Конфетти для близнецов

Седьмое января Рождество

…Родной город не в первый раз встретил нас слякотью. Мы тряслись в ужасно неудобной «копейке», и я, привалившись к холодному стеклу, смотрела, как дождь водит по нему мокрым пальцем. Я подышала, со своей стороны нарисовала на стекле смайлик и тяжело вздохнула.

«Копейка» затряслась на повороте, как припадочная, но благополучно въехала во двор и, чихнув пару раз, остановилась. Выбравшись наружу, первое, что я увидела — джип. «BMW». Очень хорошо мне знакомый.

— О! Пошли! — Ирка тоже заметила и направилась к нему — хорошо знакомому мне джипу «BMW».

— Ты что? — перепугалась я. — Ир, я знаю, что твой любимый стиль поведения — это стиль камикадзе, но…

Но сестра была непреклонна:

— Мы собирались с ними поговорить? И поговорим!

Она рывком распахнула дверцу, отчего наружу чуть не вывалился задремавший в теплом салоне Конь.

— Подвинься! — приказала Ирка, заталкивая меня внутрь. — Привет! Надо поговорить! — наконец объяснила она свои неадекватные действия оторопелым парням, застывшим в машине. Хахалев, как обычно, сидел за рулем и помалкивал, мы все втроем, считая Конева, устроились сзади, а Мягков, настороженно приподняв брови, развернулся к нам с переднего сиденья.

— Говорите, — разрешил он и положил руку куда-то сбоку. Думаю, на кобуру! Я сама бы так сделала, если бы она у меня была…

Ирка, подавшись вперед, загудела, а я, облизнув губы, завертелась, не находя себе места от страха. А если мы не… договоримся? И то, что у них есть оружие, мы знаем совершенно точно!

Мне очень хотелось положить пальцы хотя бы на ручку двери, чтобы в случае чего иметь возможность быстро очутиться на улице — а там свой двор, соседи, кошки, если что! Кто-нибудь да поможет! Но слева, упираясь боком в эту самую ручку, сидел Конь, и, для того чтобы реализовать собственные страховочные методы, пришлось бы протянуть руку через него, а что-то мне подсказывало, что в лучшем случае Конев удивится.

А! Так можно перевалиться через Ирку, с другой стороны! А вообще, лучше всего иметь бронежилет. И каску. И автомат, чего уж там!

Я вздохнула. Но устраивать пальбу в собственном автомобиле они вряд ли будут — дураки, что ли?

Немного успокоившись, я прислушалась к разговору.

— …ей он представился Владом, а нашей подруге — Славой. Вот, полюбуйтесь, — Ирка сунула под нос Мягкому какой-то мятый листок.

Я тоже сунулась вперед и прочла: «Казанцев Владислав Юрьевич».

Обессиленно откинувшись назад и привалившись не только к спинке сиденья, но и к плечу Конева, что осталось мной почти незамеченным, я закрыла глаза.

Значит, все-таки один человек. И — человек. Изворотливый психопат. Обаятельный псих. Владислава — именно так, на женский манер, что, по нашему мнению, отлично характеризовало людей с больной психикой, назвали его мы с сестрой.

Как он горячо обсуждал с Инкой фрески Джотто, каким интеллигентным огнем горели его карие глаза, а жесты были тонки и породисты!

А Влад… уверенные, грубоватые объятья. Жаркий шепот и легкий запах виски, исходящий, казалось, даже от толстого свитера, под которым неистово и тяжело колотилось сердце.

Минуточку! Но Слава не пьет виски! Инка нам горделиво рассказывала, что ее новый знакомый вообще редко… употребляет, если только легкое вино. А Влад…

А что меня удивляет? На самом деле психи, как утверждают авторитетные люди, имеющие отношение к медицине и охотно делящиеся своими теориями на просторах интернета, очень хитрые, умные и хладнокровные. «Сдвиг» в одной сфере компенсируется другими качествами — они отлично маскируются среди обычных, нормальных людей!

Как виртуозно наш «инопланетянин» сыграл и моего Влада, и Инкиного Славу, мастерски окрутив таких разных девушек! А с какой неподдельной искренностью «удивлялся» и тот, и другой, утверждая, что не понимает, о чем речь!

Раздвоение личности, а как же! Вот, пожалуйста — и близнецы, и инопланетяне!

— Будете искать? — скучным голосом спросила Ирка, и я очнулась от своих горьких мыслей. Кого искать? А…

— Да на фиг он нужен! — встрепенулся задремавший за рулем Хахалев, но Мягкий ткнул его в бок, отвечая уклончиво:

— Доложим руководству.

Все завозились, видимо, считая разговор оконченным, а я вскинулась — подождите! Мне еще ничего не понятно! У меня, между прочим, миллион вопросов! И если…

— Что? — сестра сердито смотрела, как я ерзаю на сиденье.

— Но если он… не… в общем, не тот, кто вам… кто вы… — я спешила и потому слегка путалась, а потом выпалила: — То есть трубка вам точно не нужна?

— Слушай, бросай курить, а? — лениво посоветовал Конь, приподнимаясь на сиденье.

— Ага, скоро вообще введут запрет на курение в общественных местах, а ты вообще с трубкой… — присоединился к нему Мягков, качая головой.

— Подождите… а почему тогда вы исчезли вслед за дядей… с трубкой? Из бильярд-клуба?

— Каким дядей? Кто исчез? Ты вообще о чем, девочка? — Мягкий с твердым непониманием смотрел на меня, а я в очередной раз убедилась, что такую фамилию этот человек носит совершенно незаслуженно!

— А, этот тот, дымила, помнишь? — Конь хохотнул. — На соседнем «русском»…

— Ну и что? — пожал плечами Мягков. — Ну да, кто-то в клубе курил трубку, достал, честно говоря! А мы просто поиграли на бильярде, расслабились да разъехались, — он опять уставился на мой лоб, видимо, мечтая сделать в нем дырку приличных таких размеров.

Ирка уже отбила себе руку и мне печень, пытаясь прекратить дурацкие, на ее взгляд, вопросы, но я еще не все задала!

Значит, трубка им действительно была не нужна с самого начала, как утверждала моя умная и образованная в этой сфере сестрица. И ладно! Но снеговик…

— А снеговик? — существенно понизив громкость своего воспроизведения и втянув голову в плечи, спросила я. Все-таки остальные моменты были сомнительными, но не слишком опасными, а тут… труп! Реальный!

— А что снеговик? Вполне получился… — довольно заявил Хахалев, но Мягкий снова зыркнул на водителя, мол, что-то ты сегодня разговорился, друг мой! И я была с ним вполне согласна.

— Мы слепили снеговика на речке, и что? — развел он руками. — Это не преступление…

— Вы знаете, что за снеговика я имею в виду! — взвизгнула я. Не нарочно, честное слово! Так получилось. — Он…

— Юль, да он вообще… не криминальный, — Ирка сморщилась и стала похожа на лужу в ветреный день. Ну мамуля ей устроит!

— Это не мы, — покачал головой Мягков, а за ним утвердительно покивали остальные.

— А Леонид? — нет, мне все-таки хотелось повесить на них хоть одно убийство и тем самым отомстить за массу неприятных моментов, а заодно и повысить раскрываемость в городе! — Леонид, помните? Я приезжала к нему и застряла в лифте, а вы пытались меня убить…

— Дура, что ли? — даже обиделся Мягкий. — Я тебе помочь хотел…

— …скончаться от страха? — услужливо подсказала я, все-таки хватаясь за ручку, просунув свою руку позади Ирки. — Да я…

— Дура! — снова сказал он, отворачиваясь. — У нас лифт часто так ломается, я хотел открыть двери…

— У нас?.. — перебила я.

— У нас в доме, — кивнул Мягкий, не понимая, что меня так удивляет. — Я там живу. А что, нельзя? А Ленька — мой сосед. Кстати, он уехал на праздники. Если он тебе так нужен, могу сообщить, как только вернется.

Очередной Иркин тычок красноречиво говорил: «Поняла?!», и я вздохнула. Ладно-ладно… все равно я вас прижму…

— А Пузатый? — Пузатый вроде был жив-здоров, но жил-то уже в нашем доме, и визиты к нему подобных «друзей» мне очень не нравились!

— Откуда ты про него знаешь? — нехорошо прищурился Мягков, а я подалась назад, почувствовав, как там напрягся Конев. Ирка же уже вдоволь наморщилась и теперь сидела с совершенно безмятежным лицом — толкать меня ей это абсолютно не мешало!

