Глава 2

Не помни лихом,

не сочти виной,

что я когда-то в жизнь твою вторгалась,

и не печалься —

все мое — со мной.

И не сочувствуй — я не торговалась.

В. Тушнова


Санкт-Петербург, 11 июня 2010 года


– Лёля, посмотри, какой галстук лучше подойдёт к этой рубашке? Лёля! Я к тебе обращаюсь, между прочим, а ты даже не подходишь! – недовольно крикнул красивый молодой человек, поворачиваясь перед большим зеркалом и придирчиво рассматривая себя со всех сторон.

– Иду, Димочка, уже бегу, – раздался из кухни звонкий голосок, и в комнату торопливо вошла невысокая хрупкая девушка, главным украшением которой была тяжёлая пшеничная коса, спускавшаяся ниже талии. Её руки были в муке, и она держала их очень аккуратно, чтобы не запачкать свежевымытый пол.

– Этот или этот? – молодой человек по очереди приложил к груди два галстука и вопросительно взглянул на девушку. – Думай быстрее, я опаздываю, а Фомич ждать не будет. Ты же понимаешь, как важна для меня эта встреча! Но тебе всегда было наплевать на мои интересы…

– Серый, – прищурившись, вынесла вердикт девушка, привычно не реагируя на недовольство, – голубой слишком легкомысленный для деловой встречи. И ты никуда не опоздаешь, ты сам прекрасно это знаешь.

– Тебе какие-то дурацкие пирожки дороже моего спокойствия, – продолжал ворчать Дмитрий, – завяжи мне галстук… Ну, конечно, – он страдальчески закатил глаза, – теперь я год буду ждать, пока ты руки от муки вымоешь…

– Дим, я быстро, – она стремительно выбежала из комнаты, лишь золотистая коса взметнулась, и тут же послышался шум льющейся воды.

– Дура, – негромко прошипел молодой человек, аккуратно припудривая маленькую красную точку на левом виске, – никогда ничего по-человечески не сделает…

Он был неправ и прекрасно осознавал то, что весь их благополучный быт держался исключительно на хрупких Лёлиных плечах. Именно на ней лежали все обязанности по уборке, готовке, стирке и глажке. В своё время он очень быстро привык, что в шкафу всегда есть два десятка выглаженных рубашек, все вещи аккуратно сложены, в холодильнике много вкусной еды, а в квартире идеальная чистота. И, как часто и бывает в таких случаях, решил, что так и нужно, что никак иначе у него, такого замечательного, просто не может быть. А Лёля? А что Лёля? Пусть будет счастлива, провинциалка серая, что он позволяет ей реализовываться, делая его, Димину, жизнь более комфортной.

И, если бы он вдруг узнал, что девушка на очень хорошем счету в своей бухгалтерской конторе, то невероятно удивился бы: кто? Лёлька? Хороший специалист? Да ладно! Что она, дура бестолковая, умеет? Он — да, он действительно перспективный молодой инженер, который в последнее время ещё и в профсоюзной деятельности добился определённых успехов. Нельзя сказать, чтобы Дима Завьялов был хоть в какой-то степени обеспокоен проблемами трудового коллектива, интересы которого вроде как представлял: он об этом коллективе просто не думал, они с ним существовали параллельно, не пересекаясь. Да, конечно, профсоюз — не самый удачный вариант, но что делать, если комсомола, который вывел в политику немало серьёзных людей, уже нет, а с партиями очень легко промахнуться. Остаются профсоюз и молодёжные движения. Дима выбрал профсоюз и очень быстро добрался до места заместителя председателя, а теперь планировал замахнуться и на главное кресло. И сегодняшняя встреча должна была решить многое, определить, будут ли его кандидатуру поддерживать «наверху».

– Ну вот и всё, – Лёля вбежала в комнату, сияя, как маленькое солнышко, – видишь, как всё быстро. Давай галстук…

Ловкие пальчики быстро завязали аккуратный узел, поправили воротник рубашки, стряхнули несуществующие пылинки с лацкана пиджака. Лёля с привычным восхищением посмотрела на Диму: какой же он всё-таки умница и красавец! И как только так получилось, что он обратил внимание на скромную пятикурсницу Лёлю Кудрявцеву? Мысль о том, что идея предложить ей жить вместе возникла у Дмитрия тогда, когда он переехал в свою квартиру и понял, что заниматься домашним хозяйством не хочет абсолютно, у неё даже не возникла. А Дима, выбирая между вариантами: нанять приходящую прислугу или превратить в эту же прислугу давно влюблённую в него провинциалочку — выбрал второе. И ни разу за прошедший год не пожалел об этом.

– Ну ты и кадр, – уважительно качал головой Завьялов-старший, с которым сын поделился идеей, наливая коньяк, – молодец. Одновременно получаешь и домработницу, и любовницу, причём ни одной, ни второй не надо платить! Далеко пойдёшь!

Дима же в ответ на отцовскую похвалу лишь скромно улыбался. Да, он такой, у него все ходы продуманы на полпартии вперёд.

Вот и сейчас, собираясь на встречу, он вполуха слушал, что щебетала ему Лёля, жизнерадостность которой, когда-то забавная, в последнее время стала раздражать.

– К ужину вернусь, – небрежно бросил он, подставляя для поцелуя тщательно выбритую щёку, – завтра мне понадобится синий костюм и всё к нему: рубашка, галстук… Позаботься…

– Хорошо, – кивнула Лёля и, глубоко вздохнув, решилась, – мне нужно будет кое-что тебе сказать, Дима. Очень важное…

– Нужно — скажешь, – отмахнулся он, искренне не понимая, что важного у неё может быть? Не может решить, с чем пирожки печь? Говорил же — дура…

Закрыв за Дмитрием дверь, Лёля задумчиво прошла на кухню и опустилась на табуретку: она снова не решилась рассказать ему о том важном, что подозревала уже пару недель, а вчера убедилась окончательно. Девушка была уверена, что новость Диму обрадует: да, между ними в последнее время нет той страсти, что сводила с ума раньше, но то, что она ему скажет… Оно изменит всё, свяжет их крепче любых слов и обещаний…

Мигнул экран простенького телефона, и Лёля, порадовавшись, что не успела испачкать руки, ответила на вызов.

– Привет, Лёлишна, как твоё ничего? – раздался в трубке бодрый голос Нины, бывшей однокурсницы, а нынче коллеги. Лёлишной девушку звала только она, и уговорить её обращаться нормально не было никакой возможности.

– Нормально, – улыбнулась Лёля, искренне любившая шумную, но добрую Нинку, – по дому шуршу. А ты как?

– Сказала? – прямо спросила подруга, которая была посвящена в Лёлину восхитительную тайну, но оптимизма девушки почему-то не разделяла. – Или опять испугалась?

– Сегодня вечером скажу, – вздохнув, решила Лёля, – организую романтический ужин — и скажу. Я уверена, он обрадуется…

– Твои бы слова да Богу в уши, – проворчала Нина, – тогда не буду тебя отвлекать, но завтра позвони мне, договорились?

– Обязательно, – улыбнулась Лёля, уплывая в мечты, – обязательно…

* * *

Дмитрий уверенно шагал по красной с зелёным кантом ковровой дорожке, которой в лучших советских традициях были застелены коридоры городской администрации. И пусть невозмутимость была напускной, но он никому не собирался показывать, что до сих пор чувствует себя здесь школьником, вызванным к директору за какую-то провинность.

Вдыхая совершенно особый запах, витающий в этих коридорах, Завьялов думал о том, что готов практически на всё, только бы стать здесь своим. Чтобы эти серьёзные мужчины, иногда встречавшиеся ему, не скользили по юноше беглым равнодушным взглядом, а останавливались и, по-приятельски обменявшись рукопожатиями, делились новостями и слухами. Ведь он же может, нужно только дать понять, что он станет достойным участником команды!

Возле массивной двери с сверкающей табличкой он остановился, одёрнул пиджак, поправил галстук, несколько раз глубоко вздохнул и вошёл в приёмную. Сидевшая за столом женщина недовольно взглянула на него, ничего не сказала и продолжила перебирать лежащие перед ней бумаги. Дима остановился перед столом и мягко улыбнулся женщине: обычно перед его обаянием не могла устоять ни одна. Секретарша Егора Андреевича Фомина, которого за глаза все звали просто Фомичом, исключением не стала. Взглянув на посетителя уже гораздо более благосклонно, она спросила:

– Вам назначено?

– Конечно, – ещё одна отработанная, не оставляющая жертве ни одного шанса, улыбка, – но если нужно, то я могу подождать.

– Я сейчас узнаю, – она вышла из-за стола и скрылась за массивной дверью, а Дима подумал, что если сегодняшний разговор пройдёт так, как он надеется, то завтра нужно будет заехать и презентовать грымзе букет и какую-нибудь приятную безделушку. Он мог бы сделать это и сегодня, но — рано, пока не по статусу.

– Егор Андреевич примет вас, – вышедшая из кабинета секретарша окинула его оценивающим взглядом, уселась за свой стол и снова углубилась в изучение каких-то бумаг.

– Благодарю, – Завьялов послал ей благодарный взгляд, но напрасно: она даже не подняла головы от стопки документов. «Стерва!» – прошипел про себя Дима и решительно вошёл в большой светлый кабинет.

Как ни странно, Фомич был не один: в удобном кресле сидела достаточно молодая, очень ухоженная блондинка. Дмитрий про себя скрипнул зубами от досады, ведь присутствие постороннего человека исключало возможность серьёзного делового разговора, на который он так рассчитывал. Но внешне никак не выразил своего недовольства, это было бы «политически неправильно», как любил говорить сам Фомин.

– Доброго дня, Егор Андреевич, – Дима постарался придать своему голосу максимально уважительную, но не угодливую интонацию и, обернувшись к блондинке, тепло улыбнулся ей, – и вам прекрасного дня!

– Доброго… доброго… – пророкотал Фомин, протягивая руку, которую Дима и пожал со всем возможным почтением. – Проходи, присаживайся, Дмитрий Александрович, в ногах, говорят, правды нет. Позволь представить тебе Юлию, мою дочь, она только вчера прилетела из Швейцарии, решила вот навестить старика…

– Ну какой же вы старик! – воскликнул Дима, даже, как ни странно, искренне, так как назвать Фомича стариком мог только полный идиот: в этом человеке внутренней силы и властности было на десяток таких, как Завьялов.

– Спасибо, – довольно хмыкнул хозяин кабинета, – как успехи на профсоюзном поприще?

– В полном порядке, но… – тут Дима позволил себе сделать многозначительную паузу и, словно прыгая с моста в реку, добавил, – тесновато мне там, понимаете, Егор Андреевич? Душа масштабности требует, простора…

– А потянешь ты его, простор-то этот? – Фомич внимательно смотрел на Диму и тот в очередной раз подумал, что вот оно — то, к чему надо стремиться в жизни: к вот такой власти над другими людьми. А цена? Это вопрос только обсуждения и, чего уж там, торговли. И с окружающими, и с самим собой.

– Уверен, что справлюсь, – он твёрдо взглянул на Фомича, – я знаю, к чему стремлюсь и чего хочу добиться, Егор Андреевич.

– Похвально, – Фомин вышел из-за стола и остановился возле окна, выходящего на Смольный собор, – есть у меня должностишка одна. Могла бы тебе и подойти, да вот не знаю, справишься ли…

Дима замер, боясь спугнуть внезапную удачу: если Фомич заговорил с ним об этом, значит, вполне допускает возможность его, Диминого, карьерного роста. И вопрос, скорее всего, только в цене, но он готов практически на всё.

– У меня один из замов переходит в Москву, в аппарат мэра, и кресло освобождается…

Пользуясь тем, что на него никто не смотрит, так как Юлия изучала что-то в телефоне, а сам Фомич любовался открывавшимся из окна видом, Завьялов аж зажмурился от озвученных перспектив. Но его голос даже не дрогнул, когда он совершенно спокойно, по-деловому, спросил:

– Что от меня требуется, Егор Андреевич?

– Мне нравится твоё отношение к делу, – одобрительно отозвался Фомин, – никаких ахов, охов и никому не нужных сантиментов: чистый прагматизм. Тут, видишь ли, такое дело… я бы сказал, пустячное, но оно слегка беспокоит Юлию, а значит, и меня.

– Я могу чем-то помочь? – Дима всем своим видом выражал готовность поспособствовать решению этой самой «пустячной» проблемы, о действительной сложности которой можно было только догадываться. Понятно, что сейчас его проверяют на пригодность для работы в команде уже совсем иного уровня, и нужно сделать всё возможное и даже невозможное для того, чтобы с заданием справиться. Заместитель Фомина — это больше, чем то, на что он смел надеяться, гораздо больше!

– У моего близкого друга возникли определённые проблемы, – наконец-то вступила в разговор Юля, – и он хочет исчезнуть, начать новую жизнь в какой-нибудь прекрасной азиатской стране. Но для этого он должен умереть здесь, понимаете?

– Понимаю, но я же не киллер, – нервно улыбнулся Дима, растерянно пожав плечами, – чем же я могу быть полезен?

– Нужно просто найти человека, которого примут за него, – Юля хлопнула длинными ресницами и мило улыбнулась, – того, кого никто не станет искать.

– А как же отпечатки пальцев, прочее всё? – Дима читал детективы и помнил, что опознать труп — дело не сложное. Особенно если этот труп числится в базах данных соответствующих органов, а Юлин приятель почти наверняка там есть.

– Иногда после пожара не остаётся почти ничего, – с намёком произнесла Юля, пристально глядя на Диму, – опознать практически невозможно.

– А сам он этого всего организовать не может? Наверняка у него есть возможности? – Диме категорически не хотелось впутываться ни в какие криминальные истории, но если это цена его входного билета, то…

– Он должен быть вне подозрений, – она поправила и без того безупречную причёску, – и потом, чем меньше людей знает об этом, тем лучше.

– Но почему я? – невольно вырвалось у Димы, и он тут же пожалел об этом, так как Фомич взглянул на него слегка насмешливо, а это совсем не то, к чему молодой человек стремился. – Я имею в виду только то, что у меня мало опыта в подобных делах.

– Сделай это, и место моего заместителя твоё, – хозяин кабинета направился к шкафу, извлёк из него бутылку великолепного коньяка и три пузатых бокала, – что скажешь?

– Я справлюсь, – сглотнув вязкий ком, вставший в горле, решительно ответил Дима и, увидев одобрительный кивок Фомича, слегка расслабился. И правда: чего он так занервничал? Бомжей что ли мало в городе, который без них только чище станет? Это вообще можно будет рассматривать как благотворительность, вот. Мысль о том, что он — просто разменная монета в большой игре, всё же мелькнула на задворках сознания, но была безжалостно изгнана даже оттуда.

