Конец игры

Глава десятая

– Он сорвался с крючка, Смитти, – сообщил Римо. – Но я знаю, кто это.

– Кто? – спросил Смит. Его компьютеры смогли обнаружить дом в Малибу, но так и не смогли выяснить имя его владельца.

– Абнер Бьюэлл.

– Тот самый Абнер Бьюэлл? – удивился Смит.

– Просто, – ответил Римо.

– Просто?

– Он просто Абнер Бьюэлл. Вот все, что я знаю. Я не знаю, тот самый ли он Абнер Бьюэлл. Я даже не знаю, кто такой тот самый Абнер Бьюэлл. Просто Абнер Бьюэлл. Но, по-моему, я знаю, куда он отправился. Мы идем вслед за ним.

– Мы?

– Я и девушка, которая со мной.

– Она знает, кто вы?

– Нет. Она думает, что я работаю на почте. Нет, в телефонной компании.

– Избавьтесь от нее.

– Она знает голос Бьюэлла.

– А вы знаете его имя. Я уверен, что вы во всем разберетесь сами, когда его повстречаете. Избавьтесь от нее.

– О'кей.

– И где сейчас Бьюэлл? – спросил Смит.

– По-моему, у него дом в Кармеле. Это в Калифорнии.

– Посмотрим, смогу ли я его найти, – произнес Смит и начал играть клавишами компьютера. – А знаете, как мне удалось обнаружить его адрес в Малибу?

– Нет, – сказал Римо.

– Хотите узнать? – предложил Смит.

– Ни капельки, – отказался Римо.

Смит фыркнул.

– Вот адрес в Кармеле. Скорее всего, это он и есть.

– Что ж, попробуем, – сказал Римо, и Смит назвал адрес.

– Кстати, Римо. У Бьюэлла очень интересная биография. Вас это интересует?

– Нет.

– Прошу прощения, – сказал Смит.

– Не стоит, – ответил Римо.

– Что не стоит?

– Послушайте. Вы спросили меня, интересует ли меня биография Бьюэлла. Я сказал, нет. Надо ли еще больше усложнять?

– Думаю, нет, – помолчав, ответил Смит.

– Ну, значит, решено, – сказал Римо.

– Запомните хорошенько. Этот человек способен развязать третью мировую войну. Он к этому приблизился почти вплотную за последние несколько дней. Ситуация требует принятия крайних мер, – сказал Смит.

– Вы хотите сказать, чтобы я сделал из него паштет?

– Я хочу сказать, что вы должны гарантировать, что он никогда этого не сделает.

– Это одно и то же, – заметил Римо. – Всего хорошего.

Памела Трашвелл была недовольна.

– Прости, пожалуйста, – твердо произнесла она со своим самым хрустящим британским акцентом, – но я еду с тобой.

– Нет не едешь. Я справлюсь один.

– Нет, благодарю вас покорно. Но я сказала: я еду.

– А я сказал: не едешь, – ответил Римо.

– Тогда я созову журналистов и расскажу им обо всем, что происходит. Как тебе это понравится?

– Ты не станешь этого делать.

– А как ты собираешься меня остановить? Убьешь?

– Это мысль, – согласился Римо.

– А как это понравится твоему начальству? – поинтересовалась Памела.

– Когда ажиотаж немного уляжется, они поднимут цену на почтовые марки. Они всегда так поступают.

– Ты говорил, что работаешь в телефонной компании, а не на почте.

– Я хотел сказать, цену за телефонные переговоры, – поправился Римо.

– Ладно, – сказала Памела. – Поезжай. Ты мне не нужен. Я найду попутку и поеду сама по себе.

Римо вздохнул. И почему в последнее время все стали такими упрямыми? Куда подевались женщины, во всем с вами соглашающиеся и поступающие так, как вы этого хотите?

– О'кей. Можешь ехать со мной. Это, похоже, единственный способ не дать тебе вляпаться в беду.

– Только веди машину поосторожнее, – предупредила его Памела.

– Обязательно. Обещаю, – сказал Римо.

А еще он пообещал самому себе, что когда настанет подобающее для этого время и он прикончит Бьюэлла, тогда он просто оставит Памелу где-нибудь на обочине и навсегда распрощается с ней.

