуж, и он отвезет меня в свое поместье, в эту глушь, и будет непрерывно услаждать мой слух своим бреньканем на арфе и своим кошачьим ором! И дурацкими стихами собственного сочинения! Да я с ума сойду! Кроме то-го, он заявил, что я осчастливлю его семью сыновьями и одной дочерью! Да его жалкого владения не хватит на достойную жизнь мне одной, не говоря уж о наследстве для сыновей и приданого для дочерей! А еще он грозит, что украдет меня! Такая скука! А еще он постоянно лижется и портит мне косметику своими мокрыми губами! И мнет мои кружева и оборки! Вчера маркиз подкараулил меня возле большого зала для аудиенций, и четырехчасовые усилия выглядеть прилично на парадном выходе королевы пропали даром! Мне пришлось, подумать только, пропустить парадный выход королевы!

— Не волнуйтесь так, моя госпожа! От волнения может пострадать цвет вашего лица. Вот увидите, я все улажу. Что делать, видимо, чувства маркиза к вам выражаются именно так. А как он должен доказать свою любовь, чтобы доставить вам удовольствие?

— Ну не слюнявыми же поцелуями! Во-первых, я хочу, чтобы маркиз подарил мне ожерелье и диадему из изумрудов, принадлежавшие его бабке. Оно немного старомодное, но ничего, я уже нашла хорошего ювелира, который может сделать из этого комплекта что-нибудь такое, в чем не стыдно будет показаться на балу в честь праздника весны. Потом маркиз должен устроить меня подругой королевы или, по крайней мере, составительницей королевских букетов. Ему это ничего не стоит, он дружен с главным распорядителем увеселений. И он должен быть моим верным рыцарем: сопровождать меня молча, вздыхать, подавать платок, дарить цветы и подарки, конечно, самые дорогие, и делать все, что я прикажу. У меня уже есть верный рыцарь, но почти у всех красивых родовитых девушек по два верных рыцаря, а у дамы Роны целых три, а она ничуть не красивее и не знатнее меня! Но замуж за маркиза я пока не собираюсь, это такая скука! И если все будет так, как я хочу, быть может, в старости, лет в тридцать, когда при дворе показываться уже стыдно (как графиня Цуанти, какой позор, в тридцать пять лет имеет наглость торчать на всех балах и кокетничать с мужчинами!}, я, так уж и быть, выйду за маркиза замуж и рожу ему наследника, но только тогда! И только одного! Если, конечно, в меня не влюбится герцог Проз, тогда маркизу придется меня извинить!

— Я поняла ваши желания, госпожа, и подумаю, как все можно устроить к обоюдному удовольствию. Вероятно, простые переговоры с маркизом…

— Причем тут удовольствия этого типа? Ведь это я плачу тебе деньги, значит, ты должна все сделать к моему удовольствию! И мне все равно, как ты все сделаешь! А иначе у тебя будут неприятности!

— Угрозы мало помогут мне в работе, скорее помешают, лишив меня необходимого душевного покоя…

— Ладно, ладно, все говорят, что ты умелая колдунья, все у тебя получится. А уж я отблагодарю, останешься довольна! Вот тебе еще немного денег на расходы, но будь экономна. Я зайду завтра.

Красавица положила на стол шелковый вышитый мешочек с серебром и удалилась, громко стуча каблучками и позванивая украшениями, не забыв поправить прическу перед магическим зеркалом. В коридоре она капризным громким голосом позвала свою служанку и принялась что-то ей на ходу раздраженно выговаривать. Служанка плаксиво и невнятно оправдывалась. Дискуссию завершил звук пощечины, и наконец за дверьми все стихло.

Аннеке осталась сидеть, рассеянно перебирая гадальные фигурки. И Тэш, и Мати всегда говорили, что внушать насильно любовь и делать отворот нельзя, это лишает человека свободы воли и вызывает гнев богов, а особенно огорчает Великую Мать Тахэт. И когда эта девушка потребовала любви маркиза, а гаданье подсказало, что маркиз и так уже ее любит, Аннеке страшно обрадовалась: она выполнит требование, лишь внушив маркизу побольше храбрости и решительности, и ничем не нарушит правил. И вот — ничего не вышло. Эти люди — и король, и министры, и эта вот хрупкая девушка — не хотят ни любви, ни семьи, ни детей — только власти. Бедняга маркиз…

Знахарка слишком уж устала сегодня. Не будет сейчас придумывать, как превратить возвышенные чувства маркиза Фоупа к этой кукле в нечто вещественное. Завтра. А сегодня отдых, ванна, чай у камина с друзьями… сон… выпить успокоительный отвар…

В дверь заглянула Нагути-ко, высоко подняла свои выщипанные в ниточку бровки, исчезла, тут же вернулась с подносом, заставленным всем необходимым для проведения очистительных ритуалов, и начала обходить с зажженной свечой посолонь всю комнату, непрерывно бормоча под нос наговоры.

