Конан Победитель

Глава вторая СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА

Конан отправился на север. Двор короля Одоака был не лучшим местом, где он мог предложить свои услуги в качестве воина, — так он думал, но всерьез это его не беспокоило Можно попытать счастья и при дворе короля Тотилы Что один хозяин, что другой — не все ли равно? Конан находился уже на расстоянии трех дневных пеших переходов от лавки торговца Даваса. Он шел по извилистым тропам в безмолвных лесах, опираясь на копье, как на посох странника Прошлой ночью густыми белыми хлопьями начал падать снег. Конан порадовался, что друг Давас заставил его надеть теплый плащ, рубаху с длинными рукавами и длинные штаны. Он довольно долго пробыл в теплых южных землях, и его прирожденная выносливость и привычка к холодам несколько поуменьшились Киммерийские родичи Конана только покачали бы головами с сожалением, если б увидели, как тепло он одет для такой мягкой, по их понятиям, зимы

Невысокие горы густо поросли сосновым лесом Тишину лишь изредка нарушал жуткий волчий вой. Но киммерийца он не мог испугать. Зима только-только началась, и волки еще не оголодали настолько, чтобы нападать на людей. И вообще, вооруженный мужчина, здоровый и сильный, он не видел причин бояться волков.

И Конан шагал вперед спокойно, даже весело. Север — это его родина Конечно, юг имеет множество привлекательных особенностей, однако здешние холодные земли нравились Конану гораздо больше Он понимал, что за долгую зиму истомился от тоски по теплым краям, но сейчас, шагая по лесу, он радовался тому, что впереди — зима с беспрерывными войнами, которые ведут между собой здешние северные короли. Прошло несколько минут, прежде чем Конан сообразил, что шум битвы, о котором он мечтал, раздается не в его голове, а слышится и правда где-то неподалеку в лесу.

Конан засмеялся и бросился бежать в ту сторону Шум битвы! Эту музыку он любил больше всего на свете. Даже на расстоянии он знал по звуку, вот мечи ударяются в бронзовые щиты, а вот железный наконечник копья со звоном бьет по бронзовому шлему. Он знал даже тот характерный стук, с которым стальное оружие ударяет по деревянным щитам. Но сейчас он слышал еще и громкие крики. Похоже было, что какой-то маленький отряд или малая часть большого воинского формирования отражает нападение врагов. Но насколько он знал северных воинов, они вряд ли стали бы безучастно следить за схваткой своего авангарда.

Конан взобрался на небольшую возвышенность и с ее вершины увидел внизу долину и вьющуюся по ней дорогу. Посреди дороги шло жестокое сражение между воинами в бронзовых доспехах. Конан присмотрелся к ним повнимательнее, одновременно прикидывая, стоит ли ему ввязываться и помогать одной из сторон.

Он начал спускаться с пригорка и на ходу заметил кое-что еще Воинский отряд нападал на двоих — женщину и седобородого старика. Нападавших было много, но одежда и вооружение у них были такие же, как у женщины и старика. «Да, — подумал Конан, — лучше бы им завести у себя воинскую форму и знаки различия, как принято в армиях цивилизованных народов».

Он хотел устроиться где-нибудь на камне и спокойно полюбоваться зрелищем схватки, но тут его взгляд упал на одного из нападавших. Тот самый всадник в шлеме с вороном! Негодяй, имевший наглость помышлять о том, чтобы продать Конана как товар работорговцам. Это решило дело.

Конан вскочил и с диким воинственным криком киммерийских ратников бросился к сражающимся. От его страшного вопля все замерли. Иные нападавшие обернулись в его сторону. Один из воинов двинулся с поднятым щитом ему навстречу. Конан, не сбавляя скорости, на бегу метнул в него копье. Воин прикрылся щитом, но железное острие копья пробило дерево и вонзилось в горло воина. Разделив надвое его бороду, копье прошло насквозь и на добрую ладонь вышло сзади у основания шеи.

Воин повалился на землю. И тут негодяй с вороном на шлеме узнал Конана.

