Слишком знакомый сильный запах ударил в ноздри Конана, когда он очнулся. Большинство разнообразных темниц, в которых был заключен киммериец, было заплесневелыми, грязными ямами, воняющими смертью.
Вздыхая, варвар поднял свою голову от твердого каменного пола и поклялся совершать преступления только в тех королевствах, которые достаточно цивилизованны, чтобы построить наземные тюрьмы и чистить их, по крайней мере, каждые несколько лет.
Отдаленный стон отозвался эхом в темноте, сопровождаемой отчаянным криком, который заглушал писк и стремительное движение крыс. Конан сбросил огромного таракана с волос и раздавил его на полу. Раздраженный, он безуспешно попытался дотянуться до сильно болящей икры. Тяжелые цепи звенели от наручников, связывающих его запястья, лодыжки, и шею. Цепи замедляли, ограничивали возможную свободу движений, и были закреплены одиночно к стенам или полу. Он мог свободно дотянуться и передвигаться вокруг запачканных копотью стен камеры. Однако его раненая икра не выдерживала, когда он пытался встать на эту ногу. Колено Конана просто отказалось согнуться, вынуждая его прыгать на ноге как шут в балагане.
Его пальцы натолкнулись на толстые железные брусья на двух стенах и камни на других двух стенах камеры. Крики уменьшались, уступая отчаянным рыданиям. Мягкое, но предварительное шипение предшествовало каждому крику.
Тот звук, сопровождаемый слабой, противной, вонью жарящейся плотью, указывал на движения, осуществляемые мучителем в камере пыток.
— Достаточно получил, собака? — пролаял резкий голос.
Единственным ответом был громкий, тяжелый, хриплый и низкий стон.
— У нас заговоришь, рано или поздно, глупец! Лучше скорее, тогда будешь изувечен только наполовину. Теперь скажи, где спрятана диадема Ее Величества, или клянусь Сетом, я пихну это железо в твой другой глаз! — Пожалуйста… нет. Она носила это не… нет! Митра, милосердие! Конан вздрогнул от громкого шипения, доносящегося из черноты и порыва гнева, закипающего в его крови, поскольку бедный узник кричал как проклятая душа в Аду. Хотя он не знал несчастного, киммериец был раздражён его трусостью. Злорадные хихиканья мучителя не потушили пожар его гнева, и он сжимал свои кулаки в бессильной ярости. Крики резко оборвались. Бедняга или упал в обморок или умер — последнее, возможно, было более милосердно.
Конан не тратил впустую время, задаваясь вопросом, почему ассири просто не убили его. Без сомнения сам он поступил бы так, значит, его тоже будут мучить, а по завершению убьют. Все же он был сильно ранен, но не мертв. Сырая, пропитанная кровью повязка охватывала его раздутую ногу. Для его похитителей он был более ценен живым, чем мертвым, и это давало ему преимущество.
Тяжелая дверь хлопнула, и донеслись приближающиеся шаги. Тусклый, качающийся факел показал длинный коридор камер, с Конаном в конце. У державшего факел были уродливое лицо и туловище, более волосатое, чем у яка.
Эти особенности, и его длинные руки, предполагали более близкое родство к обезьяне, чем к шемитам. Конечно, можно утверждать, что было немного различия между любым шемитом и обезьяной. Пальцы этого отталкивающего скота сжимали густые волосы человека, который был или мертв или без сознания.
Проблеск в пустых глазницах и залитом запекшейся кровью лице, показал ужасную ручную работу мучителя. Таща обмякшего человека с окровавленными волосами подобный обезьяне шемит, остановился на полпути вниз коридора и бросил свою жертву в открытую камеру. Он хлопнул тяжелой дверью и задвинул его железный брус на место. Лязг засова стих, и темнота снова затенила мрачную темницу. Конан почти уловил звук шепота из камеры напротив его, через коридор.
— Кром! — пробормотал он, расстраиваясь, что не увидит и не услышит этого заключенного, и не сможет его поддержать.
— Холодный бог ледяной Киммерии и ты, киммериец, в Шеме? — в хриплом голосе женщины проступали нотки удивления, неуместные в подобной обстановке. Хотя она говорила на шемитском, акцент был иностранным, наиболее вероятно, заморийским.
