Конан. Великий лес

Глава пятая

Сладушка проснулась, когда солнечный зайчик, скользнув по ее лицу, коснулся века, и хмурый серый сон, который она досматривала без особого удовольствия, вдруг взорвался и окрасился малиновыми, алыми, огненными вспышками.

Проснувшись, Сладушка не сразу даже поняла, где она: над ней гремел птичий хор, над ней шелестела листва и воздух был такой вкусный, свежий и терпкий… Лесной воздух! Сладушка открыла глаза, огляделась — и вспомнила!

Она была в Лесу! В Великом Лесу! И это был вовсе не сон, это было наяву, а сном как раз оказалась та, серая, скучная жизнь, где Сладушку обижали, где у нее не было ни одного друга! В той жизни осталась матушка… И сейчас она наверняка волнуется, грустит… Но Сладушке обещали встречу с матушкой и, быть может, даже удастся взять матушку сюда, в Лес! Обязательно надо взять ее сюда, потому что без матушки Сладушка не могла быть по-настоящему счастливой даже в этом чудесном Лесу. А возвратиться домой и расстаться с Лесом… Отныне для девочки это было равносильно смерти: если понимать слово «смерть» как «исчезновение», так, как его понимала Сладушка. Ее отец ушел в Лес — и исчез! Ей сказали, что он умер, но мертвым его Сладушка не видела, для нее отца просто не стало. Ее тоже не станет, если придется покинуть Лес. Потому что жизнь в том, внешнем, человеческом мире настолько скудна и неправильна, что и жизнью-то зваться не может: это не жизнь, а грустное существование. А настоящая Жизнь — здесь!

Здесь все, все было иначе!

Лесные люди не возделывали землю — и потому не знали хлеба — но Лес давал им все, что нужно, чтобы жить, не испытывая ни в чем нужды.

Лесные люди не рубили деревьев, чтобы построить себе дома — некоторые из детей, никогда во внешний мир не выходивших, ужаснулись даже рассказу Сладушки о жилищах, сложенных из «мертвых деревьев»! — обитатели Великого Леса жили внутри деревьев: громадных живых деревьев, в которых время выгрызло дупла, размером иной раз превосходившие обычные дома! Сладушка узнала, что дерево живет и дышит корой, по коре бегут живительные соки, а все, что внутри, может быть удалено без особого вреда дереву — надо только делать это с умением и осторожностью. Дерево — как ребенок! — нуждается в ласке… Лесные люди говорили с деревьями, пели для них, умели их лечить. Когда рождался у них ребенок — его именем называлось деревце-побратим. И в это самое деревце клали урну с пеплом, когда обитатель Леса умирал, уходил в мир иной: в тот мир, куда уходит живое дыхание всех деревьев, когда-либо загубленных людьми! Еще лесные люди умели отгибать и переплетать живые ветви так, что, вырастая, они образовывали залы, переходы, воздушные коридоры — в Великом Лесу можно было передвигаться вовсе не касаясь земли!

Лесные люди любили и понимали животных — быть может, потому, что сами умели обращаться в волков, недаром же во внешнем мире их звали «волколюдами» — когда-то и Сладушка называла их так, когда-то, когда она их совсем не знала и боялась… Теперь-то она поняла, что они — люди! Особые люди, лесные! И даже то волчье, что было в них, казалось Сладушке милее многих вполне «человеческих» качеств, присущих людям внешнего мира.

Лесные люди говорили с животными, но для этого им не нужно было знание какого-то тайного языка — ежиного, лягушачьего или птичьего — нет, они просто смотрели в глаза… Их взгляд говорил! И с помощью взгляда они получали от животного ответ на все свои вопросы! Даже пугливые ящерки, даже малые пичуги неразумные без опаски взбирались на ладонь лесного человека и погружались взглядом в его взгляд!

Лесные люди помогали животным, чем могли, но больше — старались просто не мешать им жить своею жизнью. Первые дни, когда Сладушка только познавала Лес, она тянулась к каждому живому существу — потрогать, погладить…

— Ой, ежик, толстенький какой, хорошенький, серьезный!

— Оставь его в покое, не трогай, не мешай! Пусть он идет, куда хочет… Тем более — это не он, а она! Она ищет червячков и слизнячков, она должна быть сытой, чтобы было больше молока для маленьких… Не трогай ее! Видишь: она свернулась. Она будет волноваться, может прервать охоту — и останется голодной, а с ней и малыши!

— Ах, какой котеночек — пушистенький, хорошенький, пятнистенький! Он хочет играть со мной!