Когда они выехали из Малибу и поехали на север вдоль побережья, Памела спросила:

– Почему ты передумал?

– У тебя симпатичная попка.

– Какая идиотская причина.

– Вовсе нет, если ты – любитель попок.

– А кому ты звонил? – допытывалась Памела.

– Маме, – ответил Римо. – Она всегда волнуется, когда я уезжаю из дома надолго. Она переживает о том, как дождь, и снег, и мрак ночи мешают мне вовремя разнести все письма.

– Ты опять про почту, – заметила Памела.

– Не придирайся, – отмахнулся Римо.

Мистер Хамута остался один в доме в Кармеле. Дом стоял между океаном и живописным прибрежным шоссе, растянувшимся через город на четырнадцать миль. Добраться к дому от массивных запертых ворот можно было по длинному извилистому подъездному пути.

Когда Бьюэлл и Марсия уезжали, рыжеволосая красавица спросила:

– А не оставить ли нам ворота открытыми?

– Нет, – ответил Бьюэлл.

– Почему нет?

– Потому что ворота запертые или не запертые – его не остановят. Но если мы оставим их незапертыми, он может заподозрить ловушку. Вы со мной согласны, мистер Хамута?

– Всей душой, – поклонился Хамута.

Разговор происходил в комнате второго этажа. Огромные окна были открыты, Хамута сидел в глубине комнаты, укрывшись от яркого дневного света. Снаружи его видно не было, но он прекрасно видел и дорогу, и ворота, и дорожку от ворот к дому.

– А если он проникнет в дом со стороны океана? – спросила Марсия.

– В доме есть телекамеры, а перед мистером Хамутой стоит монитор, – ответил Бьюэлл. – Он может увидеть все, что происходит и со стороны океана.

Он указал на маленький телевизор, который незадолго до этого установил в комнате. На экране была видна панорама участка тихоокеанского побережья.

– Все это меня вполне устраивает, – сказал Хамута. Он был облачен в строгий костюм-тройку. Жилет был застегнут на все пуговицы, рубашка – белоснежная, галстук завязан безупречно, а узел заколот золотой булавкой. – Вы не желаете остаться здесь и получить удовольствие?

– Там, куда мы отправляемся, установлены телемониторы, подключенные к здешним камерам. Мы все увидим на экране.

– Очень хорошо. Запишите для меня на видеопленку, – попросил Хамута. – Я буду наслаждаться этим зрелищем, когда вернусь в Великобританию.

– Вы обожаете кровь, да, мистер Хамута? – спросил Бьюэлл.

Хамута не ответил. Честно говоря, он считал, что этот молодой американец слишком невежествен и слишком вульгарен, чтобы удостаивать его словом. Кровь. Что он знает о крови? Или о смерти? Этот юный янки создает игры, в которых механические существа умирают десятками тысяч. Разве испытал он когда-нибудь что-то похожее на то возбуждение, которое наступает тогда, когда идеально нацеленная пуля валит живую цель на землю затем, чтобы последующие пули, столь же идеально нацеленные, нашпиговали тело, как рождественского гуся?

Держал ли когда-нибудь Бьюэлл палец на спусковом крючке, смотрел ли вдоль ствола идеального оружия, и в тот момент когда палец с силой в мельчайшие доли унции давит на спусковой крючок, испытывал ли ощущение, что перестаешь быть смертным, а становишься богом, наделенным властью над жизнью и смертью? Что знает это ничтожное существо о подобных вещах – он, с его детскими видениями, воплощенными в фантастических играх?

Мистер Хамута думал обо всем этом про себя, но вслух ничего не сказал. Он молча наблюдал за тем, как Бьюэлл и женщина – странная женщина, далеко не такая глупая, как кажется, – прошли по длинной извилистой дорожке к шоссе, где стояла машина.

Хамута был рад, что остался один, ему хотелось в тишине насладиться предвкушением того, что будет, хотелось обдумать, как и куда он всадит пули. Мужчина – более значимая цель, так что с мужчины он и начнет. Он всадит пулю в колено. Нет, в бедро. Ранение в бедро более болезненно и более надежно остановит мужчину. Потом он одним выстрелом просто уберет женщину, вернется к мужчине и нашпигует его пулями. Так гораздо увлекательнее. Бьюэлл ошибается. Смерть ради смерти Хамуту не интересует. Его интересует убийство ради убийства. Сам акт убийства чист и драгоценен.

