Конец игры

Глава девятая

Все они привыкли к роскошному образу жизни, к роскошным автомобилям и роскошным домам, к роскошным женщинам и роскошным курортам, и к самой роскошной штуке в этом мире – к возможности покупать все, что угодно, не озадачивая себя вопросом, сколько это стоит.

А потом деньги иссякли, и Берни Бондини, кассиру в супермаркете, купившему собственную бакалейную лавку, и Сташу Франко, банковскому кассиру, ставшему биржевым маклером, и Элтону Хабблу, автомеханику, ныне владевшему двумя магазинами по продаже автомобилей, весь последний месяц пришлось очень и очень напрягаться, чтобы сохранить свой неизмеримо возросший уровень жизни. И поэтому, когда все они получили открытку, на которой был написан вопрос «Что бы вы НЕ стали делать для того, чтобы вернуть деньги?», а также был назван адрес в Малибу и время, все трое пришли в назначенное место в назначенное время.

Это оказался великолепный дом с колоннами и с видом на океан, и на участок песчаного пляжа, о который мерно плескались волны Тихого океана. Дом стоил не меньше трех миллионов, и уже одним этим мог настроить их сознание на нужный лад, дав почувствовать, что они могут потерять.

Рыжеволосая красавица безмолвно впустила их в дом и так же безмолвно провела на широкий балкон, выходивший на океан. Когда она развернулась, чтобы уйти, Бондини спросил.

– Мисс, что нам надо сделать?

Рыжая красавица ответила:

– Поразмышляйте над тем, что было написано на открытках, которые вы получили.

Они поразмышляли над этим и обсудили. Есть кое-что такое, что они не станут делать даже и за деньги. Нет-нет. Есть некоторые незыблемые принципы и нормы морали, которые они не нарушат ни при каких обстоятельствах, – это те нормы, которые и отличают человека от животного.

Они понаблюдали за тем как внизу под ними, по пляжу, строем проходят прекрасные купальщицы, с надеждой поглядывая на дом, и наконец Хаббл заставил себя отвернуться и вяло промямлил:

– Мне наплевать. Есть кое-что такое, что я не стану делать за деньги.

– Я тоже, – поддакнул Бондини.

– Например? – спросил Франко.

– Я бы не стал убивать маму палкой, – сказал Бондини. – Никогда. Я ни за что не стал бы это делать. Меня не настолько интересуют деньги.

Хаббл согласно кивнул.

– Да, думаю, это действительно могло бы быть ужасно. Но если она совсем уж старая и больная, как моя. Я хочу сказать: иногда смерть лучшее решение жизненных проблем, чем продолжение жизни.

– Но палкой! – воскликнул Бондини. – Никогда. Я не стану убивать маму палкой.

– Но, может, большой палкой, чтобы быстрее, – предположил Хаббл, но Бондини стоял на своем:

– Никогда, – повторил он.

– Ну а я стал бы, – заметил Франко. Это был человек небольшого роста, с жесткими волосами песочного цвета. Вот уже тринадцать месяцев непостижимым образом деньги поступали ему на счет «Инста-чардж», и это вдохновило его на то, чтобы бросить тупицу-жену и расстаться со своими двумя лентяйками-дочерьми. – Я помню свою жену, – сказал он. – Я бы убил свою мать. И твою тоже. Все лучше, чем возвращаться к моей жене.

– Я не верю, – упрямо заявил Бондини. – Должно быть что-то такое, что ты не стал бы делать. И вы оба. Есть что-то такое, что вы не стали бы делать.

Хаббл, покинув смотровую яму и перебравшись в кабинет управляющего, отрастил бороду. Сейчас он ее задумчиво погладил и произнес:

– Я не стал бы сниматься в порнофильме. – Он снова задумался и добавил. – С животным. Я не стал бы сниматься в порнофильме с животным.

Он несколько раз кивнул головой, словно бы подтверждая свои твердые жизненные принципы. Здесь он проводил черту, и осознание этого радовало его.

– Бывают очень милые животные, – заметил Бондини.

– Нет. Никогда, – заявил Хаббл. – Никаких порнофильмов и никаких животных. А ты, Сташ?

Франко поднят взор, как бы удивляясь, что кто-то с ним заговорил. Потом он снова посмотрел на океан и тихо произнес:

– Я не стал бы трахаться с трупом.

