Колыбельная для ночницы

Глава 2

Пять лет спустя

Патрикевичи ничуть не изменились. От симпатичных домиков, окружённых цветами и деревьями, всё так же веяло умиротворением и уютом.

Возле заборчика бабки Филониды толклись куры, весело переругиваясь друг с дружкой и выклёвывая что-то в траве.

Отправив Петьке коротенькое «добралась», Зося задумчиво смотрела на их возню, прокручивая в уме детали предстоящего разговора.

Где-то высоко прозвучала сорочья трескотня, среди веток мелькнул рыжий хвост.

Курнеля то ли поприветствовала Зосю после долгой разлуки, то ли постаралась о чём-то предупредить.

— Привет, привет, — помахала ей в ответ девушка и снова взглянула в сторону дома.

Интересно, вспомнит ли её Филонида? Не откажется ли принять и выслушать?

Тогда, пять лет назад, поговорить им не удалось — внезапно приболела Полина, и ребятам прошлось срочно вернуться в поселок, а потом и в город. Всё произошло настолько стремительно, что Зося так никому и не рассказала про услышанный зловещий напев. Но впечатленная им, стала подробно изучать специфику мрачных колыбельных в фольклоре и будущую магистерскую диссертацию посвятила разбору этого феномена.

Это случилось много позже. А тогда в сентябре, вернувшись с каникул на пары, она не обнаружила в группе ни близняшек, ни Петьки. Как выяснилось — ребята перевелись на исторический факультет. Инициатива исходила от девчонок, и Петька без возражений последовал за сестрами. Встречалась Зося с ними с той поры редко и мельком, общение в сети тоже свелось к минимуму, и дружба с Петькой постепенно угасла.

Поначалу Зося переживала, но потом привыкла и смирилась.

После окончания университета она поступила в магистратуру, уехала учиться в другой город, увлеклась исследовательской работой, завела странное хобби и перестала думать о бывших знакомых.

Так пролетело два года. И вдруг Петька сам вышел на связь.

Он позвонил в первый же вечер после её возвращения домой, предложил увидеться, и Зося согласилась. Ей захотелось на него посмотреть, захотелось узнать — как жил всё это время, чего достиг.

Внешне Петька не изменился — выглядел всё тем же добродушным увальнем. С улыбкой поприветствовав Зосю, неловко полез обниматься, преподнёс коробку любимых конфет. Истинное его настроение выдавал лишь взгляд — потухший, без прежнего огонька.

Они потрепались ни о чём, выпили по чашечке кофе. А потом Петька неожиданно попросил Зосю о помощи.

Как оказалось, Полина с Владиславой переживали сложные времена. Полина из-за болезни, начавшейся после той самой ночи в Патрикевичах, так и не смогла доучиться. Периодически у неё возникали странные приступы и корчи. После них девушка ничего не помнила, но во время припадков вела себя неадекватно — бормотала какие-то заклинания, выла, пыталась рвать на себе волосы, царапалась, кусалась. Пришлось даже на время поместить её в специализированное учреждение чтобы подлечить. Это ненадолго помогло, но полностью проблему не устранило.

У Полины наступали периоды облегчения, и она становилась как все — обычным, нормальным человеком. К сожалению, совсем излечиться от припадков не удалось, и девушку по прежнему «накрывало». Сейчас она тоже находилась в стационаре на "плановой профилактике". Так деликатно выразился Петька.

Владислава остро переживала происходящее с сестрой. За это время она сблизилась с Петькой, у них завязались отношения. Всё было нормально, но недавно начались странности — Владислава как и Полина понемногу стала чудить.