— Да, я — Конан. Где ты родились и как твое имя? — Я — Кайланна… из Заморы, — добавила она со вздохом.
Брови Конана удивленно поднялись. Кайланна — член королевской династии Заморы, насколько он знал это по своим путешествиям в том королевстве. Она была прекрасной добычей для этих чернобородых шакалов! Но они были безумны, бросив ее в эту гнилую яму. Он непроизвольно ухмыльнулся: «Более редкий узник, чем киммериец, в Шеме заморийская принцесса, попавший в ассирийскую темницу!» — Мой отец — Тиридатес — направил меня в Шем с эскортом из ста мужчин, — объяснила она. — Слухи о союзе между Шемом и Kофом достигли его ушей; он боится, что эти королевства объединят и нападут на него. Я должна была выйти замуж за принца в Шушане и укрепить союз между Заморой и Шемом. Но эти шемитские бандиты подстерегали нас у подножия Огненных Гор.
— Простая сотня охранников? — уточнил Конан недоверчиво. — Тиридатес когда-либо был пьяным глупцом…, и старость оставила его с остроумием деревенского идиота! Кайланна не ответила.
— Кром, девочка, — варвар ворчал застенчиво. — Я не хотел оскорбить. Так или иначе, моя сотня воинов выстояла бы против простых бандитов. Захватившие Вас, ассири, — элитные войска. Без сомнения некоторая местная знать в этих землях стремится предотвратить союз Заморы с Шемом. Мелкие дворяне наводняют эту землю, как мухи навоз. Целая группа их должна была одержать победу в сражении, как мужчины, и уладить вопрос раз и навсегда. Только трусливая свинья похитит девочку и передаст ее в этот слизистый лабиринт.
— Он не мог выделить много солдат, — ответила она с негодованием. — Отец уже переместил большую часть нашей семьи из дворца в Шадизаре в Аренжун, боясь, что убийцы могли напасть на его дочерей. Дворяне Kофа сделают что- нибудь, чтобы предотвратить королевский брак между семьями Шема и Заморы.
Многих мужчин он послал как гарнизон, чтобы защитить семью. И от угрозы из Kофа непосредственно.
— Неважно, — прервал Конан, политика утомила его быстрее, чем самое трудное физическое действие. В Киммерии лучшим политическим деятелем было остро обрамленное лезвие. — Человек, которого они замучили здесь был из Вашего эскорта? — Капитан Тусалос, — ее голос казался напряженным, как будто она подавляла слезы. — Когда шемиты напали, он разделил натрое эскорт и рассеял нас в различных направлениях. Другие… — дрожащий голос умолк, — Другие… — Убиты, без сомнения, — быстро догадался он. — До сих пор, я никогда не слышал о взятии ассири заключенных. Но мы не их первые гости здесь, тем не менее. Они мучили Вас все же? Его прямой вопрос, казалось, застал ее врасплох; подавленный шепот донесся после долгой тишины.
— Все же? Они замучают меня — принцессу? — Возможно, нет, если они потребовали выкуп от Тиридатеса.
— Зачем беспокоить меня, обременяя дополнительными заботами! — Ее голос повысился до октавы. — Верно, что все говорят о твоей расе. Вы — жестокие дикари, варвары с сердцами столь же холодными как холмы, на которых вы живете! Ты унижаешь моего отца и говоришь со мной, как будто я — обычный деревенский бродяга. Это тебя они должны замучить. Убивать мужланов как ты достойных гнить в темницах! Конан опешил, озадаченный ее ядовитой вспышкой. Он был прям с нею, но не в его натуре было склоняться и оправдываться перед каждым мужчиной и женщиной, имевших титул. Уважения добивались, оно не давалось. Однако он посчитал, что его манера была слишком черства. Месяцы пиратства в компании матерых морских волков отразились на нем. Несмотря на королевское происхождение, Кайланна была всего лишь напуганной девочкой, пойманной в ловушку насилием и обманом. Кроме того, воспитание Конана привило ему грубый кодекс чести, который не терпел плохого обращения с невинными, особенно женщинами. Не раздумывая более, Конан торжественно произнёс.
— Я клянусь Кромом, богом моего народа, вытащу Вас из этого места. Ад ждет меня, если я потерплю неудачу.