Когда вечерние тени начали удлиняться, Хамута достал оптический прицеп из шкатулки, изнутри обитой бархатом, и аккуратно приладил его к винтовке. С помощью увеличительного стекла он тщательно подогнал едва заметные черточки на прицеле к таким же пометкам на самой винтовке – теперь он мог быть уверен, что прицел его не подведет. Это было специально сконструированное оптическое устройство, способное подавать даже плохо освещенные предметы так отчетливо, как если бы они были освещены ярким полуденным солнцем.

Установив прицел на место, Хамута снова сел, положив винтовку на руки, как ребенка, и принялся ждать.

Сначала мужчину. Вне всякого сомнения, сначала мужчину.

В трех тысячах миль оттуда Харолд В. Смит проглядывал распечатку, выданную компьютером в ответ на запрос об Абнере Бьюэлле.

Великолепен. Несомненно великолепен.

Но неустойчив. Несомненно неустойчив.

Компьютер выдал список объектов, которыми владел Бьюэлл, и компаний, в которых он был инвестором. Длинный список, скрывающий суть жизни этого человека, а суть его жизни – скука, подумал Смит.

В конце распечатки содержался один маленький пунктик. Он гласил, что некоторое время тому назад в компьютерной системе, обслуживающей правительство Великобритании, произошел сбой, в результате чего Великобритания едва не объявила о своем выходе из НАТО и едва не подписала договор о дружбе с Советским Союзом. В отчете также говорилось, что сигналы на британские компьютеры поступали через спутник с территории Соединенных Штатов. Вероятность того, что в деле замешан Бьюэлл, – шестьдесят три процента.

Псих, подумал Смит. Псих, уставший играть в игры-игрушки и готовый начать Третью мировую войну – самую грандиозную из всех игр в мире.

Смит очень надеялся, что Римо успеет остановить его.

Римо попытался бросить ее на обочине дороги, остановившись у бензоколонки и объявив, что ему надо в туалет. Как он и ожидал, она тут же сказала, что ей тоже надо. Он направился в мужской туалет, сразу же вылетел обратно, вскочил в машину и поехал прочь. Но у него было какое-то странное ощущение, и он сообразил в чем дело, как раз за секунду до того, как Памела высунула голову из-за спинки переднего сиденья – она притаилась на полу под задним сиденьем.

– Еще одна такая попытка, янки, – заявила она, – и я тебя пристрелю.

И вот теперь они стояли перед запертыми воротами поместья Бьюэлла в Кармеле. Римо выбил замок и распахнул ворота. Они раскрылись беззвучно – ни малейшего скрипа, смазаны отлично.

– Тебе не следует заходить внутрь, – сказал он.

– Это еще почему?

– Это может быть опасно.

– Мы в Калифорнии. Ты полагаешь, что сидеть в машине на обочине дороги – менее опасно? Я иду с тобой, – заявила она.

– Ладно. Но веди себя осторожно.

– У меня пистолет.

– Поэтому-то я и прошу тебя вести себя осторожно. Я не хочу, чтобы ты меня случайно подстрелила.

– Если я тебя подстрелю, то уж никак не случайно, – презрительно фыркнула Памела Трашвелл и спустилась вслед за Римо по короткой лестнице на ведущую к дому мощеную дорожку.

Идеально.

Они спустились с лестницы и ступили на дорожку, и Хамута поднял винтовку. Оптический прицел позволял в тусклом свете ясно видеть фигуры двух людей, направляющихся к дому.

Идеально.

Сначала – мужчина. Пуля в бедро, чтобы свалить его на землю и не дать двигаться дальше. Потом – женщина. Потом – вернемся к мужчине.

Идеально.

– Не поднимай взгляд, – шепнул Римо. – В комнате второго этажа кто-то есть.

Памела подняла было взор, но Римо схватил ее за запястье и притянул к себе.

– Я же сказал, не поднимай взгляд.

– Я там никого не вижу, – сказала Памела.

– Тебе и не полагается. Иди себе спокойно.

