- Ром… Как ты? – опускает свою тяжелую ладонь на твою руку, и ты усмехаешься, когда видишь, насколько твоя кожа бледная и тонкая по сравнению с его… Он вообще сильнее тебя по жизни.
- А как бы ты себя чувствовал после того, как выпил целую…
- Да я не об этом, глупый.
Сглатываешь противный жирный ком в горле, стараясь не закашляться, хрипишь:
- А о чем?
Он не отвечает.
Опускается на кровать рядом с тобой, ложится сверху, расставляя локти по обеим сторонам от твоего лица – и становится невозможно убежать от его пронзительного взгляда.
Шепчет, касаясь губами твоих губ:
- Малыш, я люблю тебя… Ты мой единственный родной человечек, и я без тебя не смогу. Но мне очень тяжело, я в постоянном напряжении, когда ты так себя ведешь. Я никуда не денусь, доверяй мне. Разве я хоть раз тебя подвел? Почему же не хочешь дать мне чуть-чуть свободы? Тем более что к прошлому возврата все равно не будет. Мы говорили об этом тысячу раз, и я думал, что вопрос решен окончательно. Но ты снова и снова стараешься вернуть нас в то время. Зачем? Будет только больнее.
Задыхаешься. Колет в груди, и каждый новый вдох обжигает изнутри. Не замечаешь, но руки судорожно комкают одеяло, как будто ты хочешь убежать…
- Ром, - теперь он касается губами твоей шеи, спускается поцелуями еще ниже, к чувствительной коже за ухом, - я не железный… Но я не хочу, чтобы ты потом страдал. Щиплет глаза. Еще немного – и прольются слезы.
- Я предложу Юле остаться. Хочу, чтобы она была рядом. У меня такое чувство, что я давно ее знаю. Она на тебя похожа, у нее твои глаза, Ром, твои – в пору детства. Сейчас у тебя другой взгляд. И я очень скучаю… Ты сейчас такой закрытый со мной, можешь говорить со своим Рыжиком или остальными, но только не со мной… Я всегда буду рядом, слышишь? Я тебя люблю…
Плачешь. Не сдерживаясь, вцепляешься в его плечо, крепко обнимаешь, не желая прерывать контакт, хочешь быть еще ближе, но он сам удерживает тебя на расстоянии.
- Шшш… Все наладится, я знаю…
«Все наладится» - эхом раздается у тебя в голове.
Все наладится…
Наладится…
Наладится…
Юля.
Если ты думала, что эта ночь расставит все по своим местам, то глубоко ошибалась. Игра слишком затянулась, чтобы можно было и дальше закрывать глаза на очевидное. Ты стояла посреди развороченной постели на коленях, вся в лучах холодного зимнего солнца, судорожно сглатывала и оглядывалась на обломки Колизея у своих ног.
Наваждение исчезло?
Нет…
Почему же ты все еще здесь?..
Утро наступило так быстро, неожиданно… Наверное, это нормально после почти бессонной ночи. Тебя будто будильник разбудил – проснулась резко, открывая глаза и в шоке глядя на незнакомую обстановку. Три секунды – и память быстро восстановила белые пробелы.
Концерт…
Наташа…
Дурацкий клуб и шампанское в бокале…
Льдисто-голубые глаза напротив – злые-злые, до дрожи…
А потом – горячие руки вокруг талии…
Сашка…
Было бы лучше, если бы ты ничего не помнила?
Но на теле до сих пор оставались следы проведенной ночи – маленькие синяки, алеющие поцелуи крепких ласк.
Ты хотела бы оставить все так, как есть?
Вчера ты стояла перед ним на коленях, ласкала солоноватую кожу, сжимая стройные бедра ладонями… Гладила каждую складку на теле, стонала, умоляла…
Не унизительно, нет. Перед ним – не унизительно.
Все в удивительно четких подробностях стояло перед глазами, ты словно подсматривала в замочную скважину: раскинутые в стороны худые запястья и сильные смуглые ладони сверху, выгнутая спина с капельками пота, жадно приоткрытые губы, выстанывающие имя… Это чувство небывалой цельности и целостности, эйфория, боль, сумасшедшее наслаждение…
А потом были поцелуи – сладкие и неторопливые, как будто у вас была не ночь, а как минимум, жизнь впереди.
И еще – слезы на глазах: скрытые, почти невесомые. Они не успевали скатиться по щекам, потому что их тут же жадно слизывали горячим языком, а потом тебя укачивали, словно маленькую.
Шепот… На ухо, губами по коже, по нервам, по крови…
Вдох – чтобы навсегда запомнить запах…
Имя – «Саш-ш-ша»… Как шелест волн в море, как проскальзывающий меж пальцев желтый песок на пляже…
И спокойствие, и гармония, потому что все было так, как надо – как будто ты всю жизнь ждала его, и твое тело узнало его, и принимало, и подчинялось…
Так чего же ты хотела? Чтобы наутро вся сказка, все очарование испарилось, вместе с уходом ночи? Чтобы нежность и ласка во взгляде растаяли, а тебе холодно бросили: «Все, детка, можешь идти»?
Наверное, вот это и было бы предсказуемо…
По крайней мере, тогда ты точно знала бы, чего стоят эти люди. Не многого.
Чего ты боялась настолько сильно, что создавала вокруг себя эти толстые стены из сомнений и неуверенности?
Ночь прошла – и рухнул бастион.
Осколки – у твоих ног. И ты в испуге озиралась вокруг, как будто не могла понять, за что же теперь ухватиться сознанию.
Как теперь уйти?
Как оставить эту постель, еще хранящую тепло тел, запах духов?
Смятая одежда на полу приковывала взгляд. Как загипнотизированная, ты медленно встала, подхватила джины, футболку, и пошла в ванную комнату. Долго-долго терла себя губкой, чтобы удалить все следы ночной любви с тела. Жалела, что нельзя так же протереть мозги, чтобы уничтожить память. Потом рассматривала в большом зеркале алеющие на коже следы от поцелуев – и будто чувствовала движения губ по телу.
Футболка была колючей и царапала нежную кожу. Ремень от джинс ты так и не нашла.
Ну и ладно.
Не думать, не думать, не думать…
Оглянулась на комнату в последний раз, воровато взялась за ручку двери.
Все, что хотелось сказать – спасибо. Хоть раз – но за такое большое счастье… И теперь не нужен целый мир.
Дернула дверь на себя – она тут же подалась, распахнулась под более сильным напором снаружи. Еще чуть-чуть, и ты бы оказалась в объятиях своего ночного демона…
Сашка смотрел на тебя и насмешливо улыбался.
- Далеко собралась?
Рома.
- Что за невнятные звуки? Это просто ужас!
- Ты не слышал, как басы звучат?
- Я не смогу нормально отыграть, так и знайте!
Поворачиваешься к Сашке и возмущенно смотришь на него. Он в ответ только фыркает:
- А что?! Ты сам знаешь, что звук отвратный.
Это последнее шоу в России перед Восточной Европой. Сначала ты радовался, что вам выпал шанс выступить на знаменитой арене А2, но когда вы приехали, обнаружилось, что ваши требования техническому райдеру так и не были исполнены. Более того, организаторы вели себя так, как будто они честь оказывают, принимая Zipp на этой площадке – слова лишнего не скажут, смотрят свысока, чуть ли ни ухмыляются вслед. Так что вам пришлось самим устанавливать оборудование, возиться с проводами и устраивать мини-сет на радость собирающимся зрителям. Из уст в уста передавалась новость, что Zipp разогревают сами себя. Нелепо, нелогично, конечно, особенно, если учитывать, что группа на разогреве топталась за вашими спинами – им, вообще-то, нужно было начинать. Только Саша заявил, что не сдвинется с места, пока не наладит нормальный звук. В итоге выступление задерживалось чуть ли не на полтора часа, звук оставался таким же ужасным, и ребята вернулись в гримерки злыми.
- Если что, у нас запланирована встреча с фанатами.
- Обломятся, - Сашка плюхается на диван, опускает голову. – Нет, я не хочу так вступать…
Тебе практически все равно: ты чувствуешь себя нездоровым, уже второй день болит желудок, ты мало спишь и совсем не отдыхаешь. Отработать бы свою программу без всяких изысков типа «братания» с фанами, прыжками в толпу, разговорами со сцены. Нет… Не так. Это знак качества Zipp – ты не можешь разочаровать поклонников. В конце концов, это они сделали вас знаменитыми. Если бы не поддержка, ежедневно устраиваемые акции и флеш-мобы, если бы не их инициатива и настойчивость, вы до сих пор играли в каком-нибудь глухом углу необъятной Родины. Но до чего же сложно взять себя в руки – особенно сейчас, когда устало не только тело, но и надломлен дух, когда каждый вечер приходится бороться со своими страхами, бежать от них, загоняя в самую глубь сознания. Просыпаясь по ночам от странных снов – призрачных, непонятных, и от этого таких жутких – ты дрожишь, жалея, что нет никого рядом, кто мог бы помочь, успокоить. Всегда один… Ты по жизни одиночка. Привык сам справляться со своими проблемами. Но сейчас возникает настойчивое ощущение надвигающейся беды, страшной опасности, и тебе нет дела до того, что все эти симптомы – признаки глубокой депрессии. Счастье, что ты хороший актер – никто из окружающих не заметил сильных перемен. А возбуждение и лихорадочную активность всегда можно объяснить твоей неуемной работоспособностью.
Единственный человек, кто видит глубже остальных, Рыжик.
Антон…
В эти дни именно он стал для тебя и самым близким другом, и одновременно, самым жестоким противником.
Он никогда не смотрел на тебя просто как на боевого товарища, на солиста группы. Ты знаешь, что несмотря на наличие в его жизни Лизы – предположительно, уже невесты басиста, ты для него все еще любимый человек. Вы никогда не говорите о прошлом, да эти разговоры и не нужны для подтверждения – он ничего не упускает из твоей жизни, всегда поддерживает, оберегает. Как ангел-хранитель… Не это ли доказательство привязанности – такой, которую нельзя разрушить ни временем, ни наличием других партнеров? И смотрит на тебя с такой теплотой и нежностью, что ты согреваешься в самый холодный день, а добрая улыбка на губах освещает самое поганое утро. Иногда хочется снова прижаться к нему, крепко обнять, чтобы он смог спрятать тебя от этого жестокого, полного несправедливости мира, но все, что ты можешь себе позволить – это дружеское объятие с подшучиваниями и приколами друг над другом. Ты не имеешь права снова втягивать его в свою сумасшедшую жизнь… Да и не достоин он служить просто подменой…
Потому что любишь ты только одного человека. Все остальное – лишь средство, способ убежать от одиночества.
Рыжик сейчас смотрит на тебя с подозрением, не лезет с вопросами, но молчаливо спрашивает, что же происходит с тобой…
Почему ты избегаешь брата…
Что кроется за этой бурлящей, лихорадочной поспешностью, сменяемой длительными промежутками апатии…
Никакая, даже самая искусная ложь не сможет его обмануть. Во многом он гораздо проницательнее Сашки.
- Ром, как себя чувствуешь? – доносится обеспокоенный голос. Через силу открываешь глаза, пытаешься примериться с ярким освещением гримерки – впереди маячит долговязая фигура Рыжика. – Ты лекарство принимал?
- Да, - хрипишь в ответ.
Он усмехается, садится рядом:
- Видимо, не очень помогло.
- Почему же…
Затылком чувствуешь чей-то пристальный взгляд. Оборачиваешься.
Сашка…
- Бро, ты точно в порядке? Выступить сможешь?
- Ну конечно! Парни, да все путем, я никогда не болел, что ли? Только на акустике будут песни три-четыре. А остальное – как обычно.
- Что по поводу трибун? Пойдешь?
- А я откуда знаю? Посмотрим…
Натянутость, напряжение между вами, раздражение. Это почти прозрачно, почти на виду у всех тех, кто хочет видеть. Последнюю неделю вы практически не общались – так, перебрасывались редкими фразами, и то по делу. Судя по всему, Саше и этого было довольно: его увлечение новой девушкой стремительно росло. Он отдавал ей все свободное время, проводил долгие ночные часы, а с ребятами встречался лишь на репетициях и выступлениях. Хоть он и говорил, что ни за что не позволит тебе отдалиться, в реальности все оказалось куда прозаичнее: стоило появиться новой юбке…
Только ведь раньше такого не было! Ни одна девушка не затмевала для него тебя – он всегда выбирал твою компанию! Даже с той сногсшибательной манекенщицей – Катериной - он проводил не так уж много времени, да и то зачастую сбегал к тебе.
Кстати, тебя так и подмывало подойти к Юле и поинтересоваться, в курсе ли она, что у его брата вообще-то есть официальная девушка…
Нет.
Ты не сделаешь так.
И дело даже не в твоем хваленом благородстве.
Ведь вы и с Юлей-то практически не общаетесь. И дело здесь не только в ревности – хотя поначалу была агрессия, злость и обида. И желание причинить ей боль – как-нибудь завуалировано, но чтобы она прочувствовала. Но ты и до этого не опустился: продолжал игнорировать ее проявления любопытства и дружелюбия, отделываясь лишь сухими фразами. Останавливали тебя Сашкины глаза – становилось стыдно и противно от своей мелочности. Столько раз, лежа в постели без сна, ты задавался вопросом: чем она смогла привлечь его? Ну ладно, теперь, когда у тебя появилась возможность рассмотреть ее внимательнее, ты можешь признать – она милая, симпатичная девушка, даже не смотря на ужасный черный цвет волос. Обаятельная – опят же по-своему: у нее своеобразное чувство юмора, и она умеет смеяться над собой. И еще в ней совсем нет пафоса и высокомерия – а ты знаешь много девушек, кто повел бы себя совсем иначе, если бы Сашка обратил на них благосклонный взгляд.
Это все говорило в ее пользу.
Но одно то, что она вытеснила тебя из головы брата, перечеркивало любую ее добродетель.
Тебе стало это почти безразличным.
Почти…
- Так, я предлагаю следующее: фанаты сейчас встречаются со мной, а с остальными – после концерта. Вы же сейчас еще раз проверяете звук, разговариваете с техниками, чтобы у нас не возникало никаких проблем на выступлении. Хорошо?
- А meet-and-greet, как я понимаю, ты не отменишь? – со скрытой надеждой произносит Темка.
- Нет. Люди до хрена заплатили за «золото», мы не можем не выполнить условия договора.