Свечи отчаянно коптили, сжигая негативную энергию злости и гнева. После верная подруга принялась за саму Аннеке. Наконец, когда у Аннеке засвербело в носу от дыма ароматических свечей и зазвенело в голове от бренчания колокольчиков, отгоняющих злых духов, Нагути-ко угомонилась и потащила Аннеке пить чай с пирожными в гостиной. Нагути-ко искренне считала, что заговоры, магические свечи и колокольчики отличные средства, но от сердечной печали, сглаза и порчи лучше всего лечит горячий крепкий чай с шоколадными пирожными. Фрукты и конфеты тоже ничего, помогают.

Через час Аннеке решила, что Нагути-ко права насчет чая с пирожными, конфет и фруктов. Обе подруги блаженствовали в креслах у камина рядом с накрытым маленьким столиком. Нагу-ти-ко сидела, скрестив ноги и держа в правой руке большой спелый персик, а в левой — две зажженные ароматические палочки с разными запахами и лениво то откусывала кусок персика, то вдыхала поочередно душистые дымки. Аннеке рассеянно вертела в пальцах колечко-талисман, купленное еще в Ахте в самые первые дни. Как всегда неожиданно появившийся Пушок, на этот раз в облике большого, серого, пушистого, лишь со слегка расплывающимися контурами кота, пристроился на спинке кресла Аннеке и время от времени принимался щекотать ей нос хвостом, хотя это прикосновение было почти неощутимым.

Доев персик, Нагути-ко запустила косточкой в камин, взмахнула горящими ароматическими палочками, чуть не попав по носу Аннеке и воскликнула:

— Не понимаю я, Аннеке, твоего мрачного настроения! Посмотри вокруг: уют, отличный стол, танцы, веселье до упаду, слуги опять же, все подают и убирают. Таких нарядов, украшений и безделушек у нас в Ахте не было, не говоря уж о твоей деревне. Что тебя не устраивает?

— Все ты понимаешь.

— Не понимаю! Допекла тебя эта черноволосая зараза? Давай сделаем, чтобы больше не допекала! Хочешь, я сама сделаю?

— Отравишь?

— Ну да, очень нужно! Устрою так, что не захочет прийти… например, найдет себе покровителя, который устроит ее… кем она там хочет быть? Главной лизательницей королевских пяток? А бедняге Фоупу найдем для утешения куколку получше, он довольно славный, мне он нравится, во всяком случае по сравнению со здешними гнусными мордами!

— Хорошо, эта не появится больше. Так припрется другая, которой надо будет энвольтировать на смерть младенца, стоящего между ней и богатым или не очень богатым наследством. Или еще с каким-нибудь не менее дрянным заданием.

— Отвадим и следующую, и последующую, и так далее!

— Да уж, отвадишь их! Грозят, размахивают перед моим носом богатством и родословной!

— Тут ты, дорогая моя, сама виновата: держишь себя с ними робко, как служанка. Ты давно уж не ученица! Веди себя как великая и могучая волшебница, которая в промежутках между неведомыми и опасными занятиями снисходит до нужд простых смертных исключительно чтобы отдохнуть и развлечься. Пусть они тебя боятся без памяти!

Нагути-ко выскочила из кресла и изобразила великую и могучую волшебницу: прошлась по комнате, гордо выпрямившись, пару раз небрежно и надменно кивнув головой воображаемым придворным и метнув из ладоней несколько молний, к счастью, не устроивших пожара, а лишь слегка опаливших стены, а побелку не так уж трудно подправить. От этих демонстраций девушка слегка запыхалась, поэтому снова плюхнулась в кресло, отпила глоток сока и продолжила:

— И вообще, кто раззвонил, что ты была деревенской знахаркой? Не удивлюсь, если наш милый друг Файдиас!

— Вряд ли. Зачем ему? Сама королева знала меня, когда я жила в деревне, принадлежавшей ее отцу. Не в деревне, впрочем. Деревня была недалеко, а я жила в пещерном храме.

— Вот так и надо говорить! И королеве будет приятнее: в какой такой деревне она бы могла тебя встречать?! И вообще, ты дочь тайной любви могучей волшебницы Моргианты и короля… Эстуальских островов.

— Волшебница Моргианта — сказочный персонаж, а Эстуальских островов вообще нет.

