Концерт для черного колдуна

Глава II Украсть скрипку!

— Так… — Наташка по-деловому вошла в квартиру, как будто только ее и ждали. — В чем дело? Где скрипка?

Все, что возмущенный Снежкин хотел высказать новой знакомой, тут же улетучилось из его головы. Все-таки Цветочница была очень красивой, и ругаться с ней не хотелось.

— Понимаешь… — начал Гошка, думая, как бы получше все это объяснить.

— Не понимаю, — отрезала Наташка, плюхаясь в кресло. — Тебе было сказано. Почему не сделал?

Цветкова никогда не считала мальчишек особо умными и сообразительными, поэтому давно выработала с ними приказной тон, четкий и краткий. Последние три недели он действовал безотказно.

Наташкины слова сразу охладили пыл Снежкина.

— А чего это я должен для тебя что-то делать? — возмутился он и демонстративно упал на кровать. — Мне уроков много задали, заниматься надо. А ты — отвлекаешь!

Цветочница открыла рот, чтобы приговорить Гошку к смертной казни, но тут снизу послышались звуки скрипки. Как по команде, оба бросились на балкон.

Даже перевесившись, ребята не смогли разглядеть, что происходит в комнате внизу.

— Играет и играет… Целыми днями, — пожаловался Снежкин. — Как скрипка новая появилась, совсем сбрендил.

— Старается, — задумчиво произнесла Наташка.

— Слушай, — повернулся к ней Гошка. — Пойди и попроси у него скрипку сама. Или пускай твоя Люба попросит. Ведь это ей надо.

— Он не даст, — надула губки Цветочница. — Он жадный.

Жадный? Вот уж чего за Гребнем не водилось, так это жадности.

— А ты просила? — с сомнением произнес Гошка.

— Можешь не сомневаться, — заверила его Наташка, и глаза ее при этом еще больше потемнели.

— Там еще дядька какой-то постоянно мелькает, — вспомнил Гошка. — В плаще. Черном.

— Дядька? — Наташкины брови полезли под длинную челку. — Георгий, — сказала она сурово, — мне очень нужна эта скрипка. Помоги, будь человеком!

— А то я без этого не человек, — недовольно пробурчал Гошка, отворачиваясь.

Ему не нравилась вся эта затея. Он не понимал суеты вокруг бестолковой штуковины, от которой никакой пользы, один шум.

— Ладно, — вздохнул Снежкин. — Завтра будет у тебя эта скрипка. Только потом сама с Гребнем разбирайся, а то он еще в милицию заявит о пропаже.

— Не заявит, — заверила Наташка и чмокнула его в щеку.

После ухода гостьи Гошка некоторое время сидел в кресле и тихо ненавидел себя. Это каким же надо быть дураком, чтобы поддаться на женские уговоры! А ведь зарекался, что никогда не будет иметь с девчонками дела!

Сюсю, мусюсю… Тьфу!

Сейчас он был противен сам себе.

Вечер ушел на то, чтобы придумать, как бы половчее отказаться от Наташкиного задания. Ему не хотелось подставлять соседа, неплохого в общем-то человека, ради какой-то незнакомой Любки, которую он в глаза не видел.

К ночи Гошкино мнение о соседе резко изменилось.

Сначала снизу раздавалось еле слышное треньканье, словно кто-то слегка касался струн пальцами. Продолжалось это недолго. Потом раздался звук, как будто наступили кошке на хвост. Душераздирающий скрип пробился сквозь пол, кровать и добрался до Гошкиных ушей. Медленный протяжный визгливый звук вытягивал душу, заставлял ежиться и ворочаться в постели.

— Моцарт недобитый, — с ненавистью прошептал Снежкин, пытаясь отыскать как обычно убежавшие под кровать тапочки. — Я не я буду, если не заделаюсь Сальери.

Про Моцарта и Сальери Гошка узнал тоже от папы. В очередной раз похвалив Валеркины старания, тот зачем-то рассказал историю о том, как Сальери отравил Моцарта, потому что завидовал его таланту.

Скрипучий звук все тянулся и тянулся. У Гошки от него заломило зубы и захотелось немного повыть.

