Гостиная. Прошло три недели. Ранний вечер. Тереза сидит в кресле. Ноги ее прикрыты пледом. Рядом, в своем кресле — Джеймс.
Джеймс (читает вслух).
«И вот я направил шаг
В благословенный мрак.
Не видя, невидимый шел я, спеша.
Мир был, как черный потухший очаг,
И только огнем горела душа.
Но это сияние — ярче дня.
Уверенней солнца оно ведет.
Туда, где меня ожидает тот,
Чье присутствие чувствую я.
Единственный, кто ожидает меня.
О ночь, поступившая в поводыри!
О темнота, что милее зари!»
(Внезапно останавливается.)
Тереза. Дальше, пожалуйста. Мне это нравится гораздо больше, чем то, что читает Элен. Я не все понимаю, но мне нравится. Она постоянно читает мне святую Терезу. Она называет ее моей любимицей, но в сущности Элен любит ее гораздо больше.
Джеймс. Элен заблуждается. Она полагает, что мы с тобой оба старики, но и сама она также стара. Впрочем, это не со зла.
Тереза. Я в самом деле была недавно при смерти?
Джеймс. Откуда мне знать? По существу, мы все здесь почти при смерти. Кроме Роз.
Тереза. Знаешь, был момент, когда мне не хотелось умирать в своей комнате, где когда–то была детская, где были наши игрушки. Мне захотелось умереть там, где кто–нибудь уже умер, в настоящей спальне.
Джеймс. А почему бы и нет?
Тереза. Нет, это длилось только одну секунду. А потом я страшно испугалась. Так испугалась, как еще никогда в жизни. Элен говорит, что мне первой пришло в голову запереть все спальни. Не могу припомнить, — это правда?
Джеймс. Мне кажется, это было ваше общее желание. Теперь уже не помню. Во всяком случае, откроет их кто–нибудь другой. И очень скоро. Быть может, это сделает Роз.
Тереза. Всех интересует душа, а вот я всегда думаю о привидениях, о мертвецах, которым нет покоя. Элен когда–то мне рассказывала о потерянных душах…
Джеймс (перебивая ее). С самого начала не надо было уступать вам в этом вопросе. Но это выглядело такой пустячной, такой безобидной причудой, что, казалось, не стоило с этим бороться. Нет, конечно, я должен был воспротивиться. От меня было очень мало проку, Тереза. Хочешь, я расскажу тебе один из моих «снов наяву»? Они опять преследуют меня, должно быть, я впадаю в детство. Я мечтаю помочь кому–нибудь в большом горе. Мечтаю сказать нужное слово в нужное время. Когда–то, давным–давно, меня порой охватывало чувство, что я оказал людям настоящую помощь. Это случалось не часто, примерно раз в пять лет, но наполняло жизнь смыслом. А теперь, если и представится случай, я не уверен, найду ли я нужные слова.
Тереза. Я боюсь умирать, Джеймс, боюсь даже думать о смерти. А когда пришла Роз, я, кажется, и ее напугала. Ведь это славный дом, и мы не плохие люди. Почему же вокруг столько страха?
Джеймс. Ее, наверно, напугал твой страх. Твой глупый страх смерти.
Тереза. А это глупый страх, Джеймс?
Джеймс. Тот, кто верует в бога, не должен бояться смерти.
Тереза. А как же ад, Джеймс?
Джеймс. Ну, до него мы не доросли, я рассчитываю на милосердие. Там место великим, самым великим. Я не знаю никого, кто достаточно велик для ада, за исключением сатаны.
Тереза. Мне стало немного лучше, но это только оттого, что я снова здесь, в гостиной. Хорошо, что Элен завесила картинкой пятно на стене в моей комнате. Но все–таки от «Дочери Иисуса» я отказалась. Тебе не приходило в голову, что эта святая так нравится Элен, потому что умерла молодой? Иногда Элен смотрит на Роз так странно, словно думает: «А я переживу даже тебя».
Джеймс. Тебе надо отдохнуть. Почитать еще немного?
Тереза. Почитай.
Джеймс. Ну вот, дальше святой Хуан продолжает говорить о непроглядной ночи души. Мы с тобой этого не испытывали, и нам это немного трудно постичь. Дело в том, что близость к богу иссушает человека, лишает его сил. Все мы держимся от него на довольно почтительном расстоянии. Святой Хуан пытается описать окружившую его черную ночь, где нет любви, нет даже сил для молитвы.
Тереза. Я молюсь. Утром и вечером.
Джеймс. О, я их помню, свои младенческие молитвы, Тереза. «Отче наш»… «Богородица дева, радуйся»… «Покаянную»… Но я и десяти минут не могу предаваться молитве, чтобы не отвлечься, не начать думать о чем–нибудь постороннем. И весь этот мир, столь далекий от меня, — пища для моих размышлений. Когда я был приходским священником, я старался уверить себя, что у меня просто не хватает времени для молитв. Но вот мне было отпущено двадцать ничем не заполненных лет, а я все еще могу только твердить «Отче наш». Да полно! — говорю ли я хоть это?
Тереза. Мне кажется, Джеймс, у тебя самого тоже есть своя черная ночь.
Джейм с. Нет, в такое отчаянье мне никогда не впасть, Я избавлен от изнурительной работы в приходе, достаточно хорошо питаюсь, счастлив с обеими вами. Читаю вам жизнеописания праведников, хоть сам и не очень похож на них… Что у нас сегодня на обед, Тереза?
Тереза. Макароны с сыром. (Внезапно до нее доходит, что он шутит.) О, Джеймс!..
Входит Элен.
Элен. Вы не заметили, Мэри вернулась?
Джеймс. Разве она не на кухне?
Элен. Я послала ее с одним поручением.
Джеймс. Что–нибудь купить?
Элен. Не совсем.
Джеймс. Далеко?
Элен (неопределенно). Да нет, через парк.
Тереза. Я ее не видела после второго завтрака.
Элен. Она как раз тогда и ушла. Я рассчитывала, что она вернется помыть посуду, но придется, видимо, сделать это самой.
Тереза. А Роз?
Элен. Что ты, дорогая? Неужели ты серьезно полагаешь, что она дома? (Уходит.)
Тереза. Что она этим хотела сказать?
Джеймс. Не знаю.
Тереза. Роз была ко мне очень добра во время моей болезни. Порой я просыпалась в испуге, и всегда она дремала рядом, прикорнув в кресле. Помню, когда я была совсем маленькой, еще до рождения Элен, мама зажигала для меня ночник, потому что я была трусихой. Пламя издавало звук, похожий на чье–то спокойное дыхание. Как Роз, когда она спит.
Джеймс. Она добрая девочка.
Тереза. Очень. Только в самом начале она была ужасно резка со мной. Не могу понять почему?
Джеймс. Теперь это не имеет значения.
