Конан гнал коров. Впервые с тех пор, как он перестал быть мальчишкой. Вместо меча в руке у него была хворостина, и ею он направлял непослушных буренок вниз, к месту зимовки. Наверху, там, откуда они уже ушли, все ниже нависали темные облака, обещавшие снег. Конан шел к новому месту жительства вместе со своими родственниками - Милахом, Дейтрой и Куланном - и, подобно им, тащил на могучем плече отмеренную ему часть кровельных шестов.
И странное дело! Домашние дела и заботы, которые в юности вызывали у него своей тяжелой монотонностью столько раздражения и обиды, теперь казались ему чем-то само собой разумеющимся. И даже внушали некую уверенность в том, что не все пропало, что все еще будет хорошо. Конан не возражал даже тогда, когда старшие родственники временами начинали бранить его, как мальчишку. Это тоже было вполне в обычае киммерийцев. Если бы запахло рукопашной, Конан, Куланн и Милах схватились бы за мечи и выступили плечом к плечу, как воины и ровня друг другу. Все остальное время Милах и Дейтра обращались с Конаном и Куланном, как с несмышлеными юношами. Внутри маленького мужского общества, естественно, Конан и Милах держались как старшие ровесники, тогда как Куланн перед ними был еще почти ребенком. А возле домашнего очага безраздельно главенствовала Дейтра. Она помыкала троими мужчинами и раздавала затрещины, отлично зная: начнись какая-нибудь заваруха, и ее мигом укроют в высокогорной долине, а мужчины, от мальчишек до стариков, обнажат оружие и выйдут против врага...
... Когда они добрались до места традиционной зимовки клана, оказалось, что почти все остальные уже прибыли. Всеобщий сбор вполне отвечал воспоминаниям Конана: в долину сошлось не менее трех, а то и четырех сотен людей. По южным меркам, киммерийцы никак не могли быть названы многочисленным племенем. Но чего им не хватало в количестве, они брали качеством. Начать хоть с того, что каждый мужчина был воином. Даже однорукий ремесленник, весьма охотно хватавшийся единственной уцелевшей рукой за оружие. Киммерийские женщины были рослыми и статными, дети - шустрыми и подвижными и быстро взрослели.
Соседи-северяне часто называли киммерийцев "черноволосыми", но не у всех волосы были одного цвета, хотя темные оттенки, бесспорно, преобладали. Глаза у большинства были светлые - серые, синие, голубые, - однако встречались и карие. А вот что бесспорно отличало киммерийцев от всех соседних племен, так это их сила, могучее телосложение, язык и - самая главная особенность невероятное упорство и легендарная способность биться до последней капли крови, не отступая и не сдаваясь...
Конан с родственниками загнали свое стадо в общую загородку, где уже помещался другой скот, и закрыли ворота. Здесь, на обширном выгоне, стадо будет пастись до весны, если только снег не станет слишком глубоким. Весной стадо разберут владельцы, благо все клеймили скотину по-разному. И это тоже был киммерийский обычай, существовавший с поистине незапамятной древности.
Когда коровы были надлежащим образом устроены, Конан с родней подобрали свои кровельные шесты и понесли их к каменной коробке дома, намеченного Дейтрой. Остаток дня прошел за работой: они укладывали шесты, резали дерн для кровли, выкладывали возле двери торф и высушенный коровий навоз - на топливо. По сравнению с той жизнью, к которой Конан успел привыкнуть на Юге, здешний быт выглядел попросту первобытным. Но Конан сам чувствовал, что удивительным образом черпает в нем силы. Милах все же прав: вот она, настоящая человеческая жизнь. С другой стороны, Конан понимал, что при его-то жажде странствий, вздумай он здесь задержаться, он бы подобной жизнью довольно скоро "объелся"...
Укладывая на крышу последний пласт дерна, Конан посмотрел вниз и увидел, что перед дверью домика собрались люди. Кое-кого из них он даже узнал. Неторопливо уложив дернину на место, Конан слез наземь. Его оружие лежало вместе с мечами Милаха и Куланна - внутри. Но, оказавшись безоружным среди свирепых вооруженных мужчин, Конан впервые за долгие годы никакой опасности не ощутил. Ибо все это были его родственники. Им, может быть, и не нравилось, как он себя вел. Но родство оставалось родством.