– Видишь ли, Дмитрий Александрович, в чём дело, – задумчиво рассматривая на свет коньяк, неспешно проговорил Фомич, – я должен быть абсолютно уверен в том, что человек, работающий со мной, – Дима прекрасно понял, что под словами «со мной» подразумевается «на меня», – это тот, кому я действительно могу доверять, понимаешь?

– Конечно, Егор Андреевич, можете во мне не сомневаться, – Дима уже практически успокоился, решив, что непременно что-нибудь придумает.

– Думаю, в детали тебя посвятит Юля, а мне нужно работать, у меня совещание через час, – Фомич допил коньяк, встал, обнял поднявшуюся дочь и снова протянул Дмитрию руку. – Пообедайте где-нибудь, молодёжь, поболтайте о своём. Юля, мама непременно ждёт тебя к ужину. Кстати, Дмитрий Александрович, если тебя никто дома не ждёт, то ты тоже приглашён. Нам, старикам, будет веселее в компании молодёжи.

– Благодарю, с большим удовольствием, – приятно удивлённый Дима с готовностью и благодарностью принял неожиданное приглашение. Мог ли он ещё утром даже мечтать о таком?!

– Ну вот и хорошо, – завершил разговор Фомич, – тогда к половине восьмого мы вас ждём.

– Обязательно, пап, – дочь помахала отцу ручкой и, подхватив Завьялова под локоть, вышла в приёмную. Ни Юля, ни тем более Дима не видели, как хищно прищурился хозяин кабинета, глядя им в спину: рыбка заглотила крючок, хорошо так, душевно. Зачем рисковать проверенными людьми, если всегда есть такие, как Дима: жадные до денег, а главное — до власти. Фомич ничем не рисковал, потому что справится Завьялов — хорошо, молодец, вот твоё место у кормушки, пока с краю, а там видно будет. А не справится — что же, жаль, хороший был парень, перспективный, но слабый. А кому нужны слабаки? Правильно: никому.

Правда, внутренний голос говорил Фомичу, что к мальчику стоит присмотреться: на пятки всё чаще стали наступать молодые да ранние, и иметь в этом озере с пираньями своего человечка было бы очень неплохо. А то и оглянуться не успеешь, как отгрызут хвост по самые уши. Вот сегодня на ужине он и присмотрится к парнишке: в домашней обстановке человек расслабляется. Да и Юльке игрушка — мальчик-то красивый, ладный. Разумеется, никаких серьёзных отношений с ним у дочери быть не может, но развлечься девочке не помешает. Всяко лучше, чем эти мутные парни в наколках и с неправильным блеском в глазах. А с этим, если цивилизовать немного и приодеть, и в свет выйти можно.

– Уф, папа иногда слишком давит, – пожаловалась Юля Диме, идя по коридору и продолжая держать его под руку, – наверное, привычка командовать на работе сказывается.

– Не знаю, – Дмитрий пожал плечами, слегка теряясь в присутствии этой уверенной в себе шикарной девушки, – мне Егор Андреевич кажется человеком справедливым и просто обстоятельным.

– Ты пока ещё его плохо знаешь, – Юля сморщила идеальный носик, – но он прав — действительно пора перекусить. Как ты на это смотришь?

– С огромным удовольствием, – улыбнулся Дима, заметив, как Юля скользнула по его фигуре взглядом и, видимо, осталась довольна. – Какую кухню ты предпочитаешь?

– Здесь недалеко есть рыбный ресторан «La Perla Nera», – словно бы задумчиво проговорила девушка, – но, боюсь, он не слишком бюджетный.

– Ничего, полагаю, с этой проблемой я справлюсь, – поспешил откреститься от подозрений в финансовой несостоятельности Дима, – он тебе нравится? Тогда я приглашаю тебя пообедать.

Ресторан был, конечно, не из дешёвых, но Завьялов действительно мог себе его позволить, причём не слишком напрягаясь. Пользуясь прекрасной погодой, они неспешно пешком дошли до ресторана, где и провели следующие пару часов за крайне приятной беседой. И лишь в конце разговора Дима решился уточнить:

– А какой твой интерес в поручении отца? Твой приятель… Почему ты беспокоишься о его благополучии? Это твой парень?

– Да ну, нет, конечно, – засмеялась Юля, – так и даст мне папа встречаться с неблагонадёжным кем-то, ты что! Просто знакомый, он мне помог в своё время, когда тоже в Швейцарии жил, по мелочи, а долг платежом красен.

«Нехилый такой должок, видимо!» – подумал про себя Дима, но вслух ничего не сказал: зачем? Сейчас ему нужно узнать детали и постараться с минимальными для себя потерями выполнить поручение Фомича.

– Подробности тебе не нужны, – продолжала тем временем Юля, – просто сделай так, чтобы в пригороде сгорел дом, на который я тебе укажу, и потом в нём нашли тело. И всё! Тебе всего и нужно-то: привезти или найти рядом человека, которого потом обнаружат.

– Но меня же заметят, – подумав, прищурился Дима, уже будучи уверенным, что у девушки готов ответ и на этот вопрос. – Мне-то зачем светиться?

– Во-первых, там, где этот дом находится, никого не бывает, там практически заброшенная деревня, – Юля говорила так, словно продумала всё заранее. Хотя почему «словно»? – А во-вторых, ты можешь сделать это в сумерках и не на своей машине. Только надо не откладывать, Дима, вот в ближайшие дни прямо и сделай всё.

– Хорошо, я подумаю, как лучше всё устроить, – согласился Завьялов, расплачиваясь по счёту, – у тебя есть какие-нибудь планы на время до ужина?

– Приглашаю тебя на чашку кофе к себе домой, – с лёгкой улыбкой, от которой у него закружилась голова, проговорила Юля, – ну а потом и к родителям поедем.

– Ух ты! – он подмигнул девушке. – Ты не пожалеешь, обещаю.

– Посмотрим, – перешучиваясь, они покинули ресторан и уже через двадцать минут входили в Юлину квартиру, расположенную неподалёку, практически в самом центре.

– Надеюсь, ты не разочарована? – Дима, облокотившись на расшитое какими-то морскими узорами покрывало, смотрел на Юлю, которая, сидя у туалетного столика, расчёсывала волосы.

– Конечно, нет, – она довольно потянулась и улыбнулась своему отражению, – ты был хорош, и сам это прекрасно знаешь, Димочка.

– Мы, мужчины, достаточно самолюбивые существа и очень любим комплименты, – засмеялся Завьялов и откинулся на подушку, – как ты думаешь, мы ведь сможем как-нибудь повторить эту восхитительную… чашку кофе?

– Непременно, – закрутив волосы в простой узел и закрепив его заколкой, Юля вернулась и вытянулась на постели, совершенно не смущаясь того, что из одежды на ней были только микроскопические кружевные трусики.

Завьялов ей понравился. Он был в меру нежен, в меру требователен, неутомим и изобретателен. К тому же Юле нравилось его тело: поджарое, мускулистое, тренированное. Почему бы и не позволить себе немного удовольствия, пока отец снова не выслал её в какое-нибудь тоскливое зарубежье.

– Кстати, знаешь, сейчас такие неспокойные времена, – начала она, рисуя пальчиком какие-то узоры на груди мужчины, – иногда я просто боюсь одна возвращаться домой вечером после театра или клуба…

– Не верю, что тебя некому бывает проводить, – Диме показалось, что он понимает, к чему ведёт Юля, но он боялся в это поверить, поэтому, чтобы не спугнуть невероятную удачу, сделал вид, что намёка не понял.

– Но не могу же я каждый раз пользоваться услугами папиных охранников! – Юля слегка царапнула его ногтем, и он тут же перехватил её руку, нежно поцеловав ладошку. – Вот если бы со мной постоянно находился надёжный мужчина…

– И чем же я могу помочь тебе в этой непростой ситуации, – Дима подтянул её к себе поближе, – даже не знаю…

– Может, пока я здесь, в России, ты поживёшь со мной эти полгода? – Юля умильно улыбнулась и похлопала ресницами. – Или ты не один? У тебя есть девушка?

– Никого у меня нет, – отмахнулся Дима, обнимая Юлю и лихорадочно просчитывая все плюсы и минусы этого предложения: плюсы явно перевешивали. – Так, есть одна девчонка, которая приходит убрать, постирать-погладить и приготовить. Самому мне некогда, да и не мужская это работа — стирать и полы мыть.

– Совершенно с тобой согласна, – мурлыкнула Юля, довольная тем, что новая игрушка оказалась свободной, – тогда, как только решишь нашу маленькую проблемку — сразу и переезжай, да?

– Это прекрасный стимул сделать всё как можно быстрее, – жарко прошептал Дима ей на ушко, – ты умеешь мотивировать!

– Я не только это умею, – девушка подмигнула ему, и окружающий мир для них перестал существовать: Димочка честно отрабатывал щедрое предложение.

На ужин молодые люди, увлечённые гораздо более интересными процессами, чуть ли не опоздали, но вручённый хозяйке дома стильный букет несколько примирил Юлиных родителей с безалаберностью молодёжи.

Во время прекрасно сервированного ужина Дима несколько раз чувствовал на себе пристальный взгляд Егора Андреевича и понимал, что проходит очередную проверку на пригодность. Поэтому он старался поменьше говорить, а побольше слушать, с интересом обсудил с супругой Фомича вопросы заготовок и даже смог вспомнить какой-то рецепт вкусного варенья, которое когда-то делала его бабушка. После этого он был повышен до статуса «милый Дима» и заручился симпатией хозяйки дома.

После ужина мужчины вышли на балкон, скорее напоминавший небольшую террасу, и закурили. Завьялов понимал, что сейчас услышит вердикт и слегка нервничал, хотя и старался выглядеть невозмутимо.

– Ты ведь понимаешь, что Юлю я растил не для тебя, – неожиданно жёстко сказал Фомич, глядя на Диму, – я не возражаю против ваших отношений, но не строй далеко идущих планов, Дмитрий Александрович.

– Да я даже не думал… – начал Дима, не ожидавший, что Егор Андреевич затронет именно эту тему.

– Думал, не ври, – поморщился Фомич, – так вот повторю для пущей ясности: мужа дочери я уже подыскал, и это не ты. Скрашивай её одиночество, пока есть время и возможности. Против этого я не возражаю, хотя и не слишком одобряю, но я привык потакать капризам Юли. Да и тебе полезно: обзаведёшься связями, если сумеешь — заведёшь новые нужные знакомства. Но всё это только после того, как ты выполнишь мою маленькую просьбу.

«Кровушкой повязать хочет» – мелькнула мысль, но особого протеста не вызвала: с волками жить — по волчьи выть, как говорится. Дима прекрасно понимал, что путь к заветной цели не будет усыпан розами, так что если нужно всего лишь это — он согласен, не велика беда, если вдуматься.

– Я вас понял, Егор Андреевич, – серьёзно сказал он и прямо взглянул Фомичу в глаза, – и поверьте — не разочарую!

– Посмотрим, – кивнул Фомич, – разговоры — это одно, это все мастера, а на деле посмотрим, на что ты годишься, Дмитрий Александрович.

Мужчины вернулись в комнату, и остаток вечера прошёл в приятной светской беседе: Юля очень увлекательно рассказывала о Швейцарии, уморительно описывая своих соседей и их собачку. Фомич тоже поделился воспоминаниями о нескольких курьёзных случаях во время зарубежных вояжей, а Дима слушал и завидовал. Его опыт зарубежных поездок пока ограничивался посещением Кипра и Испании исключительно в качестве туриста. О том, чтобы легко рассуждать о Лондоне, Ницце, Тенерифе — до этого ему было очень далеко. И он дал себе слово, что непременно станет таким, как Фомич: властным, сильным, свободным. Наверное, если бы ему кто-нибудь попытался сказать, что свобода и счастье заключаются совершенно в ином, он просто не поверил бы.

О том же, что он обещал Лёле быть вечером дома, Дима даже не вспомнил…

* * *

Свечки, красиво расставленные на столе, догорели, мясо и приготовленный к нему любимый Димой золотистый рис остыли, но он так и не появился. Лёля сидела на диване, даже не пытаясь вытирать стекающие по щекам слёзы. Вечер, на который она возлагала такие надежды, оказался совсем не волшебным, как ей хотелось, а тоскливым и одиноким.

Девушка несколько раз набирала номер Димы, но он или не брал трубку, или сбрасывал звонок. Наверное, если бы он просто исчез, Лёля волновалась бы, но по-другому. Она обзвонила бы больницы, морги, но нашла бы его. А так — понятно, что он просто не хочет брать трубку, и если утром и днём это можно было бы объяснить важными разговорами, то вечером…

Лёля взглянула на часы: первый час ночи, уже понятно, что ждать бессмысленно. На всякий случай девушка ещё раз набрала номер, и на звонок неожиданно ответили.

– Алло! – прощебетал в трубке молодой женский голос, и Лёля замерла, не в силах произнести ни слова. – Алло! Вас не слышно!

Потом в трубке послышался какой-то шум, и тот же голос сказал уже откуда-то издали:

– Димочка, там кто-то молчит тебе в трубку, она на столе…

Лёля негнущимися пальцами нажала кнопку завершения вызова и осторожно, как гранату, положила аппарат на стол. Она, как загипнотизированная, смотрела на него, ожидая, что телефон вот-вот оживёт, ведь Дима не мог не увидеть, кто звонил. Но телефон молчал, и до утра Завьялов так и не перезвонил.

Утром, уходя на работу, Лёля оставила на столе записку, в которой просила Диму позвонить и как-то объяснить, что происходит. Подумала, извлекла из коробочки, куда она его временно положила, тест на беременность с двумя полосками и положила его на записку. Да, не так ей хотелось сообщить Диме радостную новость, но и молчать она не станет: он имеет право знать. Даже если — тут она в ужасе прижала ладонь к губам — у него есть другая, Лёля не станет скрывать от него правду. Скорее всего, она что-нибудь не так поняла, наверняка всему есть логичное и простое объяснение.

Весь день девушка ждала, а телефон, словно нарочно, трезвонил каждые пятнадцать минут, но среди звонивших Дмитрия не было. Нине, которая, отчаявшись дозвониться, написала Лёле встревоженное сообщение, она сказала, что всё в порядке и пообещала непременно отзвониться завтра.

Возвращаясь домой, Лёля привычно взглянула на то место, где Дима обычно ставил машину, но её там не было: значит, его снова нет дома. Может быть, что-то действительно случилось и ему просто некогда было заглянуть домой?

Но все сомнения исчезли, когда она, сбросив в прихожей балетки, торопливо вошла на кухню. В мойке стояла грязная тарелка, а на столе белела записка, придавленная кружкой. Лёля дрожащими руками схватила листок бумаги и застыла, увидев под ним несколько купюр. Записка прыгала в её трясущихся руках, и она с трудом разбирала слова. Дима в сдержанных и холодных выражениях сообщал, что уходит от неё к другой женщине и искать его не нужно. В конце стояла приписка, что деньги — это на прерывание никому не нужной беременности и на оплату квартиры за следующий месяц. И что на этом он считает свои финансовые и моральные обязательства выполненными.