— Чужестранец! — крикнул он. — Я предостерегал тебя! Зачем ты покинул двор торговца, безмозглый болван? Теперь прощайся с жизнью!

— Уж не ты ли угрожаешь моей жизни, жалкий червяк! — Конан ухмыльнулся. — Я, Конан из Киммерии, готов сразиться с одним из вас или со всеми разом.

Воин с вороном на шлеме был вынужден принять вызов — иначе он лишился бы всякого уважения своих соратников. И потому он вышел вперед и высоко поднял меч:

— Я — Агилульф из рода тунгов! Никто меня не устрашит!

Нападавшие и защищавшиеся воспользовались случаем и на время разошлись в стороны. Опустив оружие, они с жадным интересом следили за происходящим.

Конан встретил взгляд холодных серых глаз женщины. Он отсалютовал ей мечом. И тут же перестал замечать что-либо, кроме противника. Агилульф принял стойку опытного бойца, хорошо владеющего мечом: ноги чуть согнуты, плечи распрямлены, щит на уровне груди — чтобы легко было защитить им и ноги, и голову. Меч он высоко поднял и завел чуть назад, так что тот был почти у него за спиной. Теперь он мог одним лишь движением, вложив в удар всю силу, поразить голову, корпус или ногу противника, если тот не успеет прикрыться щитом.

Конан приготовился биться, как всегда, в свойственном лишь ему одному стиле. Он почти присел на корточки и, прикрываясь щитом, готов был броситься вперед. Меч он держал низко, у земли. Противник видел над краем щита Конана только его прищуренные глаза.

Агилульф ударил первым. Он метил в шлем Конана, но киммериец поднял щит и одновременно нанес удар мечом по ноге противника. Тот с молниеносной быстротой прикрылся щитом. Мечи ударились о щиты. Агилульф попытался нанести следующий удар по незакрытому плечу Конана, но тот ловко уклонился и попытался поразить Агилульфа в бок. В последнюю секунду Агилульф отразил удар щитом. Ни один удар до сих пор не достиг цели. Сражающиеся отскочили друг от друга, и у зрителей вырвался дружный возглас одобрения — таким превосходным было начало поединка.

Теперь оба воина ходили друг за другом по кругу, подстерегая момент, чтобы нанести удар. У Агилульфа из-под шлема катились капли пота, но ловкости и увертливости у него не убавлялось.

— Не так-то просто победить лучшего бойца тунгов, а? Что скажешь, киммериец?

Конан злобно усмехнулся. И взмахнул мечом. Стоявшие вокруг зрители видели теперь только вихрь сверкающих клинков… как вдруг меч киммерийца рассек щит Агилульфа, словно тот был из пергамента. Рука Агилульфа была поражена — хрустнула кость.

Второй удар поразил ворона на шлеме — меч рассек шлем, череп, подбородок, и только панцирь остановил страшный удар. Конан с силой потянул к себе меч, чтобы освободить его из раскроенного черепа, и с горящим взором обернулся к соратникам Агилульфа:

— Кто следующий? Кто спляшет со мной танец мечей? Я жду! Выходите, вы, паршивые псы!

Тунги были потрясены гибелью своего вожака, но не утратили мужества. К тому же их было значительно больше. Они с ревом бросились на Конана, забыв в ярости про тех, с кем сражались до его появления. Устремившись к Конану, они оставили женщину и старика. Эти двое сразу же ударили им в спину. Развернуться, бросив Конана, тунги теперь уже не могли. Все было против них.

Но это не значит, что схватка с тунгами оказалась детской забавой, совсем нет. Конан со всех сторон был окружен врагами. И только поразительная быстрота реакции и отличное оружие спасли его. Конан то пригибался под ударами, то подпрыгивал, уклоняясь от меча, и сам наносил разящие насмерть удары. Его противники наступали без всякого боевого порядка, и это было Конану на руку, так же как и слепая ярость, с которой каждый из них рвался вперед, чтобы убить его.