Он отпустил ее запястье. Сделав еще несколько шагов, Римо остановился и снова схватил ее за руку.

– Какого?..

– Т-с-с, – прошипел он.

Он чувствовал, как на него накатываются какие-то волны. Он не знал, что это такое и каким образом он это ощущает, но он чувствовал какое-то слабое давление, оно обволакивало его, незримо касаясь – поглаживание опасности.

– Нас поджидает вооруженный человек, – шепнул он.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, вот и все. Окно второго этажа. Подожди. Подожди. Пора!

Он оттолкнул ее почти одновременно с тем, как раздался треск выстрела. Памела упала на мягкую траву и, перекувырнувшись по земле, спряталась за огромным камнем, украшавшим цветник перед домом.

Римо проделал в воздухе сальто. Выстрел был нацелен ему в правое бедро. Он знал это, не зная, откуда он это знает, и всей тяжестью своего тела грохнулся на каменные плиты, которыми была вымощена дорожка.

– Римо! – крикнула Памела и начала приподниматься.

Римо лежал, распластавшись на камнях дорожки.

– Заткнись и не двигайся, – прошипел он. – Что бы ни случилось.

Хамута улыбнулся. Белый мужчина лежал на земле, лежал неподвижно, его правое бедро торчало вверх под странным, неестественным углом. Хамута знал, что попал точно в сустав – именно так, как он этого и хотел.

Но эта чертова женщина. Она ускользнула и спряталась за камнем.

Он подождал немного, не опуская винтовку, потом покачал головой. Он не любил, когда приходилось на ходу менять планы, но сейчас придется. Ему придется сначала разделаться с мужчиной, а потом приняться за женщину.

Он снова посмотрел на Римо.

Может, на этот раз – левое бедро.

Римо ощутил второй выстрел раньше, чем услышал звук.

За долю доли секунды до того, как пуля достигла цели, он прочувствовал направление ее полета, скорость, точку, в которую она должна была вонзиться, и в самый последний момент резким рывком оторвал тело от земли. Пуля ударилась о каменную плиту у него под левым бедром, и он почувствовал, как мелкие осколки камня брызнули вверх и дождем осыпали его. Он вернулся на место, дернулся и застонал. Он слышал, как где-то сзади пуля, отскочив от камня, со свистом летит прочь наискосок через дорожку.

– О нет! – простонала Памела.

Римо еще раз дернулся.

У Хамуты промелькнула мысль, а не убрать ли мужчине мочки ушей, но потом он решил этого не делать. Это совсем не увлекательно – лучше и быстрее просто всадить пулю в сердце. Потом – вниз по лестнице, найти женщину и убрать ее тоже. Это может оказаться более увлекательно.

Он навел прицел на грудь Римо и нажал на курок.

Памела Трашвелл смотрела на дом и увидела вспышку, вылетевшую из дула ружья в глубине комнаты второго этажа. Потом она услышала треск. Она повернулась налево и увидела, как тело Римо словно бы сложилось пополам. Потом Римо дернулся, отскочил на три фута назад, перекувырнулся вокруг себя и упал ничком, раскинув руки.

Хамута не любил совершать лишних телодвижений, но даже его любимое оружие не могло прострелить огромный камень, за которым скрывалась молодая женщина. Он вышел из дома и посмотрел туда, где неподвижно лежало тело Римо. Хамута был разочарован – он рассчитывал, что мужчина доставит ему больше удовольствия. Три выстрела – два в бедра и один в сердце – этого было недостаточно даже для того, чтобы подогреть его аппетит. Это было очень незрелищное, неудовлетворительное убийство, и теперь ему хотелось побыстрее покинуть эту варварскую страну и вернуться в цивилизованные края, туда, где даже смерть осуществляется по правилам, и джентльмены их соблюдают.

Он пошел по дорожке, держа винтовку в свободно опущенной правой руке. Женщина, возможно, вооружена, мелькнула мысль. Впрочем, это не важно. Женщины безнадежно бездарны в обращении с оружием. Никакой угрозы она представлять не может. И состязания не получится.

