С. 247
Когда Швейк, которого по русской шинели и фуражке ошибочно приняли за пленного русского
По поводу использования в оригинале русизма «фуражка»: furažce (v ruském plášti а ve furažce), как специфического обозначения именно русского армейского головного убора, отличного от австрийского кепи (Feldkappe, čepice), см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 47 и ч. 2, гл. 1, с. 267.
Ударил его прикладом по плечу, прибавив: «Baszom az elet» /Грубое мадьярское ругательство/.
Венгерское elet – жизнь. Baszom – см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 414.
С. 248
На Шумаве в одной каменоломне
Шумава – горные юго-западные районы Богемии, см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 331.
Пленный русский, которому Швейк рассказывал эту историю, недоумевающе смотрел на него, и было ясно, что из всей речи он не понял ни слова.
Смысл верен, но у Гашека буквально сказано следующее:
Rusky zajatec, kterému to Švejk vyprávěl, díval se na něho s plným porozuměním, že z celé řeči nerozumí ani slova.
Взгляд пленного русского, которому Швейк рассказывал эту историю, ясно выражал то, что он ни слова из всей речи не понял.
Татарин сел на землю и, скрестив ноги и сложив руки на груди, начал молиться: «Аллах ахпер – аллах ахпер – безмила – арахман – арахим – малинкин мустафир».
В комментариях к русскому переводу и чешскому оригиналу (Allah achper – Allah achper – bezmila – arachman – arachim – málinkin mustafír) забавное несходство переводов:
ПГБ: Мусульманская молитва на арабском языке. Перевод: «Аллах велик, аллах велик. Именем аллаха милостивого, милосердного. Владыка загробной жизни…».
ZA 1953 (как водится, безо всякой проверки слово в слово копирующий Гулу BH 2012): Tatarsky: Velký bože – velký bože – milosrdný—slituj se – smiluj se – prostý vojáček. (Великий боже – великий боже – милосердный – сжалься – пожалей – бедных солдат.)
По поводу чего с удовольствием приведу комментарий моего замечательного друга Михаила Эдельштейна:
Не вполне понимаю, какие тут могут быть разночтения в переводе. Аллах акпер = Аллах акбар = Аллах велик. Дальше искаженное «Бисмилляхи ар-Рахман ар-Рахим» – «Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного», как это обычно передается по-русски, хотя арабисты переводят несколько эстетнее (например: Во имя Аллаха, Бесконечно-добродетельного, Щедровознаграждающего). А дальше – сильно искаженные, произвольно соединенные и потому контекстуально бессмысленные два слова из разных мест той же молитвы: Малики – форма от «Малик», «Царь» (в молитве сочетание «Малики яумиддин», т. е. «Царь Судного дня») и Мустаким – «правильный», «истинный» (из словосочетания «сыраталь мустаким» – «истинный путь»). Все вместе это кусочки суры Аль-Фатиха – первой суры Корана, самой распространенной мусульманской молитвы, читаемой при каждом намазе.
Т. е. татарин, насколько я понимаю, совершает намаз (а может, просто молится), а Швейк улавливает и искажает кусочки его молитвы. Правда, остается любопытный вопрос, искажает по малограмотности или же Гашек таким образом пытается передать реальный татарский акцент (т. е. понятно, что «малинкин мустафир» просто нерелевантная тарабарщина, но «ахпер», возможно, и может быть близко к татарскому варианту произношения «акбар». В конце концов, этот татарин же не обязан говорить на чистом арабском.
— Так ты, выходит, татарин? — с сочувствием протянул Швейк. — Тебе повезло. Раз ты татарин, то должен понимать меня, а я тебя. Гм! Знаешь Ярослава из Штернберга? Даже имени такого не слыхал, татарское отродье? Тот вам наложил у Гостина по первое число. Вы, татарва, тогда улепетывали с Моравы во все лопатки.
Ярослав из Штернберга (Jaroslav ze Šternberka) – мифический персонаж, который, согласно легенде, верховодил армией, остановившей в 1241 году нашествие на Европу орд Батыя у горы Гостин (Hostýn) в Моравии. Исторических документов, подтверждающих его существование, не сохранилось, хотя всем очевидно, что реальный князь-прототип у него определенно был. Впервые имя Ярослава из Штернберга появляется в хрониках историка Вацлава Гаека (Václav Hájek z Libočan), датированных XVI веком. Героический воевода Ярослав один из главных персонажей знаменитой чешской подделки а ля Велесова книга – «Кралеводворской рукописи» («Rukopis královédvorský»).
Видно, в ваших школах этому не учат, а у нас учат. Знаешь Гостинскую божью матерь? Ясно, не знаешь. Она тоже была при этом. Да все равно теперь вас, татарву, в плену всех окрестят!
Согласно легенде, в ночь перед битвой у Гостинской горы Дева Мария явилась во сне Ярославу из Штернберга и благословила на бой с нехристями. В ознаменование чего позднее, уже в XVIII веке, на вершине горы Гостии была воздвигнута часовня Деве Марии (Nanebevzetí Panny Marie). И в прошлом, и ныне – популярное место паломничества.
См. также комм, об особой неприязни Швейка к мусульманам (ч. 1, гл. 1, с. 32) и сравни с куда как более мягким восприятием вечных врагов чехов, но при этом крещеных, венгров (комм., ч. 2, гл. 3, с. 408).
С. 249
Швейк обратился к другому пленному:
— Ты тоже татарин?
Спрошенный понял слово «татарин» и покачал головой:
— Татарин нет, черкес, мой родной черкес, секим башка.
Швейку очень везло. Он очутился в обществе представителей различных восточных народов. В эшелоне ехали татары, грузины, осетины, черкесы, мордвины и калмыки.
Трудно сказать, где и как к Гашеку явилось знание и понимание того, что Россия населена не одним лишь братьями-славянами. Возможно, еще в рядах австрийской армии, поскольку, факт известный, пленных писатель брал собственноручно и за этот подвиг с него, бедолаги-юмориста, даже было снято отложенное наказание за дезертирство. Однако вполне вероятным кажется и более позднее время комиссарствования в Поволжье, с его добрым десятком смешанных этносов и языков. Во всяком случае, мысль о том, что русский воин может русского вполне и не разуметь, отчетливо выражена в рассказах, напечатанных Гашеком еще до начала работы над романом.
Dole na mne čekal na strážnici můj průvod. Dvanáct statných chlapíků Čuvašů, kteří znali velice málo ruský, takže mně nijak nemohli vysvětlit, zdali jsou mobilizováni či dobrovolci. Z jich bodrého a strašného vzezření dalo se soudit, že spíše jsou to dobrovolci, odhodlaní na všechno («Velitelem města Bugulmy» – «Tribuna», 1921).
Внизу в караулке ждал меня мой отряд. Двенадцать статных парней-чувашей, которые по-русски говорили так плохо, что я даже не смог понять, добровольцы они или мобилизованные. Один лишь их бодрый и устрашающий вид свидетельствовал, что добровольцы готовы на все («Комиссар города Бугульмы» – «Трибуна», 1921).
И далее там же:
Moji Čuvaši, ozbrojení až po uši, prohlížejíce vesnici, přivlékli ke mně starostu Davledbaje Šakira, který držel v ruce klec s třemi bílými veverkami, a jeden z nich, který uměl nejlépe ruský, obrátil se ke mně s tímto objasněním:
«Čuvaši pravoslavní jeden, deset, třicet, padesát let – Čeremiši pohani, svině». Vyrvav z ruky Davledbaje Šakira klec s bílými veverkami, pokračoval: «Bílá veverka je jejich bůh – jeden, dva, tři bohové».
Мои вооруженные до зубов чуваши после обыска в деревне привели ко мне старосту Давледбая Шакира, который держал в руке клетку с тремя белыми белками, и тот из чувашей, что лучше всех знал русский, стал объяснять:
— Чуваши – православные один, десять, тридцать, пятьдесят лет. Черемисы – свиньи, нехристь, — тут он вырвал клетку с белыми белками из рук Давледбая Шакира. — Белая белка им бог. Один, два, три бога.
Неожиданно и необъяснимо то, что в переводе подвергнут корректировке русский язык оригинала, golovy řežu стало «секим башка» (Tatárin net, Čerkes, rodneja Čerkes, golovy řežu). Практика, характерная для польских переводчиков, всегда подправляющих или переписывающих polštinu оригинала, но совершенно не типичная для ПГБ.
А совсем уже нехорошо то, что правильно, если уже передавать Гашека горским, было бы «секир башка», а «секим башка» – похожее по звучанию, но совершенно иное по смыслу и предполагаемому набору действий выражение.
К несчастью, он ни с кем из них не мог сговориться, и его наравне с другими потащили в Добромиль, где должен был начаться ремонт дороги через Перемышль на Нижанковичи
Добромиль (написание современного украинского названия совпадает с русским) – совсем небольшой городок в шести километрах на северо-запад от Хырова. Железнодорожная ветка Перемышль – Хыров действительно проходила и проходит поблизости. До Перемышля от Добромиля (ныне польский Przemyśl) – 26 километров на север.
Нижанковичи (современное украинское название Нижанковичi) – поселок на берегах реки Выгоря с одноименной железнодорожной станцией. ПГБ совершенно прав, когда указывает в комментарии, что при взгляде со стороны Добромиля дорога, безусловно, должна определяться как дорога на Перемышль через Нижанковичи, а не наоборот. От Добромиля до Нижанковичей – 13 километров, от Нижанковичей до Перемышля – еще столько же выше на север.
Как твоя фамилия? Швейх?
В оригинале: Švejch. См. комм, об амбивалентности фамилии главного героя романа: ч. 1, гл. 1, с. 21.
Откуда ты? Ага, Прага, знаю, знаю, это около Варшавы.
Прага (Praga) – один из исторических районов польской столицы Варшавы (Warsaw), в ту пору входившей в состав Российской империи. Расположен в центральной части современного города на восточном берегу Вислы. Любопытно, что однозвучность для русского уха чешского Praha и польского Praga имеет совершенно разные корни. Польская от pražyć – выжигать, гореть, поскольку именно так, выжиганием лесов освобождалась территория под будущую часть Варшавы Прагу. Чешская же, скорее всего, от слово práh – порог, живые и чудесные буруны, которого на Влтаве может увидеть любой гуляющий по Карлову мосту.
Старший писарь взял военный справочник и принялся его перелистывать.
— Девяносто первый полк, эреванский, Кавказ, кадры его в Тифлисе;
Это ошибка или поэтическая вольность. Русский 91-й пехотный полк – Двинский. Ереванский – Царя Михаила Феодоровича 13-й Лейб-гренадерский Эриванский Его Величества полк. Судя по отрывочной хронологии, и тот и другой начинали войну на Западном фронте, но позднее были переброшены на Юго-Западный, в Галицию.
Ваш царь – сволочь, а наш – голова!
В оригинале немецкий дериват: ksindl (Váš car je ksindl) от немецкого Gesindel – сброд, отребье.
вошел зобатый штириец с плаксивым лицом кретина
Штирия – см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 260.
С. 251
писарь вытащил из ящика четыре сигареты «Спорт»
Сигареты «Спорт» – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 344.
Швейк на ломаном немецком языке принялся рассказывать, что в одном полку у одного офицера был такой же послушный денщик. Он делал все, что ни пожелает его господин.
Когда его спросили, сможет ли он по приказу своего офицера сожрать ложку его кала, он ответил: «Если господин лейтенант прикажет – я сожру, только чтобы в нем не попался волос. Я страшно брезглив, и меня тут же стошнит».
Ломаный немецкий в оригинале – чешский, с редкими немецкими дериватами. Так, последняя фраза имеет вид: to si strašně ekluju, to by se mi udělalo hned špatně – это страшно противно и как бы мне не сделалось плохо (ekluju – от немецкого Ekel).
«Мне никто не поверит, — подумал Швейк, — что на свете могут быть такие фамилии, как у этих татар: Муглагалей Абдрахманов – Беймурат Аллагали – Джередже Чердедже – Давлатбалей Нурдагалеев и так далее.
См. комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 249. К уже сказанному о гносеологической роли Поволжья в жизни товарища Гашека можно добавить не менее, по всей видимости, познавательно полезное время его пребывания в Иркутске уже в конце гражданской войны, где среди прочего будущий автор «Швейка» состоял редактором издававшегося большевиками на бурятском коммунистического листка. А личная охрана пропагандиста и агитатора бурят, по воспоминаниям второй жены романиста Александры Львовой, состояла из черкесов – golovy řežu.