Вскоре атаки стали слабеть — седобородый старец и женщина поразили насмерть многих врагов. И в конце концов Конан остался один на один с последним из тунгов. Это был воин со светло-рыжей бородой, в рубахе из оленьей кожи. Несколькими ловкими ударами Конану удалось разнести в щепы его щит. Потом Конан поразил его быстрым ударом насквозь в горло — самым милосердным из всех смертельных ударов.

Умолк шум битвы. Конан огляделся по сторонам. На земле лежали жутко изуродованные мертвые тела, снег был не белым, а красным от крови. Кое-кто уцелел, эти люди разыскивали среди трупов тех, кто еще был жив, и оказывали помощь раненым.

Конан вонзил меч в землю, бросил рядом щит и отстегнул ремешок своего шлема. Когда он снял шлем, его иссиня-черные волосы рассыпались по плечам. От шлема поднялось облачко пара — ничего не скажешь, жаркая была битва, особенно если ты сражался в полном воинском снаряжении.

К киммерийцу подошла женщина. За ней — седобородый старец. Она смерила Конана взглядом с головы до ног:

— Я — королева Альквина из рода камбров. — Ее серые глаза были холодны как лед. — Как ты попал в эти края?

Она была самой надменной из всех женщин, каких Конан когда-либо встречал в своей жизни. Но он почувствовал, что сейчас не время показывать характер.

— Я ищу работу для моего меча, госпожа, — ответил он с легким поклоном. — Услышал шум битвы, вот и пришел посмотреть, что да как. А этого Агилульфа я повстречал пару дней тому назад. Мне тогда очень не понравились его речи, ну вот я и решил поучить его приличным манерам.

— И это тебе удалось. Теперь Агилульф не больно-то речист.

— Почему эти подонки напали на тебя, госпожа? — Конан вытащил из земли свой меч и принялся тщательно его очищать.

— Ты что, считаешь себя равным мне и позволяешь себе задавать мне вопросы? Я возьму к себе на службу твой меч, чужестранец. А в советах твоих я не нуждаюсь. Найди себе коня и следуй за мной. — С этими словами она пошла прочь. Старик, казалось, хотел что-то сказать, но раздумал и поспешил за женщиной.

Конан, ничуть не задетый ее суровой отповедью, продолжал чистить меч. Потом он отправился на поиски нового копья, потому что его копье было сломано. Спутники королевы бегали по лесу и ловили разбежавшихся коней. Очевидно, этим людям было незнакомо искусство верхового боя, и, прежде чем вступить в сражение, они спешились. В лесу бродило много лошадей, чьи всадники были убиты в сражении. Конан сел на коня и присоединился к свите королевы. Про себя он подумал, что, может быть, еще посмотрит, не лучше ли будет предложить свои услуги королю Тотиле.

Скакать им пришлось долго. Тени становились все длиннее и длиннее. За время пути Конан познакомился с теми, кто сопровождал королеву. Опытный солдат, он постарался запомнить имя каждого нового знакомого.

Как и почти все, кого он встречал в этих краях, люди Альквины разговаривали на одном из диалектов северного языка, который не слишком сильно отличался от того наречия, которое было в ходу у жителей Асгарда, Ванахейма и Аквилонии. Мужчины из свиты королевы были в основном белокожими. Глаза почти у всех были голубые или серые, волосы русые, темно-русые или белокурые. Ни у кого не было по-настоящему черных волос, как у Конана. Все взрослые мужчины носили бороды, причем иные брили щеки, чтобы были видны боевые шрамы. Ни боевой раскраски, ни татуировок ни у кого из них Конан не заметил. К поводьям у некоторых всадников были привязаны человеческие скальпы.

К Конану подъехал белокурый воин с серебряным кабаном на шлеме, таким же, как тот, что украшал шлем Конана.

— Отличное было сражение, киммериец. Я очень рад, что ты теперь с нами. Меня зовут Зиггайр. — Он протянул Конану мех, в котором булькало какое-то питье: — Вот, выпей пива. Оно, правда, малость несвежее. Но пока не прибудем в крепость, придется довольствоваться тем, что есть.

