Комедии

ГЛЕБ.

ЛЕНОЧКА.

КИРА.

ГЕННАДИЙ ДМИТРИЧ.

ЗИНАИДА ГЕОРГИЕВНА.

ЕГОР.

ВАЛЕРИЯ РУСЛАНОВНА.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Опушка лесопарка. Справа и слева — кусты. Звучат громкие голоса. Появляются К и р а и Е г о р.

Е г о р. Не притворяйтесь, что вы ничего не понимаете, Кирочка! Или вы хотите сделать меня смешным?

К и р а. Боже сохрани! Зачем вы так плохо обо мне думаете? Мы же с вами добрые знакомые — не правда ли?

Е г о р. И вы полагаете, что такое знакомство может длиться вечно?

К и р а. То есть?

Е г о р. Не играйте со мной в дурачки! Вам это не идет!

К и р а. Не узнаю вас, Егор. Что с вами? Я вам так благодарна — мне было вначале очень тоскливо. Вы помогли мне прижиться на новом месте. Какие вечера у нас были! Помните вашу теорию о самоутверждении? Огромное вам спасибо за все, мне уже гораздо легче!

Е г о р. И вы решили отделаться от меня?

К и р а. Да нет же! Откуда вы взяли!

Егор хочет перебить ее.

(Торопливо.) А ваши рассуждения о трагическом начале в отношениях мужчины и женщины?

Е г о р. К черту!

К и р а. Там тоже были интересные места!

Е г о р. И вы решили — эти рассказы будут продолжаться до бесконечности? А я буду сидеть сложа руки и смотреть в ваши ясные глаза? Плохо ж вы меня поняли!

К и р а. Вам что, надоело быть интеллигентным? Понимаю, это нелегко.

Е г о р. Отвлеченные разговоры — всегда подготовка к действию!

К и р а. Чего ж вы хотите тогда?

Е г о р. Вас!

К и р а. Егор!

Е г о р. Я думал, вы умнее, или, простите, — опытней! Инициативу вы потеряли, ход теперь мой! (Обнимает ее.)

К и р а. Пустите меня!

Появляется Г л е б. Под мышкой у него три толстые книги в старинных переплетах, в руке — старый уличный фонарь.

Е г о р (Кире). Сопротивление бесполезно!

К и р а. Хотите взять силой? (Отбивается.)

Г л е б (подойдя ближе). Эй, эй… одну минуточку…

Е г о р (отпуская Киру, поворачивается к Глебу). В свидетелях не нуждаюсь — проходите!

Г л е б. Я только хотел сказать, что силовой прием — признак слабости; где-то читал, не помню…

Е г о р. Слушайте, не знаю, как вас там…

К и р а. В старину это называлось защитник слабых и угнетенных, иначе — рыцарь.

Е г о р. Надеюсь, современному рыцарю доступно такое понятие, как такт?

Г л е б. У вас его, я вижу, в избытке, но мой совет — не переусердствуйте!

Е г о р. Опыт ваш дорог. Где приобрели? Надеюсь, не на свалке, судя по этим ценностям? (Указывает на книги.)

Г л е б. Одежда у них несколько потрепана, верно, но вам не мешало бы заглянуть в них чуть глубже. (Опускает фонарь, раскрывает одну из книг.) Удивительный кладезь знаний! Известно ли вам, например, сколько рабов в штате Северная Каролина? Двести шестьдесят тысяч четыреста двадцать человек! На пятьсот с лишним тысяч белых! Получается по три пятых черного на одного белого! Рабов! Вот они! (Указывает на страницу.)

Е г о р. Вы — аболиционист? Понятно. Хижина дяди Тома вон там. Во-он там! Ну? Быстро! Или я сейчас же сообщу вашему главному врачу, что, обманув охрану, вы разгуливаете без провожатых, представляя опасность для окружающих, — поняли?

Г л е б. Вы ленивы и нелюбопытны… (Листая страницы.) Думаете, для чего Иаков Стюарт создал титул баронета?

Е г о р. Слушайте, вы…

Г л е б. Чтобы возбудить соперничество среди англичан, колонизирующих Ирландию!

Е г о р. Считаю до трех. Если вы сию же минуту не исчезнете…

К и р а (Егору). Погодите… Это же действительно интересно…

Е г о р. Не может же наша голова болеть за всех! У нас свои дела!

Г л е б. Память — единственный багаж, который мы возьмем с собой в Золотой век! Вы в него, вижу, не торопитесь, а я лично стремлюсь, хочется пожить, знаете ли… (Кире.) Чувствую, что и вы не против.

К и р а. Где продаются билеты?

Г л е б. Они в наших руках.

Е г о р. Долго вы будете отсвечивать? Понадобится — пройдем так!

Г л е б. Э, нет! С вами, боюсь, вопрос будет посложней.

Е г о р. Он еще распоряжаться тут будет? А ну, линяй отсюда, ты, вешалка! (Взмах руки — и Глеб летит в кусты, книга — в другую сторону.)

К и р а (подбирая книгу). Что вы делаете?

Е г о р. Не люблю, когда мне мешают! Идем ко мне, там договорим!

К и р а. Хочу в Золотой век. Очень.

Е г о р. К черту! (Тянет за собой Киру.)

К и р а (вздохнув). Что ж, придется кричать.

Е г о р. Кричать? Что ж именно, интересно?

К и р а. Вы ограбили меня, украли веру в человеческое бескорыстие. (Кричит.) Вор, вор! Хватайте его!

Е г о р. Сумасшедшая! Хотите, чтоб сбежался весь поселок? Ладно! Вечером забегу, договорим. (Быстро уходит.)

К и р а. Ошибки… Все время ошибки… (Раскрывает том, который держит в руках.) «Настольный словарь для справок по всем отраслям знания»… Год издания тысяча восемьсот шестьдесят третий… (Листает.) «Людовик Косноязычный»… Неплохо для начала… «Людовик Третий — сын предыдущего»… «Людовик Пятый Ленивый, Шестой — Толстый»… Целых две страницы Людовиков…

Слышатся звоночки.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (появляясь на велосипеде). Где он?

К и р а. Кто?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Как — кто? Крик был — держите вора! Что украдено?

К и р а. А вы не допускаете, что это можно кричать самой себе?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (вглядываясь). Э-э… Новенькая? По литературе у нас?

К и р а. Я вас тоже в школе видела… Завхоз наш?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Низко хватаете, родненькая. Председатель родительского комитета. А что во всякую щель втыкаюсь — порядок люблю, извините.

К и р а. Простите…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ты уж на меня не серчай, лапонька, школа у нас показательная, да и поселок наш за звание коммунистического быта борется — следить надо за собой. Ты же не просто кто — педагог!

К и р а. Но я…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. «Держите вора!» Это ж каждый на свой счет может подумать!

К и р а. Мы очень много воруем у себя сами — разве вы не замечали?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. О-о… Понабрались вы в ваших институтах! В суть надо смотреть!

К и р а. Ваш ребенок у меня?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Какой ребенок?

К и р а. Как — какой? Ваш. В каком классе учится?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Э-э… Ты на это не съезжай! Дети здесь ни при чем. Сама держи себя как следует! Занятия вот-вот… (Заносит ногу на велосипед.)

К и р а. Постараюсь. Только почему вы мне все время «тыкаете»?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Чего-чего? А-а… Это по привычке. Не нравится — не буду. (Вдруг.) Крыша течет?

К и р а (погруженная в себя). Людовик Косноязычный…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Кто?

К и р а. Это я так, про себя. Крыша — течет.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Вот видишь, осуждать меня будешь первая, а следить кому — мне! Починим, не беспокойся! (Садится на велосипед, звенят звоночки, уезжает.)

Появляется Г л е б, очищая костюм.

Г л е б. Ну и тетка! (Указывая на костюм.) Чистил, чистил. И, как нарочно, первый раз надел!

К и р а. Вы еще легко отделались. (Помогает ему приводить в порядок одежду.)

Г л е б. Откуда такого выкопали?

К и р а. Человек пробовал новую маску.

Г л е б. Артист?

К и р а. Если бы! Боюсь, с этим и останется. Ой!

Г л е б. Что такое?

К и р а. На самом видном месте!

Г л е б. Порвал? Вот везет! Опоздал на поезд, заблудился, и это еще. Ничего себе жених!

К и р а. Так вы…

Г л е б. Именно! Сегодня должны были состояться смотрины. По слухам, весьма почтенный дом, а я… (Смотрит на часы.) Пропал! Уже два часа тому назад мне полагалось чокаться с будущими родственниками!

К и р а (секунду думает, решительно). Идемте ко мне! Талант у меня с детства, других, к сожалению, нет. Так заштопаю, что никто не заметит. Пошли!

Г л е б. Пожалуй, придется. (Забирает книги, фонарь.)

К и р а. Фонарь-то зачем?

Г л е б. Светил когда-то кому-то. И выбросили. Разве это справедливо?

Оба уходят.

Накрытый стол. Вокруг — Г е н н а д и й Д м и т р и ч, З и н а и д а Г е о р г и е в н а, Л е н о ч к а.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Леночке). Ну, Елена, похоже, заблудился твой голубок. Или голубятни перепутал? (Смеется.)

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Адрес-то он хоть знает?

Л е н о ч к а. Одно только — живем на опушке лесопарка. Мама, что-то с ним произошло! Иначе он давно был бы здесь! Нашел бы нас, не так уж велик поселок!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А что особенного может произойти? Все зависит от человека!

Л е н о ч к а. Что вы, дядя! Такое случается иной раз, что и представить нельзя!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Извини, прежде всего, как его понимать — случай? Полагаю, нарушение порядка. Предмет какой-то с места сдвинулся, дорогу тебе перегородил. Что надо делать? Поставь в прежнее положение и валяй дальше! Главное — не теряться! Разве не так?

Л е н о ч к а. Наверное, так, дядечка, только Глебка мой совсем другого покроя.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. При чем тут покрой? Это у мамы твоей в ателье покрой имеет значение, а здесь… Человек же он — такой, как все?

Л е н о ч к а. Такой, да не такой!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Артист он, что ли, народный, космонавт, лауреат какой-нибудь? Так нас и этим не удивишь! Все они у меня вот где! (Сжимает пальцы в горсть.) Мотор забарахлит или рессора сядет, сразу звонки: «Геннадий Дмитрич, выручай!» И выручаю! Такие же люди, как все.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да никакой он не лауреат, Генаша, обыкновенный инженер, сама Леночка мне рассказывала. Как все, в конторе своей часы отсиживает.

Л е н о ч к а. Не отсиживает, мама, — проектирует. Уличное освещение его специальность. Фонари.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Фонарщик? (Хохочет.)

Л е н о ч к а. Вот вы смеетесь, дядя, а это совсем не просто — спроектировать так, чтоб всюду стало светло.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ишь ты… Светоносец он у тебя…

Л е н о ч к а. А как же? Надо все рассчитать! Какое пространство каждый светильник может охватить и сколько их нужно и на каком расстоянии друг от друга, чтоб людям в потемках лбами не стукаться! А памятники взять! Тут осветитель как художник! Светом что хочешь можно сделать!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Понял. Не будь Глеба твоего, мы бы все во мраке бродили? (Хохочет.)

Л е н о ч к а. Если каждый даст другому частичку своего света…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вижу, не свои слова повторяешь! Это Глеб твой, похоже! Все уши прожужжала — такой он, этакий, старые книги спасает, с темнотой борется, а оказывается… с вывертом он у тебя, Глебушка твой.

Л е н о ч к а. Да нет же, дядя! Он такой простой, такой ясный, весь насквозь просвечивает, я даже ему говорю иной раз — в шутку, конечно, — хоть бы тайна какая-нибудь у тебя от меня завелась — попереживать хочется!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Что ты, Леночка, даже не думай! Ну их, тайны! Я сплоховала раз — до сих пор отдается! Очень уж ревнив был отец твой покойный, так меня донимал, что не выдержала. Возьми да скажи ему как-то: «Уйду!» — «К кому?» А я в ответ с этаким форсом: «Найдутся!» Что тут поднялось!

Л е н о ч к а. Ты никогда не рассказывала…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Испугалась я, уверяю, что это я так, к слову пришлось, пошутила, а он пистолет выхватил — в милиции тогда работал, — идем, кричит, такая-сякая, и к могиле меня тащит, на кладбище!

Л е н о ч к а. Какой могиле?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Мамочки моей, твоей бабушки. Клянись, кричит, на могиле матери своей — есть у тебя кто или нет? Уж я клялась, клялась, клялась, клялась…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Правда ему понадобилась, ишь ты! Сама тоже хороша — язык распустила!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да не было у меня ничего такого, я нарочно!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А если б и было — молчи в тряпочку, и вся наука. И обмана тут никакого нет!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Жизнью тебе клянусь, Генаша, — чиста я перед покойником!

Л е н о ч к а. Мама! Дядя тебе и так верит! (Встает.) Что ж это с Глебом такое? Выйду посмотрю, может, бродит где-нибудь? (Выходит.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Зинаиде Георгиевне). Кстати, напомнила. Кончай свои амуры. Нехорошо получается. Какое-никакое, а я все-таки лицо.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Какие амуры, Генаша? Господь с тобой!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А в парке встречалась — с кем?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Уже доложили?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Не пара он тебе. Выбрала тоже — печник! Вымирающая профессия!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да ничего промеж нас нет, Генаша! Сидели как-то рядом в парке, про будущее разговорились!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот, вот! Какое у тебя может быть будущее, подумала?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да мы совсем не про то! Инопланетянами он интересуется!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Печник? Они же все алкаши!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Вот уж нет! Не пьет совсем! Разве что для разговору. Во все верю, говорит, но допустить не могу, что они зеленые!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Кто?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да инопланетяне же! Они, говорит, нам вместо бога посланы, не может, говорит, бог в зелень ударять!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Тьфу! И у этого идеи! У всех идеи! А работать когда? Короче, кончай свою симфонию. О дочери лучше думай, да и мне этот хмырь ни к чему!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Господи! Неужели снова на могилу бежать? Только на скамейке и видимся!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ликвидируй!

