Глава 12 Осень 1949 г. Угрюмов. Дом с мезонином

Увидеть реку, подойти к реке,

К воде спуститься, над водой нагнуться,

И зачерпнуть, и в город свой вернуться…

Андрей Макаревич

…узких дверей амбара.


Иван пришел в себя минут через десять, а может, и поболе того, и первым делом внимательно осмотрелся. Он лежал на холодной, усыпанной хвоей, земле, посреди небольшого ельника, кругом было как-то мокро, склизко, противно, хотя ни дождя, ни снега не наблюдалось – небо над зелеными кронами елей было голубым, высоким и чистым. Совсем рядом, у большой коричневой лужи, радуясь осеннему солнышку, чирикали воробьи.

Раничев поднялся на ноги – местность явно не походила на амбар, да и церкви поблизости не было… А ведь, похоже, получилось! И вдруг сразу пронзила мысль – Васька! Он-то что, выходит, взорвался? Или тоже где-нибудь здесь, в ельнике? Лежит, бедняга, истекая кровью.

Иван тихо позвал:

– Васька! Эй, Васька, ты здесь?

Ответа не было, у лужи все так же чирикали воробьи, а откуда-то справа послышался шум мотора. Ну точно, получилось!

Раничев обшарил весь ельник и, не обнаружив мальчишку, вышел на лесную дорогу. По узкой глинистой колее, натужно рыча двигателем, медленно пробирался грузовик – «ЗИЛ» или, вернее – «ЗИС», с мордой, как и у поставляемого во время войны по ленд-лизу «Форда». А может, это и был «Форд», не суть – в кабине сидели двое, но кузов был пуст, и Иван, не подумав, вышел из-за деревьев и взмахнул рукой. Оба – водитель и сидящий рядом с ним узколицый мужичок в кепке – разом посмотрели на Раничева и как-то испуганно переглянулись. Двигатель заурчал еще громче, и грузовик, завывая, словно немецкий пикировщик, выбрался из лужи на бугор и, резко прибавив ходу, исчез за ельником, на прощание обдав Раничева угарным бензиновым чадом.

– Вот козлы! – сплюнул Иван и тут же подумал, что и сам на месте водителя вряд ли бы подобрал по пути подозрительного бродягу. Да-да, бродягу – именно так и выглядел Раничев: длинные нечесаные волосы с застрявшими в них еловыми иголками, растрепанная борода, подпоясанный веревкой зипун из рваной сермяги, на ногах – лапти. Да-а… артист погорелого театра. Ничего не скажешь, хорош бы он был, объявившись в таком виде в людных местах. Да еще и без документов – загребли бы сразу. Одно успокаивало – грузовик-то был явно из послевоенного времени, что, впрочем, можно было бы очень даже просто узнать и поточнее – купив в городском киоске любую газету. Купив… Попробуй-ка, попади теперь в город, вернее – попробуй не попадись! Раничев вовсе не планировал столь поспешно выпасть из начала пятнадцатого века, а потому с собою ничего не прихватил – даже денег, найденных в карманах убитого Викентия. Да, именно так его завали. Кроме денег, там еще была серебряная печатка грубой работы и фотография какой-то молодой женщины с надписью – «Другу Викентию от Нади» и датой – 15.05.49. Значит, пятнадцатого мая… А сейчас, должно быть, середина октября. Викентий был убит летом, значит, с тех пор о нем ни слуху, ни духу. Так-так… А что если… Нет, вряд ли получится – где ее найдешь, эту Надю? Она вполне может оказаться приезжей. И все же… И все же стоит попробовать – пожалуй, это пока единственная возможность. Хотя, конечно, в крайнем случае можно отыскать прежних знакомых, знакомых, так сказать, по прошлому появлению – Тихона Иваныча, председателя колхоза имени четырнадцатого партсъезда, товарища Артемьева – начальника пионерского лагеря и профсоюзного лидера лесохимического завода, да мало ли… Но это, конечно, в самом крайнем случае. И вообще следовало быть предельно осторожным, не нарваться бы на следователя или милицию – ведь те на полном серьезе считали Раничева причастным к ограблению исторического музея! Как давно это было… Иван усмехнулся – ну да, давно, как же! Это для него три года прошло, а здесь – всего-то месяца три. Да, надо осторожничать – но и в лесу сидеть нечего, нужно выходить на бандитов. Вот и попробовать через эту Надю, Бог даст – повезет. Где же располагалось фотоателье? Где-то на Курдюмова – впрочем, отыскать не проблема, не так уж и велик город. Главное – раздобыть одежду, деньги, пристанище на первое время. А где это все раздобудешь-то? Не кистенем же махать в конце-то концов? Да и нет его, кистеня, один нож только.