Конан сделал добрый глоток. Пиво было несвежее, не отличного качества. Он бросил мех назад Зиггайру:

— Спасибо, друг. Скажи-ка, а что, ваша королева всегда так резко разговаривает с людьми, которые предлагают ей свою службу?

Зиггайр горько усмехнулся:

— Такой уж у нее нрав. Она была единственной дочерью старого короля и с самого раннего детства привыкла держаться очень надменно. Но она добрая королева. Она никогда не допустит, чтобы во главе ее народа встал неполноценный король.

Конан сообразил, что, говоря про «неполноценных», Зиггайр имел в виду князей каких-то других племен.

— Так что ни о чем не беспокойся, киммериец. Служи ей верой и правдой, сражайся так, как сегодня, и она будет обращаться с тобой по-хорошему и вознаградит щедро. Она очень щедра.

— Ну и то хоть какой-то просвет, — пробормотал Конан себе под нос. — А почему люди Одоака напали на вас? Раз уж я бился с ними, то хотел бы знать причину.

— Они хотели захватить Альквину, — сказал Зиггайр. Как и большинство северян, он запросто опускал королевские и прочие титулы. — Одоак хочет взять ее в жены. Поговаривают, что он уже убил свою последнюю жену, чтобы развязать себе руки и жениться на Альквине. Многие считают, что его намерение говорит о чрезмерном оптимизме. Я же думаю, что это просто наглость и бесстыдство.

— А у вас короли могут иметь только одну жену? — спросил Конан.

— Таков закон. Наложниц король может иметь столько, сколько ему под силу ублажить. Да только уже многим королям это не пошло на пользу.

— А что этот король Тотила? Я мало о нем слышал. Он, говорят, тоже ухаживает за вашей королевой? — осторожно выведывал Конан.

— Да. Тотила и его любимчик колдун были бы не прочь устроить этот брак. Но Альквина презирает эту торманнскую свинью, и совершенно правильно.

Когда Зиггайр упомянул о колдуне, лицо Конана помрачнело. До сих пор во всех странствиях ему было, прямо скажем, мало радости от этих проныр. Но Зиггайр говорил о колдуне так, словно его не слишком тревожили всякие колдовские фокусы.

— А кто этот седобородый? — спросил Конан, указывая глазами на старца, который скакал рядом с Альквиной.

— А это наш колдун Рерин. Мудрый старый человек. Он умеет защищать нас от колдовства Йильмы — так зовут колдуна, который творит черные дела по приказанию Тотилы.

— У короля Одоака тоже есть свой колдун? — спросил Конан, подозревая самое скверное.

— Нет, во всяком случае я ничего такого не слыхал. Колдунов мало, а Тотила богаче, чем Одоак.

— Какой колдун сильнее? — Конан знал, что всегда полезно знать относительную силу врагов и друзей.

— Не могу сказать. — Зиггайр напряженно размышлял. — У меня такое чувство, что всякий раз, когда один из колдунов творит свое заклятие, другой отвечает ему тем же, и потому заклятия взаимно уничтожают друг друга. Что до меня, так я только рад этому.

— Понимаю, — с искренней убежденностью согласился с ним Конан. — Когда эти колдуны, ведьмы, чернокнижники и прочий сброд вмешиваются в дела честных воинов, всегда жди какой-нибудь пакости, которую не уничтожить силой оружия. — Конан терпеть не мог все, что нельзя уничтожить силой оружия.

Уже сгустилась ночная тьма, когда они добрались наконец до укрепленных защитных сооружений вокруг дворца Альквины. Они увидели холм, превосходящий высотой все остальные холмы. Его вершина была окружена кольцом стены из гигантских каменных блоков. На этой стене был надстроен навес с галереей и палисад из столбов с заостренными концами. Путники подъехали ближе. Поднялись ворота в стене, пропустили всадников и опустились за ними.