Возвращается Л е н о ч к а.

Л е н о ч к а. Не появлялся?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. До нас ли ему? Мудреные все сейчас пошли человеки!

Л е н о ч к а. Дядя! Вы Глеба совершенно не знаете!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот и хочу понять — в семью ведь берем! Не забудь — наследники вы мои!

Л е н о ч к а. Не нужно это вовсе Глебу, дядя!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Опять двадцать пять! Хватит тебе из него святого лепить! Не встречал я еще человека, который пальцы бы себе отломал, когда добро само ему в руки просится!

Л е н о ч к а. По-разному мы понимаем, что такое добро, дядя…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ой, забыла совсем, Генаша, Валерия забегала, очень просила насчет крыши…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Какой крыши?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да у новенькой на квартире, у учительницы. Протекает, говорит.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А я при чем? Совсем распустились! То парты им новые, то электрооборудование сменить, то лектора сверхответственного подкинуть! Теперь крыша! Кто я вам — царь и бог?

Л е н о ч к а. Выше, дядя. Директор станции техобслуживания! В век автомобилизма могущественней вас нет никого.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ты скажешь…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Шефы ж вы — никуда не денешься. Валерия очень просила.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Просила, просила… Ее это дело? Уж и завхоза теперь заменила?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Всех, Генаша, всех. Ты же Валю знаешь, когда непорядок — ночи не спит. Не зря же ее который год на родительском комитете в председательницы выбирают! Значит, есть за что!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Нашли родительницу! Хоть бы в долг ей кто ребеночка приспособил!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Племянника зато до выпуска довела — после сестры остался, помнишь? Обыкновенная пенсионерка, а ворочает за всю школу. И ведь не за деньги — общественница!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Это как раз самое страшное. Ладно, все равно с души не слезет. (Зинаиде Георгиевне.) Квартира — возле магазина которая?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да, Генаша. Спасибо.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Пошел. (Леночке.) Не дрейфь, племянница. Вернусь — сядем за стол. А вдруг да святой твой с неба свалится к тому времени? (Засмеялся. Выходит.)

Пауза.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Дядя у тебя золото. Ты уж с ним не спорь.

Л е н о ч к а. Но, мама, у него такие взгляды…

Пауза.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Но ты-то мне веришь?

Л е н о ч к а. Насчет чего это? Ты все о том? Ну кого это сейчас волнует, мамочка? Ты лучше скажи: с Глебом как? Что с ним могло случиться?

Стол, стулья, шкаф — словом, комната Киры. К и р а сидит, углубившись в работу. Она старательно штопает брюки Глеба. Книги и фонарь лежат поодаль. Сам Г л е б сидит напротив Киры, задрапированный скатертью, как тогой.

Г л е б (продолжая рассказ). …В семь, как уговорились, я у вагона. Елены моей еще нет. Жду. Вдруг — и откуда ее только нанесло — старушка. Сама с ноготок — дунь и улетит, а чемоданище тянет — ужас! Разрешите помочь, говорю. Старушка в слезы: «Спасибо, сынок…» Хватаю чемодан — ого-го! «Камни там? Чугун?» — «Что-ты, соколик, старые книги это, жилец у нас когда-то жил на даче, домой везу, в утиль буду сдавать, талоны там, говорят, дают, касатик, а на талоны хошь этого, как его — Дюму, хошь директив самый наилучший». — «Директи… тьфу, детективами, бабуся, интересуетесь?» — «Не я — внучонок мой, просто сказать, с ума сходит…» — «Так чего же он вас заставляет этакую тяжесть таскать?» — «Не может он, рыбонька моя…» — «Болен, что ли?» — «К соревнованиям готовится, ласковый ты мой, штангу какую-то подымает, двести килограмм, говорит, бедный, на грудь себе кладет — уж так мы его жалеем с дочкой…» Ах ты, думаю, гусь! Это за него я спину ломаю? А что делать? Взялся, тащу. Доволоку, думаю, до такси и скорей назад, Лена ведь там ждет, понимаете? Подходим к остановке. «Не надо мне такси, Христос с ним, не беспокойся, ластонька, век тебя буду помнить. Рядом я живу, квартала четыре всего…» Тяну — чуть жив. Доходим. «Этаж какой?» — «Да невысоко, голубь ты мой сизокрылый, седьмой всего…» — «А лифт?» — «Хватился, милый! Лифт у нас, кисонька, месяц как не работает…» Зубы стиснул — и по лестнице. Как добрался — не помню, а у самых дверей стал с плеча снимать, чемодан старый, видно, — крак — и настежь! Все из него как посыплется! «Фулюган! Руки-ноги тебе обломать — такую вещь испортил!» Бабуля за убыток меня клянет.

К и р а (смеется). Все правильно!

Г л е б. А я глаз от чемодана оторвать не могу! Если б вы знали, что там было! Сокровища, иначе нельзя назвать!

К и р а. Сокровища?

Г л е б. Еще какие! Аристотеля два тома, Гиббона полное собрание, Фомы Кемпийского сочинения, и этот вот энциклопедический лексикон Федора Толля при деятельном участии господина Воллепса, как написано на титульном листе!

К и р а. Да, урожай!

Г л е б. Вы даже представить себе не можете, что люди в утиль несут, на что меняют! Я перед бабусенькой на колени! Нельзя, кричу, губить бессмертную человеческую мысль! Биографию общества превращать в бумажную массу! (В возбуждении вскакивает, скатерть спадает с него, он подхватывает ее, берясь за одну из принесенных книг.) Раскройте страницу — вы уже другой эпохой дышите! Президент Соединенных Штатов Северной Америки Авраам Линкольн жив! Актеришка Бутс еще Шекспира на подмостках играет, и ему невдомек, что через два года его подлая рука подымется на великого сына Америки!.. Толстой Лев Николаевич между двумя другими Толстыми зажат — скульптором Федором Толстым и Алексеем Толстым, Константиновичем, писателем, и сказано там про Льва, что написал он только «Детство», «Отрочество» и «Севастопольские рассказы»! И что «Казаки» и другие рассказы много слабее первых!

К и р а. Но это уже звучит как анекдот…

Г л е б. Извините! Такие строки нам дистанцию времени сохраняют! Движение истории дают почувствовать, развитие культуры! И все это я, как дурак, милой старушке кричу.

К и р а. А она?

Г л е б. «Талоны»… «талоны»… К сожалению, один только лексикон удалось отвоевать, и то после жаркого боя. Мчусь на вокзал — никакой Лены уже, конечно, нет. Я на поезд, адреса толком не знаю, ищу понаслышке, встречаю вас, результат известен…

К и р а. Во всем я сама виновата. Но знаете, на новом месте бывает так неприютно… Подать себя он умеет — этого у него не отнять…

Г л е б. Бог с ним…

К и р а. Мне силы нужно найти, как вы не понимаете? Вначале он меня даже заинтересовал: для интеллигента главное, говорит, обрести внутреннюю свободу. Она у него в руках — именно ручной, физический труд дает интеллигенту ощущение своей независимости. Зимой числится сторожем при каком-то музее, летом на стройке — вот как сейчас — монтажник, зарабатывает кучу денег. Может быть бетонщиком, плотником, землекопом. Знаете, кто герои его последнего сценария?

Г л е б. Ах, он еще и сценарии пишет?

К и р а. Могильщики!

Г л е б. Шекспир?

К и р а. Нет, обыкновенные, наши, советские могильщики.

Г л е б. О!

К и р а. Его близкие друзья. Чтобы раздобыть денег на кооперативную квартиру, он, по большому блату, устроился рабочим на кладбище. Два года могилы копал! Никакой физической работы не боится! Сильная личность! (Кончает работу.) Все! Смотрите, совсем незаметно! Еще поглажу… Где-то у меня был утюг…

Г л е б. И так хорошо!

К и р а. Нет-нет. Все надо делать как следует! Куда ж он подевался? (Ходит ищет.)

Раздается стук в дверь.

К и р а. Это Егор! Ну, я ему сейчас… (Бросается к двери.)

Г л е б (испуганно). Штаны! Штаны отдайте!

Стук все громче.

К и р а (бросает Глебу брюки, тому, кто за дверью). Нечего стучать! Никто вас не звал сюда!

Г л е б (прыгает на одной ноге, пытаясь попасть ногой в штанину). Задержите его!

К и р а (прислушиваясь к тому, что говорят ей за дверью). Кто? Ой, простите! (Глебу.) Не он! (Открывает дверь.) Пожалуйста!

Г л е б. А, черт… (Полуодетый мечется по комнате, наталкивается на шкаф, мгновенно втискивается в него, еле успев закрыть за собой дверцу.)

Кира возвращается с Г е н н а д и е м Д м и т р и ч е м.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Строго, строго у вас… Чуть по шее не схлопотал! (Хохочет.)

К и р а. Простите… Повадился тут один… (Тревожно осматривается. Видит торчащий из-под дверцы шкафа край штанины. Заправляет ее в шкаф, чуть приоткрывая дверцу, шепчет.) Умоляю: ни звука!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Что?

К и р а. Привычка у меня такая — бормочу иногда про себя.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В одиночестве, значит, часто бываете?

К и р а. Вы ко мне по делу? Такой, можно сказать, гость…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Уж будто…

К и р а. Видала вас на совете — главный наш шеф и благодетель.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Аттестация… а вас вот я в первый раз вижу.

К и р а. Много не потеряли.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Как сказать… (Смотрит на Киру с явным удовольствием.) Даже очень, так сказать…

К и р а. Чем могу быть полезна?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Сразу о делах! Можно бы и забыть хоть на минутку! (Продолжает смотреть на Киру.) Что мы творим с собой! Ах, что творим! Бить нас некому!

К и р а. За что ж так жестоко?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В гужи свои втянулись, глаза — в землю, а что вокруг…

К и р а. Так, наверное, все мы… Я жду.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Хоть секунду дайте душой отдохнуть! Иль вы сами себе цены не знаете?

К и р а. Какая уж тут цена…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А вот и неправда! Мужики народ грубый, но ценить вас, как мы, никто так не оценит! И чем старше, тем больше! Вот так!

К и р а. Но мне неловко, вам же некогда, я понимаю… у вас ведь дело какое-то ко мне?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Успеется! Да сгори она, эта крыша!

К и р а. Крыша?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А вы думали что? Школа под землю провалилась? Потолок протекает у товарища педагога — так у кого голова должна болеть? И ведь слушаюсь — женщины! Одна Валерия ваша чего стоит!

К и р а. Я говорила с ней, верно… Но никак не думала, что беспокоить будут именно вас…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот видите? Друг другу помогать — первый наш долг.

К и р а. Большое спасибо. Мне, право, неловко.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Что вы… Может, и мне когда-нибудь придется к вашей помощи прибегнуть…

К и р а. К моей — вам?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Как знать, как знать… Век сейчас НТР, про культуру забываем… Главное — в людях отзывчивость найти. Где у вас протек?

К и р а. На потолке, пожалуйста. (Указывает.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. За шкафом в аккурат? Понятно. Прошу прощенья. (Начинает снимать пиджак.)

К и р а (испуганно). Что вы?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Шкаф.

К и р а. Что — шкаф?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Придется отодвинуть.

К и р а. Он очень тяжелый.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Шкаф-то? (Хочет взяться.)

К и р а. Не надо! Прошу вас! Вы надорветесь!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Э-эх… не встречали вы, видать, настоящих мужчин! Засекайте время! (Засучивает рукава, примеривается.)

К и р а. Я вам говорю: не получится у вас!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Натуры моей не знаете. Будь хоть пирамида египетская — на дороге мне не стой! (Изо всех сил упирается в шкаф.)

Раздается страшный треск. Шкаф распадается на составные части, открывая скорчившегося в нелепой позе Г л е б а. Долгая пауза.

(Глебу.) Виноват… (Кире.) Молодец девушка, не теряетесь. Шкафчик — наладим. (На цыпочках удаляется.)

Тишина. Но тут же Глеб, словно опомнившись, выбирается из-под обломков шкафа и, на ходу застегивая брюки, устремляется к выходу.

К и р а. Постойте… Куда вы?

Г л е б. Надо же ему рассказать… Объяснить…

К и р а. Зачем вы туда залезли?

Г л е б. Но я же был не одет… Он мог подумать бог знает что! Я не хотел вас ском… ском… тьфу! Скомпрометировать!

К и р а. И потому спрятались в шкаф? (Начинает хохотать.) Ой, не могу… Ой, рыцарь…

Г л е б. А куда же мне еще оставалось?

К и р а. Чулан же у меня есть! Вот дверь!

Г л е б. Что же вы раньше не сказали?

К и р а. Совсем из головы вон! Ну, теперь Валерия меня заест… Скажет, позорю высокое звание педагога…

Г л е б. Не беспокойтесь, я его убедю… Убежду, тьфу! Объясню, как все вышло! Он ушел недалеко. Словари и фонарь пока у вас побудут, ладно? Ждите меня! (Хочет выйти.)

За дверью шаги, звоночки велосипеда. Стук в дверь.

Г о л о с В а л е р и и Р у с л а н о в н ы. Кирочка, можно?

К и р а (испуганно). Нет, нет, нельзя!

Г л е б (Кире). Что вы делаете? Погодите! (Натянув пиджак на голову, так, что не видно лица, распахивает дверь, ныряя в пролет.)

Короткий женский вскрик. Падение чего-то тяжелого, звон — и тишина.

К и р а. Что еще там?