Так и не найдя тапочек, босиком он выскочил на балкон, перегнулся через перила.

Балконная дверь Гребешковых была закрыта.

Но звук скрипки упорно пилил ему голову, не прерываясь ни на секунду.

И Снежкин не выдержал.

Узенькие ступени лесенки больно впивались в голые ступни, ночной весенний ветер холодил плечи. Гошка чувствовал, что в этот момент на него смотрит темный двор и ждет, что будет дальше.

Попав на балкон соседа, он немного растерялся. Сквозь зашторенные окна ничего видно не было. Из-за них пробивалась только тонкая полоска слабого света.

Гошка чуть не взвыл от досады, что не может ничего разглядеть. Он попытался пальцами открыть дверь, но та плотно была пригнана к раме. Впотьмах Снежкин пошарил по окну и к своему восторгу нашел открытую форточку.

Стараясь не шуметь, он залез на подоконник и рукой осторожно отвел штору.

Посередине комнаты на высоком табурете без спинки сидел Валерка Гребешков. Закрыв глаза, прижав к левому плечу скрипку, высоко вскинув вверх локоть правой руки, он водил смычком по струнам. При этом всем телом он раскачивался из стороны в сторону, да так сильно, что уже давно должен был упасть. Но почему-то не падал.

А еще в комнате были люди.

Множество людей.

Человек пятьдесят, наверное. Были они какие-то нечеткие, полупрозрачные, расплывчатые. Словно находились по ту сторону неплотного тумана.

Люди были одеты в странные костюмы. Длинные пиджаки с хвостами и широкими воротниками, узкие брюки, туфли на высоких каблуках. Что-то историческое. То, что не из нашего времени, это точно!

Было удивительно, как столько народа поместилось в небольшой Валеркиной комнате. Люди не стояли на месте, они безостановочно ходили, но не было ни давки, ни толкотни. Если они встречались, то проходили друг сквозь друга.

В кресле на своем обычном месте сидел человек в черном и довольно покачивал головой.

Гошкино появление не заметили.

Люди все так же ходили, звуки все так же рвали душу, человек в черном все так же кивал головой.

Снежкин из последних сил держался на подоконнике, пытаясь сообразить, что же теперь делать.

На колючей жести карниза стоять было неудобно. Он переступил с ноги на ногу, металл под его пяткой прогнулся, щелкнул, и Гошка поехал вниз.

Машинально одной рукой он успел ухватиться за штору, другой за раму. Но это его не удержало.

Отрывая кольца на шторе, он повалился на холодный пол балкона, прижимая к себе вытягивающуюся через форточку ткань.

Падение оглушило Гошку, но не настолько, чтобы забыться окончательно.

Скрипка еще секунду звучала, потом ее голос оборвался.

Снежкин вскочил, все еще прижимая к себе оторванную штору.

Люди в комнате замерли, повернув головы в сторону окна. На лице человека в черном появилась усмешка.

Тренькнула струна. Валерка опустил инструмент. И открыл глаза.

В следующую секунду Гошка мчался вниз. Пожарная лестница шла только до третьего этажа. Дальше Снежкин, не раздумывая, перемахнул через перила и полетел вниз. Если бы не штора, все еще зажатая в руках, он наверняка разбился бы. Второй этаж Снежкин благополучно проехал, держась за ткань. Оставшийся последний этаж пролетел, мягко приземлившись на четвереньки.

Почувствовав под ногами землю, он побежал.

Но недалеко.

Через несколько шагов бежать стало больно — с непривычки голые пятки горели. К тому же выяснилось, что убегать не от кого — за Снежкиным никто не гнался.

Кроме ледяного, пробивающегося сквозь душу, взгляда светлых Валеркиных глаз.

Гошке не так часто приходилось общаться с соседом — только когда тот особо сильно доставал его своими концертами. Учились они в разных школах, музыкой Гошка никогда не увлекался, любил слоняться по улице или гонять в футбол. Когда Снежкин на Гребня ругался, в его глаза особо не заглядывался. Чего ему в них высматривать? Глаза и глаза. К тому же чаще всего Валерка их прятал. Может быть, и до этого они были такими пронзительно-светлыми? Кто ж сейчас скажет?