— Подумаешь, великий географ! Придворные плохо знают точные науки. Придумай тогда сама себе знатных родителей, раз уж ты такая образованная!

— А как же моя мать, и отец, которого я почти и не помню, так рано он умер? Я предам их любовь, отрекшись от них!

— Да никто не заставляет тебя отрекаться от родителей! Люби их на здоровье, посылай деньги матери, приноси поминальные жертвы отцу, но чужим про это знать вовсе необязательно. Еще лучше: никто не будет марать их доброе имя грязными сплетнями! Прости меня, но ты такая наивная, Аннеке! Смешно: волшебница ведет себя как ученица! Ну ладно, я понимаю, тебе трудно изменить себя вот так, сразу. Я сама все придумаю и расскажу несколько разных историй. Одну версию — нашей Мартии, сегодня, когда она будет помогать мне переодеваться на ночь, другую — завтра, эой старой корове Тауте. Сделаю вид, что расчувствовалась и пустилась в откровенность, должно подействовать. Но ты уж сделай одолжение, прими загадочный вид, а когда кто-нибудь попытается добраться до тебя с вопросами, не отказывайся с дурацким праведным негодованиием. Лучше ничего не отрицай и не подтверждай, ладно?

— Ты потрясающе любезна, совсем из меня дуру сделала.

— Зато я тебя люблю. Файдиас тоже поможет, когда я объясню ему его выгоду.

— Ладно, давай попробуем. А кто такая Таута?

— Ну как же?! Не мешает тебе внимательнее смотреть по сторонам и слушать, о чем говорят! Нельзя быть рассеянной, а то и опасность пропустишь, и нападение. Как ты только знамения воспринимаешь? Не может быть, чтобы Тэш и Мати тебя этому не учили! Таута — давняя и главная любовь казначея и первейшая во дворце сплетница. Обожает романтические истории!

Нагути-ко откинулась в кресле и поправила волосы, уложенные на этот раз в высокую прическу-башню, ужасно довольная, что выпал случай прочитать подруге нравоучение. Аннеке улыбнулась ей: обида на неприятные слова Нагути-ко, на грубую клиентку, недовольство собой таяли. Действительно, надо держать себя с достоинством. А бояться этих людишек просто смешно: ее могущества с избытком хватит, чтобы проучить всех обидчиков. Она, конечно, никого серьезно не заденет, но некоторых не помешает пугнуть, например, сегодняшнюю черноволосую нахалку. Пушок, до этого молча слушавший разговор подружек, шепнул Аннеке:

— Эта черноволосая на самом деле незаконная дочь, и знает об этом. Кроме того, имеются доказательства связи ее матери с псарем. Намекни ей, и она больше не пикнет.

— Или тут же отравит меня, — подумала Аннеке. — И откуда Пушок во всем этом разбирается? Неплохо для уроженца иного мира!

Пушок тихо шелестяще рассмеялся.

— Разве ты боишься отравы? Вспомни о своих талисманах… И обо мне! Я могу услышать мысли любого человека, даже мага, если он обо мне не знает и не защитится, и всегда предупрежу тебя об опасности.

Нагути-ко энергично закивала головой: она быстро научилась слышать речь Пушка. Они симпатизировали друг другу и вместе проказничали. Охоту к шалостям у них не отбили даже приключения в Ахте, и Аннеке молила богов, чтобы приятели вновь не попали в беду. Пушок продолжал:

— Вот что мы сделаем: в следующий визит этой заразы я покажу ей картинки о ее происхождении. Папочку, мамочку, разгневанного законного супруга, рождение нашей крошки. А ты в это время смотри на нее и загадочно улыбайся. Спорим, что девочка перепугается и начнет тебя ублажать?!

— Что-то сомневаюсь, скорее она меня прибьет на месте. Но если Файдиас посторожит в соседней комнате, то согласна попробовать. Как дань безрассудности. А как мы узнаем, что с ними происходило?

— Я уже все подсмотрел. За королевскими кружевными воротниками следит подруга ее матери, сообщница и наперсница. Кружевные воротнички вышли из моды, а должность не упразднили, вдруг мода опять переменится. Но пока знатная дама не у дел, скучает и любит предаваться воспоминаниям.

— А если не поможет?

Нагути-ко пересела к зеркалу, распустила волосы и принялась перекладывать их по-новому, переплетая пряди с черными агатовыми бусами. В зубах она зажала шпильку, поэтому произнесла не очень внятно:

— Неужели вы будете серьезно обсуждать, что делать с какой-то маленькой паршивкой? Помнишь, в прошлое полнолуние меня допекал старый конюший его величества, которого заменили на молодого красавчика? Старик еще требовал наслать на соперника черную оспу! И где он теперь?