Тереза. Мне мерещится, что перед самым моим заболеванием Элен сказала что–то относительно ухода Роз. Куда это она хотела уйти? Элен как будто говорила, что Роз хочет бежать от нас. Но зачем ей убегать? Снова этот страх?
Джеймс. Не надо волноваться. Ведь она никуда не ушла.
Тереза. Меня ни во что не посвящают. И очень многого я не в состоянии понять.
Джеймс. И не пробуй. Гораздо лучше просто верить в то, что перед нашими глазами, и ни о чем не допытываться. Предоставь вопросы психологам. Они будут спрашивать: «Это действительно так? Вы в самом деле думаете это или только думаете, что вы думаете?»…
Они не слышат шагов на лестнице.
Мэри (за сценой). Но, мисс Роз… Прошу вас…
Роз. Идемте, идемте.
Мэри. Мисс Роз, мне приказали…
Роз. Я знаю, что вам приказали.
Дверь распахивается, Роз вталкивает в комнату Мэри. Роз изменилась с тех пор, как мы ее видели в последний раз. Сейчас она разгневана, но дело даже не в этом. Три недели назад это была опьяненная своей любовью, восторженная, возбужденная девочка. Теперь она выглядит на несколько лет старше и уже не так хороша, как раньше. Эти недели были полны обманутых надежд, поисков решений, рухнувших планов. У нее было достаточно времени для того, чтобы думать. В этом–то, вероятно, и состоит самая большая перемена в ней.
Роз. Ну, давайте рассказывайте!
Мэри. Но, мисс Роз…
Роз. Ах, здесь нет вашей хозяйки? (Подходит к двери, зовет.) Тетя Элен! Тетя Элен!
Тереза. Она на кухне, Роз.
Роз. Она сейчас поднимется. Ее сыщик уже вернулся.
Мэри. Прошу вас, мисс Роз…
Роз. Это ваша общая затея?
Джеймс. Мы даже не знаем, какая затея.
Роз. Простите. Я должна была догадаться, — это ее работа. Она меня ненавидит.
Джеймс. Глупости!
Роз. Да, ненавидит. И я знаю — почему. Любовь — нормальное состояние человека. Любить — это значит появиться на свет, расти, стать взрослым, иметь детей, умереть. А она все это ненавидит. Она хочет воздвигнуть стену из запертых комнат и отгородиться ею от любви, от жизни, от смерти. Отсиживаться здесь, в этой комнате для живых. Здесь никто никогда не умрет: перпетуум мобиле. Здесь никто никогда не родится: это рискованно. Мне позволено располагаться здесь на ночь, потому что я молода и опасности нет. Но мужчине вход сюда воспрещен; упаси бог, если он встретится со мной, — ведь в таком случае жизнь грозит сдвинуться с места. Мы способны заниматься любовью, а это означает становиться старше, подвергаться риску — в этом вашем паноптикуме образца 1902 года.
При последних словах входит Элен.
Элен. Что ты говоришь относительно 1902 года, милая кро… (Замечает Мэри.) Мэри, что вы тут делаете?
Роз. Я ее прихватила с собой. Мне тоже хочется выслушать ее донесение.
Элен. Какое донесение, дорогая?
Роз. Как какое? Донесение о каждом моем шаге. О том, как в без четверти три я прибыла в Ригел–Корт и в четверть шестого оттуда ушла. О том, что больше никого она не опознала, потому что он пришел раньше, чем я.
Элен. Мэри, вам лучше уйти.
Роз. Я хочу выслушать ее отчет.
Элен. Мэри, уходите.
Мэри уходит. Пауза.
Не могу сообразить, о чем ты говоришь.
Роз. Прекрасно соображаете. От меня вы узнаете подробности, которые неизвестны Мэри. Майкл пришел туда в половине третьего, до того, как явилась я с провожатой. Я зашла туда в три и снова оделась в пять; этого Мэри не могла вам, по–моему, сообщить. И мы с ним лежали в постели, да!.. И встречались мы по три–четыре раза в неделю все это время, с того самого дня, как вы задержали меня здесь… для моего же блага. (С горечью.) Вы так молили о помощи… Вы бы прекрасно обошлись без меня, если бы не занимали Мэри подобными делами.
Джеймс. Это правда, Элен?
Элен. Да, в известном смысле правда. У меня были подозрения, и я хотела выяснить, где это она пропадает по нескольку часов чуть ли не каждый день.
Джеймс. Зачем?
Тереза тихонько плачет.
Элен. Перестань хныкать, Тереза.
Джеймс. Я повторяю, — зачем?
Элен. Мы отвечаем за нее. Выяснить это все было моей обязанностью. Ты настолько слаб, что свел их вместе. Она ведь заявила, что уходит с ним. А это смертный грех.
Джеймс. Ты в этом уверена?
Элен. Разумеется, потому что он женат.
Джеймс. Ты думаешь, что, столкнувшись с грехом, узнаешь его? В таком случае ты более мудра, чем вся Церковь.
Элен. Найди в себе хоть каплю здравого смысла, Джеймс.
Джеймс. Постараюсь, если у тебя найдется хоть капля милосердия.
Элен. Джеймс, ты глупец.
Джеймс. Я вижу то, что видят мои глаза. Большего бог с меня не требует.
Элен. Ты слышал, как она бахвалилась? Они бы теперь изо дня в день жили вместе, если бы я не воспрепятствовала им.
Джеймс. Что значит воспрепятствовала?
Роз. Да, мы жили бы вместе. Да, мы были бы любовниками. Вы столько твердите о смертном грехе, почему же вы не дали мне уйти? Разве так лучше? Встречи в Ригел–Корте. — это лучше?
Элен. Да, это лучше. Это ускорит конец.
Роз. Ну еще бы!.. Для вас ведь это доброе деяние — уничтожить любовь.
Элен. Такую любовь — да.
Роз. Какая разница между такой любовью и какой–нибудь другой? Разве я бы его иначе любила, если бы он не был женат? (Сама себе отвечает чуть тише.) Было бы только больше счастья.
Джеймс (выждав удобную минуту). Ты сказала, что воспрепятствовала им?
Элен. Да. И я не стыжусь этого. Я удержала ее в лоне Церкви. Теперь она в любое время может идти к исповеди.
Роз. И после исповеди продолжать все то же, а затем — снова к исповеди… И вы считаете, что это лучше, чем иметь семью, детей и жить, не расставаясь до самой смерти?..
Элен. Жить в смертном грехе.
Роз. У бога больше здравого смысла. И милосердия.
Элен. А чересчур полагаться на милосердие божие — это еще одно прегрешение.
Роз. Как же, знаю, это называется презумпция. Монахини обучили меня этому.
Джеймс (к Элен). Что ты имела в виду, когда сказала, что воспрепятствовала им?
Элен. Тереза не была больна.