Немного не доходя до тела молодого белого, он сошел с дорожки и по прямой направился к огромному камню. Он двигался совершенно бесшумно по хорошо подстриженной траве, а дойдя до камня, он остановился и прислушался. Дыхание ее было слышно очень отчетливо, и он слегка улыбнулся.

Он нагнулся и поднял с земли маленький камешек, мокрый от влажного ветра с Тихого океана. Он бесшумно сдвинулся вправо, к той стороне камня, которая была ближе к дорожке, и перекинул камешек через глыбу.

Камешек с легким шелестом пролетел сквозь цветущий куст азалии. И сразу же Хамута сдвинулся еще вправо и обогнул камень.

Его встретила спина Памелы Трашвелл. Памела была готова выстрелить, но смотрела не на Хамуту, а в противоположную сторону, туда, откуда донесся звук падения камешка. Не успела она и шевельнуться, как Хамута шагнул к ней и выбил из рук пистолет.

Она развернулась и увидела элегантно одетого невысокого человека с винтовкой в руках. Он улыбался ей.

– Это еще что за гомик? – спросила она.

Хамута снова улыбнулся, услышав ее шершавый британский акцент. Что ж, женщина, похоже, боевая, и это хорошо. Это может компенсировать ту скуку, которую пока принес ему этот день.

– Я дам тебе шанс спасти свою жизнь, – произнес Хамута. – Можешь бежать.

– И получить пулю в спину?

– Я не стану стрелять, пока ты не отбежишь минимум на двадцать пять ярдов, – сказал Хамута. – Даю тебе двадцать пять ярдов форы. – Он опять улыбнулся. – Мы же оба британцы.

– Нет.

– Тогда я пристрелю тебя прямо здесь.

Глаза Памелы косили туда, где лежал ее пистолет.

– Ты его не успеешь поднять – я выстрелю раньше, – предупредил ее Хамута.

Он отошел чуть-чуть назад и теперь стоял в пяти футах от нее, чтобы она не могла ненароком дернуться и дотянуться до винтовки раньше, чем он выстрелит и пуля воткнется ей в мозг.

Памелу объял внезапный приступ страха. Казалось, она никак не может решиться – бежать ей или рискнуть и броситься за пистолетом в надежде, что ей повезет и она убьет этого типа раньше, чем он ее. Казалось, Хамута читает ее мысли. Он сказал:

– Беги, и у тебя есть шанс. Слабый шанс, но все-таки шанс. Попробуй достать пистолет, и шансов у тебя никаких. А теперь беги.

И тут раздался другой голос, прозвеневший над лужайкой. Он донесся сзади.

– Не так скоро, масляная задница.

Хамута резко развернулся. На дорожке, всего в каких-нибудь пятнадцати футах, стоял Римо и в упор смотрел на него. Глаза у молодого американца были темные, взгляд холодный, а удлиняющиеся вечерние тени расчертили его лицо на угловатые грани.

У Хамуты от удивления отвисла челюсть.

– Как? Откуда ты? – спросил он скорее самого себя, чем Римо.

– У меня царапины быстро заживают. С детства так было. Памела, это тот голос?

Она онемела – так потрясена она была, что язык ей не повиновался.

– Я спросил, это тот голос? – повторил Римо.

– Нет, – наконец прохрипела она.

– Я так и думал, О'кей. Где Бьюэлл? – обратился Римо к человеку в костюме-тройке.

Хамута уже пришел в себя. Невероятно, но он промахнулся. Но не на такой же дистанции. Он еще позабавится с этим американцем.

– Я с тобой разговариваю, сальная башка, – сказал Римо.

Он сделал шаг вперед, и Хамута, улыбаясь, медленно поднял винтовку. Он совершенно забыл про Памелу, которая теперь оказалась у него за спиной и потихоньку продвигалась к пистолету. Она услышала, как Хамута произнес:

– Сначала – правое плечо.

Памела бросилась к пистолету. Быть может, ей удастся прикончить этого своего соотечественника раньше, чем он убьет Римо. Но тут она услышала выстрел, прозвучавший как щелчок хлыста.

Памела подняла взор. Римо стоял, как стоял. Он улыбался, его тело слегка изогнулось, левое плечо подалось чуть вперед, в направлении Хамуты.

– Как это? Как это? Как это? – заикаясь, выговорил Хамута.