- Это ж Россия, мать твою! Мы можем все!
- Нет, - поджимаешь губы. – Артем, дело не только в деньгах.
- Я…
- Артем, не надо, - поднимает голову Саша. – Не спорь. Мой брат прав. Это же наши фанаты, «пираты», мы ответственны перед ними за все акции и за все свои действия.
- Ладно, давайте закончим с этим, что ли, - морщишься от острой боли в желудке, но не позволяешь себе расслабиться. – Идите на сцену, постарайтесь наладить звук. В конце концов, у нас здесь не пикник, мы работать приехали. Если кто из организаторов будет возмущаться, заявляйте о нарушении контракта.
Парни тянутся к выходу, а ты окликаешь брата:
- Саш! Подожди… Позови Кристину сюда и Андрея с Артемом – они точно стоят где-нибудь под дверью. Надо подготовиться.
- Тебя фанаты уже ждут, - улыбается он. – Хорошо, без проблем.
Боль становится сильнее – прикладываешь руку к животу, стараясь сдержать гримасу, но Сашка все равно замечает:
- Что? Так плохо, да? Давай я принесу таблетки.
- Не надо. Я и так на четверть состою из одной химии от этих лекарств.
Тебе кажется, что Сашка хочет сказать что-то еще, но не осмеливается. Он обеспокоенно смотрит, а затем неожиданно притягивает тебя к себе.
Теряешься… Он давно не позволял себе ничего подобного, как, собственно, и ты. Только ленивый не заметил возникшую холодность между вами. А теперь вдруг…
И сразу же начинаешь задыхаться – не хватает кислорода, от рези в желудке ужасно кружится голова, и становится страшно – почему такая реакция на знакомые с детства жесты?
- Ты только не молчи, ладно? – шепчет он, зарываясь губами в волосы. – Если что… Не молчи.
Он мог бы сказать, что беспокоится за тебя.
Он мог бы в который раз возмутиться твоим наплевательским отношением к себе.
Он мог бы… Но это было бы лишним. Ты и так все это знаешь.
А вот объятия и тихий шепот – то, по чему ты так истосковался. Для тебя никого не будет ближе – проживи ты хоть тысячу лет на свете. И сейчас ты прекрасно отдаешь себе отчет, что в вашем молчаливом противостоянии виноват прежде всего ты сам. Капризничаешь, упрямишься, злишься, а он… Он не забывает, что он – твой брат. Старший. И так же, как и в детстве, он несет за тебя ответственность.
Мимолетное счастье такое же краткое, как падение капли с влажных небес на землю. Скорость огромная, так что дух захватывает, но не успеваешь оглянуться – и асфальт весь мокрый.
Сашка расцепляет руки, осторожно проводит рукой по твоей щеке – и ту же скрывается за дверью, не говоря ни слова больше.
А ты падаешь на диван, опустошенный, лишенный всех сил.
Плохо, очень плохо.
Перед выступлением нужна собранность, а в последнее время ты напоминаешь разломанного на части робота. Кто бы починил тебя…
Рези в желудке становятся все сильнее. Кажется, что вдох приносит тебе новую боль – сильнее предыдущей. На лбу – испарина, в горле пожар. Сгибаешься, прижимая дрожащую руку к животу, не можешь удержать рвущийся из горла стон.
Короткая передышка – и новый спазм. Пытаешься отдышаться, и в промежутках судорожно копаешься в сумке.
Черт, где же таблетки?!
Даже не слышишь, как тихонько открывается дверь. Кто-то заходит в комнату, но ты не смотришь – какая разница-то? Наверняка Кристина… Или сопроводители…
- Ром… Э-э-э, Кристи улаживает кое-какие моменты, она не подойдет. Может, я помогу, ммм?
Резко вскидываешь голову и встречаешь взгляд зеленых глаз. Таких странных… Никак не удается разгадать.
Жаль, что мы редко видим себя в зеркале такими, каковы мы есть на самом деле.
Юля.
Рука дрожала, когда ты открывала дверь. Раздался скрип. Сразу вспомнила презрительное выражение его лица, когда он увидел скудность обстановки гримерки. Интересно, в каком настроении он сейчас, когда выступление на носу, а организаторы забили на технический райдер, и проблем со звуком хоть пруд пруди…
- Ром…
В его присутствии всегда холодно и неуютно. Ты часто теряешься от безразличного тона и стеклянного взгляда голубых глаз, мямлишь, не знаешь, что сказать, а он только приподнимает брови и молча отворачивается.
А тебе остается злиться за то, что в очередной раз не сумела справиться со своими эмоциями.
Вот Саша – совсем другой. Гораздо более мягкий, терпеливый. Он не уступает младшему в яркости и эпатажности, любит так же беситься и зажигать на сцене, но с улыбкой отходит в сторону, если понимает, что не прав. Рома же будет стоять до последнего.
И что его тюкает сверху – непонятно: ведь он всегда выигрывает.
Вот это вызывает наибольшее удивление и восхищение.
Как он умудряется оставаться сильным и слабым, несгибаемым, жестоким и чувствительным к малейшим изменениям в окружающих?
- …может, я помогу, ммм?
Когда ты прошла в гримерку, то сначала не увидела его. Удивленно огляделась. А потом приметила тонкую, хрупкую фигуру на диване – парень свернулся калачиком, поджимая под себя ноги, держался за живот. Белое как мел лицо, сжатые губы, морщины на переносице…
- Рома?
Он медленно повернулся, и тебе показалось, что каждое движение он совершает через силу.
Какие-то молчаливые барьеры рухнули, когда ты встретилась с ним взглядом – порывисто вздохнула. Закололо в груди.
Не задумываясь, быстро шагнула навстречу. Потом остановилась, в испуге ожидая резкого окрика. Но он молчал, снова опустив голову и время от времени морщась от спазмов.
Не услышав порицания, снова пошла вперед, мимолетно отметив, что никакие слова тебя бы не остановили.
- Что такое? – тихо, полушепотом у самых губ. Опустила прохладную ладонь на лоб и поразилась, до чего его кожа горячая.
Он упрямо дернулся, но ты без труда справилась с его худым телом – развернула к себе за плечи, заставила поднять голову.
- Ты болен. Тебе нужна помощь…
Так близко вы не были еще никогда. И ты бы солгала, если бы сказала, что это тебя ни чуточки не взволновало.
- Тогда помогай… - едва слышно шепнули его губы.
Холодность против мягкости.
Безумие, уводящее в небеса…
Подхватила его за руки, помогла улечься поудобнее, накрыла пледом. Затем начала рыться среди рассыпавшихся по полу лекарств – не то, не то… Где же таблетки? Через уйму времени нашла заветный пузырек, дрожащими руками высыпала на ладонь горсть белых шариков. С сомнением посмотрела на парня.
- Две. И воды, чтобы запить.
Ты удерживала стакан у его губ, пока он пил – сам бы он точно расплескал содержимое. После этого он побледнел еще сильнее, зажал рот рукой.
- Тошнит?
Он кивнул.
- Потерпи, пожалуйста. Сейчас все пройдет. Я найду врача. Ты только потерпи.
Он глубоко задышал, пытаясь удержать таблетки внутри организма. Пока ты вставала, он едва слышно произнес:
- Мне на сцену уже надо. Все хорошо, помоги встать.
Ты до сих пор не можешь понять, откуда у тебя взялись силы так уверенно разговаривать с ним:
- Я сказала – лежи! Хоть таблеткам дай подействовать! Парни все равно еще не готовы, я договорюсь сейчас о том, чтобы meet-and-greet перенесли, и еще врача найду. Не волнуйся, Ром, тут есть люди, которые так же волнуются и переживают, как и ты, за каждое выступление. Я все сделаю, чтобы никто не заподозрил ни о чем, и тебе не придется чувствовать себя виноватым.
Он удивленно смотрел на тебя, когда ты подходила к дверям. Конечно, ты прекрасно понимала, что Ромку нельзя удержать на месте одними словами, что едва дверь закроется за тобой, он тут же вскочит с места и примется с лихорадочной поспешностью переодеваться, гримироваться, распеваться перед шоу.
Было только одно средство, чтобы хоть немного утихомирить его буйную натуру.
Занося ногу за порог, обернулась:
- Не обмани… А то Сашке расскажу!
И впервые за вечер он тебе улыбнулся.
Он тебе улыбнулся!!! Криво, ехидно, но это была настоящая улыбка!
- Сучка… Знаешь, на какие кнопки надавить…
Теперь можно было быть уверенной, что он останется в комнате.
Рома.
Ты совсем не помнишь, как прошел тот концерт. Память выхватывала жалкие обрывки каких-то невнятных воспоминаний о криках, долбящей по мозгам музыки и постоянно пропадающем звуке. Сначала ты честно пытался вытянуть концерт на одних своих связках, потом понял, что переорать фанатов не получится, забил на все и просто вытягивал руку с микрофоном в зал. Народ бесновался – им только этого и надо было. Тоже, блять, мать твою, караоке…
Но ты хотя бы чувствовал себя прилично – после двух инъекций и таблеток ты даже смог вполне сносно попрыгать на сцене, пробежаться по проходу мимо возбужденных, взбудораженных людей. Лезть в толпу ты в этот раз не рискнул – не тот настрой, да и самочувствие подкачало. Чаще всего, в горячке концерта даже самые миролюбивые фанаты ведут себя неадекватно, а тебя все раздражало – яркий свет, звук, эхо, головная боль и накатывающая временами слабость во всем теле. Единственное, что хотелось – это просто выспаться, хоть немного отдохнуть.
Как назло, время сегодня тянется медленно-медленно – концерт заканчивается традиционной «Прощай», и тебе кажется, что прошла тысяча лет, пока ты добрался до этой песни. Акустический сет прошел как во сне – ты с трудом различал лица людей в зале, и тебе казалось, что зыбкая, неустойчивая поверхность раскачивается из стороны в сторону. Хотя, наверное, раскачиваешься ты сам… А потом - гром и молния, и яркий свет слепит глаза, и возникает странное чувство клаустрофобии, хотя, ты вроде бы, не ограничен в пространстве. Но воздуха все равно не хватает. И паника нарывает с головой. И только невероятными усилиями воли ты принуждаешь себя держаться.
Держаться-держаться-держаться, твою мать…
А дальше - meet-and-greet: и лица фанатов, и их выкрики и просьбы, и твои дрожащие руки, удерживающие маркер. Подпись, похожая на закорючку, в этот раз выходит коряво – ты пропускаешь мимо ушей восторженный отзыв какого-то парня, разворачиваешься – и видишь в толпе слишком хорошо знакомые глаза: растерянные, смущенные. Непроизвольно дергаешься, и несколько пар услужливых рук тут же подхватывают тебя. По раскаленным нервам бежит шепоток: «солисту Zipp плохо»… «Воробей нездоров…»
Черноволосая девушка проходит мимо, с любопытством глядя на тебя, направляется в сторону Артема. А ты переводишь дух – показалось. Господи, тебе просто показалось.
Интересно, это паранойя?
Когда счастливые и довольные фанаты выходят за дверь, оглядываешься: полупустое помещение похоже на беззубый рот старухи. Внутренняя дрожь не проходит, и снова возвращается острая боль в желудке.
Где же Сашка…
Неужели он не видит, как тебе тяжело сейчас…
Почему не подойдет…
Пропускаешь остальных парней вперед: вы все устали, поэтому на сегодня никаких клубов и вечеринок; поджидаешь брата.
Он тоже утомлен концертами, бесконечными встречами и решением организаторских вопросов.
- Саш, - тихонько трясешь его за руку. Он устремляет на тебя ничего не выражающий взгляд. – Поехали домой. Я устал.
Прямо как в детстве, когда ты упрашивал его вернуться домой, а не гонять с утра до ночи с ватагой таких же оборванцев.
Улыбается. Обнимает тебя за плечи и шепчет куда-то в волосы:
- Малыш, ты молодец… Я думал, вечер никогда не закончится. Нормально?
Киваешь головой – не хочется заставлять его беспокоиться еще сильнее. Подумаешь, болит желудок! Да и высокая температура – не смертельно. Твое единственное лекарство на сегодня – почувствовать себя дома, в родной обстановке, среди самых близких людей.
Неуверенно оглядываешься, боясь сформулировать давно мучающий тебя вопрос:
- А…Юля с нами?
Сашка кивает:
- Конечно.
Ты это знал, но все же не мог не надеяться.
- Она сегодня помогла тебе, да? Кристина была по горло занята решением организационных вопросов с Назаровым… Не представляешь, он потребовал пересмотра договора, мол, «продешевил» и все такое. Пока мы с ребятами гонялись за сценой, пытаясь наладить этот чертов звук, концерт был на грани срыва!
- Почему мне не сказал? – мучительная попытка изобразить интерес.
Отворачивается, бормочет куда-то в сторону:
- Тебе и без того несладко было.
И в эту минуту до тебя доходит:
- Так ты сам Юльку попросил, что ли?
- Ну да. А что такого? Она, вроде как помощница Кристины…
Ты и сам понимаешь, что возмущаться – глупо и бессмысленно, но почему-то чувствуешь себя до предела униженным.
- Ром, - брат останавливается, поворачивается к тебе. – Не надо так с ней… Она волнуется и переживает. Она же неопытная в этом мире....
- Насколько я знаю, ты всегда предпочитал сильных и уверенных в себе женщин…
Тебя останавливает его улыбка – ласковая, нежная. Ты готов выть волком и проклинать судьбу, которая сделала вас двоих братьями.
- Если бы ты, Ромиру, не задирал свой нос до небес, да не изображал из себя неприступную знаменитость, то понял бы давно, насколько Юля сильная.
Когда-то тебя больно резануло, что он сравнил ее с тобой. Да как вообще можно сравнивать?!
Тем более что эта «мисс посредственность» уж точно не годилась в спутницы твоему яркому и необыкновенному брату.
Бредешь по коридору, тяжело поднимая и опуская ноги. Каждый шаг приближает тебя к неминуемому финалу – вы поедите домой втроем, будете подниматься на лифте втроем, зайдете в квартиру втроем… Последнее время тебя преследует ощущение, что ты – третий лишний. Именно ты – не Юля, потому что она-то безумно счастлива с Саньком. По крайней мере, так казалось абсолютно всем, кто видел эту пару вместе. И ты был молчаливым свидетелем такого вот счастья.
Хотелось уйти и хлопнуть дверью за спиной – поселиться отдельно, чтобы не мешать брату жить нормальной, полноценной жизнью, а не натыкаться на твою страдающую физиономию каждый день.