Внутри кольца каменной стены находилось довольно много небольших строений: кузницы, конюшни, хозяйственные постройки. Конану бросилось в глаза большое количество домашней скотины. В центре крепости стоял дворец королевы — низкий, вытянутый в длину дом с двускатной крышей, на которой росла трава и паслись козы. На фронтонах имелись отверстия, через которые выходил дым. Любой южный правитель посмеялся бы, узнав, что подобное строение называют королевским дворцом. Но на севере в таком доме имелось все, что делает дворец дворцом. Здесь воины и их король праздновали свои праздники. Северяне не слишком чтили бы правителя, который прятался бы от их глаз.

Всюду пахло свежей древесиной. Конан заметил, что люди живут здесь, видимо, с недавних пор. Вместе с Зиггайром они отвели коней в конюшню, пристроенную к наружной стене, и там поручили их заботам конюхов. Выходя из конюшни, Конан более внимательно осмотрел каменную стену. Даже в сумерках было видно, что она построена в древнейшие времена. Она была сложена из громадных каменных глыб и всюду поросла плющом.

— Кто это строил? — спросил он.

Зиггайру от этого вопроса стало не по себе. Он сделал неопределенное движение и ответил:

— Гиганты, в глубокой древности. Не люблю об этом говорить. Пошли, пора садиться за стол. Выпьем доброго свежего пива.

Они направились к дому, и тут Конан увидел, что камбры сгружают с лошадей трупы убитых воинов. Слышался тихий плач. Женщины севера не оплакивают своих мертвецов так, как женщины юга, — им чужды пронзительные вопли и рыдания. «Как хорошо, — подумал Конан, — что зима только начинается. Еще можно вырыть могилы. Скоро земля промерзнет, и тогда придется хранить трупы до весны где-нибудь в амбаре».

Зал, куда они вошли, был убран с роскошью, о которой невозможно было догадаться, глядя на дом снаружи. Дом был построен недавно, однако все деревянные вещи и утварь украшала искусная резьба работы замечательных мастеров. Хитросплетенные ленты орнамента, изображения диковинных зверей, сцены из жизни великих героев, — почти всюду резьба была раскрашена яркими красками, которые добывались из растений. На потолочных балках висели оленьи рога и прочие охотничьи трофеи. Стены украшали пестрые ковры, от них в помещении было словно светлее, они же защищали от сквозняков. Пол был выложен каменными плитами, и всюду был набросан тростник. Посреди зала над открытым очагом, в котором горело два огромных бревна, жарилось на вертелах мясо.

От запаха мяса у Конана потекли слюнки. Глаза слезились от дыма. В это время слуги расставили в зале столы и длинные лавки. Воины сняли с себя оружие и доспехи. Зиггайр показал Конану его спальное место возле стены на соломе. В стену здесь были вбиты деревянные крюки, на которые полагалось вешать шлем, пояс с ножнами для меча, щит и панцирь. При любом нападении оружие было тут же под рукой. Киммериец поставил возле стены свое копье. Потом, развесив по местам прочее оружие, он уселся за стол. Каждый за столом сидел спиной к своему спальному месту у стены, так что никогда не возникало никаких споров о том, где кому садиться. К тому же в случае нападения каждый мог сразу же найти свое оружие. Здешние воины явно продумали все в ожидании прихода врагов.

Как только Конан сел за стол, к нему подошла девушка и поставила перед ним тяжелую просмоленную деревянную кружку с пивом. Киммериец осушил ее одним долгим глотком и со стуком поставил на стол. В этот же миг кружка снова была наполнена. Затем на стол подали блюда с дымящимся жареным мясом. На какое-то время все разговоры стихли: едва не погибшие голодной смертью солдаты вознаграждали себя за скудные порции пищи в дни похода.

Когда голод был утолен, воины начали рассказывать о своих подвигах, совершенных в сегодняшнем сражении. Каждый перечислял свои заслуги и прославлял храбрость соратников. И все в один голос восхваляли Конана, пришедшего на выручку, не говорилось только о том, что без его своевременного вмешательства отряд был бы попросту уничтожен.

