Даже не дожидаясь лифта, подымаюсь на самый верх, до чердака, и так и замираю, распахнув тяжелую старую дверь.
Где вчерашняя пыль?
Где темнота, от которой можно было только споткнуться и разхерачить себе конечности о всякий хлам, - на что , собственно, очень даже и надеялся, раз уж на Шварценнеггера не подействовало унижение этим колхозом и он сам не догадался, что его здесь, мягко говоря, не любят, - и уж тем более, не желают видеть, - причем, - ни в каком качестве!
Где сам этот хлам, вашу мать, в конце концов?
Сияющая, - нет, просто сверкающая стерильностью чистота! Лампы дневного света. Новая мебель, - надо же, все выдержано в серебристо-бордовых тонах! Блестящие столы, охренительные кожаные кресла, а весь хлам аккуратно рассортирован по полкам шкафов вдоль стен.
Как? Как это можно было сделать за одну ночь? Да даже сли бы здесь целый взвод эльфов-домовиков трудился, - все равно невозможно! И, если бы я не видел вчера этого чердака собственными глазами, - то в жизни бы не поверил!
Бля, - а я еще удивляюсь, как ему удалось родителей обработать?
Да он такими темпами хрен знает чего успеет мне тут наделать!
Неужли – таки вуду?
Всем прям племенем драяли и мебель стаскивали? Или – все –таки оптическая иллюзия?
Самого героя, что самое интересное, - на месте нет.
А жаль.
Как показал утренний красующийся на морде синяк, регенерировать он не умеет. И я бы сейчас очень даже этой его ущербностью воспользовался!
Все! Нужно срочно готовить такую тактику переговоров с Пхалкпхумом, мать его, чтобы это недоразумение убралось отсюда на хрен до того, как я стану убийцей! Забыть о нем, перестать психовать и полностью сосредоточиться на переговорах! Чтобы господин Джеймс даже не задумался о том, чтобы подписать контракт с кем-нибудь другим!
- Лиза, - врываюсь в кабинет Карамельки, по дороге заказав Ниночке два кофе.
И… Замираю, потому что Карамелька замерла у окна, обхватив себя руками и, закусив губу, плачет.
Блядь, - да что же это такое? Дурдом!
Только вот Карамелькины слезы, почему-то, в отличие от вчерашней Лики совсем не вызывают злости и раздражения. Наоборот, - появляется совершенно иррациональное желание обнять ее, прижать к себе, стереть их с щек пальцами и долго шептать в макушку, что все это – ерунда, и ни одной капельки не стоит, - что бы у нее там не случилось.
А еще – просто звериное желание долго и с наслаждением убивать того, кто ее до этих слез довел. Да даже больше, чем Арнольда!
Охренительная реакция, - но я, не успев задуматься о том, что мир, зараженный непонятным вирусом, кажется, и меня слегка подкосил, - в один прыжок уже оказываюсь рядом с Карамелькой и прижимаю ее к себе.
- Ну, что случилось, малыш? – шепчу, зарываясь пальцами в ее волосы и дурея просто от ее невероятного запаха. Чувствую, - как пьяный, кажется, реально, сделаю шаг сейчас – и пошатнусь. Что ж повело меня так-то, от одного запаха, а? И ведь даже без всякого сексуального подтекста!
- Говори, - кто обидел?
Но она только быстро мотает головой и отшатывается от меня, как от прокаженного.
- Лика снова приходила, когда вас не было, - докладывает Ниночка, входя в кабинет с ароматным кофе.
Ее поразительная обычно чуткость вдруг куда-то исчезает, - и, несмотря на то, что я делаю ей страшные глаза, Ниночка не понимает моих призывов заткнуться и не продолжать этих откровений при Лизе.
- Разнос тут устроила, приемную мне слюнями залила, - кажется, Нина просто не воспринимает Лизу как кого-то, при ком не следовало бы выдавать тайн интимного характера. – Ну, я ей и объяснила, что поезд ушел и теперь вы женитесь на мне. Даже фотографии показала. Ну, те самые, которые после корпоратива… - Нина похотливо усмехнулась, а я тихонько опустился на стул, обхватив голову руками.
Даже не сомневаюсь теперь, - Лиза наверняка прекрасно успела рассмотреть все эти фотки.
Дурканули мы тогда, в хоум-порно поиграть с секретаршей решили.
Да, блядь, таких следов оставлять по себе нельзя!
Зарубку нужно себе где-нибудь выбить! На лбу, скорее всего, - чтобы дурь такую несусветную больше не повторять!