— Он живет в нашем доме, — буркнула я. — Но я его не знаю…

— Забудь, — посоветовал Мягкий. — Это наши с ним… дела, — а я поспешно кивнула. В конце концов, Пузатый был вовсе не главным, а даже каким-то лишним, посторонним звеном в этой цепочке.

— А почему вы тут… стоите? И почему… я? — я задала вопрос, который, в принципе, интересовал меня больше всего. От ответа на него зависели моя безопасность и душевный комфорт. Впрочем, как и визуальный, если вспомнить мамулин пуховик!

Парни немного помялись, но Мягкий все-таки ответил:

— Понимаешь, есть один специальный прибор… в общем, подробности тебе ни к чему. Он показывал что-то, что нам нужно — здесь. И ты всегда рядом. Мы и решили, что это либо ты, либо знаешь… того, кто нам нужен.

Я замерла с открытым ртом. Значит, это все не шуточки — коварный инопланетянин вполне мог… заселиться в меня (а я-то грешила на пончики, увидев, что поправилась на два килограмма!). Потому и «Бэха» постоянно торчала в нашем дворе, и на Лебедевку за нами притащилась, и…

Но если тот, кого разыскивают ребята Воблина, — обычный человек? Почему их умный прибор показывает… необычного? Или у психов так бывает?

Чувствуя, что сейчас просто лопну от мыслей и парням даже не придется стрелять — все равно придется салон отправлять на чистку! — я решила прекращать свои вопросы. Ничего хорошего я все равно не услышу! Вот только…

— А с чего вы решили, что там не обломок спутника упал, а… что-то, вернее, кто-то… оттуда? — я ткнула пальцем в потолок автомобиля.

— Так это… свист был, свечение зеленое, говорят, — потер шею Конь. — И еще — дымный след и что-то вроде фейерверка.

— То есть вы решили, что инопланетяне прилетели к нам… что-то отпраздновать? — хмыкнула Ирка. — Ах, ну да — Новый год…

Парни заерзали, но промолчали, зато ехидная Ира еще не все сказала:

— Как правило, спутник не сгорает в атмосфере целиком, и какое-то количество фрагментов может достигнуть Земли. При падении разлетится на более мелкие кусочки — вот вам и салют! И зеленый, и красный, и какой хочешь! Хотя сроки падения… — она на секунду задумалась. — Одна вспышка на Солнце может отодвинуть срок вперед или назад, а уж место и вовсе непредсказуемо: тут что Львов, что Нью-Йорк — в равных условиях, — она пожала плечами. — Так что это вполне мог быть и не спутник даже, а просто — фейерверк! Вы посмотрите, что творится — что вам война! — закончила свое выступление в Институте прикладной астрономии Российской Академии наук моя сестрица, а я смогла наконец захлопнуть рот. И похлопать в ладоши. Интересно, есть еще вещи, которых она не знает?..

— Ну, там не все так просто… — Мягков смущенно покачал головой, а я вспомнила еще один немаловажный момент:

— Ковер верните! Все-таки… предмет искусства, музейный экспонат, — попросила я, но Конь возмутился:

— Ты что! Ты видела, во что этот экспонат превратился? Такой потоп был…

— Ладно, поехали мы, — «тонко» намекнул Мягкий об окончании нашей аудиенции. — А то приросли уже к этому «карману»…

— Ага, я уже всех соседей тут знаю! С бабками перезнакомился! — поддакнул Конев, а я напряглась. И не зря!

— Ходит тут одна, в магазин каждый день шастает — бойкая такая старушенция! — оживился он. — Только с ногами у нее проблемы — старая уже, падает все время. Я ей помогал подняться! — похвастался Конь, а я уже заморозила потолок в машине и готовилась порезать ногтями кожу на сиденьях. Когда он уже заткнется, тимуровец хренов!

— Ага, а шастает исключительно в таких… как их… кружевных, вот, колготках! Вот это бабка! Я уже решил, что она меня того… соблазняет! — заржал он, а я покраснела и тихо, чтобы никто не услышал, проворчала: «Больно надо»!

Мы вылезли наружу.

— До свиданья! С Рождеством! — зачем-то добавила я, завидя после себя на черном сиденье «BMW» несколько звездочек конфетти. Откуда хоть они берутся?! Уже почти неделя прошла с Нового года, и мамуля уже пять раз все пропылесосила, а вот ведь…

— Домой, домой, — заторопилась вдруг Ирка, захлопывая дверь. — Сейчас помру без кофеина!

Дождь продолжал лить, так что снеговик все равно не получился бы, поэтому я не дала сестре помереть во дворе, и мы наперегонки понеслись к подъезду.

Мамуля только головой покачала, глядя на наш сомнительный внешний вид, и удалилась на кухню, где чем-то застучала — скорей всего, целебными средствами для экстренного омоложения.

Ирка, несмотря на мои попытки, категорически отказалась обсуждать встречу с ребятами, как и нашу неудачную поездку:

— Все потом! Меня уже там Пашка заждался и Майбах — хотя кот, наверно, занят своей новой подружкой. Слушай, главное, что жизни ничего не угрожает, а остальное подождет! — и, выпив три чашки кофе, унеслась домой.

Мамуля, надев очки в бледно-розовой оправе — с недавних пор она пользуется ими для чтения любимых книг и для пристального рассмотрения лиц любимых дочерей — придирчиво осмотрела меня, схватив за подбородок и повертев влево и вправо.

— Нет, Юль, это не годится. Эти ваши ночные развлечения! Дай мне телефон, — потребовала она, сокрушенно качая головой. — Собирайся, — сказала мамуля через пару минут, а я перепугалась, что она теперь отведет меня к пластическому хирургу, раз уж маска из алоэ с медом не помогла!

Все оказалось не так страшно — всего-навсего мама записала нас на массаж. М-м-м, массаж…

Оказалось — массаж лица.

— Там еще бассейн есть, джакузи, заодно и взбодримся перед вечерним застольем, — мои надежды вздремнуть часик в спокойной обстановке таяли, как недавний снег. Да еще Ирка отказалась с нами ехать, поскольку была… занята, вот.

— Тогда «Тотошу» бери, ладно? После по магазинам проедемся, мне еще кое-какие подарки надо купить… — попросила мамуля, которой жутко нравилась моя новая машина. Мне самой она нравилась, а вот капризная «Ауди» в дождь кататься не любила. Но ей простительно — она еще маленькая, прошло чуть больше месяца, как Данила мне ее подарил. Ах, какой это был день — в ужасном настроении я возвращалась домой, а у подъезда меня ждала эта немецкая малышка, аппетитные формы которой, словно кокосовой стружкой, были припорошены легким снежком…

Я покорно кивнула, тяжело вздохнула и, выпросив все-таки полчаса отдыха, пошла в свою комнату.

…Тучи клубились, толкались толстыми черными боками и неслись вперед. Деревья неистово кланялись ветру, маша вслед голыми ветками.

Внезапно тучи замерли и будто взорвались — ярко-зеленая вспышка озарила унылую местность, тишину разорвал гром, и к земле, словно стая разозленных ос, со свистом ринулись острые капли.

Свист усиливался, становился тоньше, тревожней, навязчивей…

— Юля! Что у тебя происходит?! — я часто моргала, не совсем соображая, где я и откуда доносится такой странный звук. Свист, да…

Сильный ветер, свинцовый дождь… я потерла виски, но непонятный звук был заглушен голосом мамули, требующей найти и прекратить это безобразие.

Я подскочила. Господи! Зеленое свечение, свист — не об этом ли говорили ребята, разыскивающие странного парня непонятного, а скорее — внеземного — происхождения? Но тогда это означает, что он… совсем рядом!

Я заметалась по комнате, думая, как выставить мамулю — еще ей не хватало участвовать в этой истории! Что делать?!

— Юль, по-моему, звук идет оттуда, — мамуля, которой были неизвестны признаки вторжения на Землю представителей внеземных цивилизаций, вполне успокоилась, только еле заметно морщилась, поскольку свист не утихал. — Под столом, Юля!

Чтобы не волновать ее, я послушно залезла под стол, подумав, что мамуле тоже было бы неплохо последовать за мной — на всякий случай! — и застыла, как оставленный на ночь цемент.

У-ха-ха! Ой, не могу! НЛО! Вторжение! Война миров, не меньше!

— Чего ты там смеешься? — мамуля присела на корточки, а я наконец отключила свистящий безперебойник.

— Наверное, был скачок напряжения, и блок питания сгорел, — предположила я, утирая слезы и вытаскивая из-под стола довольно пыльный тяжеленный корпус. Вторжение!