Роз. Как не была? Она ведь лежала без сознания на полу…
Элен. Я сказала Терезе, что она захворала. Она поверила.
Роз (отворачиваясь). О!..
Продолжительное молчание.
Элен (защищаясь). Я должна была действовать немедленно, Джеймс.
Джеймс. Не будь ты так глупа, я решил бы, что ты очень зла. Очень.
Тереза. Я не могу понять, о чем вы говорите.
Джеймс (к Элен, с горечью). Может быть, ты ей это объяснишь? Мне — не удастся. Тереза, дорогая, иди с Элен в свою комнату. Тебе нужно отдохнуть, ляг в постель.
Тереза. Ты стараешься отделаться от меня, Джеймс?
Джеймс. Да, дорогая, стараюсь. Забери мою книгу. Я хочу поговорить с Роз наедине.
Тереза (направляется к выходу. Остановилась около двери). А ты не идешь, Элен?
Элен (Джеймсу). Я тебе не доверяю. Я остаюсь.
Джеймс. Будь по–твоему. Роз, проводи ты Терезу.
Роз берет Терезу под руку, ведет ее за дверь.
Тереза (уходя, голосом умоляющего ребенка). Ты придешь сказать мне спокойной ночи, Джеймс?
Джеймс. Сейчас еще рано. Я буду у тебя перед обедом. А вечером почитаю тебе, чтобы ты лучше заснула.
Роз и Тереза уходят.
(К Элен.) Ты могла убить Терезу.
Элен. Я только сказала, что она неважно выглядит. Я не намеревалась…
Джеймс. Ты достаточно ясно сказала нам о своих намерениях.
Элен. Лучше бы ей никогда здесь не появляться!
Джеймс. О да, это было бы лучше. Ей здесь очень плохо.
Элен. Здесь? Мы тут ни при чем. Это он, этот безнравственный человек.
Джеймс. Дело не в нем. Виной всему наша мертвая добродетель. Все эти жития святых, благочестивые картинки, пожертвования Обществу алтаря… Подумай, — может быть, войди она в дом, в котором была бы любовь, ее бы не так терзали сомнения, она бы делилась с нами…
Элен. Почему же она этого не делала?
Джеймс. Потому что в нашем доме страх, а не любовь. Что мы можем дать ей взамен, если уж требовать от нее жертвы? Набор прописных религиозных истин.
Элен. Говори за себя, Джеймс.
Джеймс. Я так и делаю. Сидячая добродетель, изрекающая набожные сентенции и неуклонно идущая на ущерб.
Элен. Он ее соблазнил.
Джеймс. Глупое выражение, но даже если бы это и было так?
Входит Роз.
Роз (вызывающе). Ну?
Джеймс (к Элен). Тебе следует извиниться перед ней.
Элен. Извиниться?
Джеймс (к Роз). Элен не имела права выслеживать тебя.
Элен. Она на нашем попечении. Она лгала нам.
Роз. Вы лгали мне.
Элен. Бывает ложь — и ложь.
Джеймс. Хватит. Прости мне, боже, но ты мне надоела, Элен. Выйди, пожалуйста.
Элен. Я предпочитаю остаться здесь.
Джеймс. Я твой брат, но, кроме того, еще и священник. Я попросил тебя уйти.
Элен (направилась к двери, но обернулась, бросая ему еще одно оскорбление). Церковь удачно избавилась от такого никчемного служителя, как ты, Джеймс. (Выходит и закрывает за собой дверь.)
Молчание.
Роз (с вызовом). Вы понимаете, что это означает?
Ответа нет.
Раз тетя Тереза здорова, я свободна. Я могу уйти с ним. Мы по–прежнему стремимся к этому.
Джеймс. По–прежнему?
Роз. Мы не наскучили друг другу, если вы это имеете в виду. (С вызовом.) Мы еще больше любим… Мы теперь как следует узнали друг друга.
Джеймс. Очень рад, что часы, проведенные в Ригел–Корте, принесли такую пользу.
Роз (дрогнувшим голосом). Не смейтесь надо мной. Пожалуйста, не смейтесь надо мной. Джеймс. Мне не до смеха.
Роз. Дядя, это вовсе не так уж замечательно. Это грустно, грустно. (Садится на пол возле его кресла.) Я устала. Я не знаю, что мне делать.
Джеймс. Ну, а как он?
Роз. Мы все можем перенести, когда мы вместе. В половине третьего — мы счастливы; мы еще счастливы и в три часа. Потом мы иногда ненадолго засыпаем. Еще не так плохо и в четыре. Но затем мы слышим, как часы отбивают четверть пятого, и нас начинает охватывать тоска… Ежедневно, в четверть пятого. Мы ведем себя ужасно благоразумно, когда время подходит к пяти. Там на камине стоят противные позолоченные французские часы. Я их когда–нибудь разобью, честное слово!.. Нехорошо, что я вам все это рассказываю?
Джеймс. Продолжай. Священнику редко удается услышать живую человеческую речь. Обычно нам все излагают мертвыми формулами.
Роз. «Со времени последней исповеди, три недели назад, я прелюбодействовала двадцать семь раз», — тетя Элен хочет, чтобы я отвечала именно так. Но не в этом же суть, отец! Ведь считается, что через вас мы общаемся с богом, а ему все известно — и насчет часов на камине. Я не хочу исповедоваться. Я хочу сказать: «Господи, даруй нам больше любви! Дай нам жить вместе! Не допусти, чтобы это был только Ригел–Корт, снова и снова Ригел–Корт…». Вы понимаете?
Джеймс. Только то, что в силах понять.
Роз. Что нам делать?
Джеймс. Дитя мое…
Роз (перебивая). Я не спрашиваю вас, как священника. Этот ответ я знаю. Но я не могу поверить тете Элен, что Ригел–Корт и расставания по три раза в неделю угоднее богу, чем другое.
Джеймс. Что другое?
Роз. Спокойствие. Семья. Дети. Без всякой церкви.
Джеймс. Ты не была бы счастлива.
Роз. О нет, была бы! Не заблуждайтесь, отец. Без причастия я проживу: это не заставит меня страдать. Но жить без него…
Джеймс. Люди преодолевают боль разлуки. Проходит время…
Роз. Да, но через что надо пройти! Видеть сны о том, что мы вместе, и просыпаться в одиночестве, и снова считать часы, оставшиеся до сна.
Джеймс (с грустным удивлением). Как ты повзрослела за эти три недели!
Роз. Неужели вы думаете, что я смогу по–настоя щему любить бога, если лишусь Майкла? Бога, который прежде, чем утешить, заставляет так страдать!
Джеймс. Ты слишком упрощаешь.
Роз. Да ведь сама ситуация очень проста! Ничего сложного, отец: обыкновенная любовная связь. Самая банальная вещь.
Джеймс. Беда в том, что ты мало доверяешь богу. Он бы тебе все облегчил, если бы ты слепо вручила себя ему.