— А правда, где?

— Женился скоропостижно на вдовствующей смотрительнице королевских подушечек для ног и сдувает с супруги пылинки, когда она соглашается на минутку убрать свою ногу с его головы! Только не заводи свои любимые причитания по поводу нарушения свободы воли человека и гнева богов! Во-первых, все свершилось согласно природной склонности, можно сказать, по велению судьбы. А во-вторых, я сильно сомневаюсь, что имеющее здесь место скопление биологических объектов можно называть людьми! А!? Как я сказанула?!

Довольная собой Нагути-ко весело засмеялась и продолжила, увлеченно взмахнув расческой и дрыгнув ногой:

— Нашей с тобой силы хватит, чтобы нахалы больше не появлялись, и совсем не нужно для этого нарушать законы и правила. Ты открываешь дорогу бедам своими страхами. Так что немедленно запрети себе бояться чего-либо! И вообще, почему ты сидишь?!

— Да, действительно, пора в кровать. И вечерние ритуалы еще…

— Какая кровать?! Полчаса на сборы, а твои прическа и платье совершенно не готовы!

— ???

— Через полчаса начнется гуляние в саду и фейерверк в честь приезда послов из Но. Тамошний ххаун, король по-ихнему, предлагает заключить военный и торговый союз, надеясь с нашей помощью защититься от своих северных соседей. В их стране отличные лошади и потрясающей красоты птички ххум. Говорят, что они славно поют. Тамошние богатые дамы приучают их сидеть в своих волосах. Я немедленно заведу себе такую птичку, как только купцы из Но привезут их сюда. Представляешь, они изумрудно — зеленые с золотом, этот цвет так пойдет к моим волосам! У них длинные как шлейфы хвостики и веера на головках!

— А что ты будешь делать, если эта птичка накакает тебе на прическу? — ехидно спросила Аннеке.

Но Нагути-ко смутить было трудно, особенно если дело касалось нарядов и украшений.

— Что-нибудь придумаю. Дамы в Но с этим как-то ведь справляются?

— Думаю, что они спокойно ходят с закаканными волосами и не обращают внимания на такие пустяки. Вот на островах все ходят с красивыми блохоловками на шее. Пожалуй, я раздобуду тебе такое украшение.

Нагути-ко резко подпрыгнула и повернулась к Аннеке. Она так и не справилась с прической, волосы упали до пола, а бусы рассыпались.

— Ты рассуждаешь о всяких глупостях и не собираешься! Где твое платье? Мартия, Мартия, МАРТИЯ!!!

Девушка изо всех сил затрясла колокольчиком, призывая служанку. Аннеке вскочила и попыталась выхватить колокольчик из руки подруги, но та ловко увернулась. Аннеке чуть не заплакала:

— Слушай, я совсем не хочу сейчас никуда идти. И совершенно нет настроения смотреть фейерверк и встречаться с кем бы то ни было. Завтра трудный день…

— Пожалуй, тебе лучше было бы остаться в твоем пещерном жилище, Аннеке! Завести себе медведя и волка. Вместе с волком выть на луну. А зимой впадать в спячку в обнимку с медведем. Со временем ты, пожалуй разучилась бы разговаривать по-человечески и заросла бы шерстью, но все равно там никого нет, и никто не увидит этого. А раз ты все-таки поселилась в столице, возле короля, то жить иначе, чем здесь принято, просто глупо! Ты во дворце уже почти полгода, а до сих пор спрашиваешь меня, кто такие госпожа Таута и маркиз Фоуп!

— Перестань! Про маркиза Фоупа я не спрашивала!

— Ну, так спрашивала про кого-то другого! Все, Аннеке! Кончилось мое терпение! Немедленно собирайся! А завтра я составлю специально для тебя список придворных с краткими пояснениями, и к вечеру чтобы знала всех, хотя бы имена и должности!

Наконец на неистовый звон колокольчика прибежала заспанная Мартия. За полчаса собраться не удалось, это время ушло на одну лишь прическу Нагути-ко. Но наряженные, причесанные и надушенные девушки появились в саду как раз к началу балета.

Пары нарядно одетых детей, приняв изящные позы, замерли на своих местах на дорожках, проложенных между цветов и деревьев, готовые начать танец по знаку распорядителя в момент выхода властительного семейства. Судя по осунувшимся личикам детей, королевское семейство изволило задерживаться, и сильно.

