Уже полтора часа кружил вертолет, принадлежавший геологоразведовательному управлению, над бескрайней и безрадостно голой чукотской тундрой, такой знакомой и близкой всем, кто находился в чреве стальной птицы. Белая пустыня — сотни дней пешего пути, как сказали бы в старину.
Внизу от разбросанных то там, то тут пирамидок яранг, точно из кратеров крошечных вулканов, курясь, поднимались дымки очагов — свидетельства человеческого присутствия. Жилища пастухов, их олени, — больше, казалось, никто и ничто не живет здесь. Так было встарь, тысячу лет назад, так, или почти так, есть сейчас и так будет через год, через десять лет, через сто… если, конечно, вообще что-то будет.
Вертолет — птица цивилизации с могучим, не ведающим усталости сердцем — проносится над белым снежным морем, покрывая десятки километров за считанные минуты. Внутри его — люди…
Составилась веселая компания: участковый милиционер старший лейтенант Андрей Петрович Корниенко с приехавшим в отпуск с далекого Черного моря младшим братом лейтенантом ВМФ Олегом и Гена, муж Марины — школьной пассии младшего Корниенко. У нее дома братья продолжали веселую гульбу, начавшуюся почти неделю назад. Именно из-за Маринки оказались здесь мужчины, — Олегу втемяшилась в голову идея пострелять во вредивших оленеводам хищников.
Единственным недобровольным членом экспедиции являлся пилот вертолета Коля. К нему определение «веселый» совсем не подходило, так как из четырех мужчин, находившихся на борту вертолета, трезвым был только он один, а потому поводов для веселья решительно никаких не видел, наоборот, мысленно ругал себя за то, что сразу не послал участкового к черту, — жалобы населения ему, видите ли, поперек горла. Вертолетчик отлично понимал истинные причины, заставившие Корниенко организовать рейд против мифических волков-людоедов.
Некоторые всерьез обсуждали находку оленеводов — растерзанное человеческое тело! У любого нормального человека между тем не возникало сомнений, что это — фокус-покус, чушь и ерунда, выдумки досужих граждан — не было никакого трупа. Просто участковый хочет покрасоваться перед братом. Залили глаза, и на подвиги потянуло. Чего с них взять? Молодняк — одному «четвертной» едва стукнул, второму и того меньше..
Сначала подались было к северу, но, быстро переменив намерение, устремились в прямо противоположном направлении, к шестьдесят четвертой параллели. Там, в бассейне реки Анадырь, кочевьев было больше, хотя труп (никакой, конечно, не труп — окровавленные тряпки) нашли как раз севернее. Забыв о… квази-трупе, братья и их товарищ (надо ли*товорить, что все трое то и дело «усугубляли», плеская водку в захватанный пальцами стакан) время от времени принимались напряженно вглядываться в унылый пейзаж.
— Вот он, вот он! — завопил моряк, хватаясь за СВД[1] из арсенала брата, состоявшего, кроме вышеупомянутой винтовки, из АКС и пистолета Макарова (с ним старший лейтенант милиции почти никогда не расставался). Гена оставил жену дома (разобраться с ней; чтоб не строила глазки бывшему кавалеру, он решил позже), зато прихватил двустволку двенадцатого калибра.
— Кто?! Где?! — закричали чуть ли не хором товарищи.
— Да куда ты, м-м-мать!.. — Гена схватил за шиворот не в меру горячего лейтенанта, предотвратив его попытку как можно быстрее покрыть расстояние до земли (и всего-то двести метров — рукой подать), чтобы добыть шкуру серого хищника в схватке один на один.
Именно так можно было истолковать порыв Корниенко-младшего, который едва не вывалился из открытой двери вертолета.
— Пристегнись, придурок! — завопил участковый, трезвея на глазах. — Это собака, дурень, са-ба-ка!
— Домой бы надо вертаться, мужики, — обернувшись назад, прокричал пилот. — Пургу обещают.