С. 252
У нас фамилии много лучше. Например, у священника в Живогошти фамилия Вобейда /Вобейда – в русском переводе «хулиган»/.
У Гашека Жидогоушти (в оригинале Židohoušti). Большинство гашковедов считают это название опиской, возможно действительно что-то недослышал липницкий секретарь Гашека Климент Штепанек (Kliment Štěpánek), стенографировавший эту часть романа. Скорее всего, имелась в виду Живогошть (Živohošť) – деревня на Влтаве в 50 километрах на юг от Праги, большая часть которой была затоплена в 1954 году при создании Слапской гидроэлектростанции (Slapskou přehradní nádrží). См. комм, о сходной судьбе другого романного топонима Чехии Нижних Краловиц: ч. 3, гл. 3, с. 143. Впрочем, в Живогоушти приходский храм, костел святых Фабиана и Себастьяна (Farní kostel sv. Fabiána а Šebestiána) с прилегающим кладбищем, располагавшийся на холмике, под воду не ушел и, соответственно, стоит на чешской земле и по сей день.
Что касается фамилии попа Хулиганов, (V)obejda – буквально «праздношатающийся», то в реальной чешской жизни существовал и даже упоминается в романе известный пацифист и отказник по религиозным убеждениям с фамилией Nemrava (Аморалкин). См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 427.
Куда лучше наши имена и фамилии: Богуслав Штепанек, Ярослав Матоушек или Ружена Свободова.
О первом в списке Богуславе Штепанеке (Bohuslav Štěpánek), к сожалению, до сих ничего не известно, но, по всей видимости, это был такой же вполне реальный, известный Гашеку человек, как номера второй и третий в списке.
Ярослав Матоушек (Jaroslav Matoušek) – чешский литератор, автор биографии «Якоба Бем. Философ-мистик эпохи возрождения. Его жизнь, труды и ученье» («Jakub Böhme. Filosof – mystik doby renesanční. Jeho život, spisy a učení»). Вышла впервые в двадцатых и до сих пор переиздается.
Ружена Свободова (Růžena Svobodová, 1868–1920) – жена поэта, литератор, автор импрессионистской прозы о женской доле.
и он на мотив марша Радецкого распевал: «Граммофон меняю на детскую коляску!».
«Марш Радецкого» – произведение отца будущего короля «вальсов и полек» Иоганна Штраусса-старшего (опус 228), сочиненное в 1848-м. См. комм., на этой странице ниже.
О самом великом австрийском маршале из славян см. комм., ч. 1, гл. 7, с. 86.
Его усы, слипшиеся от контушовки
Очень сладкий анисовый ликер – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 304.
воткнул по засохшей кисточке от гуммиарабика
В оригинале: štětce od arabské gumy. Возможно, тут Гашеку вспомнилось его прошлое ученика аптекаря. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 25. Во всяком случе, согласно старому чешскому словарю, в те давние времена в Богемии:
Guma arabská, gummi arabicum – sušená štáva z kůry afrických akácií (zejména z druhu Acacia Senegal) používaná jako emulgátor a к pnpravě emulzí, které chrání sliznice (např. žaludku) před působením dráždivých léčiv (mucilaginosa), a jako komponent při výrobě mikrokapslí.
Arabic gum, gummi arabicum – высушенный сок, получаемый из коры африканских акаций (главным образом сенегальских), используется как связующее при приготовлении эмульсий, защищающих слизистую (например, желудка), от воздействия раздражающих веществ (болеутоляющих), и как компонент микрокапсул.
Как пищевая, обволакивающая добавка используется и поныне, под непоэтическим названием Е414.
Впрочем, нельзя исключить и вдохновляющего соседства с липницким дачником, художником Панушкой (см. комм., ч. 2, гл. 1, с. 256), поскольку гуммиарабик как был, так и остается у живописцев-станковистов связующим для гуаши и прочих сухих веществ. Ну а как клей, безопасный для лизания, всегда наносился на оборот почтовых марок.
В заключение не откажу себе в удовольствии включить небольшое, но веселое замечание блогера khathi:
Гуммиарабик до сих пор предпочитают переплетчики и художники, поскольку лучшего связующего для акварели еще не придумано, а в переплетном деле он защищает бумагу от ультрафиолета и не привлекает червей, которые обожают жрать крахмал.
Зато он начал барабанить по стулу, распевая на мотив «Ich weis nicht, was soll es bedeuten» /«He знаю, что это значит» (нем.)/ новое объявление: «Каролина Дрегер, повивальная бабка, предлагает свои услуги достоуважаемым дамам во всех случаях…».
«Ich weis nicht, was soll es bedeuten»/«He знаю, что это значит» – одна из забитых в самое подсознание немецкоязычных народов песня о рейнской фее смерти Лорелее («Die Lorelei») Фридриха Зильхера (Friedrich Silcher, 1789–1860) на слова Генриха Гейне (Heinrich Heine, 1797–1856). Стихи сочинены в 1824-м, положены на музыку в 1837-м. А вот начало русского перевода Льва Мея (1858):
Ich weidnicht, was soll es bedeuten
Dadich so traurig bin;
Ein Märchen aus alten Zeiten,
Das kommt mir nicht aus dem Sinn
Бог весть отчего так нежданно
Тоска мне всю душу щемит,
И в памяти так неустанно
Старинная песня звучит?
А вообще, за русский вариант кто только не брался: от Апполона Майкова до Александра Блока, и даже англоман Маршак, но в романе право представлять великого поэта Я. Гурьян, Д. Горобов или сам ПГБ не уступили никому из достойных предшественников.
Забавная связь в переходе пьяного фельфебеля от «Марша Радецкого» к «Лорелее» заключается в том, что «Lorelei Rheinklänge» (опус 154) – одно из самых известных и популярных произведений все того же Иоганна Штрауса старшего. См. комм, выше на этой же странице.
С. 254
отправить прямо в Перемышль для восстановления железнодорожного пути Перемышль – Любачов
Любачув (Lubaczów) – польский город на северо-востоке от Перемышля. Расстояние по прямой – 56 километров.
Такой случай представился только в Перемышле
См. комм, об этом городе-крепости: ч. 1, гл. 14, с. 211. Что же касается неравнодушного русского взгляда на военное и психологическое значение весьма непростых первоначальных как осады, так и взятия Перемышля, а также последовавшей затем, спустя полгода, крайне болезненной, но неизбежной потери этого австрийского орешка, то нет ничего достойней воспоминаний очевидца – командующего 8-й армией Юго-западного фронта – генерала Алексея Алексеевича Брусилова (АБ 1963).
и по куску черствого кукурузного хлеба.
«Хлеб» в оригинале: trupelovitý (po kusu trupelovitého kukuřičného chleba) – это очень редкий немецкий дериват, найденный Ярдой Шераком (JŠ 2010) только в немецко-чешском словаре Котта (Česko-německý slovník Fr. Št. Kotta). От немецкого Truppe, то есть хлеб не черствый, а солдатский.
С. 255
Майор Вольф был твердо уверен, что пленные русские притворяются дурачками
«Притворяются дурачками» – в оригинале русский дериват во времена Гашека: gramotnost (že ruští zajatci zapírají svou gramotnost), ставший в период правления коммунистов общеупотребительным.
— Осмелюсь доложить, господин майор, — ответил Швейк
Момент в жизни Швейка настолько исключительный, что он переходит с разговорного (см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26), на правильный литературный чешский, иными словами, строит обращение, употребляя звательный падеж для всех его составляющих: «Poslušně hlásím, pane majore», odpověděl Švejk» – во всех иных случаях в звательном падеже у него было и будет только первое слово: pane major.
Уже в течение многих месяцев командирам воинских частей рассылались секретные инструкции относительно предательской деятельности за границей некоторых перебежчиков из чешских полков. Было установлено, что эти перебежчики, забывая о присяге, вступают в ряды русской армии и служат неприятелю, оказывая ему наиболее ценные услуги в шпионаже.
См. комм, о Чешской дружине и Чешском легионе: ч. 1, гл. 11, с. 153.
С. 256
В вопросе о местонахождении какой-либо боевой организации перебежчиков австрийское министерство внутренних дел пока что действовало вслепую. Оно еще не знало ничего определенного о революционных организациях за границей, и только в августе, находясь на линии Сокаль – Милятин – Бубнова, командиры батальонов получили секретные циркуляры о том, что бывший австрийский профессор Масарик бежал за границу, где ведет пропаганду против Австрии. Какой-то идиот в дивизии дополнил циркуляр следующим приказом: «В случае поимки немедленно доставить в штаб дивизии».
Комментарий этого поневоле приведенного полностью абзаца следует начать с конца. Дело в том, что во всех чешских изданиях коммунистических времен, выходивших с 1951 по 1955-й, изымалось немедленно за этим следовавшее личное ироническое обращение Гашека к Масареку:
Toto tedy připomínám panu presidentovi, aby věděl, jakě nástrahy a léčky byly na něho kladeny mezi Sokalem – Milijatinem a Bubnovou.
Я это сейчас напоминаю пану Президенту, чтобы не забывал, какие засады и силки на него готовились между Сокалем – Милятином и Бубново.
По всей видимости, не было этого «кивка» и в том экземпляре, которым пользовался ПГБ, и, соответственно, не оказалось его и в русском переводе.
Томаш Гарриг Масарик (Tomáš Garrigue Masaryk) – человек, без которого бы не было независимой Чехословакии, да и самой Европы в ее современном виде, на русско-австрийском фронте никогда не был, но как один из главных символов и вдохновителей чешского национального движения посещал штаб-квартиру Чешского корпуса (Дружины) в Киеве между двумя русскими революциями в 1917-м, и запросто мог встречаться нос к носу с будущим автором романа о Швейке, так что право на обращение «запросто», наверное, у Гашека и было.
Сокаль – см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 197.
Милятин – городок в Волынской области современной Украины, 28 километров на северо-восток от городка Сокаль. До войны находился прямо на границе России и Австро-Венгрии, проходившей здесь по реке Стрипе. Благодаря маршрутным записям в полковом журнале 91-го пехотного полка, Йомар Хонси (JH 2010) установил, что сам Гашек во время летнего наступления австрийцев прошел через Милятин 28 августа 1915 года.
Бубново – еще один городок на Волыни (современное украинское название Бубнiв), 26 километров на северо-запад от Милятина. Йомар Хонси (JH 2010) замечает, что в августе 1915 года линия фронта проходила именно там, где и отмечена Гашеком: Сокаль – Милятин – Бубново. См. также комм., ч. 4, гл. 3, с. 294.
Майор Вольф в то время еще и понятия не имел, что именно готовят Австрии перебежчики, которые позднее, встречаясь в Киеве и других местах, на вопрос: «Чем ты здесь занимаешься?» – весело отвечали: «Я предал государя императора».
См. комм, о Чешском легионе в России: ч. 1, гл. 11, с. 153.
В одном трактире в Либени мы не могли решить, как поступить со шляпником Вашаком
Нет никакой возможности объяснить, почему при переводе совершенно конкретное название трактира «На Завадлице» (v hospodě,Na Zavadilce’ v Libni) стало туманным «в одном». Но что-то в этом провиденциальное. Дело в том, что в пражском районе Либень (см. комм., ч. 1, гл. 13, с. 179) не было во времена Швейка трактира с нужным названием. Был очень близко, на Краловском проспекте (Královská tř. 68/91), но в соседнем Карлине. Возможно, оттого и путаница.
Со шляпником Вашаком чуть проще. Ярда Шерак (JŠ 2010) обнаружил упоминание о шляпнике Яне Вашаке (Jan Vašák) в старых домовых книгах Жижкова. Так что Гашек мог либо увидеть объявление мастера в газете, либо же попросту однажды провести с ним совместную ночку в участке. Последнее, увы, с наибольшей вероятностью.
С. 259
Если не найдете веревки, повесьте его на простыне
«Простыня» в оригинале немецкий дериват: lajntuch (pověsí ho na lajntuchu). От das Leintuch.
упомянув при этом о «вонючей дупе» /Задница (польск.)/
Странная вышла русско-польская конструкция у переводчика, отлившаяся затем в одно слово – «задница». В оригинале все проще и яснее, хотя и на чистом польском языке: о dupě zasrané (zmíniv se ještě něco o «dupě zasrané»).
