Автомобиль несся, точно спасаясь от преследования. Улицы были запружены рабочими и кучками вооруженных солдат без офицеров. Все шли по мостовой. Трамваи не ходили, извозчиков не было, изредка проезжали грузовики с пулеметами.
Автомобиль остановился. Гучков и Шульгин прошмыгнули как можно скорее в подъезд дома с колоннами. Они боялись попасться на глаза бродившим по улицам солдатам.
В большой комнате на диванах и креслах сидели все члены нового правительства, Родзянко и еще несколько членов Государственной Думы. Посредине, в большом кресле, сидел высокий и худой офицер с длинным, узким лицом. Это был новый царь — Михаил.
Новые министры говорили по очереди, все одно и то же: Михаил не должен принимать престола, Совет этого не допустит сейчас, рабочие и солдаты все равно свергнут царя. А вместе с ним свергнут и новое правительство и Думу. Власть захватит тогда Совет.
Милюков, седой, с сизым от пяти бессонных ночей лицом, сидел о закрытыми глазами. Вдруг веки его дрогнули и тяжело открылись.
— Если вы откажетесь, ваше величество, будет гибель, — заговорил Милюков сиплым голосом. — Без царя наше правительство не удержится. Будет ужас, неизвестность, беспорядки, кровавое месиво. Вам нельзя отказываться.
— Я подумаю несколько минут, — сказал Михаил.
Михаил вышел в другую комнату вместе с Родзянко. Керенский перебегал с места на место и шептал:
— В любую минуту сюда могут ворваться солдаты, и будет резня. Надо скорей кончать.
В соседней комнате Михаил обдумывал решение.
— Вы уверены, что в Петрограде нет ни одного полка, который стал бы на мою защиту? — сказал Михаил.
— Да, — отвечал Родзянко, — все они за Совет.
— Может быть, я смогу, приняв престол, выехать из Петрограда?
— Совет не выпустит вас из города ни на автомобиле ни в поезде.
— Ручаетесь ли вы за мою жизнь, если я стану царем?
— Вас могут сегодня же убить.
«Совет, всюду Совет», — думал Михаил и сказал громко: — Я решил.
Михаил вышел к собравшимся. Он встал посредине комнаты. Все столпились вокруг него и ждали. Стало совсем тихо.
— При существующих условиях я не могу принять престола, потому что… — но Михаил не докончил: губы у него задрожали, и он расплакался.
Кто-то поднес ему стакан воды. Все заговорили разом.
Керенский побежал в переднюю одеваться.
Несколько человек перешли в соседнюю комнату, в детскую. Михаил сел за маленькую парту, взял игрушечного медвежонка и мял его в руках. Депутаты за него писали бумагу: «Отречение Михаила».
Был полдень.