Комментарии к жизни. Книга первая

Поглощенность ума

Это была узкая улица, переполненная людьми, но без слишком большого движения транспорта. Когда автобус или автомобиль проезжали, нужно было отходить к самому краю, почти к канаве. Там было несколько очень маленьких магазинов и маленький храм без дверей. Этот храм был исключительно чист, и там находились местные жители, хотя и не в большом количестве. У стены одного из магазинов сидел на земле мальчик, делающий гирлянды и маленькие букеты цветов. Должно быть, ему было двенадцать или четырнадцать лет. Нить была в маленькой фляге воды, а перед ним разложенные на влажной ткани в небольшие кучки лежали жасмин, несколько роз, ноготки и другие цветы. С ниткой в одной руке другой рукой он выбирал из ассортимента цветов. И быстрым, ловким скручиванием нити цветы были связаны, и букет был готов. Он почти не обращал внимание на то, что делали его руки, глаза его блуждали по проходящим мимо людям. Они улыбались при встрече кого-то знакомого, возвращались к его рукам и вновь отвлекались. Только что к нему присоединялся другой мальчик, и они начали разговаривать и смеяться, но руки его никогда не оставляли свою работу. К тому времени образовалась настоящая кипа связанных цветов, но было немного рановато продавать их. Мальчик остановился, встал и ушел, но вскоре возвратился с другим мальчиком, помладше, чем он, возможно, его братом. Тогда он возобновил свое приятное занятие с той же самой непринужденностью и скоростью. Теперь повалил народ за покупками, поодиночке или компаниями. Они, должно быть, были его постоянными клиентами, поскольку были улыбки и обмен несколькими словами. С того времени он никогда не покидал своего места в течение более чем часа. Стоял аромат разных цветов, и мы улыбнулись друг другу.

Дорога вела к тропинке, а тропинка к дому.

Как мы привязаны к прошлому! Мы даже не привязаны к прошлому: мы и есть прошлое. И что за сложная штука это прошлое, одно за другим хаотичные воспоминания, такие лелеемые и такие грустные. Они преследуют нас день и ночь, но иногда бывают великие прорывы, проливающие ясный свет. Прошлое похоже на тень, делающую вещи тусклыми и неясными. В этой тени настоящее теряет свою яркость, свою свежесть, а завтра становится продолжением тени. Прошлое, настоящее и будущее связаны вместе длинной нитью памяти, вся связка — это память с небольшим благоуханием. Мысль перемещается через настоящее в будущее и снова назад. Подобно беспокойному животному, привязанному к шесту, она перемещается в пределах своего определенного радиуса, узкого или широкого, но она никогда не свободна от своей собственной тени. Такое движение — это поглощенность ума прошлым, настоящим и будущим. Ум и есть поглощенность. Если ум не поглощен, он прекращает существовать, сама его поглощенность — это его существование. Поглощенность оскорблением или лестью, богом или выпивкой, добродетелью или страстью, работой или самовыражением, сохранением или дарением — это все равно. Это — все еще поглощенность, беспокойство, неугомонность. Быть поглощенным чем-либо, мебелью или богом, является состоянием мелочности, недалекости.

Поглощенность дает уму чувство деятельности, ощущение того, что он живет. Именно поэтому ум накапливает знания или отрекается, он поддерживает себя с помощью поглощенности. Ум должен быть занят чем-то. Чем он занят, это имеет небольшое значение, важным является то, что он увлечен, а лучшие увлечения имеют социальное значение. Быть поглощенным чем-то — это характерная природа ума, и из этого вытекает его деятельность. Быть поглощенным богом, государством, знанием является деятельностью поверхностного ума. Поглощенность чем-то подразумевает ограничение, и бог, порожденный умом, — поверхностный бог, как бы высоко ум его ни возносил. Без поглощенности ум не существует, и страх не быть делает ум беспокойным и деятельным. Эта беспокойная деятельность принимает обличие жизни, но это не жизнь, она всегда ведет к смерти, к той смерти, которая является той же самой деятельностью в другой форме.

Мечта — это другое занятие ума, символ его неугомонности. Мечтание — это продолжение сознательного состояния, продление того, что нереально в течение часов повседневной занятости. Деятельность и поверхностного, и глубинного мышления основана на увлечении чем-то. Такое мышление может осознать конец только как продолженное начало, оно никогда не сможет осознать окончание, а только результат, но результат вечно имеет продолжение. Поиск результата — это поиск продолжения. Ум или поглощенность не имеет никакого окончания, но только к тому, что имеет конец, может прийти новое, только к тому, что умирает, может прийти жизнь. Смерть поглощенности, ума является началом молчания, полного молчания. Между этим непостижимым молчанием и деятельностью ума нет никаких взаимоотношений. Чтобы возникли взаимоотношения, должен быть контакт, общность, но между молчанием и мышлением нет никакого контакта. Ум не может общаться с молчанием, он может контактировать только с его собственным придуманным им состоянием, которое он называет молчанием. Но такое молчание — это не молчание на самом деле, это просто другая форма поглощенности. Поглощенность — это не молчание. Молчание возникает только после смерти мысленной поглощенности молчанием.

Молчание — это вне пределов мечтания, вне пределов деятельности глубинного мышления. Глубинное мышление — это осадок, осадок прошлого, доступного или скрытого. Это остаточное прошлое не может переживать молчание. Оно может мечтать об этом, как оно это часто и делает, но мечта нереальна. Мечту часто принимают за реальность, но мечта и мечтатель — это поглощение мышлением. Мышление — это целостный процесс, а не отдельная часть. Полный процесс деятельности, накопленной и приобретенной, не может находиться в общности с той тишиной, которая является неистощимой.