– Почему? – удивился Бондини.

Удивление его казалось искренним – надо же, какие нежности.

– Ты не видел мою жену, – ответил Франко. – Это все равно, что трахаться с ней. Я не смог бы этого сделать.

– Ну, тебе лучше знать свою жену, чем нам, – заметил Хаббл. – Но я не думаю, что это так уж плохо. Бывают очень симпатичные мертвецы. Может быть тебе достанется именно такой.

Франко снова покачал головой.

– Нет, здесь я провожу черту. Никакого секса с мертвецами. Как это называется? Есть какое-то особое слово.

– Ага, – подтвердил Бондини, но вспомнить не смог.

– Это слово происходит от слова со значением «смерть» – произнес Хаббл. – Что-то такое я припоминаю.

– Ну, и что за слово? – спросил Бондини.

– Не знаю. Просто оно означает «смерть», – ответил Хаббл.

– Труп, – сказал Бондини. – Может, что-то вроде: трупофобия.

– Да, вроде похоже, – согласился Франко. – Наверное, так оно и есть. Трупофобия. Я где-то слышал это слово.

Рыжеволосая красавица, впустившая их в дом, снова появилась на балконе. Она была абсолютно голая. У нее были полные груди с заостренными сосками. На ней были лишь туфли на высоких каблуках, еще более подчеркивающие длину и стройность ее конечностей танцовщицы. Кожа ее была покрыта маслом для загара, а сам загар был абсолютно безупречен – ни малейшего следа купальника.

Она спросила, что они хотят выпить. Оглядев их всех троих по очереди, она облизала губы. Губы были пухлые, ярко-красные – верхняя такая же полная, как и нижняя. А когда каждый из них сделал свой заказ, она неторопливо удалилась, но даже ее походка была эротическим действом – зад, покрытый нежной, как у ребенка, кожей, похотливо ходил из стороны в сторону.

– Ну, может, если большой палкой, – произнес Бондини. – Так, чтобы я мог покончить дело одним ударом.

Хаббл разговаривал сам с собой, не в силах оторвать взгляд от двери за которой рыжая красотка скрылась в доме.

– Да есть очень милые животные, – пробормотал он. – Зря я так предубежден против животных только потому, что они животные. Милые, симпатичные животные. Что в этом плохого?

Франко их не слушал. Он думал, хотя вслух он этого и не сказал, что среди трупов и в самом деле попадаются очень привлекательные. Например, красивые женщины, умершие от передозировки наркотиков. К ним не придерешься, как бы внимательно вы их ни разглядывали. А если взять такую сразу после наступления смерти, тогда, черт побери, она еще даже не успеет остыть. Конечно, они вам мало что дадут, но кто сказал, что мужчина обязательно должен что-то получать в ответ? А если вам нужен шум и крики, тогда пожалуйста, когда деньги к вам вернутся, найдите себе женщину, которая умеет славно шуметь. Иногда человеку приходится делать то, чего ему не хочется, но что на самом деле необходимо. Теплый симпатичный труп – что ж, о'кей. Мысль о трупе нравилась ему больше, чем мысль о трупофобии.

– У меня нет трупофобии, – заявил Франко. – И со мной все всегда было в полном порядке. Не пытайтесь приписать мне болезни, которых у меня нет.

И он с грозным видом огляделся по сторонам.

Выпивку им так и не подали. Вместо этого на балкон вышел Абнер Бьюэлл, облаченный в брюки и рубашку цвета хаки – слишком хаки, чтобы это можно было назвать домашней одеждой. На ногах у него были толстые шерстяные носки и дешевые кроссовки без шнурков. А волосы его, как всегда, были в безупречном порядке, и как всегда, казались пластиковыми.

Он предстал перед ними и заглянул в свой блокнот.

Наконец он поднял взор и обратился к Бондини:

– Ты. Я хочу, чтобы ты забил свою мать до смерти.

– Один удар большой палкой, – отозвался Бондини.

– Маленькой палкой. И медленно-медленно, – заявил Бьюэлл. Не дожидаясь ответа, он обратился к Хабблу: – А ты сыграешь главную роль в порнофильме "Моя любовь к горным козами. Тебе придется трахнуть трех овец. – И опять он не стал ждать ответа и вперил взгляд своих жестких глаз в Сташа Франко. – Я хочу, чтобы ты вступил в половую связь с обезглавленным трупом, скончавшимся три недели назад.