Лёля выронила записку и бессильно сползла на пол по стене: ноги не держали, а в голове возникла странная звенящая пустота. За что он так с ней поступил? Ведь она всё делала для того, чтобы он был спокоен, доволен и счастлив. Он ведь он говорил, что ему очень хорошо с ней, с Лёлей… Почему? Что она ему сделала?

Девушка не знала, сколько просидела вот так, молча глядя в пространство остановившимся взглядом. Потом она поднялась, посмотрела на деньги и горько улыбнулась: Дима, как всегда, подошёл к вопросу рационально и прагматично. Неужели он всерьёз думает, что она возьмёт его деньги и избавится от ребёнка? Это её малыш, и пусть он будет расти только с ней, но она сумеет и родить, и воспитать. Слава богу, руки есть, голова тоже — не пропадёт!

Лёля решительно вытерла слёзы, взяла деньги и положила в кошелёк: она прямо сейчас пойдёт и положит их на депозит, чтобы к моменту, когда они понадобятся её малышу, там уже накопилась приличная сумма. Ей эти деньги не нужны, а вот ребёнку могут пригодиться.

Выйдя из подъезда, Лёля решила, что идти в банк с заплаканными глазами — не самая лучшая идея, и раз уж ей не нужно готовить ужин, то вполне можно сесть в кафе и выпить большую чашку кофе с каким-нибудь ужасно вкусным пирожным.

Кофе был восхитительным, пирожное — нежным, слёзы высохли, и апатия сменилась каким-то странным возбуждением и неуёмной жаждой деятельности. Наверное, именно поэтому, когда, стоя на светофоре, Лёля вдруг увидела Диму, садящегося в неприметную серую машину, она не побежала к нему, а подняла руку и, поймав такси, попросила шофёра, восточного мужичка средних лет, следовать за указанным автомобилем. Таксист, видимо, повидал в этой жизни уже всё, потому что не удивился, а спокойно пристроился за серой машиной и даже не приставал к Лёле с разговорами.

Тем временем неприметная «девяносто девятая», в которой ехал Дима, выбралась на Московское шоссе и бодро покатила в сторону Москвы. Таксист прервал молчание, но лишь для того, чтобы уточнить, есть ли у милой девушки деньги, так как поездка получается неблизкой. Лёля успокоила его, сказав, что на оплату такси у неё точно хватит, даже если преследуемая машина поедет аж в Москву. Водитель ухмыльнулся, проворчал что-то про странных ревнивых женщин и снова сосредоточился на дороге.

Но автомобиль, за которым они следили, вдруг свернул на неприметную, хотя и достаточно широкую дорогу. Держась на достаточном расстоянии, Лёлин таксист, видимо, заразившись её азартом, старался слишком не приближаться. Но когда «девяносто девятая» свернула на совсем уж узкую дорожку, он повернулся к Лёле:

– Девушка, если поедем — точно заметит, и вся ваша слежка коту под хвост. Чего делать-то будете?

– Вы меня высадите, а сами поезжайте обратно, – решительно сказала Лёля, вынимая достаточно крупную купюру, – я уж тут разберусь. Спасибо вам!

– Точно разберётесь? – уточнил водитель, но было видно, что он с удовольствием избавится от странной пассажирки. – А то подождать могу, раз платить есть чем.

– Не надо, – отказалась Лёля, – я сама не знаю, сколько пробуду здесь, чего вас мучить-то. И ещё раз спасибо.

Попрощавшись, она вышла из машины и осторожно пошла в ту сторону, куда свернула машина, в которой ехал Дима. Что ему могло понадобиться в этакой глухомани? По пути девушке попался покосившийся столб с табличкой, на которой когда-то было написано название деревни. Но сейчас можно было рассмотреть только первую половину слова: «Бере...». Не то Бережки какие-то, не то Березки, а может, Берёзовка или Береговое…

Впереди послышались голоса, и Лёля сразу узнала голос Димы. Странно: ей казалось, что в машине он был один: когда машина поворачивала, там был виден только профиль водителя, то есть самого Завьялова. С кем же тогда он разговаривает?

– В деревне, спрашиваю, ещё кто-нибудь живёт? – раздражённо спрашивал Дима, которого надёжно скрывал от тихонько подобравшейся Лёли высокий куст одуряюще пахнущей, но уже отцветающей сирени. Весна в этом году выдалась поздняя, вот и сирень к середине июня только начала облетать.

– Не, никого нету, – заплетающимся языком отвечал ему кто-то, кого девушка не могла рассмотреть, чтобы, выглядывая, случайно себя не выдать: объяснить Диме, что она тут делает, будет, мягко говоря, непросто.

– Ты один, стало быть, – Дима явно был доволен, Лёля давно научилась различать малейшие оттенки его голоса.

– Дом сторожу, да, а то ходят… а с меня хозяин… ик… спросит, – было слышно, что Димин собеседник пьян в стельку и связно выражается с огромным трудом. – А тебе чего надоть, парень?

– Да я твоего хозяина приятель, – жизнерадостно ответил Дима, и по нюансам интонации Лёля поняла: врёт. – Не покажешь мне дом-то?

– А чего его смотреть? Развалины почитай одни… ик… крыша просела… пол прова… – тут Димин собеседник, судя по всему, приложился к бутылке и потом с трудом продолжил, – проваливается… печка худая…

– А чего сторожишь тогда?

– Деньги платят — вот и сторожу, – пьяный голос отдалился, видимо, по направлению к дому, – какая-никакая, а крыша над головой…

Дима зачем-то открыл машину, потом хлопнула крышка багажника, зашуршала трава, и Лёля отважилась выглянуть из-за куста. Она увидела, как Дима идёт в сторону старого, но крепкого на вид дома с канистрой в одной руке и пакетом в другой. Ничего не понимая, она осторожно скользнула вслед за ним и увидела, как Завьялов вытащил из пакета достаточно дорогой кожаный портфель и небрежно бросил его на покосившемся крыльце.

Дима зашёл в дом и выругался, не то споткнувшись, не то зацепившись за что-то. Лёля почти бесшумно поднялась за ним: поведение Димы казалось ей не просто странным, а каким-то абсурдным. Зачем ему было ехать в эту глухомань, разговаривать с каким-то спившимся сторожем?

Между тем Дима зачем-то попытался разбудить храпящего на какой-то полуразвалившейся лежанке мужика, но удовлетворённо хмыкнул и сам себе сказал:

– Оно и к лучшему, мне хлопот меньше.

Оглядевшись, он открыл канистру, стал поливать сухой пол и мебель, и Лёля почувствовала запах бензина. Он что — хочет поджечь дом? А как же этот сторож?

Она, ошеломлённая догадкой, шагнула в комнату, и доска скрипнула даже под её небольшим весом. Дмитрий резко обернулся, и на его красивом лице отразилось искреннее изумление.

– Ты что здесь делаешь?! – постепенно удивление сменилось злостью, а потом и чем-то, похожим на страх. – Ты что — следила за мной?

– Дима, что это всё значит? Что ты делаешь? – Лёля в ужасе смотрела на любимого и не узнавал его. Этот мужчина с бешено сверкающими глазами, в незнакомой, явно с чужого плеча, одежде не мог быть её замечательным, чудесным Димой! Просто не мог!

Она сделала шаг в его сторону, но тут под её ногами хрустнули прогнившие доски, и она с коротким криком рухнула вниз, в достаточно глубокий подвал. От удара перехватило дыхание, и в глазах потемнело, она словно провалилась в какое-то полузабытье. Сквозь шум в ушах услышала, как Дима сказал, обращаясь, видимо, к самому себе:

– Это ведь не я, это ты сама, Лёля… Тебя сюда никто не звал… Прости, но ты стала мне мешать, так что если ты сломала себе шею, то так даже лучше. Нет тебя — нет половины моих проблем. Раз судьба помогает мне, значит, я всё делаю правильно. Прощай, земля тебе, как говорится, пухом…

Она хотела крикнуть, что жива, но из горла не получалось выдавить ни единого звука, глаза не хотели открываться. Шум становился всё сильнее, и на какое-то время Лёля потеряла сознание. Пришла в себя она от очень сильного запаха дыма, и, открыв с трудом глаза, поняла, что наверху набирает силу пожар. Огонь ещё не разгорелся как следует, но дышать получалось уже с трудом, и если она прямо сейчас не выберется из подвала, в который провалилась, то скоро сюда рухнет пол и всё — ей конец.

Как всегда в минуты максимальной опасности, её мозг работал быстро и чётко: это полезное качество характера досталось ей от отца. Кого-то проблемы и трудности обессиливают, а кого-то максимально мобилизуют. К счастью для себя, Лёля относилась ко второй категории.

Попробовав подняться, она вскрикнула и закашлялась: дым становился всё заметнее. Одна нога явно была сломана или вывихнута, в рёбрах как минимум трещины, про сотрясение и речи нет, но сейчас было не до того, чтобы разбираться: нужно было найти выход. Присмотревшись, она заметила, что дым не висит сплошным спокойным облаком, а слегка колышется, словно втягивается куда-то. На коленях, а кое-где и ползком, Лёля добралась до угла и увидела, что там есть небольшой лаз, видимо, прорытый собаками или лисами, пробиравшимися в подвал. Он был узким, но это была единственная надежда на спасение. Обмотав голову сорванной футболкой и с трудом справляясь с тошнотой и головной болью, Лёля стала лихорадочно расширять лаз, ломая ногти, обдирая руки, иногда приникая к отверстию, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. Она хрупкая, тоненькая, она пролезет! Треск становился всё сильнее, ей казалось, что огонь уже обжигает, подбирается совсем близко, и она упрямо разгребала жёсткую землю, стараясь не обращать внимания на дикую боль в ноге и рёбрах.

Как только лаз стал чуть шире, девушка попробовала протиснуться в него и глухо застонала, закусив футболку: она опасалась, что если крикнет, то её могут услышать. Вдруг Завьялов ещё здесь? Обливаясь ледяным потом и порой почти теряя сознание от боли, Лёля выбралась из подвала и, рухнув в траву, откатилась от дома, стараясь дышать не слишком громко, хотя ей казалось, что она хрипит так, что слышно за километр.

Понимая, что сейчас потеряет сознание и от боли, и от шока, девушка попыталась отползти подальше от полыхающего здания, чтобы на неё не рухнула какая-нибудь часть стены или крыши. Вот те кусты неизбежной сирени за разрушенным сараем или баней вполне годятся, а перед ними ещё и шиповник разросся — просто замечательно. Лёля даже не пыталась подняться на ноги или хотя бы на четвереньки, она упрямо ползла, обдирая кожу о торчащие старые доски и о колючие ветки, а за спиной весело трещал старый дом, рушились балки, лопались стёкла.

Только добравшись до кустов и спрятавшись в них, она позволила себе ненадолго прикрыть глаза. Ей хотелось полежать только минутку, но, когда она пришла в себя, было уже утро, и неподалёку громко переговаривались загружающиеся в машину пожарные.

– Да сгорело всё, – кричал один из них в телефон, – мы уже к концу приехали, даже не знаю, был ли кто в доме. С трассы водила зарево увидел и позвонил. Машин нет, деревня заброшена давно, может, алкаш какой заплутал, закурил да и уснул. Мы своё дело сделали, огня остатки затушили, так что возвращаемся.

Проводив взглядом пожарную машину, бодро укатившую в сторону трассы, Лёля мужественно попыталась хотя бы сесть, но тут же со стоном рухнула обратно на траву.

Полежав и порадовавшись, что на дворе лето, следовательно, хотя бы смерть от холода ей не грозит, она снова попыталась сесть, только на этот раз не совершая резких движений, стараясь шевелиться медленно и очень осторожно. Видимо, в благодарность за это организм сжалился над ней, и Лёля очень медленно и аккуратно поднялась на ноги, точнее, на одну ногу. Вторая опухла так, что присохшие к большому кровавому пятну в районе колена джинсы чуть не лопались на ней, а любое прикосновение отзывалось такой болью, что слёзы сами сыпались из глаз. Дышать, если не глубоко и осторожно, то в общем и целом получалось. Голова болела и кружилась, подкатывала тошнота, но если почаще отдыхать, то вполне терпимо. Опираясь обеими руками на подобранную тут же в траве корявую палку, Лёля попробовала сделать шаг, и у неё, как ни странно, это получилось. Окрылённая успехом, девушка кое-как выбралась на дорожку и остановилась. Во-первых, нужно было отдышаться, так как пройденные тридцать или сорок шагов дались ей, как некоторым подъём на Эверест. А во-вторых, нужно было понять, куда идти: то, что не в сторону трассы, это ясно. Если Завьялов узнает, что она жива, то постарается исправить допущенную ошибку: таких свидетелей в живых не оставляют.

Лёля огляделась: сгоревший дом был когда-то построен возле самого леса, и заросшая густой травой дорожка, скорее, даже тропинка, вела куда-то в сторону сплошной стены деревьев. Представив, как будет ковылять со своей ногой по густому лесу, девушка вздрогнула, но всё же сделала шаг по тропинке. Интересно, как далеко она сможет продвинуться, пока не упадёт? Она даже позвонить не может, потому что все вещи, в том числе телефон и кошелёк, остались в подвале сгоревшего дома. Да и кому звонить? Нине? А чем она поможет? Добраться до милиции и всё рассказать? А где гарантия, что поверят ей, а не Диме, у которого наверняка есть десяток убедительных объяснений: уж кем-кем, а дураком Завьялов никогда не был.

Надо найти место, где можно спокойно отлежаться, откуда реально вызвать врача. Паспорта у неё тоже теперь нет, так что пока она может назваться любым именем. Скажет, что её сбила машина, и она в состоянии помутнения рассудка ушла от трассы в сторону. Ну и что, что неправдоподобно, другого варианта она всё равно сейчас придумать не в состоянии: голова болит всё сильнее, а боль в ноге и рёбрах иногда такая, что хочется кричать в голос. О том, как это всё скажется на уже живущем в ней крохотном существе, Лёля старалась даже не думать.

Тропинка кончилась как-то неожиданно, банально растворившись в пока ещё не очень высокой траве. Лёля тряхнула головой, сбрасывая накатившую дурноту, и неожиданной услышала какой-то знакомый шум, потом свисток и снова шум.

– Электричка, – прошептала девушка сама себе, чтобы разогнать нарастающий звон в ушах, – значит, там точно есть люди и телефон…

Мысль о том, что в лесу звуки могут разноситься очень далеко, а с направлением вообще ошибиться просто, Лёле в голову не пришла, так как человеком она была сугубо городским. Прислонившись к шершавому стволу, она постояла немного и подумала, что в передвижении по лесу есть свои плюсы: можно прислоняться к деревьям и просто переходить от одного к другому. Ей даже удалось так пройти метров двести, когда повреждённая нога неожиданно провалилась в звериную нору. От слепящей боли Лёля рухнула на мох и потеряла сознание, а когда пришла в себя, то совершенно не представляла, куда двигаться дальше. Электричек слышно не было, но девушка, сцепив зубы, заставила себя встать, понимая, что если останется лежать, то Дима своего добьётся — она просто умрёт здесь без медицинской помощи.