Но это только мысли… На самом деле ты давно решил, что останешься, не смотря ни на что. И не только из-за того, что это и твоя квартира тоже.
Ты знаешь, что Сашка никуда не отпустит тебя – приведет целый вагон различных доводов, а твое хваленое красноречие на этот раз даст сбой, потому что перед ним ты всегда теряешься…
К лучшему?
К лучшему.
Сладкой болью мазохиста…
Юля.
Страх.
Разъедал… Выворачивал наизнанку, оставляя тебя голой и беспомощной.
Ты дрожала на ветру, сама не понимая, откуда среди зимы взялся этот проклятый туман. Тяжелые капли ложились на грудь и плечи, и ты в испуге поняла, что на самом деле это никакой не дождь, а растопленные людские беды.
«Воровка, воровка, воровка» - шептали вокруг, а ты уже устала объяснять и доказывать всем, что имеешь право на счастье. Никто не верил. И тебе не удавалось скрыться – повсюду были жадные руки, дрожащие голоса и обвиняющие слова. Ты спиной чувствовала чей-то недобрый взгляд, все хотела повернуться, но никак не получалось. И от этой неопределенности, безумного страха ты плакала, размазывая слезы по щекам как маленькая девочка. Искала выход – и не находила. Запутывалась все больше и больше, пыталась сделать хоть шаг, а ноги вязли, не слушались, не поднимались.
Всего лишь шаг…
А сейчас ты на своем месте?
На своем??
…с диким криком на губах проснулась. Сердце колотилось как бешеное, и ты далеко не сразу поняла, кто тебя обнимает в темноте. Шарахнулась, было в сторону, но тут услышала такой знакомый шепот:
-Тихо, тихо… Это же я…
Сильные, теплые руки вырвали тебя из ночного кошмара. Не помня себя от ужаса, ты вцепилась в его крепкие плечи скрюченными пальцами, замерла на несколько секунд. А потом он обнял тебя, притянул к себе ближе.
- Шшш… Я рядом, ничего плохого не случится.
- Он не любит меня, Саш, - прошептала, прижимаясь мокрой от слез щекой к его груди. Всхлипнула, порывисто вздохнула. Посмотрела ему в глаза. – Что бы я ни сделала, он так на меня смотрит… Я боюсь.
- О ком ты? Я не понимаю.
- Ты все понимаешь! – выкрикнула зло, отрывисто.
Саша поджал губы:
- Чего ты боишься?
Ты долго молчала, прежде чем ответить:
- Что он сделает что-то такое, что нас разлучит.
Саша закатил глаза:
- Да брось! Ромка… Просто он такой человек…
- Ты всегда его защищаешь! Потому что он твой брат! Но тебе наплевать на то, что чувствую я!
- Да! Да, ты права: он мой брат, и я всегда буду его защищать от любой угрозы! Но ты же не хочешь взглянуть на проблему с другой стороны, просто понять, что Ромка – не такой, как мы с тобой, он все воспринимает острее, ярче, он жуткий собственник, и, конечно, ревнует меня, так как тебя еще плохо знает.
- Нет, - ты отвернулась. – Мне кажется, проблема не в этом… Он всегда злится, всегда чем-то недоволен.
- Простужается часто в последнее время. Как тут радоваться-то?
Эта последняя фраза вывела тебя из себя:
- Сашка, блин, да ты как мамочка, в самом деле! Оставь его в покое, он не ребенок! Почему ты всегда сопровождаешь его, везде, где бы он ни появился? Зачем такая опека взрослому парню?
В зеленых глазах отражались все признаки надвигающейся бури – они резко потемнели, и прежнего мягкого выражения не было и следа.
- Он мой брат! Не ясно, разве? Он мой родной брат! Я что, оправдываться еще перед кем-то должен?!
От громового крика едва не заложило уши. Захотелось встать и уйти отсюда, чтобы не видеть злости на лице и больших ладоней, сжатых в кулаки.
Боже, к чему вы пришли…
- Не смей поднимать больше эту тему. Понятно? Я не собираюсь оправдываться. Моя жизнь, черт возьми!
Да нет, не это тебя интересовало.
Совсем.
Ни капельки.
Просто хотелось приоткрыть завесу тайны с Воробьева-младшего. Он не сделался для тебя более доступным с тех пор, как ты начала путешествовать с ними, наоборот, стал еще более сдержан и молчалив. Язвителен, колок, иногда откровенно груб, но чаще всего – замыкался в себе. Ему было нужно личное пространство, и ни один человек из их команды не смел его беспокоить. Он продолжал творить, писать песни, генерировал тысячу идей из придуманных только что, ошарашивал друзей выходками, но держал все под контролем. И странно было наблюдать как он, беседуя с кем-то на стоянке или выясняя суть проблемы с организаторами, не переставал обводить окружающее пространство фирменным цепким взглядом.
Точно, не от мира сего…
И именно этот человек продолжал восхищать тебя, волновать. Эмоции не угасли, но только все покрылось пеленой неузнавания, подмены.
- Прости.
Сашка.
Имя отражают суть характера: «Саш-ш-а» - песок сквозь пальцы, шелест листьев.
«Р-р-рома» - как раскат грома в ясный летний день.
- Я зря накричал. Ты ни в чем не виновата.
- Ничего…
Он заставил тебя повернуться. Обнял, прижался поцелуем.
До сих пор немного странно. Ты не привыкла. Страшно было даже поверить в реальность.
- Поцелуй меня, - требовательно шепнули его губы.
Жадные, чувственные пальцы ласкали и словно бы утверждали: все это мое, мое. Не подчиниться было невозможно – он хорошо тебя знал, читал, как раскрытую книгу. Шептал что-то своим хрипловатым голосом, от которого мурашки по коже.
Порыв был резок, внезапен: не успела опомниться, как уже лежала с бесстыдно разведенными ногами и умоляла овладеть. Какие там обиды, какой Ромка? Ты отдавалась другому со страстью, с желанием и пьянящей откровенностью.
В эти минуты тело диктовало свою волю, ты и сердилась на него за это, и получала удовольствие.
Воздух был душным, влажным, его совершенно не хватало, когда ты пыталась вдохнуть. На коже проступила испарина – ты чувствовала ее на своем теле, на его плечах, когда зацеловывала чуть солоноватую кожу. Быстрые движения, стоны – от невозможности сдержать эмоции, темнота, в которую были погружены ваши тела – все скрутилось, смешалось в безумный ураган.
- Не останавливайся…
- Еще…
Еще-еще-еще… Ты будто падала в пропасть и вновь возвращалась, и комната кружилась, а перед глазами то и дело вспыхивали разноцветные всполохи. Когда он сильно сжал тебя и застонал, ты, наконец, почувствовала желанное освобождение – и нега разлилась по суставам, и ты снова, наконец, смогла вздохнуть.
- Тебя больше не будут беспокоить кошмары, я прогнал их…
- Знаю.
В такой жаре прижиматься к его разгоряченному телу было неприятно, и все же ты протянула ладонь и сжала его руку. Он машинально переплел пальцы с твоими.
И все же долго не могла заснуть – даже слушая размеренное дыхание Саши. Никак не удавалось избавиться от ощущения присутствия кого-то третьего между вами.
Вглядывалась в темноту, старалась успокоить дыхание. Но стоило только закрыть глаза, как перед тобой тут же возникало бледное измученное лицо Ромы.
Рома.
Ты знаешь, что подслушивать нехорошо, но не можешь удержаться от искушения, когда за неплотно прикрытой дверью в гардеробную слышишь звучные голоса Рыжика и Саши:
- А мне она сказала, что не желает всю время быть на побегушках у девчонки, младше ее возрастом!
- Это о Кристине? – фыркает Рыжик.
Ответа брата ты не слышишь, но можешь представить выражение его лица.
Сначала ты честно намеревался отойти от двери, заняться своими делами, но поняв, что разговор идет о Юле, тут же меняешь решение. Теперь отсюда тебя никто не утащит, даже если вокруг соберется толпа истеричных фанаток.
- Но я ее понимаю…
- Еще бы!
Чуть-чуть, миллиметр за миллиметром, открываешь дверь, чтобы увидеть, что же происходит внутри. Боишься, что скрипучие петли выдадут тебя с головой, боишься насмешливого взгляда или окрика, если парни догадаются о слежке, но все равно идешь на поводу у эмоций.
В узкой, как пенал, комнате свалены вещи – те, в которых вы выступаете обычно на концертах. Помощницы должны привести их в порядок, выгладить, а пока они представляют из себя беспорядочную груду черно-белой мешанины. В кресле сидит Рыжик – потягивает пиво, и, как видно, расслабляется. Саундчек проведен, звук отличный, так что времени впереди еще много – почему бы действительно не отдохнуть?
А Сашка марафет наводит – подрисовывает веки черным карандашом. Где носит Темыча – загадка, обычно он не отлипает от брата ни на шаг…
Рыжик молчит какое-то время, а потом неожиданно выдает:
- Влюбился?
Даже ты вздрагиваешь и тревожно ожидаешь ответа.
- А похоже? – резко спрашивает Санек. Он ненавидит, если его принуждают к откровенности.
- Да вообще-то, не особо…
Брат устало вздыхает, опускает руки:
- Я не знаю. Здесь что-то другое, понимаешь… Она мне напоминает… Черт, я не знаю, как сказать! Я и сам себя не понимаю! И вообще, чего это тебя на личные темы потянуло, а, Рыжик?
- Не Ромку ли напоминает?
- Что? О чем ты?
Рыжик качает головой, потом продолжает:
- Я не понимаю, что происходит между вами обоими, ребят… Что же никак не договоритесь, а? Хватит водить друг друга за нос!
Ты хотел вдохнуть, но не смог. Слова Рыжика начисто лишили тебя присутствия духа. Что же, неужели ты так и не смог никого провести?..
И Сашка глупо таращится на одногруппника:
- Почему ты так говоришь?
Ясно же, что он до смерти боится ответа! Главное - искреннего ответа от человека, знающего все ваше неприглядное прошлое.
- Вот только со мной не надо играть в эти игры! – укоризненно качает головой Рыжик. – Ромка думает, что он один такой блестящий актер, а то, что у него на лице все написано – ему невдомек…
- Собственно, твое-то какое дело?..
Он пожимает плечами:
- А фиг знает… Сколько раз уже зарекался, что не буду лезть…
Ты видишь, как он машет рукой и отворачивается.
Кусаешь губы. Есть повод задуматься о своем поведении.
Внезапно до тебя доносится низкий хриплый голос брата:
- Ну ясно. Все еще не забыл его, да?
Молчание… Ты и сам не осознаешь, что задержал дыхание.
- Можно подумать, ты забыл! – в ответ раздается звонкий смех. Неожиданный, непонятный – поэтому ты хмуришься, не зная, как к этому отнестись. – А его вообще забыть можно? Вот скажи мне – скажи по секрету – разве тебя не мучают сожаления, что между вами все позади? Разве тебе не хочется снова – всего только раз – обнять его не как брата? Он же такой красивый, твой Ромка… Как он целуется… Ты помнишь, какой он сладкий в постели, какой горячий…
- Замолчи! – не выдерживает Саша. Он поднимается со стула, ходит по комнате, как неприкаянный зверь. – Ты понятия не имеешь, что несешь…
- Да? – совсем близко к нему подбирается Рыжик. – Ты считаешь, что я не понимаю?! Да только вот ты ошибаешься, старик! Еще как ошибаешься! Думаешь, легко было уйти? Я до сих пор все помню…
Он сглатывает и продолжает приглушенно:
- Я до сих пор помню, как впервые увидел его… Как он на меня посмотрел… Он для меня был загадкой – со своим молчанием, редкой улыбкой, одержимостью в работе…Я так хотел завоевать его уважение, так старался… Я им восхищался – искренне, верил в то, что он делает… В итоге нашел нечто гораздо большее и значимое, то, на что вообще никогда не мог надеяться… Но он так и остался тайной для меня…
Сашка прерывает его на полуслове:
- Он сразу тебе рассказал?
Парень молчит, только сверлит его сердитым взглядом. А потом неожиданно успокаивается.
- Нет, не сразу, - отворачивается к окну, и теперь ты с трудом распознаешь слова – до того его голос становится невнятным. – Я только догадывался, судя по взглядам, прикосновениям. Ну, всерьез не думал, конечно! Какой нормальный человек будет развивать подобные мысли? Мне-то казалось, вы шутите. Прикалываетесь друг над другом. Ну, это такие шутки…из разряда «братских» - я знаю, о чем говорю, у меня у самого младший брат. А потом… Потом Ромка мне поведал… Ужасный вечер у меня тогда выдался, дружище! Я все никак не мог совместить в мозгах картинки – ты и…он…вместе…любовники… Понимаешь, одно дело, когда ты сжимаешь его в объятиях, целуешь – и думаешь, что эти губы, такие сладкие и жестокие, только твои… А на самом деле, являешься всего лишь подменой… И поцелуи эти украдены. И вообще они не для тебя.
- Не говори так, - выдыхает Саша. Он стоит, прислонившись к стене, и даже в окружающей парней полутьме ты видишь, какое мертвенно-бледное у него лицо. – Не говори… Он тебя любил…
- Любил, - покладисто кивает басист. – Но это не означало, что он не делил свою любовь между нами. Попробуй угадать, какая часть перевешивала?
И снова в комнате молчание… Кажется, что сердце стучит так сильно, так громко, что при желании можно услышать этот стук на другом конце коридора.
Сашка наклоняется к Рыжику, трогает его за плечо и шепчет мягко-мягко:
- Ненавидишь меня?
Глупое смущение – свет искажает линии, и тебе кажется, что брат вот-вот поцелует одногруппника.
- Нет, Воробей… Ненависть – слишком уж пафосное слово. Да и к тому же, все это дела прошлые… Было недоумение, была злость… И ревность! Но ненависти не было никогда. Вот сейчас моя жизнь изменилась – а я все равно не могу избавиться от ощущения его присутствия рядом… Что бы я ни делал, чем бы ни занимался – я поворачиваю голову в ожидании услышать его одобрение. Увидеть его улыбку – родную, только для меня…
В голосе Рыжика столько боли, что у тебя сжимается сердце. Ты не хотел… Ты не хотел вот так…
Но разве у вас был выбор?