Он опустил блокнот и, не торопясь, оглядел всех троих своих гостей.

– Я хочу, чтобы вы знали что я передал вам троим в общей сложности шестьсот двенадцать тысяч долларов за последние двенадцать месяцев. С чисто формальной точки зрения эти деньги вы присвоили мошенническим путем. А теперь вы сделаете то, о чем я вас прошу, или вы не только перестанете получать деньги, но и не позднее сегодняшнего вечера в вашу дверь постучится полисмен. У вас есть шестьдесят секунд, чтобы решить какова будет ваша линия поведения.

Он направился в дом а когда дверь за ним закрылась, Бондини спросил:

– Как вы думаете?

Это была скорее мольба о помощи, чем вопрос.

– Не знаю, – ответил Хаббл. – А ты как думаешь?

– Я думаю, я не так уж сильно люблю свою мамашу. Меня в детстве постоянно кормили печенкой. Как можно любить человека, который пичкает тебя печенкой? Маленькая палка – это не так уж плохо.

Хаббл сказал:

– Мне всегда нравились овцы. Они очень приветливы. Да, вроде того.

– Я могу закрыть глаза, – заявил Франко. – И задержать дыхание. Трупы. Они все одинаковы в темноте. Я всегда так говорил.

Бьюэлл вернулся ровно через одну минуту. Он стоял перед ними, молча ожидая ответа. Наконец Бондини выпалил:

– Мы сделаем это.

– Все вы? – уточнил Бьюэлл.

– Да, – подтвердил Бондини. – Мы сделаем это. Все мы.

– Хорошо, – произнес Бьюэлл. – Это по десять тысяч очков за каждого. А теперь – вам не придется это делать.

– Что? – не понял Хаббл.

– Вам не придется это делать. Я просто испытывал вас, – пояснил Бьюэлл.

Хаббл охнул.

– Я хочу, чтобы вместо этого вы убили человека, – сказал Бьюэлл.

– Кого именно? – поинтересовался Франко.

– Это имеет какое-нибудь значение? – удивился Бьюэлл.

– Нет, – ответил Франко. – Это не имеет никакого значения.

– Никакого, – подтвердил Бондини.

– Совсем никакого, – поддакнул Хаббл.

Все трое испытывали огромное облегчение оттого, что им предстояло всего лишь убить человека. И какая разница, кого именно.

Машина надрывно хрипела, а стрелку термометра прочно зашкалило на красное. Машина ехала вниз по извилистой дороге, петляющей среди гор в направлении калифорнийского побережья. Римо выключил газ, перевел рычаг скорости в нейтральной положение и позволил машине свободно катиться вниз по дороге.

– Что ты делаешь? – удивилась Памела Трашвелл.

– Пытаюсь добраться до места, – ответил Римо. – Помолчи, если не хочешь идти пешком.

Машина, предоставленная сама себе, набирая скорость, неслась вниз по склону каньона, с ревом проносясь мимо магазинчиков размером с дверную коробку, где была выставлена рассада четырнадцати разновидностей бобовых, мимо длиннозубых хиппи в очках в металлической оправе и мимо женщин лет за сорок, все еще носивших замшевые юбочки с бахромой и мокасины на мягкой подошве. Один из поворотов машина проехала на двух колесах.

– Ты едешь слишком быстро, – сказала Памела.

– С чего ты это взяла? – удивился Римо.

Она возвысила голос, чтобы перекричать скрежет колес и свист ветра, врывавшегося в открытое окно.

– Потому что это долбаное авто сейчас перевернется! – крикнула она.

– Не перевернется, если ты сдвинешься чуть-чуть влево, – ответил Римо.

Она с трудом сдвинулась к середине переднего сиденья, а Римо вписал машину в левый поворот. На какое-то мгновение машину занесло, она поехала на двух правых колесах и опасно зависла в таком положении. Римо схватил Памелу за плечи, притянул ее к себе, и машина вновь опустилась на все четыре колеса.

– Следующий поворот я проеду с закрытыми глазами, – пообещал Римо.