Кругом суетились слуги со складными стульями, прохладительным и сладостями. Аннеке и Нагути-ко устроились на террасе, уставленной цветами, с витыми позолоченными колоннами, придерживающими пестрый навес из плотного шелка. Веселящиеся придворные толпились ниже, на аллеях сада, шумя, бросая друг в друга цветы, громко требуя напитков и услуг. Некоторые затеяли шутливую перестрелку хлопушками. Когда появятся властители и виновники торжества, послы из Но, праздник станет официально-чопорным, и лишь через несколько часов, когда окажет действие вино, вернется непринужденность, а сейчас все развлекались кто как мог, пользуясь темнотой, которую фонарики и свечи нисколько не рассеивали, а делали лишь романтичнее.

Нагути-ко, используя заклинание, рассеивающее тьму, в прозаических целях, показывала Аннеке на придворных, называя множество имен и перечисляя связи и заслуги перед короной. Аннеке добросовестно пыталась все это запомнить, но куда там! Лица и наряды смешивались перед усталыми глазами в вихрь разноцветных конфетти. Девушка потихоньку начала клевать носом, но вдруг ее словно что-то кольнуло: в густой тени беседки в дальнем конце боковой аллеи стоял высокий человек в широкой одежде с капюшоном, совершенно скрывающей лицо и фигуру. Сон почему-то как рукой сняло, и оживившаяся Аннеке резво повернулась к подруге.

— Посмотри, а там кто?

— Где? Покажи!

— Вон там, возле беседки, в синем плаще, вон, вон, теперь пошел к фонтану!

— Не могу узнать. Как странно, я здесь всех знаю, а этого вроде бы раньше не видела! Наверное, кто-то новый. А на этом празднике только избранные, близкая родня и доверенные. Надо послать Мартию, она вмиг все узнает. А что, Аннеке, понравился? Что-то не припомню я, чтобы ты обращала внимание на мужчин!

— Не знаю, я даже лица не рассмотрела. Но он какой-то другой, не как все… и чем-то знаком…

— Тогда это, наверное, какой-нибудь маг или колдун, новые маги часто появляются здесь.

Нагути-ко, весело смеясь, схватила Аннеке за руку и воскликнула:

— Что я слышу! Сердечко-то как бьется! Нет, ты еще не потеряна для жизни и веселья! А я-то уж подумала, что место тебе где-нибудь в мрачной полуразвалившейся колдовской башне на краю земли, за книгами, рассыпающимися в пыль от древности! Представь себе: твои волосы сбились в колтун, с плеч свисают романтические лохмотья, от тебя пахнет плесенью, а по полу шмыгают вот такущие крысы с голыми розовыми хвостами — твоя единственная компания! Брр!

Нагути-ко, не дождавшись посланной служанки, двинулась в сторону, куда ушел незнакомец, расспрашивая о нем по дороге приятельниц, но все пустое. Человек исчез, как будто просто привиделся. Привлеченный всплеском эмоций, появился Пушок, выслушал Аннеке и тоже отправился на поиски, но так же безрезультатно.

Тут на парадную лестницу наконец выплыло венценосное семейство, следом виновники торжества, и начался бал. Против обыкновения, танцевали все, и никто не обращал внимания на детский балет. Маленькие артисты, простояв долгое время на месте в изысканных позах под грузом взрослых, увешанных украшениями нарядов, теперь чуть не плакали, но старательно принимали заученные фигуры танца.

У Аннеке не было отбоя от кавалеров, но, кружась в танце по аллеям, она все вспоминала увиденного мельком незнакомца, недоумевая, чем он ее привлек. Вот рядом такой же, высокий, лицо в тени, пышная просторная одежда… и еще один… и еще… Она подняла глаза на террасу, где они с Нагути-ко сидели в ожидании королевского появления, и сердце вновь бухнуло.

Опять он… стоит и смотрит на танцующих… на нее?! И лицо уже не в тени, глаза… знакомые глаза, от взгляда которых кружится голова…

Потом Аннеке, не помня как, оказалась на широкой мраморной скамье со спинкой. Толстая дама в розовом блестящем платье с приторной улыбкой тыкала ей в нос гадостно пахнущий флакон с ароматическими солями специально от обмороков, а кавалер, танцевавший с ней этот танец, вовсю пользуясь случаем, расстегивал ее платье.