- Ну… Вы же сами сказали, - сделать с ней что-то! – кажется, Ниночка поняла, что как-то не так поступила, - только направления своего « не так» не почуяла чуйкой своей. – Вы же с ней окончательно расстаетесь? Или нет? – Ниночка сникла и вжала голову в плечи. – Передумали, Аскольд Викентьевич? Все-таки женитесь? Отец ваш как хочет… На Лике?
Блядь, - почему нет такого пульта, который бы в нужные моменты отключал у людей функцию голоса?
Я метаю в Ниночку самый зверский из моих взглядов, но, увы, он действует на нее уже слишком поздно.
Простите, Аскольд Викентьевич, - опустив голову, Ниночка начинает пятиться к двери. – Простите! – и громко хлопает, вылетая из кабинета.
- Значит, у тебя есть невеста, - Лиза уже успела справиться со своими слезами и теперь даже не смотрит на меня, - а куда-то мимо, так, как будто меня здесь и нет. – И еще – на все готовая секретарша. И домработница. И своя кабинка в « Огнях» с парочкой девочек. Очень удобно, Аск.
И меня передергивает, - потому что в ее голосе не звучит ни единой нотки упрека. Там, скорее, - боль, и… Какая-то отрешенность.
- Малыш, - я пытаюсь взять в ладонь ее руку, но она ее одергивает так резко, как будто бы в моей руке нож.
- Ты – из-за этого, что ли? Услышала приход Лики?
- Ее вся корпорация слышала, - нерадостно усмехается Карамелька, дергая головой, чтобы убрать выбившуюся из высокого хвоста прядь. – Даже на первых этажах, наверное.
Блядь! Ну, - и что мне ей сейчас сказать?
Глядя вот в эти ее глаза, полные самой настоящей боли?
Что все это – не важно?
Что для меня все это не имеет никакого значения?
Ее взгляд – обжигает, разворачивая меня до самых глубин, в которых, оказывается, где-то притаилась и даже до сих пор не сдохла совесть.
И, что бы я ни сказал сейчас, - все будет неправильно, сделает только еще хуже.
Потому что, судя по невинным глазам Карамельки, - никогда ей не понять, что секс может ничего не значить. И, если я в этом сейчас признаюсь, это отшатнет ее от меня еще сильнее. Потому что для нее я стану последним конченным мерзавцем, который и к ней, конечно же, так отнесеться, - поиграет, выбросит потом, как игрушку, и даже не придаст ей никакого значения…
- Понимаешь, Лиза, - я подбираю каждое слово сейчас гораздо тщательнее, чем даже на самых первых своих переговорах, от которых зависело, передаст мне отец компанию, или нет. И дается каждое из этих слов мне сейчас гораздо тяжелее. – Просто есть такие женщины, - вот она, наверное, правильная формулировка. Не я к ним так отношусь, потому что я такой мудак, - а их самих это вполне устраивает. – Они… Как бы тебе сказать… Не для серьезных отношений, в общем…
Говорить сейчас о том, что я свернулся именно на ней?
Что сплю и вижу, как в моих объятиях подрагивает ее хрупкое и такое аппетитное тельце?
Что, блядь, все остальные для меня в последние дни, - не более, чем резиновые куклы, которым можно просто впихнуть без удовольствия?
- Давай работать, Аскольд, - тихо перебивает меня Карамелька, снова отворачиваясь к окну. – Ты говорил, что много и срочно. Нужно успеть.
Глаза – сухие, хоть и красные. И голос, - совсем сухой.
Где то отбивание от меня, в котором все-таки искрила заинтересованность и чистый, неприкрытый секс, несмотря на то, что она отказывала?
Блядь, - теперь мы зашли в какую-то совсем хреновую точку, по сравнению с которой ее прежнее динамо было так, - забавной игрой. А вот это уже – вполне серьезно!
- Лиза, - я снова пытаюсь поймать ее руку, но она отшатывается от меня вместе с креслом. Подальше.
Она сможет адекватно воспринять, что я трахал кого-нибудь ради того, чтобы попытаться отделаться от ее наваждения?
Вряд ли.
- Давай работать, - снова убитым сухим голосом повторяет Лиза, и я решаю, что, наверное, так действительно будет лучше, а то еще наговорю сейчас такой какой-нибудь херни, что еще сложнее будет разгребать.
- Давай, Лиза Игоревна, - вздыхаю, надеясь, что, возможно, назавтра обстановка между нами как-то разрядится.
Да и , - в конце концов! Нам через три дня выезжать, - а я тут про амуры думаю!
Нет, Крушинин, - ты настолько окончательно сдвинулся, что я тебя просто вообще не узнаю!