Появляется В а л е р и я Р у с л а н о в н а, отряхивая платье.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Как вам понравится — сбил меня! С велосипеда! Наверно, что-то погнул. (Осматривает, велосипед.) Кто этот чокнутый? (Увидев разрушенный шкаф.) О! Это — он?

К и р а. Нет, нет! (Пауза.) Это случайно…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. То есть?

К и р а. Задела и сломала. Ничего, он мне давно не нравился.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Понятно. (Пауза.) Что ж у нас с тобой получается, красавица моя? То вором кого-то обзываешь, да еще на улице, то человек от тебя выскакивает, как ненормальный… Кто он? Почему лицо под пиджаком спрятал?

К и р а. Не надо, Валерия Руслановна. Это вам все равно ничего не даст.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Воля твоя, конечно, но не понимаю, зачем скрывать, если кто-то и есть? Имеешь полное право выбирать себе в спутники жизни достойного человека!

К и р а (глухо). Нет у меня никакого спутника.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Но кто ж тогда этот — таинственный?

К и р а. Я уже вам сказала: у меня никого нет.

Стук в дверь.

Г о л о с Е г о р а. Кирочка — ау! У ваших ног — как обещал!..

Входит Е г о р.

Е г о р. Продолжим наш разговор. (Видит разоренный шкаф.) А это что за Помпея?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (Кире). Кому же теперь верить, милая?

К и р а. Оставьте меня, пожалуйста! Уходите! Все! Все! Вон! (Теснит их, вместе с велосипедом, к выходу.)

Вечер. Мостки. Одинокий фонарь, идет дождь. Сгорбившись, появляется Г л е б.

Г л е б. И это называется освещение!

Появляется женская ф и г у р а под зонтиком. В руке она держит другой зонт.

Девушка! Вы не знаете, кто у вас заведует уличными фонарями? Это Гобсек! Скупой рыцарь! Гарпагон! Наверное, у него все карманы прожжены огнем, который он прячет от людей!

Л е н о ч к а (это она). Глебка! (Бросается к нему.)

Г л е б. Ленка?

Обнимаются.

Ну и встреча!

Л е н о ч к а. Почему так поздно? Мы так тебя ждали…

Г л е б. Сегодня — день приключений… Все расскажу. Но ты-то как здесь?

Л е н о ч к а. Мама послала меня за дядей. Он вышел без плаща, а тут дождь. Глебка, как я рада, что мы с тобой все-таки встретились! Дядя решил, что если ты сегодня и свалишься откуда-нибудь, то обязательно с неба… (Смеется.)

Видит приближающуюся мужскую ф и г у р у.

Ой! Вот и дядя! Дядя Гена! (Спешит ему навстречу.) Дядечка Гена! Мама прислала вам зонтик.

Увидев в подошедшем посетителя Киры, Глеб, двинувшийся было вперед, тут же отступает в темноту.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (берет зонтик у Леночки). Спасибо! Подумали.

Л е н о ч к а. Дядечка, вы знаете чудо? Глеб — здесь!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Как? Свалился-таки?

Л е н о ч к а. Да, да! Мы только что с ним повстречались! Глебка! Где ты? Подойди! Что ты стоишь там, как немой? Это дядя Гена!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А мы и сами можем подойти, не гордые… (Подходит.) Хоть погляжу, какой такой светоносец у племянницы объявился. Меня можешь дядей, хочешь — Геннадием Дмитричем величать, тебя фонарщиком зову заглазно, ты уж не обижайся… (Подошел к Глебу, протянул ему руку и вдруг, всмотревшись, разражается хохотом.) Вот это встреча! С самых облаков!

Л е н о ч к а. Дядя, что с вами?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Глебу). Как у вас там — чисто, светло? Грешных не принимаете? (Хохочет.)

Г л е б. Я все могу объяснить.

Л е н о ч к а. Дядя, Глеб обещал рассказать нам все, что с ним было!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Пусть расскажет, пусть… Ой, не могу! (Хохочет.)

Л е н о ч к а. Чему вы так радуетесь, дядя? Человек адреса не знал, искал…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Заблудился! (Новый взрыв смеха.)

Л е н о ч к а. Не понимаю вас…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ступай-ка ты домой, похлопочи по хозяйству. А мы сейчас подойдем, потолковать нам надо.

Л е н о ч к а. Но, дядя…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Объяснить? Ждали его с небес, а пришлось на земле, в нашей грязи его встретить! Разве не смешно? Двигай, двигай!

Л е н о ч к а. Бегу! Только вы поскорее, ладно? (Уходит.)

Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ну? Жениться собираешься, в дом приличный вступаешь, а сам девчонку держишь на стороне, — и не где-нибудь — в том же поселке! Да еще кого — педагога! Воспитательницу нашей смены! От этого ни в какой шкаф не спрячешься!

Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Чего молчишь?

Пауза.

Наблудил — отвечай!

Г л е б. Я…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (не выдержав, начинает хохотать). Ну, мужик! Ну, гусар! Вижу — нашего поля ягода! Что в руки лезет — не промахнешь! А Ленка-то, Ленка! Ну, дуреха! Нагородила сорок бочек — такой чистый, говорит, такой светлый, весь просвечивает, мечтала, хоть бы тайна какая-нибудь у него от меня завелась! Как в воду глядела! (Хохочет.) Ну, бабы… Ох, бабы… (Хохочет.) Ничего не понимают! Мужик есть мужик!

Г л е б. Но я хочу вам сказать…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Давно ее обратал?

Г л е б. Кого?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Девчонку эту, педагогшу?

Г л е б. Сегодня в первый раз с ней встретился.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. И уже успел дуэтик сыграть? Ну, орел, ну, мастер.

Г л е б. Вы не хотите меня выслушать. Эта девушка…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Клинья подбить под нее ничего не стоит, так что не переживай. О Ленке надо думать. Педагогша твоя будет молчать?

Г л е б. О чем?

Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Понятно. Даму свою защищаешь? Да и сам хочешь чистеньким остаться? Так я тебе слово даю — никому, никогда! Можешь надеяться — могила!

Г л е б. Да не надо мне этих тайн! Я все расскажу! Еще и посмеемся вместе! Лена меня поймет! Я же ни в чем не виноват!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Слушай, друг, не играй передо мной дурочку! Я ж тебя уважать хочу! (Решительно двинулся было, останавливается.) А о ней ты подумал?

Г л е б. О ком?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. О девчонке этой, учительнице?

Г л е б. Так поэтому же я и хочу все рассказать!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Себя ты хочешь оправдать, вот что! А с ней как?

Пауза.

Ладно! Подумаем! (Уходит.)

Г л е б (вслед ему). Погодите!

Г о л о с Г е н н а д и я Д м и т р и ч а. А, дьявол…

Г л е б (идя на голос). Что такое?

Г о л о с Г е н н а д и я Д м и т р и ч а. В грязь болтыхнулся! Чертова тьма!

Накрытый стол. Вокруг — Г е н н а д и й Д м и т р и ч, Г л е б, Л е н о ч к а, З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Геннадий Дмитрич в халате, Глеб — в какой-то кацавейке. Похоже, их одежда сушится.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Славно! Снаружи — хоть глаза выколи, дождь, а здесь… Давай, брат фонарщик, не отставай! Все позади. Что задумался?

Г л е б. А? Нет-нет, я ничего…

Л е н о ч к а. И правда, Глебчик, ты какой-то не такой…

Г л е б. Нет-нет… Нормально все…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (Глебу). Леночка так переживала… Думала — уж не случилось ли чего с вами?

Л е н о ч к а. Ты нам все расскажешь, Глебка?

Г л е б. Да-да… обязательно.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Дай человеку посидеть спокойно! (Вполголоса, Глебу.) Держись, держись… (Громко.) Ну, что особенного могло случиться? Запоздал, разминулись, адреса не знал… Э-э, брат, опять лукавишь? Так у нас не положено. Где донышко у тебя? Не видать!

Л е н о ч к а. Дядя, вы мне Глеба совсем испортите.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ах, бедненький, ах, невинненький! (Хохочет.) Как ты на этот счет, будущий зятек? (Толкает Глеба в бок, подмигивает.) Ох, бабы, бабы… Так и норовят крылья нам подшибить! Святой вам лучше, что ли?

Г л е б (Геннадию Дмитричу). Думайте, что хотите, а перед Леной я чист.

Л е н о ч к а (хлопает в ладоши, Геннадию Дмитричу). Видите? Я знала, кого выбирала!

Г л е б (Зинаиде Георгиевне). Со мной сегодня получилась смешная история.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Расскажите, расскажите, Глеб. Люблю послушать.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Да будет вам еще время! Успеете!

Л е н о ч к а. Дядечка, не мешайте! Сейчас Глеб будет раскрывать свои тайны! (Хохочет.) Глеб — и тайны! Обхохотаться!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Глебу). Видишь — сам расколыхал!

Г л е б. Новую жизнь надо начинать с правды! Даже в мелочах!

Л е н о ч к а. Правильно, Глеб! У нас так и будет — всегда!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (Глебу). Главное, чтоб верили друг другу — настрадалась я с Леночкиным отцом…

Г л е б (чокаясь с ней). Это самое главное! Когда первый раз мы встретились с Леной, я понял сразу: здесь — надежно… Здесь — навсегда! Спасибо тебе, Аленушка!

Л е н о ч к а (всем). Слышали? Слышали?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (утирая слезы). Бывает же счастье на свете…

Г л е б. Вот и сегодняшний случай…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Погоди! Чуть не забыл. Слыхал я, что по уличному освещению ты мастак.

Г л е б. Фонарщик! Сами же меня прозвали.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Любя, любя. Поговорил бы ты со своим руководством. Место у нас перспективное, развиваемся, а видел, что на улицах делается? Тьма! Надо помочь!

Г л е б. По плану у нас…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. По плану я и сам знаю: через пятилетку. А тебе о другом говорю: подскажи, к кому обратиться. Проектик бы тебе заказали — тоже не валяется.

Г л е б. Но ведь по плану…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В долгу не останемся — так и передай.

Г л е б. Геннадий Дмитрич! Контора у нас государственная!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Но ты-то сам не чужой? Сам можешь не вмешиваться, главное — фигуру укажи, на кого выходить. Остальное — моя забота!

Г л е б. Геннадий Дмитрич! Кривыми путями не ходил и не буду! Вот и сегодня…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Да что ты мне сегодня свое тычешь? Невестка! Что ты в утку свою напихала?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (встревоженно). А что, Генаша?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Есть невозможно! Горчит!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Что ж там такого горького? Желчь я вроде вынула…

Л е н о ч к а. Мама! Дядя же совсем о другом!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Молодец, племянница! Догадалась! Горько!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. А я-то… я-то… Леночка и Глеб целуются.

Л е н о ч к а. Ох, дядя… (Глебу.) Дядя у нас шутник. Он очень хороший, вот увидишь… Мне кажется сейчас — нет на свете плохих людей, все хорошие! (Обнимает, целует мать, Геннадия Дмитрича, Глеба.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Глебу). Видал? Радуйся!

Г л е б. Я с удовольствием, Геннадий Дмитрич… Мне у вас хорошо, но поймите меня правильно, я должен сперва все объяснить… Вот увидите — смеху будет по горло! (Ко всем.) Со мной получился нелепый казус…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Тьфу! Стук в дверь. (Про себя.) Ну, не дурень? (Громко.) Кого это несет? Посмотри, Зинуль.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Сейчас, сейчас… (Спешит к двери.)

Л е н о ч к а (Глебу). Ну? Что же ты?

Г л е б. Хочу, чтоб и мама послушала.

Г о л о с з а с ц е н о й. Не спите?

Г о л о с З и н а и д ы Г е о р г и е в н ы. Заходи, Валечка!

Звук открываемой двери. Звоночки велосипеда. З и н а и д а Г е о р г и е в н а возвращается с В а л е р и е й Р у с л а н о в н о й.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Все на своем коне?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Без него никуда не поспеешь.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Оставила б на крыльце.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Что ты, Зина! Нашего народа не знаешь? Уведут. (Геннадию Дмитричу.) Простите, увидела свет… (Заметила Глеба.) У вас гости?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Что ты, Валечка! Все свои. (Представляет Глеба.) Жених Леночкин. Знакомься.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Очень приятно. (Леночке.) А ведь молчала, тихоня!

Л е н о ч к а. У нас пошло все так быстро…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Торопитесь, торопитесь, молодежь… Потом за вас же и расхлебывай!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Разговоры! (Наливает.) Хлебни за молодых!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Разве что капелюшечку… За тебя, Леночка, за вас…

Г л е б. Меня зовут Глеб.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Имя хорошее, старинное. В нашей школе традиция, Глеб: выпускников своих из виду не выпускаем. С работой если помочь или по быту… А уж женитьба, замужество… Можно сказать, на вахте всегда. Расскажи, Леночка, про своего жениха: кто он, что он?

Л е н о ч к а (смеется). Пусть сам про себя расскажет!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (Глебу). Тем более Леночка — медалистка у нас, да и мама ее — подруженька моя старинная. А дядя — наш шеф, так что учтите, обидите нашу девочку — горой встанем! (Вдруг пристально всматривается в Глеба.) А не может такого быть, что я где-то вас то ли видела, то ли слышала?

Г л е б. По радио не выступаю.

Л е н о ч к а. Ну-ка, ну-ка, признавайся, где ты нашу тетечку Валечку пленил? Да скинь ты эту кофту! Пиджак, наверное, давно высох. Сейчас принесу.

Г л е б. Мне и так хорошо.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Готовь тостик, Руслановна. Со слезой! Ты умеешь.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Соблазнитель вы, Геннадий Дмитрич. Правда, повод такой… (Громко, с чувством.) За нашу славную молодежь! Хорошую! Чистую! За Леночкино счастье! (Выпивает.)