Конан отряхнул землю с рук и подошел к высокому седеющему бородачу, стоявшему впереди остальных. Этот человек был очень похож на самого Конана, если не считать длинной темной бороды. Его оружие, с виду простое и ничем не украшенное, было великолепнейшей работы. Не выделялся он и нарядами; однако нечто неуловимое выделяло его среди остальных.
- Приветствую тебя, Канах, - сказал Конан. Сам он и все остальные принадлежали к клану Канахов. А этот человек так и звался: Канах. Канах из клана Канахов. Вождь.
- И ты здравствуй, Конан, - отозвался Канах. - Много зим мы тебя не видали. В твоей семье почти не осталось мужчин. Ты вернулся, чтобы снова жить среди нас?
- По крайней мере, на какое-то время, - сказал ему Конан. - Я должен исполнить здесь, в горах, одно поручение, а прежде того рассказать о нем перед советом вождей.
- Расскажешь, - кивнул Канах. - Когда придет твоя очередь. Нынче вечером нам многое потребуется обсудить. Я рад видеть тебя, Конан, хотя в прошлом мы с тобой не очень-то ладили. Похоже, этой зимой нам потребуются все наши лучшие воины...
- Значит, - спросил Конан, - предстоит обагрять копья? Странное время для войны...
- Много странного сейчас происходит, - сказал Канах. - Сегодня вечером ты сам обо всем услышишь на сходке.
С этими словами вождь повернулся и пошел прочь, и за ним свита.
Конан забрал из дому свое оружие и двинулся в обход деревушки, возобновляя старые знакомства и расспрашивая о друзьях и общей родне. Он не слишком удивился, узнав, что большинства его прежних друзей уже нет в живых. Смерть всегда была частой гостьей в горных селениях. К тому же приятели Конана были беспутными юнцами вроде него самого. Вот они и окончили свои жизни, толком еще не начавшиеся...
Там и сям разгорались костры: здешняя долина располагалась недалеко от Пиктских Дебрей, и за десять лет, пока ее не посещали, успел накопиться хворост, пригодный на дрова. На торф придется переходить не раньше чем с середины зимы. У костров ходили вкруговую горшки пива, сваренного на нижних землях. Люди пели песни - странные, жутковатые, все без исключения похожие на похоронный плач, - песни, которые только и могла породить эта суровая земля.
Потом зашло солнце, и лишь отсветы из-за горизонта еще озаряли заснеженные вершины. Однако внизу, в долине, по-прежнему висел сырой осенний туман и моросил дождик. Прежде чем здесь выпадет снег, успеет смениться луна. Отряды охотников уже наведались в ближние холмы, заросшие лесом, и добыли нескольких оленей и кабанов. В деревне вкусно пахло жарящимся мясом, а мужчины затеяли состязания: прыгали кто выше, бегали наперегонки и метали тяжелые камни. При этом, в отличие от собратьев-северян или пиктов, киммерийцы никогда не соревновались между собой не только на мечах, но даже и на палках. Слишком серьезно рассматривали они всякую схватку. Если уж киммериец брался за оружие, так только для того, чтобы убить!
Вокруг самого большого костра посередине деревни сидели вожди. Они ели мясо и передавали один другому кувшины с пивом. Конана пригласили к этому костру, и пышноволосая девчушка лет пятнадцати вручила ему большой ломоть оленины. При этом ее зоркие, можно даже сказать, хищные глаза обежали его мускулистую фигуру от макушки до пят: это был оценивающий взгляд женщины, старающейся определить достоинства возможного мужа. О возвращении Конана уже прошел слух, а она была еще не просватана. И поди-ка заполучи в женихи киммерийского мужчину в самом расцвете лет. Редкость!
Конан завернул кусок дымящейся оленины в плоскую овсяную лепешку и запустил в него зубы. Жестковатое мясо показалось ему восхитительно вкусным. И вызвало в памяти сотню таких же пиров, когда он, мальчишка, дрался со сверстниками из-за объедков, оставленных взрослыми. Конан запил мясо добрым глотком пиктского ячменного пива и услышал, как его приветствовал седобородый старейшина, сидевший неподалеку:
- Здравствуй, родственник. Я знал твоего отца и деда.
- И я помню тебя, Анга, - отозвался Конан.
Старейшина слегка нахмурился:
- Чудным каким-то акцентом ты обзавелся, сын кузнеца Вот что значит - жил на чужбине!