— Благородные слова одиночки, не основанные ни на чём, — усмехнулась Кайланна. — Я думаю, что ты произносил их сто раз и не соблюдал никогда.
Конан воздерживался от язвительного опровержения. Это только усилило и подтвердило бы ее низкое мнение относительно него. Только дела изменили бы это. Он проводил бы ее в Аренжун в случае необходимости, потратив время по пути назад. Рулвио и парни ждали бы в течение нескольких недель. Кром, они прождали бы в течение многих месяцев, если бы задержка в пути затянулась бы надолго! Конан опустился на пол, чтобы дать отдых здоровой ноге и восстановить силы поврежденной. Расслабившись, он оценил сложившуюся ситуацию. Карта! Что, если эти трижды проклятые ассири забрали её? Они не взяли его жилет, по крайней мере. Его цепи ограничили его движения, но он мог управлять своими пальцами, добравшись до одежды… туда! Шов не был нарушен. Во всей вероятности карта все еще отдыхала между внешними и внутренними кожами.
Конан немного успокоился, всё-таки он молодец, что запечатал свернутый пергамент в жилете, не в кармане.
Из зала внизу донёсся скрежет, потом стук шагов по камню. Отвратительный мучитель вернулся. Он топал к концу коридора и установил свой факел в крепление на стену, непосредственно между камерами Конана и Кайланны.
Киммериец смотрел с тоской на пару ключей, которые висели на кольце широкого пояса тюремщика.
Дурно пахнущий злодей проигнорировал Конана и отпер дверь камеры Кайланны. Когда он приблизился к ней, пульс Конана бешено застучал. Даже в колеблющемся свете факела он понял, почему принц Шушана будет желать дочери Тиридатеса. Ее белокурые локоны обвивали безупречное белое лицо с розовыми губами. Наполненные нефритовым огнем ее глаза могли очаровать сердце человека. Тонкая, прозрачная туника подчеркивала ее изумительное тело, закрепляясь за ее полные груди. Ее длинные, красивые ноги, голые от середины бедра вниз, немного дрожали из-за подходящего шемита. Ассири не сковали ее, в отличие от Конана.
Волосатый дьявол сорвал с нее тунику и стал глазеть на обнаженную фигуру. Конан кипел в беспомощной ярости, поскольку намерение свиньи стало ясным.
— Грязный пёс! — кричал он голосом ревущего в ярости льва. — Коснись её, и я оторву твои члены своими руками и скормлю это крысам! Отвратительная голова повернулась на приземистой, мясистой шее, уставившись на Конана.
— Хe! — тюремщик хихикал. — Пустые угрозы от человека который почти мертвец! Петля ждет тебя в Киросе этой ночью, собака. Ho! Мы получили награду, заманив тебя в ловушку! Я буду пировать как господин завтра, в то время как ты повиснешь на веревке. Теперь будь спокоен и наблюдай, как реально удовлетворит мужчину женщина прежде, чем мы обменяем ее на золото Тиридатеса.
Кайланна закричала и метнулась назад. Тюремщик прикрепил факел к стене напротив, неуклюже возясь со своим поясом.
Конан напрягался в своих цепях с яростью более горячей, чем лава текущая по его венам. Стальные цепи сопротивлялись железным мускулам; кровь текла из- под наручников киммерийца, поскольку он напрягал и сгибал свои руки в усилии, которому, возможно, не соответствовали даже троим нормальным мужчинам. Но соревнование было безнадежно. Цепи, были сделаны настолько крепко, что только молот и долото могли сломать их.
— Конан! — донёсся просительный крик из камеры Кайланны, сопровождаемой звоном металла на камне.