- Я считал его своим – думал, что знаю все его мысли и желания, берег и ценил, как никого еще в своей жизни. И закрывал глаза на очевидное: если я смотрел на него - он поворачивал голову в твою сторону. И так всегда. И меня это сводило с ума… Но я готов был терпеть. Я вообще на все что угодно готов был пойти, лишь бы удержать твоего брата рядом с собой. Это и было моей ошибкой.
- Я кое-что скажу тебе, Антон… Силой чувств Ромку не удержишь… Да он и не из тех людей, кто будет принадлежать кому-то одному. Я знаю своего брата – не любовника, а именно брата. Он никому не принадлежит – и никто никогда не удержит его. Даже если он сам этого захочет.
- Но только не ты… Для тебя всегда есть исключение, Воробей. Он ведь и так – твой. Каким бы словом это не называлось – инцестом, любовью, братской привязанностью… Я вышел из игры. Ты – не выйдешь из нее никогда.
И снова – и снова – и снова накатывают непрошенные воспоминания: подростковые шутки, смутные, тщательно скрываемые ото всех желания, страх, смущение… И Сашкина поддержка, его забота. Что самое странное – он принял все, понял тебя тогда, когда ты сам отказывался себя принимать таким, и это при всем при том, что он яростный противник гомосексуальных отношений. Но с тобой рушились все его правила. Вы вообще были ближе, доверяли друг другу, и тебе казалось, что подобных отношений нет ни у кого больше. И были ночи, когда вы подолгу болтали, завернувшись в одеяла, слушая, как за окном завывает ветер, и горячие руки, разминавшие спину после спортивных рекордов в школе, и горькая складочка у губ, когда ты рассказывал об очередной неудаче на любовном фронте. Когда ты перестал смотреть на него, как на брата? Когда ты возвел свою любовь к нему на совершенной новый уровень, и как получилось, что Сашка сам забыл о благоразумии, и ответил тебе взаимностью? Почему, зачем?.. Ведь он старше, благоразумнее, почему он не устоял?.. И наплевать на свои собственные чувства – справился бы, сжился с болью, не в первой… Было ли это ошибкой? Нет, речь не об общественном мнении – тебе всегда было наплевать на то, что скажут люди. Просто не пришлось бы жить ожиданием…И не пришлось бы в последствии закрывать глаза на многочисленные увлечения брата девушками, не пришлось бы улыбаться и делать вид, что доволен жизнью и тебе больше ничего не нужно… Нужно. Нужен брат – единственный человек, с которым тебе хорошо – во всех смыслах слова, с кем не нужно притворяться, от кого нет секретов. Музыка, группа – лишь попытка удержать его рядом с собой. Без твоего участия он наверняка стал бы фотографом – уж куда более успешным и удачливым… И не было бы никаких «случайных» ситуаций, не было бы оправданий, что подобное больше не повториться… Тебе было жаль его – сколько ты себя помнил, он всегда брал ответственность на себя, и даже не подозревал, что многие моменты были тщательно спланированы и подготовлены.
В течении всех этих лет вы с ним прятали глаза, уходили от вопросов, старательно делали вид, что радуетесь новым отношениям… Но если сталкивались – как прежде – то ничего не могли с собой поделать. И не помогало ни Сашкино упрямство, ни твоя сила воли – как атомы, вы притягивались друг к другу.
Так может, бросить все это притворство, смириться с этими странными «братскими» отношениями?
К чему бороться с собой, переживать столько боли, если только с ним ты не чувствуешь себя жалким куском мяса, втиснутым в красивую плоть… И пусть будут ссоры, обиды и ревность, пусть будет бытовуха – неизменная спутница всех отношений… Да господи боже, вы с Сашкой пережили столько всего вместе, что тебя ничто не сможет испугать!
Только бы быть с ним…
И наплевать на общественное мнение, на мнение друзей, родных…
Ты устал притворяться, устал мечтать о несбыточном…
Но только вот ты не уверен, нужен ли брату настолько, насколько он необходим тебе.
И разговор между твоим бывшим любовником и Сашкой никак не прояснил эту ситуацию…
Юля.
Бесконечная дорога…
Бесконечный моток нервов по голым ледяным дорогам…
Холодный ветер задувал во все щели концертного автобуса, и ты никак не могла согреться: только сжимала плечи ладонями в старых перчатках.
Ты отдавала себе отчет, когда соглашалась путешествовать с ним, что почти не будет комфорта, что большую часть времени вы будете в дороге, и не роптала. Но как же иногда хотелось послать все куда подальше и вернуться к привычной жизни…
Тем более что среди моря любви и восхищения к Zipp тебе досталась лишь ненависть.
Крышка ноутбука захлопнулась почти беззвучно, и ты уставилась невидящим взглядом в окно.
Почти…
Слякотная зима не уступала место весне. Кругом было серо, мокро, голо. Тяжелые, свинцовые тучи грозили пролиться дождем: напряжение в воздухе копилось, но желаемого освобождения не наступало.
И ты так устала от этого болезненного ожидания.
Сколько девушек, сколько фанаток готовы были бы душу продать дьяволу, только чтобы оказаться в этом автобусе вместо тебя? Сколько было их – готовых терпеть любые выходки солистов, мотаться по всем городам, бывать на концертах, спать с барабанщиком?!!
Ты примерно представляла.
Столько, сколько оставляли комментарии тебе в twitter, «ВКонтакте». Твою страницу взламывали чуть ли не сотню раз, и оставляли сообщения, и под каждой фотографией писали: «Сука… Выскочка… Чтоб ты сдохла, тварь».
Нет… Их было гораздо больше…
Было бы все хорошо и гладко в реальном мире, ты никогда бы не поддалась на провокации Интернета, не стала бы обращать внимания на эту волну зависти и ревности.
В том-то и дело.
Давно пора перестать смотреть на мир сквозь розовые очки. Тебя так и подмывало написать в личном дневнике: «Очнитесь… Все не так радужно. Здесь так холодно, среди них. И я совсем одна. Они не пускают меня в свой мир. И никого не пустят. Даже Артема с Антоном. В королевстве Воробьевых – только они сами».
Ночи, проведенные с Сашкой, были чудесны, но так редки! И уж конечно, ни о чем подобном не могла идти речь, когда вы все находились в концертном автобусе, на виду друг у друга 24 часа в сутки. Поспешные поцелуи казались украденными, и ты могла бы поклясться, что сам Сашка не получает от них удовольствия, особенно когда знает, что рядом вертится его младший брат. Едва стеклянные голубые глаза останавливались на тебе, все тело пронзала дрожь, и единственное, что ты хотела – скрыться, спрятаться, убежать. Да только вот укрыться здесь было негде. И некому пожаловаться, раскрыться: тебя окружали лишь зависть, ревность и равнодушие.
Но помогать Кристине тебе нравилось. Эта атмосфера постоянной гонки со временем, спешка, подготовки к выступлениям закрутила, завертела тебя. За кулисами было все не так красиво и радужно, как в зрительном зале, но оставались азарт и искренняя увлеченность. Пожалуй, все свои душевные силы братья отдавали своей работе. И было удивительно наблюдать, как сдержанный и холодный в обычной жизни Ромка вовсю кокетничает с фанатами со сцены, дурачится, танцует под свои же песни, вытворяет безумные вещи. А Сашке достаточно лишь острого взгляда в толпу, чтобы заставить девушек восхищенно стонать. Он не уступал брату в эпатажности, выступая то без майки, то в килте, и его красивое мускулистое тело приводило в трепет всех исключения.
Они не играли. Это были не маски, и не очередное проявление разносторонне талантливых людей. Братья любили музыку, постоянно гнались за новыми идеями, как бы разнообразить шоу, сделать его неповторимым. Жили на сцене.
Они действительно любили и ценили своих фанатов, и в отличие от большинства групп, уделяли им огромное время, так что тебе казалось, что грани между поклонниками и солистами стираются. У Ромы загорались глаза, и на губах появлялась необыкновенно искренняя улыбка, когда он разговаривал с девушками, парнями, когда он фотографировался с детьми или старенькими бабушками, пришедшими на концерт с внуками. Когда ты наблюдала подобное, тебя сжигали изнутри два совершенно разных чувства – умиление, нежность, и в то же время злость: ну почему он не всегда такой…
Стоило только дверям автобуса захлопнуться, Ромка будто погружался в свой внутренний мир – как улитка прячется в свою ракушку. Деловитость, собранность, сдержанность – в первую очередь, выполнить все дела, разрешить скопившиеся проблемы, подготовится к очередному выступлению – и только тогда можно немного отдохнуть. Он держал бразды правления группой в своих руках, не позволяя никому вмешиваться и нарушать четко установленный распорядок. Все, начиная от дизайна альбома, контрактов, песен, только что сочиненных мелодий, и заканчивая составлением графика концертного тура – было его идеями.
Не зря говорили, что Zipp – группа Воробьева Ромы.
Нельзя не восхищаться таким талантливым человеком, и ты отдавала этому должное, но никогда, никогда не позволяла вырваться своим эмоциям в его присутствии.
Господи…
Это же его голос околдовал тебя когда-то, это его песню «Прощай» ты слушала на ночь, только из-за него ты села в поезд, чтобы хоть раз услышать и увидеть его в реальности.
Ну да… Жизнь быстро обломала тебя, показав, что не бывает идеальных людей.
Не бывает?.. И только из-за того, что ты не смогла завоевать его уважение и симпатию, можно так рассуждать?!
Кусала губы, смотрела в окно – да когда ты наконец начнешься, проклятый дождь… Как же надоело находиться в постоянном напряжении…
Это был какой-то сон: глубокий, нереальный, увязывающий по самое горло. Ты шла вперед – нет, летела вперед – и с такой же безумной скоростью убегала от своего прошлого. Рвала со старыми привязанностями, с мечтами и желаниями, с друзьями. Каждый день ослаблялась, таяла еще одна связь… Скоро и вся жизнь так растает, уйдет в прошлое.
И кто ты сегодня?
А кем ты была всегда?
На этих бесконечных дорогах теряешь самое дорогое – свою душу. И остаешься ни с чем.
В ярком калейдоскопе мелькают лица: ты давно перестала вести им счет, безразлично скользила взглядом, но порой задумывалась: а кто они? Чем живут? И почему они слушают Zipp?
И себе ты тоже задавала вопросы… И не находила ответ.
Очередное утро…
Бессонная ночь не прошла даром – круги под глазами, бледное восковое лицо. Ловила сочувствующие взгляды, слышала шепот: судя по всему, окружающие могли найти этому любое объяснение, кроме правды.
Как сомнамбула, шла вперед – по знакомым переходам, по крутым лестницам: для вас, наконец, заказаны номера в хороших гостиницах, а это значит, что не придется ночью после концерта, делить крошечную душевую и трястись на неудобных, жестких кроватях.
- Сейчас позавтракаем и на саундчек, - голос Ромы доносился как из ваты. – Е-п-р-с-т, а мы хоть в каком городе?
Нормально, так бывает, когда чуть ли не каждый день – новые декорации для хорошо знакомой пьесы.
- Мы в Риге, послезавтра едем в Россию.
- И то хорошо…
Отдельный номер – для тебя, сдвоенный – с двумя спальнями и общим коридором – для Воробьевых. Вслух ничего не было сказано, но внутри рос ядовитый гриб из противоречий и жгучей боли.
Ну почему?..
И Сашка весь день ходил задумчивый, почти не смотрел на тебя, не общался ни с кем, только время от времени кидал странные взгляды на своего брата.
Казалось, ему не терпелось остаться с ним наедине.
А может, и не казалось.
Что их связывает? Только ли общее дело и близкие, кровные связи?
Рома потирал крестовую печать у себя на запястье и улыбался своей мимолетной улыбкой. А после концерта, пробормотав что-то про усталость, он отправился сразу в гостиницу. Без младшего Воробьева веселье – не веселье, и потихоньку вся группа двинула следом. Нет, не все…
Тебе пришлось остаться с Кристиной, разрешая вопросы, связанные с оплатой и процентами. По заключенному контракту группа выполнила все условия, но организаторы стали придираться к мелочам и требовать пересмотра. Прямо сейчас, после выступления, без свидетелей и адвокатов, как будто специально дождались, пока Сашка с Ромкой уедут… Надеялись, что с девушками справятся легко, припугнут, если надо. Пришлось поспорить, покричать…
Кристина держала трубку в вытянутой руке и шипела, что наберет номер Сашки, и тот примчится сюда и без суда и следствия линчует нечестных организаторов. А тебе, если честно, было все равно: мысли неотрывно вертелись вокруг братьев. Где они? Почему уехали? Почему Саша, как обычно, не дождался тебя?
Расстроенная, взвинченная, ты особо не церемонилась, говорила холодным, угрожающим тоном, и организаторы поддались, но это была только твоя заслуга.
Кристина не оценила – даже слова не сказала: уехала, когда проблемы разрешились. А ты снова осталась одна. В кармане – мятая бумажка с названием гостиницы, в кошельке – сто рублей.
Усмехнулась.
Телефон вдруг показался таким тяжелым. Он весил целую тонну, оттягивал руку, в которой ты держала его.
Сама не заметила, как пальцы разжались, и белый аппарат упал в лужу. Экран мигнул и погас, и ты долго стояла, наблюдая, как по воде расходились ровные круги.
Подняла глаза к небу: на горизонте снова собирались тучи, обещая дождь.
Но ты знала, что он так и не наступит.
И ночь не принесет облегчения.
Где же ты? Где?
Побрела по каменистой дороге – вроде бы, гостиница недалеко, всего в двух кварталах, но ночь изменила облик города до неузнаваемости. Пустынные улицы, пар изо рта, ботинки на тонкой подошве. Ты улыбалась непослушными губами… Казалось, что все эмоции застыли внутри тебя, превратились в лед. Онемение покрывало коркой сердце, пробиралось по сосудам, сковывая и подчиняя себе все тело. Уже и дышалось с трудом.
Не так уж и важно, по сути: он… или его брат…
Администратор в гостинице не узнал тебя, лопотал что-то на своем языке, пока ты не показала паспорт. А потом он долго расшаркивался и просил прощения, но тебе было все равно.
Поднималась на этаж, чувствуя, что каждый шаг дается с неимоверным трудом. Отдыхала на площадке, сидя на толстом ковре, пока мимо тебя проходил обслуживающий персонал. А потом поднималась и шла дальше.
Глупо… Ведь можно было воспользоваться лифтом…
Можно было взять такси – оставить залог, в конце концов…
Можно было сразу уехать вместе с Воробьевыми, а не ждать Сашкиных слов: «Ну же, поехали!»