– Пожалуйста, замедли ход, – взмолилась Памела.

– Ладно, – согласился Римо и нажал на тормоз. – Меня не волнует, доберемся мы до места вовремя, чтобы спасти мир от ядерной катастрофы, или нет.

– Что? – не поняла Памела.

– Ничего, – невозмутимо ответил Римо.

– Ты что-то сказал про ядерную катастрофу, – напомнила Памела.

– Я думал про машину, – сказал Римо.

– Неправда. Ты говорил о чем-то другом.

– Я забыл, – отмахнулся Римо.

– Нет, ничего ты не забыл. – Памела скрестила руки на груди. – Ты просто не хочешь мне сказать. Ты вообще ничего мне не говорил с тех пор, как мы выехали из Нью-Йорка. За всю поездку ты мне и трех слов не сказал. Я даже не знаю, как ты выяснил, что нам надо ехать в Малибу.

– Слушай, я работаю на телефонную компанию. Откуда мне знать про ядерную катастрофу? – спросил Римо. – И моя контора сообщила мне, куда ехать, а если мама говорит, поезжай туда-то, я туда и еду.

– Тут совсем другое. С какой стати нью-йоркская телефонная компания посылает тебя искать телефонного хулигана в Калифорнии? Эй! В чем дело?

– Ну, это не совсем нью-йоркская телефонная компания, – ответил Римо.

– Нет? А что же это?

– Это часть нашей новой телефонной системы. Если у тебя ломается телефонный аппарат, то ты кого-то вызываешь. А если столбы с проводами падают в бассейн к твоим соседям и варят их там заживо, то ты вызываешь кого-то другого. Ну, так вот, я работаю на другую компанию. Это наше новое АО Александр Грэм Динь-Динь и Ко. Служба охраны от телефонных хулиганов. Дайте нам время, и мы так наладим телефонною систему Америки, что она станет не хуже иранской.

– И все-таки я не верю, что ты работаешь на телефонную компанию, – упрямо повторила Памела.

– А я не верю, что ты проделала весь этот путь, чтобы отомстить кому-то за то, что он тяжело дышит и хватает тебя за грудь, так почему бы нам не оставить эту тему?

– Я хочу поговорить, – сказала Памела.

Римо выпустил руль из рук, заложил руки за голову и откинулся на спинку сидения.

– Ну, валяй. Говори, – смилостивился он. – Говори быстрее. Впереди ограждение.

Памела ухватила его за руки и вернула их на место, на рулевое колесо.

– Ладно, ладно, – поспешила она сказать. – Веди машину. Не надо разговаривать.

– Благодарю вас, – поклонился Римо.

– Всегда рада услужить.

Римо никогда не бывал в Малибу, и городок его разочаровал. Он ожидал увидеть особняки с извилистыми подъездными путями, с флигелями для слуг, а все, что он увидел, – лишь цепочка маленьких домишек, плотно упакованных между шоссе и океанским побережьем. Обособленность домов охранялась высокими деревянными заборами, и Римо подумал, что все это смотрится не лучше, чем Белмар, штат Нью-Джерси, что в трех тысячах миль отсюда, на атлантическом побережье.

Памела тоже была разочарована.

– Не вижу никаких кинозвезд, – пожаловалась она.

– Они все на пляже – наблюдают за процессом эрозии почвы Калифорнии, – пояснил Римо.

Дом, который они искали, качественно превосходил все окрестные дома. Владение занимало целых сто пятьдесят футов береговой линии, а со стороны дороги оно было спрятано за толстой каменной стеной в которую была вмонтирована массивная металлическая дверь. Сбоку от двери была крохотная кнопка переговорного устройства и табличка, на которой не значилось имя владельца, а только номер дома.

Римо протянул руку к кнопке, но Памела схватила его за локоть.

– А не лучше ли нам попытаться проникнуть внутрь тайком? – спросила она.

– Нет, если нас к этому не вынудят. Зачем понапрасну себя утруждать? – сказал Римо и нажал на кнопку.

Ответа не последовало, и он нажал еще раз.

Ему ответил голос, донесшийся из небольшого репродуктора, спрятанного в стене над дверью.

– Кто там? – спросил голос.

– Как зовут хозяина этого дома? – спросил Римо.

– Мистер Бьюэлл, – ответив голос. – А кто спрашивает?