Кстати, как обычно, и тут в польском переводе Павла Хулка-Ласковски (Pawel Hulka-Laskowski) хоть порядок слов, да изменен: Jakieś słowo о zasranej dupie. См. также комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 249
С. 260
Этот кошачий чин был, собственно говоря, только восстановлением старого института, упраздненного после войны шестьдесят шестого года.
Война 1866 года – Австро-прусская, см. комм., ч. 1, гл. 10, с. 128.
Когда-то давно, при Марии-Терезии,
Австрийская императрица, см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 435.
Однако императорские и королевские кошки во многих случаях не выполняли своего долга, и дело дошло до того, что как-то в царствование императора Леопольда на военном складе на Погоржельце
По всей видимости, Леопольд II (Leopold II, Petrus Leopoldus Ioannes Antonius Joachim Pius Gotthardus, 1747–1792) – сын Марии Терезии. Правил после смерти старшего брата Иосифа II всего два, но весьма бурных и насыщенных событиями года, 1790–1792.
Погоржелец – улица в пражском Граде, см. комм., ч. 2, гл. 3, с. 392.
Вместе с утренним кофе к Швейку в дыру втолкнули какого-то человека в русской фуражке
В оригинале вновь используется русский дериват: furažce (člověka v ruské furažce). См. комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 247.
Я служил в Двадцать восьмом полку и сразу перешел на службу к русским
Пражский 28-й пехотный полк (28. regiment), согласно тогдашней официальной версии, добровольно сдался русским в Карпатах. См. комм., ч. 3, гл. 3, с. 10.
С. 262
Трясла она его четыре раза в год: на всех святых— на святого Иосифа, на Петра и Павла и на успение богородицы.
Праздник всех святых – 1 ноября, день святого Иосифа —19 марта, день святых Петра и Павла – 29 июня. Успение —15 августа.
в винном погребке при ратуше в Штирийском Граце
Штирский Грац (в оригинале ve Štýrským Hradci) – город в Австрии, здесь малообъяснимое смешение немецкого варианта названия и чешского, либо Грац без «штирский», либо Штирский Градец. А всем сестрам по серьгам – справедливо, но неверно. См. комм, о вариантах передачи этого названия при переводе романа: ч. 1, гл. 14, с. 195.
Винный погребок при ратуше в Граце – не выдумка Гашека, а вполне реальное заведение, так и называюш;ееся – «Погребок при ратуше» (Ratskeller). Как замечает Йомар Хонси (JH 2010), отпускает выпивку до сих пор. Адрес: Hauptplatz, 17.
которое выдумал новый санитар в Катержинках.
Психиатрическая лечебница в Праге, в двух шагах от пивной «У чаши». См. комм., ч. 1, гл. 3, с. 55.
С. 264
вырабатывать костяной уголь для сахарных заводов
Костяной уголь, в оригинале: špodium – см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 240.
вы своим ножищам покоя не даете
Ножища – в оригинале немецкий дериват от haxna (vy těma haxnama pletete). От немецкого Нахе, Hachse. Стоит также заметить, что перевод всей фразы не вполне точен: не за излишнюю подвижность ругает солдат офицер, а за то, что «вы свои конечности не бережете», буквально – вертите почем зря.
а присягу эту, как пели в театре, я, как верный муж, сдержал
В Примечаниях справедливо отмечено (ZA 1953), что Швейк вспоминает оперу Бедржиха Сметаны «Далибор» (Dalibor). И действительно, главный герой, схваченный за убийство благородный рыцарь Далибор, тенор, мысленно обращаясь к другу, скрипачу Зденеку, в свою очередь, как и положено на оперной сцене, ставшему жертвой убийцы, поет в начале первого акта:
Tu přísahal jsem pomstu, hroznou pomstu!
…………………………………………………………..
Purkrabí pak splatil svou krví hlavu Zdeňkovu.
Я присягал тебе, что отомщу, сурово отомщу.
……………………………………………………………..
И своей кровью заплатил бурграф за Зденека
Опера была написана композитором в 1868-м, но шумный успех пришелся уже на девяностые годы того же столетия.
С. 266
в старом рукаве реки Бероунки в Збраславе купался переплетчик Божетех с Пршичной улицы в Праге
Комм, о пригородном поселке Збраслав и реке Бероунка: см. ч. 1, гл. 10, с. 149.
Пршична (Příčná) улица в пражском районе Нове Место, см. комм, к случаю, когда в переводе она была Поперечной:
ч.1, гл.6, с.72.
Они очищены от вшей неделю назад в окружной тюрьме в Добржиши.
Добржиш (Dobříš) – город в центральной Богемии с собственным замком и перчаточной фабрикой. От Збраслава и Берунки чуть больше тридцати километров на юго-запад. Хороший дневной переход.
и встретился с жандармским патрулем изХухли
Хухле (Chuchle) – общее названия для двух юго-западных районов современной Праги – южные Большие Хухли (Velká Chuchle) и северные Малые Хухли (Malá Chuchle). Когда-то Збраслав отделял от Верхних Хухлей – еще один район города Лаховице (Labovice). В 1990 году вошел в состав Збраслава.
С. 267
он каждый день сидел «У Флеков»
Старинная пражская пивоварня, см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 433.
С. 268
Приказав на основании приговора своего полевого суда повесить учителя, учительницу, православного священника или целую семью, он возвращался к себе на квартиру, как возвращается из трактира азартный игрок в «марьяж», с удовлетворением вспоминая, как ему дали «флека», как он дал «ре», а они «супре», он «тутти», они «боты», как он выиграл и набрал сто семь.
Православный священник в оригинале просто поп: рор (Když dal pověsit učitele, učitelku, popa). Следует отметить, что для русинских греко-католических служителей культа Гашек использовал в предыдущих главах другое слово – pleban. Ну а чешский католический ксендз всегда kněz, а тот, что на приходе, — farář.
Игра, понятно, что «чешский марьяж», см. комм., ч. 1, гл. 2, с. 39, а флек-ре-супре-тути-боты (jak mu dali «flek», jak on dal «re», oni «supre», on «tutti», oni «boty») – это последовательные ступени удвоения ставки при торговле, вот возможный набор вариантов с синонимами:
1. flek – «skvma», «rána», «pudern», «pcánek», «prc», «haním», «pohana», «pic kozu do vazu», «buším», «obušit».
2. re – «lepší», «vejš», «rek».
3. tutti – «sup».
4. boty – «obuv», «zazpívat obuvnickou».
5. kalhoty – «textile», «jsme v textile», «gatě».
6. kaiser – «císař», «vytočili to až na půdu».
Можно заметить, что Гашек дважды упоминает третью ступень, тутти и суп (ре) – синонимы. Это не ошибка ПГБ, так в оригинале.
«Набрал сто и семь» – ошибка при переводе. В оригинале: а měl sto а sedům – то есть играл «контракт» сто и семь. Сколько генерал при этом «набрал» или выиграл, сказать сложно, все напрямую определяется размером базовой ставки. Если играли по-солдатски, с базовой ставкой по 20 галержей, то расчетный коэффициент при комбинации 100 и 7 будет 2 за последнюю взятку семеркой и 4 за набор в игре ста и более очков, итого (2+4) х 20 = 120 галержей или 1,2 кроны – начальная ставка в этой конкретной игре после объявления генералом 100 и 7. Если играли по кроне, как и положено старшим командирам и военачальникам, то начальная ставка уже 6 крон. Далее, пошла торговля «флек-ре-супре-тути-боты», 2 х 2 х 2 х 2 х 2 = 32. Таким образом, из базовых двадцати галержей получилось 32 x 120 = 3840 или 38 крон 40 галержей, а базовая крона вылилась в 32 х 6 = 192 кроны на кону. Впрочем, Гашек, конечно, не о деньгах здесь, а об азарте, веселящем кровь.
Иногда он умел найти в повешении комические моменты, о чем однажды написал своей супруге в Вену:
Некоторые многоопытные гашковеды полагают, что автора «Швейка» вдохновили письма, которые писал домой австрийский герой, генерал Виктор Данкель (см. комм., ч. 3, гл. 1, с. 63).
С. 269
Когда генерала Финка назначили комендантом крепости Перемышль
Все доступные документы позволяют предполагать, что последним австрийским комендантом именно крепости Перемышль, то есть оборонительного объекта, был генерал Кусманек, см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 211, весной 1915-го попавший навсегда в долгий русский плен. Как пишет Йомар Хонси (JH 2010), после повторного взятия крепости войсками центральных держав в грустных развалинах былой твердыни дислоцировался лишь скромный гарнизон из двух неполных венгерских батальонов, чуть больше восьми сот штыков, которыми командовал генерал-майор (Generalmajor Stowasser.)
Что касается весьма редкой фамилии героя Финк фон Финкенштейн (Fink von Finckenstein), то принадлежит она древнему прусскому роду, давшему, в частности, русского военачальника, генерала-фельдмаршала Петра Христиановича Витгенштейна (1768–1843). Его матерью была графиня Амалия Людовика Финк фон Финкельштейн.
С. 272
всякий раз пожелание, чтобы такие богослужения совершались по образцу богослужений в праздник тела господня – с октавой.
Праздник с октавой, в оригинале: něco па způsob Božího těla s oktávou – у католиков это такой, который отмечается восемь дней, включая первый, то есть попросту целую неделю. Подобных продолжительных у современной паствы Ватикана совсем немного: Рождество, Пасха и праздник Святой Троицы. Праздник, имеющий народное название Божьего тела (Boží Tělo) и официальное – праздник Тела и Крови Господней (Slavnost Těla а Krve Páně), отмечается в следующий четверг после праздника Святой Троицы. Если с октавой, то последняя месса (богослужение по терминологии ПГБ) будет через неделю, также в четверг. Увы, ныне это уже не дозволяется. В 1955 году папа Пий XII прежнюю широту и роскошь отменил.
Праздник Тела Божьего в католической Австро-Венгрии очень торжественный с крестным ходом уже один раз упоминался в романе, см. комм., ч. 1, гл. 13, с. 175. Без октавы, но все равно в музыкальном контексте, с колокольчиком.
и рассказывал рабу божьему Мартинецу новейшие анекдоты из глупейших сборничков, издававшихся специально для армии журналом «Lustige Blätter».
«Lustige Blätter» («Веселые листки») – наравне с мюнхенским «Симплициссимусом» (см. комм., ч. 3, гл. 1, с. 66), старейший из германских юмористических журналов. С 1887 года издавался в Берлине уроженцем Вены Отто Эйслером (Otto Eysler). Один из пионеров цветной карикатуры. Во время Первой мировой «Веселые листки» демонстрировали ярый патриотизм и чуть ли не все номера были специальные военные Kriegs-Nummer со своей отдельной сквозной военной нумерацией, параллельной обычной годовой. А всю Вторую мировую, как наш «Крокодил» с пижонами, верноподданно боролся с мировым еврейским заговором. На чем и кончился.
Генерал собрал целую библиотеку книжонок с глупыми названиями, вроде «Юмор для зрения и слуха в солдатском ранце», «Гинденбурговы анекдоты», «Гинденбург в зеркале юмора», «Второй ранец юмора, наполненный Феликсом Шлемпером», «Из нашей гуляшевой пушки»
Феликс Шлемпер, так у Гашека – Schlemper, в реальности Феликс Шломп (Felix Schloemp, 1880–1916) – германский литератор, редактор и издатель. Славился юморком еще до войны, первое собрание его искрометных шуток
«Придурошная утка. 200 самых смешных уток, взращенных в германской прессе и вырвавшихся из леса на свободу» (Die Meschuggene Ente: Die 200 ulkigsten Enten, die im Blätterwalde deutscher Zeitungen unfreiwillig ausgebrütet worden sind. In Freiheit dressiert und vorgeführt von Felix Schloemp) вышло в 1909-м. Сохранил любовь к длинным названиям газетный острослов и в тяжкую годину войны. Название его самого известного военного сборничка издательства «Lustige Blätter» (Годик и Ланда утверждают (HL1998), что общий тираж превысил 125 тысяч) Гашек в романе раскидал на целых три:
«Гинденбурговы анекдоты. Наш Гинденбург в зеркале юмора. В дополнение к побасенкам серых шинелей с востока. Второй ранец полный юмора (ранец юмора часть 2)». [Felix Schloemp. Hindenburg-Anekdoten. Unser Hindenburg im Spiegel des Humors. Nebst vielen feldgrauen Schnurren aus dem Osten. Ein zweiter Tornister voll Humor (Tomister-Humor, Bd. 2), Berlin, Verlag der «Lustigen Blätter», 1915].