Киммериец смотрел ошеломленно на кольцо ключей, которые оказались на расстоянии нескольких дюймов от его ног. Он не стал тратить впустую время, обдумывая, как Кайланна схватила их, пока тюремщик бросил ее на пол, развернувшись и ворча бессвязно. Конан возился со своими наручниками, выбрав сначала неправильный ключ, затем освобождая себя от стальных оков в ловком безумном движения. Шемит бросился в коридор, поскольку Конан просунул свою руку через решетку своей двери камеры и поворачивал ключ в замке. Он вынудил свое больное колено согнуться, хромая как калека-нищий и проклиная боль, которая вспыхивала от его икры. Обеими руками он толкнул открытую дверь, отбрасывая её на лицо тюремщика. Угрюмый шемит без промедления оттолкнул решетку назад, закрывая Конана в камеру. Конан ударил своим плечом, открывая дверь снова. В его руке болтались цепи, утяжеленные толстыми железными наручниками. Он проскальзывал в дверь, когда кулак тюремщика ударил его в живот. Удар сбил бы более слабого человека с ног, но живот Конана был из стальных мускул. Он отчаянно вскрикнул и пробил череп мучителя сильным ударом тяжелых цепей. Кровь и мозги разлетелись по коридору. Конан захватил факел от стены и окликнул Кайланну прежде, чем дергающийся труп упал на пол. Она предпринимала поспешное усилие прикрыть себя ее раскромсавшими предметами одежды, когда гримасы и судороги сотрясали мертвого шемита.
Конан склонился к телу в поисках кинжала или другого оружия, не обращая внимания на темно-красный поток льющийся из головы. Тюремщик не носил оружия.
— Несите это, — сказал он, вручая факел Кайланне. — Этот шум, конечно, привлечёт больше этих ассирийских собак. Следуйте за мной, не мешкая.
— Да, господин! — она нервничала. — Я освобожу капитана Тусалоса и найду других, в то время как ты посторожишь.
Она выхватила у него ключи. Ее сарказм был потрачен впустую на Конана, который отметил только что она, кажется, полностью пришла в себя от столкновения с грубым шемитом. Девочка была или жесткой, или надменной, или, возможно, одновременно обладала этими качествами. Поддерживая раненную ногу, Конан спешил к единственному выходу, закрытому деревянной дверью, укрепленной железными стяжками. Девочка заглядывала в каждую камеру, но вошла только в ту, где содержалась жертва мучителя.
— Вставайте, Тусалос! — безумный шепот Кайланна отозвался эхом из тени. — Капитан? Ах, Белл — нет! С рыданием Кайланна появился из тени.
— Мертв, — подтвердила она, опуская глаза.
Конан кивнул.
— Как я опасался, — сказал он с таким большим участие, на какое был способен. — Несомненно, мы присоединимся к нему в Аду, если дальше задержим свое спасение. Мы должны теперь быть далеко! Он забрал ключи и подобрал один к дверному замку. За ней находилась узкая лестница, ведущая в плохо освещенный коридор. Кайланна ухватилась за предложенную руку Конана, вызвав его слабую усмешку пока они спускались.
Когда они достигли основания, ничто не ожидало их, кроме одинокого мерцающего факела на стене коридора. Они прошли мимо камеры, переполненной инструментами пытки, и зловонной ямой и комнатой, возможно, занимаемой тюремщиком. Кучи обугленных обглоданных крысами костей лежали рядом с грязным соломенным матрацем; нос Конана задергался от сильного запаха, оскверняющего воздух.
Ключ приоткрыл другую окованную железом дверь, оказавшуюся выходом из темницы. Конан открыл её и рассматривал округу за ней с некоторым удивлением. Дверь открылась к огражденному частоколу. Тюрьма оказалась не подземельем, а наземной невысокой каменной коробкой без окон, которая, вероятно, служила фундаментом для других построек ассири. Несколько деревянных зданий поднимались над грязной землёй. Когда его глаза приспособились к свету того, что было или рассветом или сумраком, Конан не увидел следа их ассирийских похитителей.
Желая использовать эту удачу, но продолжая соблюдать меры предосторожности, Конан повернулся к Кайланне и приложил свой палец к губам.
Тогда он указал на самый близкий забор и пополз к нему. Кайланна оставила факел и последовала за ним.
Кроме бесчисленных следов копыт лошадей в грязи и случайных отпечатков от ассирийских сапог, тихое место не показывало признаков жилья. Он остановился, услышав звук из одного из маленьких деревянных зданий, затем стихший. Это было фырканье беспокойной лошади. Они двинулись на звук и вошли в постройку. Кайланна следовала немного позади, ее маленькая рука была все еще в массивном кулаке киммерийца. Теперь было очевидно, что звук доносился из конюшни. Знакомый, острый запах исходил от куч соломы и корыто воды стояло у одной из стен конюшни. Четыре лошади — три из них полностью навьюченные — нервно переминались при приближении Конана и Кайланны.