Конан также встал и вознес хвалу храбрости своих хозяев, которые стали ему теперь и братьями по оружию. Потом он напомнил о некоторых занятных подробностях своей победы над Агилульфом. Слушатели внимали Конану с интересом профессионалов, перед которыми говорит великий мастер того же ремесла. Конан никогда не страдал от избытка скромности, вот и теперь он ничуть не преуменьшил свои возможности, говоря о предстоящих боях и битвах. Закончил он славословиями в адрес своей новой повелительницы и ее спутников и громогласно объявил о том, что с нетерпением ждет часа, когда сможет сразиться с ее врагами. Он сел, и пивные кружки громко застучали по столу в знак одобрения.

Тогда поднялась Альквина и, по обычаю севера, стала преувеличенно хвалить своих воинов, потом она раздала им дары. Слова, которыми она поблагодарила Конана, показались ему довольно сдержанными — ведь именно он внес решающий вклад в дело ее освобождения. Но зато к дарам не могло возникнуть претензий. Он получил тяжелый золотой браслет, украшенный кораллами и гранатами. Вес одного лишь золота соответствовал годовому вознаграждению испытанного воина-мечника в южных странах. Конан надел браслет и высоко надвинул его на мощный бицепс правой руки. Он учтиво поблагодарил Альквину, но она как будто пропустила его слова мимо ушей.

Когда пришло время гасить факелы, Альквина объявила, что торжественное погребение мертвых состоится на следующий вечер в час захода солнца. Затем все отправились на покой. Альквина скрылась за тканым ковром, которым был отгорожен дальний конец зала. Ее колдун покинул дом и отправился в свою хижину, чтобы приступить к своим колдовским делам. Все остальные, завернувшись в плащи, улеглись спать на соломе.

Конану спать еще не хотелось. Он взял кружку с горячим, сдобренным пряностями пивом и вышел во двор. Его что-то тревожило, что — он не мог понять. Во дворе все было спокойно. Люди и звери спали. Только одинокий пес бродил вдоль стены. Наверное, он надеялся найти какое-нибудь лакомство, оставшееся после пира.

Киммериец увидел слабый свет, падавший со стены там, где были ворота крепости. Он пересек двор и поднялся по лестнице из бревен на верх каменной стены. Здесь вдоль палисада из кольев проходила деревянная галерея с навесом. Над воротами стоял дозорный, рядом с ним горели уголья в жаровне. При их свете Конан узнал одного из тех, кто сегодня вместе с ним сражался в лесу.

— Привет тебе, Хагбард, — крикнул он. — Холодно нынче, а? Неуютно стоять в дозоре?

Хагбард плотнее завернулся в плащ:

— Холоднее, чем должно быть в эту пору, Конан.

Действительно, стужа заметно усилилась, с тех пор как Конан впервые ступил на двор этой крепости. Он протянул Хагбарду кружку. Дозорный радостно отхлебнул теплого пива.

— Великаны мороза в этом году рано тронулись в путь на юг, — сказал киммериец.

Хагбард вернул ему кружку:

— Спасибо, друг. Да, это примета суровой зимы. Если станет еще холоднее, мы не сможем похоронить завтра наших убитых.

— А вы сжигаете мертвых?

— Нет, никогда! Воинов хоронят вместе с оружием, ремесленников — с их орудиями, женщин — с прялками и веретенами. Таков обычай. Даже детей мы хороним вместе с их игрушками, а крестьян — с их орудиями. Если завтра мы не сможем похоронить мертвецов, то построим для них дом, без внутренних стен, и там положим их лежать, пока земля не оттает.

Конан всматривался в хмурые и довольно жутковатые окрестности. Земля вокруг холма, на котором стояла крепость, была почти плоской, как равнина, чем разительно отличалась от всей этой страны, в основном покрытой лесистыми горами. При свете полной луны вдали на равнине вырисовывались очертания нескольких холмов. Тот холм, на котором стояла крепость, был самым высоким. На многих холмах также виднелись каменные стены укреплений. На равнине были правильные круги и линии, выстроенные из огромных каменных блоков. Здесь и там в них было устроено нечто вроде ворот — на два вертикально поставленных высоких камня положен плоский камень сверху.