Но в этот раз они особенно поразили. Снежкин даже не мог сказать чем — то ли цветом, то ли холодностью.

Гошка поежился, оглядываясь. Ему все казалось, что за ним следят.

И откуда, черт возьми, у мирного до последнего времени соседа столько таинственных гостей в странных костюмах? Словно они дружно собрались на маскарад и тренируются перед выходом. Или все вместе сбежали с массовки какого-нибудь исторического фильма.

И тут Гошка все понял!

Скрипка! Это из-за нее! Непонятно откуда и непонятно что, но это она виновница случившейся с соседом перемены.

— Вот это Гребень попал, — прошептал пораженный догадкой Снежкин.

Стоять на улице босиком больше не имело смысла. Гошка легкой трусцой побежал обратно. В голове его тут же созрел план.

Для начала поговорить с бестолковым соседом или его родителями. Они-то должны видеть, что с их сыном творится что-то неладное. Если до них не дойдет, то стащить эту чертову скрипку и разбить о первое же дерево.

«А я ведь говорил, что музыка до добра не доводит», — мелькнула в его голове мысль, когда все встало на свои места.

Про Наташкину просьбу он забыл.

Еще бы не забыть! Полночи он выслушивал нотации от родителей. Ведь на улицу он вылетел не только без тапочек, Но и без ключей. Поэтому пришлось звонить в дверь и объяснять маме с папой, с чего это вдруг на их сына напала любовь к ночным прогулкам в полуголом виде.

Зато Цветочница сама о себе напомнила, как только Гошка вышел с утра на улицу.

— Георгий, — вкрадчиво произнесла она, строго глядя ему прямо в глаза. Это был ее специальный взгляд, тщательно отрепетированный перед зеркалом. По ее мнению, действовал он безотказно. — Как наши дела?

Увидев Цветкову, Гошка растерялся. А потом обрадовался — вот и решение всех проблем! Конечно, он стащит у Валерки скрипку и отдаст Наташке, пускай сама с ней мучается.

— Дела идут замечательно, — широко улыбнулся он. — Сегодня вечером скрипка будет у тебя.

— Смотри, не обмани, — прищурилась девочка. — И не вздумай на ней играть, — предупредила она.

— Чего так? — сделал удивленные глаза Снежкин.

— Током ударит.

«Ну, ну», — хмыкнул Гошка, удаляясь в сторону школы.

Но до класса он не дошел. Дождавшись на школьном дворе звонка на урок, он помчался обратно домой.

Балконная дверь Гребешковых была открыта.

Прижимая к себе веревку, взятую на тот случай, если придется снова прыгать с третьего этажа, Снежкин ступил на «вражескую» территорию.

И тут же спрятался за банками на балконе, потому что из комнаты послышались голоса.

Вернее сначала оттуда неслась музыка. Неугомонный Валерка музицировал, исполняя уже что-то совершенно невероятное.

Музыка оборвалась.

— Валерий, ты почему не в школе?

Ага! В комнату вошла мама.

— Я занимаюсь, — холодно ответил Гребень.

— Занимаешься? Чем занимаешься? Тебе в школу пора!

— Сегодня уроков не будет, — все так же ледяным тоном ответил Валерка.

«Во дает!» — ахнул про себя Гошка. До такой наглости сам он еще никогда не доходил. Сказать, что не будет уроков! Вот это сила!

— У тебя уже какой день нет уроков!

— У нас школу закрыли. Досрочно.

— До каникул? — ехидно спросила мама. — Почему ты мне все время врешь? Откуда у тебя эта скрипка?

— Дали в музыкальной школе. У нас скоро концерт.

— И давно у вас скрипки в школе раздают? Тебя же отчислять собирались за неуспеваемость.

— Я стал больше заниматься, — все так же бесстрастно отвечал Гребешков.

— Но это не значит, что нужно пропускать школу!

— Ты мне мешаешь, — с мукой в голосе проговорил Валерка.