— Протри и собирайся, — скомандовала мамуля и вышла из комнаты.

Спа-салон, куда притащила меня жаждущая перемен Наталья Александровна, то есть мама, сразу показался каким-то знакомым. Нет, не потому, что интерьер здесь был выдержан в так любимой многими моими заказчиками морской тематике — песочные стены, синие полоски и хромированные элементы.

— Здравствуйте, Наталья, Юля! — девушка-администратор улыбалась широко, как река Волга, как будто мы были с ней подругами, и ощущения узнаваемости усилились. Я хмурилась, разглядывая раздевалку, за что немедленно получила от родительницы по лбу и замечание:

— Юля!

Мы разделись и быстро прошли в небольшой кабинет, где неяркий свет создавал умиротворяющую атмосферу, а еще больше ее усиливали теплые и очень приятные руки массажистки да тонкий аромат массажного крема.

Я отстрелялась первой и направилась в туалет, где потрясенно рассматривала свое просто-таки светящееся отражение. Права была мамуля — надо было сразу сюда ехать! Лена просто волшебница! А Ирка пусть завидует.

Думать о проблемах не хотелось, настроение существенно улучшилось, и я, что-то фальшиво напевая себе под нос, скинула белый махровый халат, намереваясь посетить широко разрекламированное джакузи и даже бассейн.

Слева что-то журчало, и я направилась туда, как…

Жар залил лицо и раскаленной змеей пополз по телу — я узнала это место! Влад привез меня сюда после той ужасной «прогулки» в ковре, в багажнике и в трубе канализации! Мы тут… грелись и пили виски, хотя не люблю я его!

Да, ощущение, что я залпом выпила примерно полбутылки «Джека», оказалось очень реалистичным! Зачем я только про него вспомнила?

Сегодня такой волшебный праздник, а я… одна. Нет ни Влада, ни Славы, и даже психопата «Владиславу мы упустили. А Данила… Данила, по моей же просьбе, где-то развлекается — серфинг в Калифорнии или дайвинг в Малайзии…

Не хочу я в джакузи. Жалея себя и усилия массажистки, я потащилась к бассейну, стараясь не зареветь.

Тут, по законам жанра, под какую-нибудь патетическую, душещипательную музыку я должна была изобразить на лице светлую грусть и вперить взгляд в голубую даль, прокрутив самые приятные моменты нашего знакомства.

Только делать ничего из этого я не стала. Во-первых, чей-то бесхозный молодой человек лет четырех от роду пытался рассмотреть тоненький золотой браслет, переливающийся на моей щиколотке, одновременно молотя резиновой уткой по плиточному полу, а музыка, бьющая из динамиков, душещипательной никак не была — Леди Гага с ее энергичными композициями призывала веселиться, танцевать, а в конце — обязательно что-нибудь запалить. Чтобы было еще веселей!

О светлой грусти при таком раскладе не могло быть и речи.

Во-вторых, голубая даль, куда я собиралась кинуть взгляд, куда ни кинь, зверски раскрашивалась разногабаритными телами в купальниках чудовищных расцветок. Плавки были ничуть не лучше — желающих поправить здоровье перед рождественской ночью было немало!

Я развернулась и потащилась обратно. Не хочу я в воду вообще! С этим Владом я скоро буду бояться руки мыть, не то что по грудь погружаться!

— Что? Поплавала? Лицо не мочи, я забыла предупредить! — мамуля, лет на двадцать моложе, чем я, выскочила из массажного кабинета и тоже направилась к бассейну.

— Я… не мочила, — честно ответила я, быстро натягивая халат, чтобы не демонстрировать совершенно сухой купальник, и побежала в раздевалку.

…Несмотря на дождь, как и на Новый год, в городе было очень празднично. Сверкали гирлянды, гудели пробки, заливисто смеялась молодежь — город разогревал мышцы перед главными событиями.

— Сюда давай еще заедем? — мамуля сияла. Еще бы — она всегда очень радуется, когда удается привести дочерей в относительный порядок!

— Заедем, — пробурчала я, высматривая, где припарковаться, и настороженно поглядывая в зеркало. Мне показалось, что весь этот маршрут за нами ехала одна машина, причем несколько раз неумело маскировалась, но я ее все равно узнала! Надо срочно связаться с сестрой — что за дела? Мы же поговорили и все решили! Вроде бы.

— Я тебя догоню, — пообещала я мамуле и, как только за ней хлопнула дверь магазина, схватила мобильный.

— Ир! Ира, что за дела! За мной опять кто-то следит! Они же пообещали! Они…

— Подожди, не тарахти, — попросила Ирка. — Кто следит? С чего ты это взяла?

— С того, что я заметила за нами тачку! Неприметная такая, светлая — вроде «Форд», не важно! Как ты думаешь, может просто какая-то машина ехать по тому же маршруту, что и мы? А?

— Может, но вряд ли, — согласилась Ирка. — И что?..

— А то, что он еще и всякие прибамбасы использовал, ну, чтобы я подумала, что это разные автомобили! Представляешь? — я рылась в «бардачке» в поисках влажных салфеток. — Вообще уже…

— Не шурши! — попросила сестра. — А что за прибамбасы такие? Что ты сочиняешь опять?

— Я не сочиняю! — взвилась я. Нет, не стоило мне краситься в черный цвет — блондинка так и лезла наружу при каждом удобном случае. А при неудобном ее вообще хрен обратно запихнешь! — Ир, я тебе точно говорю — он хотел меня запутать. Ну, смотри сама — когда мы подъехали к спа, я еще ничего особо не подумала, так как это была просто еще одна машина, заехавшая на стоянку. А потом, возле «Михайловского», он прицепил свадебную ленту. Послушай, какие свадьбы днем седьмого января?

— Никакие, — подозрительно легко снова согласилась Ирка, а я подумала, что вряд ли это моя логика так действует на сестру — скорее, Пашка где-то близко, причем настолько близко, что она на все согласна, лишь бы я поскорее отцепилась!

— Ириш, прошу тебя, послушай очень внимательно. Это серьезно! — попросила я, выходя из машины. Мамуля скоро обратно вернется, а я еще здесь сижу! — Сейчас мы стоим возле универмага, и он проехал мимо с учебной наклейкой на стекле. А раньше ее не было!

— Может, это все-таки разные тачки? — предположила Ирка, а я убедилась, что стопроцентно права насчет Пашки. М-да, от сестры толку немного…

Я нажала «отбой» и задумалась. Может, и правда… разные? Или нет? Номер-то у всех троих изрядно заляпан — в принципе, это было основной причиной, по которой я решила, что машина одна и та же! Как же это проверить? Дурацкая лента, наклейка…

Наклейка! Конечно же!

Мне повезло — в праздничные дни народ вообще ездил, как хотел, и парковался так же, и поэтому ребят-активистов я заприметила почти сразу.

— Мне нужна ваша помощь! — я подбежала к тому, у кого в руках были свернутые круглые наклейки. Я уже знала, что на них написано «Мне на всех плевать, паркуюсь, где хочу» или «Мне на всех плевать, езжу, где хочу» — но меня устраивала любая. — Можете наклеить во-о-он на тот «Форд»? — я показала на светлый автомобиль, приткнувшийся неподалеку. Вот сейчас ты у меня последишь!

— Но он нормально стоит, — пожал плечами парень. — Мы просто так не цепляемся…

— Да я знаю, знаю! — перебила я его. — Но мне очень надо, пожалуйста!

— Сейчас… Вить! — парень с наклейками позвал, видимо, старшего по «нарушителям», но Витя, выслушав мою просьбу, отрицательно покачал головой:

— Мы не можем ронять свой авторитет. Мы действуем…

— А! — махнула я рукой и, отвернувшись, побрела ко входу в универмаг. — Вот пристукнут меня, будет на вашей совести!

— Смотри, Юль, как так можно ездить! — удивилась мамуля, когда мы, загрузив «Тотошу» покупками, возвращались домой. Я посмотрела в зеркало и злорадно улыбнулась — на бежевом «Форде», тащившемся позади, белела наклейка ребят из очень полезного объединения «Стоп-хам». А вскоре он и вовсе свернул в какой-то переулок, и больше мы его не видели.

— …и тогда он спрашивает голосом Шурика: «И часовню тоже я развалил?»

Голос Дашки почти заглушил истеричный стон, который издавали мама и Ирка — от смеха они дружно сползали на пол, где продолжали хохотать.

— Как же ты догадалась? Ну умница! — это мамуля.

— Так ему и надо! Может, бросит столько пить, — это уже Ирка. Эй, а где же милицейская солидарность, спрашивается? Полицейская то есть. Где она?!