— Осторожно, это рысь! Видишь, на ушках у него кисточки? Рысь — самый страшный зверь, хуже росомахи! Он-то хочет играть с тобой, но здесь неподалеку бродит его мама, ты можешь ей не понравиться, а если она решит, что ты опасна для котенка… Нам даже всем вместе не справиться с ней!

«Всем вместе» — вот что было самое замечательное в Великом Лесу! Все семь лет жизни Сладушка была одиночкой — несчастной, преследуемой, презираемой за слабость — она и представить себе не могла, чтобы кто-то захотел подружиться с ней… Мальчишки дразнили и били ее. А девочки-подружки у нее просто не было! Все девочки в селе куда больше интересовались двоюродными братцами Сладушки, нежели ею самой… Она не умела казаться интересной, она не знала никаких игр и у нее не было куклы. Мама не раз скручивала для нее из соломы человечков, шила платье и повязывала яркий лоскуток вместо платка, но всех ее куколок братцы уничтожали с такой жестокостью, что Сладушка решила: лучше вовсе кукол не иметь, чем плакать потом, собирая по соломинке! А без куклы девочки в игру ее не принимали…

…Она заснула тогда, в лодке, и пробудилась лишь наутро, и долго поверить не могла глазам своим: лежала на широкой постели в богатых покоях, но главное — все стены вокруг были переплетением живых стволов! Она думала, что попала в сказку… Стала решать: в какую же именно? Что-то похожее было в сказке о Красавице, Чудовище и Аленьком Цветочке: похищение героини и пробуждение ее в роскошно убранном покое волшебного терема. Сладушка весьма критично относилась к своей внешности: вряд ли она могла бы называться красавицей с ее белесыми ресницами, вздернутым носом и россыпью крупных веснушек! Вот если бы Чудовище увидало ее маму! Но, в конце концов, это может оказаться очень страшное Чудовище, не смеющее думать о красавице более выдающейся, чем Сладушка… Сладушка попыталась представить себе такое Чудовище — и содрогнулась! На всякий случай поискала глазами серебряный кувшин с сияющим Аленьким Цветочком… А потом за ней пришли и отвели ее совсем не к чудовищу, а к прекрасной и благородной лесной княжне, к той самой Фрероне, для которой, собственно, ее и похитили. «Она позабавит Фрерону», — так сказали похитители. Но, похоже, они ошиблись: Фрерона не настроена была забавляться. Она посмотрела на Сладушку раскосыми золотистыми глазами, и Сладушка заметила тревожную морщинку между бровей и грустно опущенные уголки рта…

— Зачем?! — бросила Фрерона одному из похитителей, тому самому, злому, который тащил Сладушку и зажимал ей рот, и Сладушка не без радости заметила, как он сжался и сник под пристальным взглядом княжны. — Зачем, Ратмир? До того ли нам сейчас? Отец будет недоволен… Своих детей не знаем, как уберечь, куда же еще и чужих?!

— Прикажи, и я отнесу ее обратно, брошу там же, где взял! Всего день пути, если по реке!

— Нет, теперь уж поздно… Неизвестно, как ее примут там, после того, как она в Лесу побывала. Люди глупы и жестоки. Они и такую маленькую не пощадят… Отведи ее к детям. И пришли мне Эрмину.

Сладушка испугалась сначала, когда услышала, что ее отведут к каким-то незнакомым детям. Волколюды… А дети их — волчата! Они могут оказаться в тысячу раз хуже, чем ее двоюродные братья, хоть и казалось ей раньше, что хуже просто не может быть… Сладушка шла и роняла слезы. Протестовать или громко плакать она не осмеливалась. Боялась, что ее накажут. И потому покорно шла за Ратмиром по бесконечным коридорам живых ветвей. Потом они спустились по лестнице и оказались на залитой солнцем полянке. На полянке были дети. К великому ужасу Сладушки — почти все мальчики! Только две девочки…

Ратмир ушел, и та, что постарше, подошла к Сладушке и принялась бесцеремонно ее разглядывать. Сладушка насупилась и стиснула кулачки… Девочка была выше ее ростом, одета по-мальчишески, но — с длинными темными косами. У нее были такие же раскосые золотистые глаза, как у Ратмира, как у Фрероны, как у всех здесь. И у нее были острые уши… Сладушка похолодела от страха. Но девочка, видимо, не была настроена бить или загрызать ее прямо сейчас: напротив — удовлетворенная осмотром, она доброжелательно улыбнулась.

— Я знаю, тебя нынче ночью привезли. Ты боишься, да? Но ты не бойся, мы людей не едим! И мы не будем тебя убивать, если только ты зверей обижать не будешь и деревья рубить не станешь.