– Я, – честно сообщил Римо.

– А кто вы? Чего вы хотите?

– Я пришел затем, чтобы убить мистера Бьюэлла. Он дома?

– Уходите, или я вызову полицию.

Репродуктор щелкнул и замолк.

– Великолепно! – восхитилась Памела. – Мы попрежнему на улице, а теперь еще нам скоро составит компанию полиция – и она в отчаянии лягнула стальную дверь.

– Об этом не беспокойся, – остановил ее Римо.

Он цепко ухватил пальцами ручку запертой двери, всей кожей ощущая тепло стали. Очень нежно он принялся вращать ручку туда-сюда и наконец почти услышал ответное гудение металла, дрожащего под его рукой. Он увеличил скорость вращения, и металл в ответ задрожал сильнее. Римо не знал, как он делает то, что делает. Это было преподано ему когда-то, но так давно, что он уже забыл, что же такое он тогда узнал. Но он помнил, как добиться нужного результата.

Когда он на ощупь определил, что металл дрожит с подходящей частотой, он основанием ладони другой руки ударил по металлу как раз над замком, и стальная пластина, щелкнув, вылетела вместе с замком к его ногам. Римо толкнул калитку правым мизинцем, и она распахнулась.

– Как это у тебя получилось? – удивилась Памела.

– Да я как-то заказал по почте брошюрку из серии «Как стать богатым» – «Станьте взломщиком по переписке». Это все, чему я научился по этой книжонке, – объяснил Римо. – Когда я понял, что это меня богатым не сделает, я пошел на работу в телефонную компанию.

Внутри дома Бондини отложил в сторону микрофон и сказал товарищам:

– По-моему, он сейчас придет. Все помнят, что нам надо сделать?

Хаббл и Франко кивнули. Они сидели, пригнувшись за креслами, нацелив ручные пулеметы на входную дверь. У Бондини был «Магнум» 44-го калибра. Все они держали непривычное им оружие очень боязливо, словно опасаясь, что оно может в любой момент выстрелить само по себе.

– О'кей, – сказал Бондини. – А как только мы их убьем, так сразу – прочь отсюда.

– Точно, – согласился Франко.

– Есть какие-нибудь проблемы? – поинтересовался Бондини.

– Все лучше, чем трахаться с овцой, – заверил его Хаббл.

Почти в трехстах милях от этого места, в гигантском, как мамонт, каменном доме, построенном на мысу, далеко выдающемся в Тихий океан, Абнер Бьюэлл сидел, внимательно вглядываясь в телеэкран, и следил за тремя мужчинами, притаившимися в гостиной его дома в Малибу. Рядом с Бьюэллом сидел мистер Хамута.

– Я что-то не вполне понимаю, – проговорил мистер Хамута. – Мне казалось, вы вызвали меня, чтобы...

– У вас еще будет возможность, – заверил его Бьюэлл.

– Но эти трое?

– У вас будет возможность, – повторил Бьюэлл.

Он щелкнул пальцами, и Марсия, безмолвно стоявшая в углу комнаты, подскочила к нему и наполнила его чашку лечебным чаем из трав с мандариновым ароматом. Она проделала это молча, потом вернулась на место, не отрывая взора от телеэкрана.

Памела подошла к парадной двери дома. Рука ее потянулась к дверной ручке, но тут Римо остановил ее:

– Ты и в самом деле собираешься это сделать?

– А почему бы и нет? Ты же всем вокруг растрезвонил, что мы тут. – В другой руке она держала маленький револьвер. – Или ты думаешь, мы кого-нибудь можем застать врасплох?

– Нет, но я думаю, что они собираются застать врасплох тебя, когда ты войдешь в дверь. Ты что, не умеешь распознавать ловушки?

– Мне кажется, они, вероятно, думают, что отшили нас, – сказала Памела.

– На это нет шансов. Они нас ждут.

– Ты все время говоришь «они», – заметила Памела. – Почему они? Через переговорное устройство с нами разговаривал только один голос.

– Это они. Их трое, – поведал Римо.

– Откуда ты знаешь? – удивилась Памела.

– Я их слышу.

Памела прижалась ухом к двери.

– Я ничего, не слышу, – прошептала она через некоторое время.

– Причина в остроте твоего слуха, а не в интенсивности их шума, – объяснил Римо. – Их трое. У одного из них астма или что-то вроде, потому что дышит он странно.

Памела Трашвелл улыбнулась. Она хорошо умела распознавать дурацкие розыгрыши.

– А другие двое? – мило спросила она.

– Они дышат нормально. Нормально для белых людей. Но они нервничают. У них очень короткие вдохи и выдохи. Я думаю, они вооружены, но они плохо умеют обращаться с оружием.

– Такой чуши мне в жизни слышать не доводилось, – заявила Памела.

– Будь по-твоему. – Римо не стал спорить. – Входи через эту дверь, если тебе так хочется. – И добавил, возвысив голос: – А я зайду сзади и проникну в дом со стороны океана.

Он пошел прочь и некоторое время спустя услышал топот ее ног. Памела бегом догоняла его.

– Подожди меня! – крикнула она ему вдогонку.

– Хорошо. – Он наклонился к ней пониже и прошептал: – Сейчас мы по этим шпалерам поднимемся на второй этаж.

– Я... – начала были Памела, но Римо зажал ей рот ладонью.

– Говори шепотом, – приказал он.

– Мне казалось, мы собираемся зайти с тыла.

– Ты малость глуповата, да? – сделал открытие Римо. – Я это сказал для них – для тех, которые внутри.

– А зачем?

Он ткнул пальцем в сторону входной двери.

– У них тут повсюду микрофоны и телекамеры. Я не хочу, чтобы они знали, что мы предпринимаем.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что боишься? – удивилась Памела.

– Не за себя, – ответил Римо.

Она задумалась, потом кивнула:

– Ладно. Я буду следовать за тобой.

Окно второго этажа было открыто, и Римо пропустил Памелу вперед себя. Они оказались в спальне для гостей, в которой все стены, мебель, покрывало на кровати, ковер на полу и занавески на окнах были выдержаны в ярко-красных тонах.

– Эта комната выглядит так, будто тут кого-то пронесло с кровью, – заметил Римо.

– А мне она вроде как нравится, – возразила Памела.

– Замечательное место для того, чтобы умереть от потери крови, – согласился Римо. – Если они тебя заденут, я принесу тебя сюда, чтобы ты умерла тут.

– Благодарю вас. Я буду вам весьма признательна, – сухо сказала Памела.

Дверь спальни, как и двери всех комнат второго этажа, выходила на внутреннюю галерею, откуда открывался вид на огромный зал первого этажа, служивший и гостиной и столовой.

Римо знаком велел Памеле молчать и подвел ее к ограждению галереи. Внизу он увидел троих мужчин, прятавшихся за диванами и креслами, сжимая в руках оружие, нацеленное на раздвижные стеклянные двери, за которыми был виден дворик, а за ним – песчаный пляж. Океан сегодня был зеленым-презеленым. Он напомнил Римо о Карибском море.

– Давай я их пристрелю, – нежно прошептала Памела ему на ухо.

– Зачем это?

– Затем, чтобы убить их до того, как они убьют нас. У них стволов больше, тем у нас.

– Боже правый, ты даже мыслишь как Джеймс Бонд.

– Ну не можем же мы тут стоять и ждать, пока они все заснут, – прошептала Памела.

Римо поднял руку, пытаясь заставить ее замолчать.

– Предоставь это мне, – сказал он.

Он легко перемахнул через ограждение и пролетел вниз пятнадцать футов. Приземлившись на диванные подушки, он перекувырнулся назад через спинку дивана, приземлился на ноги между двумя из трех несостоявшихся стрелков и рывком выдернул у них из рук пулеметы.

Тот, который прятался за креслом, услышал шум и обернулся, медленно подняв руку с «магнумом». Но прежде, чем он успел что-то сделать, Римо вынул «магнум» из его руки. Римо стоял между тремя мужчинами, держа в руках пистолет и два пулемета. Держать три пушки одновременно неудобно, понял он. Он попытался взять в каждую руку по пулемету, а пистолет зажать под подбородком, но это тоже было неудобно.

– Кто ты? Что тебе надо? – спросил человек, прятавшийся за креслом.

– Попридержи коней, – посоветовал ему Римо.

Разговаривать с пистолетом под подбородком было очень трудно.

Он сунул оба пулемета под мышку, а пистолет взял в руку, но пулеметы стали выскальзывать. Сейчас они упадут, выпалят сами по себе и кого-нибудь заденут, подумал Римо.

– Ты в порядке? – крикнула Памела сверху.

– Чудесно, чудесно, чудесно, просто великолепно, – отозвался Римо. – Ну-ка, ребятки, погодите-ка минутку.

В конце концов он признал свое поражение и отшвырнул оружие в угол комнаты.

– Послушайте, – обратился он к парням. – Я положил пушки в углу, но это не означает, что вам в голову должна прийти мысль броситься туда и попытаться ими завладеть, потому что тогда я буду вынужден убить вас.

Памела спустилась по лестнице. Она держала всех троих под прицелом своего маленького пистолета. Римо обратил внимание на то, что она держит пистолет низко, рядом с бедром, как держат оружие опытные профессионалы, а не на вытянутых руках перед собой – в таком положении оружие ничего не стоит выбить из рук.

– А ну, не двигаться! – грозно крикнула она.

– Они вовсе и не собирались никуда двигаться, мисс Бонд, – саркастически заметил Римо. – А теперь отверни эту штуку от меня. – И он снова обратился к троим парням. – О'кей, ну и как вас зовут?

– А кто спрашивает? – отозвался тот, который прятался за креслом.

Римо перевернул латунный кофейный столик, стоявший возле дивана, и скрутил одну из его ножек так, что она стала похожа на штопор.

– Еще вопросы? – спросил он.

– Бондини, – ответил парень. – Берни Бондини.

Римо перевел взгляд на других двоих – они все еще стояли на коленях на полу, а пистолет в руке Памелы пристально глядел прямо на них.

– Хаббл.

– Франко.

– Кто-нибудь из них похож на голос, который тебе звонил? – спросил Римо.

– Я не могу сказать – они просто назвали свои имена, – ответила Памела. – Пусть поговорят побольше.

– Кто вы? – спросил Бондини.

– Ты перестанешь наконец задавать этот вопрос? – разозлился Римо. – Ну, ладно. Давайте по очереди. Сначала один, потом другой, потом третий. Ну-ка, давайте: «Четырежды двадцать и сколько-то тому назад наши предки породили...»

– Неправильно, – оборвал его Бондини.

– Да излагайте как хотите, – отмахнулся Римо. – Я никогда не утверждал, что хорошо знаю историю.

– «Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы произвели на свет...»

– Хорошо, – похвалил его Римо. – Ты это помнишь со школы?

– Да, – ответил Бондини.

– А я вот никогда не мог запомнить, – признался Римо. – Я всегда путал отцов и предков. Я должен был декламировать это в День Поминовения, но я все время спотыкался.

– Стыдно, – упрекнул его Бондини.

– Ага. Тогда вместо меня они выпустили Ромео Рокко. Вот было гнусное зрелище. Он зачитал это так, как будто читал по телевизору рекламные объявления. В середине речи он обмочился, но успел закончить раньше, чем моча дотекла до пола.

Римо обернулся к Памеле.

– Он? – спросил он.

Она отрицательно покачала головой.

– Ладно, теперь ты, – сказал Римо, ткнув пальцем в бородатого мужчину на полу. – Как тебя?

– Хаббл.

– О'кей. Ну-ка выдай мне обращение Линкольна к армии северян в Геттисберге.

– Я не знаю, как позвонить Линкольну в Геттисберг, – ответил Хаббл.

– Очень остроумно, – заметил Римо. – А сломанная шея тебе не поможет?

– «Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы кого-то там произвели на свет», – протараторил Хаббл.

– Он? – спросил Римо Памелу.

– Нет, – ответила она.

– Остаешься ты, – обратился Римо к Франко. – Валяй.

– «Четырежды двадцать и семь лет назад наши отцы произвести на свет на этом континенте новую нацию, зачатую в...»

– Достаточно, – остановил его Римо.

– «...в свободе и приверженную идее, что все люди созданы равными. Сегодня мы ведем великую гражданскую войну, чтобы проверить...» – Сташ Франко выпрямился, – «может ли эта нация или любая нация, так же зачатая и тому же приверженная, выдержать испытание временем. Мы сошлись на поле величайшего сражения...»