Она повернула голову, и вдруг ей показалось, что справа между деревьев что-то блеснуло: неужели озеро или речка? При мысли о воде Лёля застонала, потому что только сейчас поняла, как она хочет пить. Мысли о холодной чистой воде заслонили даже боль, которая, казалось, заняла всё место в сознании. Невероятным, каким-то запредельным усилием воли она поднялась, стараясь не кричать, и сделала несколько шагов. Проморгавшись, присмотрелась: действительно, сквозь наползающую со всех сторон темноту можно было рассмотреть кусочек лесного озера. Нога в очередной раз подломилась, но Лёля, почти не осознавая, что делает, поползла в сторону живительной воды, не замечая, что каким-то чудом выбралась на достаточно широкую тропу. Последнее, что она услышала, прежде чем провалиться в глухое беспамятство, был удивлённый мужской крик:

– Алексей Константинович, смотрите! Смотрите туда!

* * *

В то утро рыбалка не задалась: клёва не было, только иногда какая-то мелочь дёргала поплавок, обгрызала червя и срывалась. Ну а что он хотел, при северо-западном-то ветре – в этих местах при таком направлении ветра рыба уходила куда-то и категорически отказывалась ловиться. Но Алексей Константинович Краснов совершенно не переживал по этому поводу: на рыбалку он поехал не столько за рыбой – всё равно он её не очень любит – сколько для того, чтобы хотя бы на несколько часов выпасть из бешеного ритма, в котором он жил последние несколько лет. Даже телефоны совершенно осознанно отключил и оставил водителю, чтобы никто не отвлекал.

Глядя на поплавок, мирно покачивающийся на зеркальной глади озера, Краснов думал о том, что жизнь – крайне странная штука. Раньше ему казалось, что её смысл – в покорении вершины, в том, чтобы стать независимым и финансово, и во всех остальных отношениях. Сейчас ему сорок шесть, и с возрастом пришло отрезвляющее понимание, что независимости, к которой он так стремился, просто-напросто не существует. Скорее, наоборот, чем выше ты поднимаешься, тем тяжелее оковы различных обязательств.

Счастье? А в чём оно? В количестве нулей на банковских счетах? Не факт, ибо нули есть – а счастья нет. В семье? А ты попробуй завести нормальные полноценные отношения, основанные не на товарно-денежных интересах, когда вокруг только эти длинноногие пираньи с одинаковыми лицами, словно из инкубатора. Алексей Константинович усмехнулся, вспомнив, как алчно смотрела на него одна из таких красоток на последнем экономическом форуме. Он чувствовал себя куском телятины, которую придирчиво рассматривает на рынке хозяйка: купить или поискать получше? В детях? Тоже непросто: заводить ребёнка только с целью получить наследника, а потом с болью смотреть, как он разбазаривает «всё, что нажито непосильным трудом»? Так себе перспективка… насмотрелся он на таких. Уж лучше оставить всё тем, кому считаешь правильным, пусть и не родным по крови.

Мысли текли спокойно, плавно, на редкость умиротворяюще, поэтому он не сразу отреагировал на запах гари, появившийся в воздухе. Дыма видно не было: наверное, где-то неподалёку был пожар, и переменившийся ветер принёс горький запах. Для лесного пожара рановато, да и видно было бы, так что, скорее всего, в какой-нибудь из близлежащих заброшенных деревень сгорел старый, никому не нужный дом. Мало их разве сейчас стоит?

Медитативное состояние было нарушено, и Краснов, тяжко вздохнув, погрёб к берегу: на этом маленьком лесном озере годилась только небольшая лодка, любой другой тут было бы тесно, не говоря уже о катере. Почувствовав под ногами твёрдое дно, он шагнул в воду и вытащил лодку на берег. Охранник, он же водитель, спокойно стоял возле машины, так как знал, что Алексей Константинович не любит, кому лезут под руку.

– Дымком припахивает, чувствуешь? – спросил у него Краснов, подходя и вытирая руки. – Как думаешь, что горит?

– Запах слабый, принесло откуда-то с севера, из-за леса, – поделился наблюдениями водитель, – сарай или дом сгорел где-то, вечером, скорее всего, так-то пожара не видно.

– Я тоже так думаю, – согласился Краснов и начал неторопливо укладывать в багажник чехол с удочками, кейс со всякими рыболовными мелочами, сапоги. И вдруг услышал полный удивления крик водителя:

– Алексей Константинович, смотрите! Смотрите туда!

Он выглянул из-за машины и с изумлением увидел, как на достаточно широкой, хорошо утоптанной тропинке лежит кто-то, издали похожий на сломанную куклу. Причём он был совершенно уверен, что ещё несколько минут назад там никого не было: значит, непонятный человек вывалился из леса?

– Жень, добеги, глянь, что там случилось. Наверняка какой-то местный бомж свалился по пути в магазин, или где тут они выпивку берут…

Водитель без особой охоты, но не споря, пошёл к лежащему на тропе телу, наклонился над ним и тут же, резко выпрямившись, крикнул:

– Алексей Константинович, это девушка! И, похоже, не пьяная, а избитая или что-то в этом роде, в крови вся…

Краснов захлопнул багажник и торопливо присоединился к присевшему возле тела Жене. Тот осторожно прижал пальцы к шее лежащей девушки и нахмурился.

– Пульс есть, но очень слабый, еле нашёл. Что делать будем, Алексей Константинович?

– Для начала давай посмотрим, что с ней? Может, очухается?

Евгений осторожно перевернул девушку на спину, но она только застонала, не приходя в сознание, а мужчины озабоченно переглянулись. Не нужно было быть крупным специалистом, чтобы понять: лежащая девушка не пьянчужка. Слишком тонкими и чистыми, несмотря на грязь, кровь и копоть были её черты лица, а длинные, когда-то золотистые волосы, заплетённые в растрепавшуюся косу, густыми и ухоженными. Одежда была порванной, немыслимо грязной, но неплохого качества, явно купленной в хорошем магазине.

А вот состояние незнакомки внушало серьёзные опасения: одна нога была неестественно вывернута, а джинсы ниже колена пропитались кровью. На боках сквозь разорванную футболку виднелись страшные синяки и, судя по характерным особенностям, как минимум часть рёбер была сломана. На шее неожиданно блеснула цепочка, и Краснов, протянув руку, вытащил маленький золотой крестик. Перевёл взгляд на руки и удивлённо поднял брови: руки девушки были в ужасном состоянии, ободранные, со сломанными и частично содранными ногтями, в земле. Было впечатление, что она этими руками траншею копала, причём на время.

– Что делать будем, Алексей Константинович? – водитель вопросительно смотрел на начальство и ждал распоряжений, а Краснов почему-то не мог заставить себя отвести взгляд от неестественно бледного, измученного лица. Он вдруг поймал себя на том, что осторожно отводит со лба мокрую от пота золотистую прядь и пытается угадать, какого цвета у неё глаза. Ему почему-то казалось, что они обязательно должны быть синими или хотя бы голубыми.

– Такое впечатление, что она откуда-то сбежала, – помолчав, высказал своё предположение Евгений, – смотрите, явно ведь сначала шла со сломанной ногой, точнее, пыталась идти, потом падала, ползла. Лишь бы уйти откуда-то подальше, иначе она спокойно ждала бы, пока её найдут и спасут. А тут… словно от смерти убежать пыталась.

– Подготовь место в машине, – решительно сказал Краснов, поднимаясь, – отвезём её домой.

– Слушаюсь, Алексей Константинович, – Евгений работал у него уже не первый год и привык выполнять распоряжения беспрекословно, но тут решил уточнить. – Домой? Не в больницу?

– Туда всегда успеем, – Краснов сам поднял на руки оказавшееся очень лёгким тело девушки, – а пока обойдёмся без огласки. Кто знает, от кого и от чего она так старалась уйти…

– Красивая девушка, – задумчиво проговорил водитель, распахивая заднюю дверь и застилая сиденье пледом, взятым на всякий случай.

– Невероятная… – негромко откликнулся Краснов, думая про себя, не связана ли незнакомка с донёсшимся до них запахом дыма. Осторожно уложив девушку на сидение, он запрыгнул на место рядом с водителем и скомандовал, – поехали, только на кочках аккуратнее, не растряси. А я вызову-ка пока Фёдора Павловича.


Санкт-Петербург, Павловск, 14 июня 2010 года


– … уже намного ниже, выше тридцати восьми не поднималась ни разу, – негромко говорила немолодая, судя по голосу, женщина, – давление почти в норме, данные биохимического анализа…

Дальше Лёля не услышала, так как снова уплыла куда-то на мягких крыльях сна, поняв лишь, что она не в лесу, а где-то, где есть врачи. Придя в себя через какое-то время, девушка попробовала прислушаться к себе. Нога почти не болела, точнее, она вообще не ощущалась, дышать тоже было не больно, хотя что-то ощутимо давило на грудь, и ужасно мешали тонкие трубки в носу.

Лёля медленно открыла глаза и осмотрелась: она лежала в просторной светлой комнате, за большим окном шелестели ветками деревья, озарённые лучами то ли утреннего, то ли, наоборот, заходящего солнца. Она попробовала пошевелиться, но не смогла, и сердце сжалось от ужаса. Синхронно с этим приступом страха громко запищал какой-то прибор, и в комнату вбежала женщина лет сорока в сине-белой медицинской форме. Она радостно улыбнулась Лёле и убавила громкость прибора.

– Ну вот и чудесно, вот мы и пришли в себя, – заворковала она, поднося к Лёлиным губам стакан с торчащей из него трубочкой. – Попей, моя хорошая, давай, потихонечку… Вот так… ещё глоточек… Молодец!

– Где я? – спросила Лёля, точнее, попыталась спросить, но вместо голоса из горла вырвался тихий хрип.

– Тише, тише, – женщина подсунула Лёле руку под спину, придерживая, и быстро подкрутила какой-то механизм. Когда девушку снова опустили на кровать, спинка оказалась приподнятой, и появилась возможность принять почти сидячее положение. – Попей ещё, только тихонечко. Это водичка с лимоном. Тогда и говорить станет легче.

– Где я? – повторила Лёля свой вопрос, понимая одно: кто-то подобрал её в том лесу, когда она потеряла сознание, и привёз… а куда, собственно, привёз?

– Сейчас я скажу, что ты пришла в себя, – женщина явно избегала отвечать на вопросы, и это слегка настораживало, впрочем, Лёля очень надеялась, что сможет как-то договориться со своими спасителями. Ведь не для того о ней так заботятся, чтобы отдать Завьялову. От воспоминаний её тут же замутило, голова закружилось, а пищащий аппарат снова ожил и выдал череду взволнованных сигналов.

В комнату — назвать эти апартаменты палатой у Лёли язык бы не повернулся — снова вбежала уже знакомая медсестра или сиделка: девушка ещё не поняла, кто есть кто. Но на этот раз она была не одна, вслед за ней вошёл мужчина, увидев которого Лёля почему-то сразу поняла, что спас её именно он.

– Здравствуйте, – проговорил он довольно низким голосом и по-хозяйски сел в стоящее неподалёку от Лёлиной кровати кресло. – Я очень рад, что вы пришли в себя. Понимаю, – он предупреждающе поднял руку, увидев, что медсестра хочет что-то сказать, – вы ещё очень слабы, поэтому постараюсь особо не утомлять. Но есть вопросы, которые требуют решения, вы ведь понимаете?

– Конечно, – хриплым шёпотом ответила Лёля, всматриваясь в слегка усталое лицо своего собеседника, – я постараюсь ответить… на какие смогу…

– Это замечательно, – он улыбнулся, и Лёля заметила, как улыбка изменила его лицо: у глаз собрались морщинки, но они удивительным образом ему шли, а на подбородке обнаружилась милая ямочка. – Но вам пока трудно разговаривать, поэтому сегодня в основном буду говорить я, хорошо?

– Спасибо, – шепнула Лёля, чувствуя, что действительно говорить пока вряд ли сможет. В горле словно поселилась семейка маленьких ёжиков, которые при малейшей попытке заговорить начинали ворочаться и царапать его иголками.

– Тогда давайте я по порядку расскажу вам, что случилось, – начал мужчина, – и для начала представлюсь. Меня зовут Алексей Константинович Краснов, и вы находитесь в моём доме, а сам дом расположен в Павловске. Наверное, вам интересно узнать, как вы здесь оказались?

Лёля кивнула, внимательно рассматривая Краснова: ему было, скорее всего, лет сорок с небольшим, хотя в густых тёмно-русых волосах уже было много седины, впрочем, не слишком старившей его. Скорее, эти белые пряди придавали ему некий с трудом объяснимый шарм. Загорелое лицо, тяжеловатые, но не грубые черты лица и удивительно проницательные светло-серые глаза.

– Мы с моим водителем подобрали вас в лесу, на тропинке возле небольшого лесного озера, куда я приехал в надежде отдохнуть и посидеть с удочкой. Откуда вы там взялись, мы так и не поняли, так как проводить следствие было некогда — мы всерьёз опасались, что не довезём вас живой. Потом мой врач диагностировал у вас сотрясение мозга, перелом трёх рёбер, перелом и вывих ноги, отравление угарным газом, про многочисленные ушибы разной степени тяжести я даже не говорю. К тому же… – он отвёл глаза, и Лёля прерывисто вздохнула. Она положила забинтованную руку на живот, и Краснов кивнул. – Мне жаль, но травмы были слишком сильны, у вас не было шансов сохранить ребёнка. Но вы ещё очень молоды, и Фёдор Павлович сказал, что не видит препятствий к тому, чтобы в будущем вы могли иметь детей. Скажите, – он пристально взглянул на Лёлю, – вас кто-нибудь ищет? Нужно сообщить кому-нибудь?

– Нет, – она попробовала покачать головой, но тут же прикрыла глаза, так как дурнота не заставила себя ждать, – я очень вас прошу, если можно, не говорите никому, что нашли меня. – Она отдышалась и упрямо продолжила. – Я не совершила ничего… противозаконного, честное слово! Это личное.

– Очень интересно, – он откинулся на спинку кресла и задумчиво потёр подбородок, – у меня сложилось впечатление, что вы спасались от кого-то. Я бы даже сказал — убегали от смертельной опасности. Это так? Простите мне мою настойчивость, но я должен знать.

– Да, – прошептала Лёля, и перед глазами снова возникло искажённое страхом и злобой лицо Димы, – меня хотели убить.

– За что?