- Мне и на Юге все про мой акцент говорили, - пожимая плечами, сказал Конан. - Похоже, я ни одного языка в совершенстве так и не выучил.
Была у киммерийцев еще одна черта, разительно отличавшая их от соседей асов и ванов. Если те пировали до самозабвения весело и разухабисто, то киммерийцы даже на величайших праздниках сохраняли торжественную серьезность. У воинов не было привычки, напившись, хвастаться подвигами, тем более драться между собой. Хотя пиво и на киммерийских пирах обычно лилось рекой.
Утолив первый голод, Конан несколько затосковал по доброму рукоприкладству - конечно, бескровному.
- Вот у асов на пирушке, - сообщил он сидевшим поблизости, - сейчас уже хватались бы за мечи, а стропила подскакивали бы от воинственных песен, и воины вовсю выкликали бы имена вождей, которых им довелось зарубить
На старого Ангу его слова не произвели особого впечатления.
Это хорошо, - сказал он, - что ты наконец вернулся туда, где люди умеют себя вести как подобает!
- Вот именно, - вступил в разговор мужчина с печальным длинным лицом, сидевший по другую руку Конана. - Кому, кроме труса или глупца, взбредет на ум хвастаться убитыми врагами? Всякий воин - враг он тебе или друг - стоит ровно столько, сколько стоит его сердце и рука. Вот мне, например, случалось принимать жестокие раны от всяких там свинопасов с равнин. Зато я видел, как падали вожди, сраженные мальчишками, впервые вышедшими на поле битвы...
Мужчины кивали головами, соглашаясь, что прозвучавшие слова были мудры
- И все-таки, - упорствовал Конан, - я бы сказал, что в других странах знают цену веселью Там поют песни, играют на арфах и флейтах... Девушки танцуют, жонглеры мечут факелы, дрессировщики водят ученых медведей... А у нас что ни песня - все равно что мертвого несем хоронить.
На него оглянулись так, словно он говорил на чужом языке.
- Ну да шут с ним, с весельем, - вздохнул он недовольно. - Вам все равно не понять.
Конан увидел, как у края освещенного круга появился Куланн. Извинившись, он встал, прихватив с собой горшочек пива. Потом подошел к юноше и передал ему горшочек.
- Держи, двоюродный брат, - сказал он Куланну. - Выпей Не к лицу мужчине печаль в первый вечер зимовки.
Куланн отпил небольшой глоток и вернул горшочек.
- Спасибо, - коротко поблагодарил он Конана.
- Вот что, родственник, - сказал ему тот. - Я тут прослышал кое-что о тебе и о той девушке. Ты не первый, кто переживает такую потерю. Собери лучше друзей, и мы все вместе сходим за новой!
Куланн ответил ровным голосом:
- Мне нужна только она. Бронвит... Мы с ней дали клятву. Я ее жених.
- Ну... - ощущая неловкость, проворчал Конан, - если я правильно понял то, что мне рассказали, ваша клятва больше не имеет силы Даже Кром не станет спрашивать строго, если ты нарушишь обет, данный мертвой.
- Я ее мертвой не видел, - упрямо возразил Куланн. - Ее тела не было среди тех, что оставались на кочевье.
- Ты точно уверен, что ее там не было? - спросил Конан - Если не ошибаюсь, тела были в таком состоянии, что...
- Не было ее там! - с мрачной яростью выпалил юноша. - Я бы ее непременно узнал!..
- Даже если она жива, она потеряна для тебя навеки, - сказал Конан. Забудь и думать о ней.
- Никогда! - был ответ. - Я поклялся ей именем Крома, что приду и заберу ее с собой. И что ни ее родственники, ни демоны горные или небесные не смогут мне в том помешать!
Конан собрался было заметить ему, что давать направо и налево клятвы именем Крома было по меньшей мере неразумно... но вовремя прикусил язык: вспомнил свою собственную недавнюю неосторожность. Он только спросил:
- Ну и как же ты собираешься ее отыскать? Ты сам отлично знаешь: пленники, которых заковали в цепи и доставили на побережье, не возвращаются никогда...
- Этих никто на побережье не уводил. Там не ванские работорговцы орудовали, а какие-то демоны или сумасшедшие. Пленников увели на северо-восток!
- На северо-восток?.. - задумался Конан, отхлебывая пиво и роясь в своих географических понятиях. - В Асгард, что ли? Или в Гиперборею?..