А всего таких веселых ранцев, покуда самого неугомонного шутника на фронте не нашла в 1916-м русская пуля, вышло аж пять. Последний назывался с обьшным многословием:
«Неунывающее ополчение. Веселое ополчение и окопные побасенки. С морем смешных картинок. Пятый ранец юмора». [Felix Schloemp, Der fídele Landsturm. Heitere Landsturm und Schützengraben-Schnurren. Mit vielen lustigen Bildern. Ein fünfter Tornister voll Humor. Berlin, Verlag der «Lustigen Blätter», 1917].
Или такая чепуха, как «Под двуглавым орлом», «Венский шницель из императорской королевской полевой кухни разогрел Артур Локеш».
Артур Локеш (Lokesch Artur) – еще один из авторов-ударников издательства «Lustigen Blätter», гвоздавший наперегонки с Феликсом Шломпом познавательно-бодрящие подтирки для солдатиков в той же самой серии «юмор-в-ранце» (Tornister-Humor) во славу немецкого оружия и лично командующего восточным фронтом фельдмаршала Гинденбурга. Что касается «Шницеля», то остается лишь поражаться цепкости гашековской памяти. Подлинная книга Локеша имела не такое, конечно, длинное, как у шломповых, но достаточное для деления на два название «Под двуглавым орлом: Венский шницель из императорской королевской полевой кухни» [Unterm Doppeladler: Wiener Schnitzel aus d. K. K. Feldküche. Lustige Blätter, Berlin, 1915].
Иногда он пел веселые солдатские песни из сборника «Wir müssen siegen» /Мы должны победить» (нем.)/
Книга пока не идентифицирована, но среди бессмертных военных трудов Феликса Шломпа имелся и такой:
«С барабанами и трубами. Еще больше солдатских песен старых и новых времен» [Mit Trommeln und Pfeifen. Weitere heitere und Ernste Soldatenlieder aus alter und neuester Zeit. Georg Müller Verlag, München, 1915].
C.273
который сначала явился к нему святым Игнатием Лойолой
Ignacio de Loyola (1491–1556) – испанский дворянин, воин на поле боя, а также за католическую веру и мораль. В 1622 году канонизирован. Основатель ордена иезуитов. Родной, «домашний» Гашеку пражский храм Св. Лойолы несколько раз упоминается в романе (см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 47 ич. 1, гл. 13, с. 175).
Упал на колени в парке по ошибке перед статуей архитектора и городского головы – мецената пана Грабовского, у которого в восьмидесятых годах были большие заслуги перед Перемышлем.
Йомар Хонси (JH 2010) совершенно основательно подвергает сомнению версию Годика с Ландой о том, что речь у Гашека идет о польском этнографе и слависте Богуславе Грабовском (Bronistaw Grabowski), а равно и предположение Радко Пытлика о том, что раз в парке Перемышля есть статуя Мицкевича (Adam Mickiewicz), то это он – Грабовский – из романа. Самый верный кандидат, по Йомару, на роль местного отпускателя грехов – почетный гражданин Перемышля, меценат, благодетель и городской голова с 1881 по 1901-й Александр Дворовский (Aleksander Dworski, 1822–1908). Статуи, правда, его в бывшей крепости нет, зато есть улица в его честь и монумент на кладбище, последнее можно вполне считать парком.
Впрочем, здесь стоит напомнить об одном очень существенном обстоятельстве – до сих не предъявлено никаких документов или надежных свидетельств самого факта посещения Гашеком Перемышля в 1915 году или ранее. Несколько страниц, отведенных обсуждению вопроса в книге Радко Пытлика «Похождения и дороги Йозефа Швейка» (RP 2003), выглядят тенденциозным и малоубедительным набором гипотез разной степени фантастичности. Скорее всего Гашек в городе-крепости не был, но был кто-то из фронтовых знакомых писателя, и, соответственно, детали из рассказа об этом посещении, возможно, и украсили роман. По крайней мере такой вариант может объяснить смесь в гашековском повествовании явной и даже намеренной неточности и обманчивой видимости правдоподобия.
— «Не осуди раба своего. Несть человека безгрешного перед судом твоим, не разрешишь ли от всех грехов его. Да не будет суров твой приговор. Помощи у тебя молю и в руки твои, господи, предаю дух мой»
Смысл кавычек, обнимающих все слова фельдкурата, не совсем ясен. Цитата, и не вполне точная, только самые первые слова. Используется стих второй из 143 псалма Давида.
У Гашека:
«Nevcházej v soud se služebníkem svým, neboť nižádný člověk nebude ospravedlněn před tebou, nedáš-li ty mu odpuštění všech hříchů jeho, nechať mu tedy, prosím tebe, není těžký výrok tvůj. Pomoci tvé žádám a odporučuji v ruce tvé, pane, ducha svého».
Псалтирь:
1. Žalm Davidův. Hospodine, slyš modlitbu mou, pozoruj pokorné prosby mé; pro pravdu svou vyslyš mne, i pro spravedlnost svou.
2. A nevcházej v soud s služebníkem svým, neboť by nebyl spravedliv před tebou nižádný živý.
3. Nebo stihá nepřítel duši mou, potírá až к zemi život můj; na to mne přivodí, abych bydlil v mrákotě, jako ti, kteříž již dávno zemřeli.
Вероятность того, что фрагмент не было опознан переводчиком, есть, но очень мала, так как ранее и неоднократно (см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 189), например, слова Писания в переводе воспроизводились верно. Скорее всего отсылка Гашека просто проигнорирована, так как канонический русский текст 143:2 иной и не очень хорош в контексте: «милость моя и ограждение мое, прибежище мое и Избавитель мой, щит мой, – и я на Него уповаю; Он подчиняет мне народ мой».
С. 274
При слове «земляк» фельдкурат бросил на генерала страдальческий взгляд. Он уже несколько раз опровергал оскорбительное предположение, будто он чех, и неоднократно объяснял, что в их моравский приход входят два села: чешское и немецкое – и что ему часто приходится одну неделю говорить проповеди для чехов, а другую – для немцев, но так как в чешском селе нет чешской школы, а только немецкая, то он должен преподавать закон божий в обоих селах по-немецки, и, следовательно, он никоим образом не является чехом.
Очевидная перекличка с установками по национальному вопросу романного поручика Лукаша – мы чехи, но никто об этом не должен знать. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 198.
Случайно оба не нуждались в духовном напутствии. Еврей был раввином, а русин – священником. Здесь перед нами иной случай, теперь мы будем вешать католика.
См. замечание Гашека об обязательном присутствии священников на казнях чешских легионеров, комм., ч. 1, гл. 13, с. 153.
Русин-священник в оригинале: рор (Žid byl rabínem а Rusín popem) – поп. Часть русинов, самая немногочисленная, в ту пору еще оставалась православными, остальные уже были греко-католиками.
— Выпейте в путь-дорогу перед духовным напутствием…
В оригинале каламбур веселого генерала, любителя анекдотов из ранца и побасенок из окопов (см. комм, выше: ч. 4, гл. 1, с. 272), куда отчетливее: Utěšte se trochu před duchovní útěchou… — Напутствуйте и вы себя малость перед духовным-то напутствием…
Мы солдаты-молодцы.
Любят нас красавицы,
У нас денег сколько хоть.
Нам прием везде хорош…
Как следует из объяснения Вацлава Плетки (VP 1968), это один из вариантов песни про геройский полк генерала Греневиля (у Плетки – Греневира), см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 247. Природный демократ Швейк просто заменяет греневийцев (Grenevír) везде на солдат (vojáci):
Neplačte, modré oči, neplačte pro vojáky (вместо Grenevír)
My vojáci, my jsme páni, (вместо Grenevir jsou velcí páni)
nás milujou holky samy,
my fasujem peníze,
máme se všady dobře…
Вы не плачьте по солдатам, глазки голубые.
Мы солдаты, мы герои,
нам от девок нет отбоя,
У нас денег пруд-пруди
Все дороги впереди…
С. 276
Жажда небесных благ и бутылка старого «Гумпольдскирхена»
Марка очень известного белого австрийского вина. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 112.
С. 277
Присаживайтесь, господин фельдкурат, и расскажите, за что вас посадили. Вы все же в чине офицера, и вам полагается сидеть на офицерской гауптвахте, а вовсе не здесь.
В оригинале речь Швейка – совершенно очаровательная смесь сверхпочтительного «оникания»: sednou, voni, sou, разговорного чешского: feldkurát (feldkuráte), voni (oni), zavřenej (zavřený) – и немецьшх дериватов: ranku (Rang) oíicíra (Officiere), gebíruje (gebühren) oíicírskej arest.
Nedávno nám přeložili kádr do Brucku nad Lkavou, tak si pěkně sednou vedle mne, pane feldkurát (feldkuráte), a vypravujou mně, proč voni (oni) sou (jsou) zavřenej. Voni sou (oni jsou) přece v ranku (Rang) oíicíra (Officiere), tak jim gebíruje (gebühren) ofícírskej arest při gamisoně, kdepak tady, vždyť je na tom kavalci plno vší.
Сидел я как-то, господин фельдкурат, под арестом в Будейовицах, в полковой тюрьме, и привели ко мне зауряд-кадета
«Зауряд-кадет» в оригинале немецкий дериват: kadetštelfrtréra. От Kadetstellvertreter – это полное официальное название юнкера. Заместитель офицера. Это звание получали сразу же после окончания офицерской школы (кадетского училища), очевидно, что здесь Швейк рассказывает о несчастных юнцах только что назначенных в полк.
что один из них бросился в Мальту
Река в Ческих Будейовицах. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 326.
С. 278
Однажды в гостях у генерала Финка, когда в голове у него зашумело, он попробовал выкурить сигару
В оригинале назван сорт сигар: britanika (zkoušel kouřit britanika). Стоили 7 крейцеров (это 14 галержей) за штучку. Можно вспомнить, что народная сигарета «Спорт» обходилась в 1 крейцер (2 галержа), а та, что получше, «Мемфис» – в 2 (4). См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 344. Благодаря Бржетиславу Гуле (BH 2012) известно, и сколько стоили любимые сигарки сортирного генерала «Операс» – 3 крейцера (или 6 галержей) за штучку (см. комм., ч. 3, гл. 2, с. 104). Получается, лампасник из крепости покруче сортирного инспектора.
что твой винокуренный завод в Злихове
Злихов (Zlíchov) – во времена Швейка населенный пункт в южном пригороде Праги, ньше часть пражского района Глубочепи (Hlubočepy). Знаменитый и заметный в пасторальной местности своей высоченной трубой винокуренный завод начал работать здесь в 1836 году. Полное название на заре прошлого века – Завод Фишла и Розенбаума по производству спирта и калийных удобрений (Fischl & Rosenbaum, továrna na líh a potaš, Praha – Zlíchov). Любопытно, что это самое производство спирта и калийных удобрений успешно продолжалось до 2000 года. Ныне здание с огромной трубой на левом берегу Влтавы между улицами Вокзальной (Nádražní), На Злихове (Na Zlíchově) и Страконницкой (Strakonické) в пражском районе Глубочепы – еще стоящий на своем месте памятник промышленной архитектуры XIX века.
— Из Нового Ичина, — упавшим голосом отозвался его императорское королевское преподобие Мартинец.
Новый Ичин (Nový Jičín) – город в северо-восточной части Моравии точно в середине дуги от Оломоуца на северо-восток к Остраве. Расстояние 60 и 45 километров соответственно.
С. 279
— Так вы, может, знали, господин фельдкурат, Ружену Гаудрсову, она в позапрошлом году служила в одном пражском винном погребке на Платнержской улице и подала в суд сразу на восемнадцать человек, требуя с них алименты, так как родила двойню.
Платнержская улица и винные погребки – см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 198.
Но тот доказал, что он уже двадцать с лишним лет импотент после операции, которая ему была сделана в связи с воспалением нижних конечностей.
Уже одного человека Гашека так в романе от отцовства отмазал, см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 230.
В конце концов ее спровадили, господин фельдкурат, к вам в Новый Ичин.
«Спровадили» в оригинале немецкий дериват: šupovat (Voni ji рак šupovali). От schupfen – вытолкать, отправить.
В таких номерах за пятерку
Что это за «такие» номера в оригинале, четко указано с помощью цветастого немецкого деривата: abštajgl (V takovejch abštajglách). От немецкого Absteigequartier – номера с почасовой оплатой.
«Не бойся, моя канимура, о ребенке я позабочусь».