Участковый и сам понимал, что экспедиция не удалась и если пилот говорит, что надо возвращаться, значит, надо возвращаться. Синоптики, конечно, могут и пошутить, но береженого Бог бережет, — погода в краю родном, особенно весной и осенью, весьма изменчива, а оказаться за здорово живешь застигнутым стихией в двух с лишним сотнях километров от дома перспективка малоприятная.
Вертолет лег на обратный курс.
Андрей Петрович почти совсем утратил интерес к тому, что происходило (или, точнее, не происходило) за бортом, участковому вдруг очень захотелось оказаться дома.
«Пора кончать пьянку», — подумал он в очередной раз.
Двое других охотников держались иной точки зрения. Они не забывали постоянно доливать «антифриза» в свою «противообледенительную систему». Таким образом, с момента начала полета каждый успел принять как минимум по семьсот граммов водки, совершенно при этом не чувствуя себя пьяным. Только благодаря неусыпному вниманию Корниенко-старшего и Гены ни одно животное (особой опасности по понятным причинам подвергались собаки) не пострадало. Огорченному, но не терявшему надежды Олегу так и не удалось открыть огонь.
«Зачем тогда, спрашивается, все эта канитель?» — думал он.
До дома оставалось еще минут двадцать, самое большее полчаса лету; небо потемнело, солнце ушло: похоже, прогноз оказался верным. От беспокойных размышлений участкового отвлек истошный вопль:
— Вот они! Вот они!
На сей раз кричал не брат, а Гена.
Вертолетчик тоже заметил волков и, обращаясь к старшему лейтенанту, прокричал:
— Ну чего? Как? Снижаться, что ли?
Он, вопреки логике, надеялся, что Корниенко даст отбой. Но… на сей раз ошибки не было: даже с высоты (вертолет начал быстро спускаться, хотя звери пока еще находились далеко) людям предоставлялась прекрасная возможность оценить размеры того, который бежал немного впереди, — огромного серого хищника. Хватало и одного взгляда на него, чтобы слово «людоед» перестало казаться плодом бредовых фантазий фэнов малобюджетных «телепугалок».
Второй был куда меньше, и участковый подумал: «Самка».
Звери почувствовали опасность и прибавили скорость. Разве могли они знать, что им не уйти от рождающей вихри машины? Не ведали они, что сидевшие в ней люди, не слишком надеясь на меткость стрельбы, в достатке запаслись патронами.
Загремели выстрелы.
— Дай мне! Мне дай! — кричал Олег Корниенко, нажимая на курок вверенной ему винтовки.
То ли оттого, что снайпером лейтенант ВМФ оказался самым что ни на есть никудышным, то ли оттого, что влил в себя слишком много спиртного, мерещилось Олегу, что все ему мешают, особенно стоявший рядом Гена. По каким-то одному ему ведомым причинам Корниенко-младший решил, что чем чаще он будет нажимать на курок, тем вернее достигнет результата. Олег вдруг забеспокоился, что муж Марины опередит его.
Последний, судя по всему, строил свои рассуждения подобным же образом и ни в какую не желал отставать от конкурента. В подобной обстановке попасть в бегущую мишень было бы затруднительно даже для снайпера. Оба стрелка палили почем зря, без всякого успеха.
— А, черт! — захрипел Олег, роняя запасной магазин, которым собирался заменить израсходованную обойму. Как ни пьян он был, как ни захвачен азартом охоты, все же сообразил, что за такую оплошность его по головке не погладят. — У нее прицел сбит, — крикнул он в глубину салона брату и попросил: — Дай автомат!
«А больше ничего не хочешь?» — хотел было ответить участковый, но неожиданно передумал и произвел обмен оружия.
Олег, бросив торжествующий взгляд на соперника, замерзшими пальцами перезаряжавшего ружье («Калашников» это вам не двустволка!), передернул затвор и, вскинув автомат, прицелился. С АКС у «морского волка» получилось еще хуже, чем с винтовкой.