Роз (лицо ее каменеет. Ее не удастся убедить). Да? Обычно он этого не делает, — стоит только взглянуть вокруг. По–видимому, ему нужны герои, а я не герой. Я трус. Мне не вынести слишком много горя. И таких, как я, очень много, отец. Ведь, изменяя богу, я не поступаю хуже, чем Петр[9], правда? Бог умер также и ради трусов.
Внизу звонят.
Джеймс. Бог превратил их в героев. Даже Петра.
Роз. Ах, отец, все мы знаем о праведниках господних! Но нам ничего не говорят о его отступниках. Счастливых отступниках. Тех, кто не очень–то о нем думает и тем не менее продолжает жить спокойно.
Джеймс. Нужно и это заслужить — быть отступником.
Роз. А я и пробовать не хочу, дядя! Я трус. Мне нужно просто немного обыкновенного человеческого покоя. Не по рецепту: «люби бога, надейся на бога, со временем все будет хорошо…». Дядя, прошу вас, скажите мне что–нибудь не церковное!
Поспешно входит Элен.
Элен. Тебя спрашивают, Роз.
Джеймс. Кто?
Элен. Миссис Деннис.
Джеймс. Что ей нужно? (С подозрением.) Как она попала сюда?
Элен (с оттенком тайного торжества). Я же сказала, она хочет видеть Роз.
Роз отворачивается с жестом ужаса. Пауза.
Джеймс. Опять дело твоих рук, Элен? Скажи, что Роз больна, что ее нет дома. Скажи что угодно, только избавься от нее.
Элен. Она имеет право…
Джеймс. Девочка достаточно вынесла.
Элен (с презрением). Девочка?
Джеймс. Да, девочка.
Роз (круто поворачивается к ним). Я же здесь, не так ли? Чего же вы ждете? Пусть она войдет. (Подходит к двери и распахивает ее.)
Элен быстро выходит, слышно, как она велит Мэри проводить миссис Деннис наверх.
Джеймс (ему не хочется покинуть Роз). У тебя хватит сил?
Роз. Хватило же у меня сил все эти три недели выносить мысль о ней.
Джеймс (останавливает свое кресло у двери. Медлит.) Кликни меня, если я тебе понадоблюсь. Я буду в своей комнате.
Роз упорно не отвечает, и Джеймс покидает комнату. Роз стоит лицом к двери. Мэри пропускает в комнату миссис Деннис и поспешно закрывает за ней дверь. Миссис Деннис около сорока пяти лет. Волосы ее преждевременно поседели; на ее напряженном, нервном лице — выражение решимости. Она с беспокойством оглядывается, удивленная необычностью комнаты.
Миссис Деннис. Майкл здесь?
Роз. Нет. А вы рассчитывали застать его?
Миссис Деннис. Он сказал, что у него лекция, но теперь я ни в чем не бываю уверена. Вы Роз, да?
Роз. Вы его жена, да?
Миссис Деннис. Я читала одно из ваших писем. Оно выпало из кармана его халата.
Роз. Вот как?
Миссис Деннис. Майкл всегда небрежно хранит письма.
Роз. Вы пришли сообщить именно об этом? Стоило ли карабкаться на четвертый этаж?
Миссис Деннис (ядовито). Ваше послание так трогательно. Но вы слишком доверяете ему.
Роз. Да, доверяю.
Миссис Деннис. Знаете, не стоит… хотя, конечно, вы не можете этого знать, он не стал бы вас і посвящать… Но с его студентками всегда были какие–то осложнения. Вероятно, от совместного чтения Фрейда. Через три года после свадьбы, когда умер наш ребенок, я даже хотела с ним развестись.
Роз. Почему же вы этого не сделали?
Миссис Деннис (яростно). Потому что со мной ему лучше! Со мной ему всегда будет лучше! Я прощу ему все. А вы?
Роз. Нет. Потому что люблю его. Я бы не хотела связывать его своим всепрощением. Ни на одну минуту не стала бы удерживать, если бы он пожелал уйти.
Миссис Деннис. Ему это только кажется. Он только думает это.
Роз. Он имеет право думать. Имеет право даже ошибаться.
Миссис Деннис. Если бы Майкл действительно вас любил, он бы меня бросил.
Роз. Он и собирался это сделать. Три недели назад.
Миссис Деннис. Но он все еще со мной.
Роз. Потому что я не смогла уйти.
Миссис Деннис. Почему?
Роз. Меня удержали тем же способом, что и его. Жалостью. (Беспощадно.) Он жалеет вас.
Миссис Деннис (мстительно). Прошлой ночью это не очень–то походило на жалость.
Роз (с криком боли). Я вам не верю!
Миссис Деинис. Если я готова разделить его с вами, то какое же…
Роз. Вы лжете! Знаете, что лжете! Зачем вы сюда пришли? Вы солгали, чтобы просто сделать мне больно. Это подло, безнравственно!
Миссис Деннис. Безнравственно? От вас это слово странно слышать. Я — его жена.
Роз. И оставайтесь ею! Я хочу быть только его любовницей.
Миссис Деннис, внезапно обессилев, падает в кресло и начинает плакать.
(Какое–то мгновение только наблюдает, но она не может оставаться безучастной.) Простите! (С жестом отчаяния.) Как все это сложно!
Миссис Деннис. Пожалуйста, не отнимайте его у меня.
Роз. Что я могу сделать? Я его люблю. Я страшно его люблю.
Миссис Деннис. Но я тоже люблю его. Я хочу, чтобы он только оставался около меня. Это не причинит вам боли.
Роз (с горечью). Не причинит?
Миссис Деннис. Я сказала неправду. Мы уже давно не были близки… по–настоящему.
Роз. О, любовь не только в этом. Иногда я этим готова пожертвовать ради того, чтобы просто быть вместе. Открывать дверь одним ключом. Вместе обедать. Тихонько сидеть рядом и читать книгу.,.
Миссис Деннис (истерически). Когда вы уходите? Ведь вы решили уйти! Не терзайте меня, скажите!
Роз. Не знаю.
Миссис Деннис. Вы молоды. Вы можете еще встретить сколько угодно мужчин. Прошу вас, оставьте его! (Отчеканивая слова.) Я не могу жить без него!
Роз наблюдает, как нарастает истерический припадок. Она поймана в ловушку, ей страшно.
Я умру, если он меня бросит! Я покончу с собой.
Роз. Нет–нет, вы этого не сделаете.
Миссис Деннис. Сделаю… Знаю, о чем вы подумали. «Если это случится, я смогу выйти за него замуж…».
Роз. Прошу вас…
Миссис Деннис. Уйдите от него, умоляю вас. Скройтесь, чтобы он не мог вас разыскать. Вы молоды, вы это легко перенесете.
Роз. Но я не хочу переносить это!