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Доченька! Поцарствуй хоть ты!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Урра!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. А то знаете, какие теперь попадаются? Ни стыда, ни совести… Недалеко ходить — тебе тоже, Зина, следует поинтересоваться. Ну пусть ученики — молодо-зелено… Но педагоги!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. А кто? Что?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Новая наша учительница… Ну, знаешь, по литературе.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Как не знать? И что она?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ругаю себя за свой характер! Хотела зайти, поинтересоваться, как к новому учебному году готовится: человек же молодой, неопытный, да тут еще крыша течет… Захожу, стучусь, и представляете?

Л е н о ч к а. Ну?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Голос ее, испуганный такой: «Кто там? Нельзя!» Хочу войти, я же по делу, вдруг — дверь настежь, кто-то из нее — шасть! И прямо на меня! Поверите — с ног сбил! Не успела подняться, а его уже ищи-свищи!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Кто ж это такой?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. В этом-то и вопрос! Пиджак на голову натянул, чтобы не узнали… (Всем.) Можете себе такое вообразить?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Да-а… Вот это происшествие… (Смотрит на Глеба.)

Л е н о ч к а. А дальше что?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Встала я на ноги, вхожу уже без спроса, вижу, шифоньер у нее стоит, весь разломанный. Спрашиваю, кто это сделал? Не тот ли, кто убежал? Нет, отвечает, я сама. Надоел, вот и сломала.

Л е н о ч к а. Интересно… Правда, Глебик?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Только она мне это сказала — новое явление! Парень, видный из себя, интересный, голос подает: «Кирочка, ау! Я здесь, как обещал!» Слышите «ау»! «Кирочка»! Значит, близко знаком! Замечает меня, разговор, конечно, меняется, но факт-то налицо? И что они находят в Кире этой? Да будь я мужчина, даже глядеть бы на нее не стала!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ну, это еще как сказать…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ах, вот как? Интересненько!

Л е н о ч к а. Видела я ее как-то раз — глаза строгие.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ничего себе строгие! Уж я ей тут высказала! Не сходится, говорю, ваша арифметика, милая Кирочка! Говорили, что нет у вас никого, а в наличности получается целых двое? Я ведь ее деликатно просила: отрекомендуйте мне хотя бы второго — что за человек, какое вы имеете к нему отношение, а она… Она…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Да не волнуйся ты так, Валечка! Выпей воды…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Она… Вытолкала нас обоих!

Г л е б. Молодец!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. То есть?

Г л е б. А зачем ей вас в свою жизнь пускать? Не хочет — не лезьте!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Вот даже как? Леночка, слышала? Если каждый будет перед руководством дверь захлопывать…

Г л е б. Какое же вы руководство в данном случае? Частное лицо!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Извиняюсь! Как председатель родительского комитета имею полное право поинтересоваться — кто такой наших детей воспитывает? Никто меня с этой должности пока не снимал!

Г л е б. Продолжайте на здоровье. Пришибеевыми только не надо быть!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Чего, чего?

Г л е б. Поскольку у вас есть дети, не мешало бы знать. Унтер был такой отставной — царской армии, если верить Чехову. Любил не в свои дела мешаться!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Советскую школу с царскими унтерами равнять?

Г л е б. Да я…

Л е н о ч к а (зажимает ему рот, от чего получается смешной звук). Видали, какой у меня Глебик, тетечка Валечка? Себя не помнит, дайте только за других пострадать! (Смеется.)

Г л е б (освобождаясь от Леночкиной руки). Ну что ты в самом деле… (Валерии Руслановне.) Вы передергиваете, Валерия Руслановна.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (всем). Все слышали? Зина, Геннадий Дмитрич, Лена, вы слышали?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (вполголоса). Руслановна, не пыли. Зря волну гонишь.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Геннадий Дмитрич! Я вас так уважаю, вы же у нас основа, столп, можно сказать, солнце ясное, разве не видите, тут на наши идеи поход подняли, а за идеи я в огонь пойду! И вам советую!

Г л е б. Я же не о вас лично, Валерия Руслановна, не надо же так… Уважайте себя. Ну, был кто-то… Ну, пиджак на голову натянул — мало ли причин… Выбежал — что тут такого? Можно ведь просто отнестись, по-человечески… Я совсем не хотел вас обидеть.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. И так труд у нас каторжный, а если еще унтерами нас будут обзывать…

Г л е б. Честное слово, я…

Л е н о ч к а. Брек! Брек! Довольно вам спорить!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (Глебу). Вас я, конечно, не знаю, на Леночкин вкус полагаюсь, хотя кто вас теперь разберет, но уж того, кто личность свою хотел скрыть, — извините! Я эту мафию на свет вытащу! Всю общественность подниму, милицию подключу, а этот пиджак от меня не уйдет! От них вся зараза!

Л е н о ч к а (смеется). Тетечка Валя! Пиджаки-то при чем? Вы уж тогда и джинсы кляните! Вы бы видели, как Глеб у меня одет! (Глебу.) Глебчик, прошу тебя, покажись во всей красе! (Приносит пиджак.) Давно все высохло!

Глеб нехотя надевает пиджак.

Правда он хорошенький?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (смотрит). Точно такой же, как у того…

Л е н о ч к а. Пиджак?

Г л е б. А если, допустим, это был я?

Л е н о ч к а (в восторге). Слышите? Слышите? (Валерии Руслановне.) Тут весь мой Глебик! Все готов взять на себя, лишь бы человека защитить! (Глебу.) Глебка, ты — прелесть!

Г л е б (упрямо). А все-таки — если б это был я?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (Глебу). Зачем зря на нервах играть? Ведь не было этого, к чему и разговор лишний?

Л е н о ч к а (Глебу). Если б это был ты, я бы все равно не поверила!

Г л е б. А все-таки я говорю: это был я!

Л е н о ч к а. Так я и знала! (Геннадию Дмитричу.) Зачем вы ему наливали, дядя? Глебка же совсем не пьет! (Глебу.) Ты тоже… Зачем спорить? Видишь, что получилось? Наговорил бог знает что…

Г л е б. Но я…

Л е н о ч к а. Спать, спать… Хватит! Дядя, помогите! Он же на ногах не стоит!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Слабак ты, парень… (Берет его под руки, вполголоса.) Тебе ее не защитить. Положись на меня. Лады? (Громко.) Пошли!

Л е н о ч к а. Тетечка Валечка, извините… Идем, Глебик, идем…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ножками, ножками… Да не вырывайся ты! Все равно не вырвешься!

Г л е б (неожиданно разражается хохотом). Убиться можно! Здравствуй, Золотой век!

Хохочущего Г л е б а уводят Л е н о ч к а и Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Пауза.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. И когда он успел?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ну, молодежь! (С неожиданным порывом.) Да и старшие не лучше! Видала, как заступается?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ох, Валя… Все еще надеешься?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. А что же я, обсевок какой-нибудь? Или вам одним счастья полной ложкой? Леночка вон светится вся, да и ты со своим трубочистом…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Нет у нас ничего такого с ним, нет!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ну а письма тебе кто в дупло носит? Подпись — все та же?

Зинаида Георгиевна покорно кивает головой.

Гляди, Зинаида! Допрыгаешься! (Идет к двери, с порога.) А уж с пиджаком этим… Не уйдет от меня! Разыщу. (Уходит.)

З и н а и д а Г е о р г и е в н а провожает ее. Прозвучали звоночки велосипеда. Возвращаются Г е н н а д и й Д м и т р и ч и Л е н о ч к а.

Л е н о ч к а. Я люблю его, дядя! Так люблю — и почему-то ни капельки не стыдно!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Отшлифуем! Будет как стеклышко!

Та же обстановка. Утро. З и н а и д а Г е о р г и е в н а, собирающаяся уходить, Л е н о ч к а.

Л е н о ч к а (прислушиваясь). Вроде еще спит.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Пусть отдыхает. Я сквозь стенку слышала — всю ночь колобродил. Вставал, похоже, курил, воду пил, окно открывал. Ты, Лена, не давай ему пить. Видишь, что вчера вытворял?

Л е н о ч к а. Да это все дядя! Ему лишь бы компания была!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Шебутной он какой-то у тебя… Ты как с ним?

Л е н о ч к а. В смысле?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Обыкновенном. Как у вас?

Л е н о ч к а. Мама!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Что — мама? Уж и спросить нельзя?

Л е н о ч к а. Я же не спрашиваю про твои дела.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ты что? О ком?

Л е н о ч к а (обнимая мать). Мамочка, милая! Секретов на свете нет! (Целует ее.) Ты ж у нас умница! Красавица! Как ты могла такого выбрать?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. И ты туда же…

Л е н о ч к а. Печник… Хромой…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Душа у него красивая.

Л е н о ч к а. Но, мама…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Опаздываю!.. Побежала! (Уходит.)

Появляется Г л е б.

Л е н о ч к а. О! Уже встал?

Г л е б. Свеж, как ландыш.

Л е н о ч к а. Голова не болит?

Г л е б. С чего бы это?

Л е н о ч к а. После вчерашнего. Не смущайся, с кем не бывает…

Г л е б. Хочу покаяться — я был совершенно трезв.

Л е н о ч к а. Напускал только на себя? Зачем? Я думала, и правда, хватил лишнего…

Г л е б. Лишнее я позволил себе в одном — сказал правду.

Л е н о ч к а. Постой, постой… Куда-то тебя заносит… Объясни по-человечески…

Г л е б. Все началось с книг.

Л е н о ч к а (смеется). Так я и знала! Спасал, как всегда, потому и опоздал на поезд?

Г л е б. Да. Поехал один, искал тебя, ваш дом… Вступился за одну девушку…

Л е н о ч к а. И?..

Г л е б. Нет-нет, не думай! Ее преследовал один мерзкий тип… Я с ним сцепился, в результате — оказался в кустах. Вылезая, порвал брюки… Девушка предложила заштопать их, когда она штопала, постучался твой дядя… Я растерялся, спрятался в шкаф. Дядя не знал, что я там, хотел его стронуть, сразу не получилось, он нажал плечом, шкаф распался, и дядя увидел меня, не подозревая, что я — твой жених… Уже после, когда мы встретились и познакомились, он долго хохотал, но никак не хотел поверить, что там я оказался совершенно случайно…

Л е н о ч к а. Где — там? В шкафу?

Г л е б. Ну да… Представляешь?

Л е н о ч к а. Подожди… А при чем здесь дядя? Как дядя там очутился?

Г л е б. Так он же насчет ремонта приходил. Крыша там течет…

Л е н о ч к а. Постой… Так это все произошло у Киры? Учительницы?

Г л е б. Вот именно!

Л е н о ч к а. Ты был у Киры? Как ты к ней попал?

Г л е б. Я же тебе объяснил! Напал хулиган, порвал брюки…

Л е н о ч к а. Почему ты спрятался в шкаф?

Г л е б. А куда мне было деваться? Я же был так… без… Она их штопала…

Л е н о ч к а. И дядя застал тебя в таком виде… (Начинает хохотать.)

Г л е б. Я бы не сказал, что мне было там так весело…

Л е н о ч к а. И это вся твоя история?

Глеб кивает головой.

Господи! Какой ты у меня дурачок!

Г л е б. Спасибо тебе, Аленушка! Я знал, что ты меня поймешь…

Л е н о ч к а. А что было потом? Дядя ушел?

Г л е б. Сделал понимающее лицо и удалился на цыпочках. (Смеется.)

Л е н о ч к а. Молодец, дядя! Сообразил!

Г л е б (перестал смеяться). Что именно?

Л е н о ч к а. Третий лишний!

Г л е б. Это он так думал, а на самом деле все же было не так!

Л е н о ч к а. Выходит, дядя был о тебе лучшего мнения. Кстати, где у тебя порвано? На каком месте?

Г л е б. Здесь. (Показывает.)

Л е н о ч к а. Ничего не заметно.

Г л е б. Она говорила — у нее талант.

Л е н о ч к а. То есть начисто не видно ничего.

Г л е б. Лена! Это же очень тонкая работа!

Л е н о ч к а (продолжая рассматривать). Вижу, вижу… Работа тонкая, что и говорить. Дальше как развивались события? Рассказывай, рассказывай!

Г л е б. Решил догнать твоего дядю, чтобы объяснить ему. Ведь он и вправду мог подумать бог знает что, хотя все было совершенно нормально.

Л е н о ч к а. Сидеть в шкафу без штанов?

Г л е б. Она же их штопала!

Л е н о ч к а. Хорошо, хорошо… Хотел догнать дядю…

Г л е б. Только собрался — стук в дверь. Ваша Валерия…

Л е н о ч к а. Что же ты?

Г л е б. Пиджак на голову и…

Л е н о ч к а. Так это был ты?

Г л е б. А что тебя так удивляет?

Л е н о ч к а. Нет, ничего… Но почему на голову?

Г л е б. Не хотел, чтобы меня узнали…

Л е н о ч к а. Ох, Глеб, Глеб…

Г л е б. Хочешь — пойдем к ней, и она все тебе подтвердит?

Л е н о ч к а. Ты с ума сошел?

Г л е б. Она очень чистый, справедливый человек!

Л е н о ч к а. Ты давно с ней знаком?

Г л е б. С кем?

Л е н о ч к а. С Кирой этой?

Г л е б. Я же тебе толкую: встретились только вчера! Совершенно случайно!

Л е н о ч к а. Скорее жениться нам надо, вот что я тебе скажу!

Г л е б. Хоть сегодня! Но больше всего, по правде сказать, удивил твой дядя… Ты вот сразу мне поверила, ведь правда? А он…

Л е н о ч к а. Ну, дядя — это дядя. Его тоже можно понять. Ну-ка, покажи еще раз.