— И давно вы здесь живете? — спросил Конан Он коснулся ладонью заостренной верхушки одного из кольев палисада. Она была липкой от свежей смолы.

— Только с середины лета Раньше мы десять лет прожили на нашем старом месте. Но поля истощились. Мало стало дичи в лесах и рыбы в реке. Вот и решили переселиться.

Большинство племен на севере вело полукочевую жизнь. Когда-то в давние времена целые народы, бывало, собирали все свое добро и уходили с насиженных мест, просто потому что хотели пожить в новых землях. Из-за этого часто вспыхивали большие войны. Но главной причиной перемещений было то, что почва истощалась, когда люди слишком долго возделывали ее, используя лишь самые примитивные способы земледелия.

Хагбард покачал головой:

— Мне кажется, лучше бы Альквина выбрала какое-нибудь другое место, а не это. Лучше бы нам оставаться в горах и лесах.

— Я понимаю, что тебе не по вкусу здешние края. — Конан выпил пива и заметил, что оно быстро остывает. — Здесь как-то не по себе становится. Холмы такие странные, и эти круги из каменных глыб… Почему вы именно это место выбрали?

— По мнению Альквины, эти стены, сложенные когда-то гигантами, представляют собой отличные оборонительные сооружения. Я не хочу сказать что-то недозволенное, но Альквина — не такой вождь, каким был ее отец Хильдрик. Он врагов убивал, а не прятался от них за высокими стенами.

— А ты знаешь что-нибудь об этой равнине? — спросил Конан.

— Много лет тому назад, — начал рассказывать Хагбард, — когда не родился еще мой дед, здесь жили гиганты. Здесь стояла их крепость. На протяжении многих поколений они воевали с богатыми. Но ни та, ни другая сторона не могла взять верх. И тогда гиганты призвали на помощь карликов, и те построили вокруг всей равнины огромную стену. В награду за службу они потребовали отдать им дочь короля гигантов. Стена была построена, свадьбу сыграли, но… — От дыхания Хагбарда поднимался пар — так холодно вдруг стало. — Но в первую брачную ночь невеста убила жениха, как и любая принцесса на ее месте поступила бы при таком неравном браке! И тогда за одну ночь карлики проделали в стене брешь, боги ворвались в крепость и перебили всех гигантов — те после свадебного пира спали мертвецки пьяные. О великом побоище напоминают только эти развалины, но мне думается, духи убитых гигантов и нынче здесь обитают.

Конан зябко поежился. Пиво было выпито. Теперь Конан тоже почувствовал результат неумеренности на нынешнем пиру — его клонило в сон.

— Обитают или не обитают — все равно, теперь они мертвы, — сказал он. — Спокойной ночи, друг. Пора мне пойти да отыскать мое место на соломе.

— Спокойной ночи, Конан. Будь другом, разбуди моего сменщика. Это Освин, он спит сразу рядом с дверью.

Конан пообещал, что не ляжет спать до тех пор, пока Освин не встанет и не отправится в дозор. Потом он спустился по лестнице вниз. Проходя через двор к дому, он заметил свет, который струился из маленькой хижины чародея Рерина. Помянув недобрым словом всех колдунов на свете, Конан вошел в дом и, найдя Освина, который громко храпел во сне, разбудил его.

Потом он тихонько прошел вперед к слабо тлевшему огню в очаге. К радости Конана, там нашлась полная кружка пива. Он отпил порядочный глоток и тут снова задумался. Правильно ли он поступил, присоединившись к войску Альквины? Над этой безрадостной равниной и суровыми каменными развалинами нависли тучи недалекой гибели. Но пока что у него было золото, еда и кров над головой — он принял все это от королевы, а значит, не вправе был уклоняться от того, что ему суждено. Да и вообще он не любил размышлять о будущем. Конан отыскал свое место под стеной, завернулся в плащ и вскоре заснул так же крепко, как и все остальные воины.