– Я увидела… – она посмотрела на стакан, и Краснов, встав, подал ей воду, дождался, пока она сделает несколько глотков и, поставив стакан на тумбочку, вернулся в кресло, – больше того, что должна была. Как он поджигает дом… А я упала в подвал… И он решил, что так лучше…

– Интригующе, – помолчав, проговорил Алексей Константинович, – но пока не очень понятно. Он — это кто?

– Пообещайте мне, пожалуйста, что не будете обращаться в милицию, – Лёля почувствовала, как по щекам бегут слёзы, – я правда ничего плохого не сделала! Я всё расскажу, но, пожалуйста, не говорите никому. Пусть все считают, что я просто пропала, а он пусть думает, что я умерла… иначе он найдёт меня… и …

– Не могу обещать, – Лёля сжалась на кровати, а Краснов продолжал, – пока не узнаю всю историю. Поймите меня, я не могу безоглядно рисковать своей репутацией, и это как минимум. Давайте вы всё мне расскажете, и потом мы вместе подумаем, нужно ли нам обращаться … в соответствующие органы. Согласны?

Лёля подумала и кивнула: во-первых, у неё не было выбора, ей жизненно необходимо заручиться поддержкой этого явно обладающего властью и связями человека, а во-вторых, может быть, он действительно сможет помочь ей хотя бы советом.

– Меня зовут Ольга Кудрявцева, я несколько лет назад приехала в Петербург из Архангельска, закончила университет, экономический факультет, поступила на работу в одну аудиторскую фирму… Ещё в университете я познакомилась с одним молодым человеком…

Краснов слушал, как Ольга, хриплым, срывающимся голосом рассказывает свою историю, такую банальную, такую обыкновенную: юная провинциалка, приехавшая покорять столицу. Сколько их, таких вот наивных, восторженных, верящих в мировую справедливость, приезжает в мегаполис, чтобы раствориться без следа в его толпах.

Он слушал и не мог оторвать взгляда от прозрачной тонкой кожи, от бьющейся на виске голубоватой жилки, от ярких даже сейчас голубых глаз, от нежных губ. Ему хотелось лично, своими руками, свернуть шею тому, кто посмел изуродовать эту невозможную хрупкую красоту, оставить эту невероятную девочку умирать в подвале горящего дома. Она так и не назвала имени, но он уже всё для себя решил: ни к какой милиции он, конечно, обращаться не станет. К счастью, есть и другие возможности...

Через час, оставив заплаканную и измученную тяжёлым рассказом Лёлю на попечение сиделки Ирины и велев принимать лекарства и спать, Алексей поднялся к себе в кабинет. Подойдя к столу, он зачем-то переложил папки с бумагами, включил компьютер, прочёл несколько новостей, понял, что не запомнил ни одного слова, и откинулся на спинку кресла. Какой смысл изображать бурную деятельность, когда всё равно все мысли заняты хрупкой девочкой, которая приходит в себя в гостевой комнате внизу. История, которую она рассказала, вряд ли привлекла бы особое внимание Краснова, если бы не промелькнувшее имя Егора Андреевича Фомина, больше известного как Фомич.

Несмотря на то, что Петербург — достаточно большой город, большинство серьёзных игроков, входящих в верхний эшелон бизнес-сообщества, прекрасно друг друга знают, во всяком случае, имеют друг о друге представление. Вот и Алексей достаточно хорошо знал, что представляет собой Фомин, и по возможности никаких дел с ним старался не иметь. Конечно, если бы интересы бизнеса потребовали, он бы и улыбался, и шутил бы, и изображал бы всяческое расположение… но, к счастью, их интересы располагались в разных сферах, к тому же Краснов, в отличие от Егора Фомина, принципиально не лез в политику.

Из сумбурного рассказа Лёли информации можно было выудить достаточно мало, но интуиция отчаянно кричала, что дело здесь нечисто. И, прежде чем принимать какие-либо решения относительно неожиданной гостьи, нужно выяснить некоторые моменты. Алексей вздохнул и набрал знакомый номер.

– Руслан, ты мне нужен. Жду тебя дома, разговор будет исключительно приватный.

Выслушав ответ, Краснов нажал отбой и, взглянув на часы, решил, что вполне может позволить себе чашку кофе. И плевать, что Фёдор Павлович категорически не рекомендовал обожаемый напиток и настаивал на необходимости заменить кофе на чай. Смешной человек! Как можно сравнивать густой, терпкий, богатый, горьковатый кофейный аромат с едва заметным запахом запаренных в кипятке листьев, пусть даже и очень полезных? Нет, это без него: кофе будет последним, от чего Алексей откажется в этой жизни!

К тому моменту, как приехал Руслан, выполняющий функции начальника службы безопасности группы компаний, которой руководил Краснов, кофе уже был сварен и выпит. Обменявшись с приехавшим силовиком крепким рукопожатием, Алексей пригласил его в кабинет и, не ходя вокруг да около, спросил:

– Ты можешь узнать, был ли в районе Тосно два дня назад пожар, в результате которого сгорел частный дом в заброшенной деревне? И если да, то кому он принадлежал?

– Легко, – за что, помимо всего прочего, Алексей ценил Руслана, так это за то, что он никогда не задавал лишних вопросов. – Пять минут.

Руслан вытащил телефон, подумал и выбрал в списке контактов нужный номер.

– Юрий Петрович, рад слышать! Узнал? Жаль, значит, богатым не буду.. У меня вопросик, не в службу, а в дружбу. Скажи, там у тебя в районе случайно пожара на днях не было, во время которого дом сгорел старый? Был? – Руслан кивнул Краснову. – А где? Нет, просто у меня у знакомого домишко в тех краях, соседей нет, вот он и переживает, не случилось ли чего. У него? Недалеко от Ушаков в сторону Тосно какая-то деревенька в лесу почти, Залесье, Заборье или как-то так. Не там сгорел-то? Ах, в Бережках… Да что ты говоришь? А кому принадлежал-то дом? Нет, даже не слышал про такого… Хорошо, спасибо, Юраш, с меня причитается! Ты успокоил меня, а я звякну приятелю, что не в его деревне пожар, пусть не волнуется. Супруге привет, как-нибудь загляну! Спасибо, непрменно!

Нажав отбой, Руслан сразу посерьёзнел и очень внимательно посмотрел на Алексея. Тот никак не отреагировал на взгляд, молча ожидая информации.

– Пожар был, в деревне Бережки, сгорел старый дом, принадлежавший, – тут Руслан сделал театральную паузу, – некому Денису Забельскому, – тут Краснов удивлённо присвистнул и нахмурился. – Вот именно…

– Он же вроде где-то за границей мелькал в последний раз, – Алексей задумчиво побарабанил пальцами по столу, – а потом исчез в неизвестном направлении. Ты веришь в такие случайности? Нет? Вот и я не верю… что-то тут не так… И я даже догадываюсь, что именно.

– Думаете, домик не случайно сгорел? Или вы что-то знаете? – Руслан остро взглянул на Краснова и, помолчав, сказал. – Вы, Алексей Константинович, лучше не лезли бы в эту историю, а? Вы ведь никогда с криминалом не связывались, а Забельский — он же замазан по самые уши. И если вам есть, что мне рассказать, лучше это сделать.

Алексей молчал, размышляя, но Руслан и не торопил его, прекрасно понимая, что всё, что нужно, ему расскажут. Торопить в этом деле — не лучшее решение.

– Вот смотри, какая получается история, – Краснов задумчиво потёр подбородок, – дело в том, что у меня есть совершенно точная информация о том, что это был поджог. И я даже знаю имя человека, который это сделал, но тебе его пока не назову, сам понимаешь, дело такое.

Руслан кивнул, совершенно не обидевшись: он прекрасно понимал, какими странными и непредсказуемыми путями иногда попадает к людям важная информация, и что разглашать источник — последнее дело.

– Организуй-ка мне анонимный звоночек в соответствующую организацию, пусть проверят пожар на предмет трупа, а то вдруг решат схалтурить, всякое же бывает. Мол, сторож был, да куда-то подевался, третий день не видели, даже за бутылкой в магазин не приходил.

– Даже так? – Руслан и сам подозревал что-то подобное. – Я ведь правильно понимаю, что труп там есть?

– Есть, – не стал отрицать Краснов, – и это не Забельский. Но не тебе мне объяснять, что этой информацией делиться ни с кем не стоит.

– Обижаете, Алексей Константинович, – делано надулся Руслан, – а кто труп, тот самый сторож?

– Полагаю, что он и есть, – подумав, кивнул сам себе Алексей. – Но что-то мне подсказывает, что организовавшие поджог люди хотели бы, чтобы все подумали, будто бы именно Забельский приехал туда по какой-то своей надобности, да там и остался. И узнай про самого Забельского: что, кому, как… Не просто ведь так он следы заметает. А может, это вообще исключительно мои домыслы.

– Сделаем, – кивнул Руслан, уже продумывая, как грамотнее выполнить поручение и не слишком продемонстрировать свою заинтересованность. – Могу я поинтересоваться, чем вызван такой интерес к этому вопросу, Алексей Константинович?

– Можешь, – кивнул Краснов, – но сначала выясни про Забельского. Сможешь быстро это сделать?

– Разумеется, – Руслан прикинул что-то и сказал, – дайте мне полчаса.

– Действуй, – распорядился Алексей и погрузился в просмотр писем, усилием воли подавив желание спуститься и проверить, как там Оля.

Через полчаса вернулся Руслан, и теперь Краснов сидел и сосредоточенно рисовал квадратики и ромбики на листе бумаги. Новости не обнадёживали: выяснилось, что Денис Забельский, известный в узких кругах своими тесными связями с теневым бизнесом, задолжал достаточно крупную сумму серьёзным людям, но пообещал вернуть в кратчайшие сроки, намекнув, что деньги у него где-то припрятаны. Говорят — опять же исключительно на уровне слухов — что он обратился за помощью к Фомичу, но тот всячески отрицает даже намёки на это. Ходят слухи, что три дня назад Денис выехал из Петербурга на машине, но куда потом делся — никто не знает. Про пожар уже известно, более того, в развалинах, куда нужные люди добрались раньше представителей официальных органов, найден труп, и, судя по найденному на крыльце обгоревшему портфелю, есть подозрение, что труп — это сам Денис и есть. Но продолжают разбираться, потому что откуда-то просочилась информация, что Забельский поехал в этот дом не один, а с девушкой. Но второй труп пока обнаружить не удалось.

Краснов мог бы добавить, что этот самый несостоявшийся второй труп лежит к гостевой комнате на первом этаже, но пока решил промолчать и подождать развития ситуации.

* * *

– Ты же понимаешь, что по уму я должен сейчас отдать распоряжение, чтобы тебя тихо и незаметно закатали в асфальт? Для того, чтобы подобные тебе раз и навсегда уяснили, что нельзя играть во взрослые игры и при этом вести себя по-идиотски! – примерно так звучала бы речь белого от ярости Фомича, если бы её перевели с русского матерного на нормальный язык.

– Я понимаю, Егор Андреевич, – Дима ещё недостаточно знал своего покровителя, иначе предпочёл бы молчать и тихо ждать, пока тот успокоится и снова станет способен рассуждать здраво.

-Ты? Ты?! Ты ничего не понимаешь! Ни-че-го!!! – Фомич швырнул ни в чём не повинный стакан из-под виски в стену. – Мало того, что ты притащил туда за собой эту ревнивую дуру, так ты ещё и не удосужился проверить и убедиться, что она мертва. Ты почему не посмотрел?

– Да она так лежала, – начал в очередной раз оправдываться Завьялов, – живые так не лежат, ну правда. И не дышала вообще, я её окликнул, она не ответила. Я уверен был, что она свернула себе шею.

– Но тела-то нет, – Фомич демонстративно развёл руками, – видимо, твоя свернувшая шею подружка не просто пришла в себя, но ещё и умудрилась выбраться из горящего дома, причём так, что никто не заметил. Вокруг пожарища всё проверили?

– Всё, – уныло ответил Дима, понимая, что оправдывайся — не оправдывайся, а он виноват с любой стороны, – никаких следов не нашли, да там и нереально отыскать хоть что-то.

– Ещё хорошо, что у тебя хватило ума не промолчать о своём косяке, а рассказать, потому как если бы я узнал всё не от тебя, а от других… – Фомич с намёком посмотрел на виновато вздыхающего Диму, – то тебя не спасло бы ни заступничество Юли, ни то, что к тебе проявили интерес определённые люди.

Дима внутренне напрягся: вот оно, то, благодаря чему он всё ещё жив и даже относительно благополучен. Им кто-то заинтересовался из тех людей, с кем считается даже обладающий огромным влиянием Фомич.

– Ты понравился одному серьёзному человеку: он как раз подыскивал парнишку твоего типажа. Начнёшь с низов, с самого начала, и если докажешь свою полезность и убедишь его, что в тебя имеет смысл вкладывать деньги, то когда-нибудь сядешь в депутатское кресло. Улавливаешь?

– Вы имеете в виду политическую карьеру? – не решаясь поверить тому, что услышал, спросил Завьялов, незаметно вытирая мгновенно вспотевшие ладони о брюки.

– Её самую, – кивнул Фомич, – сейчас как раз спрос на таких, как ты: молодых, симпатичных, с честными лицами, не замазанных ни в криминале, ни в бизнесе. Ты подходишь со всех сторон, так как о твоём косяке знаю пока только я. Ты понимаешь мой намёк, Дмитрий Александрович?

– Разумеется, – кивнул Дима, стараясь не выдать охватившего его ликования, – я всегда буду помнить, кому обязан началом своей карьеры.

– Ты не просто будешь помнить, – в светлых глазах Фомича сверкнула хищная искра и тут же погасла, – ты будешь моим человеком.Со всеми потрохами, Дима, потому что одного моего слова будет достаточно, чтобы твоя карьера политика закончилась, не начавшись.

– Я понимаю, – Завьялов кивнул, мельком подумав, что рано или поздно… так или иначе… но он сумеет вырваться из-под опеки Фомича, если та станет слишком уж навязчивой. В конце концов, никто не вечен, верно?

– В общем, у тебя есть несколько дней, чем меньше, тем лучше, чтобы решить вопрос с этим пропавшим недотрупом, ты понял? Делай что хочешь, но чтобы у этой твоей, как там её, Оли, не возникло даже мысли появиться на твоём горизонте или обратиться в органы. Что ты придумаешь — меня не волнует. Это в твоих интересах, Дмитрий Александрович.

– Будет сделано, Егор Андреевич, – клятвенно пообещал Дима и, попрощавшись, вышел, спиной чувствуя тяжёлый оценивающий взгляд.