Он не мог поверить глазам – как это он промахнулся. Не верила своим глазам и Памела.

Хамута снова нажал на спусковой крючок – на этот раз со злостью. Он целился точно в центр корпуса Римо, который находился от него всего в нескольких футах. Памела пристально смотрела на Римо. Его тело сначала как бы закрутилось вокруг своей оси, потом расправилось. Это было вращательное движение, лишенное какого бы то ни было ритма, оно было непредсказуемо, а когда Римо был всего в восьми футах, Хамута выстрелил снова, но Римо все продолжал свое движение вперед. Пуля, похоже, опять пролетела мимо. Но Памела знала, что ее соотечественник не может мазать бесконечно на таком близком расстоянии, поэтому она, пальцами обеих рук обхватив рукоятку пистолета, прицелилась ему точно в голову.

Она уже нажимала на спусковой крючок, когда услышала как Римо закричал:

– Нет!

Но было уже поздно. Пистолет рявкнул, затылок Хамуты взорвался, и гражданин Великобритании грохнулся ничком на траву. Кровь разливалась вокруг его головы. Винтовка лежала под ним. Римо взглянул на Памелу.

– Какого черта ты увязалась за мной, и на фига ты это сделала? – спросил он.

– Он мог тебя убить.

– Если бы он мог меня убить, то сделал бы это уже полдюжины выстрелов назад, – прорычал Римо. – А теперь он мертв, и я не знаю, кто он, и где Бьюэлл, и вообще ничего не знаю. И все это по твоей милости.

– Хватит распускать сопли, – огрызнулась Памела.

– Я знал, что совершаю ошибку, когда позволил тебе ехать со мной.

– Мне в жизни не приходилось выслушивать такую благодарность за то, что я попыталась спасти человека, – заявила Памела.

– Побереги силы для Красного Креста, – посоветовал ей Римо. – Мне это не нужно.

– Ты и в самом деле неблагодарный негодяй, – сделала вывод Памела. – Я думала, он тебя убил. Если он тебя даже и не ранил, так чего же ты так долго ждал?

– А того, мисс Длинный Язык, что мне надо было проверить, есть ли у него сообщники. Если бы я отправился по его душу, то кто-нибудь из его сообщников, если бы они у него были, мог бы зацепить тебя. И вообще – я хотел сохранить тебя в живых, хотя один Господь знает, зачем. Ты обладаешь удивительной способностью действовать на нервы – не одним способом, так другим.

Памела на мгновение задумалась, и уже собиралась было сказать «спасибо», но хмурое выражение лица Римо разозлило ее, и она заявила:

– Можешь стоять здесь и сетовать на судьбу, а я пойду в дом.

– Бьюэлла там нет.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что дом пуст.

– А это ты откуда знаешь?

– Просто знаю.

– Я все-таки проверю, – стояла на своем Памела.

Дом был пуст. Римо прошел в дом вслед за Памелой, поднялся в комнату второго этажа и на экране монитора увидел панораму подходов к дому со стороны океана.

– Готов поспорить, этот ублюдок видит все, что происходит в доме, – сказал Римо.

– Может быть.

– Точно. Он – тот самый Абнер Бьюэлл. Сдается мне, он какой-то большой телемаг или что-то в этом роде. Он все видел. Он знает, что этот Тубби-игрок-на-тубе мертв. За домом в Малибу он, вероятно, тоже следил. Так он и узнал, что мы направляемся сюда.

– Может быть, – повторила Памела.

– Взгляни-ка, – Римо показал на потолок. – Вот. И вон там. Это телекамеры. – Он вышел в коридор. – Все точно! – крикнул он оттуда. – Они у него тут везде понатыканы. А сам он сейчас сидит где-нибудь и наблюдает за нами.

Рука Памелы инстинктивно потянулась к вороту блузки и застегнула пуговицу.

Римо подошел к одной из камер, в упор посмотрел в объектив и произнес:

– Бьюэлл, если ты меня слышишь. Терпение телефонной компании иссякло, и тебе больше не удастся доставлять нам хлопоты. Я иду за тобой. Понял? Я иду за тобой.

Римо сорвал телекамеру со штатива и еще раз повторил:

– Я иду за тобой. Если ты меня видишь.