Девушка с трудом отделалась от всех, убедив в своем отличном самочувствии. Нагути-ко отстала от нее последней, пообещав немедленно найти служанку и взяв у Аннеке клятву никуда одной не уходить. Оставшись одна, знахарка вздохнула: она узнала. Лицо Димир изменил, но аура и глаза… Их изменить не так легко. Понятно, они с графом от своих планов не отказались. А ей что теперь делать? Ну, во всяком случае, не вмешиваться, это точно. Пусть сильные дерутся между собой, а им с подругой надлежит успевать уворачиваться из-под ног сражающихся. Уж доносит она не станет, тем более на Димира…

Хотя Кэри ей доверяет… Но нет, сама Кэри не пострадает, заговор наверняка направлен только против короля. А впрочем, она точно ничего не знает. Мало ли какие дела могли привести мага Димира в столицу. Вполне вероятно он, как и она сама недавно, ищет лишь выгодной службы и знатного покровителя.

Что же до ее чувств к магу, то с ними все было ясно с самого начала: с тем же успехом она могла бы влюбиться в смерч, пронесшийся недавно над бухтой Ауа, который прошел и исчез, уничтожив все, оказавшееся на пути. И чем дольше Аннеке будет влюблена в Димира, тем больше шансов попасть в беду. Забыть его, как бы не было больно!.. Единственная приятельница ее юности говорила с важным видом, так мало вяжущимся с растрепанными соломенными косичками и тщедушным тельцем, что первая любовь быстро проходит, оставаясь лишь сладким воспоминанием. От этой мысли тяжко заломило в груди.

А может быть, ее первой любовью был Файдиас? Ей всегда было с ним хорошо: весело и спокойно. Зачем радость и чувство защищенности она сменила на боль в груди, страх и глупые надежды?! Как бьется сердце, холодеют руки и ноги и сладко кружится голова! Но Димир даже не попытался встретиться с ней, поговорить. Не прислал никакой вести. Она ему не нужна.

В этот момент Димир стоял совсем неподалеку, за аляповатой парковой скульптурой, изображавшей наполовину девушку, наполовину серну, с маленькими ветвистыми рожками и вазоном в руках, из которого свешивались до земли незнакомые растения с голубыми цветами-колокольчиками. Все вместе представляло собой отличное укрытие.

Маг размышлял, стоит ли позволить Аннеке увидеть себя, заговорить ли с ней. Ее талисман значительно облегчит его задачу, но нужно ли связываться с лишним сообщником? Захочет ли Аннеке помочь? Согласится ли хотя бы молчать? Она обласкана, как говорят, королевой Кэри. Нет уж, лучше не рисковать понапрасну. Он справится сам. И Аннеке станет его призом… без всяких условий. А тут еще это странное практически бестелесное существо. Похоже, оно способно воспринимать мысли. Сегодня ему стоило немало усилий не позволить себя обнаружить. Проклятый клочок тумана так и крутился рядом.

Размышления обоих прервало шумное появление Нагути-ко со свитой. Тод, их слуга, и еще один, незнакомый, диковатого вида чернявый парень, с двумя большими медными серьгами в правом ухе и клеймом раба на лбу тащили паланкин, а Мартия и ее подружка, прислуживавшая на кухне, волокли вдвоем большую корзину с полотенцами, снадобьями, льдом, притирками и мятной водой — всем, что прописывала Нагути-ко своим пациентам при внезапной хвори. При виде подруги Нагути-ко заулыбалась:

— А ты розовенькая, хвала богам! Голова больше не кружится? Но все равно, залезай в паланкин, незачем напрягаться. Вдруг у тебя тепловой удар или малярия? Завтра полежишь весь день, и не вздумай спорить! Я за тобой пригляжу.

Нагути-ко и Мартия с неожиданной силой подхватили Аннеке под руки, затолкали в паланкин и в мгновение ока доставили в кровать. Не надо было и ходить на этот праздник, и не хотела же идти: одно расстройство. Мартия переодела Аннеке в ночную рубашку, вытащила шпильки и бусы из волос, подала стакан молока с медом и ушла. За окнами начинало светить и шумели, расходясь наконец по апартаментам, загулявшиеся придворные. Нагути-ко присела на край кровати Аннеке, скрестив ноги и укрывшись краем ее одеяла, тоже со стаканом молока в руке.

— Неплохо повеселились. Жаль, что ты заболела.

— Да не заболела я вовсе. Просто расстроилась из-за той клиентки и устала. И душно было.

— Это в саду-то душно?! Не обманывай! А ты рассмотрела парня, что вместе с Тодом паланкин нес? Это раб госпожи Тауты, она мне его одолжила, чтобы отнести тебя домой. А если мы захотим, то и насовсем продаст, дешево. Этот раб вроде непокорный, из северных новых Владений, взят в плен с оружием в руках, еще подростком, оттого и непокорный… Вот если б ребенком!..

— Нагути-ко, ну зачем нам непокорный раб? Мало неприятностей, так еще следи, чтобы дома не зарезали?!