Дальше произошло такое, что Гошка предпочел зажать ладонями уши. Гребешковская мамаша бегала по комнате, крича и размахивая руками. Говорила при этом она то, что обычно говорят родители в таких случаях: «Безобразие! Хулиган! Ты когда слушаться меня будешь? Колония по тебе плачет!»

Вскоре крики затихли. Валерка силой был выдворен из комнаты и отправлен в школу.

Когда топот ног и ахи прекратились, Гошка выглянул из своего укрытия.

Комната была пуста. Ни скрипки, ни футляра видно не было. Снежкин пометался между диваном и столом в надежде заметить либо то, либо другое. Он даже с головой залез в шкаф. Там было темно и пыльно. И в этой темноте его осенило.

Валерка забрал скрипку с собой!

Конечно! Если он ею так дорожит, из рук не выпускает, то и теперь прихватил в школу!

Снежкин выскочил обратно на балкон и как раз успел, чтобы заметить, как Гребешков с мамой поворачивают за угол. За спиной у Валерки был рюкзак, а в руке черный футляр.

Гошка кинулся к лестнице, в последнюю секунду удержался, чтобы не начать спускаться вниз. Взлетел наверх, вихрем пронесся по своей квартире и выбежал на улицу.

Никогда в жизни ни в какую школу он не бегал с такой скоростью. Гребня он догнал уже в дверях. Вовремя затормозил, чтобы не попасться ему на глаза, и вслед за соседом вошел внутрь.

Школа как школа. У Снежкина была такая же.

Длинный гулкий первый этаж с раздевалкой, спортзалом и столовой.

Народ уже весь разошелся по классам, поэтому Гошке приходилось очень стараться, чтобы оставаться незамеченным.

Не подозревая о слежке, Валерка не спеша шел, что-то насвистывая себе под нос.

Насколько помнил Гошка, сосед его таким раньше не был. Не было у него такой сумасшедшей одержимости музыкой. Играл, конечно, но не до такой же степени!

Короче, Паганини из него явно не получался. И вдруг…

Между тем Валерка дошел до пятого этажа, покрутился на темном пятачке между тремя кабинетами и исчез.

Испугавшись, что упустил добычу, Гошка прыгнул вперед и чуть не наткнулся на соседа.

Гребешков стоял перед низкой дверью и чем-то ковырялся в замке:

— Мне только попробовать, как она будет звучать… — бормотал он себе под нос. — Только услышать… Всего на минутку…

Замок щелкнул. Вспыхнул тусклый свет.

За дверью оказалась тесная кладовая.

Валерка шагнул в нее. Дверь закрылась. В коридорчике снова стало темно.

Минуту стояла тишина, а потом раздалось скрипичное пиликанье.

От удивления Гошка присвистнул. Это до какой же степени нужно заморочиться, чтобы не расставаться с инструментом ни на секунду!

В растерянности он стоял в темном закутке, пока не прозвенел звонок с урока.

Тихая школа взорвалась криками. В этом шуме утонули звуки скрипки.

В закутке появился свет из распахнувшихся дверей кабинетов. Замершего Гошку стали толкать, пихать и двигать с места.

— Столбняк напал? — грубо спрашивали его, за девая плечами и портфелями. — Подвинься!

— Школа психов! — в сердцах отозвался Гошка.

— Что? — Детина класса из десятого повернулся, намереваясь размазать Снежкина по стенке. — А ну, повтори!

— Я говорю, — нагло глядя ему в глаза, с расстановкой произнес Гошка, — у вас тут все психи или только один?

— Это ты про меня? — проревел парень, мгновенно багровея.

— Ты-то тут при чем? — отмахнулся от занесенной над ним лапы Гошка. — Вон, в кладовке закрылся и играет…

Детина проследил за Гошкиной рукой и прислушался. Из закрытой комнатки неслась приглушенная музыка.

— Это кто у нас тут такой музыкальный? — мрачно хмыкнул старшеклассник, направляясь к двери.

Чтобы ее открыть, ему не пришлось ковыряться в замке. Легким движением плеча он сломал все запоры, которые на ней были, и вошел внутрь.