Г л е б. Что?

Л е н о ч к а. Где порвал?

Г л е б. Да вот же, здесь.

Л е н о ч к а. Ты другое место показывал.

Г л е б. Правда? Перепутал, значит. Здесь? Кажется, здесь! Или нет? (Смеется.) Что значит — сделано здорово!

Л е н о ч к а. Сделано здорово. Как будто и не было ничего.

Г л е б. Точно! Руки — золото!

Л е н о ч к а. В такие ручки попасться…

Г л е б. Что с тобой? Почему такой тон?

Л е н о ч к а. Какой?

Г л е б. Может быть, ты мне все-таки не веришь? Или считаешь, что она такая, какой расписала ее здесь твоя Валерия?

Л е н о ч к а. Представляю, какой шум будет, когда выяснится, что человек с пиджаком на голове — ты!

Г л е б. Ну и что?

Л е н о ч к а. Показаться нельзя будет никуда! (Пауза.) Никто об этом не должен знать. Никто! Тогда все будет в порядке!

Г л е б. Но ведь человек может пострадать!

Л е н о ч к а. Кто?

Г л е б. Кира! Ведь она не сможет тогда оправдаться!

Л е н о ч к а. Какое нам дело до нее? Мы о себе должны думать!

Г л е б. Нет, так я не могу. Я приглашу ее сюда, к вам! Мы соберем всех: Валерию, твою маму, дядю — в вашем поселке это авторитетные люди — и все расскажем как есть! И посмеемся вместе, и сплетням закроем рот! Бегу договариваться! Предупреди своих! Да будет свет! (Убегает.)

Л е н о ч к а. Не надо мне света…

З а н а в е с.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Комната Киры. К и р а занята работой — обматывает концы палок паклей, затем обвязывает их тряпками. Стук в дверь.

К и р а. Войдите.

Появляется Е г о р.

А-а… Что нового? Пришли доторговываться?

Е г о р. Кира…

К и р а. Или будет продемонстрирован новый силовой прием?

Е г о р. Нам нужно объясниться.

К и р а. Какие же тексты вы собираетесь выдавать на этот раз? Язык работяги тогда получился у вас с явным перебором. Лучше уж свое что-нибудь.

Е г о р. Честно скажу: сам начинаю путаться — где я такой, где другой.

К и р а. Интеллигент на распутье?

Е г о р. Это жестоко, Кирочка…

К и р а. Нет, я серьезно — где ваше истинное лицо?

Пауза.

Е г о р. Что-то с вами произошло.

К и р а. Я перестала вас бояться. Вообще — никого и ничего сейчас не боюсь.

Е г о р. Вот как?

К и р а. И стало так легко, свободно. Вот и вся перемена.

Короткая пауза.

Е г о р. И давно это случилось?

К и р а. Со вчерашнего дня. Странно, не правда ли?

Е г о р. Действительно, есть о чем подумать. (Пауза.) Что это вы делаете?

К и р а. Если я объясню вам, уйдете? Не обижайтесь, пожалуйста, просто хочется побыть одной.

Е г о р. Рад за вас. (В растерянности берет, рассматривает одну из готовых палок.)

К и р а. Идея нашего директора. Факельный конвой в день открытия нового учебного года. Старшеклассники встречают первоклашек со светильниками в руках.

Е г о р. При дневном свете? Превосходно. А при чем здесь вы?

К и р а. Нагрузка.

Е г о р. Усек. (Долгая пауза. Не отрываясь смотрит на Киру.)

К и р а. Егор…

Е г о р. Что?

К и р а. Не надо, прошу вас.

Е г о р. Я вел себя вчера как последний фраер. Простите меня.

К и р а. Я все поняла. Ошибались мы оба.

Е г о р. Никакой ошибки нет! Вы — опаснейшая женщина, Кира! Рядом с вами хочется быть правдивым до конца! Вчерашний день для меня — перелом! Все, что было до сих пор, — муть, мелкое донжуанство… Кирочка! Я люблю вас! Поверьте! Я понял это только вчера! (Хочет обнять ее.)

К и р а (отстраняясь). Не надо, Егор.

Е г о р. Но почему? Что может быть причиной? Это же за пределами разумного, нелепость, бред! Вы даже не знаете, какая вы, так неужели я отдам вас кому-нибудь? (Новая попытка объятий.)

К и р а. Уходите!

Е г о р. Но что же случилось? Теряюсь в догадках.

К и р а. Ответ самый простой.

Е г о р. Отсутствие ответных эмоций? Но они же были, были! Вдумайтесь, неужели я недостоин вашего внимания? Не говоря уже о том, что я не привык отступать. Сопротивление бесполезно, уверяю вас. Воля — титаническая. Сам иногда пугаюсь.

К и р а. Это вы о кладбище?

Е г о р. Хотя бы! Любой интеллигентик на моем месте давно бы копыта откинул, а у меня — роскошная кооперативная квартира! Ну? Будьте хозяйкой! (Хочет взять ее за руку.)

Кира протягивает ему конец палки, обмотанный тряпкой.

Колеблетесь? Растеряны? Понимаю. Мечта о герое? Он — перед вами! Человеческий род мельчает. Не опоздайте, Кира!

К и р а. Когда я на вас смотрю, то думаю: а ведь сколько на свете женщин, для которых вы — голубая мечта, драгоценный призовой кубок! Пожалейте их! Это же несправедливо — так растрачивать свои сокровища!

Е г о р. Но почему? Не задавайте мне загадок, Кира! Знаете, что вызывает наибольшую ярость в человеке? Когда он чего-то не может понять. Даже своих богов люди с давних времен старались приблизить к себе, давали им зримые, понятные каждому образы: кошки, быки, собаки, крокодилы, птицы у египтян, прекраснейшие мужчины и женщины у греков — всех их можно было видеть, чувственно осязать. Они были понятны! Когда же выяснилось, что в святилище иерусалимского храма, главной обители иудейского бога, — пустота, что божество иудеев не имеет никакой формы, что его надо воспринимать как абстрактную идею, — это показалось так странно, так дико, — именно потому, что было непонятно, — что породило самые чудовищные слухи. Бойтесь быть непонятной, Кира! Что происходит с вами? Неужели… Нет-нет, об этом даже думать не хочу… Он — и вы…

Стук в дверь.

Нельзя! (Закрывает дверь.)

К и р а. Что вы делаете?

Е г о р. Не выношу, когда мне мешают! (Хочет запереть дверь.)

К и р а (спешит к двери). Войдите! (Отстраняет Егора.)

Егор вынужден отступить. Кира открывает дверь. На пороге — Г л е б.

Г л е б. Простите…

Е г о р. Та-ак…

Г л е б. Кира, можно вас на минутку?

К и р а. Входите. Я пока у себя.

Г л е б. Но мне бы хотелось… (Смотрит на Егора.) Очень важное дело.

К и р а (Егору). У вас ко мне все?

Е г о р. Кира! Вы заставляете меня предполагать невероятное! Зачем вам это недоразумение в штанах?

К и р а. Не смейте!

Е г о р. Проклятое женское любопытство! Пол зовет, да?

К и р а. Пошляк!

Е г о р. Задело?

Г л е б (Егору). А вам-то как — самому? Не стыдно?

Е г о р. Это ты мне? Да ты знаешь, кто она такая? Знаешь?

Г л е б (схватил Егора за плечи, трясет его). Молчи, подонок!

Е г о р. Что-о?

К и р а. Не надо, Глеб! Оставьте его!

Е г о р. Интеллигенция способна на такое? (Идет на Глеба.)

К и р а (Глебу). Он убьет вас! Уходите!

Е г о р. Испугалась? Очень хорошо! Молись, профессор! (Засучивает рукава.)

К и р а. Глебочка, не надо! Уходите скорей!

Г л е б. Я не оставлю вас с ним!

К и р а (пытаясь помешать драке). Глеб, не надо, прошу вас… Пощадите себя!

Е г о р (Глебу). Читай отходную! (Ногой отбрасывает мешающий ему фонарь Глеба, лежащий на полу, заносит кулак, делает выпад.)

Глеб отступает. Не рассчитав силы удара, встретившего пустоту, Егор, споткнувшись о тот же фонарь, теряет равновесие и падает. Глеб наклоняется к нему, желая помочь.

(Думая, что Глеб хочет ударить его, лежачего, обхватывает Глеба, прижимая к себе.) Врешь! Не уйдешь!

Растворяется дверь, на пороге появляется В а л е р и я Р у с л а н о в н а.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Что здесь происходит?

Е г о р (поднимаясь с пола, Валерии Руслановне, указывая на Киру и Глеба). С поличным накрыл. (Выходит.)

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Глеб? Вы? Значит, пиджак-то все-таки ваш был? Вы — это он? Тот самый?

Квартира Леночки. Л е н о ч к а, З и н а и д а Г е о р г и е в н а, Г е н н а д и й Д м и т р и ч и В а л е р и я Р у с л а н о в н а обсуждают случившееся.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ай да фонарщик! Все на людях! Все на свету! Сошлись бы ночью в лесу, покалечили бы друг друга, ну и ладно — а тут…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (Зинаиде Георгиевне). С пиджаком на голове — это он был тогда, он. Как чувствовала!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Раз ему с ней лучше — пусть к ней идет! Сердцу не прикажешь!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (смотрит на нее). Вот как заговорила?

Л е н о ч к а. Никуда он не пойдет! Извини меня, мама, но ты предлагаешь ерунду! Ничего ему с ней не лучше! Он — мой, и никому его не отдам!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Да я тебе таких сотню найду, племянница, только свистни!

Л е н о ч к а. Никакие мне сотни, дядя, не нужны, мне нужен один-единственный — Глеб. Какой он ни есть, я люблю его, такого, а не другого!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Но ведь он…

Л е н о ч к а. Без меня он пропадет, я-то лучше знаю! А что оступился, ошибся, с кем не бывает?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Леночка! Я тебя не узнаю…

Л е н о ч к а. Да как же вы не чувствуете, что именно теперь я ему нужнее всех! Он же места себе не найдет, казнить себя станет до конца жизни! Кто же рядом с ним должен быть, если не я? Утешить, согреть, вину с его плеч снять, на свои переложить! Ему не только жена нужна — мать! Я ему всем буду! Никого у него нет, кроме меня!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Смотри-ка… (Зинаиде Георгиевне.) Цыпленок-то наш… (Смотрит в окно.) О! Глядите! Легок на помине… Сюда шествует как ни в чем не бывало… Да еще с хозяйством… Фонарь… Книги. Словно к себе домой… Ну, смельчак…

Л е н о ч к а. Видите? Возвращается! Значит, чувствует, кому покаяться должен? Оставьте нас одних…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Мудра! Главное, чтоб осознал — виноват. А забудет — при случае и напомнить можно! Насчет педагогши не беспокойся, лично займусь!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Извините, Геннадий Дмитрич. Это уж — мое дело!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Пошли, пошли…

Теснясь в дверях, в с е т р о е выходят.

Л е н о ч к а (в окно). Глебушка! Глеб! Я здесь! Жду тебя!

Через минуту Глеб входит в комнату. В руке фонарь, под мышкой три тома словаря.

(Смеясь.) Это все твое приданое?

Г л е б. Да. Фонарь и словарь. Ты… все знаешь? Тебе уже передали?

Л е н о ч к а. Не думай! Не думай ни о чем. Иди скорее ко мне! Я так без тебя соскучилась!

Г л е б. Твои дома? Не хотелось бы с ними сейчас встречаться.

Л е н о ч к а. И не надо! (Пылко обнимает его.) Мой… Только мой! Я уже все продумала. Наши отдают нам эту комнату. Мы перегородим ее занавесом. Дядя обещал достать обстановку… У него столько связей… Он у нас большой чудак, не заметил? Никогда не женился, все шутит — терпеть не могу домашних обедов, я больше насчет закусочки… Своих детей у него нет, так он мне сказал: выйдешь замуж по вкусу — вы мои наследники! Чувствуешь, как все хорошо устраивается?

Г л е б. Погоди. Валерия уже здесь была?

Л е н о ч к а. Была, была.

Г л е б. И все рассказала?

Л е н о ч к а. Что это тебя так волнует?

Г л е б. Я не знаю, что она тебе говорила, но должен тебе сразу же сказать…

Л е н о ч к а. Да ладно, ладно, Глебушка… Мало ли кто чего сказал! Ты мой и ничей другой, правда?

Г л е б. Леночка… Ты даже не можешь представить, что ты сейчас для меня делаешь! После всего, что я пережил…

Л е н о ч к а. Забудь… Забудь…

Г л е б. Как хорошо… как покойно становится на сердце, когда ты рядом со мной…

Л е н о ч к а. Я же знала, что я тебе нужна, глупенький мой… Миленький… Никуда теперь не уйдешь?

Г л е б. Если не прогонишь…

Поцелуи.

Как мне неловко перед твоими…

Л е н о ч к а. Перестань! По-моему, даже хорошо, что так получилось! По крайней мере ничего не надо скрывать!

Г л е б. Конечно!

Л е н о ч к а. Так и всегда будет у нас?

Г л е б. Еще спрашиваешь? И давай, постараемся, чтоб в нашу жизнь поменьше вторгались другие! Особенно Валерия эта… с велосипедом своим! Кентавриха на колесах!

Л е н о ч к а. Что ты, Глебушка… Она чудесный человек… Правда, немножко смешная… Суетится, пытается всем помочь… Ты знаешь, мне кажется, она влюблена в дядю… В общем, как хочешь, так и будет!

Г л е б. Аленушка моя…

Пауза.

Л е н о ч к а. Одного не могу понять, Глебик… Только не сердись, пожалуйста… Как же у тебя так вышло? С Кирой этой? Ни в чем я тебя не обвиняю, боже упаси… Но ведь по-человечески, пусть по-бабьи — могу я поинтересоваться?