— Вроде мелочи, но показательные такие, как у Полины раньше. Сначала глупости всякие были — сахар на соль подменит, мёдом намажет стул, супом меня обольёт и с улыбкой следит за реакцией. Я думал, что случайно, но нет — она даже не отрицала, что специально всё. И посмеивалась, отказывалась объясниться. А когда настаивал — обижалась, начинала плакать. Потом спохватывалась, каялась, просила прощения. Твердила — что на неё находит что-то, заставляет так поступать. Я верил, успокаивал. И всё опять повторялось. А недавно стало еще хуже. — Петька покосился на Зосю и чуть покраснел. — Я проснулся среди ночи от голоса. Как на старой пластинке. Граммофонный такой голос. Неестественный. Неприятный. Говорит и говорит что-то, а смысла слов понять невозможно. И веки такие тяжёлые, давят. Хочу Владу позвать и не могу. И глаза не открываются. Паршивое такое состояние. И этот голос в тишине всё бормочет что-то, бормочет…

Петька передёрнулся, вспоминая, а Зося отметила, что он всё же сдал немного, постарел из-за свалившихся проблемам. Появилась продольная морщина на лбу, возле рта залегли жёсткие складки.

Рассказ Петьки она восприняла спокойно — за время подготовки диссертации многого начиталась в первоисточниках, много историй наслушалась в полевых экспедициях, многое из того приняла на веру. Из этой веры родилось и её удивительное хобби, приносящее неплохой доход.

— И что было дальше? Как ты справился, Петька?

— У меня напоминалка на телефоне сработала. До сих пор не пойму — с чего вдруг. Я на утро ставил, на шесть часов. А она ночью включилась. Часа три было. Что-то около того. Запиликала, заиграла. И сразу отпустило, тяжесть сошла. Я глаза распахнул — а Влада склонилась надо мной и смотрит. И улыбка такая неприятная, не обычная её улыбка! Только я прочухался — она прилегла. Объяснила, что я закричал во сне, вот она и испугалась, поднялась посмотреть. Но я не верю, Зось. У неё на лице не испуг был — а интерес, что ли. А еще удовлетворение. Будто я подопытный какой, и всё идёт по плану! С ней что-то нехорошее происходит, Зось. С Полиной тоже похоже начиналось. Помоги разобраться, Зось! Как друг прошу! — Петька вздохнул и, решившись, добавил. — А еще Влада на детей заглядываться стала. У нас в соседях семья с двумя малышами. Раньше они ей безразличны были, здрасьте да здрасьте. А теперь как увидит — так шею тянет, всё смотрит — не может оторваться прямо! И улыбку такую корчит искусственную, сюсюкает так фальшиво — какие милые, какие чудесные крошки. Приводите их к нам, я с удовольствием пригляжу. А дети от неё шарахаются, будто чувствуют что-то. Помоги, Зось!

— Да почему я-то? — Зося отвернулась.

Как припекло, так сразу вспомнил про дружбу после стольких лет! Но упрекать Петьку она не стала, ни к чему были теперь глупые детские обвинения и обиды.

— Потому что с нами тогда была. На практике в деревне. Потому что глубоко в теме! Я думаю, всё с того лета началось. После того, как у бабки Филониды заночевали.

— С той ночи? — Зося вспомнились скрипучий голосок и жуткие слова тихой колыбельной. Уже потом, занимаясь исследованиями, она поняла, насколько расходились они с истинным смыслом песни, какую силу в себе заключали.

— Я тогда видел что-то, в бабкином доме. Вроде тени на стене. Большой, изломанной. Как корявая ветка. — пряча глаза, Петька пригладил коротко остриженный затылок. — Понимаю, что это звучит дико…

— Почему же сразу не признался? — перебила его Зося. — Нужно было расспросить бабку!

— Да как-то стыдно было… Боялся — девчонки засмеют. А потом Полинке поплохело. Не до тени стало. Отвлёкся и забыл.

— А пение слышал?

— Пение? — Петька явно не ожидал подобного вопроса.

— Пение. Что-то вроде колыбельной.

— Не было пения. Только дождь шумел. И бабка похрапывала.

— Ясно. И что эта тень?

— Да ничего… Проползла по стене и утянулась за дверь.

— За дверь — эту куда? К нам?

— К вам, — Петька виновато опустил голову. — Прости, Зось. Меня тогда как пришибло. Вроде паралича. Ни дёрнуться, ни заговорить — ничего не мог. И почти сразу вырубился.

— У тебя тоже была кукла?

— Какая кукла? — не понял Петька. — Никаких кукол я не помню. Травы пучками были, косичка какая-то из сена и маков. А кукол вроде не видел. Ты почему спросила?