Звук скрипки оборвался. Жалобно тренькнула струна. Парень за шиворот выволок Гребешкова из каморки.

— Ты кто? — с удивлением спросил он.

После игры Валерка еще не окончательно пришел в себя, поэтому затравленно озирался, прижимая к себе скрипку.

— Да брось ты ее! — взорвался старшеклассник, вырывая у него инструмент и не глядя откидывая куда-то назад.

Этого Гошке и надо было. Он ловко поднырнул под руками столпившихся вокруг ребят, схватил скрипку и помчался к лестнице.

Как только Гребешкова разлучили с его ценной находкой, взгляд его прояснился.

— Отдай! — взвизгнул он, кидаясь за убегающим Гошкой.

Но сдвинуться с места он не смог, потому что его все еще держал великовозрастный детина.

— Ты не дергайся, а на вопросы отвечай! — прикрикнул он на пленника.

Как только Снежкин скрылся из виду, Гребешков обмяк, голова его свесилась на грудь, глаза закрылись. Старшеклассник несколько раз встряхнул его. Но Валерка не проявлял признаков жизни. И к нему потеряли всякий интерес. Парень выпустил Гребешкова и, засунув руки в карманы, не спеша пошел вниз. Другие ребята разбежались — не такие они были дураки, чтобы в такую теплынь торчать в пыльной школе.

Валерка остался один. Долгую минуту он просидел, скорчившись на полу. Пальцы левой руки непроизвольно шевелились, словно все еще нажимали на струны. Правая держала ставший бесполезным смычок.

— Моя скрипка, — прошептали посиневшие губы. Резким движением Валерка выпрямился. Только теперь это был не совсем Гребешков. Его фигура как будто вытянулась. Он стал тоньше и заметно взрослее, лицо осунулось и пожелтело. Глаза ввалились, но при этом остались прозрачно-водянистыми, отчего взгляд казался холодным и равнодушным. Длинные костлявые руки заканчивались такими же длинными суставчатыми пальцами.

— Моя скрипка, — повторил он.

Глаза нехорошо прищурились. Валерка шагнул к лестнице.

Между тем Гошка со своей добычей сидел на лавочке напротив своего дома.

Перед ним лежала скрипка.

И Снежкин не знал, что теперь с ней делать.

Когда он ее схватил, в голове сидела одна мысль — только бы сбежать. Гошке хотелось кричать от восторга, что он такой умный и сообразительный. Но как только Снежкин выбрался за территорию школы, он почувствовал, что его руки нестерпимо жжет.

И этот жар исходит от скрипки.

Гошка с трудом добрался до своего двора, упал на лавочку. Подняться к себе в квартиру сил уже не было. Скрипка лежала перед ним, и он наконец рассмотрел ее.

Не было в ней ничего особенного — скрипка как скрипка. Изящный корпус, изогнутый гриф, веселенькие завитушки колков, матовые потертые струны. Она даже не нагрелась от его рук. Наоборот, при прикосновении она казалась прохладной.

Была только одна странность. Он так много хватался за ее корпус, что на лаковой поверхности должны были остаться следы. Но там ничего не было. След от влажного пальца мгновенно испарялся.

И все же она была холодной.

Гошка посмотрел на свои руки.

Ни ожогов, ни каких-нибудь других следов.

Ничего.

Какое-то время в голову не приходило ни одной дельной мысли: разбить, сжечь, отдать обратно, отнести Наташке? Последние две идеи относились к разряду самых глупых.

Не нравилась Гошке эта скрипка. Очень не нравилась. С ней было связано слишком много непонятного. И необычное поведение соседа, и перемены в его облике…

Да и откуда она взялась такая, вся из себя блестящая и загадочная?

Снежкин сдернул с себя куртку, завернул в нее инструмент и с суровой решимостью встал с лавочки.

Он хотел разбить ее о первый же столб? Ничто не помешает ему это сейчас сделать.

Или лучше отнести скрипку туда, где Валерке ее дали? В музыкальную школу? Идея с музыкальной школой пришла Гошке на ум сама собой. Поначалу ему совсем не хотелось туда идти. Но, подумав, он решил, что из всех вариантов это самый удачный. И пошел со двора.