Я поняла, что речь идет об очередной истории с Игорем, который, как и моя сестрица, тоже работает в органах. Профессия довольно часто накладывает на него свой отпечаток, причем это — то след от чужого ботинка на спине, то помада на погоне — и всегда с подходящим к случаю амбре.

— Ну-ка расскажите мне сначала! Ну пожалуйста, ну Даш! — пока я бегала в магазин — все-таки мамуля не все купила, про мандарины-то и забыли! — «свои» гости стали прибывать — и Даша, и Ирка, что-то нарезая, вовсю возились на кухне.

Дашка, утерев слезы, стала рассказывать уже для меня:

— Приходит он вчера опять ну просто в дрова. Взял моду в последнее время — сразу идет в ванну, набирает воду и засыпает там. Я, конечно, за чистоплотность, вы же знаете, но не ночью и в сильном подпитии! Я всегда волнуюсь, не захлебнется ли да мало ли что. В общем, вчера Игорь нарисовался около двенадцати ночи: фуражка набекрень, и сразу — нырь в ванну! Что мне было делать? И тут меня осеняет — иду туда (он, конечно, уже заснул) и просто-напросто выдергиваю пробку.

— Представляю… — имея живое воображение, свойственное моей профессии, я тут же нарисовала эту картинку.

— Это же еще не все, девочки! Я спокойно ушла спать и уже задремала, как нечеловеческий вопль поднял меня с кровати. Орал, естественно, Игорь.

— Ну конечно, проснуться голым в темном и тесном помещении да еще с алкогольным туманом в голове весьма неприятно и наводит на определенные мысли, — вставила не в меру ехидная Ирка.

— Да, он так и сказал: «Очнулся — темно, страшно, где я?!» — смеясь, рассказывала Даша. — Я же и свет выключила!

— Ой, не могу! — может, действительно теперь бросит пить?

— Ты слушай дальше, это же еще не все, — опять влезла сестрица.

— Дашенька, продолжай! — попросила мама.

Дашка затребовала еще чашку латте, с удовольствием сделала глоток и продолжила:

— Я его с трудом успокоила, с не меньшим трудом доволокла до кровати и решила, что теперь можно и поспать. Но не тут-то было! Минут через десять Игорек вскинулся и радостно объявил: «Я в туалет!» А я так еле дотащила его, словно санитарка — раненого бойца с поля боя, а теперь опять тащить обратно, ведь он и в туалете заснет, сто процентов! Оставайся, говорю, здесь, я тебе горшок принесу. Но он все равно пошел. Ну и фиг с тобой, думаю, иди, а я буду спать. И действительно стала засыпать. И что вы думаете — меня опять разбудили вопль благоверного да еще и грохот! Хорошо, что детей вчера у мамы оставила. Крики раздавались совсем близко, в коридоре. Выхожу, а он сидит в нижней полке недоделанного шкафа-купе. Я и не подозревала, что он у меня такой компактный! Игорь то есть.

Мама и Ирка, уже бывшие в курсе этой истории, снова корчились от смеха, держась за животы и щеки, а что же обо мне говорить!

Дашка тем временем продолжала рассказывать:

— Дашенька, вынь меня отсюда! — Игорь почему-то верил в мои силы. Я — не очень, но попробовала. Безрезультатно. — Ну хотя бы трусы принеси, я же голой задницей на обуви сижу!

— Я-то принесу, только как ты их одевать будешь? — а Дашка-то, оказывается, мстительная!

— И как же он выбрался? — я не могла уже смеяться, еще пару минут — и никакие мамочкины маски и даже массаж не помогут от морщин, ведь мой рот был не то что до ушей, а уже практически на затылке! Я вообще не помню, чтобы так смеялась за последнюю неделю, в течение которой мне было совершенно не до смеха!

— Да никак, сам как-то выбрался. Видно, перспектива провести всю ночь, пересчитывая мягким местом свои же ботинки, его не устраивала. Напрягся как-то, рванулся — и вот он снова на свободе. Правда, шкаф теперь совсем недоделанный, если не сказать хуже. Но самое смешное, девочки, что утром Игорек ничего не помнил. Ну совсем ничего! И когда я ему рассказывала его ночные приключения, он и выдал мне классику про часовню. А сегодня дежурит… Правда, звонил, обещал скоро забрать двойняшек и присоединиться, — Даша посмотрела на изящные часики.

— Да, с ним не соскучишься… лук тоже резать? — Ирка помешивала какой-то салат. Мамуля провела ревизию у той и у другой, наказав Ирке добавить еще одно яйцо. — Что купили? — поинтересовалась сестра, имея в виду рождественские подарки.

— Пашке — свитер, по-моему, сделанный из ковра. Прикольный такой, — мне кажется, ее интересовал именно этот аспект.

— Хорошо, — царственно кивнула Ира. — Что с той тачкой? Разобралась? — понизив голос, поинтересовалась она, а я отмахнулась:

— Да вроде. Пропал где-то по дороге, — и рассказала про наклейку.

И хотя Ирка похвалила меня, что бывает нечасто, я снова погрустнела и под шумок убежала в комнату.

Спать не хотелось, есть не хотелось, думать ни о чем не хотелось, даже кофе не хотелось — вот до чего я дошла!

Проверив почту и убедившись, что сюрпризы, видимо, кончились, я все-таки завалилась на кровать, закинув руки за голову и уставившись в потолок. Вот так. Будем лежать в безмятежной позе и все.

И ничего.

Только я собралась пострадать — немного хотелось! — как заявилась Тигги, предлагая оторвать новой игрушке пару лишних ушей или лап — это насколько весело мы будем играть!

— Не хочу, прости, — я попыталась просто погладить собаню, но Тигги это было неинтересно, и она убежала к папе. Конечно, он всегда готов был на некоторый вандализм — мама частенько это отмечает, особенно когда он закидывает ноги на тумбочку с ее любимой нолиной.

Последующий звон домофона положил конец моему никчемному валянию, поскольку это, скорей всего, пожаловал Пашка со своей маман, а это значит, что из своей же комнаты меня попрут, а зычный голос Любови Яковлевны просочится даже через вакуумные наушники.

Я соскребла себя с кровати и поплелась в зал.

Папы на привычном месте — диване — не было. Наверное, ушел прогуливать собаку, наверняка имея в планах заодно разрушить часть детской площадки — поэтому в главной комнате царили порядок и праздничная, торжественная атмосфера. Елка игриво покачивала ветками и косила на телевизор, где ее тезка напевала: «…а там еще немного — и Прованс…»

Я подтащилась ближе к столу, намереваясь что-нибудь стащить. Но еду еще не приносили — накрытая красной салфеткой золотистая скатерть, постеленная в честь Рождества, была еще видна, скрытая лишь посудой и напитками.

Вытянувшись в струнку, стройные бокалы высокомерно поглядывали вниз на пузатые рюмочки для коньяка, а те лишь смущенно жались к фарфоровым тарелкам, которые, будто знойные испанки — веером — обмахивались нарядными салфетками.

Я вздохнула — как всегда, сложный праздничный букет искрил в центре стола, но вытащить один из мандаринов, насаженный на длинную шпажку, я не решилась. Придется брести на кухню в поисках пропитания.

— …давай не будем в грязь бросать… — услышала я голос Пашкиной мамы и поняла, что и рождественский, как и новогодний, стол не обойдет стороной неожиданная одесская кухня.

— Люб, это уже лишнее, — спорила мамуля, но Любовь Яковлевна не сдавалась:

— Я так поняла, что хотят стол в сельском виде, и прежде всего буде…

— Люба, ну какой еще сельский вид? Рождество! Гусь с яблоками! — мамуля трагически воздела руки, а одесская мама отчетливо всхлипнула, и я испугалась, что сейчас будет поток слез. Похожих на подсолнечное масло…

— Шо еще можно сказать? Я просто за вкусоприбавление, — она все-таки справилась с собой. — Это надо есть холодного, так шо думай, — и, задев меня внушительным бюстом, горделиво понесла в зал какое-то огромное блюдо. Мамуля вздохнула, занавески качнулись. Даже гусь сердито фыркнул из своей духовки, а Дашка просто сказала:

— Теть Наташ, да не берите в голову!

Дашка умеет успокоить. Еще бы — к компании прибавились муж и дети, чтобы справляться с которыми, нужно железное спокойствие!

— А в чем руки? — строго спросила Даша, поскольку вышеупомянутые дети появились на кухне. Ручонки немедленно спрятались за спины.