Г л е б. Даю тебе слово, Лена, ничего и никогда у меня с Кирой не было! То, что произошло, — просто цепь диких случайностей! И забудь об этом!

Л е н о ч к а. Миленький… Я бы хотела забыть… Но как же я могу, если ты не хочешь мне помочь…

Г л е б. В чем?

Л е н о ч к а. Рассказать, как на самом деле все было… Не для того, чтобы осудить, не думай, но, чтобы забыть, надо же знать, что я должна из памяти выкинуть.

Г л е б. Я же тебе сто раз уже говорил — ничего такого здесь нет, что тебя может хоть как-то интересовать! Встретились мы с Кирой случайно и так же расстались! Что еще?

Л е н о ч к а. Видишь, ты уже рассердился, обиделся… Что ж тогда обо мне говорить? Мне-то уж скорей надо было обижаться… Затеял драку… Из-за кого…

Г л е б. Да не затевал я этой драки! При мне женщину оскорбили! Что ж я должен был, сложа руки стоять?

Л е н о ч к а. Но ведь что-то было, почему оскорбили? С чего-то началось?

Г л е б. Мало ли что кому придет в голову? Мы же договорились с утра: лучше всего саму Киру выслушать.

Л е н о ч к а. Ты что, хочешь, чтоб я целый суд устроила? Допросы, расспросы? Никогда. Ты сам все усложняешь. Не хочешь — и не надо! И кончим этот разговор! Тут у нас где-то вина была бутылочка… Давай выпьем и забудем все! (Хлопочет, достает из шкафа бутылку, наливает в стаканы.) За тебя, маленький мой ребеночек… Я же не против, лишь бы знала где, с кем. Но оставим это… Все! Все! Расскажи, как ты увидел меня в первый раз, что почувствовал! Я люблю слушать. Помнишь, ты пришел к нам, в нашу библиотеку, и сказал: «Примите эти книги. Спас от варваров».

Г л е б. Сейчас, пожалуй, не получится… Со вчерашнего дня я столько пережил… И сегодня… Если б ты знала, что за мерзкий тип этот Егор… Сам не понимаю, как мне удалось его свалить…

Л е н о ч к а. Ох ты, мой герой… А из-за меня ты мог бы подраться? Если б потребовалось?

Г л е б (смеется). Ну, ты уж меня совсем в профессиональные драчуны записала. С Кирой особый случай…

Л е н о ч к а. Глебочка! Вижу, все еще она у тебя в голове!

Г л е б. Да нет же! Ты первая все время о ней заговариваешь! Кстати, если бы ты с ней познакомилась, убедилась бы, что это хороший, порядочный человек! И меня крайне удивляет ваша общая неприязнь к ней!

Л е н о ч к а. Глебка, Глебка, трудно мне будет с тобой…

Г л е б. Почему?

Л е н о ч к а. Самое страшное, когда я начинаю сомневаться в твоей любви ко мне…

Г л е б. Это что еще за новости? (Поднимает стакан.) Давай за тебя! За твою умную, пытливую головку, в которой иногда возникают совершенно ненужные мысли!

Л е н о ч к а. Спасибо…

Пьют.

Не хочу касаться того, что у тебя на душе… Не всякий свою боль на поверхность вытаскивает… Но когда я думаю о нашем будущем… Что бы с тобой ни было… Я все перенесу! Попадешься ты в самых страшных вещах — в воровстве, убийстве, куда бы тебя ни сослали — я всюду пойду за тобой, все тебе прощу, потому что я буду знать — ты это совершил! Это великая вещь — знать. А когда не знаешь…

Г л е б. Ты опять все о том же?

Л е н о ч к а. Я гибну, Глебочка… Протяни мне руку!

Г л е б. Вот она! Что ты хочешь узнать?

Л е н о ч к а. Скажи, когда у тебя началось с Кирой?

Г л е б. Или я поглупел, или темнота в комнате сгустилась… Скажи, какая клятва тебе нужна, чтоб ты мне верила? Я люблю тебя одну! И никого другого у меня нет! Клянусь небом, землей, жизнью! Достаточно?

Л е н о ч к а. Значит, это было без любви — просто так, мимолетное приключение?

Г л е б. Нет, нет, нет! Ничего не было! Ни любви, ни приключений! Почему ты все время к этому возвращаешься?

Л е н о ч к а. Ты — мужчина. Она — женщина.

Г л е б. Так что ж по-твоему: кто ни подвернулся — хватай? И других отношений между людьми быть не может?

Л е н о ч к а. Так ведь кто ж упустит, если само в руки плывет?

Г л е б. Это не ты говоришь! Это дядя! Твой милый, добрый дядя! Который решил нас сделать своими наследниками! Такого наследства не хочу! Не надо!

Л е н о ч к а. Ну вот, ты уже кричишь. Кричат, когда чувствуют, что неправы. При чем тут дядя, наследство… Не хочешь — не бери… Пооткровенничала с тобой, а ты… Чего ж тогда стоит наша любовь?

Г л е б. Ах, Леночка… Любовь всегда была испытанием, а в наше время — особенно… Кудахтать о любви — это еще не значит любить…

Л е н о ч к а. Вот ты и высказался. Ничего она не стоит, значит…

Г л е б. Прости меня — что?

Л е н о ч к а. Наша с тобой любовь, братик Глеб.

Г л е б. А можно просто относиться друг к другу и не мучить себя лишними проблемами?

Л е н о ч к а. Я только одного не могу понять — почему ты так упорно ее защищаешь?

Г л е б (уже не сдерживаясь). Леночка! Голубушка! До каких пор можно быть такой дурехой! (В пылу спора задевает фонарь, он падает с грохотом.)

В дверях появляются встревоженные З и н а и д а Г е о р г и е в н а, Г е н н а д и й Д м и т р и ч и В а л е р и я Р у с л а н о в н а, привлеченные шумом.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ребята, что у вас? Чего шумите?

Г л е б. Разрешите пройти! (Выходит.)

Л е н о ч к а (вслед). Ужин ровно в девять! Не забудь!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Что случилось, дочка?

Л е н о ч к а. Ничего, а что? Чего вы вдруг всполошились?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Как же — шум, крик…

Л е н о ч к а. Мы репетировали.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Что же вы репетировали?

Л е н о ч к а. Комедию из семейной жизни.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Не знала я, что вы такой самодеятельностью занимаетесь.

Л е н о ч к а. Не все вам знать, тетечка Валечка.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Роль-то свою выучила?

Л е н о ч к а. Пока без суфлеров обойдусь. (Выходит.)

Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Та-а-ак…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Генаша… Ты у нас орел… Раскинь! Пропадет же девка!

Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Есть один ход.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (живо). Какой?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Так я вам сразу и сказал! Обдумать надо! (Уходит.)

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Бедная моя девочка! Никто тебе не поможет, кроме матери родной!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Что затеяла?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Молчи, Валечка. Ох, тяжко… (Уходит.)

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Убрать бы отсюда Киру эту! А вот как?

Комната Киры. К и р а и Е г о р. Шкаф исправлен.

Е г о р. Ну, виноват, виноват, себя не помнил, любовь с человеком еще не то может сделать! Вам же лучше, неужели не понимаете?

К и р а. Мне?

Е г о р. Какое я вам дал оружие? Чем больше вина мужчины перед женщиной, тем сильнее ее власть над ним! Теперь вы до конца жизни можете меня под дулом держать! Чуть забудусь — вы тут же стволом по ребрышкам — помни, голубчик! Ведь это всех женщин мечта, разве не так? Хотите назвать эта рабством — пожалуйста! Ваш раб до конца своих дней!

К и р а. Я устала от вас, Егор. Зачем зря унижаться?

Е г о р. Унижение — одна из граней любви!

К и р а. Слова, слова…

Е г о р. Не верите? Испытайте меня!

К и р а. С какой стати?

Е г о р. Проверьте на деле! Готов на любой поступок!

К и р а. Уходите, Егор.

Е г о р. Не уйду, пока не добьюсь от вас обещания!

К и р а. Какого?

Е г о р. Испытания прошу!

К и р а. Зачем вам это нужно?

Е г о р. Хоть будете знать, что ради вас я готов на все!

К и р а. Ну хорошо, хорошо, когда-нибудь я вас испытаю. А сейчас ступайте домой. Будьте милосердны.

Е г о р. Значит, могу надеяться?

К и р а. Вы невыносимы, Егор. Уходите сейчас же!

Е г о р. Жду сигнала! (Уходит.)

К и р а. Как глупо… (Подходит к окну, смотрит.) Вот и звезды вышли. Интересно: видят они что-нибудь оттуда?

Г о л о с Г л е б а. Видят.

В окне появляется Г л е б.

К и р а. Глеб? Почему вы здесь?

Г л е б (понизив голос). К счастью, ваше окно выходит во двор. Пока меня никто не заметил. Кира, ничего не получается. В глазах местного общественного мнения наша связь — доказанный факт. Что делать?

К и р а. Подтвердить его.

Г л е б. Вы еще можете шутить?

К и р а. Вы хотите серьезного разговора? Заходите в комнату.

Г л е б (испуганно). Нет, нет!

К и р а. Крепко же вас напугали!

Г л е б. Ничего подобного! Да и к чему лишние разговоры? Мы должны вести себя исключительно осторожно! Это в наших общих интересах!

Пауза.

К и р а. А вы не думаете, что интересы у нас могут быть разные?

Г л е б. Что вы хотите этим сказать?

К и р а. Да так. Ничего.

Г л е б. Нет, все-таки…

К и р а. Вам не напоминает наша мизансцена знаменитый эпизод с Ромео и Джульеттой? (Смеется.) Он под балконом, она — на балконе, между ними единственная преграда — перила, в данном случае подоконник. Зайдете вы все-таки в комнату или будете прятаться под окном?

Стук в дверь.

Вот видите — кто-то опередил вас. Теперь ждите. (Закрывает окно, задергивает занавеску, идет к входной двери.) Кто там? А! Пожалуйста! (Впускает Валерию Руслановну.)

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (входя, оглядывает комнату, шкаф). Починили?

К и р а. Геннадий Дмитрич прислал, спасибо.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. А сам?

К и р а. Что?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Был он?

К и р а. Геннадий Дмитрич? Зачем? Все в порядке.

Пауза.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Вот Что, хорошая моя… человек ты неглупый, а ведешь себя… я же тебя предупреждала — в нашем поселке все на виду! Особенно если педагога касается!

К и р а. Но могу я узнать — что мне ставится в вину? Я как-то не в курсе.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Спрашивает, словно маленькая!

К и р а. По-моему, это мое право.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Тебе, конечно, все равно — сегодня с одним, завтра с другим, но нам — извини! На что замахнулась! Учительница! Наставник юношества! Браконьер ты!

К и р а. Как вам хочется подогнать все под свою мерку. Везде во всем видеть грязь, нечистоту! Но, к счастью, кроме вашего существует другой — прекрасный, чистый мир!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Вот туда и отправляйся! Нам легче будет!

К и р а. Откуда такая глухота, Валерия Руслановна? Нельзя же на всех и на все давить!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Хорошо, не буду. Тогда и ты докажи, что навстречу идешь.

К и р а. Что я должна сделать для этого?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Сущие пустяки! Письмецо подпиши, текстик, допустим, такой: «Я, такая-то, никаких моральных и физических прав на такого-то не имею, знакомство с таким-то прекращаю и впредь поддерживать отказываюсь, в противном случае данное мое письмо может быть оглашено в родном моем коллективе с правом осудить меня за мое аморальное поведение», и подпись. Имя проставим после. Письмецо это у меня будет храниться, а если никаких нарушений не будет с твоей стороны — порвем, и амба… Согласна?

К и р а (оглянулась на окно). А если этот человек мне нравится — ну, просто, как человек? Если, мне хочется и дальше с ним дружбу поддерживать? Это опять в ваш кодекс не входит?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Видишь, сама же признаешься, а нас в напраслине обвиняешь!

К и р а. Надо отдать вам должное. Умеете вы в эти игры играть. Скоро я сама начну верить, что все было так, как выдумалось вами!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Молодец! Давно бы так!

К и р а. Нет, нет! Нельзя видеть в мире только то, что вам хочется увидеть! Вашей липы я не подпишу!

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (с торжеством). А не подпишешь — уехать придется! В окнах сатиры матерьяльчик на тебя уже есть, еще подбросим, не ко двору ты нам, поняла?

К и р а. Не знаю, смеяться или плакать…

Стук в дверь.

Кто там?

Г о л о с Г е н н а д и я Д м и т р и ч а. Можно?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Геннадий Дмитрич? Ой… (Заметалась.) Спрячь меня, родненькая, спрячь пока куда-нибудь… Помешает нам, а договорить — нужно…

К и р а. В шкаф не желаете? Место испытанное.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. С велосипедом я…

К и р а. Тогда в чулан… Только там керосин…

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Спасибо, спасибо! (С велосипедом исчезает в чулане.)

Кира впускает очередного посетителя.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (входя). Вечер добрый… Исправили? (Указывает на шкаф.)

К и р а. Мастер приходил, спасибо. Все нормально, конечно, если вы не будете снова пробовать свою силушку…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (хохотнул). Нет-нет, не волнуйтесь, нельзя уже, хватит. Другое заботит.

К и р а. Что же именно?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Пора вам по-серьезному своей судьбой заняться!

К и р а. Вот как? Неожиданно. Я-то думала — она у меня в руках.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Допускаете ошибку. В этом-то все и дело. Поясню — позволите?

К и р а. Пожалуйста. Даже интересно.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В чем главная задача для женщины?

К и р а. Ну… Хорошо делать дело, которое ей поручено.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А если, допустим, она и собой подходяща?