Все до единого комментаторы обращают внимание, что это ласковое обращение (kanimůro) образовано от имени японского генерала. Не будем исключением и мы: да, по всей видимости, тут не без восточного эха с участием виконта Кавамура (Viscount Kawamura Kageaki, 1850–1926), героя трагически закончившейся для русских войск Мукденской битвы 1905 года.
Еще один вариант первоисточника переносит нас в моря, где барон и японский адмирал Камимура Хиконодзё (Baron Kamimura Hikonojö, 1849–1916) по-самурайски безжалостно уничтожает русскую эскадру в Цусимском проливе.
В любом случае, стоит заметить, что, быть может, корень столь дальней ассоциации на самом деле не на Дальнем Востоке, а на ближнем западе и связан с французским, но интернациональным mon amour.
С. 281
Когда я жил на Опатовицкой улице
Опатовицкая (Opatovická ulice) улица находится в главном швейковском районе Праги, арене многих его романных переделок, Нове Место. Забавно, что имеет колено, то есть сначала идет на юг, а потом вдруг поворачивет к Влтаве на запад, но до нее не доходит, упираясь в упоминаемую далее Кршеменцову.
Если ты продаешь свое тело и совершаешь смертный грех, не воображай, что твои десять геллеров мне помогут.
Регулярная ошибка в переводе. «Десять» галержей в оригинале «двадцать»: šesták (tvůj nějakej šesták) или десять, но крейцеров. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 74 и ч. 2, гл. 4, с. 435.
С. 282
У него была своя такса: голубые глаза – десять крейцеров, черные – пятнадцать.
Поразительно то, что в этом фрагменте в оригинале все тот же «шестак»: modrý voči stály šesták, černý patnáct krejcarů. To есть сам текст Гашека наглядно все разъяснил; почему ПГБ не стал исправлять все прежние огрехи после этого – тайна.
На меня, на честного человека, подали в суд, как на последнего сводника из Еврейского квартала.
Сводник из Еврейского квартала: pasák ze Židů. См. комм, к Йозефову: ч. 1, гл. 14, с. 203.
Бржетислав Гула (BH 2012) пишет, что Еврейский квартал (Йозефов) был не только сосредоточением всевозможных питейных заведений, кофеен и разливочных, но и славился обилием уличных дам, приглашавших к себе домой. Основными местами сосредоточения ночных бабочек были улицы, прилегающие к Йозефовскому проспекту (Josefovská třída), современная Широка (Široká). И все гулящие в обязательном порядке имели сутенеров – пасаков. Гула полагает, что само слово происходит от немецкого Aufpasser – надсмотрщик, надзиратель.
С. 283
На четвертом этаже я жил за год до этого на Кршеменцевой улице, куда он ходил ко мне в гости.
Кршеменцова (Křemencová) улица – см. комм, выше (ч. 4, гл. 2, с. 281). Местонахождение неоднократно в романе упомянутой пивоварни «У Флеков» (см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 433 и ч. 4, гл. 1, с. 267).
Перстенек, что ты дала, мне носить неловко.
Что за черт? Почему?
Буду я тем перстеньком
Заряжать винтовку.
Старая солдатская песня, которая в сборнике Вацлава Плетки (VP 1968) имеет название «Утешенный» («Jsem р1еzírovaný»). Плетка же замечает, что текст этот один из самых нестабильных, это наглядно подтверждает другой вариант, приводимый Ярдой Шераком (JŠ 2010), но вот последние куплеты у всяких разных, как правило, одни и те же.
Ten prstýnek, cos’ mi dala, ten já nosit nebudu.
Až já přijdu к svému regimentu, do kvéru ho nabiju.
Перстенек, что ты дала, я носить не стану.
Как приду обратно в полк, станет вместо пули.
Ten šáteček, cos’ mi dala, ten já nosit nebudu.
Až já přijdu к svému regimentu, kvér s ním pucovat budu.
Тот платок, что ты дала, я носить не стану.
Как приду обратно в полк, станет вместо пакли.
Tu kytičku, cos’ mi dala, to já sobě ponechám,
Až já přijdu jedno do civilu, za kloubouček šiji dám.
A цветочек, что дала ты, я себе оставлю.
Как приду назад домой, в шапку себе вставлю.
Слова «Черт возьми, почему же нет» (Prachsakra, pročpak ne) между первой и второй строчками личное дополнение Швейка.
При этом одна из веселых дам кинула в фельдкурата сигареткой «Мемфис»
Сигареты «Мемфис» – см. комм., ч. 1, гл. 14, с. 215.
А заключая комментарий к этой главе, хотел бы заметить, что она одна из самых коротких, смешных и замечательных в романе, поскольку фактически самым лаконичным и наглядным образом обнажает суть того, что получилось у Гашека. Роман перевоспитания. Перевоспитания человека идеального, книжного, толстовского и гордого – в смиренного, слабого, безнадежно уставшего, но истинного. И кем? Самой жизнью, олицетворенной в круглой морде грязноватого, подловатого, но всегда правого и никогда не унывающего идиота Швейка. Большой роман весь целиком о том, как перевоспитывается благородный офицер Лукаш а глава вторая четвертой части – концентрат идеи, приложенной к чистой душе военного попа Яна Мартинца. Подробнее: Сергей Солоух «В звоне каждого дня, как я счастлив, что нет мне покоя!». Toronto Slavic Quarterly. № 33. Summer 2010; или: Сергей Солоух, «Ушки», Franc-Tireur, USA, 2011.
С. 289
Майор в фуражке набекрень разразился такой руганью, что солдаты как зевали, так и остались с разинутыми ртами
В оригинале слово «ругань» имеет особый австро-венгерский колорит. Это: bandurskou (Major s čepicí na stranu spustil takovou bandurskou). Слово для шумного разноса образовано от названия частей хорватских наемников пандюров (pandurů) XVII–XVIII веков, отличавшихся диким партизанским нравом и совершенной бесшабашностью. Несмотря на то что шеф-хозяин этого полка (см. комм., ч. 2, гл. 4, с. 424) барон Франц фон Тренк (Baron Franz von der Trenek, 1711–1749) закончил свою жизнь в крепости за целый букет военных преступлений, созданная им лихая часть не умерла, а после несколысих преобразований стала ко временам Швейка императорским и королевским 53-м пехотным полком со штабом в Загребе.
В общем, что-то похожее для русского уха могли бы передать слова «устроил им такую запорожскую сечу» и даже «такого тараса-бульбу», но, увы, контекст чешского романа не позволяет.
ваши люди – банда вонючих свиней.
В оригинале крепче: zasraná svinská banda (vaše lidi jsou zasranou svinskou bandou)
Черт вас побери! Заприте меня – и вон отсюда!
«Черт побери» в оригинале немецкие дериваты: Krucihiml donrvetr (Kreuzihimmel, Donnerwetter). См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 471.
— Осмелюсь доложить, господин майор, арестованный один.
Заметим, что в разговоре со справедливым майором степень почтительности Швейка такова, что он использует исключительно и только грамматически верную форму обращения, в которой все члены находятся в звательном падеже: Poslušně hlásím, pane majore. Сравни с другим торжественным моментом (комм., ч. 4, гл. 1, с. 255).
С. 291
На пивоваренном заводе в Угржиневеси работал один бондарь.
Угржиневес – во времена Швейка городок в пражском пригороде. См. комм., ч. 2, гл. 1, с. 263. Во времена Швейка в Угржиневеси утолял жажду граждан один большой пивзавод Тихего и Земана (Pivovar а sladovna. Tichý а Zeman, Uhříněves), производивший 15 тысяч гектолитров в год. Маленький, Я. Шибека (Pivovar Uhříněves – Neduhy), выдаивавший из себя всего 400 гектолитров, закрылся, когда Гашеку было всего семь лет, в 1890-м. Здания ни того ни другого до наших дней не достояли.
Выспаться на цилиндре умел только один пан Кардераз в Лоденице
Скорее всего, речь о деревне Лоденице (Loděnice), расположенной между городом Бероун (Beroun) и Прагой. Йомар Хонси (JH 2010) напоминает о том, что эти хорошо знакомые Гашеку места уже мелькали в романе. См. комм, о реке Качак: ч. 2, гл. 2, с. 286.
С. 292
а после бань зайти в винный погребок у Фолльгрубера
Фолльгрубер (Vollgruber) или «У Фолльгрубера» – место в Перемышле, пока еще не давшееся ни одному гашковеду. В связи с этим стоит напомнить, что на сегодняшний день нет и никаких доказательств того, что Гашек вообще когда-либо бывал в Перемышле, так что, скорее всего, привязывая действие к этому городу, он пользовался сведениями кого-то третьего. Слышал чей-то рассказ или составил некое представление о Перемышле и его военной жизни из номера случайно залетевшего к нему газетного листка с местными новостями и объявлениями. См. также комм., ч. 4, гл. 1, с. 273.
Что же касается пребывания там самого героя романа, то его художественная неоспоримость удостоверяется бронзовой фигуркой солдата на рыночной площади современного Перемышля. Автор монумента, открытого летом 2008 года, Яцек Шпак (Jacek Szpak). Тупичок Zautek Wojaka Szwejka рядом, в двух сотнях метров. Такое сочетание в польской традиции, см. комм, о Саноке: ч. 3, гл. 4, с. 191.
С. 293
«Пехотинец Йозеф Швейк, ординарец одиннадцатой маршевой роты, пропал без вести 16-го с. м. на переходе Хыров – Фельдштейн, будучи командирован как квартирьер. Немедленно отправить пехотинца Швейка в Воялич, в штаб бригады».
Хыров – см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 223.
Фельдштейн – Фельштин, ныне Скелiвка, см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 240.
Воялич (Wojalycze он же Wojutycze/Bоютичi) – см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 240. Чуть больше сорока километров на юго-восток от Перемышля. Город Самбор – еще десять километров в том же направлении.
С. 294
Каким образом к Швейку попала русская форма в местности, находящейся на расстоянии свыше ста пятидесяти километров от фронта, — остается неразрешимой загадкой. Ведь окопы тянутся по линии Сокаль – Турзе – Козлов.
Фактическое продление на юго-восток ранее упоминавшейся линии Бубново – Милятин – Сокаль. См. комм., ч. 4, гл. 1, с. 256.
Турзе (польское название Turze, русское Турья, современное украинское – Тур’я) – село в Бусском районе Львовской области Украины, в 76 километрах на юго-восток от Сокаля.
Козлов (польское название Kozłów, русское Козлов, современное украинское – Козлiв) – поселок городского типа, чуть более 85 километров на юго-восток от Турьи.
Расстояние от середины указанной линии Турья до Фельштина (Скелевки) даже больше, чем предполагает майораудитор, почти 190 километров на восток.
С. 295
Швейк объяснил все надлежащим образом, подкрепив свои положения примерами из истории людских мытарств.
Весьма редкий, прямо-таки уникальный случай, когда Гашек удовлетворяется лишь упоминанием о самом факте рассказа и не приводит истории «о мытарствах» целиком.
С. 296
— Господин ефрейтор, смотрю я на вас и вспоминаю ефрейтора Бозбу, служившего в Тренто.
См. комм, об итальянском городе Тренто и временах, когда там служил Швейк: ч. 3, гл. 3, с. 178.
данный больной очень тяжелый и может лопнуть, так как от звездочки у него перешло на пупок.
См. комм, о званиях и соответствующих звездочках на петлицах: ч. 2, гл. 3, с. 355.
С. 297
— В бригаде тебе вправят мозги, я с тобой связываться не стану
В оригинале «связываться не стану» – немецкий дериват: abgébovat (já se s tebou abgébovat nebudu). От abgeben.
С. 298
На Боиште в подвальной квартире жил метельщик Махачек.
На Боишти (Na Bojišti) – улица в Праге. См. комм., ч. 1, гл. 6, с. 71.
Так тот, бывало, высморкается на окно и так искусно размажет, что получалась картина, как Либуша пророчит славу Праге.
Либуша – мифическая мать чехов, прародительница первых князей-правителей Přemyslovců (Пшемысловичей) и основательница Праги. Либуша пророчит славу Праге (в оригинале: Libuše věští slávu Prahy) – очевидный намек на известную картину чешского академического художника
Йозефа Матхаузера (Josef Mathauser, 1846–1917) – «Kněžna Libuše věští slávu Prahy».
С. 299
Через несколько дней после перехода Санок – Самбор с подпоручиком Дубом стряслась новая беда. За Фельдштейном одиннадцатая маршевая рота повстречала транспорт лошадей, который перегоняли к драгунскому полку в Садовую Вишню.