Миссис Деннис. Я больна. Разве вы не можете повременить! Подождите только полгода и увидите… Полгода —это так недолго. (Почти кричит.) Вы не имеете права так меня мучить! (Встает, идет к Роз.) Не имеете права! (Внезапно бьет Роз по лицу, но сразу же после этого падает на колени и начинает стучать кулаками по столу.) Вы доведете меня! Доведете! Я хочу умереть! Хочу умереть! Хочу умереть! (Колотит по столу.)
Роз беспомощно стоит над ней, не зная, что делать.
Он тоже хочет моей смерти! Вы все этого хотите!
Роз. Нет, нет! (Со стоном отчаяния.) Мы хотим только счастья!
Миссис Деннис. Если он оставит меня, я сойду с ума. (Неуклюже поднимается на ноги. Припадок кончился. Снова усаживается на стул.) Дайте мне, пожалуйста, воды.
Роз идет к двери туалетной комнаты. Когда она входит туда, миссис Деннис поспешно встает, берет свою сумочку, которую она оставила на столе, вынимает из нее склянку и отвинчивает пробку. Появляется Роз, миссис Деннис зажимает склянку в руке.
(Берет стакан воды.) Не выключите ли вы этот свет, дорогая, он такой яркий.
Роз идет к выключателю. Миссис Деннис начинает высыпать себе на ладонь таблетки. Высыпает их медленно, чтобы это увидела Роз. Обернувшись и заметив, что она делает, Роз подбегает, вырывает пузырек и отбрасывает его в угол.
(Истерически.) Зачем вы это сделали? Все равно, я могу достать другие!
Роз. Доставайте! Вы просто шантажируете меня.
На лестнице — звук быстро приближающихся шагов.
(Бежит к двери.) Майкл, ради бога!
Входит Майкл.
Майкл…
Майкл (бросив взгляд на жену). Мне сказали, что она здесь.
Роз (в изнеможении). Она пыталась покончить с собой.
Майкл. Глупости. Старый прием. (Жене.)
Ты же обещала, что больше не будешь. Как тебе не стыдно, дорогая.
Миссис Деннис. Не называй меня дорогой! Майкл. Я называю тебя так, потому что ты дорога мне.
Роз смотрит на них. Она измучена, ошеломлена. Она еще недостаточно взрослая, чтобы понять: любят — по–разному.
Миссис Деннис. Но ведь ты собираешься бросить меня?
Майкл. Да.
Миссис Деннис. Ну, вот ты это и сказал… сказал. До сих пор ты этого мне ни разу не говорил.
Майкл. Я просто не мог решиться. И этим только все ухудшил. Я считаюсь специалистом по движениям человеческой души, но, когда нужно действовать, веду себя не лучше других.
Миссис Деннис. Майкл, она слишком молода для тебя.
Майкл (с болью). Я ее уже состарил.
Миссис Деннис. Что будет со мной, Майкл? У меня даже нет ребенка.
Майкл. Все будет хорошо. У тебя есть друзья. Пройдет немного времени, и… (чувствуя свою вину, он почти оправдывается перед ней) …и мы сможем даже встречаться.
Роз резко отворачивается. Она больше не в состоянии видеть их вместе.
Миссис Деннис. Если ты уйдешь, ты меня уже никогда не увидишь. Ты не будешь знать, где я, что со мной… Не будешь знать, больна я или здорова. Я не допущу, чтобы ты приходил ко мне и видел мои слезы.
Майкл. Но я хочу, чтобы ты, наконец, стала счастлива. У нас ведь с тобой не было счастья. Задолго до того, как я встретил Роз…
Миссис Дейнис. Сколько ты говоришь о счастье! Да, я не была счастлива. И что ж, ты полагаешь,. без тебя я стану счастливее? Но ведь не только в счастье дело. Часто ли тебе приходилось сталкиваться с кем–нибудь счастливым, на твоих лекциях? Я не хочу быть одинокой, Майкл! Я боюсь одиночества. Ради бога, Майкл!.. Я забыла, — ты ведь не веришь в бога. Зато она верит.
Роз (не в силах этого вынести, снова поворачивается к ним и бросается в бой). Погодите! Пожалуйста, погодите. Вы оба все осложняете.
Майкл и миссис Деннис оборачиваются и смотрят на Роз.
Сейчас она кажется здесь посторонней.
(Переводя взгляд с одного на другую.) Мы любим друг друга, миссис Деннис. Вот так, это очень просто. Это случается ежедневно, вы ведь читаете газеты. Не все так благоразумны, как вы, — каждый месяц бывают сотни разводов.
Майкл. Каждый месяц — сотни несчастных.
Роз. Но, дорогой мой, ты–то не собираешься быть несчастным? Ты же не останешься с ней. Ты хочешь жить со мной. А мы с тобой будем счастливы.
Миссис Деннис. Видишь, она не страдает.
Майкл (повернувшись к ней, гневно). Она об этом не кричит во всеуслышанье, вот и все! Она не делает из этого оружие. (Тише.) Прости, я тоже кричу. У всех нас так издергались нервы,
Миссис Деннис. Тебе больше не придется нервничать. (Встает.) Ступай домой. (Поправляет себя.) Я имею в виду твой бывший дом. Можешь укладывать вещи, меня там не будет. Я не вернусь, пока ты не уйдешь. (Идет к двери.) Можете ночевать там сегодня. Меня там не будет. (Уходит.)
Роз протягивает Майклу руку, но тот этого не замечает: он смотрит на дверь.
Майкл (про себя). Бог знает, что она способна сделать. (Выходит из комнаты, и слышно, как он зовет ее сверху, — впервые мы слышим ее имя.) Мэрион! Мэрион!
Роз слушает со все еще протянутой рукой. Затем ее рука бессильно падает.
(За дверью.) Мэрион! (Медленно возвращается в комнату. Обращаясь скорее к себе, чем к Роз, чтобы подбодрить себя.) Ничего она не сделает. Люди, грозящие самоубийством, себя не убивают.
Пауза.
А?..
Роз. Конечно. Ну, а что мы намерены делать, Майкл?
Он не слышит ее. Его взгляд прикован к двери.
Майкл!.. Майкл…
Майкл. Да?
Роз. Что мы намерены делать?
Майкл (с безнадежной горечью). Мы? Мы намерены быть счастливы.
Роз. И ты тоже?
Майкл. Конечно, и я… тоже. Мы оба сумеем превозмочь это. (Все с тем же горьким упреком самому себе.) Ведь так легко превозмогать чужую боль. Я знаю это лучше других. Мне это положено по профессии.
Роз. Это потому, что ты сказал ей о нашем уходе?
Майкл. А я сказал ей?.. Ах да, она вывела меня из себя.
Роз. Разве ты не собираешься уходить?
Майкл. Разумеется, собираюсь. Как только твоей тетке станет лучше. Мы ведь давно условились.