К и р а. То же самое, думаю. Внешность здесь ни при чем.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот тут-то и есть ваша основная неправильность! Самая главная цель для женщины — мужчину себе найти, опору, семью построить, чтоб выросли у нее дети, собой в маму, такую, скажем, как вы…

К и р а. Спасибо. Надеюсь, что это у меня еще впереди.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Может уплыть! Не надо было вам идти в педагоги. Вот в чем вы сплоховали. Сейчас мужей да жен на работе ищут, а какие же мужчины в школе теперь? Даже в центральных газетах об этом пишут.

К и р а. Сгущаете.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Нет-нет.

К и р а. Что ж… Видать, такая моя судьба.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А кто судьбой управляет — забыли? Все у нас, в наших рабочих руках. Даю резюме: загрызут вас здесь, в школе вашей, с эдаким личиком. Перспективы, можно сказать, никакой.

К и р а. Что же я должна делать?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А вот уж об этом разрешите нам позаботиться.

К и р а. Кому это — вам?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Кто посочувствует. Людей-то ведь много вокруг. К ним с уважением — и к тебе с уважением. Помогут, будьте спокойны. Пропишем вас в городе, квартиру соответствующую найдем, место — не бей лежачего, деньги на первый случай да и дальше — все будет хокей! Народ у нас добрый, подход только к каждому найти! Поняли меня?

К и р а. И за все это я должна из вашей школы убраться, только и всего? Я правильно поняла?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Такую для вас раскрутим машину, что все, что ни пожелаете, сбудется! Мужа вам найдем — не здешним чета! Торопиться не станем, познакомимся сперва поближе, надо же ваш характер узнать, да и наш разгадать вам нелишне… Меня раззадорь — ухх! (Хохотнул.)

К и р а (смотрит на него). Охотник вы.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В обществе состою.

К и р а. Одним махом двух зайцев решили? А если я откажусь, что будет с вашей машиной?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В обратную сторону раскрутим, только выгоды для вас в этом случае никакой.

К и р а. Получается — выхода нет?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Отчего же? Выбор за вами.

К и р а. И все из-за того, что кто-то никак не может поверить, что мужчину и женщину связывает не только постель?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Это уж философия. А вы — решайте!

К и р а. Прямо сейчас?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Зачем же откладывать? Насчет друга вашего не беспокойтесь. Договоренность имеется.

К и р а. Нет, это вы серьезно?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А куда ему деваться?

К и р а. Геннадий Дмитрич! Вы — гений! Гений!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот и умница! (Обнимает ее.)

К и р а. Слушайте, вы!

Раздается звук звонкой пощечины. Из чулана вырывается наблюдавшая за сценой В а л е р и я Р у с л а н о в н а.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (бросаясь между Кирой и Геннадием Дмитричем, заслоняя его, Кире). Как ты смеешь, девчонка? Геннадий Дмитрич, дорогой, вам щечку не больно? Отойдите! Отойдите, я вам говорю! Она и еще раз влепит, не постесняется! Такому человеку! Столпу!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. И ты тут… Ты…

Стук в дверь.

Бежать… (Делает движение к двери.)

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Куда вам с такой щекой? Увидят же! (Хватает растерявшегося Геннадия Дмитрича за руку, тащит в чулан.)

К и р а. Ну, денек… (Открывает входную дверь.)

Быстро входит З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Остановилась. Пауза.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Материнская любовь — крест тяжелый. Будут дети у вас — сами узнаете. Он вас любит, да?

К и р а (оторопело). Кто?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Жених Леночкин, Глеб.

К и р а. Откуда вы взяли? Мы встретились только вчера, это получилось так неожиданно…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (услышав знакомое). Ой… (Потрясена.) Точно как у нас! Сели на одну скамейку — и все тут! С тех пор хожу как чумная. Твержу себе: брось, нельзя — не могу! Тянет, и хоть ты что! Голубушка, миленькая, если и у вас так — держитесь! Я — что! Мое уже все прошло, а вы… Вся жизнь перед вами! Знаете, с чем я сюда шла? Закройщица есть у нас в ателье — Нина, наверное, слышали? К ней очередь за год вперед, а я ее вам без очереди! Купить вас хотела! Не соглашайтесь! Дочке своей несчастья не хочу!

К и р а. Погодите… Налицо чудовищное недоразумение…

Раздается стук в дверь.

Г о л о с Л е н о ч к и. Откройте!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ленка! Дочь! (Заметалась по комнате.)

В дверь барабанят.

Узнает — не видать мне жизни! Спрячьте! Спрячьте меня!

К и р а. Чулан устроит?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а исчезает в чулане. Кира открывает входную дверь. В комнату врывается Л е н о ч к а.

Л е н о ч к а. Он здесь? Где он?

К и р а. Вам, наверное, лучше знать.

Л е н о ч к а (смотрит на Киру в упор). Скажите, чем вы его взяли? Он так меня любил! Есть что-то, наверное, особенное в вас! Ну откройте же, не таите!

К и р а. Милая Лена! Как мне рассеять это общее заблуждение?

Л е н о ч к а (не слушая, про свое). Может быть, оттого, что я слишком откровенная, что чувствую, то и говорю, да? Такими всегда бросаются. А что мне с собой делать? Люблю — и кончено! До того люблю, что если ему с вами лучше — пусть! Берите его! Хоть знать буду, за что страдать! Забирайте, забирайте его — только скорее, не могу эту муку терпеть! (Плачет.) А он… он… сидит где-то у вас и все слушает. Да? Где он? (Бросается к шкафу, распахивает дверцы, все переворачивает, потом кидается к чулану, открывает дверь, кричит.) Нечего прятаться! Выходи!

Появляются — З и н а и д а Г е о р г и е в н а, Г е н н а д и й Д м и т р и ч, В а л е р и я Р у с л а н о в н а.

Л е н о ч к а (потрясена). Вы? Здесь? Зачем?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Тебе спасибо надо сказать, племянница.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Прости меня, доченька, прости! (Выбегает.)

Л е н о ч к а. Кто вас просил… (Геннадию Дмитричу.) А еще… Есть кто-нибудь там?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Есть, есть…

Л е н о ч к а (вся напряглась.) Кто?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Ве́лик мой. (Вытаскивает из чулана велосипед.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Кире). Чуть скулу мне не своротил, проклятый… Нарочно подстроила?

К и р а. Вас надо спросить.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Пошутил я. Неужели не догадалась?

К и р а. И я пошутила.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (хлопочет возле Геннадия Дмитрича). Пошли, пошли… Уж я теперь вас оберегу, будьте спокойны.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Ну, бабы, ох, бабы…

Звеня звоночками велосипеда, В а л е р и я Р у с л а н о в н а, сопровождая Г е н н а д и я Д м и т р и ч а, скрывается.

Л е н о ч к а (Кире). Все равно — не отдам! Слышите? Не отдам! (Выбегает.)

К и р а. Бред… (Подходит к окну, открывает его, отдергивает занавеску.) Глеб! Глеб! (Пауза, всматривается.) Спит. Свернулся, как котеночек… Глеб!

Г о л о с Г л е б а. А? Что?

К и р а. Идите в комнату!

Г о л о с Г л е б а. Иду.

К и р а. Ничего не слышал.

Через несколько секунд в комнату входит Г л е б.

Г л е б. Простите, вздремнул. Прошлую ночь почти совсем не спал…

К и р а. Я все ждала: вдруг ваш голос раздастся?

Г л е б. Что здесь было?

К и р а. Семейная ассамблея! Делегация за делегацией! Что мы с вами натворили, Глеб! Чтобы убедить меня отказаться от вас, дядя даже решил пожертвовать собственной невинностью, с другой стороны, как утверждает Валерия, если я задержусь здесь — меня ожидает сатирический залп, в то же время категорическим условием, моего оставления в школе должно быть подписание письма, где я торжественно объявляю, что связь с вами я порываю и впредь обещаю претензий на вас не иметь.

Г л е б. Они что, все с ума сошли?

К и р а. И главное, мне сообщили, что согласие на наш разрыв от вас уже получено! Вы предали меня, оказывается?

Г л е б. И я все это время спал?

К и р а. И в довершение всего, к финалу появилась ваша Леночка…

Г л е б. Она была здесь?

К и р а. Знаете, она вас действительно любит… Но нам не дали договорить…

Г л е б. Бедная Ленка! Она пришла за правдой! Она хотела ее услышать из ваших уст!

К и р а. Не знаю. Я уже вообще перестаю понимать, что такое правда.

Г л е б. То есть?

К и р а. Мы столкнулись, Глеб, с миром, который ловко гримируется под реальный. Люди, придумавшие его, свели свое богатство жизни к нескольким расхожим истинам, обладающим тем не менее страшной убедительностью. Меня уже почти уверили, что я что-то нарушила, в чем-то виновата… Мне уже хочется сознаться, покаяться…

Г л е б. И я все это время спал? Спал, когда они все на вас навалились? Нет, нет, не сдавайтесь! Мы рассеем это наваждение, люди должны узнать правду! Они давно ушли?

К и р а. Какое это имеет значение?

Г л е б. Надо догнать их! Убедить, что жизнь гораздо шире, неожиданней и прекрасней, чем они о ней думают! Нужно взорвать их сознание какой-то неожиданностью, чтоб они удивились! Уверяю вас, удивление — заря истины!

К и р а. Эту тьму ничем не пробьешь!

Г л е б. Все зависит от интенсивности источника света! (Принюхивается.) Что это?

К и р а. Факелы мои там. (Кивает на чулан.) В керосине мочу.

Г л е б. Нашел! Мы заставим их выслушать нас! Заставим!

Ночь. Захлебывающийся лай собак. Приближается зарево света. Лай собак усиливается. Показывается Г л е б. Он высоко держит обеими руками огромный факел, составленный из отдельных звеньев. Позади следует К и р а. Останавливаются.

К и р а. Удивительно! Ни одна калитка не скрипнула, ни один человек не поинтересовался, не вышел…

Г л е б. Может быть, нас просто не заметили? Особое устройство глаз?

К и р а. Особое устройство душ…

Г л е б (размахивая факелом). Люди! Мы обращаемся к вам! (После паузы.) Никакого эффекта!

К и р а (вдруг). Боже! Какие мы с вами дураки! Это надо было предвидеть!

Г л е б. А что такое?

К и р а. Как мы могли забыть?

Г л е б. Что?

К и р а. Сегодня по телевизору идет заключительная серия телефильма «Они среди нас!» Теперь все понятно! Глеб, они не виноваты! Виноваты мы!

Г л е б. Думал, хоть милиция заинтересуется…

К и р а. Нельзя… Разгадка всех тайн приберегается к самому концу…

Г л е б. А Лена… Лена… Неужели ей не любопытно?

К и р а. Вы хорошо знаете Лену?

Г л е б. Нет-нет, вы не думайте… Она совершенно из другого теста! Она пытается до всего добраться сама. Даже ее заблуждения подтверждают ее искренность… Как мне хочется ей помочь!

К и р а. Так что же вас останавливает? Вы любите ее?

Г л е б (после долгой паузы). Да.

К и р а. Тогда вам надо вернуться. Не забудьте только предварительно погасить факел.

Г л е б. Погасить факел? Остаться в темноте?

К и р а. Можно добраться на ощупь. Дорога знакомая.

Г л е б. Но если я погашу факел и вернусь туда, они это примут как мое раскаяние…

К и р а. А что тут такого?

Г л е б. Их же главный козырь, что вы… что мы…

К и р а. А если ей это нужно? Если это ее возвысит в собственных глазах?

Г л е б. Вы хотите, чтоб этот идиотский миф мы сами же подтвердили?

К и р а. Не беспокойтесь за меня. Я уеду.

Г л е б. Куда?

К и р а. Выйду замуж, например.

Г л е б. За кого? Простите, задаю какие-то нелепые вопросы…

К и р а. Мало ли? Хотя бы за Егора.

Г л е б. За этого?

К и р а. А что вас так удивляет? Надо жить, Глеб, а не пробавляться сказками!

Г л е б. Нет-нет, невозможно! Вы — и Егор!

К и р а. Погасите факел, и вы увидите, что в мире, где обитают они, — все возможно!

Г л е б. Тут вы ошибаетесь, Кира!

К и р а. То есть?

Г л е б. Двух разных миров не существует! Мир — един, и в нем рядом — благородство и подлость, глупость и ум, великое и ничтожное…

К и р а. И когда великое поглотит ничтожное — настанет золотой век? (Смотрит на него долгим взглядом.) Милый вы мой фонарщик! В потемках спокойней. (Целует его.) Идите! Вас ждут.

Г л е б. Оставить вас здесь — ночью, одну?

К и р а. Меня проводят.

Из полутьмы возникает Е г о р.

Видите? Все нормально.

Г л е б. Кира… Кирочка…

К и р а. Надо, Глеб.

Г л е б. Вы так решили?

К и р а. Так складывается. (Пауза, смотрят друг на друга.) Идите. Только факел погасить не забудьте!

Г л е б. Спаситель цивилизации! (С размаху втыкает факел пламенем в землю. Отшвырнув его, уходит.)

Е г о р (после паузы, подходит к Кире). Вовремя пришел?

К и р а. Вы просили дать вам испытание, Егор.

Е г о р. Просил. Не отказываюсь.

К и р а. Так вот: то, что на меня навесили, — правда. Я люблю Глеба. Была с ним близка.

Е г о р. Неправда! Неправда! Лжете!

К и р а. Возьмете меня такой?

Пауза. Весь согнувшись, словно от удара, Е г о р отступает в темноту, растворяется.

Теперь все на месте. Смешно. До того смешно, что плакать хочется.