Выйдя в коридор, он прислонился к стене и, убедившись, что вокруг никого нет, несколько раз глубоко вздохнул. Нужно во что бы то ни стало придумать, как обезопасить себя от потенциальных обвинений со стороны, возможно, выжившей Лёли. В глубине души Димочка искренне надеялся, что девушка, из-за которой он пережил столько неприятных минут, всё же умерла. Даже если ей каким-то чудом удалось выбраться из горящего дома, что очень маловероятно, то она наверняка сейчас валяется где-нибудь в лесу. Он ведь видел, как неестественно была подвёрнута её нога, да и удар о твёрдый земляной пол наверняка был сильным. Нет, с такими травмами долго без медицинской помощи не протянешь. Скорее всего, те, кто искал тело, просто схалтурили и не полезли раскапывать подвал. Да, скорее всего, так и было…

Тем не менее, необходимо подстраховаться: такая возможность, о которой говорил Фомич, дважды не предоставляется, значит, нужно вцепиться в неё зубами и никому не отдавать.

А что если намекнуть нужным людям через Фомича, что деньги, которые Денис Забельский должен, он собирался забрать именно в этом старом доме? Приехал с девушкой — интересно, и кто вообще пустил этот слух про то, что он был не один? — а она подожгла дом и сбежала со всеми деньгами. Ну и что, что никаких денег, как и самого Дениса, там не было? Кто об этом знает? Зато Лёля, если вдруг появится, то сразу попадёт в серьёзные неприятности, и тогда разбираться с ней будет уже не он. Попробуй доказать, что ты не брала денег? Это очень сложно!

То есть если девушка не появится, то и вопроса нет: пусть кредиторы ищут Забельского, который наверняка уже загорает где-нибудь на Бали или на Гоа. А если она вдруг появится, то в дело пойдёт информация о том, что она-то денежки и прикарманила. И тогда её точно уберут, но он будет совершенно ни при чём. Она ни в чём не виновата? Да его-то какое дело? Она ему стала мешать, значит, она должна исчезнуть, но при этом он непременно должен остаться чист, как стёклышко.

Придумав выход, Димочка успокоился и, насвистывая что-то легкомысленное, отправился в кафе, где его ждала встреча с Юлей. Нет, жизнь всё-таки чертовски приятная штука!


Тяжело опираясь на трость, Лёля медленно передвигалась по комнате, стараясь не наступать на сломанную ногу, хотя фиксатор надёжно блокировал любую возможность ненужной подвижности. Когда чудесный Фёдор Павлович, поправив элегантные очки, сказал ей, что она может потихоньку вставать, она не поверила: в Лёлином представлении гипс был чем-то очень тяжёлым, практически неподъёмным. Но оказалось, что современные материалы гораздо легче и удобнее, и передвижение, пусть и очень медленное, но возможно. Во всяком случае, до ванной комнаты и туалета Лёля теперь добиралась самостоятельно.

Остановившись у окна, она медленно и осторожно опустилось в кресло, но, заслышав в коридоре уже знакомые неторопливые шаги, тут же снова встала. Она мучительно не понимала, как вести себя со своим спасителем. Почему он ей помогает? Допустим, в лесу он подобрал её из обычной жалости и в силу природного человеколюбия. Неважно, что приютивший её Алексей Константинович на доброго самаритянина не был похож абсолютно. Предположим, что именно так оно и было: увидел умирающую девушку, пожалел, подобрал и привёз домой. Это ещё как-то можно объяснить.

Но дальше-то? Зачем ему приглашать к ней своего личного врача, нанимать сиделку? Она ведь ему практически всё рассказала, и он не может не понимать, что взять-то с неё нечего. У Лёли ни связей, ни денег, ни ослепительно красивой внешности…

Она понимала, что Алексей Константинович принадлежит к тем людям, которые могут логически объяснить каждый свой шаг, но предположить, чем она его заинтересовала, не могла. Наверное, нужно как-то затронуть этот вопрос? А с другой стороны — куда ей идти? Дима найдёт её и непременно завершит начатое.

В дверь вежливо постучали, и на пороге появился хозяин дома, который при виде вставшей Лёли удивлённо приподнял брови.

– Ты уже встаёшь? Ничего себе! А Фёдор Павлович разрешил? Или это ты самодеятельностью занимаешься?

– Разрешил, – Лёля сдержанно улыбнулась, – но сказал не увлекаться. Так что я потихоньку.

– Вот и молодец, – похвалил её явно думающий о чём-то своём Краснов, – потом, когда медицина в лице Фёдора Павловича разрешит, начнём массаж и всякие укрепляющие процедуры. И будешь как новенькая, даже лучше, чем была.

Лёля глубоко вздохнула и, стиснув в кармане халата, который накинула поверх пижамы, собрав все силы, решительно спросила:

– Почему вы это делаете, Алексей Константинович?

– Что именно «это»? – ничуть не удивившись, уточнил Краснов, усаживаясь в кресло напротив. – Почему я не оставил тебя умирать возле того озера? Или почему забочусь сейчас?

– И то, и другое, – Лёля была настроена выяснить всё раз и навсегда, – вам ведь это только хлопоты и расходы, я никогда в жизни не смогу расплатиться с вами…

– Ага, – кивнул он собственным мыслям, – то есть в альтруизм моего поступка ты не веришь?

– Нет, – она покачала головой и добавила, – я, наверное, никому теперь не смогу верить…

– А вот это правильный подход, – ничуть не обидевшись, сказал Краснов, – верить нужно только тщательно и многократно проверенным людям. Ну или семье.

– А что, семья не может предать? – горько усмехнувшись, спросила Лёля. – Вы считаете это гарантией порядочности и надёжности?

– Если это настоящая семья — несомненно, – очень серьёзно ответил Алексей Константинович и как-то странно посмотрел на Лёлю. Ей даже ненадолго показалось, что он смущён или не уверен в себе, но она быстро прогнала эти нелепые мысли. – Просто семью надо создавать с тем, кто не способен на ложь и предательство. Иначе это не семья, а так… ячейка общества.

– А у вас есть семья? – замирая от собственной наглости, спросила Лёля.

– Нет, – он покачал головой. – во всяком случае, пока — нет. Но я, как говорится, не теряю надежды. Ты, наверное, считаешь меня глубоким стариком, – засмеялся он, заметив удивлённый взгляд девушки, – и, наверное, ты права, мне уже сорок шесть лет.

– Разве это старость? – совершенно искренне ответила Лёля. – К тому же вы прекрасно выглядите и, я уверена, ещё можете встретить свою судьбу.

– Или подобрать её на лесной тропинке, – негромко, словно сам себе, сказал Краснов, – бывает и так. Скажи, Оля, а тот человек, который поджёг дом, он ничего там не искал, ты не заметила?

Лёля до глубины души была благодарна Краснову за то, что он сказал «тот человек», не назвав Диму ни по имени, ни по фамилии, хотя она их ему назвала. Была в этом поступке какая-то глубинная деликатность: он не хотел лишний раз причинять ей боль, как мог, сглаживал острые углы.

– Нет, он просто не успел, – ещё раз прокрутив в мыслях тот страшный вечер, ответила девушка, – точно не искал. А что?

– Ничего, – Алексей откинулся на спинку кресла, – просто мой человек, скажем так, близкий к определённым кругам, сказал, что один наш с тобой общий знакомый намекнул, что в доме были спрятаны большие деньги. А теперь они исчезли… Как ты думаешь, кто мог их взять?

– Я не брала, – Лёля стиснула подлокотники с такой силой, что побелели костяшки пальцев, – честное слово!

– Даже не сомневаюсь, – Алексей Константинович успокаивающе ей улыбнулся и тут же снова стал серьёзным, – но это я. Насколько я могу просчитать ситуацию, этот человек подстраховался. Уж не знаю, сам он такой сообразительный, или подсказал кто, да это и неважно. Главное другое: если ты хоть как-то где-то появишься и он поймёт, что ты жива, я не дам за твою жизнь и ломаного гроша. Разве что в подвале тебя запереть.

– Я… – Лёля на секунду прикрыла глаза, но вскоре уже снова спокойно смотрела на Краснова, – я не хочу в подвал. За что он так со мной? Убить не получилось, но он уничтожил мою жизнь, просто… отобрал её у меня… Ради чего?

– Вариантов много, – Алексей с удивлением и определённым уважением смотрел на девушку, впечатлённый её реакцией, – но, скорее всего, бонусы, которые он получит в случае твоего полного и окончательного исчезновения, слишком велики.

– И что же мне делать? – Лёля не плакала, не билась в истерике, она на удивление спокойно ждала его ответа. – Посоветуйте мне, Алексей Константинович.

– У меня есть один вариант, – помолчав, сказал Краснов и как-то слегка неуверенно предложил, – может, кофе?

– Кофе — это прекрасный вариант, – Лёля заставила себя улыбнуться, – вы какой предпочитаете?

– А ты разбираешься? – Краснов был приятно удивлён: ему почему-то всегда было проще общаться с людьми, разделяющими его страстную любовь к этому невероятно многогранному напитку. То, что Лёля оказалось любителем и, кажется, даже ценителем кофе, он воспринял как добрый знак.

– Я люблю кофе и действительно умею его варить, – девушка с трудом поднялась и сделала несколько шагов, – когда я окончательно встану на ноги, можете попробовать нанять меня в качестве бариста.

– Какая интересная мысль, – Алексей широко улыбнулся, стараясь своим спокойствием и доброжелательностью хоть немного снять витающую в воздухе напряжённость, – но у меня есть более смелое предложение.

– Мне уже начать волноваться? – Лёля подняла на него удивительно чистые голубые глаза, и он на несколько секунд потерялся в их глубине. Да что это он, в самом-то деле…

– Не думаю, – стряхнув усилием воли минутное наваждение, Краснов сосредоточился, хотя что и как скажет, он продумал уже не один раз. – Послушай меня внимательно, девочка. Надеюсь, ты понимаешь, что самым лучшим вариантом для всех будет, если ты исчезнешь. Окончательно и бесповоротно.

– Если бы вы не приложили столько сил, чтобы спасти меня, я бы решила, что это приговор, – кривовато усмехнулась Лёля, – но при нынешнем положении вещей это просто нерационально, так что не думаю, что вы хотите закопать меня в парке.

– Не хочу, – согласился Алексей, – у меня есть гораздо более интересное предложение. Ты готова сначала выслушать меня и только потом давать ответ?

– Разумеется, – Лёля моментально стала очень серьёзной, – но вы же хотели кофе?

– Потом, – отмахнулся Краснов, понимая, что чем быстрее они определятся, тем больше нервных клеток он сэкономит.

– Тогда я слушаю, – девушка снова опустилась в кресло и внимательно посмотрела на него, – вы не переживайте, мне кажется, я смогу воспринять почти любую информацию.

– Прекрасно, – он встал и подошёл к окну, повернувшись спиной к собеседнице. Не очень вежливо, но так несколько проще будет сказать этой чужой, но почему-то уже очень близкой девочке то, что он собирается. – Я думаю, что Оля Кудрявцева, к сожалению, всё же погибла при пожаре в заброшенном доме. Потому что, как говорится, нет человека — нет проблемы. Точнее, погибла она не на самом пожаре, а в лесу, куда забрела в полубессознательном состоянии. А там что угодно могло произойти: и зверьё всякое водится, да и болот там немало. Обшаривать всё леса в округе, думаю, никто не захочет. Тебя ведь из родственников или друзей искать никто не будет?

– Нет, – Лёля покачала головой, – у меня никого нет, разве что Нина, моя подруга…

– Дашь её координаты, ей скажут, что ты, к сожалению, погибла. А дальние родственники уже тебя и похоронили, и даже небольшой и аккуратный памятник поставили.

– Меня похоронили? – Лёля вздрогнула и зябко закуталась в халат. – Я понимаю, что это только слова, но всё равно не по себе.

– А здесь выбирай, – неожиданно жёстко сказал Алексей, – или так, или слова станут реальностью.

– Я понимаю, – девушка вздохнула, – простите…

– Ничего, – Краснов понимающе кивнул, – так вот, Нине всё это скажут, и я очень надеюсь, что сработает сарафанное радио: она расскажет кому-то, тот ещё… и так дойдёт и до Завьялова. Пусть успокоится.

– А я? – Лёля взглянула на Алексея, но, вопреки его ожиданиям, в её глазах не было слёз. – Кем стану я? Вы ведь уже знаете, правда?

– Да, – он глубоко вздохнул, – я думаю, что через какое-то время может появиться новый человек, новая девушка по имени… впрочем, имя выберешь сама.

– Елена, – неожиданно ответила она и торопливо пояснила, заметив его удивлённый взгляд, – Лёля — это ведь не только Оля, это иногда ещё и Лена. Я хочу… оставить хоть что-то из этой жизни, хотя бы имя. Даже тень имени. Можно?

– Елена — очень красивое имя, – сглотнув непонятно откуда появившийся в горле ком, решил Алексей, – мне нравится. Так вот, через какое-то время я готов представить окружающим Елену Краснову, свою жену.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только пением птиц за распахнутым окном, и Алексей понял, что просто банально боится повернуться и увидеть выражение её лица. Поэтому он продолжил, по-прежнему глядя куда-то за окно.

– Я понимаю, что намного старше тебя, лет на двадцать как минимум, но только так я смогу тебя действительно защитить. К тому же…

– Я согласна, – негромко сказала Лёля, и он резко повернулся. Она сидела в кресле и внимательно смотрела на него, – и возраст здесь совершенно ни при чём. И я… я благодарна вам за это предложение. Я пока не знаю, смогу ли стать вам настоящей хорошей женой, я пока вообще ещё ничего не знаю. Но я могу пообещать, что никогда не предам вас, не обману и не подведу. Я постараюсь стать вам верным помощником, другом, а потом, очень может быть, и кем-то ещё.

– Это гораздо больше, чем я рассчитывал, – помолчав, ответил Алексей, – и я признателен тебе за честность. В свою очередь могу дать слово, что сделаю всё для того, чтобы ты была счастлива. Знаешь, иногда судьбу находят на лесной тропинке, где она, эта судьба, старательно пытается умереть. И ещё, – он слегка смущённо кашлянул, – я не буду настаивать ни на чём, пока или если ты сама не захочешь. Не буду скрывать, я очень на это надеюсь, но только при обоюдном желании. Договорились?

Лёля кивнула и, встав из кресла, подошла к Алексею, который смотрел на неё и не делал никаких движений. Она остановилась возле него, посмотрела снизу вверх и неожиданно обняла, прижавшись щекой к груди. И пусть в этом объятии не было даже намёка на чувственность, у Краснова бешено заколотилось сердце, и он в ответ осторожно прижал её к себе.

– А теперь давай подумаем, как нам сделать так, чтобы тебя не смогли узнать, – прошептал он ей в золотистую макушку, – ты очень боишься врачей?

– Совсем не боюсь, – прошептала она куда-то ему в грудь, – особенно если нужно.

– Нужно, Леночка, нужно, – Алексей почувствовал, как она едва заметно вздрогнула при звуках нового имени, но не сделала ни малейшей попытки отстраниться.- Хотя такую красоту трогать очень жаль. Но мы постараемся ничего не испортить, я обещаю. И ещё — пожалуйста, отвыкай обращаться ко мне на «вы», договорились?