— А ну покажите! — Даша была непреклонна.

Хитрые дети отрицательно качали головами и заговорщицки переглядывались.

— В чем-то коричневом, — брезгливо сообщила входящая Ирка, которой как раз сзади было это хорошо видно. Я на всякий случай отодвинулась подальше.

— Так, показали мне руки, быстро! — Дашке удалось поймать одного из двойняшек, оказавшегося Сашкой и понюхать руку. Мы с Иркой одновременно сморщились. Даша еще ближе наклонилась и… лизнула детскую ладошку! Я зажала рот рукой, Ирка мужественно терпела.

— Конфеты ели? — строго глядя на детей, спросила Даша.

— Нет, плосто они там лезали в вазатьке, мы взяли и лазвилнули, а они…

— Бросились вам в ротики? — ехидно продолжила эта непробиваемая мамаша. — И сколько же вы съели?

— Четыле… — честность принята в этой семье.

— Сейчас проверим, — сказала Даша, направляясь в зал. Оттуда раздался ее крик: — Да что же это за дети такие!

Мы кинулись на помощь. Подруге или детям — потом разберемся.

Как оказалось, помощь понадобится мамуле, если мы сейчас же не ликвидируем последствия детской шалости!

Дашка стояла возле окна, со слезами на глазах держа в руках конец светлой шторы, измазанной шоколадом.

— Нет, представляете, девочки, они таскают конфеты и едят их за шторкой — думают, что так незаметно! Дома так делают и в гостях не стесняются!

Мы не удержались и стали смеяться. Дети тут же присоединились, сводя на нет педагогические усилия Даши, которая укоризненно посмотрела на нас. Мы тут же заткнулись.

— Все, будете неделю без сладкого! — объявила Дашка карательную меру и побежала на кухню, где весело фырчал гусь. Объевшись конфет на неделю вперед, Сашка и Машка оставили без внимания эту угрозу и вернулись к своим игрушкам.

Ароматы разносились просто невыносимые, а дверь в комнату, как я и предполагала, вскоре оказалась запертой, поэтому, немного послонявшись по квартире, я решительно сдернула куртку с вешалки.

— Ты далеко это? — удивилась мамуля, но я приняла максимально беспечный вид и, пообещав вернуться через час, сказала, что подышать воздухом.

Мне действительно хотелось подышать. А еще я надеялась, что одиночество, привалившееся ко мне своим вялым безжизненным телом, в конце концов отстанет хоть ненадолго.

Не тут-то было. Оно настойчиво обнимало меня, будто мы старые подружки, шептало холодными губами: «Только мы… вдвоем…» — так, что казалось, будто за шиворот падают кусочки льда, и становится холодно, неуютно, и все раздражает!

Раздражаться, кроме как на себя, было не на кого. Я сама все испортила, все разрушила. Перемен захотела! Захотела — получила. Желания, оказывается, сбываются.

Рождество — это же такой волшебный праздник! Даже волшебней Нового года! Наверное, потому что Дед Мороз — это папа, а Снегурочка — мама или старшая сестра, и ты всегда знаешь, кому обязан за сюрпризы.

А Рождество — это далекая звездочка, способная на настоящее чудо…

На это Рождество я буду одна. Чуда не произойдет.

«А зачем? — удивилось одиночество, поглаживая мою ладонь холодными пальцами. — Нам и так хорошо вдвоем…»

Я сунула руки поглубже в карман и натянула капюшон — дождь как лил, так и лил не переставая. Зима, однако!

— Эй! Юля! Едешь куда? — я дошла до остановки, и рядом тут же притормозила знакомая машина. — Садись! — дядя Витя распахнул дверь.

— Ага. В центр, — подумав, попросила я. — А вы что, работаете? Рождество все-таки…

— Да я все время работаю! У меня нет выходных! — радостно заявил Инкин отец, включая «дворники». — Во льет, а!

— Ага, — снова согласилась я, глядя на наряженный, очень праздничный город, цветными огнями проносящийся сквозь мокрое стекло. — Инна не звонила? — поинтересовалась так просто, на всякий случай.

— Не, — отмахнулся дядя Витя. — Мы с Риткой и мамой втроем будем отмечать. Я сейчас клиента отвез и заскочил домой чайковского попить — так там такая красота! Ритка стол накрыла, красиво так, а в центре этот… кренделябр с красными свечами! — горделиво выдохнул он, а я незаметно усмехнулась. Кренделябр вместо канделябра, сместитель — вместо смесителя, а еще блинборд вместо билборда — хоть записывай!

— Ох, е! Сам себя обрызгал, такого парня! — воскликнул он после очередного виража. — Здесь?.. — дядя Витя вопросительно уставился на мое задумчивое лицо, когда в туманной мороси показалась блестящая центральная елка.

— Ага, — машинально кивнула я, хотя вообще не думала, куда и зачем еду, и взялась за ручку, но он закричал:

— Сидим, сидим! Теперь можно, десантируйся! — перегнулся через меня и помог открыть дверь.

— Заедает, ага. Тебя забирать надо? А то я сейчас в гараж, собак покормлю… — начал перечислять он, но я невежливо перебила:

— Да нет, спасибо, я сама. Такси поймаю! — и вылезла под дождь.

— У матросов нет вопросов! С праздником! — весело прокричал дядя Витя и дал по газам, машинально смахнув с пассажирского сиденья несколько разноцветных кружочков.

На бордюре сидела большая ворона, а рядом пристроилась пустая бутылка из-под шампанского.

— Ты уже? — понимающе кивнула я и спустилась в метро в поисках какого-нибудь магазинчика — чем я хуже какой-то вороны?! Я тоже хочу праздновать! Пусть и в одиночестве.

Быстро справившись с пробкой — вообще, я не умею открывать шампанское, делала это раз в жизни, но положительный опыт был — нужно просто снять фольгу, проволоку и отставить в сторону. Вам, бух, пробка вон — прошу, наливайте! — вскоре я приложилась к холодному горлышку и жадно попила.

— Бр-р, — утирая рот, заявила вороне. — Холодно! И мокро. И не очень полезно для желудка, между прочим!

После минутной эйфории, которую принесли с собой заспешившие по организму праздничные пузырьки, стало как-то… противно.

— Как ты это пьешь? — но ворона уже улетела, а я поставила рядом еще одну, свою, почти целую бутылку и побрела дальше.

Во рту стало кисло, захотелось пить. Лучше бы я воды купила! До следующего ларька еще стоило дойти.

В детстве мы любили есть снег. Слепишь снежок и откусываешь, как от изысканного пирожного. Или легкой варежкой зачерпнешь пушистую верхушку со свежего сугроба, с наслаждением трогаешь губами, как сладкую вату…

Я огляделась. Со снегом просматривались явные проблемы. Вернее, проблема-то была одна — его полное отсутствие. А лакать из лужи не хотелось.

Я прищурилась и посмотрела на небо. Все льешь? Сложила ладони ковшиком, набрала немного влаги и выпила.

Как странно. Я никогда еще не пила… дождь.

Совсем близко шумела площадь — шумела хохотом, музыкой, праздником. А парк был на удивление пустой и неуютный. Пока я загребала ногами по лужам, встретила всего трех человек, спешивших куда-то с бенгальскими огнями в руках. Огни сердито шипели, брызгая яркими искрами, люди смеялись, громко переговариваясь. Вскоре и их шаги растворились в общем рождественском шуме, и я опять осталась одна.

Наверное, что-то можно еще исправить. Как-то приладить, что-то подклеить — будет почти незаметно!

Только как быть с теми разлетевшимися клочками, обрывками слов, еще хранивших тепло губ и еле заметный след признаний? Да-да, поспешно собирая, можно собрать почти все, торопливо разглаживая и соединяя, и вот уже вроде все как и было — подумаешь, нескольких кусочков не хватает!

А если не будет хватать… самых главных? Тех, без которых все… бессмысленно? Стоит ли тогда вообще все это… собирать?

Мокрый парк дергал носом, как будто изо все сил, как и я, старался не расклеиться окончательно.

— Держись, — я провела рукой по черному и мокрому стволу какого-то дерева. Они все были одинаковые.

На одной из многочисленных дорожек, подсвеченной фонарем, стоял одинокий музыкант. По его лицу стекала вода, капая на старую желтую гитару, но он все равно пел, наверное, парку: «… жил космонавт Юра…»

— Слушай, я уже где-то слышала эту песню! — неожиданно оживилась я, выуживая из кармана какую-то мелочь и всю ссыпая в шапку-ушанку, пристроенную у его ног. — Ой, — смутившись, нагнулась и быстро подняла попавшую туда помаду. — Извини…

— Мы группа «Первый космонавт», — поминутно шмыгая носом, горделиво выдал парнишка. — Скоро остальные подтянутся…

— Не слишком хорошая погода для концерта, — я подбородком указала на лужи, пустоту и продолжавший лить дождь.