Иван посмотрел в быстро темнеющее небо с первыми проблесками звезд. Где-то далеко в лесу завыли волки – их только и не хватало для полного счастья. Раничев передернул плечами и решительно зашагал по грязной колее в ту сторону, куда только что уехал грузовик. Минут через двадцать быстрой ходьбы ельник закончился, потянулись березки, а где-то впереди отразились в реке желтые огни города. Иван немного постоял, выбрался на шоссе и, выдохнув, направился к мосту, словно заяц, прячась в кустах при первом же свете фар. Машин, правда, попалось не очень-то много – пара грузовиков, пустой трофейный автобус да «эмка» какого-то средней руки начальника. Все машины ехали в город, лишь одна полуторка с кучей мусора, надсадно ревя, завернула в лес. Мусор… Раничев проводил машину задумчивым взглядом. А там, в лесу, рядом наверняка свалка. Свалка… Свалка! Эврика!

Едва дождавшись, когда полуторка – уже с опустевшим кузовом – чихая двигателем проедет назад, Иван быстро пошел к лесу и почти сразу же наткнулся на городскую свалку. Оглянулся и, не ощущая никакой брезгливости, принялся быстро рыться в отбросах. Обнаружил какое-то тряпье, старый продавленный диван, сгреб все это в кучу, накрыв сверху несколькими листами картона и обломками ящиков, после чего забрался в импровизированную нору и с удовольствием вытянул ноги. Было довольно прохладно – но ничего, терпеть можно, вот еще бы перекусить кое-чем – и совсем бы здорово. Раничев вздохнул, хорошо понимая, что никакой перекус ему пока не светит, и постарался поскорее заснуть. Пару раз его будил лай бродячих собак, но, похоже, псы были сыты, так как к убежищу Ивана не подходили, а лишь опасливо тявкали.

Раничев проснулся утром, едва посветлело – на удивление бодрый и выспавшийся. Наскоро разомнувшись, он поднял валявшуюся на земле палку и принялся шарить по свалке, старательно откладывая в сторону те вещи, которые, по его мнению, вполне могли пригодиться. Старая велюровая шляпа, кашне, пальто с прожженным воротником, несколько вполне крепких ботинок – можно было подыскать пару. Больше, правда, ничего не попалось, кроме совсем уж рваных диагоналевых брюк да пиджака с продранными локтями. Пиджак Раничев, подумав, взял, а вот брюки – порты – решил пока оставить свои. Померив, отыскал-таки и обувь – правда, от разных пар, но ничего, сойдет за не имением лучшего.

Найденные вещи Иван не одел сразу, а отойдя в лес, развесил на ветках проветриться – слишком уж специфически они пахли. Дождя, похоже, не ожидалось, над дальним лесом вставало желтое солнце. Дул бодренький ветерок, срывая с деревьев последние листья, слева, от города, тянулся густой черно-зеленый дым лесохимического завода. Раничев еще немного порылся на свалке, отыскав ржавый железный прут, во-видимому, когда-то являвшийся частью какой-нибудь ограды. Прут этот мог очень даже пригодиться в задуманном Иваном деле, для осуществления которого требовались еще темнота, некоторая дерзость ну и немного везения.

А что, если попробовать вернуться, экипироваться как следует? Иван потрогал висящие на гайтане перстни. Покачал головой… Нет… Еще не факт, что можно будет быстро выйти на след бандитов – они наверняка теперь затаились. Да и покойный ад-Рушдия предупреждал, что два перстня – ничто, нужен третий. Третий! Вот его-то и надо искать, раз уж он, Иван, уже здесь!

Раничев все-таки произнес заклинание – так, на всякий случай, попробовать… Не сработало. Ну значит, так тому и быть.

Побродив по ближайшему лесу, Иван наткнулся на небольшое болотце, полное клюквы, и с удовольствием поел кислых, сводящих скулы, ягод. Хоть что-то. Потом Раничев немного полежал в своем убежище, даже вздремнул, а затем, как стемнело, одел пальто и шляпу и, насвистывая что-то бодрое, быстро пошел в город. Теперь он уже не чурался проезжавших мимо машин – длинные волосы были не очень-то видны из-под шляпы и поднятого воротника пальто, лишь, услыхав треск мотоцикла, все-таки нырнул в кусты – на мотоцикле вполне мог передвигаться какой-нибудь участковый и проверить у подозрительного лица документы. Но Бог миловал, пронесло.

Иван добрался до города безо всяких приключений, где была нужная улица – примерно помнил, а потому шагал уверенно, ничего ни у кого не спрашивая, лишь старался держаться плохо освещенных улиц. Ага, вот, кажется, здесь! Ну да – в точку. Качающийся на ветру фонарь выхватывал из темноты часть двухэтажного кирпичного дома, покрытого светло-бежевой штукатуркой – небольшое крыльцо, дверь, закрытую железным засовом, и темно-синюю вывеску:

Угрюмовский райпотребсоюз
Фотоателье № 3
Часы работы – с 10.00 до 19.00
Обед с 13.15. до 13.45
Выходной день – воскресенье

Рядом, в витринах из толстого бэмского стекла виднелись многочисленные фотографии и выцветший на солнце плакат «Граждане, подписывайтесь на облигации госзайма!».

Подписаться, что ли? Иван ухмыльнулся и, зайдя за угол, принялся терпеливо ждать. С окраины, со стороны химзавода, раздался гудок, возвещающий конец смены. Вскоре напротив фотоателье, у остановки, остановился автобус, выпуская людей – рабочих с вечерней смены. Послышались смех и пьяная ругань. Наконец голоса удалились, и Раничев осторожно выглянул из-за угла – пусто! Лишь фонарь все так же горит, гад… Рядом с фотоателье располагался уютный особнячок с лепниной – городской отдел загс, за ним – жилая четырехэтажка, а напротив – трехэтажное здание школы. В принципе, никаких неожиданностей не должно было быть – в жилых домах уже гасли огни, рабочий люд укладывался спать рано.

Иван живо снял с шеи кашне, заложил в него подходящий по весу камень, вышел из-за угла и, воровато оглянувшись по сторонам, раскрутил импровизированную пращу, как учил когда-то Лукьян.

– Чпок!

Висевший напротив ателье фонарь разлетелся на мелкие осколки. Откуда-то послышались быстрые шаги, и Иван шустро убрался обратно, увидев, как со стороны жилого дома к школе направляются трое парней с красными повязками на рукавах. Дружинники… Или как их здесь называли? Члены бригады содействия милиции – бригадмильцы!

– Шпана проклятая, – подойдя к остановке, выругался один из парней, здоровый. – Не дают им покоя эти фонари. Моя бы воля – сажал бы за рогатки!

– Ну это уж ты слишком, Коля, – возразил ему другой, с небольшими усиками. – Ежели за рогатки сажать, так это всех нормальных пацанов пересажать можно, кроме всяких там очкариков да тех, кто на скрипках пиликает.

– Сразу видно, Паша, не любишь ты музыку! – вступил в разговор третий. – Скрипка – это же здорово! Паганини там, Вивальди… А Моцарт, скрипичный концерт – такой красивый!

– Тю, Моцарт? – Паша мелко захохотал. – Ты, конечно, меня извини, но если кто его и слушает, так только интеллигенция хренова, космополиты.

– Они, Паша, джаз слушают.

– А, какая разница? Я так вот народные песни люблю – хоть ту же Русланову…

– Русланову?! Так ее уж год, как арестовали! Вместе с мужем, врагом народа.

– Да, Павел, какой-то ты у нас идеологически неподкованный товарищ…

– Кто не подкован, я?!


Дождавшись, когда спорщики скрылись за школой, Раничев быстро подошел к двери ателье и ловко сковырнул навесной замок прихваченным со свалки прутом. Получилось как по маслу – с первого раза. Жалобно скрипнув, замок вытащился вместе со штырем – отлично!

Иван немного выждал, хотя визуально сигнализация не обнаруживалась – да ее, наверное, и не было, ну что там охранять-то, банки с проявителем или фотобумагу? Все тихо… Раничев потянул на себя дверь и, быстро юркнув внутрь, оказался в небольшой комнате с вешалкой у стены и большим квадратным фотоаппаратом с гармошкой, стоявшим посередине на треноге. Больно ударившись коленом о фотоаппарат – не больно-то различишь в темноте – Иван огляделся. Где здесь могли храниться негативы? И хранились ли? Или их отдавали заказчикам вместе с фото? Ну, наверное, все ж таки немногие брали – если сам не фотолюбитель, к чему негатив? Ага – слева от входа Раничев заметил дверцу, дернул и, тщательно прикрыв ее за собой, нащупал на стене выключатель. В комнатке пахло химикатами, окно, похоже, было завешено плотной шторой или его тут вообще не было. Решившись, Иван включил свет – почему-то красный, впрочем, ясно – почему. Длинный, накрытый черной клеенкой, стол, пара увеличителей, ванночки, на веревке, под потолком, пленки – широкие, с негативами шесть на девять. Интересно, где же пластинки? Раничев распахнул навесной шкаф – химикаты, пачки фотобумаги, фигурный фотонож на чугунной подставке… а вот, кажется, и негативы – расставлены один к одному в картонных ящичках. Видно, фотограф – аккуратист. Не может быть, чтобы у такого да не было все подписано, пронумеровано. Иван наклонился… Ну так и есть, вон прямо на коробках выведено чернилами – «архив», «01.06. – 30.09», «01.04. – 31.05».

Так-так, посмотрим! Вообще нелегкая работа – идентифицировать негатив по виденному когда-то портрету, да еще при красном свете… Впрочем, почему же при красном? Окно-то ведь зашторено вполне надежно, прямо светомаскировка. Иван отыскал еще один выключатель – ага, да будет свет! Теперь дело пошло быстрее – просматривая на свет, Раничев просто откладывал в сторону явно мужские или детские изображения, оставляя лишь женские – кажется, на фото была накладная коса… впрочем, тут у всех накладные косы. Всего подходящих негативов оказалось четыре. Иван еще раз внимательно пересмотрел их, с сомнением отложив в сторону женщину в шляпке, та ведь вроде была без шляпки, только с косой. А вот и адреса, нацарапаны в углу негативов иголкой, и даже фамилии:

– Адашьянц, Сов. 49—9.

Советская, значит. Недалеко.

– Иванова, Профсоюзов, 18, Лебедева, Героев-полярников, 22.

Улица Профсоюзов, насколько помнил Раничев, располагалась где-то в центре, а вот Героев-полярников – на восточной окраине, находишься, пешедралом-то. Ну делать нечего. Запомнив адреса, Иван аккуратно сложил негативы в коробку, как и было, и, поправив несколько скособочившийся от удара фотоаппарат, осмотрел сквозь витрину улицу. Кажется, все было спокойно. Раничев быстро вышел и, закрыв дверь, вставил на место штырь вместе с замком и засовом. Как и было! Теперь куда? Наверное, на Советскую… Времени сейчас где-то около двенадцати, не так уж и поздно. Правда, в большинстве своем народ уже спит, однако ему-то, Ивану, уж точно ночевать негде.