Санок – город в Галиции (ныне Польше), см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 191.
Самбор – город в Галиции (ныне на Украине), см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 232.
Фельдштейн (Фельштин) – город в Галиции (ныне на Украине), см. комм., ч. 3, гл. 4, с. 240.
Садовая Вишня (польское название Sądowa Wisznia, современное украинское Судова Вишня) – город точно на восток от Перемышля. Лежит заметно в стороне от маршрута Санок – Самбор – Фельштин. Примерно в 60 километрах на северовосток от последнего из упомянутых населенных пунктов.
А за возможную идентификацию конского табуна вновь спасибо Дмитрию D-1945, который после детального исследования вопроса полагает, что из двух австрийских драгунских полков (9-го и 15-го), входивших в состав воевавшего здесь 18-го армейского корпуса (4 кавдивизия, 18 кавбригада), наилучший кандидат на получателя табуна – 15-й полк. Вот его заключение о положении войск на июнь 1915-го:
Судова Вишня располагается много ближе к местам дислокации 15-го драгунского полка (Жовква и Львов), нежели к находящимся много восточнее Лемберга (Львова) Бродам и Каменке Струмиловой, [где стояли части 9-го драгунского полка].
[Таким образом], логично предположить, что именно эскадронам 15-го драгунского и предназначался встреченный маршевой ротой транспорт лошадей.
Весьма примечательно смешением народов и земель империи полное название этой части K. u. k. Niederösterreich Mährisches Dragoner-Regiment «Erzherzog Joseph» Nr. 15. Императорский и королевский Нижнеавстрийско-Моравский драгунский полк «Эргерцог Иосиф» № 15. Хотя, по-хорошему, Моравия в его комплексном названии должна была бы идти раньше Нижней Австрии, так как 85 процентов личного состава полка составляли чехи и лишь пятнадцатипроцентный остаток – подданные императора других национальностей.
С. 300
а остальным доставляло удовольствие принужденно посмеяться над старыми анекдотами времен генерала Лаудона
См. комм., ч. 1, гл. 15, с. 244.
С. 301
— я оставил его на плотине пруда, когда примерял эти тряпки
«Тряпки» в оригинале: hadry (když jsem zkoušel tyhle hadry) – и это скорее лохмотья, нечто такое, что носят бродяги, а не то, за чем гоняются дамочки.
С. 302
осел, скотина ты этакая, если ты и впредь будешь так со мной шутить, то еще сто лет после войны будешь дослуживать!
Комментарий ПГБ к этому месту перевода, как и вообще большинство комментариев к ч. 3 и 4 перевода, просто повторяет комментарий Примечаний (ZA 1953) и звучит так: «Военная служба во времена австрийского господства продолжалась два-три года, но солдат, попавший во время отбывания военной службы в тюрьму, должен был после дослуживать то время, которое он пробыл в заключении». При этом, с одной стороны, упущенным оказалось важное пояснение Примечаний к «двум-трем годам» – два в пехоте и три в кавалерии и артиллерии, это раз, а второе, если в Примечаниях всего лишь разъяснялся смысл слова «дослуживать» в приложении к обязательной воинской повинности (dosluhovat), и, соответственно, не возникал вопрос, а что же является сроком службы мобилизованного на войну, то в переводе с его примечанием вся глупость и пустота угрозы Дуба попросту исчезает. См. комм, о вероятности того, что дослуживать или же добровольно служить сверхсрочную случилось и Швейку: ч. 3, гл. 3, с. 178.
С. 303
Выписать Швейку воинский литер через Львов до станции Золтанец
Золтанец (польское название Žókaňce, современное украинское Жовтанцi) – небольшой городок на северо-восток от Львова. Совсем уже близко к той линии фронта, которая упоминалась майором-следователем в Перемышле: Сокаль – Турзе – Козлов (см. комм., ч. 4, гл. 3, с. 294). Условный центр этой линии Турья – всего лишь в 50 километрах на восток. Два дневных перехода.
В Жовтанцах вновь пересекаются фронтовые пути героя и автора романа. 91-й полк Ярослава Гашека 16 июля 1915 года сделал в этом городе двухчасовой привал во время передислокации из Гологор в Каменку-Бугскую. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 487 и ниже: ч. 4, гл. 3, с. 304.
Ссылаясь на авторитетное мнение польских гашковедов, Йомар Хонси (JH 2010) обращает внимание на то, что железная дорога Львов – Сокаль никогда не проходила через собственно Жовтанци, ближайшая станция была северо-восточнее этого городка и во времена Первой мировой называлась Жолтанец-Колодно (Žóitaňce-Ktodno), а в наши дни уже просто Колодно.
С. 304
Со всех сторон раздавались крики, что это на реке Буг горят Утишков, Буск и Деревяны.
Три населенных пункта на реке Буг. Все на территории современной Львовской области, глядя от Жовтанцев, в восточном сегменте на расстоянии 30–35 километров от него. Перечисление с юга на север.
Утишков – большое село, польское название Uciszków, современное украинское Утiшкiв.
Буск – райцентр, польское название Busk, современное украинское – Буськ.
Деревяны (так у Гашека, Derewiany, пропущено «л») – большое село, правильно по-польски Derewiany, современное украинское название – Деревляни.
Снова стали кричать, что русские бомбардируют со стороны Грабова Каменку-Струмилову
Грабова (старое польское название Grabowa, современное украинское совпадает с русским) – большое село в Львовской области.
Каменка-Струмилова (польское название Kamionka Strumüowa, современное украинское Кам’янка-Бузька, русское Каменка-Бугская) – небольшой городок у реки Бут. От Жовтанцев, места, где находится сейчас Швейк, чуть больше 16 километров на северо-восток. А вот расстояние от Грабова, откуда палят русские пушки, до Каменки около 25 километров.
Благодаря Йомару Хонси и его работе в военных архивах (JH 2010), мы знаем, что Каменка-Бугская – место, где с 17 по 21 июля располагался 91-й пехотный полк Ярослава Гашека, готовясь к штурмовой переправе через Буг. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 487 и выше: ч. 4, гл. 3, с. 303. Однако вместо этого героического деяния полк, а с ним и будущий автор «Швейка», были срочно переброшены севернее, на подмогу гнущимся австрийским частям у Сокаля.
С. 306
Твой батальон расположен рядом, в селе Климонтове, за железнодорожной линией
Очень трудно сказать, почему автор, строго и точно, насколько, конечно, позволяли память и старые карты, придерживавшийся географических реалий Галиции, здесь вдруг назвал Климонтовом (Klimontów) совершенно очевидное по описанию Колодно, оно же Великое Колодно (украинское название Велике Колодно) – деревня в трех километрах от Жовтанцев, на противоположной, восточной стороне ж/д линии Львов – Сокаль. Трогательно добрый Йомар Хонси напоминает по этому поводу, что автор к этому моменту был уже давно и смертельно болен. Возможно. Или его секретарь, молодой и полный сил Климент Штепанек, не слишком внимателен. См. комм., ч. 4, гл. 1, с. 252.
двенадцать лет назад в Тренто был полковник Гебермайер,
См. комм, об итальянском городе Тренто и временах, когда там служил Швейк: ч. 3, гл. 3, с. 178
и хотел на курорте у Адидже растлить одного кадета, угрожая ему дисциплинарным наказанием.
Адиджа (Adige) – река, на которой стоит Тренто, «а на курорте» – в переводе очевидная ошибка. В оригинале: V lázních (když chtěl v lázních u Adiže), то есть правильно – в купальне на Адидже.
Кадет в оригинале: kadetaspirant – еще один синоним юнкера. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 335.
Ну и до кучи, в оригинале полковник-гомик угрожал юному юнкеру не дисциплинарным наказанием, а всем уставом – vyhrožuje mu «dienstreglamá».
С. 307
Хотя село было большое, там оказалось лишь одно приличное здание – большая сельская школа, которую в этом чисто украинском краю выстроило галицийское краевое управление с целью усиления полонизации.
Позади школы, в школьном саду, от взрыва крупнокалиберного снаряда осталась большая воронкообразная яма. В углу сада стояла крепкая груша; на одной ее ветви болтался обрывок перерезанной веревки, на которой еще недавно качался местный греко-католический священник.
Йомар Хонси, исходивший всю швейко-гашековскую Галицию вдоль и поперек, замечает (JH 2010), что в Великом Колодно нет и никогда не было большой школы, а вот храм католиков восточного обряда присутствовал; в советские времена естественным образом передан православной общине.
в Бохне Замуровано, где лечился от камней в желчном пузыре
Bochnia Zamurowana – еще одно географическое и в некотором смысле даже судебное недоразумение в тексте Гашека. Бохне (Bochnia) – город в Польше между Тарнувом и Краковом, Липница Мурована (Lipnica Murowana) – совсем небольшой населенный пункт в 15 километрах к юго-востоку от Бохне. Зачем эта пара спаялась вдруг воедино – неизвестно, а равно и необъяснимо, почему греко-католический поп, получается, находившийся на австрийской территории, за 300 километров от родного оккупированного русскими Колодно, по возвращении был повешен как предатель.
С. 308
Он советовал Юрайде так разрубить свиную голову, чтобы для него, Ванека, остался кусок рыльца.
«Разрубить» в оригинале немецкий дериват: dranžírovat (jak má dranžírovat prasečí hlavu). От немецкого tranchieren.
А ливерный фарш в периоде зарождения, громадный эмбрион ливерной колбасы, лежал на доске и благоухал перцем, жиром, печенкой.
Ливерная колбаса в оригинале: jitrnice (jitrnicové ohromné embryo) – ятриница (см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 464), непременный атрибут главного деревенского праздника – забиячки (см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 476). Есть что-то символическое в том, что возвращающегося Швейка, а с ним и жизнь в его образе, ждет самое простое, прыскающее сальцем гастрономическое чествование. Да и вообще, забиячка, праздник живота – не самое плохое окончание романа о войне.
Однажды я обожрался ливерной колбасой, кровяной колбасой и бужениной
Кровяная колбаса в оригинале: jelito (jitrnic, jelit а ovaru) – еще одна непременная составляющая колбасного стола забиячки. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 351. Кровь в нее, в отличие от последнего элемента варено-копченой троицы забиячки – тлаченки, как правило, не добавляют. Да и в тлаченку редко и только особые любители. Без крови получается светлая (světlá tlačenka), а с кровью темная (tmavá, krvavá tlačenka).
То, что оказалось в переводе «бужениной», то есть окороком, в оригинале взято с диаметрально противоположной части туши, ovar – это, как подтверждает чешский толковый словарь (Příruční slovník jazyka českého), мясо со свиной головы или суставов (vařené vepřové maso, zvi. z hlavy n. z kolínek). Причем настолько это всем очевидно, что оваром (ovar) часто зовут вообще уши или шею, в том числе и человеческие. Иными словами, вареные свиные хрящи, бесплатное дополнение мясной же забиячки – мясной десерт.
С. 310
Повар Юрайда так разозлился, что выбросил вслед удирающему Балоуну целую связку лучинок и заорал:
— Нажрись деревянных шпилек, сволочь!
Деревянными шпильками закалывали закрученные хвостики колбасок ялито и ятринце. Ранее в переводе «лучинки». См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 476
Марек воспользовался задержкой батальона у Золтанца
См. Жовтанцы, комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 303.
С. 311
Если перед нашим духовным взором предстанут все герои, участники боев у деревни N, где бок о бок с нашим батальоном сражался один из батальонов N-ского полка и другой батальон N-ского полка, мы увидим, что наш N-ский батальон проявил
…
— Как видишь, — ответил Марек, — запечатлеваю на бумаге геройских защитников Австрии. Но стоит собрать все в кучу, как становится ясно, что дело наше – дрянь: буква уже завоевала широкую известность и завоюет еще большую популярность в будущем.
Любопытный фрагмент, наглядно демонстрирующий, что от редакции к редакции перевод ПГБ далеко не всегда улучшался и делался точнее. А между тем, это же самое место напрочь было лишено тумана и в точности соответствовало оригиналу в предшествующей редакции перевода ПГБ 1956:
Если перед нашим духовным взором предстанут все герои, участники боев у деревни N, где бок о бок с нашим батальоном сражался один из батальонов N-ского полка и другой батальон N-ского полка, мы увидим, что наш N-ский батальон проявил…
…
— Как видишь, — ответил Марек, — запечатлеваю на бумаге геройских защитников Австрии. Но я никак не могу все связать воедино. Получаются одни только N. Я подчеркиваю, что буква N достигла необыкновенного совершенства в настоящем и достигнет еще большего в будущем.