— Этот раб госпожу Тауту может зарезать, а нас не тронет. Пообещаем, если угодит, на волю отпустить и клеймо снять. Таута клеймо снять не может, а мы можем. Он на нас молиться станет! Вообще-то нам не один раб нужен, а четыре — паланкин таскать. А то везде пешком, да по жаре тяжело. Тод паланкин носить отказывается: я, говорит, камердинер, мне стыдно. А два раба нас двоих не унесут. Рабов тоже надо жалеть.

— Вечно ты, Нагути-ко, придумываешь, то придворных воспитывать, то паланкин тебе с рабами. А к рабам еще надсмотрщика?

— Тод присмотрит, он согласен, у него брат на плантации чайных роз управителем, видел, как брат с рабами разбирается. А паланкин с рабами — это шикарно, нас сразу больше уважать будут, а то мы как бедные тут, будто не можем себе позволить.

— Ну, хочешь — покупай, деньги знаешь где лежат. А хватит?

— Хватит, наверное, если брать подешевле.

— Ага, непокорных. А к ним — бугая с плеткой. А где мы будем их держать?

— Все держат во дворце, чтоб далеко не ходить. В подвалах специальные помещения для рабов.

— Ага, тюрьма.

— Все ты преувеличиваешь. Не в тюрьме, а выше, в полуподвале, и там неплохо. Во дворце все самое лучшее. Да рабам с рынка тут как в небесных чертогах покажется. Слушай, а кто это был?

— Кто?

— В саду, от чьего вида ты сразу обмерла! Рассказывай, кто это и где ты с ним познакомилась!

— О, ты сама уже все узнала, хитрюга, а теперь пытаешься выведать у меня все подробности! Сперва расскажи, что тебе про него наболтали, а потом и я, может быть, (но учти, только может быть, ничего заранее не обещаю!) расскажу тебе остальное!

— Ладно уж, цени мою кротость! Не знаю, тот ли, но во всяком случае, это единственный новый человек за последний месяц, и прибыл он лечить одного вреднющего старика. Тут твоей симпатии не позавидуешь. Он, наверное, не знает, во что вляпался, а мы все насмотрелись на этого типа. Тем, кто у него в услужении, светит темница, и это в лучшем случае. Четырех предыдущих своих врачей и служанку старик велел казнить, якобы за покушение на его жизнь, и теперь нанять местных слуг ему затруднительно: таких дураков что-то мало. Вот и начал выписывать их из глухой провинции. Хоть бы твой милый догадался в самом деле отравить старого пня, все бы вздохнули спокойнее. Но, кроме того, слуга старика шепнул мне, опасливо при этом оглядываясь, что этот твой молодой человек настоящий сильный маг. Странно, мог приискать местечко получше. Или… А, понимаю!

— Ой, Нагути-ко, ничего ты не понимаешь, и вообще, лучше молчи и никого больше не расспрашивай. Давай ритуал проведем, чтобы сегодняшний день все забыли.

— Ну нет, теперь все рассказывай!

— Да нечего мне рассказывать. Я и не знаю ничего точно, лишь чувствую опасность… и для него, и для нас.

— Всего-то ты боишься! Я уже тебе объясняла, что страх-то беду и притягивает, но уж верно, такая ты трусиха. Так и просидишь всю жизнь в пещере! А по-моему, надо идти навстречу опасности: только тогда и живешь в полную силу. Из беды как-нибудь можно выкрутиться, в Ахте же выкрутились, а уж при удаче много можно выиграть!

— Не забывай, в Ахте нас друзья выручили, не будь друзей, мы бы… И не помню я, чтобы ты там так уж храбро шла навстречу опасности! Вспомни, сидела в повозке в полубеспамятстве и ревела, подходи и бери голыми руками. Если бы не Паунседета и Бауглок, сейчас бы в подвале под ратушей цепями гремели… а то еще и хуже…

— Ну и что, что ревела! А если бы догнали, я бы не хуже тебя справилась! Кроме того, здесь у нас тоже уже друзья есть. Один Файдиас многих стоит!

— Файдиас маг. Он поможет нам, только если и ему польза будет.

— Будет ему польза, не сомневайся! Если бы он от нас совсем пользы не ожидал, и общаться не стал бы. Ну и что? Подумаешь! А тебе только бескорыстная дружба нужна?! И вообще, хватит отвлекать меня разговорами, немедленно рассказывай все! Кто этот маг и что тебе до него?