Как раз в тот момент, когда палец Корниенко нажимал на спусковой крючок, чертов Гена выпалил из своей «берданки». Длинная очередь, конечно, ушла «за молоком». Второй раз выстрелить Олегу не удалось, впрочем, как и его сопернику.
— А ну вон отсюда оба, — раздался грозный окрик старшего лейтенанта. — Побаловались, и будет, хорош патроны тратить. — Прицел в порядке, придурок! — крикнул он прямо в ухо брату. — Плохому танцору… А ну свали!
Отогнав от двери незадачливых стрелков, которые нехотя, что-то бурча себе под нос (что именно, из-за рокота двигателя, свиста винта и завывания ветра разобрать было невозможно), выполнили приказ, участковый вскинул винтовку, тщательно прицелился и, задержав дыхание, нажал на курок.
Волк — будто кто-то невидимый, вынырнув из-под твердого, как рыцарский панцирь, наста, схватил его за передние лапы — упал, — несколько раз перевернулся через спину, но… поднялся и, волоча заднюю правую лапу, попытался продолжить движение на трех конечностях.
Он еще, возможно, сумел бы уйти, тем более что внезапно поднявшийся ветер, кружа, гнал по насту с северо-востока, от океана, белую мучнистую поземку. У него еще оставался шанс на спасение, но дуло винтовки участкового трижды, озарившись вспышками, изрыгнуло горячий свинец. Волк споткнулся, упал и забился на ледяном насте, взвизгивая и скуля, как побитый щенок. Ничего этого ни стрелок, ни кто-либо иной из его спугников, конечно же, не слышал, тем более что всеобщее внимание оказалось привлеченным теперь к меньшему из зверей.
Самка (во всяком случае, так предполагал старший лейтенант), в противоположность ее массивному другу, казалась даже хрупкой.
«Может, не стоит стрелять в нее? — мелькнуло в мозгу у Корниенко. На секунду он заколебался, рука дрогнула; серый зверь исчез из перекрестья прицела. Но это продолжалось не более чем мгновение. — Что еще за новость? Это всего лишь волк, хищник, возможно, и правда убийца людей».
Совершенно протрезвевший от ледяного ветра, участковый рассердился на себя за дурацкую слабость. Но куда большее раздражение вызывала вся ситуация, в которой он оказался.
«Пора кончать с этим», — решительно сказал себе старший лейтенант Корниенко и, поймав в перекрестье прицела голову волка, плавно, словно боясь спугнуть добычу, надавил на курок.
— Есть! — закричали все, даже и Коля. — Наповал!
Сомнений в точности выстрела ни у кого не было, самка упала замертво.
— Спускайся, — крикнул пилоту участковый, убирая винтовку. — Подберем их, да и валим отсюда, со сводкой, похоже, не наврали.
И действительно, ветер усилился. Солнце давно скрылось за грязновато-белой дымкой, и, несмотря на то что времени было чуть за полдень, стало почти совсем темно.
— Может, полетим, а? — крикнул пилот. — Пристрелил тварей, и ладно, а, Петрович. Может, ну их на хрен?
— Дольше болтаем, — махнул рукой Корниенко. — Садись знай.
Вертолетчик молча исполнил указание: и верно говорят: «Раньше сядешь…»
Все трое пассажиров покинули вертолет и, пригибаясь так, точно это могло помочь им стать недосягаемыми для пронизывающего ветра и снежного крошева, кружившегося в вихревых воздушных потоках, поднятых винтом вертолета, поспешили туда, где темнела серая туша одного из волков, уже изрядно припорошенная поземкой.
— А где второй-то? — спросил озадаченный лейтенант, обращаясь не то к брату, не то к Гене, не то к кому-то еще, и сам же себе и ответил: — Не видать чего-то.