Роз. Ей уже лучше. Я свободна.
Майкл (медленно). Тогда… ну тогда, конечно… мы можем уйти.
Роз. Когда? Сейчас, завтра?
Майкл (чуть–чуть колеблется). Послезавтра. Видишь ли, я должен выяснить, что с ней.
Роз. Мне не хочется, чтобы ты ее так любил!
Майкл. Не ревнуй, дорогая моя. Не надо.
Роз. Я и не ревную. Просто я не могу видеть, как ты страдаешь.
Майкл. Все уладится… послезавтра. (Целует ее, направляется к выходу.)
Роз (взволнованная, не зная что сказать, тоном школьницы). A bientot![10]
Майкл (его не оставляет мысль о жене). Куда бы она могла пойти? У нее не так много друзей. (Уходит.)
Роз при eгo последних словах закрывает рот рукой. Услышав, как он спускается по лестнице, она беспомощно садится. Рука ее все еще зажимает рот, как бы удерживая рыдания. Звук голоса Элен и скрип колес кресла поднимают ее на ноги Элен ввозит брата.
Элен. Ну, когда же ты уходишь?
Роз. Послезавтра. (Ответ звучит так, словно она сама не очень верит в это.)
Элен (брату). Не забудь, ты обещал почитать Терезе.
Джеймс. Помню. Но вот ты кое–что позабыла.
После минутного колебания Элен подходит к Роз и целует ее в щеку.
Элен уходит.
Роз дотрагивается рукой до щеки, словно все еще ощущая чье–то прикосновение. Долгая пауза.
Я ничем не .могу помочь?
Роз (почти про себя). Я говорила ему, чтобы он не заставлял меня думать. Я предупреждала его.
Джеймс молча сгорбился в своем кресле.
Если бы мы ушли тогда, мы были бы счастливы. Я не думаю, пока меня не заставят. Не могу же я думать о людях, которых не знаю. Она была просто именем, не больше. А потом она пришла сюда, и била кулаками по столу, и плакала… И я видела их вместе. Они супруги, дядя! Я никогда не понимала, что они супруги. О, конечно, он говорил мне об этом, но сама–то я их не видела! Это было вроде как в книге. А теперь я видела их вместе. Я видела, как он касается ее руки. Дядя, милый, что мне делать? (Падает на пол возле него.) Скажите, что Мне делать, отец?
Джеймс. Ты зажимаешь мне рот этим словом: «отец». Ты заставляешь меня быть жестоким.
Роз. Я хочу только, чтобы кто–нибудь сказал: «Сделай это, сделай то». Я хочу только, чтобы кто–нибудь сказал: «Пойди сюда, пойди туда». Я не хочу больше думать.
Джеймс. А если я скажу: «Оставь его»?
Роз. Этой пытки я не смогу вынести.
Джеймс. Если ты так слаба, то лучше уходи с ним.
Роз. Но ее мук я тоже не смогу вынести.
Джеймс. Какой ты ребенок! Ты хочешь слишком многого. В подобных случаях остается только выбирать между собственными и чужими страданиями. Кто–то должен страдать.
Роз. Но есть же счастливые люди! Люди часто расстаются, уходят друг от друга и все–таки счастливы. Я читала об этом.
Джеймс. Я тоже читал об этом. Волшебные сказки, заканчивающиеся словами: «И с тех пор жили они счастливо до конца дней своих».
Роз. Но ведь это все–таки возможно!
Джеймс. Возможно… для тупиц. Дорогая моя, оба вы не глупы. Он занимается анализом человеческих побуждений, и его собственный эгоизм известен ему точно так же, как тебе — твоя вина. Психолог и католичка, вы не сможете обманывать себя более двух часов в сутки, в Ригел–Корте.
Роз. Я смогу. Я смогу.
Джеймс. Придется обманывать себя всю жизнь. Тебе не Скоро удастся позабыть эту жалкую истеричку. Она имеет право нуждаться в нем.
Роз (крик боли). О!..
Открывается дверь, входит Тереза. Она в халате. Роз, зажимая рот рукой, следит за ней взглядом. Тереза, не обращая на них внимания, проходит в туалетную комнату. Когда дверь за ней закрывается, Роз с рыданием опускает голову на колени Джеймса. Он пытается ее утешить, гладит ее волосы.
(Поднимая голову.) Это ужасно! Ужасно! Ужасно!
Джеймс. Я надеялся, что ты будешь продолжать считать это забавным.
Роз. Я больше не могу жить с ними! Вот так. В комнате, где никто никогда не умер. Дядя, пожалуйста, велите мне уйти, скажите, что у меня есть право уйти. Не говорите мне о религии. Помогите мне! Прошу вас, помогите мне!
Джеймс. Я хочу помочь тебе. Я хочу принести пользу. Я хотел бы кому–нибудь помочь, даже если бы на этом оборвалась моя жизнь. Но стоит мне заговорить, как язык мой немеет под грузом грошового катехизиса.
Роз. Значит, вы не можете подать мне никакой надежды?
Джеймс. Ах, надежды! Это дело другое. Надежда всегда есть.
Роз. На что?
Джеймс. Что ты переборешь себя. Забудешь его.
Роз вскакивает и отшатывается от него.
(С трудом подыскивает слова, но не может найти ничего, кроме общих фраз.) Надо ходить в церковь.
Тебе станет легче… Возьми четки, у тебя есть четки? Дева Мария… прибегни к ней… молись…
Роз (с ненавистью и презрением). Молиться?!
Джеймс. Роз… прошу тебя… (Испуган тем, что она может сказать, и мучительно ищет нужные слова, но они все еще ускользают от него.) Подожди… только немного подожди…
Роз. Вы сказали, что если я уйду с ним, он всю жизнь будет несчастен. А если я останусь здесь, у меня не будет ничего, кроме этой уборной и этой… этой гостиной, этой вашей комнаты для живых. И вы еще уверяете, что есть надежда и я могу молиться! Кому? Не говорите мне о боге и всех его святых. Я не верю в вашего бога, который лишил вас ног и хочет лишить меня Майкла! Я не верю в вашу церковь и в вашу пресвятую деву! Не верю! Не верю!
Джеймс протягивает к ней руку, но она уклоняется.
Для бога было бы лучше, если бы я не чувствовала себя такой одинокой!
Входит Элен. Она холодно наблюдает за этой сценой.
Элен. Скоро пора обедать. Тебя звала Тереза, а я пока накрою здесь стол.
Джеймс. Нельзя ли сегодня пообедать в другой комнате?
Элен. Ты прекрасно знаешь, что другой комнаты нет. (Подходит к креслу и везет его к двери.)
Он больше не сопротивляется. Он чувствует себя старым и разбитым.
(К Роз.) Накрывай на стол. Я сейчас вернусь и помогу тебе.