- Нет. В те страны ведет много дорог, проложенных по удобным долинам. И в Пограничное Королевство тоже... Мы много дней следовали за похитителями, и они все время лезли вверх, в горы. На самые неприступные хребты, где живут только белые козы...
- Значит, к Бен Мору, - пробормотал Конан, чувствуя, как волосы на голове порываются встать дыбом.
- Вот именно. Мы почти добрались до Полей Мертвых и уже видели перед собой снежный пик священной горы, когда спустилось очень плотное облако... Такое, что на расстоянии вытянутой руки ничего не разглядишь. И это был не обыкновенный горный туман! Облако оказалось черным, точно сердце вана, вот только дымом не пахло. Что до меня, я все равно пошел бы вперед, пусть даже и ощупью... но мои спутники идти дальше не захотели Они скрутили меня и силой оттащили назад...
- М-да, - сказал Конан. - А ты знаешь, похоже на то, что очень скоро нам с тобой придется действовать сообща. Подожди немного: послушай, что я стану говорить перед вождями...
- Действовать? - оживился Куланн. - О чем ты, двоюродный брат?
Ответить Конан не успел. Поднялся один из старейшин и, стоя перед костром, громко и протяжно протрубил в старинный рог. Это был великий рог всеобщего сбора, древнее, бережно хранимое сокровище клана Канахов. Когда-то, очень давно, его изготовили из рога громадного животного, неведомого в здешних горах. Всю его поверхность покрывали руны и рельефные резные фигурки. Легенда гласила, что он некогда принадлежал самому первому из Канахов.
Конан с Куланном передвинулись ближе к огню, туда, где сидели вожди. Собрание возглавлял Канах и с ним -предводители крупнейших родов (киммерийцы называли отдельные родственные семьи "септами"), а также наиболее прославленные воители. Многие из этих последних были люди самого простого звания, удостоенные чести сидеть среди старейшин не по принадлежности к могучему роду, а исключительно благодаря личным заслугам. Но были там и другие, и это обстоятельство мигом привлекло внимание Конана.
Рядом с Канахом сидел мужчина средних лет с волоса ми, заплетенными на висках в косы по обычаю клана Раэда У другого физиономия пестрела синей боевой раскраской - обычай Туногов. Этих-то что могло привести на собрание?.. Конану оставалось только недоумевать. В Киммерии, с ее бесконечными распрями, мирная сходка вождей разных кланов обычно происходила только на ярмарках: в середине зимы и ранней весной.
Вот Канах поднялся и простер обе руки над головой Громадный рог прозвучал еще дважды. И смолк.
- Дети Канахов! - прокричал вождь. - Все мы, не только клан Канахов, но и все кланы Киммерии, оказались перед лицом страшной опасности! Со времен Венариума нам еще ни разу ничто подобное не грозило... Нам следует объединиться и вместе побороться с напастью - или вымереть одному за другим, ибо враг не знает пощады. Настал час общей беды, а значит, мелкие войны должны быть немедленно прекращены. Никаких убийств из мести, никаких похищений девушек в жены! Никаких набегов за скотом!.. Пока вожди не объявят, что опасность миновала...
Слушатели, не сговариваясь, испустили общий вздох недовольства. Надвигались нескончаемо скучные зимние месяцы, и только что перечисленное Канахом представляло собой излюбленные развлечения.
Рог прокричал вновь, призвав к тишине.
- Вы все успели прослышать о попытке похищения девушки, предпринятой юным Куланном и его братьями, среди которых был и мой сын. Равно как и о том, что они обнаружили в становище Муррохов. Когда я сам услышал рассказ сына, я отправился из клана в клан, неся с собой белый щит мира. Я расспрашивал наших соседей, не было ли еще у кого подобных же происшествий... - Канах сделал паузу, люди клана слушали его молча, взволнованно замерев. Сколько лет прошло с той поры, когда вождь последний раз путешествовал с белым щитом! А Канах продолжал: - И вот что мне рассказали... Многие становища - не менее сотни числом! - оказались уничтожены подобным же образом! Сидящие рядом со мной сами расскажут вам о своих горестях... - Тут он повернулся к мужчине с косами на висках и произнес обычную формулу приглашения к беседе: - Рорик из клана Раэда, скажи слово моим детям и братьям!
Тот поднялся.