Не слушая бормотаний Олега, старлей шагал дальше, мысленно ругая пилота за то, что посадил вертолет так далеко от волков.
«С высоты всегда все выглядит иначе, чем внизу, — подумал участковый. — И все-таки это второй волк, первый, здоровый, должен лежать вон там, еще метрах в пятидесяти…»
— Вы идите, идите, — махнул он спутникам, которые, увидев, что Андрей остановился, обогнали его, сбавили ход и обернулись, вопросительно глядя на начальника их маленькой экспедиции. — Тащите его в вертолет, я пойду поищу второго.
С этими словами Корниенко свернул в сторону. Волки в тот момент, когда старший лейтенант стрелял в них, шли не строго один за другим, а бежали на расстоянии метров пятидесяти-шестидесяти. Когда он подстрелил здорового, второй изменил направление движения и… пошел выручать друга?
— Чушь какая, — пробормотал Андрей Петрович. — Не люди же они…
«Стоп!.. Точно, вот кровь, и дальше? Неужели уполз гад? Нет, не мог. Хотя… вот же следы. Судя по всему, ранен серьезно, далеко уйти не сможет. Эх, кабы не поземка и не надвигающаяся пурга!..»
Долго раздумывать участковому не пришлось. Оттуда, где лежал второй, убитый им волк, раздался необычайно высокий, этакий «петушиный» крик. Обладатель фальцета звал старлея по имени:
— Андрей, Андрюшка!
— Андрей Петрович, Андрей! — вторил ему другой голосом, более, чем у первого, походившим на человеческий. — Сюда иди, скорей!
Понимая, что произошло нечто особенное (трусом Олег никогда не числился, должно было случиться нечто экстраординарное, чтобы он так закукарекал), Корниенко нехотя поспешил на зов, бурча себе под нос:
— Ну что там у вас такое? Что стряслося-содеялося?
Оказавшись рядом с убитым волком, участковый остановился как вкопанный. В звенящей тишине (уши заложило точно ватой) ему послышалась, как «звякнула», отвисая, его собственная нижняя челюсть. Теперь он вполне мог разделить эмоции брата.
— Ни себе хрена?! — озадаченно произнес старший лейтенант, едва слыша свой голос, долетавший откуда-то издалека, и лишь по напряжению связок понимая, что говорит громко, почти кричит (привыкли орать в вертолете, пока летали).
«Ох, лучше бы мы остались дома», — с подлинным раскаянием подумал Корниенко.
Он закрыл глаза, потом открыл их снова.
Видение не исчезло. На жестком насте, изрядно припорошенное снегом, лежало тело великолепно сложенной молодой женщины лет двадцати — двадцати пяти. Остекленевший взгляд участкового буквально приклеился к пухловатым детским щечкам, к маленькому, чуть приоткрытому, капризному ротику. Андрей никак не решался посмотреть выше, туда, где в черепе девушки зияла огромная, на полголовы, рана. Кровь на волосах не успела еще засохнуть. Не было нужды вызывать экспертов, чтобы понять: убила женщину разрывная пуля из его винтовки и не далее чем пять минут назад.
Тут в мозгу старшего лейтенанта милиции запели фанфары и чей-то зычный голос произнес, освежая в памяти его же собственные слова, сказанные сегодня утром, когда «поправлялись» пивком, в ответ на назойливые требования брата отправиться на поиски волчьей шкуры, которую тот всенепременно желал по-гусарски швырнуть под ноги Маринке: «Гори они синим пламенем, эти волки. Слетаем, поглядим, может, и правда кого-нибудь пристрелим!»
«Вот и пристрелили, — подумал трезвый, как горный хрусталь, Корниенко и спросил самого себя: — Откуда же она здесь взялась?»
Участковый дико уставился на снег, — следы запорошила поземка, но старший лейтенант отчего-то не сомневался, что, сколько бы он ни искал, не найти ему вокруг ничего похожего на отпечатки маленькой босой женской ножки.