Жизнь в музыкальной школе была не менее активной, чем в обыкновенной школе. Только ребята, бегающие по этажам, были чуть спокойней: никто ни на ком не ездил, портфелем по голове не стучал.

У всех были одухотворенные музыкой лица. Почти из-за каждой двери неслась музыка.

— Моцарт, — вздохнул Снежкин, отворачиваясь от одной из таких дверей.

— Бетховен, — произнес за его спиной девчачий голос.

Гошка испуганно обернулся.

Последнее время он стал какой-то нервный. Вздрагивал без причины. Вот и этот голос его испугал. Каникулы! Только каникулы могли его спасти!

За спиной стояла низенькая полная девчонка с крысиным хвостиком, на курносом носу сидели маленькие очки, снизу их подпирали пухлые щеки.

— Я говорю, это Бетховена играют, — громко произнесла она, словно Гошка был глухой. — Ты заходишь?

Прижав к себе куртку с инструментом, Снежкин замотал головой, пятясь назад. Но сзади, как назло, оказалась стена.

— Странный какой-то, — пожала плечами девчонка, входя в класс.

Но тут Гошка очнулся и кинулся следом за ней.

— Погоди! — быстро заговорил он, останавливая толстушку. — Где у вас тут скрипки выдают?

— В смысле? — непонимающе заморгала девочка.

— Я говорю, вам скрипки перед концертами дают, чтобы хорошо сыграть? — Теперь пришла очередь Снежкина говорить громко и отчетливо.

— Не выдает здесь никто скрипки. — Девчонка, видно, решила, что Снежкин псих, и начала от него отпихиваться. — Каждый со своей приходит.

— Как не выдают? — опешил Гошка. — А особо талантливым?

— Это ты про себя, что ли? — хмыкнула девчонка, задорно сверкнув ямочками на щечках.

— Да нет, — смутился Снежкин. — Приятель у меня… Тут учится… Ему скрипку дали, чтобы он к концерту подготовился.

— Первый раз о таком слышу, — пожала плечами толстушка, собираясь пройти мимо Гошки. Но передумала. Остановилась, блеснув в его сторону линзами очков. — Это кто же такой? Может, я его знаю?

— Валерка Гребень, — совсем растерялся Гошка.

— Гребешков? — Глаза девочки стали больше очков. — Он же у нас в классе учится! И ему дали скрипку?

— Ну да… Вот. — Снежкин развернул куртку.

Сейчас скрипка выглядела не так победно, как на улице. Она потускнела и как будто съежилась.

— А чего ее давать? — разочарованно протянула толстушка. — Самая обыкновенная скрипка. У меня и то лучше. А Гребешкову и такая не нужна. Он вообще на занятия не ходит. Его скоро отчислят.

— За что?

— Так ведь у него таланта нет. И играет он безобразно.

С этими словами девочка наконец вошла в класс, победно вздернув курносый нос.

Вот это номер! Если при такой игре человек считается бесталанным, то что же такое талант? Это когда соседям вообще спать не дают?

От изумления Гошка не в силах был сдвинуться с места. Где же Гребешков достал эту штуковину? Если не в школе, то скрипку ему либо дали, либо он ее украл. А это уже хуже. Воровство — это…

Дальше думать Снежкин не стал, вспомнив, что и сам скрипку стащил. Но сделал он это из лучших побуждений. Во-первых, чтобы Валерка немного отдохнул от своих гамм. А во-вторых…

Второе не придумывалось. Украл — и украл. Наташка попросила. Да и достал этот Гребень со своей игрой! Ни днем ни ночью покоя нет.

Ясно одно, скрипка эта непростая. Такие в магазине не продаются, просто так на улице не валяются…

Если б Гошка знал, как недалек он от истины!

Пока же он искал хоть какое-то объяснение сверхъестественным способностям обыкновенного инструмента. Раз скрипка не из музыкальной школы, то ни один здешний музыкант Гошке ничего не объяснит. А просто так, без объяснений, расставаться Снежкин со скрипкой не собирался.