- Я Рорик Раэда, - начал он. - Я брат Раэды Раэды. Я пришел сюда с белым щитом. Десять лун тому назад погибли шесть семей клана Раэда. Погибло сорок мужчин и женщин, и примерно столько же детей было уведено в высокие горы. И я говорю вам, что клан Раэда не обратит оружия против других киммерийцев, пока с напастью не будет покончено!
Произнеся эти простые, но веские слова, Рорик вновь сел.
- Твил из клана Туногов, - сказал Канах, - скажи слово моим детям и братьям!
Человек в синей боевой раскраске поднялся, опираясь на древко копья.
- Я - Твил, старший военный советник клана Туногов. Я пришел сюда с белым щитом. Нынешним летом было уничтожено четыре наших семьи. Тридцать душ погибло или попало в плен. Мы также знаем, что за пределами наших владений погибли две семьи из клана Лакхейш. Мы, мужи клана Туногов, раскрасили свои лица, готовясь к войне. Мы не смоем военной раскраски, пока с напастью не будет покончено. И до тех пор между нами и остальными кланами будет царить мир!
Туног сел.
- По словам Куланна, моего сына и остальных, выходит, что зло свило гнездо в горах близ Бен Мора, - несколько нараспев продолжал Канах. - Нечистым созданиям мало того, что они истребляют ныне живущих. Они решили надругаться еще и над мертвыми, ведь дорога в те места и обратно проходит Полями Мертвых! Не имеет значения, что это за существа. Люди или нелюди - они наши враги! Они осквернили землю Киммерии. Они должны умереть.
- Есть ли хоть кто-нибудь, кто воочию видел демонов и остался в живых, чтобы рассказать? - спросил седобородый воин.
- Один мальчик из клана Раэда пас овец неподалеку от становища как раз во время налета, - ответил ему Рорик. - Мальчик заметил какую-то суматоху в селении и побежал узнать, что же случилось. Он увидел с края высокой скалы, что поселение окутал очень странный черный туман. Он никогда еще не видел такого тумана. Мальчик лег ничком и стал наблюдать. Спустя время облако снялось с места и поползло на северо-восток. Он слышал, как там, внутри, плакали дети. Потом он рассмотрел разрушенные дома и трупы, лежавшие среди развалин. В том селении погиб Чамта, наш величайший воитель... Кто-то вырвал его сердце из груди и сожрал!.. Но и на мече Чамты остались чешуя и черная кровь Чешуи не металлические, вроде тех, в которые облачаются ваны Казалось, Чамта ранил гигантскую рыбину или змею Никому из нас не захотелось прикасаться к таким нечистым вещам, и мы сожгли их там же, где и нашли
- Завтра мы разошлем Кровавые Копья, чтобы собрать воинов всех кланов к Стоячему Камню, что на Поле Вождей, - сказал Канах. И указал на половинку луны, сиявшую в небесах - Воины соберутся там, когда луна снова станет полна Все до последнего человека!
- Не все! - сказал Конан, выходя в круг света. - Меня там не будет Я сперва должен сделать кое-какие иные дела.
Толпа народа разразилась возгласами удивления, разочарования и презрения. Стоявшие ближе других отодвинулись прочь, как если бы рядом с ним можно было запачкаться Канах смотрел на него, гневаясь и не веря себе.
- Ты отроду ни с кем не считался, Конан, - сказал он наконец. - Но трусом ты, кажется, до сих пор не был
- Дело не в трусости! - проворчал Конан. - Дело в том, что я дал слово и должен его сдержать... - И он, стараясь говорить как можно короче, рассказал о деле, на которое подвигла его необдуманная клятва, данная Хатор-Ка. - Теперь вы видите, - закончил он свою невеселую повесть, - если я стану дожидаться собрания кланов и похода через Поля Мертвых, я не доберусь до Бен Мора ко дню осеннего равноденствия. Чтобы поспеть, я должен отправиться туда прямо завтра...
Канах плюнул наземь:
- И почему я не умер, не увидев дня, когда мой родственник поставит клятву чужеземной колдунье превыше блага своего клана?..
- Превыше всего для меня верность данному слову! - рявкнул Конан. - Я поклялся именем Крома! И тот, кто попробует заставить меня отказаться от клятвы, подавится сталью! Хотя бы он был моим собственным братом!
Конан хлопнул ладонью по рукояти меча. В ответ на это движение добрая сотня мужчин выхватила оружие. Слитный шорох ста мечей, извлекаемых из ножен, породил эхо в долине.
- Остановитесь! - крикнул Канах. Все замерли на своих местах. Вождь продолжал жечь Конана гневным взглядом: - Ты, Конан, редкостный дурак. Таким ты родился, таким, верно, и помрешь. Но ты, конечно, не трус. Надо поистине быть храбрецом, чтобы бросить вызов всей вооруженной мощи клана Канахов... Что ж, отправляйся за этим своим проклятым делом: я не сомневаюсь, что это еще одно несчастье в той цепи зол, которые нам уготованы... Если в дороге выяснишь что-нибудь, присоединяйся к походу кланов, как только сможешь. А если попадешь в плен... - тут он наставил на Конана указующий палец и заговорил голосом угрюмым и непреклонным, точно сама судьба, - ... если попадешь в плен - умри под пытками, ни словом не упомянув о нашем собрании и о тех решениях, которые мы здесь принимали!
- Да уж не бойся, не заговорю, - проворчал Конан. - Этот клан, кажется, еще не рождал слабаков. А ты, Канах, сделай одно хорошее дело. Когда станешь рассылать Кровавые Копья, отправь одно Вульфхере асу, если только он еще жив. Передай ему, чтобы приходил со своей дружиной сражаться вместе с нами. Скажи, мол, Конан зовет его. Он мой давний должник...
Тут поднялся один из воинов. Его лицо от лба до подбородка пересекал чудовищный шрам. Края плохо сросшейся раны мешали ему открывать один глаз. Он спросил:
- Когда это нам требовалась помощь желтоволосых?..
- Она нужна нам сейчас! - сказал Твил Туног. - Во имя Крома, нам пригодится любая помощь! Учитывая, что за враг перед нами, я бы и от ванов принял подмогу!..
Из потемок в круге света появился рослый юноша.
- Конан завтра пойдет не один, - прозвучал голос Куланна. - Я иду с ним.
- Прежде чем идти, назови-ка причину, да притом достойную! - сказал Канах. - Если ты хочешь прославиться, первым сойдясь с врагом, так лучше скройся и не позорь свой дом! Твое место - среди воинов рода!
- Я тоже дал клятву, - просто и с достоинством ответил Куланн - Я долго ждал, пока мне представится случай ее соблюсти. Речи Конана напомнили мне о моем долге...
- Ладно, - вздохнул Канах. - Идите, если иначе не можете. Грех осуждать людей за то, что они верны своему слову... - Его суровые глаза старались пронизать сумрак за пределами освещенного круга. - Я говорю только об этих двоих! Все остальные, кто способен носить оружие, отправляются со мной к Стоячему Камню!
И указал пальцем на молодого человека, державшегося поодаль от костра:
- Ты, мой сын, возьмешь своих двоюродных братьев и отправишься на розыски трех семей, которые еще не прибыли. Выясни, не расправились ли с ними чудовища. А вы, остальные... - и он обвел собрание яростным взглядом, готовьтесь к тяжелому переходу и к бою, который будет еще тяжелей!..
В полночной тьме Конан, Куланн и Милах молча шли к своему домику на краю поселения. Остановившись у двери, они оглянулись на поселение, скупо освещенное кострами, догоравшими перед некоторыми жилищами. С той стороны доносился звук, напоминавший сдержанное гудение роя насекомых. В нем мешались скрип, звон и царапанье. И производили его вовсе не насекомые. Это каменные точила скользили по лезвиям мечей, кинжалов, секир и наконечников копий. Киммерийцы, и в благодушном-то настроении производившие впечатление людей свирепых, готовились к бою с тщательностью поистине ужасающей...
- Все мечи вдосталь умоются кровью... - проговорил Милах. И повернулся к Куланну: - Ну что, паренек? Все еще сожалеешь, что опоздал родиться и не поспел к осаде Венариума?..
- В тот раз вы, по крайней мере, сражались с врагами из плоти и крови, ответил Куланн. - Я бы лучше пошел в одиночку на десять тысяч обыкновенных врагов, чем на поганых неведомых тварей с Бен Мора...
- Меч Чамты уже доказал, что, когда их порежешь, у них течет кровь, сказал Конан. - А коли у них течет кровь, то, во имя Крома, это значит, что их можно прикончить! Пошли-ка немного поспим: прежде чем над горами взойдет солнце, мы должны уже спешить по дороге к Бен Мору!..