Конан нахмурился, эти неожиданные блага пробуждали его подозрения. Что- то внезапно случилось, ведь ассири никогда не оставят свою лагерную стоянку неохраняемой. Он рассуждал, что отсутствие ассири могло бы означать опасность внезапного нападение на Кайланну; он сомневался, что другие разбойники одобрят убийство тюремщика и похищение столь драгоценного сокровища. Но раненные или спящие мужчины могли отдыхать в других зданиях, и киммериец чувствовал, что неблагоразумно будет задерживаться. Ничем не вооруженный, кроме его необычного оружия из цепей и наручников, у него была бы худшая позиция, если бы проклятые ассири возвратились. Было лучше убежать из этих укреплений прежде, чем источник удачи иссякнет.
— Мы едем на восток, — прошептал он.
Хотя ландшафт испытывал недостаток в любых ориентирах, которые он мог опознать, солнце стало все более и более видимым на горизонте. Его инстинкты должны были помочь установить направление. Животные переминались и отбрыкивались от них, но в искусстве верховой езды Конан был великолепен.
Кайланна следила за лошадьми насторожено, хотя она сидела в седле и держала узды как опытный наездник. Конан отметил, что каждая из лошадей, за которыми точно ухаживают, несла седельные сумки, веревку и бурдюки с водой. У ассири была похвальная склонность к готовности.
Не оборачиваясь, странная пара выскочила из ворот, которые Конан закрыл за ними. Он сэкономил время, чтобы рассмотреть эту богатую лугами местность, отмечая, что строения находилось в долине, окруженной крутыми, с редко растущими деревьями, холмами. Никакой путь не проходил через луга; лукавые ассири выбирали различные маршруты доступа, чтобы избежать выслеживания.
Издалека никакие случайные взгляды не нашли бы признака существования строений. Какому из городов — государств Шема эти воины служили? Конан считал, что он узнает достаточно скоро.
Поскольку их лошади скакали по восточному склону и преодолевали горный хребет, Конан смотрел вниз на плодородную, зеленую сельскую местность, которая простиралась во все стороны в пределах видимости. Он узнал этот пышный пейзаж виноградников. Более того, он знал отличительная марку Кироса, которая украшала массивные ворота окруженного стеной города, виднеющегося за растительностью в полулиге от вершины. Кирос! Из его виноградов родились самые прекрасные вина предлагаемые в Хайбории и самые дорогие. Королевская семья Кироса обладала огромным богатством и властью, которые произошли от плодородия этих долин. Так же, как короли нанимали вооруженных воинов, чтобы охранять их стены дворца или защитить их королевские казначейства, правитель Кироса нанял много ассирийских отрядов, чтобы охранять его империю виноградных лоз. Возможно Кирос, так же как Koф, старался предотвратить соглашение между Заморой и доминирующими городами — государствами восточного Шема.
Брови Конана нахмурились в раздражении. В Мессантии поиск сокровищ казался такой радостной перспективой, свободной от подозрений надоедливого Тиридатеса, который теперь омрачал его мысли. Хорошо, у него не было бы ни одного из этого. Ограбление было всем, что он искал от этого набега — это и немного честного кровопролития любых негодяев, вставших на его пути.
Слишком много препятствий лежало на восток. Киммериец хмурился и повернул лошадь.
— Мы должны поехать на север, не на восток, — посоветовал он Кайланне.
Она была занята наладкой своей изодранной одежды, её успехи были более чем скромны.
— На север в Koф? Конан кивнул — Да, Вы можете послать посыльного своему отцу и сделать так, чтобы он приехал за Вами. Я поеду с Вами до Ханшали, деревни на дороге через холмы Kофа. Торговцы и торговцы проходят там, таким образом Ваша безопасность может быть обеспечена, просто до переговоров относительно эскорта к Аренжуну.
Возможно, Вы можете заплатить за проход с одним из караванов, проходящих от Аргоса до Заморы Кайланна выглядела сомневающейся.
— Я не хотела говорить так грубо о тебе, ранее в камере, — сказала она. — И ты не знаешь всю мою историю. Когда наша группа поехала к Шушан, мои седельные сумки несли больше, чем продовольствие. Король тайно послал большое сокровище со мной, как мое приданое.
Ее голос колебался, как будто сомневаясь относительно мудрости раскрытия тайны варвару. Киммериец ждал терпеливо, сохраняя невозмутимость.