— Да ей топора не поднять! — задиристо крикнул один из мальчишек.

Сладушка вздрогнула и отступила, но та девочка не испугалась и не смутилась: она толкнула мальчишку кулаком, одновременно зацепив ногой его ногу. Мальчишка покатился по траве. Сладушка ожидала, что он вскочит и даст сдачи, да еще остальные ему помогут…

Но мальчишка только расхохотался и подмигнул обидчице.

— Когда-нибудь научусь у тебя этому приему и тебя же с его помощью носом вниз уложу!

— Так я другой прием против этого знаю! — гордо ответила ему девочка и повернулась к Сладушке. — Не обращай на них внимания. Они еще глупые… Мальчишки вообще долго глупыми остаются! Меня зовут Итта. А тебя?

— Сладушка…

— Сладушка! Смешное имя! — заметил другой мальчишка.

— Почему же оно смешное?! — возмутилась Сладушка. — Ну… Оладушка — вроде как «Сладушка», а по смыслу получается «Вкусняшка».

— Я же говорю тебе — глупые они! — фыркнула Итта. — Я так рада, что ты — девочка! А то я здесь одна… Еще есть Линдель, но она ведь совсем еще несмышленыш! Там, в глубине Леса, в других поселениях, есть, конечно, еще девочки, но здесь нас только две.

Линдель-«несмышленыш» смотрела на Сладушку ясными, чистыми глазами, волосики у нее чуть вились и золотились, но даже у нее были острые уши, даже она была оборотнем! Сладушка не знала, что ей теперь думать! Они все были оборотнями… Но они нравились ей! Особенно — Итта… Сладушка никогда не встречала такой смелой девочки! Ей захотелось стать похожей на Итту и обязательно научиться у нее этому замечательному приему, а потом — и всем другим приемам, какие Итта только знает, а потом — вернуться домой и…

— Меня зовут Ролло, — сказал Сладушке мальчик, которого Итта опрокинула на землю.

— А меня — Хегни! Ты не сердись, я тебя не буду «Оладушкой» дразнить, если тебе не нравится. Я пошутил… Я же знаю, что по-взрослому твое имя «Услада» — очень красивое имя и тебе подходит!

— А меня — Марви!

— Якко!

— Ориен!

— Хэллир!

— Ты любишь орехи?

— А рябину в меду?

— Ты когда-нибудь пробовала молоко лосихи?

И столько доброты, столько искреннего интереса в глазах, в голосах, в улыбках этих детей!

— А скоро ты станешь одной из нас? Скоро ты пройдешь через Дерево? — спросил ее Хегни. Его волосы отливали рыжиной и веснушек у него было не меньше, чем у самой Сладушки, и потому он ей понравился больше других, но слова его привели ее в недоумение.

— Как это — через дерево?..

— Не спеши, Хегни, она же еще даже не знает, хочет ли стать одной из нас! — вмешалась Итта. — К этому надо быть готовым… Надо быть достойным подойти к Дереву и шагнуть внутрь! Но прежде мы должны научить ее лесной жизни. Если Лес ее примет…

— А это правда, что вы — оборотни?! — восторженно спросила Сладушка.

— Правда.

— Ой… А покажи, как вы это делаете?!

— Не могу. Для этого должно быть особое состояние духа, понимаешь! Когда дух настолько силен и возвышен, что он управляет твоим телом и происходящими в нем изменениями. То есть… Ну, просто надо очень сильно разозлиться или испугаться, тогда в нас вскипает волчий дух! Или же — в полнолунье пройти через Дерево. А чтобы в первый раз обратиться, обязательно нужно пройти через Дерево…

— Внутри Дерева с тобой произойдет такое, что, даже вернувшись в человеческий облик, ты останешься похожей на нас! У тебя будут такие же глаза и уши, — добавил Хегни.

— Но прежде тебе надо научиться жить в Лесу. Я буду учить тебя! — гордо сказала Итта. — Я — самая старшая!

Она огляделась по сторонам, ища того, кто осмелится ей возразить, но такого смельчака не нашлось, и она снисходительно улыбнулась Сладушке, приобняв ее за плечи.

— Урок первый! Как залезть на дерево быстро и ловко, но при этом не сделать дереву больно.

…Но учила ее не только Итта. Учили и взрослые. Понемногу… Только самому основному… Чтобы раскрыть ее душу для глубинного понимания этой жизни и этих законов. Лесные люди не считали возможным просто поставить ребенка перед необходимостью поступать «так и не иначе», как это делали взрослые во внешнем мире. Лесные люди не требовали от нее слепого послушания. Они хотели, чтобы она научилась слушать сердцем. Они хотели, чтобы она по-настоящему полюбила Лес!