— Да ладно, — махнул он рукой и вдруг запел, ритмично наигрывая: — Как-то в ожидании трамвая наблюдал я голубя поле-ет. Мой совет вам — стойте, не зева-ая, чтоб не кушать голубя поме-ет…

Я засмеялась и пошла дальше.

Почему-то стараясь не смотреть в сторону аттракционов, я обогнула площадь слева и вскоре тормозила возле какого-то узнаваемого входа. А! Знакомое заведение — «Центр искусств Дермилова»!

«Зайду погреюсь», — решила я, решительно потянув на себя металлическую дверь.

Сразу навалилось тепло, тусклая музыка поползла в уши, но я уже это проходила, небрежно отмахнулась и двинулась вперед, где наблюдались некоторый шум и приличных размеров толпа.

По дороге я отметила, что экспозиция выставки несколько поменялась, то есть произведения с пугающими изображениями преимущественно обнаженных людей поменялись на пугающие изображения преимущественно обнаженных людей, но других авторов. «Скорей всего, за толпой скрывается настоящий шедевр», — подумала я, протискиваясь к месту событий.

— …мне все равно, нам сказали, мы вернули! — услышала я странно знакомый голос и, просунув один глаз мимо чьей-то коричневой куртки, увидела… Коня. Он был весь красный, дубленка нараспашку, рядом примерно в таком же виде — водитель Хахалев. А перед ними на полу…

Перед ними на полу переливался псевдо-индийскими узорами невиданной красоты новехонький ковер с ближайшего рынка, которые с таким удовольствием толстые тетки по субботам-воскресеньям тащат в свои свежеоклеенные «петухами-курами» квартиры на плечах щуплых супругов в сбитых на затылок кепках.

— Но это же… — разводил большими руками ошарашенный охранник в тщетной попытке дозвониться до руководства. — Он же… не такой…

— Да он лучше! Ваш-то — совсем старье был, старьем и помер, — сплюнул на бетонный пол Хахалев, тем самым ненароком став еще одним участником выставки произведений современного искусства. — Берите, короче, нам сказали…

Толпа задергалась, а я, хихикая, отползла назад — пусть мы и договорились, встречаться с этими ребятами больше не входило в мои планы. В принципе, не входило и до этого, только вот мои желания ничего не значили!

Они и сейчас ничего не значат.

Я вздохнула. Немного поднятое ковром настроение снова стремительно упало, растворившись в первой попавшейся луже. Снова вздохнув, я посмотрела вверх, где завывал и носился настолько сильный ветер, что, казалось, там летают собаки, и решительно зашагала к площади.

— Дайте один, — я протянула в кассу деньги и бесстрашно уселась в мокрое пластиковое кресло, специально не глядя на соседнее место. Я и так знала, кто там сидит — одиночество.

Затем старательно пристегнулась и почти не испугалась, когда по сверкающей всевозможными подсветками ферме мы взмыли вверх, закружившись в туманном танце.

Я сидела, прикрыв глаза, и ни о чем не думала. А когда кто-то тронул меня за руку, обернулась и не заорала, наверное, только потому, что что-то подобное ожидала увидеть, когда потащилась на «Sky Flyer».

— Ты получила мое письмо? — спросил Влад. Или Слава. Или Джек!

— Получила, — я медленно кивнула. — Только знаешь, так вышло, что его уничтожил вирус. Я не знаю, почему, но…

— Это я. Я уничтожил его, — виновато улыбнулся он, а я вздрогнула. Он действительно безумен! И очень опасен.

— Как тебя зовут? — спросила я точно так же, как ровно неделю назад. А он так же ответил:

— Влад.

— А Слава? А… Джек? Говори! — я толкнула его в грудь, чувствуя нарастающее раздражение, и брезгливо отдернула руки — намокшая куртка делала его каким-то… слишком мягким.

— Что такое имя? — он улыбнулся грустной улыбкой доброго дядюшки, которого расстраивает племянница-хулиганка. — Набор букв… он — Слава, я — Влад, завтра — наоборот. Какая разница? — даже удивился Влад, а я завизжала:

— Перестань! Где Инка? Что ты с ней сделал? Что ты знаешь про Славу? Это же ты! И Влад! И Слава! Владислава!

Насколько позволяли ремни безопасности, я снова замолотила по его груди, во все стороны полетели брызги, среди которых наверняка была моя слюна.

— Ты мерзкий извращенец, как ты мог?! Что все это значит?!

Я кричала, била его, а он только улыбался.

Что-то — возможно, здравый смысл! — подсказывало мне, что с психически неуравновешенными людьми, которым стопроцентно был сидящий рядом со мной человек, придумавший себе историю про инопланетянина, так нельзя обращаться! Надо быть спокойней, хитрей, еще раз спокойней…

Но у меня получалось плохо. Как я ненавидела его в этот момент, а еще больше — себя! Я ненавидела свои черные волосы, которыми, прикрываясь, словно вывеской «Пошла искать перемен, буду через десять минут», связалась с психопатом, думая, что уж он-то — особенный!

Да уж. Особенный, ничего не скажешь! Даже слишком.

Его теплая рука провела по моей щеке, на которой остался мокрый след. Естественно — дождь поливает! Не от слез же остался такой отпечаток — столько слез просто не может быть!

Даже если ты настолько жестоко обманулась.

— Юля, — он осторожно взял меня за руку. Мы стали снижаться. — Понимаешь, мне было так проще. Проще принять вид… человека, — сказал Влад, а я дернулась. Начинается…

— Но… наши особенности таковы, что я мог только… скопировать кого-нибудь. Слава просто первым попался на глаза, — он пожал плечами, а я настороженно слушала. Давай-давай, рассказывай! Скоро будешь отдыхать с Наполеоном и Пушкиным в комнате с белым потолком!

— Невольно забираешь не только внешность, но и состояние и… настрой, — улыбнулся Влад. — Знаешь, я не собирался тебя соблазнять, но, как только увидел, ничего не мог с собой поделать! — он крепче сжал мою руку, но я продолжала играть в молчанку, переваривая услышанное. Значит, не собирался! Еще лучше! Но если Влад не собирался, получается, собирался… Слава? Меня? соблазнять?!

Бред какой-то!

Похоже, это теперь будет мое любимое выражение.

— Юль, я ни о чем не жалею, — Влад встряхнул меня за плечи. — Благодаря тебе я узнал такие ощущения, которых не знал раньше, — проговорил он, а я почувствовала себя учительницей, подарившей радость первого секса восторженному десятикласснику. — Я сожалею, что так получилось с тем парнем…

— Со снеговиком? — севшим голосом выдавила я, а он кивнул.

— Он видел, как я… впрочем, не важно.

«Он видел, как ты душил кого-то во дворе в буйном припадке раздвоения личности!» — на огромной скорости приближаясь к хорошей, высококачественной истерике, подумала я. Сейчас у меня произойдет непоправимое раздвоение личности!

Одна «личность», которая старательно превращалась в брюнетку — умную, расчетливую, хладнокровную особу, если верить расчетам и статистикам! — верила своим ушам и трезвому уму, и потому хладнокровно предлагала мне немедленно, по приземлению, позвонить куда следует, чтобы площадь наводнили люди в белой, синей и еще какой-нибудь униформе и как можно быстрей изолировали такого опасного типа от общества. А пока советовала ловко и хитро запудрить ему мозги, чтобы удержать до приезда служб.

Но вторая, отчаянно цепляющаяся за нежную блондинку, так хотела поверить этому странному, ужасно обаятельному пришельцу, который был так снисходительно нежен, так удивительно непостоянен, но при этом ужасно привлекателен! Пусть даже ему пришлось убить для этого одного человека и превратиться… в другого.

— Где Инка? — спросила я, поскольку при всех раскладах этот вопрос нужно было выяснить обязательно, будь рядом со мной хоть Влад, хоть Слава, хоть… — И почему я?..

Но ответить он не успел, поскольку конструкция, к которой были прикреплены наши сиденья, до этого плавно опускавшаяся вниз, внезапно накренилась, вздрогнула и замерла. Люди, повисшие в наклонном состоянии, завизжали, и я была среди них. Первой и, кажется, лучшей!