Откашливаясь, она продолжала.
— Диадема Закфрафа, бывшей самой великой высокой жрицей Затха в древности.
Конан ухмылялся насмешливо. В тавернах Замбулы он часто слышал рассказ о судьбе той диадемы.
— Ха! Спустя несколько десятилетий, когда горцы Кезанкиана украли из храма Иезуд, она была найдена! И Тиридатес пошлет простую сотню мужчин, чтобы охранять это? Кайланна покачала головой.
— Он не желал привлекать внимание ко мне. И это не было найдено, это было украдено. Мой отец… получил это от немедийского вора, который поместил умную подделку на ее место, прежде чем храм был сожжен.
— Невозможно! Никаких таких воров не было в жизни. Даже я… хорошо, никакой человек не мог войти в место. Четыре тысячи горцев погибли прежде, чем даже окинули глазом убранство храма.
Кайланна покачала головой.
— Нет ничего невозможно для Тауруса Немедийца. Хотя ты прав, его больше, возможно, нет в живых. Он исчез годы назад, но сначала он добыл диадему, прежде чем он исчез.
— Таурус?! Я встречал его давно, в Шадизаре…, но он не исчезал. Укус дьявольского паука послал его к черту.
Конан содрогнулся от воспоминания о его коротком, но мучительном предприятии с Таурусом. Случайно он и немедиец выбрали ту же самую ночь, чтобы ограбить башню волшебника Яра, не зная о ядовитом охраннике, скрывающемся в её пределах. Конан с тех пор никогда не встречал вора опытного как Таурус. Если кто, возможно, и своровал вещицу Закфрафа из храма в Иезуд, то это только лукавый немедиец.
— Ты знал его? — ее глаза расширились от потрясения. — Хорошо, я предполагаю, что в его профессии, он связался бы со всеми видами головорезов.
Конан поднял бровь, но позволил литься потоку оскорблений. Кайланна вздохнула.
— Таурус был другом моего отца, одним из немногих, кто был добр ко мне.
Тиридатес часто нанимал его для задач, требующих специального таланта. Когда я была ребенком, Таурус приносил безделушки из далеких земель для моего развлечения.
— Да, достаточно приличным жуликом был Таурус… и более благородный чем любой король Заморы, — добавил Конан.
Хотя он сомневался в Кайланне, он был теперь убежден, что ее история имела некоторое сходство с правдой. В конце концов, безжалостный ассури замучил капитана Тусалоса, чтобы узнать местонахождение диадемы.
— Но что с диадемой? — Мы укрыли это по пути. Я покажу тебе это потайное место, но только когда ты сопроводишь меня благополучно к воротам Аренжуна. Я скажу моему отцу, что шемиты украли диадему.
— Я думаю, нет, Ваше величество, — Конан напрягся, раздув ноздри. — Вы должны сказать мне теперь; мы можем достать это прежде, чем мы достигаем Аренжуна.
Кайланна скрестила руки с негодованием и впилась взглядом в Конана.
— Ты действительно спас меня от отвратительной судьбы в этот день, — сказала она, как будто пытаясь убедить себя. — Я признательна тебе за это. Но что тогда может помешать тебе оставить меня, когда я раскрою этот секрет? — Иштар! — Конан выдохнул. — Если Вы подозреваете меня, то можете без усилий как распутная девка непосредственно прогуляться полуголой отсюда к Аренжуну, — Очень хорошо, — она ворчала, скрещивая ее руки. — Тусалос бросил её в водоем у подножия пика Большого Пальца Дьявола, повышающегося у самого западного края Огненных Гор.
— На север, — бормотал Конан, размышляя вслух. — Наш самый короткий путь через северные холмы Кироса и через области Газа. Это не легкая поездка, даже без ассирийских собак, кусающихся за наши пятки. Кром, мы потратили впустую драгоценное время на праздный лепет, когда мы должны были двигаться. Езжай быстро за мной, чтобы поддержать высокий темп, Если Вы хотите спасти свою королевскую задницу от дальнейших неприятностей! Жалобное ржание коня Конана заглушило ее попытку отказа. Глаза Кайланны сверкали, поскольку она пустила свою лошадь в галоп, соответствуя темпу киммерийца.