Элен увозит Джеймс а.
Роз (одна). Не верю. Не верю. (Машинально бродит по комнате. Заметила склянку, опускается на колени и поднимает ее. Потом в безнадежном отчаянии идет к двери туалетной и зовет.) Тетя Тереза! Милая тетя Тереза!..
Дверь туалетной комнаты открывается, и выходит Тереза. Как всегда, не обращая внимания на Роз, пересекает комнату.
Тетя Тереза, прошу вас…
На мгновение кажется, что старый, одурманенный рассудок внял этому зову. Тереза полуобернулась к Роз, затем снова идет к двери.
Ради бога, поговорите со мной, тетя Тереза! Это я, Роз…
Тереза выходит и закрывает за собой дверь.
(В отчаянии опускается на площадку возле двери туалетной.) Неужели никто не поможет мне? (Начинает вытряхивать таблетки из склянки. Когда они все у нее в руке, она делает попытку молиться, но не может вспомнить слов.) Отче наш, иже еси… иже еси… (Внезапно начинает молиться по–детски, совсем машинально, не думая о том, что произносит, и глядя на таблетки, которые лежат на ее ладони.) Боженька милый, спаси и помилуй маму, и няню, и сестрицу Марию–Луизу и, пожалуйста, сделай так, чтоб больше не было уроков…
Гостиная. Следующее утро.
На полу свалены постельные принадлежности. Джеймс сидит в своем кресле. Майкл смотрит в окно. Мэри тащит к двери большое кресло.
Мэри (остановившись). «Мисс Элен, — сказала я ей, — пора, наконец, чтобы вы разрешили поставить вещи там, где они должны стоять». «Мэри, — ответила она, — вам платят почасово за вашу работу, а не за советы».
Джеймс. Попросить, чтобы вам помогли?
Мэри. Не стоит, сэр. Пусть каждый занимается своим делом, меньше вреда будет. (Подтаскивает кресло почти к самой двери и снова оборачивается. Джеймсу.) Мне нужно было вовремя ответить: «Мисс Элен, мне платят за работу только по дому», — прежде, чем я взялась выслеживать бедную девочку.
Джеймс. Сегодня мы все вспоминаем, как много нам нужно было сделать.
Мэри. Я и позабыла про белье. (Кладет белье на кресло.) Столько места пропадает зря. Как вы думаете, позволят держать здесь пустые сундуки?.. И где будете кушать? Просто позор, что в таком большом доме не будет ни одной общей комнаты.
Входит Элен.
Элен. Вы очень долго возитесь, Мэри.
Майкл отодвинулся от окна.
(Заметив Майкла.) Я не знала, что вы здесь, мистер Деннис.
Мэри уходит.
Майкл. Я пришел навестить ее. У вас не хватило милосердия даже на то, чтобы сообщить мне, что она умерла.
Элен. Но вы же не член нашей семьи. (Берет один из стульев.)
Майкл. Для человека, который так боится смерти, вы натворили слишком много зла.
Элен (демонстративно не обращая внимания). Джеймс, если мы используем спальню Терезы одновременно и в качестве нашей общей комнаты — она ведь достаточно просторна, — тебя не нужно будет переселять.
Джеймс. Сегодня меня не интересует, где я буду спать.
Элен. Напрасно, жизнь должна продолжаться.
Майкл. Роз была молода, но ей пришлось решить иначе.
Элен (снова поставила стул). А почему вы обвиняете меня? Если кто–нибудь виноват, то это вы. (Майклу.) Это вы убили ее всеми этими встречами в Ригел–Корте. Вы умертвили ее совесть, вот в результате она… сделала это.
Майкл (обвиняя). Если б вы не привели сюда мою жену, не было бы этого проклятого снотворного!
Джеймс. Было бы окно, поезд, мост… Что толку, если мы и найдем виновного? (Майклу.) А что касается вас, то вы ведь, кажется, вообще не верите в виновность как таковую.
Элен. А что касается меня, то я знаю кое–кого виноватого.
Майкл (взрываясь). Вам ли не знать! Загляните в вашу черную, исковерканную душу!..
Джеймс. Мне казалось, будто Фрейд утверждает, что такого понятия, как виновность, вообще не существует.
Майкл. Ни слова больше о психологии сегодня, ради бога! Ей психология не помогла, нет. Все эти книги, лекции, анализы снов… Как много… как дьявольски много, — не правда ли? — знал я о том, что творится в человеческой душе… (Отворачиваясь.) Она лежала вот здесь… на полу.
Джеймс. И сердца наши свидетельствуют, что мы виноваты.
Майкл. Да. Виноваты.
Элен. Я — нисколько.
Майкл. Тогда почему Же вы не хотите спать в этой комнате? Вы невинны? Значит, все в порядке. Чего же вы тогда боитесь?
Джеймс. В самом деле, чего тебе бояться, Элен?
Элен (испуганно). Ты же знаешь, мы условились…
Джеймс. О чем условились?
Элен. Нельзя пугать Терезу. Она так потрясена. Она слишком стара, не надо ей противоречить. Я вовсе не боюсь, но Тереза…
Джеймс. Значит, это Тереза?
Элен. Ну, конечно, она. В этой комнате никто не должен спать, Джеймс.
Джеймс. Даже я?
Элен (со страхом). Ведь все уже решено, Джеймс. Спальня Терезы будет также и гостиной. Сейчас Мэри там все приводит в порядок. Ты же знаешь, какая это чудная комната. И такая большая.
(Вытаскивает стул за дверь и возвращается.) А эту комнату мы теперь запрем.
Джеймс. Оставь нас, Элен, и займись своими делами.
Элен колеблется, поглядывая на Майкла.
Ничего не случится, если мы здесь немного побудем.
Элен хочет что–то ответить, но вместо этого уходит, захватив с собой стул. Пауза.
Майкл. Три недели назад мы вошли в эту комнату, Роз и я. Любовник и его неопытная возлюбленная. (Словно оправдываясь.) Вы не поверите, как она была счастлива в тот день.
Джеймс. Она очень быстро стала взрослой.
Майкл. Роз говорила с вами вчера вечером?
Джеймс. Да.
Майкл. Почему она это сделала?
Джеймс. Она боялась мучений. Ваших, своих, вашей жены.
Майкл. Жена только что звонила мне сюда. Бог ведает, откуда она уже все узнала. Она вся была преисполнена сочувствием.
Джеймс. Что вы будете делать?
Майкл. Продолжать жить с ней. Если это можно назвать жизнью. Забавная штука! Меня считают психологом, а я загубил две человеческие души.
Джеймс. Психология может научить разбираться в душах людей. А любить — она не научит.
Майкл. Но я же любил ее!
Джеймс. Знаю. И мне казалось, что я тоже люблю ее. Но никто из нас не любит полной мерой. Быть может, святые? Нет, вряд ли и они… Деннис, я должен с кем–нибудь поделиться. Вы это сможете понять. Понимать людей—ваша профессия.