— А-а-а! Что происходит?! Эй! — завертевшись в кресле, я моментально перепугалась так, что даже присутствие рядом опасного психа Владиславы стало казаться не таким… опасным. Сам «псих» молчал, напряженно вглядываясь куда-то в верх.

Наши сиденья снова пришли в движение, и народ заорал громче прежнего, поскольку крен усиливался, и стало ясно, что с аттракционом не все в порядке. Люди кричали, а те, что на земле, даже громче.

— Мамочки, что же это такое? — причитала я, совершенно забыв про Влада, крутила головой и пыталась судорожно придумать хоть какой-то план спасения. Мы же сейчас упадем!

Первые кабинки уже чиркали по площадке, и крик стоял невообразимый, заглушающий даже лязг железа и музыку еще ничего не подозревающего праздника.

«Сейчас будет из нас хорошая «консерва», как недавно говорила продавец Надежда», — в панике подумала я, вцепившись ледяными руками в поручень и с ужасом наблюдая, как приближается земля. Приземление неизбежно, пусть даже оно будет смертельно опасным. Три… два… один…

Со скрежетом аттракцион рухнул вниз, смешивая крики, стоны и ругань с воем приближающихся сирен. Во все стороны брызнули осколки, мелкие части, куски пластмассы, а с самого верха слетел какой-то диск, быстро устремившийся в туман.

— Ир, это кошмар какой-то! Это просто чудо, что я осталась жива! — я шла по парку, подволакивая ногу и удаляясь все дальше от места ужасной катастрофы. — Там все оцепили, «скорые», полиция…

— А ты в первом ряду зевак с ножницами в руках перерезаешь ленточку со словами: «Преступление прошу считать открытым!» — что-то аппетитно жуя, хохотнула в трубке сестра. — Ты можешь, Юль! Ты вообще скоро? Мы уже за стол садимся…

— Ир, ты не поняла? — я даже остановилась. — Я сейчас рухнула с аттракциона и осталась жива! А вот Влад…

Не знаю, почему, но я заплакала. Мне все равно было его жаль, пусть и псих, и человека не пожалел…

Но он просто не соображал, что делает, находясь в другой… реальности. В своей личной. Куда чуть было не угодила я.

— Что Влад? Ты узнала, где Инка? — Ира быстро сменила тон на более деловой и шумно проглотила то, что так старательно жевала до этого.

— Нет, Ир, — я горестно вздохнула. — И теперь не узнаем, — всхлипнув, я рассказала, как спасатели, освободив людей, переговаривались между собой. «Не повезло…» — качали они головами. А я, которой повезло, потому что сиденье рухнуло, уже когда аттракцион хорошо снизил скорость, да еще упало не на мою сторону, да и вытащили меня одну из первых, диагностировав лишь ушиб правой ноги да синяк на скуле, повернула голову туда, куда они показывали, качая головами, и увидела…

Коричневый шарф. И что-то, отдаленно напоминающее его хозяина, придавленное покореженным металлом. Металлом, что не пожалел, пусть и безумные, глаза цвета виски, в которых еще недавно плескалась жизнь.

— Он все-таки на самом деле упал оттуда, Ир, пусть и неделю спустя, — я поежилась.

— Приезжай, — тихим голосом попросила сестра, и я поплелась к дороге ловить такси.

Я с трудом верила своим глазам, когда вылезла из машины возле дома — на смену противному, так надоевшему, совсем непраздничному дождю пришел снег! Самый настоящий — белый, пушистый, густой — не какая-то там невразумительная крупа, а именно… Снег!

Я повернула во двор и помедлила — хотелось еще задержаться в этой сказке, пусть она и не моя.

Восхищенно крутя головой, из которой стали выветриваться вязкие, тяжелые мысли и события, в которой вдруг стало пусто — и оттого легко! — я медленно шла, ловя ртом снежинки.

Напротив своего подъезда я остановилась и, немного подумав, углубилась в площадку, где, выбрав вполне приличный сугроб, по форме больше всего напоминавший матрас, рухнула навзничь, раскинув руки. Так просто мне давно не было!

Я лежала и смотрела, как с темного неба летят, летят белые хлопья, и конца им не видно.

Рядом мелькнула неясная тень, и вскоре на мой «матрас» плюхнулся еще кто-то.

— Привет, — сказала тень рядом, а я кивнула. Я сама была как тень, поэтому немного удивилась, что мы, тени, умеем разговаривать.

— Снег пошел, — сообщила я. Если она может разговаривать, то почему я — нет?.. — А то дождь уже надоел…

— Я люблю дождь, — сообщила тень рядом и шевельнулась.

— Я знаю, — кивнула я. — Ты говорил, что любишь воду… А я сегодня пила дождь, — зачем-то сообщила я тени, лежащей рядом. — И шампанское…

Тень негромко засмеялась, вдруг навалилась на меня сверху и сказала:

— Пойдем домой, простудишься. Вон, куртка вся мокрая…

Она ошибается — мы, тени, не простужаемся. Мы…

— Пойдем, Юль, — повторила тень теплым Данькиным голосом и, обдав таким знакомым дыханием, от которого перехватило горло, поцеловала в губы.

Разве у меня есть губы?!

Наверное, да, решила я, раз что-то такое шевелилось на моем лице, когда я проговорила:

— Я тебе изменила. С инопланетянином.

— Это не считается, — серьезно сказал Данила и снова меня поцеловал, повторив при этом: — Вставай, тебе надо в ванну согреться, а то простудишься, — и потянул меня с моего «матраса».

Господи, все время эти контрастные процедуры, ну всю неделю! Намокнуть — и в душ, намокнуть — и снова в душ! Практически как планировала мамуля — неделя здоровья!

Только где же здоровья-то набраться для всего этого?! Правда, мамуля, призывая семью вести здоровый образ жизни, имела в виду несколько другой… образ, нежели тот, красноречивый образец которого сейчас являла собой я — мокрая, в ссадинах и голодная, между прочим!

— Хочешь, слепим снеговика? — предложил Данила, видя мое замешательство и явное желание еще немного остаться на улице.

— Н-нет! — вздрогнув, я покачала головой. Не надо нам больше во дворе снеговиков, пусть даже слепленных собственноручно!

Такой мягкий, пушистый, соблазнительный снег все шел, и я еще немного посмотрела на небо, которое было настолько щедрым.

Еще оно было темным, торжественным и звездным. Рождество.

…Когда мы вошли в подъезд, до меня окончательно дошло, что рядом… Данила! Данила!

— Ты не ныряешь в Индийском океане и не исследуешь фьорды Новой Зеландии? — я робко потрогала его за рукав. — Ты…

— Я здесь, — мягко сказал Данила. — Только, Юль, скажи на милость, зачем ты организовала мне эту дурацкую наклейку?!

— …недавно захожу в детскую, Машка рассекает в моих туфлях, а Сашка — в сапогах. Говорю ей: «Ты прямо кот в сапогах!», а Сашка так рассудительно поправляет: «Мамочка, это я — кот в сапогах, а Машка — кот в туфлях!»

— …мам, это я кот в сапогах, мам, а Маса…

— …Саша, положи нож, не балуйся, я сказал!

— …крабовые котлетки с лимоном, как готовят в Сиэтле… — мамулин голос, как и гомон Дашкиных отпрысков, мягко доносился из зала сквозь стук вилок и бас Любови Яковлевны:

— Я вас умоляю! Вы шо, имеете мне сказать, шо ваши котлетки лучше моего форшмака?! — я услышала, как она стукнула по столу кулачком, и тихий папин шепот:

— Да нет, конечно…

— Давай, солнце, — Данила подтолкнул меня к ванной и за голубые шелковые плечи нарядного платья, эффектно оттенявшего ее рыжие волосы и общий нагловатый вид, развернул изумленную Ирку лицом к семейству: — Пойдем-пойдем!

Тигги скакала едва не выше елки, но родители были рады видеть Даньку не меньше — когда я, наскоро вытеревшись, примкнула к остальным, я его еле нашла, облепленного домочадцами, даже позабывшими про застолье и противоречивые кулинарные изыски Пашкиной мамы.

…Какое-то время мы чинно восседали рядом, что-то даже ели — не исключено, что форшмак! — когда воздух отчетливо стал потрескивать, и я даже отодвинулась от елки, чтобы не нарушать правила пожарной безопасности.

Отодвинувшись от елки, я подвинулась к Даниле. Опасность пожара возросла втрое. Нет, вчетверо!

— Я сейчас, — тонким голосом сообщила я, выбегая на кухню.

— Хлеба еще принеси! — крикнула вдогонку мама, и я кивнула. Конечно, я за хлебом!