В растерянности он вышел на улицу. Мимо него прошли две девочки. Заметив в его руках инструмент, они захихикали.

Гошка в сердцах сплюнул.

Еще не хватало, чтобы его в скрипачи произвели! Видал он все эти скрипки в гробу в белых тапочках!

Может быть, у самой Наташки спросить? Не зря же она за этой скрипкой гоняется. Значит, что-то знает. А не будет говорить — он скрипку у нее на глазах разобьет. Возьмет вот так за гриф и шарахнет обо что-нибудь острое. Пускай Цветочница себе другую ищет.

Появление Валерки Гошка не увидел. Скорее почувствовал. Гребешков шел наискосок через двор. Шел медленно, словно ему было больно переставлять ноги. На каждом шагу он поводил головой из стороны в сторону, то ли принюхиваясь, то ли высматривая что-то. Вид у него был неважный — бледный, осунувшийся, с темными кругами вокруг глаз, с высохшими губами. Длинные тонкие пальцы теребили «молнию» черной куртки.

Чтобы сосед его не заметил, Гошке пришлось спрятаться на склизком пятачке, где раньше стояли мусорные баки. Скрипка в его руках вела себя странно. Только что она была плотно завернута, но вот уже из-под ткани торчит гриф. От этого движения обиженно зазвенели струны. Произошло это как раз тогда, когда Валерка проходил совсем близко, так что Гошке пришлось присесть и прижать к себе инструмент. Из-за этого ему стало совершенно нечем дышать, руки пронзила уже знакомая боль ожога. Дыхание перехватило.

Первым желанием Снежкина было вскочить, забросить скрипку куда подальше и наконец свободно вздохнуть.

Он уже стал подниматься, но что-то мешало это сделать. Руки жгло нестерпимо, однако Гошка продолжал крепко держать сверток. От боли на глаза наворачивались слезы. Сердце гулко бухало в груди.

Состояние это длилось бесконечно долго. Перед глазами расплывались яркие круги. Гошка пытался хоть что-то сквозь них разглядеть. Но вокруг была темнота.

Когда все закончилось и Снежкин на ватных ногах выбрался из своего укрытия, Гребешкова нигде не было. Гошка трясущейся рукой вытер со лба пот. Ладонь была ярко-красной, вспотевшей, но следов ожога на ней опять не было.

Это было удивительно. Это было страшно. Ведь больно было на самом деле. Руки плавились от нестерпимого жара. И вот — ничего… Неужели скрипка дает понять, что он не тот, кто должен ее держать?..

Гошка до того был увлечен изучением своих рук, что не заметил, как сзади к нему подошли.

Чья-то ладонь коснулась его плеча. Снежкина крутануло на месте.

— Отдай!

Приказ был отдан шепотом, но для оглушенного болью Гошки он прозвучал как крик.

Снежкин смотрел на обметанные посеревшие губы говорящего, не в силах поднять глаза. Хотя и так было понятно, кто это и что от него хотят.

Всего за несколько дней Валерка неузнаваемо изменился. Он вытянулся, высох и почернел. Светлые запавшие глаза прожигали насквозь. Пальцы сжимали плечо с такой силой, как будто хотели сломать кость.

Перед Гошкой стоял не сосед Валерка Гребешков, а совсем другое существо. Словно и не человек это вовсе.

— Отдай! — Вторая рука потянулась к свертку. Снежкин дернулся назад, безуспешно пытаясь вырваться из цепкого захвата.

— Отдай! — последний раз прошипел Валерка, с такой силой сжимая Гошкино плечо, что хрустнули кости.

— Чьи только?

— Что, в милицию побежишь жаловаться? — в отчаянии крикнул Снежкин.

— Отдай! — последний раз приказал Гребешков, кидаясь на Гошку.

— Бери! — Снежкин сорвал со скрипки куртку и, от души размахнувшись, забросил инструмент в ближайшие кусты.

Взвизгнули струны, возмущаясь такому хамскому обращению с благородным инструментом.

— Убью! — в тон скрипке проорал Валерка, кидаясь за упавшим инструментом.

Но Снежкин опередил его.