Твой номер показался таким неуютным – там не было вещей, каких-то маленьких штрихов, делающих эту комнату действительно живой, обитаемой. А за стенкой – номер Воробьевых. И ты была уверенна, что он куда теплее.
Захотелось – безумно захотелось сейчас быть там – пусть рядом с равнодушным Ромкой или прячущим свой взгляд Сашей…
Лишь бы не быть одной… Почувствовать себя любимой, желанной…
Где те эмоции, что наполняли тебя каких-то пару месяцев назад?
Дверь не заперта.
Подтолкнула створку, и тяжелая панель отошла в сторону. Как уютно… Плотный ковер под ногами, приглушенный свет. В воздухе разливался приятный запах мужских духов.
И странно – не было слышно ничего: ни бормотания телевизора, ни голосов.
Ты шла вперед словно в каком-то сне, ночном кошмаре, и вряд ли воспринимала реальность.
Иначе как можно объяснить открытую дверь в номер?.. И разбросанную по полу одежду?
И переплетенные мужские тела, сжимающие друг друга в страстных объятиях?
Ты стояла на пороге, и широко раскрыв глаза, наблюдала за тем, как осторожно, медленно двигался Саша – мышцы на его руках напрягались, по телу проходила дрожь, когда он замирал, пытаясь сдержаться. Он запрокидывал голову, что-то шептал, постанывая, и полные губы улыбались – такой улыбки ты никогда не видела на его лице: искренней, нежной.
И какая разница, что в объятиях – родной брат? Человек, с которым провел все детство, с которым хулиганили, дрались, ходили в школу, а потом и на вечеринки, человек, ближе которого нет на всем свете, тот, кто всегда поймет, и поддержит, и останется рядом?..
Аморально… С юридической и человеческой точки зрения.
Да, аморально…
И все естество противостояло этому…
…пока ты не увидела лицо Ромы… И не поняла, что означает, когда человек счастлив.
Что твое мимолетное счастье – жить и путешествовать по миру с Zipp – по сравнению со счастьем этого человека, заплатившего, возможно, куда большее за исполнение мечты?
За возможность обнимать долгожданного…
За то, что больше не надо прятаться и скрывать свои желания…
Ты хотела бы возмутиться. Громко крикнуть и вообще сделать что-нибудь из ряда вон, только чтобы нарушить покой и уединение этих двух людей в комнате.
Но не смогла.
Аморально сейчас – помешать им наслаждаться близостью, красть то, что и так украдено.
Опустив голову, тихо вышла. Не раздеваясь, легла в свою кровать, накрылась пледом.
А стоит ли?
Стоит ли убегать, принимать поспешные решения?
За закрытыми глазами – Ромкино лицо, дрожащие веки и скатывающиеся по щекам слезы.
Мужчина, брат… Двойное извращение…
Ты прекрасно понимала его мысли.
Но могла ли ты претендовать на то, что никогда не принадлежало тебе?..
Теперь – смогла бы?..
Рома.
За окном звук гитары. Чьи-то не слишком умелые пальцы пытаются наиграть «Атаку». Улыбаешься.
Все равно приятно: даже в этом холодном городе у вас столько фанатов.
Концерт прошел на эмоциональном подъеме – ты давно так не куражился на сцене, отдаваясь полностью и целиком зрительному залу. Когда ты на сцене – открывается дверь в параллельный мир, и ты забываешь о прошлом и настоящем, не думаешь о проблемах. В эти моменты тебе кажется, что именно сейчас ты ЖИВЕШЬ…
А сейчас хочется остаться одному, чтобы еще раз пропустить через себя эти эмоции, провести их за руку, сквозь душу, чувствуя каждый обращенный на тебя взгляд, видя каждую улыбку.
Поэтому ты быстро уехал с вечеринки. Не хотелось делить ни с кем эти чувства. Ты их запер изнутри, сохранил, как самую большую драгоценность.
Пусть хоть эта любовь тебя наполняет… Смешно: можешь выбрать любую – или любого – а тебе нужен тот, кого ты получить не можешь.
- Са-а-аш, - шепчешь, как в детстве. Но ночь отзывается молчанием.
Бывает, что и звезды равнодушны.
Стук в дверь подобен грому, и ты хмуришься: не хочешь никого видеть.
- Да?
- Брателло, это я.
Не унять стук сердца при звуках его родного голоса. Когда же, черт возьми, когда ты перестанешь так реагировать?
Когда все это зародилось?
И когда успело так запутаться…
Воробьев-старший стоит, опираясь на косяк, и улыбается своей лисьей улыбкой:
- Пропустишь, может, или мне свалить?
- И что ты тут забыл? – немного недовольно.
- Если ты не заметил, у нас одна комната на двоих.
Брат протискивается мимо тебя, ерничая:
- Втяни живот! А то не пройти!
- У меня нет живота! – тут же вспыхиваешь.
- Тогда втяни то, что есть!
Со всей силы хлопаешь дверью и ненавидяще смотришь вслед. Если бы взглядом можно было убить…
- Животное!
- Еще какое…
Сашка раздевается на ходу, раскидывая во все стороны свои вещи. В горле пересыхает, и ты шумно сглатываешь – будто наждаком по нервам: от бессилия, смущения не знаешь куда себя деть, остается только молча наблюдать за ним. У брата сильные, крепкие руки, широкая спина, кожа гладкая, смуглая, загорелая. А внизу спины, пониже поясницы – ямочки, и это почему-то умиляет, заставляет улыбнуться. Ты никогда раньше не обращал внимания на подобные мелочи, а сейчас даже дорожка волос от пупка, уводящая вниз, словно стрела, заставляет возбудиться.
И хочется узнать: одел ли братишка сегодня белье или на этот раз он в одних джинсах…
Он нарочито и показушно прохаживается по комнате, а ты ловишь свое отражение в зеркале – горящие щеки, голодный, безумный взгляд.
Злишься. Сжимаешь ладони в кулаки, так что ногти впиваются в кожу.
Он все понимает… Какого же хера играет с тобой?
Резко разворачиваешься, хлопаешь дверью в ванную. Пусть теперь этот самовлюбленный придурок теперь помучается… Ты не собираешься освобождать комнату, пока не наплещешься в свое удовольствие. Раздеваешься, предвкушая ванную, полную горячей воды и ароматной пены. Но бушующие внутри эмоции никак не дают расслабиться. Да, ты бесишься, ты сходишь с ума от ревности, стыда, ты сгораешь от желания, от унижения – потому что объект страсти брат… Родной брат…
Роняешь на пол то один флакон, то другой, выливаешь на себя чуть ли не весь пузырек масла. В ванной нет халата, и ты закутываешься в белое махровое полотенце. Шлепаешь босыми ногами по полу, тянешь время: выходить совсем не хочется.
Не хочется выслушивать нотации Сашки, какой ты мелочный и эгоистичный, ведь это может закончиться банальным - «Не лезь не в свою жизнь!», и другими подобными фразами, на которые твой брат просто мастер. Да и дело даже не в этом… Гораздо больше ты боишься столкнуться с тишиной и пустотой за дверями.
Что угодно – резкий окрик, равнодушный взгляд, но только не одиночество…
Но нет, он здесь: сидит у окна, где несколько минут назад сидел ты, на том же самом месте. Хмурится – меж бровей пролегла складка. Провести бы по ней пальцем, чтобы разгладить…
Трясешь головой: вон глупые мысли, вон! Прочь из головы!
Сашка замечает, многозначительно приподнимает бровь:
- Наконец-то! Я думал, ты утонул.
И снова краска в лицо: ты понимаешь, что он слышал твои глупые метания, то, как ты спотыкался и чертыхался на каждом шагу.
- Знаешь что? Да пошел ты на хуй, - бросаешь через плечо, даже не оглядываясь.
- О, это уже конкретные предъявы. Отвечаешь за свои слова, мелкий?
- А какое нужно подтверждение?
Так легко разбить хрупкую стену перемирия неосторожными словами. И так хочется забрать их назад…
- Эй! – он бросается к тебе, прежде чем ты успеваешь закрыть дверь своей комнаты. – Да что с тобой такое?
Голос – хриплый, низкий, сексуальный – словно ножом по венам.
Словно соль на свежую рану.
Запрещенный прием.
Ему вообще надо запретить говорить с людьми.
Он дурно на них влияет.
Дрожишь, обхватывая себя руками.
- Ромка…
Его тоже трясет…
И ты на грани, на грани, на грани…
- Я тебя хочу. Вот что со мной такое. Я всего лишь хочу собственного брата, у меня, блять, стояк на него. Здорово, да? А знаешь, что еще веселее? Что это не просто так… Не просто желание. Я забыть не могу и не хочу забывать… Я люблю его, на хуй, ни о чем больше думать не могу. Вот и все…
- Ромка, - растерянно роняет Саша, - не надо, братиш…
Не можешь отвести взгляд от его полуоткрытых влажных губ – полных, чувственных.
- Я ни о чем и не прошу.
Щелкаешь выключателем, отворачиваешься, чтобы уйти прочь.
- Подожди, давай поговорим, - крепкая рука на плечо.
- Отвали, не за чем…
Только бы оказаться в спасительном одиночестве комнаты. Холодно. Мерзко. Жить не хочется после этой безобразной сцены.
- Рома, подожди! – повторяет брат и тянет тебя к себе.
Сопротивляешься, хочешь оттолкнуть, но куда твоя сила спроть его?
Натыкаешься на чемодан, спотыкаешься, и тут падаешь прямо Сашке в руки.
И вдруг оказывается, что его губы близко, и запах кожи такой пряный, душистый. Он резко выдыхает, и как-то так получается, что он уже целует тебя, до боли впиваясь в твои холодные, сухие губы. И он ничуть не смущен – ласкает языком, чуть покусывая, посасывая, сжимает крепко - не вырваться, не деться никуда.
Да и не хочется.
Больше не место робости и случайной неловкости. Здесь, в темноте, только ты и он. Знакомые губы, теплые шершавые руки, такой родной запах.
И стон, когда ты спускаешься поцелуями по груди, задевая чувствительные горошины сосков.
Нет, он не идеален.
Но для тебя лучше него нет.
Выгибаешься навстречу рукам: он не медлит, быстро срывает полотенце с твоих бедер. И вот ты уже лежишь на кровати с разведенными ногами и задыхаешься от близости его такого желанного тела. Случайно задеваешь выключатель от ночника – и комната озаряется неярким светом. Виновато улыбаешься, а Сашка хрипло шепчет:
- Пусть… Хочу тебя видеть. Малыш, какой же ты у меня красивый…
Его глаза совсем потемнели от желания, он так возбужден, что ему не хватает терпения на подготовку – наскоро облизывает пальцы, гладит, ласкает дырочку. А затем, не давая времени привыкнуть, входит – резко, глубоко, заставляя тебя сжаться от боли и застонать.
- Прости меня, прости…
- Продолжай, - едва выговариваешь.
Он проводит рукой по животу, успокаивая, возбуждая вновь, и ты сам не замечаешь, как начинаешь подаваться навстречу движениям его бедер.
- Да.. Хорошо, вот так…
Это похоже на сон, на медленный танец… Теперь он боится причинить боль, поэтому так нежен, нетороплив.
А ты ослеп и оглох – отключаешься от всего мира. Есть только наслаждение – через боль; только страсть – через страдание.
- Скажи, что это не на одну ночь, - шепчешь, находясь на грани оргазма. – Скажи, что это навсегда…
- Навсегда, малыш… О боже, мы извращенцы… Но я люблю тебя, люблю…
Он обхватывает тебя крепче, выгибается в пояснице, кончая. И от вида его лица, его глаз, прикрытых от наслаждения, тебя накрывает оргазм.
…
Пропасть…
Темнота…
Но темнота, вся расцвеченная яркими всполохами искр, переливающихся снежинок и капель золота.
Ты лежишь в ворохе одеял, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, и только счастливо улыбаешься. Сашка рядом – проводит кончиками пальцев по твоему телу, задумчиво следя за невидимыми линиями.
Усталость, нега, приятное тепло накрывают с головой, и хочется спать… Но Сашка вдруг встает и тянет тебя за собой:
- Пойдет купаться, а то мы такие липкие заснем!
Еще недавно ванная комната казалась тебе холодной, пустой, и ты хихикаешь, вспоминая, какой погром тут устроил.
Сашка обводит красноречивым взглядом разбросанные флаконы, кинутую в кучу одежду.
- Замечу, братец, что даже ты не идеален.
- Придурок! Будешь прикалываться – утоплю в ванной! Я звезда!
- О да!
Смеетесь оба, но когда Саша протягивает руки, чтобы помочь тебе перелезть через бортик, ты морщишься.
Больно.
- Малыш… Ты как? – обеспокоенно спрашивает брат.
- Нормально. Издержки производства, - пытаешься пошутить. Садишься спиной к нему, и он осторожно гладит плечи.
- Прости меня, - снова повторяет, утыкаясь лицом в шею.
Мурашки по коже от его прикосновений и поцелуев.
- Я хочу еще…
- Сумасшедший, - но обжигающая страсть в голосе выдает его. – Тебе не кажется, что для первого раза достаточно?
- Ты меня недооцениваешь…
Проводишь рукой по бедру, чувствуя его возбуждение. И короткий мучительный стон, и поглаживание пальцев, и снова поцелуй…
- Иди ко мне, - его слова как награда.
Юля.
- Не надо, не ходи туда…
Тихо, непослушными губами.
Антон возмутился:
- Как это? Мне нужна подпись младшего вот на этих документах, без этого – никак, сама знаешь!
Басист чуть не налетел на тебя в коридоре, когда ты решила спуститься вниз за снотворным. Промучившись в постели часа три, ты поняла, что без стимуляторов сегодня уснуть не удастся.
Проходя мимо их номера, ты замедлила шаг, едва подавляя в себе желание зайти и убедиться, что все это было лишь сном, бредом воспаленного воображения.
Но на пути – словно страж – возник Рыжик.
Он понимающе улыбнулся:
- Хей, детка, расслабься: я не собираюсь отнимать у тебя Санька. Все, что мне нужно – это корявый росчерк его братца. Не понимаю, почему Кристина все спихивает на меня?.. И почему я особо не сопротивляюсь? Неужели я такой податливый?