И она полюбила! Лес и всех его обитателей, а главное — своих чудесных друзей… Она уже не могла назвать лесных людей «волколюдами». И она хотела стать одной из них. Действительно хотела!

Родители Итты взяли ее в свой дом. Итта стала для нее все равно что сестренка! И, каждое утро, просыпаясь от птичьего гвалта или от солнечного зайчика, упавшего на лицо, Сладушка первым делом касалась рукой стены и ощущала Жизнь: живое дерево, движение соков, бегущих вверх, к листве, и вниз, к корням… Она была счастлива здесь! Она забыла весь свой страх. Единственно — здесь не было матушки и матушка наверняка тревожилась и тосковала… Но Сладушка верила, что сможет забрать ее сюда, когда по-настоящему узнает Лес, когда пройдет через Дерево и станет одной из них.

Сладушка рассказывала своим новым друзьям о жизни во внешнем мире, о своей семье, о братьях-обидчиках. Итта возмущалась, злилась и строила планы мести:

— Вот если мы все выйдем из Леса, да как явимся туда, к ним, посмотрим тогда, кто кого обидит! Такие, как они — всегда трусы; только с теми, кто слабее, смелыми бывают! А вот если мы все…

«Мы все» — какой дивной музыкой звучали для Сладушки эти слова!

— Нас никто не отпустит из Леса, вернут с пол дороги, мы еще не вошли в тот возраст и не названы воинами, — возражал благоразумный Якко.

— Ничего страшного! Месть может подождать… Нельзя лишь забывать о ней! А мы не забудем! — кровожадно обещал Ролло.

Сладушка знала, что мстят лишь за кровную родню. Значит, ее здесь так приняли и признали, что она для них — все равно, что кровная родня, все равно, что сестра им всем!

…И ей уже не хотелось мстить былым обидчикам. Не видеть бы их никогда, не возвращаться туда и забрать в Лес матушку — вот и все! И пусть они живут себе по своим нелепым законам! Им все равно не понять, что такое быть по-настоящему счастливыми!

Сладушка научилась лазить по деревьям и каждый вечер, прежде чем отправиться спать, забиралась повыше и смотрела на луну. Луна понемногу округлялась… Ей обещали, что в первое же полнолуние она пройдет через Дерево!

— В прежние времена тебе пришлось бы несколько лет здесь жить, прежде, чем тебя подпустили бы к Дереву, но времена изменились, — серьезно глядя на Сладушку, говорила Итта. Сколько ни просила ее Сладушка рассказать, что же именно происходит внутри Дерева, Итта молчала об этом. Быть может, стойко хранила великую тайну, а может — просто не могла найти слов, чтобы описать это.

— Мы не такие, как люди. Мы тоньше чувствуем. И слух, и зрение у нас острее. Мы умеем бесшумно двигаться. Мы можем заворожить силой взгляда. Все живое в Лесу повинуется нам… Мы — не лучше и не хуже. Просто мы — другие, — говорил Сладушке Хегни. — Говорят, нас научили этому альвы в древние времена. Когда-то мы совсем не принимали чужих и не раскрывали людям наших тайн, и не позволяли приближаться к Дереву тем, кто не родился в Лесу. Времена изменились… Если бы мы не обращали людей, наверное, никого бы и вовсе в Лесу не осталось!

«Мы». Сладушка собиралась стать частью этого «мы». С нетерпением ждала полнолуния. Ей казалось, что, обратившись, она будет избавлена от опасности вернуться в ту жизнь, в тот мир. Она обретет новые возможности, новые силы. Она станет другой! Она научится защищаться… И сможет наконец защитить свою матушку! И Лес их примет, как своих детей.

…За все время пребывания в Лесу она не видела ни одного волка. Ей объясняли, что обернувшиеся уходят в глубь Леса и живут там особо, как положено волкам. Некоторые в полнолуние возвращаются к человеческому обличью, а некоторые так влюбляются в волчью жизнь, что остаются навсегда волками, и даже на совет к князю приходят в образе волков!

Часто, лежа ночами без сна, слыша издалека доносящийся хор волчьих голосов, Сладушка пыталась представить себе, как это — стать волком? Не просто научиться обращаться в зверя, но стать им по-настоящему, надолго, жить, как они живут, читать Лес, как открытую книгу — все шелесты, все запахи… Она мечтала: когда-нибудь, когда она станет старше и матушка уже не будет так за нее волноваться, она превратится в волчицу надолго и уйдет в Лес, к ним! Она поймет наконец, о чем они поют… И сама научится их песням.