— Потому что нам бабка куколок положила. Не куколок даже — маковые стебли с коробочками. И на каждом тканевая обмотка.

— Зачем?

— Для защиты.

— От кого?

— От ночницы, Петь, есть такой опасный дух. Или демон. Потустороннее существо. Мы про него позже проходили, уже без вас.

Петка моргнул растерянно и закусил губу.

— Та тень, что я видел… ты думаешь — это была ночница??

— Не знаю. Могу только предположить. Филонида же не зря обереги всем раздала.

— Но мне не дала!

— Потому что у неё в комнате их и без того было полно! Сам же сказал, что видел маки. Маки, Петь, первейший оберег от ночных кошмаров. Это я тебе как специалист говорю.

— Как специалист, — Петька улыбнулся. — Ты где работаешь-то?

— Пока нигде. Только магистерскую защитила. «Мифологическая персонификация «ночного кошмара»: структура фольклорного образа и ареалы его бытования».

— Впечатляет, — покивал Петька. — Круто сработала. А почему именно эта тема?

— Всё потому. Увязла я в ней как муха после той ночи.

Они помолчали. Петька полез посмотреть сообщения, а Зося украдкой продолжала его разглядывать, радуясь, что больше не испытывает ни обиды, ни сожаления об утраченных отношениях.

Откровенно говоря, по-человечески ей была безразлична судьба близнецов. Но ради научного интереса стоило попробовать разобраться в случившемся. Именно тогда за столиком в кафешке Зося приняла решение вернуться в Патрикевичи и с пристрастием расспросить бабку Филониду…

…Рядом на дереве настойчиво прострекотала сорока, оранжевым всполохом мелькнул лисий хвост.

Зося встряхнулась и медленно пошла к деревне, даже не подозревая во что ввязывается.

Дверь оказалась не заперта, и Зося, постучав, заглянула в полутёмные сени.

— Филонида Паисьевна. — позвала негромко хозяйку. — Вы дома?

— Дома, дома, — прошелестело из темноты. Белым пятном мелькнул платок, скрипнула внутренняя дверь, пропуская бабку в комнату.

— Гостей принимаете? — Зося удивилась такому странному поведению.

Филонида Паисьевна не поздоровалась, не поинтересовалась кого Зося ищет и что ей здесь нужно. Без всякого страха впустила в дом чужого человека. Не могла же запомнить её с прошлого визита? Ведь столько лет прошло. А может быть всё дело в причудах возраста? По Зосиным прикидкам бабке должно было быть примерно под восемьдесят лет.

Потоптавшись в сенях, Зося всё же решилась пройти дальше. Не торчать же здесь столбом, ожидая приглашения.

Может вернёшься? — скользнула в голове непрошенная мысль. Какое-то неясное предчувствие, слабый намёк на возможные неприятности попытались удержать девушку от следующего шага, но она предпочла этого не заметить.

Зря что ли потратила столько времени, добираясь в Патрикевичи? Да и Петьке обещала.

День выдался солнечный, яркий — июнь только-только набирал силу. А в доме было сумрачно и прохладно. И пахло как из погреба — отсыревшей древесиной и немного плесенью.

Зося остановилась у порожка, тщетно выискивая глазами хозяйку.

— Филонида Паисьевна. Где вы? — собственный голос прозвучал жалко и испуганно.

Что творит эта бабка? Неужели и правда выжила из ума?

Позади проскрипела дверь, отсекая возможность к отступлению, за печкой послышалась возня и встревоженный свист.

— Филонида Паисьевна! С вами всё хорошо? — проговорила Зося в пустоту, а потом ей на затылок легла чья-то рука!

Прикосновение холодных пальцев отдалось в голове вспышкой боли, и всё вокруг заплыло чернотой. Зося не смогла повернуться, не смогла сбросить руку-прилипалу.

В зависшей мути послышался звук чьих-то шагов, недовольное бормотание, упрёки. Кто-то засмеялся — зло, неприятно. А потом заспорили два голоса — на повышенных тонах, перебивая друг друга…

— Вот же принесло тебя не ко времени, дэвонька. Просыпайся, ну! Открывай глаза. Да ты слышишь меня? Дэвонька! Приподнимись, я помогу. Вот так, вот добра. Выпей водички, я на репейнике настояла. Глотни, не противься. Вот так.

— Что… случилось? — выдохнула Зося, пытаясь отвести от себя стакан с горьковатой жидкостью.

— Да уж случилось… — бабка Филонида осторожно подвела её к лавке, помогла присесть, подложила под спину вышитую думку.

В комнатке было светло, белые занавесочки трепетали от лёгкого свежего ветерка, солнечный свет ломтями лежал на пёстрых половичках, из корзинки на столе выглядывали румяные булочки. Всё это настолько не походило на прежнюю картинку, что Зося молча смотрела по сторонам, не в состоянии подобрать слов для вопросов. — Не ко времени ты зашла. Не надо было. Углядела, небось, курнелю-то? Она подманила?

— Сорока с лисьим хвостом? Я её видела… Только никто меня не подманивал. Я сама приехала. По делу! — память, наконец, полностью прояснилась, и Зося почти смогла стряхнуть с себя тягостное ощущение чужого прикосновения.

— По делу… Небось, за тех свиристелок волнуешься? — бабка Филонида снова протянула стакан, но Зося жестом показала, что пить не будет.

— Вы помните нас? Ведь пять лет прошло!

— Помню, конечно. У меня гости редко бывают.

— Но вы же знахарка? Корнеич рассказывал, что лечите людей.

— Приходилось и лечить. В помощи никому не отказывала. А вот тебя вылечить не смогу. Болит голова-то?

— Да нет. Подкруживается еще немного. А в остальном я нормально себя чувствую.

— Не поняла, значит, ничего? Не ощутила?

— Что, простите? — всё-таки Зосе трудновато было сосредоточиться. — Что я должна была ощутить?

— Да страту, потерю. Говорю же — не в добрый час ты ко мне заглянула.

— Какую потерю? — Зося поискала глазами сумочку. — Вы про деньги? Про карточку?

— Да что те деньги, — отмахнулась бабка. — Похуже потеря-то, дэвонька. Дзядкін (дедкин, бел.) след у тебя из души выкрали. Память рода. Говорила же — не смотри на курнелю! Не выдавай себя!

— Я ничего не понимаю! — Зося поморщилась и потёрла виски. За время работы над диссертацией она изучила много литературы, но про дзядкін след слышала впервые. — Объясните, Филонида Паисьевна!

— Объяснить то нетрудно, да только толку в том! — бабка с сожалением посмотрела на Зосю, покачала головой. — Поесть тебе надо. Кожа бледнее извёстки. Молока тебе налью. И булку бери, маслом намазывай, вареньем.

Молоко обнаружилось в кувшине, рядом с корзинкой сдобы. Варенье — в баночке, масло — на блюдце.

— Что сидишь? Угощайся! У меня всё своё!

Пошатываясь, Зося подошла к столу, пригубила холодное сладковатое молоко, отщипнула кусочек от булки.

— Вот и молодец! — похвалила бабка, отливая немного из кувшина в щербатое блюдечко. Покрошив следом и булку, отнесла месиво к печке, задвинула поглубже в подпечье.

— Это для кошки? — Зося равнодушно следила за её действиями.

— Для цвыркуна. Он любит молочко.

Зося не поинтересовалась — кто такой цвыркун, её волновали сейчас совсем иные вещи. Прекрасно понимая это, бабка Филонида не стала тянуть — рассказала всё без утайки.

— Я в лесу была, травки щипала. Не ждала ведь гостей, вот и пошла. Хотя цвыркуша с ночи беспокоился, сверчал громко, не давал спать. Вишь, прав оказался. А я сплоховала. Впрочем, не я одна. Говорила же тебе — молчи! Не выдавай особенность свою. Так нет же — всем про курнелю наболтала! Вот она тебя и почувствовала!

— При чём здесь ваша курнеля?

— При всём, дэвонька. При всём. То сестра моя. Авигея. Она твоего дзядку и присвоила.

— Как его можно присвоить? Он что — вещь?

— Он — частичка тебя, та, что по роду досталась. Особенная. Знаткая. Она тебе курнелю и показала. И много чего показать могла бы еще, много чем помочь, многое прояснить…

— Но я её никогда не чувствовала. Эту частичку! Вы не ошибаетесь? — слабо возразила Зося. Не верить бабке у неё не было причины. Тем более, что после того болезненного прикосновения где-то внутри до сих пор тлел холодок.

— В таких вещах у меня глаз намётан. Сразу же тебя предупредила!

— А где сейчас ваша сестра?

— В лесу. Где ж ей еще быть. Сюда она редко приходит. Знает, что мне это не нравится. Но не пустить не могу, и защита бесполезна — дом её всегда пропустит. Он чует кровь. А она у нас одинаковая.

— Зачем ей мой дедка?

— Ведзьмарку чужая сила питает. Вот и позарилась на твоего дзядку. Авигея и тогда вокруг дома крутилась. Я потому вам куколок и дала. Чтобы усыпили да от ночницы оградили. Авигея через ночницу твоего дзядку выманить хотела. Да куколка раньше успела, убаюкала тебя.

— Это куколка мне пела? Ту колыбельную?

— Она. Я сама-то против сестры ничего не могу — повязаны кровушкой. Потому и приспособила куколок.

— А Полина с Владой их поломали!

— На семена, небось, проверяли. По привычке. Маковые семена любой приворот закрепят.

— Приворот?

— Приворот. Парень-то ваш как чумной ходил. Сразу видно — под чарами. Под приворотом. Да не простым — двойным. А это, считай, всё.

— Вы думаете, что девчонки приворожили Петьку?? — искренне изумилась Зося.

— Не думаю. Знаю.

— Почему же вы не сказали??

— Зачем? — удивилась бабка. — С чего мне встревать в ваши отношения? Если бы ко мне за помощью обратились — тогда другое дело. А так-то — с чего?

— А я ведь сейчас за помощью приехала. У Полины нехорошо с головой, а теперь и у Влады тоже. Меня Петя попросил разобраться…

— Петя попросил… — беззлобно передразнила бабка, — а ты и побежала… Давай, что ли глянем по ним, раз приехала. Мне вещичка от каждой нужна, любая.

— Сейчас, мне Петька давал… — Зося бросилась к сумке, вытащила заколку в виде пера и шёлковый черный платок. — Вот, возьмите. Заколка Полины, а платок Владиславы.

— По очереди погляжу. Ты помолчи пока.

Филонида Паисьевна обхватила ладонями заколку, прикрыла глаза, помолчала. В комнате сделалось тихо, лишь из-за печи едва слышно доносилось слабое посвистывание. Наверное, там возился таинственный цвыркун, напевал что-то, отведав бабкиного угощения.

— Тьма и ложь! — Филонида отшвырнула заколку и обтряхнула руки. Потом взялась за платок, но тут же его оттолкнула. — Здесь — пустота, этой дзеўки ночница не касалась.

— Но как? Они же обе…

— Тьма и ложь! Вот и весь ответ. Под чарами только одна. И она рядом с твоим Петькой. Вторая — жертва. Сестра пошла против сестры.

— Не понимаю!

— Не мудрено. Как тебе теперь понять, когда дзядка утрачен.

— Объясните хотя бы — кто из близнецов лжёт! Кого коснулась ночница?

— Вот её. Хозяйку заколки.

— Полину? Но она сейчас в больнице!

— Она — рядом с Петькой твоим. Обманула всех. В больнице другая. Говорю же — тьма и ложь!

— Вы хотите сказать, что Полина представилась Владой? Но это невозможно! Влада бы не позволила так с собой поступить!

— У, дэвонька! Неведома тебе сила злого навета. Она и не пикнула, небось, твоя Влада. Покорно выполнила всё, что приказали.

— И… что теперь? Как это исправить?

— То дело почти невозможное.

— А дедку можно вернуть?

— Ох, дэвонька. Боюсь, как бы нас не подслушали. Позже поговорим. Я тебя в баньку свожу. Там и потолкуем.