- Не ходи, - настойчиво тянула его за рукав старой вылинявшей кофты. В углах глаз скопились слезы, и ты боялась, что если придется что-то объяснять, они хлынут потоком, и ты никогда не сможешь остановиться. - Он там не один…
- А ты как хотела? – тут же откликнулся парень. – Думала, ты одна-единственная у него? Расслабься… Можешь тоже кого-нибудь найти…
И это нормально?
Такое отношение – это нормально?
Тебя даже участники группы не уважали. Где уж тут добиться уважения у солистов…
- Но…
- Блять, детка, я устал и чертовски хочу спать. А меня, как последнего мудака, заставляют заниматься этой бумажной херней. Я ведь это даже не моя работа. Твоя и Кристинина. Так что хватит ебать мне мозги. Дай пройти.
Рыжик не упускал возможности подколоть, поиздеваться. Он никогда никого не стеснялся, даже на интервью затыкал самых ехидных журналистов. А ты всегда терялась перед этим высоченным парнем с холодными глазами. Но сейчас злость взяла верх:
- Он там с братом! Слышишь? Он трахается с братом!
Ты специально выкрикнула громко последние слова. И даже почувствовала мстительную радость, глядя на то, как вытянулось у него лицо, как он побледнел.
- Гонишь.
- Проверь. По-моему, они ловят кайф.
- Замолчи, - Рыжик вдруг повернулся к тебе спиной, быстро пошел прочь.
- А с чего бы, а? С чего мне врать? – с каждым его шагом ты все больше повышала голос. И наплевать было на постояльцев и всех тех, кто грел уши у дверей. Надоело быть паинькой. – Если Ромка такой извращенец, если он совратил брата… А знаешь, как это называется? Инцест!!
Где-то за спиной хлопнула дверь, раздался окрик.
Наплевать.
В душе было пусто и холодно. Казалось, уже ничто не способно согреть сердце. Тебе нечего было терять, ведь у тебя ничего и не было.
- Замолчи! – Рыжик подлетел, схватил тебя за руку. – Не смей орать об этом на весь этаж!
Он потащил тебя за собой, и было бы смешно и нелепо сопротивляться, ведь он больше тебя в два раза.
- Скотина, мне же больно, - прошипела ты, когда мужчина втолкнул тебя в свою комнату. По инерции ты резко отлетела назад и стукнулась головой об шкаф. – Вот черт…
- Не надо, - сказал он, сжимая и разжимая кулаки. – Просто забудь.
Пораженная внезапной догадкой, ты уставилась в его странные водянистые глаза:
- О, да ты все знал, не так ли? И для вас, членов группы, это не тайна, что один подставляет жопу для другого, да? Причем для брата? А может… Может, вы все вместе этим занимаетесь? Имеете друг друга?
- Что ты мелешь? – он скривился, отвернулся, но от тебя не укрылось, что его щеки покраснели. – Чушь какая-то…
Мысли в твоей голове скакали со скоростью света, и ты даже не замечала, что за слова срываются из твоих уст:
- Да ты ревнуешь! Тупо ревнуешь! Вот только кого? Сашку…или Рому?
Рыжик отшатнулся, и ты засмеялась – мстительно, злобно:
- Ну ясно… Ромку! Влюблен в него, что ли? Или у вас что-то было?
- Блять, я не знаю, чего я нянькаюсь с тобой, но меня вся эта хуйня заебала! Иди уже, вали, куда хочешь, и пизди, кому хочешь! Все равно этому ни хрена не поверят!
Он выволок тебя в коридор, и ты вздрогнула, когда услышала оглушительный хлопок дверью.
Мимо тебя прошел какой-то постоялец, удивленно посмотрел на твое зареванное лицо, но не сказал ни слова. А чуть дальше стояла молодая женщина, взволнованно прижимала руки к груди и чего-то ждала.
По полу гуляли сквозняки, и ты слышала, как завывает ветер, как капли дождя стучат в окна. Было холодно. Ты сжала плечи руками, прислонилась к стене, а потом и вовсе сползла вниз, опустилась на пол. Ничего больше не хотелось. Где то страстное желание причинить боль, заставить страдать, унизить, уязвить?
Да пошло оно все куда подальше…
Возвращаться в комнату, снова быть одной?
Слушать Zipp, слушать Ромкин голос, взывающий к прощению в твоей любимой песне?
Снова и снова думать об этом, вспоминать, видеть мысленно перед глазами, как браться целовали друг друга, сходить с ума от этих мыслей?
Ну почему так?
Почему-почему-почему?..
Какие же вы глупые, девчонки и мальчишки, желающие оказаться рядом с ними, рядом со своими кумирами, чтобы хоть на некоторые мгновения стать частью Zipp…
Сейчас ты все бы отдала, чтобы вернуться назад, к своей прошлой жизни, и жить, упиваясь иллюзиями.
И ведь самое страшное, что они не были плохими, нет… Было бы слишком просто навесить клише, и дать четкое определение. Саша, Ромка – самые обычные, земные, со своими заморочками. Были у них слабости, и, может быть, в любви они несколько оригинальны, когда выбирают партнеров, и… да, не идеальны, конечно, так ведь идеальных людей и не бывает в природе.
Чего же ты сидишь тут и льешь слезы?
По чему? По своей мечте?
Ты откинула голову назад, закрыла глаза, желая забыться.
Да, по своей мечте… Наивно, может быть, но разве кто может запретить мечтать?..
Рома.
Кутаешься в плед, сидя возле камина. Странно, а сначала ты даже не обратил внимания на старинные кованые изразцы и тепло живого огня. Кто его разжег, когда?
Но тебя, чувствительного к красоте, трогает все до мелочей. И запах дерева, и яркие блики на стенах, и мягкий ворс теплой накидки.
Наклоняешь голову, потираясь щекой о светлый мех.
За окном так холодно, а здесь, в тишине номера – уютно, светло. Как будто весь мир сжался до размеров этой самой комнаты, и никого не осталось, кроме тебя и брата.
Сашка стоит в дверях, задумчиво смотрит:
- Ты похож на кошку.
Улыбаешься, чуть поворачивая голову к нему:
- На кошку, которая гуляет сама по себе?
Это подразумевалось, как шутка, но брат хмурится, быстро подходит к тебе, опускается на колени:
- Ромка, я не знаю, что сказать… Все запуталось. Мы ведь с тобой уже проходили через это, и чем все закончилось?.. Я не знаю, что нам делать.
- Что делать? Продолжать жить дальше, - легонько усмехаешься. Черт, ты чувствовал, что подобный разговор все-таки состоится. Слишком хорошо знаешь брата.
- Но… Посмотри на меня! Мы… мы уже давно не смотрим друг на друга, как братья, чего уж скрывать… Лично я…
- Лично я тоже!
- Не перебивай! Я, может, душу тут пытаюсь раскрыть, а ты, как обычно, лезешь со своими комментариями…
- Ох, конечно, конечно…
Серьезный момент упущен. Ты улыбаешься от уха до уха, глядя на сосредоточенное лицо Сашки.
- Не у всех же получается болтать без перерыва. На интервью и рта не даешь раскрыть…
- Все, молчу, молчу…
Теперь и Саша лыбится:
- И где воздух только умещается? Такой маленький, тощий… А язык без костей!
- Ну, все претензии к матушке-природе… Или к нашей… Ой, да! Молчу!
Зажимаешь рот ладонью и изображаешь, как запираешь его на воображаемый замок, а ключ выкидываешь за спину.
Сашка закатывает глаза:
- Ты как ребенок! Ром… Я не знаю, как жить без тебя, если ты уедешь, если ты влюбишься и решишь жениться. Но я в любом случае поддержу, потому что люблю тебя.
Трясешь его за руку, порываясь что-то сказать, но он ласково прикладывает палец к твоим губам.
- Подожди… Я хочу сказать, что во мне борются два чувства: с одной стороны я желаю тебе нормального будущего, с семьей, детьми и все такое, а с другой – я чертов собственник, и не представляю, как смогу жить без тебя. Потому что ты даешь мне силу, братишка, только благодаря тебе я верю, что мы с тобой горы свернем. Мне надоело притворяться. Я не смогу больше без тебя…
Впервые видишь брата таким растерянным. От сознания того, что этот человек, который всегда был примером и образцом для подражания, нуждается в тебе, теплеет на душе.
Да, и он не идеален…
- И ты даешь мне силы, - обнимаешь, крепко-крепко сжимаешь ладони за его спиной. И мысленно даешь себе обещание.
- Я просто боюсь, что у нас снова ничего не выйдет… Я не хочу тебя делить ни с кем, слышишь?
- Все зависит от того, чего хочешь ты.
Сашка становится вдруг серьезным – задумчиво смотрит, обводит пальцами контур губ, и ты начинаешь понимать, что он, твой брат, боится. Он, такой уверенный в себе, насмешливый, жесткий, сейчас волнуется и переживает, как на первом свидании. И боится, что ему ответят отказом.
- Я люблю тебя, дурачина! Стал бы я так лезть к тебе все это время, доводить…
- Не понимаю, как могу тебе нравится… У меня же ноги волосатые, и вообще…
Смеешься.
Смеешься искренне, закатывая голову назад, чувствуя, как на глазах выступают слезы.
- Эй, это не истерика, нет? А то я даже не знаю, что делать…
- Я люблю тебя! – твои глаза блестят, а голос вибрирует от эмоций. – И я готов пойти на все, скрывать правду от всех, лишь бы ты меня не отталкивал, как прежде.
- И что же? Снова скрываться? – хмурится брат.
- А у нас есть выбор? Если мы хотим сохранить то, что имеем… Хотя моей репутации уже вряд ли сможет что-то навредить…
- О да! А впрочем, какая разница? Будем жить, как жили прежде…
…
А утром – синяки под глазами, зацелованные, почти до неприличия припухшие губы, и вид, говоривший, что ты не только провел ночь любви, но и отдавался кому-то, причем не один раз.
Ладонь на холодном окне – проводишь пальцами, лениво улыбаешься, вспоминая события ночи.
Сашка смотрит на тебя абсолютно сытым взглядом темных глаз:
- Ну что, бро, пора выбираться из берлоги?..
Юля.
Это не было похоже на обычный ночной кошмар. Когда сознание хоть немного стало проясняться, и перед глазами всплыли образы, все, что ты почувствовала – не радость от того, что страхи остались позади, а новый виток боли. Уж лучше было бы остаться в спасительном неведении сна…
Ломило тело.
Ноги затекли от неудобной позы, и ты со стоном вытянула их, недоумевая, почему же ты спала…сидя.
- Эй, малышка, с тобой все хорошо? Как ты сюда попала?
Голос – смутно знакомый, тон обеспокоенный, осторожный. Это ты еще могла уловить остатками уплывающего сознания. И если бы так сильно не болела голова, и не ломило глаза от яркого света, ты наверняка бы сделала одолжение и взглянула на собеседника.
- Ну же, Юль…
- По-моему, она накачалась.
От звука этого голоса тебя подбросило чуть ли ни на метр:
- Рома?
Ты широко распахнула глаза – малиновый ковер… Так, стоп. Пришлось задрать подбородок вверх, чтобы увидеть: над тобой возвышался Сашка – в свободных брюках, растянутой майке, которую ты люто ненавидела. Эти мелочи почему-то сразу зафиксировались в памяти. Он держал в руках очки, вглядывался в твое лицо, хмуря брови.
А чуть дальше стоял его брат – Ромка запирал дверь на ключ, нервно оглядываясь через плечо. У него были смешно подвернуты штаны, и высокие в зеленую полосочку носки топорщились и выпирали из кроссовок. Нелепый такой – ты игнорировала Сашку, и смотрела только на Рому.
Нелепый, ребячливый, любящий все необычное, новое, не доверяющий никому на свете, кроме брата… Такой сложный, гордый, очень ранимый… Такой талантливый… Такой необыкновенный.
В сердце разливалась странная сладость – ты прижимала руки к груди и безмятежно улыбалась. Как будто не сидела на полу перед дверью Рыжика, как будто не провела ночь в коридоре, задремывая и впадая в короткое забытье, словно была бездомной или нищенкой.
Томительная сладость, тепло, нежность…
Вот так просто – как будто пелена с глаз пала, и ты оказалась наедине с истинными чувствами.
Ты просидела бы так вечность, если бы Сашка хорошенько не тряхнул тебя:
- Уже не знаю, что и думать… Юля!
- Да? – оказалось, очень трудно сфокусировать взгляд на нем.
- Пойдем… Здесь полно папарацци, а ты сидишь на полу… Что с тобой? Ты курила что-то или принимала таблетки?
Бережно поддерживая за талию, Саша приподнял тебя, помог сделать несколько шагов.
- Нет, - тихо ответила, понемногу возвращаясь в реальность. Ромка стоял позади и кутался в длинный шарф. Тоже полосатый.
- Тогда почему?
В этом коротком и емком слове – «почему» - было столько вопросов, столько интонаций… Боль, удивление, усталость, капелька равнодушия…
Ты улыбнулась, пожала плечами.
Какая разница – почему?
Главное, Ромка шел следом, что-то озабоченно шептал, покачивал головой и время от времени кидал на тебя неодобрительные взгляды.
Ей-богу, чувствовала себя преступницей.
В номере оказалось неожиданно и приятно тепло, уютно. В углу стоял столик с завтраком, а у стены ждала разобранная постель. Мягкая перина так и манила прилечь.
- Тебе нужно отдохнуть, - Саша остановился, развернул тебя лицом к себе: убрал упавшие на лицо прядки волос, улыбнулся. Чуть наклонился, видимо, желая поцеловать, но ты отклонилась в сторону.
И успела заметить, как скривился Воробьев-младший.
- Мне пора идти.
- Что? Куда?!.. Юля, ты с ума сошла?
Барабанщик крепко держал за руку, не давая пройти.
- Куда тебе понадобилось уходить?
Долго-долго смотрела на его руку – сильную, смуглую, покрытую темными волосами, всю в царапинах, ссадинах от ногтей – руку уверенного в себе мужчины.
- Домой, - ответила ты.
В номере воцарилась звенящая тишина. Только было слышно, как ветер задувает в окна, да громко колотится сердце.
Без слов Саша отпустил тебя – просто отошел в сторону, к брату. А ты в который раз удивилась их полной гармоничности как внутри, так и снаружи.
Ромка сжал Сашкину ладонь, с тревогой и мольбой взглянул в его глаза.
Ответом снова была тишина.
А ты просто пошла к дверям. И лишь на пороге обернулась, чтобы запомнить, как Сашка ласково гладит ладошку младшего брата.