– Договорились, – девушка наконец-то оторвалась от его груди, и он почувствовал острое сожаление, словно сразу стало как-то пусто. «Как же это меня угораздило, а?» – спросил он сам себя, но ответа, естественно, не получил.


Санкт-Петербург, 7 июля 2012 года


Свадебное платье было удивительно красивым: открытые плечи, корсет, благодаря которому и без того изящная талия казалась ещё тоньше, пышная, но не громоздкая юбка. Елена — она уже привыкла к новому имени и к новой себе — стояла у окна своей комнаты и смотрела на суетящихся внизу людей. Сегодня она выходила замуж… Наверное, каждая девушка явно или тайно мечтает о дне, когда она будет в центре внимания, когда сбудутся все типичные девчоночьи «розовые» мечты. Роскошное платье, цветы, поздравления, голуби и воздушные шарики, пущенные в ярко-синее небо… И любимый мужчина рядом… Тот самый, твой, единственный и неповторимый.

Елена сжимала в тонких пальцах «букет невесты», небольшой и очень стильный, и смотрела на своё отражение. От фаты она категорически отказалась, и её белоснежные волосы, жемчужный цвет которых изумительно гармонировал с синими глазами и нежной, словно фарфоровой кожей, украшала скромная тиара, украшенная небольшими сапфирами, в цвет глаз. Не осталось даже следа от длинной косы пшеничного, золотого цвета, контактные линзы превратили голубые глаза в ярко-синие, а небольшая коррекция скул и линии подбородка, почти не изменив её лицо, просто подчеркнули его изначальную красоту. Тем не менее никто при всём желании не смог бы узнать в изысканной, холодной, обладающей какой-то хрупкой северной красотой девушке всегда улыбающуюся весёлую Лёлю.

В дверь негромко постучали, и в комнату вошёл одетый в белый смокинг Алексей. Несмотря на то, что он уже видел и платье, и Елену в нём, он в снова замер, поражённый увиденной красотой. Подойдя к невесте сзади, осторожно обнял её, и Лена привычно откинула голову ему на грудь. За прошедшие почти два года она поняла, какой невероятный, просто немыслимый подарок сделала ей судьба, приведя тогда на лесную тропинку возле озера именно Алексея.

Их отношения складывались непросто, и Елена была бесконечно признательна Краснову за его терпение, житейскую мудрость и рассудительность. Он не торопил её ни в чём, не мешал обретать себя, снова искать своё место в жизни. Постепенно Алексей, выяснив, чем она занималась раньше, стал посвящать её в бухгалтерские дела своей компании и с удивлением обнаружил в девушке прекрасные способности к аналитическому мышлению. Он начал советоваться с ней по ряду вопросов и всё чаще прислушивался к её спокойным, взвешенным идеям. Достаточно быстро они стали друзьями, затем Лена уверенно заняла место его неофициального советника. Он никогда не спрашивал её о любви, хотя в своих чувствах признался достаточно скоро, и за это она ещё больше уважала и ценила Краснова.

– До чего же ты невероятно, головокружительно хороша! – он улыбнулся её отражению и получил мягкую улыбку в ответ. – Я самый счастливый мужчина как минимум на сто квадратных километров вокруг, а может быть, даже на тысячу. Ты готова, любимая?

– Конечно, – она повернулась в кольце его рук, – Алёша, ты уверен, что там не будет никого из тех, кто мог бы меня узнать?

Это был её первый большой выход «в люди», хотя она уже начала потихоньку появляться рядом с Красновым на прогулках и в ресторанах. На неё обращали внимание, но никто не узнавал, да и некому было: не вращалась скромная девочка Лёля в бизнес-кругах. А от встреч с Завьяловым судьба её пока оберегала.

– Солнышко, тебя узнать просто невозможно, – Алексей ласково поцеловал её в висок, – даже не думай об этом. Постарайся получить от сегодняшнего дня как можно больше удовольствия.

– Постараюсь, – она глубоко вздохнула и кивнула, – я готова. Идём?

На сегодняшнюю церемонию регистрации и последующий ужин были приглашены только самые близкие люди, но вездесущие папарацци смогли пробраться к Дворцу Бракосочетаний и сейчас вовсю щёлкали камерами, стараясь сделать как можно больше снимков, которые потом наверняка будут востребованы и в интернет-изданиях, и в прессе. Стоящая на крыльце и принимающая поздравления пара была удивительно красива и на редкость фотогенична.

Статный широкоплечий мужчина в белоснежном смокинге, пусть и немолодой, но прекрасно выглядящий, с лицом озарённым таким внутренним светом счастья, что посторонний человек начинал невольно чувствовать лёгкую зависть. И очень молодая женщина в роскошном платье, изящная, как старинная фарфоровая статуэтка, с удивительно яркими синими глазами, в который светились нежность и умиротворение. И если мужчина был хорошо известен деловому и светскому Петербургу, то личность его юной жены пока была окутана тайной. Какие кадры! Какая пара!

– Ну вот и последний бастион рухнул! – пророкотал старый друг Краснова, популярный художник Фёдор Островский, пожимая руку Алексею и дружески стискивая в объятиях Елену. – Столько лет держался! Но оно того стоило — вон какую красавицу отыскал! Даже не скрываю, Алёна, что не была бы ты его супругой, ух, я бы за тобой приударил!

Островский был человеком невероятно талантливым и столь же болтливым. Именно ему Алексей в своё время «по большому» секрету рассказал, что в одной из поездок в глухую провинцию встретил удивительную девушку Елену, которую полюбил и скоро привезёт в Петербург. И через две недели эта новость уже была известна всем заинтересованным лицам. Когда же Краснов познакомил Елену с художником лично, тот сразу вызвался написать её портрет, стал по-свойски называть Алёной и рассказал всем, что «этот хитрец Алекс Краснов отхватил себе чудо что за красотку». Что, в общем-то, и требовалось.

А через день Елена держала в руках новенький паспорт на имя Елены Алексеевны Красновой, в котором была её фотография, да и сам документ был подлинным. Такое отчество она выбрала сама, так как искренне считала, что именно Алексею обязана своим вторым рождением. Краснов делал вид, что это всё ерунда, и с таким же успехом она могла быть признательна и Руслану, но в глубине души был по-настоящему тронут.

На субботу, следующую после свадьбы, было запланировано официальное представление Елены светскому Петербургу. Пройти это мероприятие должно было на открытии выставки какого-то невероятно модного художника. Пригласил их туда Островский, и Алексей решил, что пора Елене «выйти из сумрака», как он сам выразился.


Санкт-Петербург, 14 июля 2012 года


Автомобиль остановился на достаточно большой, специально для этого предназначенной площадке, и шустрый молодой человек, неуловимо напоминающий всех голливудских актёров сразу, мгновенно оказался возле неё. Он открыл дверцу и вежливо помог Елене выйти, взял у Алексея ключи от машины и растворился в пространстве.

Вернисаж, на который прибыли супруги Красновы, проходил в загородном доме одного из крупных чиновников городской администрации. Огромный старинный особняк, расположенный в саду, больше напоминающем небольшой парк, гостеприимно распахнул свои двери для элиты петербургского общества.

Елена шла, положив ладонь на локоть Алексея, который вежливо раскланивался со знакомыми, и старалась удержать на лице нейтральную приветливую улыбку. Она прекрасно понимала, что её появление вызовет интерес ничуть не меньший, а то и больший, чем выставленные картины.

Алексей многие годы был завидным женихом, и попыток затащить его если не под венец, то хотя бы в постель, предпринимались неоднократно. И вот один из самых завидных холостяков северной столицы вдруг отказался от своих принципов и женился, причём на какой-то совершенно никому не известный девице. То, что супруга была на двадцать лет моложе, придавало ситуации дополнительной пикантности.

Елена чувствовала, как их провожают любопытные взгляды, слышала шепотки за спиной, всей кожей ощущали пристальное внимание. Алексей ободряюще сжал её ладонь, и она глубоко вздохнула, успокаиваясь.

Когда они приблизились к крыльцу, навстречу им вышел хозяин дома, прекрасно знакомый девушке по выпускам новостей. Он ослепительно улыбнулся Краснову, а Елене достался одновременно оценивающий и восхищённый взгляд. Так коллекционер смотрит на роскошную картину, которая, увы, уже принадлежит другому.

– Алексей Константинович, рад приветствовать! – воскликнул он, пожимая руку Краснову. – Ну не томи уже, представь наконец-то нам свою супругу! Я слышал, конечно, что она красавица, но что она столь дивно хороша, даже не предполагал! Где же это ты, хитрец, нашёл такое сокровище?

– А меньше надо в столице сидеть, больше ездить по необъятным просторам, тогда и найдёшь, – отшутился Алексей и уже серьёзно сказал, обращаясь к хозяину дома и подтянувшимся поближе гостям. – Рад представить тебе и всем присутствующим свою жену, Елену, которая согласилась составить моё счастье.

Последовали многочисленные улыбки, приветствия и приглашения посетить то или иное светское мероприятие. Затем все прошли в помещения, где были выставлены картины, десятка два-три. Елена вежливо и слегка отстранённо улыбалась, не давая никаких обещаний по поводу посещений и переходя от одной картины к другой, мягко уходила от расспросов о прошлом и постепенно почти успокоилась.

– Не знаю, что тебе и сказать, Виктор, это будет очень и очень непросто, – внезапно раздался за её спиной голос, который она надеялась никогда в жизни больше не услышать. – Но я сделаю всё, что могу.

Елена застыла, словно мышонок, заметивший в небе коршуна и мечтающий, чтобы страшная птица сделала круг и улетела искать иную добычу. К счастью, её собеседница, жена какого-то художника, не требовала от неё активного участия в беседе, ей вполне было достаточно получить слушателя.

Быстро оглядев зал, она заметила мужа, разговаривающего с кем-то у столика с шампанским, и, извинившись перед собеседницей, быстро пошла к Алексею. Тот, мгновенно оценив ситуацию, что-то сказал мужчине, с которым беседовал и, взяв второй бокал, с улыбкой направился к Елене.

– Успокойся, любимая, – негромко сказал он, протягивая ей бокал, – это прошлое, понимаешь? Всего лишь прошлое. Он никогда не сможет узнать тебя, да и общаться с ним тебе совершенно не обязательно. Впрочем, кажется, кое у кого другое мнение на этот счёт. Лена, соберись, ты же у меня умница.

– Алексей Константинович, рад видеть, – жизнерадостный голос Завьялова показался ей самым невероятно противным, хотя Елена прекрасно понимала, что это ей только кажется, – говорят, вас можно поздравить?

– Можно, Дмитрий Александрович, можно, – Алексей обнял жену за талию, и она, почувствовав сильную и уверенную руку, вдруг успокоилась. Алёша всегда защитит её, он никому и никогда не даст её в обиду…

– Тогда, если позволите, я хотел бы представиться вашей супруге, которая, говорят, стала истинным украшением сегодняшней выставки, – понимая, что тянуть дальше просто нельзя, Елена повернулась и, замирая, взглянула в глаза своему жуткому прошлому.

– Дмитрий Александрович Завьялов, – представил его Алексей, – молодой и подающий очень большие надежды политик и бизнесмен. А это моя супруга, Елена.

– Восхищён! – Дмитрий протянул руку и, чтобы не вызвать ненужных вопросов, Елене пришлось позволить ему прикоснуться в вежливом поцелуе к запястью. Потом, уже дома, она будет до красноты тереть это место мочалкой и мылом, стараясь смыть даже память от прикосновения этого человека.

А сейчас она смотрела на мужчину, который два года назад оставил её умирать в подвале горящего дома, зная, что она ждёт от него ребёнка. На человека, который при малейшей угрозе собственному благополучию готов обвинить её в краже огромной суммы у криминального авторитета. На того, кто украл у неё имя и жизнь.

Да, благодаря Алёше она жива и даже в общем-то счастлива, но от этого прошлое не становится менее болезненным и тёмным.

Наверное, Завьялов неправильно расценил её внимательный взгляд, потому что приосанился, а в глазах его появилась и тут же погасла искра хищного интереса. За прошедшие два года он стал, пожалуй, ещё привлекательнее: природную красоту отточили и довели до идеала прекрасный парикмахер и стилист. Под дорогим летним льняным костюмом можно было рассмотреть прекрасную фигуру, наверняка являющуюся результатом регулярных занятий с персональным тренером. Такая усовершенствованная модель бойскаута с американского плаката.

– Несомненно, вы станете украшением нашего общества, – улыбаясь с каким-то намёком, проговорил Дима, пристально, на грани приличия, глядя в глаза Елене, – и я уже готов пасть к вашим ногам, сражённый в самое сердце.

– Не стоит, Дмитрий Александрович, – она не сделала даже попытки улыбнуться, – я не планирую вести активную светскую жизнь, меня больше привлекает компания моего мужа.

– Нет — нет — нет! – воскликнул Завьялов и обратился к Алексею, по-прежнему крепко обнимающему Елену за талию. – Алексей Константинович, вы же не станете прятать от нас такое сокровище!

– Моя жена сама решит, как ей проводить свободное время, – спокойно ответил Краснов, делая вид, что не замечает жарких взглядов, которые Завьялов бросал в сторону Елены.

– Это было бы слишком жестоко — лишить нас общества вашей прелестной супруги, не дав насладиться её красотой, – Завьялова несло, и сейчас он удивительно напоминал того обаятельного красавчика-студента, от которого когда-то скромная Лёля потеряла голову. Но наивной и безоглядно верящей обожаемому Димочке глупышки уже не было: он сам уничтожил её. – Вы ведь не откажетесь посетить благотворительный концерт, который устраивает детская музыкальная школа, которой я оказываю некоторую помощь.

– Вы занимаетесь благотворительностью? – молчать дальше было бы неприлично и подозрительно, и Елене пришлось продолжить разговор, так как Алексея очень не вовремя отвлёк кто-то из гостей.

– Да, мне кажется, что те, кто имеет возможность для совершения благих дел, просто обязаны поддерживать неимущих, но талантливых детишек, – в голосе Завьялова была тщательно отрепетированная — в этом она была абсолютно уверена — смесь чувствительности, скромности и пафоса.

– Грехи замаливаете? – Елена понимала, что задаёт неправильные вопросы, но это было сильнее её. Оказывается, самое трудное — это не встретить его, самое трудное — не вцепиться в его холёную физиономию и не закричать на весь зал, чтобы услышали все, что он подлец и убийца.

К счастью, Завьялов был настолько уверен в себе, что понял её слова так, как хотелось ему:

– А вы хотели бы больше узнать о моих … грехах? – негромко проговорил он, и в его красивом голосе Елена услышала низкие, слегка хрипловатые нотки, придающие сказанному оттенок приватности, почти интимности. – Если хотите, я готов рассказать…

– О нет, благодарю вас, – она покачала головой, – полагаю, я совершенно спокойно обойдусь без этих знаний. Простите, мне пора.