…Он тихо обнял меня сзади и коснулся губами виска. Я замерла, словно в ожидании конца света — вон, его все обещают, обещают!

А я, кажется, знаю, когда он наступит. Сейчас. Немедленно — если он меня не поцелует!

Зима наступила, но готовы ли были мы к зимним видам спорта?..

Мне казалось, что я прыгнула с гигантского трамплина. Перехватило дыхание, в ушах засвистело, а тело стало легким-легким!

Со «стола отрыва», впрочем, как и со стула, мы, сцепившись руками и ногами, наверное, ушли правильно, поскольку там было не очень удобно, а вот… «кровать отрыва», на которую мы рухнули, едва ввалившись в комнату, оказалась более… перспективной!

…О чем думает человек, летящий над пропастью? Летящий через темное небо в окружении хоровода снежинок, легким взмахом провожающих его? Человек, летящий… не один?

Полетная фаза была великолепной. Наверное, техничной. Акробатика над бездной, в которую мы неистово вкладывались, возможно, была очень, очень опасной — тем, что могла… закончиться.

Она и закончилась — когда мы, тяжело дыша, однозначно достигли точки «ка-поинт» — вообще, там было много всяких точек! — или даже установили рекорд этого трамплина, но были готовы вновь… установить.

— Надо только привести в порядок «гору приземления», — сказала я, поправляя кровать, а Данила тихо засмеялся и снова поцеловал меня.

— Ты покрасилась, — заметил он, проводя рукой по моим волосам, а я смущенно замахала руками:

— Ой, я вернусь! Честно! Не мое это…

— А где хлеб? — удивилась мамуля, когда мы вновь появились среди гостей. — Ладно, я сама, — она проворно поднялась.

— С Рождеством! — мы подняли бокалы, а я подмигнула Ирке и взяла с полки пакетик.

— Не-е-ет! — закричал папа, глядя, как разноцветные конфетти оседают на незащищенный одесский форшмак и котлетки из самого Сиэтла.

В общей суете, кто где будет ночевать, мы с Данькой не принимали участия — нам было все равно, мы спать не собирались! Оставьте нам местечко, куда можно влезть, обнявшись, и нам будет достаточно!

— Юль, помоги! — попросила мама, разбирая диван. Тигги не унималась, прыгая вокруг с истерзанной в честь праздника игрушкой, и путалась под ногами. — Принеси из своей комнаты еще один пододеяльник! — попросила мамуля, и мы с собаней, обгоняя друг друга, побежали в спальню.

Подставив стул, я залезла на него, чтобы дотянуться до антресоли.

— Тигги! Не мешай! — шикнула на собаку, возжелавшую непременно прыгнуть ко мне на стул. — Подожди!

Я потянула пододеяльник, Тигги тявкнула, схватила за край, и я, не удержавшись, свалилась на бок. Что-то хрустнуло — надеюсь, не ребра?!

— Я тебя выпорю, — пообещала я, кряхтя и усаживаясь на полу, бережно ощупывая себя. То, что не удалось сделать аттракциону, вполне по силам моей шаловливой собачке!

Тигги тявкала и увернулась, когда я попыталась поймать негодницу. Я потянулась за йоркширом и застыла в стиле «форшмак на следующий день» — на ковре валялась найденная в рояле трубка. Она раскололась пополам — скорей всего, вылетела с антресоли, куда я ее запрятала и забыла! — и еще кусок откололся там, где была надпись «Ирине».

На моем пурпурном ковре, делая его исключительно гламурным, сверкали несколько крошечных камешков. Судя по алчному блеску как самих камней, так и моих глаз, это могли быть только… бриллианты.

— Дай сюда, — потребовала сестрица, когда я страшным шепотом позвала ее в комнату, чтобы показать результат извлечения… пододеяльника, ага.

Я послушно сложила в ее ладонь остатки трубки, а Ирка с видом знатока принялась разглядывать.

— Хитрый какой тайничок — смотри, выемка, — она протянула мне остатки и показала: — Видишь?.. Вот здесь, за буквами…

Склонившись, мы тихо сопели, пока Ирка снова не перехватила инициативу:

— Тут восемь камешков. Значит, мне пять, а тебе — три! — она поднялась с кровати, где мы разглядывали находку.

— Почему это? — возмутилась я, но сестрица водрузила мне тяжеленную руку на плечо и, настойчиво поглаживая, произнесла:

— Ну, я себе колечко сделаю… обручальное, понимаешь? — она подмигнула. — Не могу же я его сделать с четырьмя камнями! Юль! — она так укоризненно взглянула на меня, чтобы мне немедленно захотелось отдать ей вообще все. Ага! Я тут так настрадалась из-за этой трубки, а сестрица, вообще-то, в нее не верила с самого начала!

— А почему мне три, а тебе пять? — сварливо спросила я, хотя понимала, что битва проиграна. — А?..

— А зачем тебе пять? — искренне удивилась Ира, пряча в карман пакетик с камнями. — В колечке пять камешков будут смотреться изумительно, а в твой пирсинг и три хватит. Давай сходим завтра… нет, завтра выходной, девятого к твоему ювелиру — помнишь, у кого ты звездочку свою заказывала?

Я уныло кивнула. Но, как только сестрица скрылась за дверью, проворно опустилась на четвереньки и заглянула под кровать — а вдруг я не все собрала? Вдруг мне повезет, и несколько блестящих «лучших друзей девушки» закатились именно туда?..

Ей пять, а мне — три!

— О, лосадка! — хлопнула дверь, и я услышала топот маленьких ножек. Кряхтя, Машка быстро залезла мне на спину, крепко держась за волосы. За мои волосы. Я взвыла от боли, а Машка «пришпорила» меня крепкими пятками и крикнула:

— Но, лосадка!

— Ты почему еще не спишь? — попробовала взбрыкнуть «лосадка», но Машка заливисто смеялась и колотила тугими пятками.

Привлеченный шумом Сашка ворвался в комнату, оценил обстановку как стабильно веселую и, бросив свой арсенал, тоже пытался влезть на все ту же «лосадку». А это все еще была я!

— Ира, спасай! — крикнула я. Машка радостно смеялась, а Сашка заревел, поскольку «лосадка» брыкалась, не давая ему усесться на нее. Ну, вдвоем это уже очень тяжело, правда!

Подоспевшая Ирка вначале поржала, что вполне соответствовало духу игры, а потом все-таки взяла на себя Машкиного брата.

— Интересно, они когда-нибудь спят? — спросила я сестру, когда мы заходили уже на четвертый круг. С галопа мы перешли на шаг, что не очень устраивало разошедшихся детей, но еще немного — и нас точно можно будет пристреливать!

— Уложим, — мрачно пообещала Ира, слизывая каплю трудового лошадиного пота, обильно струящегося по все еще загорелой шее.

— Тогда надо поторопиться, а то они нас уложат скорее, — «обнадежила» я ее.

Вовремя появившиеся Даша, а также Данила с Пашкой, у которых на нас были несколько другие планы, помогли успокоить детей и разогнуть своих девушек, то есть нас с Иркой.

— Ой! — вскрикнула я, поскольку во время этой возни, наверное, Машка умудрилась включить — или выключить! — мобильный, завозившийся в кармане моего халата. — Это не мой… — протянула я, вытаскивая черный плоский телефон с быстро засветившимся экраном. — Это Инкин…

— Дай сюда, — скомандовала Ирка. — Слушай, Юль, что же нам раньше-то в голову не пришло ее мобильник включить? — она многозначительно потрясла айфоном.

— Зачем? — не поняла я, прижимаясь к Даньке. — И потом, он же вроде сел…

— Как сел, так и выйдет, — проворчала Ирка, по совместительству — капитан полиции! — и решительно нажала на папку «Сообщения». — И не надо говорить мне, что читать чужие… — она предупредительно выставила на меня палец, а я запротестовала:

— Я и не собиралась!

И подвинулась ближе к сестре.

— Ну?.. — выдохнула я. — Неужели мы сейчас узнаем тайну исчезновения нашей питерской подруги?

— Смотри. Пятого января. «Приезжай домой срочно. Это важно. Касается твоего мужа», — Ира недоуменно уставилась на меня. — И что это значит?.. При чем тут муж?

Я пожала плечами. Ничего не понятно… к тому же номер отправителя непонятного сообщения скрыт.

— Я соскучился, — сказал мне на ухо Данила, и Инка с ее мужем как-то быстро выветрились из моей головы. Стол отрыва, как и стремительный прыжок, а затем надежное приземление, уже давно ждал нас.