…
А дальше началось сражение со словом НИКОГДА.
Никогда не жалеть.
Никогда не вспоминать.
Не думать.
Разумеется, быстро уйти не удалось: пока вещи собирала, пока меняла билет, пока передавала дела Кристине… Кстати, эта девушка, по-видимому, единственная, кто расстроился. Ну вот, а ты всегда ее недолюбливала и чуточку ревновала.
Если была бы возможность, ты уехала бы сразу.
Даже если бы пришлось ждать в аэропорту… На улице… Под дождем…
Да какая разница? Где угодно, уж лучше там, в дружеском холоде, чем во враждебном тепле.
Ромка нацепил на лицо маску отчужденности: странно, но ему она шла лучше, чем наигранная грусть. Он просто пожал плечами и пожелал тебе счастливого пути.
Что ты для него? Очередная галочка напротив фамилии в списке.
А что ты для Саши?
У вас с ним не случилось никаких объяснений: так ведь бывает только в дешевых мелодрамах, где герои расстаются столь часто. Какой смысл теперь-то играть в эти игры?
Ну да, сначала была заинтересованность, влечение. Что-то он в тебе увидел, разглядел, раз предложил остаться рядом. Он не раз повторял, что твои глаза похожи на Ромкины, только вот отражается в них куда больше непосредственности и нежности.
А раз теперь есть оригинал – зачем держать при себе жалкую копию?..
Он даже не снял очки, прощаясь. И это больно укололо.
- Наверное, ты права – так будет лучше сейчас для нас… Хотя…
- Нет.
Больше играть с собой ты не позволишь. Ни ему, ни его брату, который стоял рядом, молча прожигая тебя взглядом невыносимо-голубых глаз.
И у тебя его глаза? Его?!
Смешно…
Они уже отгородились от тебя вечной стеной «поклонник-кумир».
- Юль…
- Пока. Счастливо вам.
…
Ну а что было дальше?
Дальше – самолет, давление, суета московских улиц. Задержаться? Может, остаться?
Предательская дрожь и непрошенные воспоминания.
И минутная слабость, когда хотелось остановиться, сползти по стене вниз, не думая ни о чем, выплакать все слезы.
И где-то глубоко в подсознании была мысль, что так, как было, уже не будет никогда. Не будет этих беспокойных дней, проведенных в суете, не будет адреналина предвкушения, восторга после концертов, минут единения. Теперь все это позади. И ты сама от этого отказалась.
Грязь и сутолока вокзала, сумки наперевес, тесное купе. Ты ехала домой.
Ты возвращалась к себе.
Долго не могла заснуть, глядя в темное окно. А потом вставила наушники в уши, включила плеер и в последний раз слушала, как Ромка поет своим теплым приятным голосом – «Прощай».
…
Серьезно, музыку ты больше не слушала. Вообще. И совсем не интересовалась деятельностью группы Zipp. Пришлось удалять кучу файлов с компьютера, и, кстати, освободилось много памяти.
Никто не ожидал, что ты вернешься – ни мама, ни друзья. Но все искренне были рады тебя видеть снова – так и забрасывали вопросами о мире шоу-бизнеса, просили рассказать какие-нибудь занимательные истории. Ты улыбалась, что-то говорила, стараясь не касаться самого больного.
Нормально. Этого следовало ожидать. Не прятаться же теперь всю жизнь!
Только Наташке врать не хотелось. Подруга молча выслушала тебя по телефону, а затем произнесла:
- Не случайно все, да? Ну и ладно. Значит, не на своем месте была. Только не вспоминай, больнее будет.
Оказывается, что гораздо проще – уходить, чем оставаться потом один на один со всеми этими воспоминаниями. Пока в крови адреналин, пока сердце горячее, ты легче переживаешь самые острые моменты в жизни, но стоит только тяжелым дверям прошлого захлопнуться, боль возвращается. Она вгрызается в каждую клетку, ты вдыхаешь ее вместе с воздухом, запиваешь с водой. Боль в твоих мыслях, в твоих глазах, в каждом произнесенном тобой слове. Остывает сердце, и весь кураж уходит. Смотришь на жизнь со стороны – и тебе кажется, что она похожа на череду черно-белых слайдов, которые кто-то перепутал и расставил в сумасшедшей последовательности. И никто не привнесет в твою жизнь упорядоченность.
Да и не хочется ничего.
Ты стала больше писать. Тебе и раньше нравилось сочинять рассказы, но теперь, когда ты через столько прошла, они стали нести более глубокий и острый смысл. В словах ты выплескивала переживания, и, пропуская через себя написанные строчки, раз за разом ощущала глубокое моральное успокоение.
Раз отослала по электронке Наташке парочку своих рассказов. А уже через месяц подписывала контракт с издательством на публикацию твоих произведений в журнале.
А через год разговаривала со своим агентом о выпуске книги.
Вот так ты снова попала в этот мир.
Вот так снова стали появляться давно знакомые люди в твоем окружении. Ты желала бы изменить свою внешность, чтобы не было так часто произнесенных слов:
- Юля! Привет! Ты теперь рассказы пишешь? Ну молодец! Все-таки не зря спала с Воробьевым! Идешь вверх по карьерной лестнице!
Откровенный стеб, насмешки, желание уколоть, причинить еще больше боли. Прошлое не стирается, не забывается. Тебе не прощали, что ты была любовницей Воробьева Саши, и газетные статьи, выходящие под красноречивыми заголовками – «Из грязи в князи», «Талант не пропадет», «Начни карьеру с малого» и тому подобное, заставляли тебя сжимать кулаки от злости.
Ну почему от тебя никто не отстанет?..
Наташка приводила твои счета в порядок и говорила, что все это лишь признак увеличивающегося интереса к твое персоне.
Скажем, ладно, без Наташки вообще ничего бы не было… Не было бы ни того концерта в декабре, ни Сашки, ни контрактов…
Она пожимала плечами и говорила:
- Забей, крошка!
И ты закрывала дверь комнаты, уединялась в своем маленьком мирке, и снова набрасывалась на компьютер. Куча идей, миллион сложившихся историй в голове. Не хватало пары рук, чтобы все это записать, зафиксировать, возникало чувство, будто ты захлебываешься своими мыслями, не успеваешь за ними. И тогда требовалась пауза – ты отключалась, перестраивалась, а потом в голове снова всплывали фразы, диалоги, и ты тут же начинала записывать, боясь, что мысль уйдет.
Ты редко ходила на всякие тусовки. Тебя, скорее, можно было увидеть, гуляющей в полном одиночестве в парке или на берегу реки. Еще ты любила ездить в другие страны. Страсть к приключениям, к ярким моментам была жива всегда, и только сейчас ты смогла воплотить свои мечты в реальность – горы Тибета, пустыни, холмы Лос-Анжелеса. И мир такой огромный…
Множество новых знакомых, новых идей. Ты почти не появлялась в Москве, передала все дела Наташке – пусть решает. Только ежедневно скидывала ей по почте новую порцию своих идей, изложенных красиво, тонко, с легким юмором. Ты совершенствовала свой стиль написания, тебе нравилось то, чем ты занималась. Ни одно другое дело – ни ужин в дорогом ресторане, ни опера, ни секс с мужчиной – не могли дать тебе того, что давало творчество. Когда ты подходила к компьютеру, тебя охватывала дрожь, как у маньяка, как у нимфоманки перед половым актом. И всегда было мало.
И всегда хотелось еще больше.
Одержимость?
Очень может быть…
Проходило время, и образы прошлого постепенно стирались из памяти. И казалось, что и боли совсем нет. Словно это была не ты – а совсем другая девчонка, наивная, молодая, недавно столкнувшаяся с жизнью.
Ты с кем-то встречалась, расставалась, плакала, смеялась, снова и снова бросалась с головой в очередную жизненную авантюру, приезжала домой, к маме, которая теперь гордилась тобой, и отдыхала, набираясь сил для нового рывка в Москву. И там – сотни лиц, узнававших тебя на улице, просьбы сфотографироваться, премьеры, премии, встречи, договоры, ужины…
Мегаполис снова принимал тебя измученным чревом – дрожал, манил, обещал, соблазнял, а ты шла на поводу.
Даже не верилось, что все успело вырасти до таких размахов за…всего за пару-тройку лет. А Наташка лукаво поднимала брови:
- Видишь, какая я молодец?
Ты смеялась и обнимала подругу. Только смотрела не нее совсем иным взглядом. Ближе ее у тебя все равно никого не было, так почему бы и не…
Стоп! Ты снова засмеялась над своими мыслями. Ну взбредет же что-то в голову, а?
Ладно бы фантазии оживали только в книгах, но в реальной жизни?..
До сих пор тебя привлекали только мужчины. Но мысль о том, что между тобой и Наташкой что-то может быть, не вызывала отвращение. Наоборот, притягивала, заставляла подолгу смотреть на нее, воображать, какая она – нежная ли, страстная?
В конце концов, почему бы и нет? Ведь бывает такое, что даже братья…
Отклик воспоминания болью отозвался в груди.
Братья Воробьевы… Zipp…
Только сейчас это была совсем другая боль – менее острая, менее страшная. Может, покрытая пылью времени, с прослойками из нового опыта и нового взгляда на мир. Ты помнила, как было тяжело в первые месяцы, как ты старалась уйти от воспоминаний, забыться. Страдала конечно, как бы ни пыталась спрятаться.
И сейчас, когда жизнь снова забила ключом, когда каждый день для тебя наполнен новыми делами, открытиями, надеждой, ты почему-то вновь ностальгируешь.
С грустной улыбкой вспоминаешь Сашку – его искренний, заразительный смех, гримасы, подколы над Темой, ваши с Кристиной перепалки, суету перед концертами, огонь триумфа в глазах Ромы, его милую детскую улыбку, непосредственность.
Как черно-белые слайды на старой пленке.
Нет, уже не ранило то самое воспоминание о мужчинах, сжимающих друг друга в объятиях. Даже спустя время ты будто наяву видела их поцелуи и бережные движения, слышала стоны, ласковый шепот.
Да, конечно, за эти годы ты видела многое, но эта страсть, эти отношения казались самыми чистыми и правильными из всех.
Если не жил рядом с ними, с этими братишками, не понять.
А вот ты, спустя несколько месяцев после отъезда домой, поняла, что с Сашей у вас в любом случае ничего бы не получилось: не тот он человек, чтобы быть верным и преданным. Для него любая девушка всегда оставалась бы на втором месте – после брата. Так что на самом деле ваше с ним расставание было вполне закономерно.
И ты никогда раньше не сомневалась в правильности своего выбора.
А вот если бы задали вопрос сейчас, ты бы задумалась. Верно говорят: чтобы не жалеть о неиспользованных шансах, надо идти до конца. И фразу «если любишь, то отпусти» придумали слабаки. А ты поверила.
Странно, но в последнее время ты не только ничего не слышала о них, но и не видела, не встречала никогда. А ведь должна была бы – ну хоть когда-нибудь, потому что мир на самом деле не такой уж и большой. А здесь – пустота, забвение.
И страшно от этого.
До дрожи вдруг захотелось услышать Ромкин голос. Хоть какую-нибудь песню. Но, обыскав все полки, вспомнила, что диски ты выкинула.
Интернет не хотел грузиться – в этом отдаленном районе Москвы он вообще работал плохо – ты целый час чертыхалась и насылала проклятья на свой компьютер, хотя он-то как раз и не был виноват. Когда на экране появилось очередное сообщение о том, что соединение потеряно, ты психанула, надела куртку и выбежала из дома.
Что угодно, только бы не сидеть на месте, сгорая от желания узнать что-нибудь о жизни Воробьевых, и невозможности его осуществить…
Кто знает, а может, ты просто бежала от себя и этих непрошенных, нежданных воспоминаний.
Октябрь…
Холодный ветер срывал листья с деревьев, забирался под одежду, вызывая мурашки на коже.
Как раз то, что нужно, чтобы остудить злость.
Ноги сами привели тебя к тому клубу. Сейчас уже не «IbiZZa», а как-то там еще. Да и не клуб уже вовсе, а бар с множеством желающих бесцельно прокутить вечер.
Ты не обратила внимания, просто поднялась наверх, охранник нахмурился было, но потом узнал тебя:
- О, моя жена ваша поклонница. Перечитала все книги, наверное!
- Спасибо. Передавайте ей привет.
Громкая музыка не для тебя сегодня. Ты прошла в бар, попросила текилы. Мужчина за столиком напротив заинтересованно наблюдал за тобой, улыбаясь, видимо, надеялся завязать знакомство, но ты отвернулась.
Не сегодня, нет. Это – ночь из прошлого. Это всего лишь сон.
Мужчины, женщины, влюбленные парочки… Они проходили мимо тебя, и казалось, что каждый оставляет отпечаток на душе.
Сколько пройдет времени, сколько надо выпить, чтобы заглушить, стереть наполняющие голову образы и силуэты?
Идешь в туалет, и вдруг в дверях сталкиваешься с высоким парнем.
- Извините…
На тебя в упор смотрят знакомые голубые глаза.
- Юля?
- Рыжик?! Антон!
Да, так и есть – его веснушчатое лицо, выбивающиеся из под капюшона золотистые волосы. Только вот глаза не горят, как раньше.
- Как же давно… Антон…
- Ну привет, - он усмехнулся.
Вот уж точно так не бывает на самом деле!
Пока не вспоминала о них, никого не видела, но стоило только дать слабинку – как бац! – Рыжик.
- Я давно тебя не видела.
- А я наслышан о тебе. Сказки сочиняешь?
- Эй, может, отойдете от туалета? – послышался голос за спиной, и огромный мужчина попытался бочком протиснуться мимо тебя.
- Да, конечно… Пошли в зал, что мы тут стоим-то…
Пока вы усаживались за столик, ты глаз не могла отвести от своего спутника. Как же он изменился… Эти перемены не сразу бросались в глаза, но были вполне очевидны – он стал крупнее, более грузным таким, мужланистым. В нем совсем не осталось юношеской порывистости. И нежности.
То, что цепляло в нем раньше, ушло навсегда вместе с блеском глаз.
- Рада тебя видеть, - улыбнулась, протянула руку, чтобы коснуться рукой его ладони. Он расслабился, рассмеялся:
- Эй, детка, соблазнить меня решила?
Ну хоть что-то осталось таким же – его язвительность. А то ты уж было подумала, что все это крупная подстава, и за плечом дежурит уродливая камера какого-нибудь папарацци.