Обойдя школу – «Угрюмовский ОНО. Мужская средняя школа № 4» – Раничев свернул на Советскую… и нос к носу столкнулся с давешними бригадмильцами! И что было делать? Бежать поздно – заметили. Раничев даже в лицах мог бы представить будущий диалог:

«Эй, товарищ! Можно вас на минутку?

– Меня? Вообще-то я очень спешу. Ну разве что ненадолго.

– Ненадолго. Пожалуйста, предъявите документы, гражданин. Ах, с собой не носите?

Тогда пройдемся с нами до опорного пункта. Да вы не бойтесь, тут рядом».

Вот, примерно так… Все это, естественно, Ивана никак не устраивало. Неожиданно улыбнувшись, он вдруг резко бросился вперед, прямо на приближающихся парней.

– Ребята! Бригадмильцы! Скорее сюда, скорее! – выпучив глаза, Раничев замахал руками.

Бригадмильцы тут же обступили его:

– Что? Что случилось, товарищ?

– Там, за углом… Кажется, кто-то лезет в школу. Какая-то шпана…

– Шпана?

– Они уже стекло выставили! Вы бы, товарищи, поспешили. А я пока в милицию… Мало ли – помощь понадобится?

– Спасибо, товарищ, за проявленную бдительность, – встрепенулся высокий парень в кепке – кажется, его звали Пашей – Так, ты, Николай, зайдешь с того угла, а мы с Серегой с этого, – деловито распорядился он, и бригадмильцы, не теряя времени, бросились к школе.

– Эй, товарищ, – на бегу оглянулся Паша. – Милиция-то знаете, где?

– Да знаю, местный.

Иван поспешно свернул за угол и нырнул в первый попавшийся переулок. Несколько поплутав, он вышел-таки на Советскую, правда, не в начале, а в конце. Дом сорок девять оказался деревянной двухэтажкой барачного типа с двумя подъездами и неистребимым запахом сортира. Девятая квартира оказалась на первом этаже. Иван тихонько постучал в дверь. К его удивлению, отозвались достаточно быстро: грубый мужской голос, перемежая слова ругательствами, посоветовал какому-то Гришке поменьше шататься по ночам по бабам.

– Надю позови, – попросил Раничев.

– Надю? – за дверью явно удивились. – Нет здесь никакой Нади. Григорий – ты?

Не дожидаясь, когда дверь откроется, Иван поспешно покинул подъезд. Первый результат – ноль. Однако оставалось еще два адреса – Профсоюзная и Героев-полярников. Шататься по центру Иван опасался, а потому, подумав, решил наведаться на Профсоюзную в следующий раз, а сейчас отправиться на окраину – на улицу Героев-полярников.

Пару раз он прятался в подворотнях, услыхав треск мотоцикла, а ближе к окраине чудом не столкнулся с компанией откровенной шпаны, хорошо, услыхав громкую ругань, успел свернуть за угол. Переждав гопников, Раничев, стараясь не попадать в свет редких фонарей, отыскал-таки нужную улочку – узенькую, с деревянными мостками-тротуарами, утопавшую в тополях и липах. Дом двадцать два оказался деревянным, еще дореволюционной постройки, с высоким резным крыльцом и мезонином. Звякнув цепью, во дворе залаяла собака. Иван постучал в окно:

– Эй, хозяева!

Внутри дома забегали тусклые оранжево-желтые блики – видно, зажигали керосиновую лампу. Ага, вот подошли к окну.

– Кто? – послышался женский голос.

– Вы Надя?

– Ну, допустим, Надя.

– Привет вам от Викентия.

– От Викентия?! – женщина, казалось, заволновалась, по комнате вновь метнулись блики. – Поднимайтесь на крыльцо, сейчас открою.

Удовлетворенно кивнув, Раничев…

Загрузка...