Квартира Леночки. В уже известную нам комнату Г е н н а д и й Д м и т р и ч, З и н а и д а Г е о р г и е в н а и Л е н о ч к а втаскивают большую двухспальную кровать.

Л е н о ч к а. Сюда, сюда, дядя, поставим налево от окна. Захочет читать в постели — свет будет слева. Здесь журнальный столик поставим, ну а сюда — трюмо. Куда бы еще фонарь этот деть… И книги… Пока сюда. (Кладет на окно.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Уфф… Загоняла. А твой-то нареченный где? Перекур у него, что ли?

Л е н о ч к а. Не трогайте его, дядя! Видите — переживает. И каждый бы так на его месте… Не скроешь ведь — виноват… (Зинаиде Георгиевне.) Теперь занавес, мама… Чтоб была спальня как спальня… (Геннадию Дмитричу.) Планку хорошо прибили к потолку? Не сорвется?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Сам повешусь — выдержит. (Выходит.)

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (Леночке). Что-то не в себе твой дядя.

Л е н о ч к а. Разве? Не заметила.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ты уж меня, Леночка, прости. Хотела, как лучше.

Л е н о ч к а. Мама! Мы же договорились! Я все поняла.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Перемена какая-то в воздухе. Когда детектив вчера смотрели, вышла на крыльцо, собаки сильно лаяли. Вижу: свечение какое-то… Словно зарей осветило… Ваня говорит: инопланетяне это сигналы нам подают…

Л е н о ч к а. Какой Ваня?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а (смутившись). Иван Ксенофонтович.

Л е н о ч к а. Печник твой? Вот уже до чего дошло?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Предупреждение, говорит, нам делают, чтоб опомнились мы. Друг друга топтать перестали.

Л е н о ч к а. Я же тебя просила…

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Все, все уже! Попрощалась я с ним.

Л е н о ч к а. Ну и прекрасно!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Только боюсь — как бы чего не сделал с собой.

Л е н о ч к а. Мамочка! Ты как маленькая, честное слово!

Входит Г л е б, в руках у него один из томов словаря.

Г л е б (читает). «Сцевола Муций, молодой римлянин, во время осады Рима Порсенною в пятьсот седьмом году до рождества Христова проникнул в его лагерь с целью убить царя, но ошибкою убил его секретаря и, схваченный, сжег перед Порсенной свою руку на жертвеннике, чтоб наказать ее за то, что она ошиблась…» (Леночке и Зинаиде Георгиевне.) Логика. Ошибся — плати.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Но руку-то, руку…

Леночка делает незаметный жест матери, чтоб ушла.

(Торопливо.) Бывает… (Уходит.)

Л е н о ч к а (подходя к Глебу, отнимает у него книгу). Знаю, о чем думаешь. Освободись! Скажи просто: ошибся, прости меня, Леночка, если сможешь, и больше об этом не вспомним. Договорились?

Пауза.

Ну?

Пауза.

Г л е б (с чувством). Прости меня, Леночка, если сможешь… (Опускается на колени, склонив голову). Ошибся…

Л е н о ч к а (вдруг, взволновавшись). Погоди, погодя, ты как-то не так это сказал!

Г л е б. А как же еще?

Л е н о ч к а (испуганно). Нет-нет, хорошо и так… (Прижимает голову Глеба к груди.) Спасибо, что признался! (Зовет.) Мама! Дядя!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч входит с огромной тяжелой драпировкой в руках, за ним — З и н а и д а Г е о р г и е в н а.

Слушайте все! Я Глебку прощаю! И конец! Кто хоть словом обмолвится о том, что было, — враг мне!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Вот и хорошо! Вот и славно!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Что ж, племяш… (Не выпуская своей ноши из рук, широко раскрывает объятия Глебу.) Раз приказ отдан… Наследник мой, никуда не денешься! (Прижимает Глеба к груди.)

Г л е б (голосом, приглушенным от объятий). Погодите… Лена!

Л е н о ч к а (смеясь). Вы мне Глеба совсем задушите, дядя! Осторожней!

Г л е б (освобождаясь, Геннадию Дмитричу). Не так просто это, дядюшка… (Леночке, тихо.) Лена, зачем ты…

Л е н о ч к а. Потом, потом… Господи, какой мир на душе! (Хлопает в ладоши.) Давайте занавес вешать!

Все вешают драпировку, отделяя часть комнаты с окном.

(Глебу.) Наш с тобой уголок! Знаешь, как заживем?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Правильно! А что было — забыть!

Л е н о ч к а. Дядечка! Мы же условились — ничего не было! (Расшалившись, окружающим.) Повторяйте: не было, не было, не было!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Чего не было?

Л е н о ч к а. Ничего не было!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Чего — ничего?

Л е н о ч к а. Всего! Так и считать будем, правда, Глебик?

Г л е б. Так ведь и на самом деле не было ничего! (Вполголоса, Леночке.) Мы же договорились… что ты опять подымаешь?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Извините, други, но давайте по-честному. Одно, если мы сами промеж себя решим — не было, другое, когда факт налицо! Был ведь — не скроешь, дурачками нас представлять тоже нечего!

Г л е б. Не было факта, товарищи! Верьте мне! Лена, подтверди!

Л е н о ч к а. Жестокий ты, Глеб. Какой жестокий, оказывается. В какое положение ты меня ставишь?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Тебе что надо, Лена, — главное, чтоб человек перед тобой виноват был?

Л е н о ч к а. Но, мама…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Обожди. (Глебу.) Скажи прямо, друг сердечный, чего добиваешься? Против правды хочешь идти? Мы за чистоту среди людей боремся, а ты за что?

Г л е б. За чистоту бороться — не значит людей грязью обливать, а вы это делаете, да еще с аппетитом!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. В чистенькие захотел? Таких не бывает! Раз на то пошло — очную ставку сделаем! Да-да, с раскрасавицей твоей! Сама не пойдет — волоком притащим! Законы у нас, слава богу, есть! Все мне выложит, до тютельки. Зинаида, за мной!

Шум в дверях. Вбегает до крайности взволнованный Е г о р.

Е г о р (увидев Глеба). Говори, где она? Куда ее дел?

Г л е б. Кого?

Е г о р. Еще спрашиваешь?

Г л е б. А что случилось?

Е г о р. Нет ее! Уехала!

Г л е б. Кто?

Е г о р. Кира!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Уехала?

Г л е б. Не может быть!

Е г о р. Я в школу бегал — взяла расчет!

Г л е б (потрясенный). Уехала…

Е г о р. Ты всему причиной, ты, апостол липовый! Сама мне призналась!

Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Глебу). Ну? А нам ты что здесь расписывал?

Е г о р. Чиркнула звездочкой по небу, света нам кинула горстку, чтоб хоть что-то мы поняли! Ни черта не поняли! Эх, мелкота! (Скрывается.) Пауза.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (тихо). Улетела пташка…

Г л е б (не может справиться с переполняющими его чувствами). Леночка! Девочка моя!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а делает знаки Г е н н а д и ю Д м и т р и ч у — оставить Глеба и Леночку одних. Вместе с ним выходит.

(Леночке.) Милая, славная, хорошая моя. Бежим отсюда, заклинаю, нельзя терять ни минуты!

Л е н о ч к а. Куда? Зачем?

Г л е б. Здесь все заражено! Ты слышала? Ты видела?

Л е н о ч к а. Зачем же винить других, если ты сам во всем виноват?

Г л е б. Я? (Тяжело опускается на кровать.)

Л е н о ч к а. А кто же еще? Так нечестно, Глебик…

Г л е б (смотрит в окно). Какая тьма вокруг… Тьма, тьма, туман…

Л е н о ч к а. Ничего, ничего… Все образуется. Приляг, отдохни… (Заботливо укладывает его, снимает ботинки.) Мне тоже на сердце давит. Наверное, гроза будет.

Слышен отдаленный раскат грома.

Ну вот, пожалуйста… (Закрывает окно.) Лежи, отдыхай, пока ужин приготовим… (Плотно задергивает занавеску.)

Г о л о с Г л е б а (из-за драпировки; в нем все — крик души, боль, надежда, призыв). Аленушка!

Л е н о ч к а (чуть приоткрыв занавес, нежно). Тсс… (Задергивает занавес, идет, сталкивается с вошедшей Зинаидой Георгиевной.)

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Ну, что?

Л е н о ч к а. Успокоился.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Девочка моя, не то ты делаешь… Власть тебе нужна над человеком, не любовь!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (входя, громогласно). Женщины! В желудке трубы трубят! Скоро вы?

Л е н о ч к а. Тсс… дядя! Глебик отдыхает! (Матери.) Идем, мама, после договорим!

Обе скрываются.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (один). Тсс… Глебик отдыхает…

Новый раскат грома, ближе.

А та уехала… Как же так?

Из-за занавеса неожиданно начинает звучать музыка.

Уехала — и черт с ней!

Гром все ближе, все отчетливей.

Давай, давай, нечего халтурить!

Неожиданно гаснет свет.

Выключили! Зина! Где свечи у нас? Неси скорей.

Г о л о с З и н а и д ы Г е о р г и е в н ы. Сейчас, сейчас, Генаша…

Музыка продолжается. К ней присоединяется шум дождя.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Вот и дождик. (Пауза.) Плащ-то у нее хоть есть?

Леночка приносит свечу.

Спасибо. Видно, предупреждение получили, что сильная предвидится.

Л е н о ч к а. Похоже. (Обращаясь к занавеске.) Глебик, тебе всмятку или вкрутую?

Молчание.

Заснул… (Уходит.)

Музыка продолжается.

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. И куда ее понесло?

Звоночки велосипеда, шум шагов, вбегает В а л е р и я Р у с л а н о в н а.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Лена! Зина! Уехала! Документы забрала и уехала!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Информацию уже получили.

В а л е р и я Р у с л а н о в н а. Геннадий Дмитрич? Ой… Не заметила вас… Слыхали? Поняла все-таки! С нами шуток не шути!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Погоди. Сядь.

Валерия Руслановна садится.

Ты мне вот на какой вопрос ответь: есть на свете любовь — настоящая, не такая, как в книгах пишут, — или нет?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (оторопев, смотрит на Геннадия Дмитрича, не зная, как понять вопрос). Да вы что, Геннадий Дмитрич! Да как я могу…

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Тебя спрашиваю: есть или нет?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (вдруг ее осеняет; кажется, она поняла, что настал ее звездный час). Есть! Есть! (Порывисто бросается к Геннадию Дмитричу, так, что опрокидывает по дороге свечу.)

Свеча гаснет. В полной тишине слышен ее задыхающийся голос, перемежаемый страстными поцелуями.

Вот она, тут, готова, тебя дожидается, золотцо ты мое, котик мой ласковый, наконец решился! Нельзя тебе быть одному, присмотреть за тобой некому, дитя ты мое неразумное, шалунишечка, давно за тобой слежу, в обиду не дам, кто посмеет — покается. Уж я-то знаю, у кого, с кем, когда и с чем! Вдвоем, увидишь, какой порядок наведем! Разговорчики вредные, грязь, сексуализм этот поганый, накипь разную — вон! Соревнование объявим, другие поселки вызовем — пора, скажем, нашу жизнь очищать! В Москву пригласят — этого уж я добьюсь, будь покоен! Вот тогда покажу всем, кто за моей спиной анекдоты пускает — дева, дескать, я старая, нерожаха, в родительницы самозванкой влезла — вот, скажу, мой ребенок единственный! Муж мой законный! Заткните рты! За всю жизнь расплачусь!

Г о л о с Г е н н а д и я Д м и т р и ч а. Погоди. Погоди ты… А, черт! Света, света сюда!

Г о л о с З и н а и д ы Г е о р г и е в н ы. Что там, Генаша?

Г о л о с Г е н н а д и я Д м и т р и ч а. Спички! Да скорей же!

Г о л о с З и н а и д ы Г е о р г и е в н ы. Иду!

Чиркает спичка, зажигается свеча.

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Что случилось у вас?

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Свеча упала. Долго вы там копаться будете?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Сейчас, Генаша, сейчас… (Торопливо возвращается на кухню.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (Валерии Руслановне). Спятила? Посмотри на себя. Разве любовь такая бывает?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (пряча лицо в платок). Не надо.

Появляется Л е н о ч к а в фартучке, что делает ее еще милее.

Л е н о ч к а. Все готово! (Валерии Руслановне.) Тетечка Валечка, что с вами?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (глухо, не отнимая платка от лица). Голова разболелась. Домой пойду.

Л е н о ч к а. Да что вы! Без ужина не отпустим! (Подходит к занавеске.) Глебик, вставай, Глебик! (Осторожно открывает занавеску и вдруг кричит испуганно.) Где ты? (Геннадию Дмитричу, Валерии Руслановне.) Нет его! Мама!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а спешит на зов.

Нет ни его, ни словаря, ни фонаря!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Как — нет? (Берет свечу, освещает пустую кровать и черный провал открытого окна — путь бегства Глеба.) Вот тебе и фонарщик! Темнил, темнил…

Л е н о ч к а. Это он к ней! К ней!

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Похоже, и мне пора. (К величайшему изумлению окружающих, взбирается на подоконник.) Прощайте!

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. Куда ты?

З и н а и д а Г е о р г и е в н а. Замуж. За Ивана Ксенофонтовича моего. А то засохнем врозь, как фиалки без воды! (Исчезает в окне.)

Г е н н а д и й Д м и т р и ч (растерян, Валерии Руслановне). Какие фиалки?

В а л е р и я Р у с л а н о в н а (уже откровенно рыдая). Подписывался так, когда письма ей писал…

Л е н о ч к а. Записка! Это от Глеба! (Разворачивает, читает.) «Темно у вас, Леночка. Иду за светом».

Г е н н а д и й Д м и т р и ч. А где его взять?

Ослепительная молния. Удар грома.

З а н а в е с.