Аннеке вздохнула, пристально поглядев на подругу, и решила, что пооткровенничать стоит. А то, пожалуй, еще обидится. Но на всякий случай знахарка произнесла последнее слово и сделала последний жест заготовленного заклинания тишины, чтобы никто не смог их подслушать. Надо было раньше побеспокоиться. Вся комната как бы исчезла, девушек окутал магический кокон из серого мерцающего и переливающегося тумана, непроницаемый для любопытных глаз и ушей. Конечно, сильный маг проник бы через эту защиту без труда, но тайны двух смотрительниц королевских собачек вряд ли могут привлечь внимание сильных этого мира.

— Ах, Нагути-ко, я, кажется, без памяти его люблю! А он меня — нет.

— Ну вот еще, почему ты так решила? Ты же прелесть, умница, красавица, только дурак в тебя не влюбится!

— Спасибо тебе, дорогая. Но он вовсе не дурак, а никого любить не может просто потому, что не умеет, не нужна ему никакая любовь. Никто ему не нужен, только власть. И здесь он какие-то интриги плетет, с графом Кэрилом, отцом королевы Кэри, связан. Мне кажется, это он устроил, что первая королева умерла, а Кэри за короля выдали. Хотя мы в это время отсутствовали…

— Ну, ну, не выдумывай, королева с детства болела, король на ней женился только потому, что она из старой династии, чтобы было больше сторонников. А граф Кэрил теперь никто, король его не выносит и в родовое имение сослал. Об этом даже в Ахте все знали. И на Кэри король женился, потому что она тоже в родстве со старой династией. Король мужик очень умный. И если твой любимый под ним яму копает, то ему не поздоровится, уж будь уверена, хоть он семь раз великий маг. Не думаю, что королевский маг Эномиель слабее, хоть он и старик уже.

— Этого и я боюсь. Ему не поздоровится, и о нас вспомнят. Пойдем-ка ритуал выполнять.

— Подожди с ритуалом. Прежде надо все обсудить и понять, а то наритуалим такое… Значит, ты любишь его? Счастливая! Я еще ни в кого не была влюблена… и меня еще никто не любил.

— Как никто? А Лиор?

— Нет. Лиор — это так… А плакала я тогда от обиды. Тогда казалось — от любви, а теперь я поняла. Просто обида. Уж он-то точно променял меня на какую-то магическую безделушку.

— Не скажи, знаешь, какие бывают предметы силы! Маги за некоторые жизнь отдают!

— Я бы не стала. Жизни мне жалко, а силы так уж много и не надо, только чтобы было безопаснее, и удовольствия получать И разве можно любимого променять хоть на самый сверхсильный талисман? Но ты расскажи, как вы познакомились?

Аннеке пришлось-таки выдать подруге историю своей любви. В этом рассказе не было ни слова лжи, но и всю правду она утаила. Нагути-ко посмотрела на подругу ясненькими умными глазами, вздохнула:

— Так-то ты мне доверяешь! Ну ладно, после расскажешь, если помощь понадобится. А что касается любви… Открою тайну, притом даром, цени, не то что ты, скрытная душа! Пока ты в саду сидела, я успела и погадать, и в шар поглядеть. Любит тебя твой колдун, любит! Ну, правда, любит, как умеет… Но это про каждого влюбленного можно сказать. Любой любит, как его родители любить научили, и про прошлые жизни забывать полностью нельзя. Ну, еще мы, женщины, может быть, сильнее любим, всем существом, по крайней мере многие, а мужчины любят между делами: войной там, торговлей, чем еще они занимаются. Да и женщины больше ценят мужчину делового, он лучше умеет семью кормить. Что делать, жизнь такая, мир наш такой… Хочешь получить мага твоего? Приползет на коленях, со свадебными дарами: мужская магия в любовном деле с женской не сравнится!

— Не знаю… Наверное, не хочу… Мне нужна другая любовь… Даже Файдиас в юности сильнее меня любил, все был готов для меня сделать. Что ж, переболею. А ты правда можешь сделать, чтобы приполз?

— Всего можно добиться. Лишь цену соответственную заплатить. И он все равно не изменится. Приползти-то приползет, но останется прежним, и после свадьбы ты это почувствуешь.

— Я догадываюсь.

Нагути-ко встала, забрала у Аннеке стакан с недопитым молоком, закутала в одеяло и поцеловала в щеку.

— Спи. Сегодня никто раньше полудня глаз не разлепит, и мы, наконец, выспимся всласть. Не горюй, все наладится. А если с магом выйдет осечка, мы таких себе поклонников найдем! Красавцев, умных, богатых, и чтоб на руках носили, пылинки сдували! Повеселимся, пока молоды! Ну же, Аннеке, улыбнись!