Упущена лишь самая малость, но не смысловая, а оттеночная. В оригинале у Гашека «Получаются одни только N» – а je to samé enóno. Словесная игра построена на том, что enóno – не только N, но и ходовой эвфемизм для слов дерьмо, фигня, пустое, что странным, но уже бессмысленным, каким-то натужно пропагандистским образом аукнулось в более поздней редакции. Совершенно точно, сказанное Мареком можно было передать в русском тексте заменой «Н» на «X».
Если перед нашим духовным взором предстанут все герои, участники боев у деревни X, где бок о бок с нашим батальоном сражался один из батальонов Х-ского полка и другой батальон Х-ского полка, мы увидим, что наш Х-ский батальон проявил…
…
— Как видишь, — ответил Марек, — запечатлеваю на бумаге геройских защитников Австрии. Но я никак не могу все связать воедино. Все получается на букву X. Я подчеркиваю, что буква X достигла необыкновенного совершенства в настоящем и достигнет еще большего в будущем.
кроме моих известных уже способностей, капитан Сагнер обнаружил у меня необычайный математический талант. Я теперь должен проверять счета батальона
Здесь Гашеку наверняка вспомнилась его собственная работа в ротной канцелярии помощником фельдфебеля Яна Ванека, частью которой были учет и контроль. См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 171.
пришел к заключению, что батальон абсолютно пассивен
Пассивен – калька с чешского: je naprosto pasivní. По-русски будет – мы в минусе.
В тысяча девятьсот двенадцатом году в Праге у святого Игнаца служили миссионеры.
И вновь отзвуки собственного жизненного опыта Гашека, мальчишкой прислуживавшего в храме святого Игнация (Лойолы). См. комм., ч. 1, гл. 13, с. 175.
С. 312
«У Брейшков» много лет тому назад.
Ресторан «У Брейшков», так у Гашека («U Brejšků»), правильно – «У Брейшки» («U Brejsky») – см. комм., ч. 1, гл. 2, с. 38.
За это однажды он получил от одного вполне приличного господина из Иглавы вполне приличную зуботычину.
Йиглава (Jihlava) – город в Моравии. Йомар Хонси (JH 2010) обращает внимание на одну очень существенную деталь: до 1945-го это был немецкий анклав. То есть рассердился на двусмысленность не слишком понимающий чешский немец.
Как-то раз, в воскресенье, возвращался он с загородной прогулки с Бартуньковой мельницы, и на шоссе в Кундратицах ему по ошибке всадили нож в спину.
Кундратице (Kundratíce, правильное официальное Kunratice) – до 1968 самостоятельный населенный пункт в юго-восточном пригороде Праги. Ныне район города. В Примечаниях (ZA 1953) отмечается, что здешние рощи (и, добавим, ручей – Kunratický potok) были излюбленным местом отдыха пражан.
Бартунькова мельница (Bartůňkův mlýn) – мельница на речушке Кунратице. Как указывает Ярда Шерак (JŠ 2010), зовется так с середины XIX века, по имени хозяина Иоганна Бартунека (Johann Bartůněk). Другое ее прозвище – Нижняя мельница (Dolní mlýn).
но он был так скромен, что ходил только к Банзетам в Нусли… Он хорошо знал, что если он у них на кухне, то скорее его Банзет вышибет, чем кто-нибудь другой тронет.
Ресторан «У Банзетов» – второй, наверное, по частоте упоминания в романе после пивной «У чаши». См. комм., ч. 1, гл. 3, с. 50. Алоис Банзет (Alois Banseth) – хозяин семейного заведения. См. также комм., ч. 3, гл. 4, с. 204.
— У нас ты теперь его не получишь, потому что мы идем на Сокаль и жалованье будут выплачивать только после битвы.
Едва ли Марек мог предполагать в Жовтанцах/Колодно, что ждет 91-й полк через неделю у Сокаля. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 197. Но с другой стороны, кажется бесспорным, что если бы не преждевременная смерть Гашека, то читатель наконец-то увидел бы олуха Швейка, и очень скоро, в бою, героем и храбрецом, как и задумывалось это изначально Гашеком. См. комм., ч. 2, гл. 5, с. 481, а также воинственные речи Швейка ниже: ч. 4, гл. 3, с. 321.
то мы на каждом павшем солдате вместе с надбавками сэкономим двадцать четыре кроны семьдесят два геллера.
«Надбавки» в оригинале – немецкий дериват: culágy (i s culágama 24 К 72 hal). От немецкого Zulage. Ярда Шерак (JŠ 2010) перечисляет некоторые из военных надбавок. За нахождение на дежурстве (Bereitschaftszulage) – 25 галержей для унтеров и 20 для солдат в день. Полевая надбавка (Feldzulage) 50 и 20, соответственно.
Точно такой же случай произошел на маневрах у Табора.
Возможно, это те же, 1910 года, о которых Швейк вспоминал в связи с Писеком и его окрестностями. См. комм., ч. 3, гл. 2, с. 103.
С. 314
Полюбуйся на меня,
Моя дорогая!
Полюбуйся на меня:
Ишь каким сегодня я
Барином шагаю!
В оригинале:
Podívej se na mne,
potěšení moje,
podívej se na mne.
jak sou udělali
ze mne pána…
Вацлав Плетка (VP 1968) считает эти строки настолько известными всем и каждому, типа наших «чижик-пыжик, где ты был», что не считает нужным приводить в своей книге о куплетах Швейка полный текст песни, о чем специально оговаривается. Между тем, мой всезнающий друг Ярда Шерак (JŠ 2010), в принципе соглашаясь, что строки «ходячие», ничего больше добавить не может. И не удивительно: после долгих поисков весь текст удалось найти только в так называемом Эрбеновом сборнике (Karel Jaromír Erben. Prostonárodní české písně a říkadla. Tisk a náklad Jaroslava Pospíšila, 1864). В разделе «Солдатские песни» («Písně vojenské») под номером 380.
Podívej se na mě,
potěšení moje,
podívej se na mě.
Погляди ты на меня,
моя дорогая,
погляди ты на меня,
moje milá:
jak jsou udělali,
koně vosedlali,
jak jsou udělali
моя золотая,
как возвысили меня,
оседлали мне коня,
как возвысили меня,
ze mne pána!
человеком сделали!
Замечательна и точность Гашека. Источником попевки собиратель Эрбен указывает Будейовицкий край (z Budějovická).
С. 316
Прошу выдать мне жалованье и деньги на табак.
В оригинале «жалование и деньги на табак» немецкие дериваты: Prosím о lehnung а tabáksgelt.
и в деревянном чане внесли дымящийся суп из свиных потрохов.
В оригинале: «ятринцевый суп» – jitrnicová polévka (nesli v jakémsi džberu kouřící se jitrnicovou polévku). См. выше комм., ч. 4, гл. 3, с. 308. Делается из того же печеночного фарша, что остался после набивки колбасок, или специально отложенного на суп. Самый простой рецепт, предлагаемый интернетом, такой:
Do vody dáme jitrnice bez střívka a povaříme. Přidáme sůl, prolisovaný česnek, ochutíme majoránkou a pepřem. Povaříme. Polévku při podávání zdobíme petrželkou.
В горячую воду положить ятренцевый фарщ как есть, не в кишке, и поварить. Добавить соль, молотый чеснок, приправить майораном и перцем. Подавая суп, посыпать петрушкой.
Вот натерпелся бы ты мук пекельных, позволь я тебе отнести наверх ливерную колбасу.
В ПГБ 1953 необычный глагол оригинала pekelil (tak by ses s nimi pekelil na schodech) вновь передается прилагательным, но, по меньшей мере, современным:
Вот натерпелся бы ты мук пепельных, позволь я тебе отнести наверх ливерную колбасу.
Ярда Шерак (JŠ 2010) отмечает связь порожденного Юрайдой глагола pekelit, образованного от peklo, с глаголом tetelit – трястись, дрожать. В общем, случай для перевода, действительно, не самый простой.
С. 317
В хорошенькую историю я влип из-за вас.
«Хорошенькая история» – в оригинале цветастый немецкий дериват: šlamastika (Vy jste mne teď přived do pěkné šlamastiky). От немецкого Schlamassel – неприятности.
С. 318
— Твое место в секте гезихастов
Гезихасты (исихасты) – приверженцы мистического течения в христианстве, возникшего в VI веке в Палестине и ставшего широко известным уже позднее, в XIII–XIV веках, благодаря греческим монахам из монастыря на горе Афон. Одним из положений этого течения была уверенность в том, что внутренним сосредоточением можно увидеть «божественный свет». Этакие христианские буддисты. Поза – сосредоточение гезихаста с упавшей на грудь головой – породила любимую атеистами шутку о том, что рассматривают гезихасты свой пуп и ждут появления вокруг него нимба.
Юрайда открыл духовку и достал оттуда одну кровяную колбаску.
Кровяная колбаска: jelítko. См. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 308.
я сперва съедал кусок буженины
«Буженина» в оригинале – ovar. См. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 308.
пузатые кровяные колбаски, крупяные и сухарные
В фарш для колбасок ялито (jelito) к мясу добавляют либо кашу (крупу), либо хлеб. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 351.
С. 320
Старший писарь Ванек с интересом спросил:
— Как вы думаете, Швейк, война еще долго протянется?
— Пятнадцать лет, — ответил Швейк. — Дело ясное. Ведь раз уже была Тридцатилетняя война, теперь мы наполовину умнее, а тридцать поделить на два – пятнадцать.
Тридцатилетняя или Шведская война – см. комм., ч. 2, гл. 2, с. 284. Упоминается не зря, так эта война была фактически первой мировой (цивилизованный мир в ту пору весь и состоял из Европы). Все страны, кроме Швейцарии, включая Россию, так или иначе принимали в ней участие. Так что логика в рассуждениях Швейка, пусть и смешная и не вполне корректная, но все-таки имеется.
С. 321
— Денщик нашего капитана, — отозвался Юрайда, — рассказывал, и будто он сам это слышал: как только нами будет занята граница Галиции, мы дальше не пойдем; после этого русские начнут переговоры о мире.
То есть дойдем до довоенной границы между Россией и Австро-Венгрией.
— Тогда не стоило и воевать, — убежденно сказал Швейк. — Коль война, так война. Я решительно отказываюсь говорить о мире раньше, чем мы будем в Москве и Петрограде. Уж раз мировая война, так неужели мы будем валандаться возле границ?
Кажется, что Гашек в преддверии битвы у Сокаля уже начал формировать образ Швейка-героя и славного воителя. См. комм, к словам вольноопределяюш; егося Марека выше: ч. 4, гл. 3, с. 312.
Возьмем, например, шведов в Тридцатилетнюю войну. Ведь они вон откуда пришли, а добрались до самого Немецкого Брода и до Липниц, где устроили такую резню, что еще нынче в тамошних трактирах после полуночи говорят по-шведски и друг друга не понимают.
См. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 320.
Немецкий Брод – ныне Гавличкув Брод. См. комм., ч. 2, гл. 3, с. 375.
Липницы над Сазавой – место, где Гашеком диктовались эти строки. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 286.
Или пруссаки, те тоже не из соседней деревни пришли, а в Липницах после них пруссаков хоть отбавляй. Добрались они даже до Едоухова и до Америки, а затем вернулись обратно.
По всей видимости, Швейк под всем известным способом распространения пруссаков в средней Богемии имеет в виду Семилетнюю войну. См. комм., ч. 2, гл. 2, с. 284.
Едоухов (Jedouchov) – небольшая деревня рядом с Липницами и Гавличковым Бродом. Пять километров от первых и десять до второго. Скорее всего, пруссаки во время Семилетней войны в этих местах не были. Основные битвы случились километров на шестьдесят севернее, ближе к Праге, Кутной-Горе и Колину.
Америка, тогда английская колония, была вовлечена в Семилетнюю войну, но там пруссаков уж точно не было. Англичане выбивали из-за Аппалачей, земель, что будут прозваны спустя какое-то время Диким Западом, французов и их союзников индейцев.