- А то! Нормальных мужчин днем с огнем не сыщешь. Хорошо, что ты хоть подвернулся! Напою тебя и увезу с собой!
Рыжик дернул твою руку на себя и хитро сощурился:
- А вдруг я не буду против?
Пока официант приносил выпивку, вы молчали, а потом ты снова заулыбалась:
- Назад в прошлое… Ну что, за встречу?
Текила была мягкой и ароматной. Ты с удовольствием съела дольку лайма.
- Расскажи о себе. Как живешь? Я давно не слышала о Zipp. Вы играете? – стоило вспомнить про Сашу и Рому, лицо исказилось в мучительной судороге. – Как поживают братишки?..
Рыжик отставил пустую рюмку и внимательно посмотрел на тебя. Ты немного растерялась под столь пристальным взглядом, поерзала на сиденье.
- Ну и чего же молчишь? – очередная попытка улыбнуться провалилась. В душу закралось какое-то тяжелое предчувствие.
- А Ромка умер. Разве ты не слышала? Он попал в аварию. Месяцев девять назад, наверное. Да, как раз была весна, еще такая дурацкая погода – слякоть ужасная, дороги мокрые…
- Что?..
Так бывает, когда удар обрушивается не сразу – не успеваешь переварить, осознать, принять. Перехватило дыхание, кровь резко прилила к щекам. Ты смотрела на бывшего басиста круглыми, абсолютно не понимающими глазами.
А Рыжик продолжал рассказывать – до того холодно-отстраненно, что тебе захотелось завизжать, заткнуть уши пальцами, лишь бы не слышать этих сухих слов.
- Он ехал домой один, возвращался на Сашкиной машине. И какой-то дальнобойщик на фуре не справился с управлением. Занесло. Потом оказалось, что водитель был бухой и задремал за рулем. Выехал прямо на встречку…
- Нет, не может быть… – шептала ты, качая головой из стороны в сторону.
- Разве ты не слышала? – вяло удивился Антон. – Тут «пираты» с ума сходили… До сих пор не верится, знаешь, что такой человек…
В его глазах промелькнула боль и тут же исчезла, как будто он научился хорошо ее прятать от посторонних.
- Продолжай. Я была в другой стране.
- Вобщем-то, и рассказывать больше нечего. Говорят, Ромку увезли на Скорой, особо ни на что не надеясь. Нам позвонили. Сначала Сашке – он ведь дома оставался, брата ждал… А Сашка мне потом. Мы с Темой рванули в больницу, а никого пускать не захотели. Санька только – он ближайший родственник, как-никак. Долго операция шла, но его сердце не выдержало. Врачи сказали, что слишком слабый организм. Рома так похудел в последнее время, почти ничего не ел, а работал на сто процентов.
У тебя из глаз катились слезы, но ты ничего не замечала. Слушать Антона было так больно, словно он ножом вскрывал рану у тебя внутри, резал медленно и неторопливо. Но прервать не хватало сил. Ты глотала воздух, задыхаясь, сжимала ладони. Весь мир сжался до маленького пятачка: здесь был только Рыжик, ты и ваша боль. И ваши воспоминания. На двоих.
- Я плохо помню, что было потом. Кажется, нас пичкали какими-то таблетками. В больнице было полно народу – все шумели, что-то кричали. А мы втроем – я, Темка, Сашка – обнимали друг друга и плакали. Вот и все. Я только боялся, что Санек что-нибудь сделает с собой – он невменяемый был. Тяжело было матери сообщать. Это мне пришлось делать. Я поседел, наверное, за эти три минуты. Я ее видел на похоронах – маленькая такая, и вся седая…
- Антон…
- Сколько народу было на похоронах… Я и не видел раньше столько. Даже на концертах. Тогда все не сознавал, мне рассказали потом. Люди помнят. Они до сих пор приносят цветы на могилу.
- А… Сашка?
- Сашка? – Антон дернул плечом, и уголки его губ опустились. – Он уехал домой. Так и не оправился. Понимаешь, никто не оправился. Оказывается, наш мир крутился вокруг одного человека, и пока он жил, мы этого не понимали. Я пробовал отпустить – не получается. И музыкой заниматься пробовал потом, но у меня отвращение ко всему. Слышу знакомые аккорды, где-нибудь услышу песню – и все как по новой, как будто вчера произошло. Санька жалко: он так любил своего младшего братишку… Я как вспомню, как они дурачились на последнем концерте…
Слезы все текли и текли, а боль не кончалась. Ты вся сжималась, представляя эмоции тех людей, кто окружал Рому всю жизнь, тех, кого он называл своей семьей. Ты вот знала Воробьева не так долго, а мир словно бы опустел без него.
- Где его похоронили?
Ты еще не решила – поедешь или нет. Ведь пока не увидишь собственными глазами, человек будет жить. И можно будет вообразить, что это все – неправда, что братья живут в каком-нибудь тихом уголке России, и так же любят друг друга. Отгородившись от всего мира, они теперь не шифруются, а спокойно принимают эти свои странные и запретные чувства.
За окнами была глубокая ночь. Пока ты ждала такси, со страхом всматривалась в темные проемы: чудилось, что кто-то стоит рядом, чья-то невидимая тень мешает вздохнуть.
- Ты пиши… И звони, хоть иногда, - протянула Рыжику записку с номером своего телефона. Он автоматически сжал ладонь. – Ну а сам как? Женился на Лизе?
- Нет. После… После того, как Ромки не стало, все потеряло смысл.
Ты ничего не ответила, просто встала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
А когда уже ехала в такси, думала о том, что Рыжик опускается, превращается в пьяницу, пустого человека, живущего прошлым. Его бог умер. Так, как прежде, не будет уже никогда.
Будет ли завтрашний день иметь тот же смысл, что и сегодняшний? Пока остры переживания, надо дать им перегореть прямо сейчас.
- Подождите… Мне нужно на Троекуровское кладбище.
- Что же раньше-то молчали…
Увидеть… Да. Чтобы убедиться, что все – не сон.
В конце концов, прошлое навсегда останется прошлым. Никогда не вернуть тех минут с Рыжиком в кафе… Как и не воскресить светлую улыбку Ромы Воробьева…
Ночью на кладбище вовсе не так страшно, как пишут в книгах и показывают в кино. Ты спокойно шла по рядам, благо, освещения было достаточно, и ты четко видела тропинку среди ухоженных или заброшенных могил.
Вот она – совсем недалеко, стоит в стороне от остальных, как бы отдельно. И аккуратный памятник с датами рождения и смерти. Ничего лишнего, просто множество живых цветов, множество свечей. Неровные блики освещали надгробный камень, и ты с волнением увидела, как на тебя смотрят Ромкины глаза – графитовый портрет получился таким живым и настоящим, что у тебя закололо сердце. От слабости ты опустилась на колени, провела рукой по кованой ограде.
- Ну вот… Ты же никогда не любил ограждении и запреты… Ромка…
Насколько близко ты знала его, чтобы вот так вот сейчас судить? Имела ли право, кем ты была для него?
Внезапно вспомнился Сашка и твоя жалкая ревность.
- Ром, прости меня, прости… Пожалуйста…
Единственное слово, которое ты могла повторять сейчас. Стояла на коленях прямо на холодной стылой земле, не ощущая ничего, кроме разрывающего изнутри чувства вины.
- Прости меня…
И плакала. Слезы жгли, как расплавленная сталь.
Прости за то, что отнимала у тебя брата, хотя знала, как сильно ты его любишь. Прости, что ворвалась в вашу с ним жизнь, прости, что была рядом, хотя ты и не желал этого, а просто шел на поводу у Сашки. Прости за то, что мир такой несовершенный, и ты так и не смог обрести успокоение в нем.
Прости меня, что так и не смогла тебя понять… Я всего-то хотела получить свой кусочек счастья.
Но у меня не поднялась бы рука, если бы я знала, что отнимаю это счастье у тебя.
Прости…
Ты ничего мне не обещал, но столько подарил… Твои песни заставляли меня бороться тогда, когда сил уже не хватало. Я всегда верила…
И не успела сказать…
На востоке начинало светлеть небо, и где-то просигналила машина. Среди абсолютной пустоты в голове ты поймала себя на мысли, что было бы здорово, если бы кто-нибудь сильный, мудрый подошел сейчас к тебе, погладил по головке, поднял и увел с собой, прошептав, что все будет хорошо. И не было бы нужды оглядываться на прошлую жизнь и считать ошибки. И думать о том, как бы все обернулось, если бы не…
- Эй, дамочка, а что вы тут делаете? Ночью приехали, что ли? Погляди ж…
Уборщик волочил за собой мешок листьев и мусора, бормотал под нос и старался идти прямо. От него сильно разило перегаром.
- Он и в жизни, говорят, был разбойником… Сколько народу приходит, и каждый норовят свечку зажечь. Тушишь тут все, думаешь, опасность пожара не грозит, а тут еще кто-нибудь зажжет. Разбойники… Сил на вас никаких…
…
«Не смотри на меня, подожди.
И не надо смеяться сейчас.
Я хочу лишь сказать – прости…
Эти слезы мои – о нас.
Ты закрой на минуту глаза,
Разреши мне чуть-чуть поболтать.
Я боюсь не сказать те слова,
О которых поклялся молчать.
Ты всегда стремился к мечте,
Шел за нею, игрался с судьбой.
Я обязан был удержать,
Просто крикнуть тебе – постой!
И не надо мне объяснять,
Если хочешь – пойду за тобой.
Если скажешь, я стану всем лгать.
Только ты останься со мной.
Загляни на секунду в глаза,
И сожми мне ладонь посильней.
Я иду – а ты ждешь меня?
Просто дай мне знак поскорей.
Этот мир без тебя – не мир.
С нетерпением жду конца.
Я давно уже не живу.
Я устал от страданий и зла.
Наша песня еще на слуху
Ты писал ее для меня.
Там слова есть – «я помогу»…
Где ты пел обо мне – «прощай».
Саша Воробьев. Май, 2012.
Рома. Март, 2012 год.
- Вы в ответе за тех, кого сотворили, кого приручили, и не надо сейчас отнекиваться! – Настя так возмущается и размахивает руками, что сейчас, кажется, разобьет окна, на хрен, в Сашкиной тачке… А ведь я обещал привезти ее в целости и сохранности…
- Я и не отнекиваюсь. Просто знаю, что все забывается. Годок не увидишь наши счастливые лица – и забудешь, кто такие Zipp.
- Ни фига! Я вот слушала Нирвану и до сих пор тащусь от их песен.
- И я тоже…
- Вот видишь! – она торжествующе тычет пальцем вверх, и мне не остается ничего другого, как согласиться.
- Ладно, убедила. Есть что-то, что нельзя забыть и вычеркнуть из истории. Курта Кобейна, Металлику, Led-Zeppelin…
- Zipp…
- Мы еще не доросли до таких высот, - смеюсь. Послушал бы ее братец, ей-богу…
- Ром, ты или прикалываешься сейчас, или серьезно себя недооцениваешь.
Я прищуриваю глаза:
- Значит, умение трезво смотреть на вещи называется теперь «недооцениванием себя»?
- Меня радует, что ты хотя бы не стебешься надо мной.
- Ой, что ты, я далек сейчас от этого.
- Ром, преданность – не пустое слово. Если ты столько вложил в своих фанатов, если ты подарил им целый новый мир, то ты не имеешь права говорить о забвении. Я ни за что не поверю, что ты не веришь, потому что ты все это создавал и нес с собой свет для нас.
Бессонная ночь дает знать, и я сейчас с трудом концентрируюсь на дороге. Кофе бы… Ладно, вот приеду домой, и выпью.
- Так, где тебя высадить? – напоминаю своей случайной попутчице, по совместительству оказавшейся фанаткой Zipp.
- Заболтались, блин! За поворотом тем, ладно? Где знак «Макдоналдс»… Слушай, спасибо тебе огромное! Вот уж не ожидала, что именно ты откликнешься на просьбу… Если бы не ты…
- Пришлось бы идти пешком! – заканчиваю за нее хвалебную речь. – На концерт приходи. Найдешь Кристину, напомни ей про эту дорогу и наш спор. После концерта поболтаем еще.
- Договорились! – Настя улыбается и уже держится за ручку двери. – И подумай о моих словах. «Пираты» не дремлют.
Усмехаюсь и сигналю ей. Сквозь дождь и туман едва различаю маленькую фигурку в синей куртке. Девушка машет мне рукой, а потом исчезает из поля зрения.
Быстрая какая…
««Пираты» не дремлют», ха… Но она права, мы многое вложили в фанатов, чтобы так просто от этого отказаться. Без них мы не добились бы, чего имеем. Стоит уйти в тень хотя бы на год, и многие забудут, но самые близкие, самые родные всегда будут помнить. Как помнят Курта Кобейна. Нет, нет, ни за что… Чего бы мне это ни стоило…
Вспоминаю, как год назад хотел забить на все и на всех, потому что публикации в газетах и интернете о личной жизни не давали вдохнуть свободно. Нам с Сашкой приходилось скрываться тогда пуще прежнего, потому что фанфики и слешерские рассказы подкидывали пищу для ума. Особо одаренные и прозорливые давно спрашивали друг у друга: а почему братья Воробьевы живут до сих пор вместе, почему у них нет девушек? И крысы стали рыть носом землю. Что было бы, если бы они просекли, не представляю…
Уйти в тень, спрятаться – заманчиво, но когда я думаю о тех, кого оставлю, предам своим уходом, становится так мерзко на душе. Нечего малодушничать.
Сашка бы точно сейчас отвесил мне подзатыльник и отправил спать, чтобы всякие левые мысли не вертелись в голове.
Да, спать пора… Кто же знал, что вечеринка так затянется… Интересно, а брателло ждет или дрыхнет без задних ног?..
Хоть бы ждал…
Не забыть ему рассказать об этой фанатке Насте, которую подвозил, и о ее словах – то-то он порадуется за «Пиратов»!
Вообще, лучше бы записать все, а то, к чертовой бабушке, забуду, пока еду. Эта дорога выматывает, ужас просто. Ползешь, как червяк, и скорость не прибавишь – скользко, вашу мамашу… Но где у Санька тут ручка и бумага… И есть ли… Может, в бардачке посмотреть?..
Черт, что за идиот врубил «дальники»?! Ни хрена же не видно! Этот свет не дает покоя…
Один только свет впереди…
72
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги