Монсон дошел до точки. Он пытался придумать другие, важные дела. Но увы, тянуть с разговором дальше было невозможно. Они обыскали каждый луг, выгон, хлев, сарай, ручей, мергельную яму, дно реки и все дорожные трубы в радиусе пяти километров от Баккагордена. Некоторые даже не по одному разу. Его полицейские поговорили со всеми соседями Нильсонов, со всеми окрестными жителями, которые могли хоть что-то знать. И теперь Монсон понимал: ему придется поехать к Эббе и Магдалене и сказать им то, о чем и так уже знал весь поселок. Что полиция не нашла никаких следов их малыша. Только тот ботиночек на кукурузном поле.
Он встал и, приподняв жалюзи, выглянул на улицу. Репортажи в местных газетах в последние дни обрели новую силу. Обычно лето бывало скудным на новости, людям надоедало читать о загрязнении от подводных лодок. Правда, как по заказу, если можно так выразиться, заполыхал большой лесной пожар в Смоланде, и это позволило Монсону несколько дней работать спокойно. Монсон ничего не имел против журналистов, он как мог пытался отвечать на их вопросы, во всяком случае, в начале поисков. Но в последние дни репортеры из вечерних газет, кажется, пронюхали, что в расследовании наметился поворот. Они названивали соседям и родне Нильсонов в любое время суток и даже заявились незваными в Баккагорден с камерами и телеобъективами, так что Монсону пришлось поставить на подъездной дорожке Нильсонов полицейскую машину с рацией. Его бюджет на сверхурочную работу и так уже был превышен, а круглосуточное наблюдение вскоре сожрало остатки денег. В довершение ко всему журналисты принялись охотиться за ним самим, и Малин отключила домашний телефон. На какое-то время это помогло, но сегодня утром двое репортеров подкараулили его у служебного входа и не отставали, пока он не пообещал им устроить пресс-конференцию. Но сначала придется поговорить с Нильсонами, предупредить их о намечающемся шабаше.
Монсон осторожно глянул в дверное окошечко, убедился, что горизонт чист, и потрусил к синему «вольво».
Волна горячего воздуха окатила его, едва он открыл дверцу. Монсон не стал тратить время на проветривание, скользнул на водительское сиденье, завел мотор и сдал назад с такой скоростью, что покрышки взвизгнули на мягком асфальте. Руль обжигал руки, но Монсон не опускал окошко, пока не прибавил скорости.
Он включил радио, поколебался между «Радио Мальмёхюс» и «Радио Кристианстад» – и там, и там пела Карола Хеггквист – и в конце концов остановился на P1. Передавали репортаж о лесном пожаре в Смоланде.
– Мы делаем все возможное, – говорил в микрофон вымотанный командир пожарной команды. – Но иногда человеческих усилий оказывается недостаточно.
На подъезде к Баккагордену Монсон остановился и обменялся парой слов с дежурными из патрульной машины. С опозданием сообразил, что мог бы захватить что-нибудь для них – кофе в термосе, булочки, пару бутылок холодной колы. Что-то, что облегчило бы жару и скуку и показало бы, что он заботится о своих подчиненных. Однако Монсон ограничился коротким приветствием: пусть думают, что он слишком занят, чтобы отвлекаться.
Двери в гараж были открыты. Машина Эббе стояла в гараже, рядом с ней Монсон заметил брата и сестру Билли. Монсон вспомнил, как их зовут. Вера Нильсон, четырнадцати лет, и ее брат Маттиас, двумя годами старше. Вера училась в параллельном с его старшим сыном классе.
Когда Монсон вылез из служебного «вольво», девочка медленно пошла ему навстречу. Она заслонила глаза рукой и убрала ладонь, узнав Монсона. Вера похожа на мать, констатировал он. Высокая, худая, соломенные волосы и светлая веснушчатая кожа. Складка возле носа и рта, скорбная и решительная одновременно, и испытующий взгляд, который трудно понять.
– Здравствуй, Вера. Родители дома?
Девочка кивнула, жестом указала на дом.
– Вы что-нибудь нашли? – Голос был тонким, все еще детским.
Монсон покачал головой. Он принялся потирать шею, пытаясь отыскать правильные слова. Слова, которые прозвучали бы обнадеживающе и утешительно.
– Нет пока, – выдавил он наконец. Все же лучше, чем ничего. – Но мы делаем все, что в наших силах. – Монсон сообразил, что почти слово в слово повторил пожарного, которого слышал по радио.
Девочка молча смотрела на него.
– Как мама? Получше? – зашел Монсон с другого конца.
Вера пожала плечами. Взгляд обратился на открытые ворота гаража. Ее брат был еще там, сидел на корточках перед своим мопедом спиной к Монсону; мальчик казался чересчур занятым, чтобы Монсон в это поверил.
Монсон чуть наклонился к девочке, скупо улыбнулся и понизил голос.
– Мопед налаживает, да?
В глазах Веры появилось напряженное выражение, и она вдруг сделалась почти испуганной. Монсон поднял руку – он не хотел ее волновать.
– Ничего страшного, это останется между нами. Человеку нужны маленькие тайны, правда? – Он подмигнул Вере. – Кстати, хочешь узнать мою?
Вера пару секунд смотрела на него. Немного успокоилась, криво улыбнулась и кивнула.
– Я таскаю сахар, в таких маленьких пакетиках, из ресторанов. В участке у меня их полный ящик. На самом деле они мне не нужны, но я просто не могу удержаться.
Улыбка Веры стала шире, девочка фыркнула. Монсон улыбнулся ей, словно они приятели, которые поверяют друг другу секреты.
– Маттиас хотел на шестнадцать лет легкий мотоцикл. Он сам на него накопил, но мама не разрешила. Поэтому он раздобыл себе мопед.
– Вот как. Ну, скажи ему, чтобы ездил осторожнее. – Монсон вдруг кое-что понял. – В вечер, когда пропал Билли, вы с Маттиасом пришли домой вместе. Ты сказала, что приехала на велосипеде?.. – Он вопросительно поднял брови.
– Так получилось, – ответила Вера не раздумывая. – Маттиас ехал на мопеде, я держала его за рукав. Обычно я отцепляюсь на аллее, а он едет дальше один, чтобы отец с матерью не узнали. Я знаю, что так нельзя. Но вы же ничего им не скажете?
– Конечно, нет. – Монсон снова улыбнулся. В Вере Нильсон было что-то особенное. Она изображала небрежность и равнодушие, но он был совершенно уверен, что не многое могло бы укрыться от ее внимания.
– Что было, когда вы вернулись домой? Вы поставили велосипед и мопед вон там… – Он указал на ворота гаража.
Вера кивнула.
– Отец выбежал с большим карманным фонариком, сказал, что они с матерью не могут найти Билли. Попросил нас обыскать все постройки. Мы иногда играли в прятки с братиком.
– И вы стали искать там, где он обычно прятался?
Вера снова кивнула.
– И в тележном сарае, и в коровнике, и на гумне. Искали как следует, не торопясь, как отец сказал. Маттиас даже отпер дверь в старую доильню, хотя Билли там точно быть не могло. – Девочка внезапно замолчала, почти дрожа. Словно воспоминание о доильне причинило ей боль.
– Но вы его не нашли, – заключил Монсон.
– Да.
– А потом?
– Потом приехала первая полицейская машина.
– Ты помнишь, во сколько?
– Неточно. – Вера покачала головой. – Мы с Маттиасом вернулись ровно в половине десятого, как обещали, так что в любом случае это было уже после половины десятого.
– Вот как.
Все это Монсон и так знал. Первый патруль, который прибыл в Баккагорден в десять пятнадцать вечера, провел почти образцовый допрос Эббе Нильсона и детей. Но если Монсон хотел получить то, ради чего приехал, форсировать разговор не стоило.
– Когда вы ехали домой, вы с братом… – Монсон помялся, раздумывая, как продолжить. – Вы никого не встретили?
– Какую-нибудь машину?
– Машину, велосипед, мопед. Может, кто-то гулял с собакой?
Вера как будто задумалась.
– Мы видели пару машин. Одна – синий «сааб» Линдгрена, это точно. – Она наморщила лоб. – Вторая – вроде бы красная. Не помню, я… Ну, вы понимаете… – И она снова криво улыбнулась и показала рукой, как держалась за плечо брата.
Монсон ответил на ее улыбку.
– Больше ничего не помнишь?
– Нет. – Вера испытующе смотрела на него. Будто пыталась понять, куда ведут эти вопросы. – Почему вы об этом спрашиваете?
Монсон уже почти собрался ответить, когда заметил Эббе Нильсона – тот спустился с крыльца и быстро шел к нему. Слышал ли Эббе их разговор?
– Вера, вы с Маттиасом не поможете накрыть к ужину?
Девочка кивнула; в последний раз встревоженно глянув на Монсона, она убежала к брату.
Монсон пожал руку Эббе, ожидая, что тот пригласит его в дом. Но Нильсон просто стоял перед ним. Он выглядел еще хуже, чем в ночь, когда пропал Билли. Глаза в красных окружьях ввалились. Лицо одновременно бледное и загорелое. Клетчатая рубашка висит на опущенных плечах, штаны испачканы землей, словно он только что молился на коленях, просил господа о помощи. Монсон знал, что Нильсоны, как многие в округе, по воскресеньям ходят в церковь. Самому ему удалось привести туда Малин и мальчиков один-единственный раз, когда он пытался вписаться в сельскую общину. Потом все сошло на нет. Малин, с которой обычно бывало легко договориться, привыкла чтить день отдыха в халате и с большой чашкой чая – так она мужу и сказала. Вот почему его семья посещала церковь только на Рождество и Пасху. Но Монсона это не особенно заботило – он не был религиозным. Человеческие деяния занимали его куда больше, чем неисповедимые пути господни.
Однако Монсон мог без труда представить себе, как Эббе Нильсон опускается на колени, складывает руки, обращает взгляд к небесам и просит за своего маленького мальчика. Наверное, он делал бы то же самое, окажись он на месте Эббе.
Монсон кашлянул, пытаясь сосредоточиться. Он уже заготовил речь и, пока ехал, успел несколько раз отрепетировать ее.
– Завтра, – начал он, – я созываю пресс-конференцию. Точнее, главный полицейский лена считает ее необходимой. Чертовы репортеры…
Он махнул рукой и слегка растянул рот в улыбке, однако ожидаемой поддержки не получил.
– Так или иначе… – Он сглотнул. – Я буду говорить, что мы пока сворачиваем поиски. Будем проверять другие версии.
– И какие же? – Голос Нильсона оказался мягче, чем он ожидал, и все же в нем ощущалось жало резкости.
Монсон отвел глаза. Оказывается, девочка с братом так и стояли в открытых воротах, наблюдали за ним. Слышали ли они его слова?
– Может, поговорим там? – Монсон махнул рукой в сторону дома. – Магдалене тоже стоило бы знать…
Эббе медленно покачал головой.
– Она отдыхает. Утром снова был врач.
– Понимаю, – сказал Монсон. Это объясняло, почему Эббе не пригласил его войти. Монсон слышал, что Магдалена Нильсон заперлась в спальне. Что она даже с кровати не может встать без посторонней помощи. Очевидно, это были не просто слухи.
Он снова сглотнул, сосредоточился. Бросил короткий взгляд на обоих детей, после чего произнес слова, которых хотел бы избежать больше всего на свете.
– В последние дни мы начали прорабатывать версию о том, что произошло нечто другое. Что Билли не заблудился, а его похитили. Кто-то, кто желал ему или вам зла.