Римо зажал Франко рот ладонью.

– Если я что-то в этом мире и ненавижу так это людей, которые выпендриваются.

Он взглянул на Памелу, и она опять отрицательно покачала головой.

– Я тебя отпускаю, – сказал Римо Сташу Франко. – Если ты пообещаешь говорить только тогда, когда к тебе обращаются. Обещаешь?

Франко кивнул и Римо отпустил его.

– «...в этой войне. Мы пришли сюда, чтобы выделить часть...»

Римо распрямил ножку латунного столика, отломил ее и обернул вокруг шеи Франко – достаточно туго, чтобы испугать его, но не настолько туго, чтобы причинить ему вред.

– Я буду вести себя тихо, – смиренно сказал Франко.

– Что вам нужно? – спросил Бондини.

– Кто такой Бьюэлл? Хозяин?

– Мы видели его только один раз, – сообщил Бондини. – Абнер Бьюэлл. Похож на гомика, а волосы пластмассовые. Я его совсем не знаю.

Римо посмотрел на других двоих. Те покачали головами.

– Зачем же вы тогда собирались нас убить? – спросил Римо.

– Потому что я не хотел убивать маму палкой, – объяснил Бондини.

– А я не хотел трахаться с овцой, – сказал Хаббл.

– А я с трупом, – заявил Франко.

Римо потребовалось некоторое время, чтобы во всем этом разобраться, но в конце концов, с помощью Памелы, ему удалось выяснить, что эти трое парней рассчитывали получить кое-какие деньги от хозяина этого дома, а кто такой Римо, они не знали. Он был рад этому, потому что это означало, что ему не придется их убивать.

– А как вы должны были сообщить Бьюэллу, что мы мертвы? – спросил Римо.

– Он этого не сказал.

Римо обернулся к Памеле.

– Это значит, что дом прослушивается или просматривается. Наверное, у него тут кругом микрофоны и телекамеры.

Потом он снова обернулся к троим парням.

– Ладно. Можете идти.

– Так вот? – удивился Бондини.

– Ты не собираешься нас сдать? – удивился Хаббл.

– Только не я, дружище. Идите с миром.

Франко промолчал. Он некоторое время задумчиво глядел на океан, потом сказал:

– Вот еще что.

– Что такое?

– Этот тип, хозяин этого дома. Я слышал, как он сказал, что у него есть что-то вроде этого в Кармеле и что он ждет гостей. Это тебе чем-нибудь поможет?

– Да, – ответил Римо. – Спасибо.

– Все лучше, чем трахаться с трупом, – заявил Франко и направился к двери. В дверях он задержался. – И еще, – сказал он.

– Что? – спросил Римо.

– «... этого поля для последнего успокоения тех, кто отдал...» – продекламировал он, а когда Римо сделал движение в его сторону, пустился наутек.

В Кармеле, к северу от Малибу вдоль по побережью Тихого океана, Бьюэлл выключил телевизор и обратился к Хамуте:

– Готовьтесь. Он скоро будет здесь.

– Я всегда готов, – отозвался Хамута.

– Это вам не помешает.

Хамута вышел, и в комнату вошла Марсия. Бьюэлл одарил ее одной из своих частых улыбок, начисто лишенной каких бы то ни было чувств. На ней был комбинезон машиниста паровоза, но брючины были отрезаны почти у самой промежности, и кроме того, на ней не было рубашки, и груди под комбинезоном прыгали вверх-вниз.

– Он выкрутился, этот Римо? – спросила она.

– Да.

– Кто это может быть?

– Какой-нибудь правительственный агент. Не знаю, – отозвался Бьюэлл.

– Плохо, что ему удалось спастись.

– Вовсе нет. Как ты помнишь, так и было задумано. Я просто хотел, чтобы он был начеку, когда прибудет сюда. Чтобы Хамуте пришлось немного попотеть.

– А если Хамута потерпит неудачу? – спросила Марсия.

– У него не бывает неудач.

– А все-таки? – не отступала рыжая красавица.

Бьюэлл провел рукой по лакированным волосам.

– Это не имеет значения – ответил он. – Весь мир все равно взлетит на воздух. Ба-бах!

– Мне не терпится это увидеть, – облизнулась Марсия. – Ужасно не терпится.