Впрочем, просто немцы, похоже, и были. Вот что замечает по этому поводу блогер lepestriny:
во время Семилетней войны в рядах английской армии сражалось более 40 тысяч немцев. Часть попала и в Америку. Германские власти мелких государств сдавали своих солдат Англии в аренду. Был прибыльный бизнес, вербовщики хватали рослых мужчин прямо на дорогах. Целые «национальные» подразделения из уроженцев германских земель и позже воевали в Америке против сторонников независимости, и немецкие драгуны и егеря даже вошли в американский фольклор. Грабежами. Большинство было гессенцев, так их в Америке и называли «гессенские гренадеры», а Гессен позже был аннексирован Пруссией, после войны с Австрией. Возможно на эти перипетии и намекает Гашек.
С. 323
однажды я читал, осмелюсь доложить, что некогда была великая битва, в которой пал шведский король со своим верным конем. Обоих павших отправили в Швецию и из их трупов набили чучела, и теперь они стоят в Стокгольмском музее.
Доблестный Швейк, как обычно, немного путает, когда речь идет об исторических фактах. В стокгольмской Оружейной палате выставлено только одинокое чучело коня императора Густва II Адольфа (Gustav II Adolf, 1594–1632) по имени Стрейфф (Streiff). Сам же император, прозванный Великим и погибший в одном из сражений Тридцатилетней войны (Battle of Lützen, 1632), восседая на этом самом коне, покоится отдельно, никому невидимый в личном саркофаге в церкви Риддархольмсчюркан (Riddarholmskyrkan). Впрочем, скорбящая императрица после смерти любимого мужа целый год не давала его похоронить, а потом, отдав тело, еще долго держала у себя сердце. Так что не такой уж Швейк страшный путаник.
Когда кадет Биглер обратил внимание врача на то, что чувствует себя очень слабым, тот, улыбаясь, ответил: «Золотую медаль за храбрость у вас еще хватит сил унести».
См. комм, об австрийских боевых медалях: ч. 1, гл. 14, с. 195.
С. 324
санитарные автомашины отправляются на Каменку-Струмилову через Золтанец
Каменка-Струмилова – см. комм., ч. 4, гл. 3, с. 304.
Золтанец (Жовтанцы) – см. комм., ч. 4, гл. 3, с. 303.
все славные битвы доблестной австро-венгерской армии, начиная со сражения 6 сентября 1634 года у Нердлингена и кончая Сараевом 19 августа 1888 года.
Нерддинген (Nördlingen) – город в Баварии. Здесь во время Тридцатилетней войны 3 сентября 1634 года протестантская армия под водительством шведов потерпела сокрушительное поражение от объединенных католических войск, которыми командовал будущий император Священной Римской империи, Фердинанд III из рода Габсбургов.
Сараево (Sarajevo) – столица Боснии и Герцеговины. 19 августа 1878 года (во всех редакциях переводов ПГБ – опечатка) – день вступления австрийских войск в этот город, начало оккупации и последующей аннексии империей Габсбургов очередной порции славянских земель на Балканах. Один из эпизодов разборки с соседями на территории Османской империи. Роман начинается с упоминания Швейком этих событий и рассуждения о значении их в мировой истории, см. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26.
С. 326
В школе им не читали лекций о том, как в таких случаях низший офицерский чин обязан вести себя по отношению к старшему, должен ли он, недоделав, вылететь из уборной, одной рукой придерживая штаны, а другой отдавая честь.
Швейк, как известно, не думая о букве устава, а по велению искреннего солдатского сердца, поступал именно так. См. комм., ч. 3, гл. 2, с. 107.
— Господин подпоручик, по прибытии в штаб бригады я не имел сведений о том, что вы находитесь здесь.
Как обычно у Гашека, чем более про- или онемеченый возникает персонаж, тем грамматически чище и правильнее у него чешская речь. В частности, все составляющие обращения у Биглера в звательном падеже: Pane poručíku, аналогично и у Дуба чуть ранее: Kadete Biegiere. У Швейка, да и у всех его сослуживцев в звательном падеже было бы только первое слово: Pane poručík. См. комм., ч. 1, гл. 1, с. 26.
С. 327
— На обед мне подали бигос по-польски. Из батальона пошлю телеграфную жалобу в бригаду. Испорченная кислая капуста и негодная к употреблению свинина.
Бигос (bigos) – традиционное блюдо польской кухни, весьма напоминающее сегединский гулящ который однажды рвался приготовить господам офицерам хитрый приспособленец повар Юрайда (см. комм., ч. 3, гл. 1, с. 17). Основные обязательные ингредиенты – свежая капуста, квашеная капуста и рубленные мясопродукты. В классическом охотничьем варианте – все, что убили в лесу, и все, что осталось от домашних припасов. Ветчина, буженина, колбаса, сосиски и дичь. Компоненты долго и старательно тушатся, заправленные по вкусу солью, перцем и кореньями. Если от завтрака осталось красное вино и помидоры, то туда же. Вкус, цвет и запах воспеваются в эпической поэме Адама Мицевича «Пан Тадеуш».
А в контексте лингвистических особенностей романа о «Швейке» любопытно, что название блюда – возможно, немецкий дериват. От begossen.
— Фельдмаршал Ностиц-Ринек, цвет запасной кавалерии, — ответил на это Биглер, — издал сочинение «Was schadet dem Magen im Kriege» /«Что вредит желудку на войне» (нем.)/
Род Ностиц-Ринек (Nostitz-Rieneck) – старинный род чешских дворян с землями и замками на самой северной границе современной Праги в Пакомержицах (Pakoměřic) и Мешице (Měšic). Совсем рядом с родным домом фельдфебеля Ванека – Кралупами-над-Влтавой. Йомар Хонси (JH 2010), ссылаясь на Ганса-Питера Лакера, пишет, что фельдмаршалами (Feldmarschall-Leutnants) от кавалерии из последних в роду были: граф Герман фон Ностиц-Ринек (Hermann Graf von Nostitz-Rieneck, 1817–1895), а также его сын Альберт (Albert, 1843–1929) и племянник Иоган (Johann, 1847–1915). Кто из этих благородных людей написал и писал ли вообще книгу о здоровой военно-полевой диете, до сей поры не выяснено. Зато точно известно, что единственная дочь убитого в Сараеве эрцгерцога Франца Фердинанда Софи (1901–1990) в 1920 году вышла замуж за наследника славного рода Фридриха Ностиц-Ринека (Friedrich Nostitz-Rieneck, 1891–1973) и стала Софи Ностиц-Ринек. Таким забавным образом, никем не предвиденным движением от отца к дочери, логически замкнулся и роман Гашека.
С. 330
На холме в Богдальце, возле Праги…
Богдалец – небольшой, до сих пор покрытый вольной зеленью, кустами и деревьями холмик на границе современных пражских районов Вршовице (Vršovice) и Михле (Michle). Под северным склоном холма идут пути железнодорожной ветки Прага – Ческие Будейовици. А под южным склоном – улица У плынарни (U plynárny) и река Ботич (Botič), см. комм., ч. 1, гл. 3, с. 50.
— В одном доме я наткнулся на старого отставного солдата времен оккупации Боснии и Герцеговины, который отбывал военную службу уланом в Пардубицах и еще не забыл чешского языка.
Оккупация Боснии и Герцеговины 1878 года, см. комм, выше: ч. 4, гл. 3, с. 324. То есть, служил старый солдат в Чехии почти тридцать лет тому назад.
Пардубицы – см. комм., ч. 2, гл. 5, с. 465.
С. 331
— в Индржиховом Градце, — отозвался Швейк, — много лет тому назад был колбасник Йозеф Линек.
Йиндрижов Градец (Jindřichův Hradec) – южно-чешский город, во времена Швейка официально назьюавшийся Нейхауз (Neuhaus), см. комм., ч. 3, гл. 3, с. 158 и ч. 2, гл. 5, с. 478.
что его покупателям часто приходилось разгрызать в колбасе клопа или таракана.
Слова «покупатель» и «колбаса» – в оригинале немецкие дериваты: kunšofti v buřtě. От слов Kundschaft и Wurst.
— С этим я покончил, — ответил Швейк, — но аналогичный случай произошел в Бескидах, об этом я расскажу вам, когда мы пойдем в сражение.
Бескиды – см. район Карпат. См. комм., ч. 1, гл. 14, с. 219.
«Сражение» – в оригинале немецкий дериват: gefecht (povím, až budeme v gefechtu). От Gefecht. См. выше комм, о скором будущем Швейка-героя: ч. 4, гл. 3, с. 312.
С. 332
полезут из тебя гусиные потроха с рисом
В оригинале не «потроха» полезут, а польется суп из гусиных потрохов «калдоун»: kaldoun (Poteče z tebe kaldoun s rejží) Может быть не только с рисом, но, в зависимости от вкуса и традиций дома, и с печеночными фрикадельками (кнедликами), лапшой или ячменной крупой. В общем, всегда есть чему поплескаться. И будет.
С. 334
До этих слов продиктовал уже больной Ярослав Гашек «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой войны». Смерть, наступившая 3 января 1923 года, заставила его умолкнуть навсегда и помешала закончить один из самых прославленных и наиболее читаемых романов, созданных после первой мировой войны.
Эти финальные строки, буквально хватавшие за сердце не одно поколение русских любителей Гашека, вне всякого сомнения, принадлежат перу коммуниста и гашковеда Здены Анчика, и воспроизводятся они в чешских версиях, начиная с первого «социалистического» издания романа 1951 года. Есть они и в издании 1953 года, которым, по всем признакам, пользовался во время своей работы Петр Григорьевич Богатырев. А до того, как текст был национализирован и обработан Зденой Анчиком, роман, оборванный смертью Гашека, легко подхватывался буквально на полуслове и продолжался под той же обложкой писателем и бывшим солдатом первой мировой Карелом Ванеком (Karel Vaněk, 1887–1933). Вот как заканчивался, а точнее приостанавливался, роман до национализации:
Zde končí rukopis Jaroslava Haška, který zemřel dne 3 ledna 1923 ve věku čtyřiceti let. Švejka nedodiktoval. Smrt mu pevně zavřela ústa a nikdo se nikdy nedoví, jak bylo dál. Veliký humoristický román zůstal torsem. Stojíme před tím torsem v obdivu. Mamě se dohadujeme, mamě dokreslujeme.
V mkopise po Haškově smrti pokračoval Karel Vaněk.
Здесь кончается рукопись Ярослава Гашека, который умер 3 января 1923 года в возрасте сорока лет. Швейка недодиктовав. Смерть крепко затворила его уста и никто, и никогда не узнает, что было бы далее. Великий юмористический роман остановился на полуслове. И стоим мы перед этим недосказанным словом в восхищении. И напрасно пытаемся что-то)тадать или дорисовать.
Рукопись после смерти Гашека продолжил Карел Ванек.
И сразу же за этим реплика Биглера (уже пера Ванека) на фразу Дуба (еще продиктованная Гашеком). После чего пошло, поехало и покатилось дальше.
Получалась книга как бы двух авторов, не только с началом, но и с концом. Так ловко сумел поставить дело «досоциалистический» издатель романа Адольф Синек (Adolf Synek). В таком виде, вместе с продолжением Ванека, роман Гашека издавался в Чехии до Второй мировой и после, вплоть до 1949 года, когда увидело свет последнее переиздание Синека (последним хозяином издательства после гибели отца Адольфа и его сына Карела в нацистских лагерях была вдова Власта – Vlasta Synková). В таком синековском комплекте роман переводила на немецкий Грета Райнер, а с ее немецкого на русский – предшественники ПГБ Герберт Августович и Алиса Германовна Зуккау (Л.: Прибой, 1926–1928). Вот как выглядит это место текста у мужа и жены Зуккау, лишенное патетики и искреннего чувства Адольфа Синека:
На этом кончается рукопись Ярослава Гашека, умершего 3 января 1923 года, сорока лет от роду. Незаконченный труд его был доведен до конца другом покойного, Карлом Ванеком.
И сразу же за этим понеслись главы пятая и шестая части четвертой, созданные уже Карелом Ванеком.
С легкой руки Здены Анчика практика соединения Гашека с Ванеком под одной обложкой была прекращена. И хотя неизвестно, чего в этом решении оказалось больше: идеологии (Ванек не был большевиком в отличие от Гашека) или же художественного чутья (Ванек в равной степени не был и гением), но решение Анчика несомненно верное. Ну а в шестидесятых годах и фраза Анчика, на самом-то деле, всего лишь навсего перефразировавшая взволнованное представление издателем Синеком писателя Ванека, подхватившего черт знает от чего чужой труд, исчезла из чешского текста как совершенно уже бессмысленный, свое отживший атавизм. Ныне во всех переизданиях «Швейка» на языке оригинала книга заканчивается так, как и должен любой роман. Точкой автора.