Майкл (с горечью). Моя профессия…
Джеймс. Более двадцати лет я был никому не нужен как священник. А у меня было к этому призвание, истинное призвание. Может быть, вы это истолковали бы как–нибудь по–своему, но сейчас это не важно. Нет–нет, я не смеюсь над вами. Для меня это действительно было призванием. И в течение двадцати лет оно было в плену у этого кресла. У вас ведь тоже есть призвание — в своем роде, так вот, представьте себе, что вы лишились зрения или дара речи… А как я хотел приходить людям на помощь! И вот вчера вечером мне представился случай, господь даровал мне его. Он привел сюда, к моим коленям дитя. Она умоляла помочь ей, даровать ей надежду. Она спросила меня: «Вы не можете дать мне никакой надежды?» И я сказал господу: «Вложи слова в уста мои!» Но ведь он предоставил мне двадцать лет полного бездействия в этом кресле, чтобы я мог подготовиться к такой минуте. Для чего же ему было вмешиваться? И все, что я ей ответил, было: «Молись». Да если бы я когда–нибудь знал, что такое молитва, мне стоило бы лишь коснуться ее, чтобы даровать ей мир. Она повторила: «Молиться!..» Она почти выхаркнула это слово.
Майкл. Подумать только, я ушел, чтобы позаботиться о жене. Я боялся за нее… Что же теперь делать? Неужели ничего не изменится?
Джеймс. Трое стариков лишились гостиной. Психолог остается с больной женой. А она исчезла… как камень, канувший в пруд.
Майкл. И вы можете верить в бога, который допустил это?
Джеймс. Да.
Майкл. Это бессмысленная, тупая вера.
Джеймс. Порой так кажется…
Майкл. И вдобавок — жестокая.
Джеймс. Я забыл почти все, чему учили в семинарии, даже доказательства существования бога. Но кое–что — запомнил. Это из какой–то священной книги. «Чем в большем потрясении, неуверенности, отчаянии пребывают наши чувства, тем с большим убеждением вера говорит: «Се бог, все будет хорошо».
Майкл. Все будет хорошо!.. И вы действительно чувствуете это?
Джеймс. Нет, я этого не чувствую. Я это просто знаю. Чувствую я только потрясение, неуверенность, отчаяние. Что поделаешь, если я так слаб.
Майкл. Я не могу верить в бога, у которого нет сострадания к слабым!
Джеймс (умоляюще). Прошу вас, оставьте его на сегодня в покое. Не говорите о нем с такой ненавистью, даже если не веруете в него. Если он существует, он тоже любил ее и видел, как она глотала эту бессмысленную отраву. Никто из нас не знает пределов любви и сострадания, которые он ныне расточает на нее.
Майкл (с болью). Немного поздно.
Джеймс (пытаясь убедить его). Если бы вы могли понять, что сейчас в вас говорит только боль! Что ж, это в порядке вещей, пусть говорит. Нужно дать ей излиться. Тут неподалеку живет человек, умирающий от рака. И в нем тоже говорит боль — его боль. Всем нам больно, все мы страдаем. Отчего же вы хотите быть единственным исключением в этом мире, полном муки?
Майкл. И вы, вы верите в бога, создавшего подобный мир?
Джеймс. Да. И я верю, что он разделяет наши муки. Но он создал не только мир, он создал вечность. Для нас с вами боль — это целая проблема, но для женщины, которая–родила ребенка, боли уже не существует. Мы должны пройти через муки, через страдания. Меня гложет боль так же, как и вас. А Роз — ей теперь легко, для нее боли уже не существует.
Майкл. Вы говорите так, словно она жива. (Внезапно обрушиваясь на Джеймса.) Ах да, ведь ваша церковь учит, что Роз живет в ином мире. И что она проклята. Проклята из–за снотворного моей жены!
Джеймс. Не считайте нас глупцами. Никто не станет утверждать, что мы знаем, о чем она думала в последние минуты. С ней был тогда только бог.
Майкл. Вы ведь сами сказали, с каким отвращением она швырнула слово «молиться».
Джеймс. Было ли это ее последним словом? Если и так, уж вы–то должны знать, как трудно порой бывает отличить любовь от ненависти.
Майкл. Она вовсе не была сложной натурой. У нее не было никаких неврозов, никаких противоречий, присущих людям средних лет. Она была молода, была вся как на ладони. И ей не было никакого дела до вашей церкви.
Джеймс. Неужели вы думаете, что будь она «вся как па ладони», вы бы смогли любить ее? Вы — с вашим призванием, с вашими склонностями?
В ней была трепетность, и именно это вы и любили в ней. Не качайте головой. Она жила большими чувствами, в ней была способность к отчаянию, а это дано не всякому. Вот за это мы оба и любили ее.
Майкл (с горечью). «Камень, канувший в пруд»…
Открывается дверь, и входит Тереза. Старая леди шатается под грузом постельных принадлежностей, которые она кладет на диван.
Джеймс. Что это, Тереза?
Тереза. Сделайте из моей комнаты гостиную. Я буду спать здесь.
За сценой слышен голос Элен: «Тереза! Где ты, Тереза?» Появляется Элен. Она слишком взволнована, чтобы обратить внимание на Майкла.
Элен. Тереза, ты опять захворала? Что ты делаешь? Чья это постель? Ведь все улажено.
Тереза. Я буду спать здесь. (Начинает стелить постель.)
Элен. Здесь? Джеймс, скажи ей… Она не понимает, что делает! Здесь ей нельзя спать. Я ей не позволю здесь спать! Мы же договорились… Джеймс, ну скажи ей что–нибудь!
Тереза невозмутимо продолжает стелить. Джеймс наблюдает за сестрами. Майкл отвернулся от окна, чтобы тоже взглянуть на них.
(В паническом ужасе.) Тереза! Дорогая Тереза! Не надо! Она ведь умерла здесь. В этой комнате, Тереза. (Став на колени перед диваном, пытается сбросить постельное белье на пол.)
Джеймс. Прекрати, Элен! Хватит с нас этого безумия, этой жестокости! Ты слишком долго жила в страхе. Хватит! Надо и отдохнуть.
Элен внезапно, словно подкошенная, падает на постель, рыдая как ребенок. Теперь Тереза — сильнее ее. Она садится рядом, гладит Элен по голове и говорит тоном старшей сестры, как бывало в далеком детстве.
Тереза. Слезы, слезы, слезы… они годятся только поливать капусту. Все это вздор, моя дорогая. Почему я не могу спать здесь? Почему я должна бояться мысли о нашей девочке? И для меня не будет лучшей комнаты, чтоб уснуть навек, чем та, в которой умерла Роз.
Тереза все еще утешает Элен, когда занавес падает.