– Куда же вы так торопитесь? – Дима хотел удержать её и даже протянул руку, но наткнулся на ледяной взгляд синих глаз и вовремя остановился. – Знаете, я хотел сказать вам, что наконец-то вспомнил, кого вы мне напоминаете…

Елене показалось, что пол качнулся у неё под ногами, а из лёгких разом выбили весь воздух. Она молча посмотрела на Завьялова, просто пожирающего её глазами, и иронично приподняла брови. На это её моральных сил ещё хватило. Сказать она ничего не могла, да и голос наверняка дрогнул бы.

– Вы напоминаете мне женщину моей мечты, которую я часто видел во сне, – с прежней лукавой улыбкой, сводившей когда-то с ума всех студенток университета и часть преподавательского состава, сказал Димочка, наклоняясь к Елене, – у вас потрясающе элегантный парфюм… Теперь я знаю, как пахнет идеальная женщина.

– Благодарю, – Елена незаметно перевела дыхание, – вам, наверное, пора, Дмитрий Александрович. Ваша спутница наверняка вас заждалась.

– О, Елена, если вы хотели узнать, один ли я пришёл, вы могли просто поинтересоваться, – Завьялов довольно улыбнулся, решив, видимо, что рыбка таки попала на крючок. – В отличие от вашего супруга, я не могу, к сожалению, похвастаться семейным счастьем. Я совершенно свободен, о прекрасная Елена. Впрочем, для вас я был бы свободен в любом случае!

– Я польщена, но вынуждена проститься с вами, – она кивнула и, найдя взглядом мужа, сосредоточенно разговаривающего с каким-то толстяком и с тревогой посматривающего в её сторону, направилась к нему.

Завьялов остался стоять, молча глядя в спину только что оставившей его женщины. Он с восхищением смотрел на стройную хрупкую фигуру, идеальную осанку, вспоминал холодные синие глаза и чувствовал, как разгорается уже слегка подзабытый азарт охотника. За последние несколько лет он привык, что женщины охотно отвечают ему взаимностью, а два года, которые он провёл, стремительно взбираясь по карьерной лестнице, убедили его в том, что недоступных просто не бывает. Дима сделал для себя простой и понятный вывод: получить можно любую, вопрос только в цене. И за обладание женщиной, которая сейчас уходила от него, он готов был отдать многое, очень многое. Мысль о том, что Елена может любить своего немолодого мужа, в его голову даже не пришла.

– Ты в порядке, дорогая? – Алексей извинился перед собеседником и повернулся к жене. – Ты хорошо себя чувствуешь?

– Здесь очень душно, – через силу улыбнулась Елена, понимая, что уводить с вернисажа мужа, явно ведущего важные разговоры, будет неправильно и эгоистично. Она может, она справится, тем более, что самое страшное уже позади. Завьялов её не узнал, а от его назойливого внимания она придумает, как отделаться.

Выйдя в парк через распахнутые широкие двери, Елена взяла бокал с соком и неторопливо пошла по дорожке, улыбаясь в ответ на приветствия и по-прежнему ловя на себе заинтересованные взгляды. Она обратила внимание, что на вернисаже достаточно много девушек, неуловимо похожих между собой: длинные светлые волосы, изящные носики, приподнятые к вискам глаза, похожие фигуры. Девушки стояли небольшими группками, охотно демонстрируя всем заинтересованным лицам все детали фигуры.

До Елены донёсся разговор, к которому она сначала прислушалась, но очень скоро потерялась, так как запуталась в названиях торговых марок, именах бьюти-блогеров и каких-то тусовочных знаменитостей.

Насторожилась она только один раз, когда одна из девушек упомянула некого Димасика и сказала, что ни за какие деньги больше с ним никуда не пойдёт. Елена хотела послушать подробнее, но девушки перешли на шёпот, и она больше ничего не услышала. И вообще, с чего она взяла, что они говорили о Завьялове? Мало ли в местном обществе мужчин с именем Дмитрий… Но внутри поселилась неясная тревога.

– Господи, Алёша, я думала, что потеряю сознание, когда он сказал, будто вспомнил, кого я ему напоминаю, – призналась Елена уже дома и снова ощутила то оцепенение, которое охватило её после слов Завьялова.

– Леночка, это же психология в чистом виде, – улыбнулся Алексей, обнимая жену, – ну вот представь себе Фёдора Павловича в его обычном сером костюме, при бабочке и в очках. Представила? А теперь вообрази себе ситуацию, что он уехал, предположим, в Австралию, и ты точно об этом знаешь. А потом ты видишь человека такого же роста, такой же комплекции, с очень похожими чертами лица в ночном клубе. Он в рваных джинсах, растрёпанный, с сигаретой и в цепях. Ты что подумаешь?

– Подумаю, что это кто-то, очень похожий на Фёдора Павловича, – улыбнулась она и тихонько хихикнула, представив себе всегда импозантного доктора в ночном клубе.

– Вот именно! – Алексей довольно кивнул. – Но ты не подумаешь, что это он, потому что его там быть просто не может! У тебя в голове уже сложилась картинка, понимаешь? Ты уверена, что его тут быть не может, потому что, во-первых, она в Австралии, а во-вторых, ему здесь не место. Поэтому ты и не воспринимаешь его как потенциального Фёдора Павловича. Так и Завьялов: он может заметить, что ты напоминаешь ему кого-то, но мысль о том, что это ты, у него никогда не возникнет. Даже голос он воспримет как просто похожий. Ибо ты для него давно мертва, да и не место скромному экономисту среди бизнес-элиты. Наверное, если бы он мучился и всё время вспоминал тебя, шансов на узнавание было бы немного больше, но это не тот случай, Леночка. Кстати, что хотел от тебя наш красавчик?

– Приглашал на какой-то благотворительный концерт, – поморщилась Елена, – но мы ведь туда не пойдём?

– Мне придётся, – так же без особого энтузиазма отозвался Краснов, – там будет один очень нужный мне человек. Но я могу пойти и один, ничего страшного.

– А скажи, – задумчиво поинтересовалась Елена, – вот те девушки, которые почти одинаковые, они кто? Это что-то типа эскорта?

– Не совсем, – Краснов покосился на жену, но не увидел ничего кроме спокойного интереса, – это как раз для тех, кому не с кем пойти. Девушки красивые, – тут Елена скептически подняла бровь, – и непритязательные.

– Ты тоже пользуешься такими спутницами? – она ехидно взглянула на смутившегося мужа. – Да ладно, Алёша, я же не в плане претензии. Мне просто интересно, откуда их берут.

– Иногда раньше прибегал к услугам, – не стал отнекиваться Алексей, уже успевший узнать свою любимую супругу и понимающий, что спрашивает она не из желания поскандалить. Ссориться Елена вообще, кажется, не умела.

– Но с ними же не о чем даже поговорить, – она удивлённо посмотрела на Краснова, – то есть чисто спутница для красоты, если считать это красотой?

– А в чём, с твоей точки зрения, красота? – вдруг заинтересовался Алексей.

– В индивидуальности, в умении держать себя, в стиле и, уж прости меня, в наличии мозгов, – Елена развела руками, – но это, конечно, если нужна приятная спутница, а не просто силикон на каблуках.

– Да где ж такую взять-то? – засмеялся Краснов, крепче обнимая жену. – Это штучный товар.

– А если бы было, откуда взять, как ты думаешь, они пользовались бы спросом, хотя слово «спрос» мне не нравится. Скажу по-другому: они были бы востребованы?

– Красивые, стильные, воспитанные и умные? – Краснов задумчиво потёр переносицу. – Разумеется, были бы.

– При этом не стремящиеся ни затащить в ЗАГС, ни залезть в постель или стрясти денег, – уточнила Елена и заработала смеющийся взгляд мужа, – что? Почему ты смеёшься?

– Потому что это фантастика, любимая, – уже открыто засмеялся Алексей, – такая женщина в мире одна-единственная, и это ты.

– Ты ошибся, дорогой, – Елена засмеялась, и у Краснова потеплело на сердце, так как смеялась его обожаемая жена очень редко, и каждый такой момент он считал своей маленькой победой в той бесконечной войне, которую молча и упорно вёл с её прошлым, – я как раз собираюсь стрясти с тебя денег. Так что нет в мире совершенства!

– Ничего, это я как-нибудь переживу, тем более что доводить меня до финансового краха — не в твоих интересах. А если серьёзно, зачем тебе деньги? Можешь считать, что они у тебя есть, но мне крайне любопытно — зачем.

– Хочу открыть агентство по подбору кадров, – озвучила Елена пришедшую ей в голову мысль, – тех самых, которых не существует, с твоей точки зрения. Но мне понадобятся деньги и советы. И давай обсудим той процент от будущей прибыли.

– Не надо мне твоего процента, – отмахнулся Краснов, готовый дать Елене всё, что ей захочется, но пока не верящий в её идею.

– Алёша, – строго сказала она, нахмурившись, – ты даёшь мне серьёзный стартовый капитал, следовательно, ты должен соблюдать свою выгоду. То, что я твоя жена, в данном случае не имеет никакого значения. Десять процентов от прибыли тебя устроят?

– Вполне, – согласился Алексей, безумно довольный, что жена нашла себе занятие, которое позволит ей отвлечься от воспоминаний и переживаний.

– Договорились, – Елена прижалась к мужу и закрыла глаза, – а на концерт я с тобой схожу. Я больше не боюсь…


Следующее утро началось с того, что Елена в очередной раз убедилась в том, что сюрприз — это не всегда хорошо. Когда она спустилась вниз к завтраку, то увидела стоящую на столике возле двери в холле огромную корзину с цветами. Свежие бутоны необычного для роз синего цвета ещё хранили капельки влаги и выглядели совершенно потрясающе. Но Лене показалось, что от великолепных цветов пахнет опасностью и тревогой.

– Ого, и откуда у нас такое счастье? – подошедший Алексей с удивлением рассматривал корзину. – У меня, конечно, есть версия, но она не слишком приятная.

– Там карточка, – Елена кивнула на виднеющийся картонный уголок. – Хотя я тоже предполагаю, от кого они.

Алексей вытащил карточку и с выражением прочёл: «Самой прекрасной и самой таинственной женщине с надеждой на добрую дружбу. Дмитрий Завьялов»

– На дружбу он надеется, – возмущённо фыркнула Лена, – нет, ты только посмотри, каков мерзавец! Увидел новую игрушку и загорелся? Убила бы!

– Я тебе давно говорил, хочешь — и его тихо прикопают где-нибудь на симпатичной лесной полянке?

– Нет, Алёша, мы уже обсуждали с тобой это, – она покачала головой, – ты не должен становиться таким же, как он.

Покачав головой, Алексей молча согласился с женой, так как прекрасно понимал, что стоит один раз переступить невидимую нравственную границу — и всё, обратного пути не будет. Он не мог сказать о себе, что безгрешен, абсолютно честных бизнесменов просто не бывает в природе. Но крови на его руках не было ни в прямом, ни в переносном смысле: все его грехи, мелкие и средние, находились в сферах финансовых. Он никогда не устранял конкурентов и искренне осуждал тех, кто этим занимался. Именно поэтому Краснову был глубоко неприятен Фомин, которого такие нравственные вопросы не мучили никогда: он совершенно спокойно убирал всех тех, кто ему мешал. Пусть и не лично, не своими руками.. Да, наверное, если бы это был вопрос жизни и смерти, Алексей принял бы непростое решение, но, к счастью, этого пока не требовалось.

– Хорошо, Леночка, как скажешь, – он поцеловал жену и поинтересовался, – как будешь реагировать на цветы?

– Никак, – спокойно ответила Елена и пожала плечами, – на концерте, если он подойдёт, просто поблагодарю за внимание. Ты ведь знаешь таких, как Завьялов, – странно, но ей на удивление легко удалось произнести его фамилию, – если я отправлю корзину обратно, он придумает что-нибудь ещё.

– Я очень рад, что ты говоришь об этом достаточно спокойно, – Алексей улыбнулся, запихнул карточку обратно в корзину и со странным удовольствием взглянул на обручальное кольцо, сверкнувшее на руке. Он никогда не носил украшений, но это было не просто кольцо, это был символ счастья, о котором он даже не мечтал.

– Алёша, пообещай мне, что не будешь предпринимать ничего, никаких шагов в отношении господина Завьялова, – пристально глядя на мужа, неожиданно попросила Елена, – мой внутренний голос говорит мне, что пока не время.

Алексей ответил не сразу, и Елена уже приготовилась убеждать его, но потом он кивнул и неторопливо сказал:

– Хорошо, я верю твоей интуиции и уважаю твою просьбу, но если эта мокрица попробует хоть как-то задеть тебя, я буду в своём праве.

– Спасибо, Алёша, и в этом случае я даже не буду возражать.


Санкт-Петербург, 21 декабря 2017 года


Снег валил крупными хлопьями, и за огромными панорамными окнами нового офиса её агентства — подарка Алексея к Новому году и Рождеству — царила настоящая зимняя сказка. Сквозь белоснежное кружево яркими звёздочками рекламных огней сиял город, и Елена уже какое-то время просто смотрела в окно, любуясь этой невероятной картиной.

– Мадам, – в кабинет заглянула новенькая девушка, которую Елена планировала поставить на должность секретаря и сейчас присматривалась, – к вам господин Стрельников, ему назначено на шестнадцать.

– Проси, – Елена оторвалась от потрясающего вида и подошла к своему столу. Мельком глянула на своё отражение в стекле книжного шкафа и повернулась к открывшейся двери. – Александр Борисович, рада вас видеть в добром здравии.

– Благодарю вас, Елена Алексеевна, – крупный, слегка полноватый мужчина в дорогом костюме улыбнулся хозяйке кабинета, но ответной улыбки не дождался. Он прекрасно понимал, что дело не в нём лично: жена его старого друга Алекса Краснова вообще улыбалась крайне редко. Насколько он успел заметить за несколько лет знакомства, этого удостаивался исключительно Алексей. Но, чёрт побери, до чего же она хороша! Настоящая сказочная Снежная Королева…

– Что привело вас ко мне, Александр Борисович? – мягкий, чуть хрипловатый голос удивительно хорошо гармонировал с её холодной северной красотой: белые волосы, синие глаза, нежная кожа.

– К сожалению, только дела, – он обезоруживающе улыбнулся и со вздохом развёл руками, – мне нужна самая лучшая ваша девушка, поэтому я попросил Алексея, чтобы он замолвил за меня словечко и моим вопросом занялись лично вы, а не ваши, несомненно, квалифицированные администраторы.

– Друзья Алёши — мои друзья, – уголки нежных губ чуть приподнялись в едва заметном намёке на улыбку, – чем я могу вам помочь? Для чего вам нужна «моя самая лучшая девушка»?

– Понимаете, дело в том, что послезавтра состоится Рождественский бал, на который вы тоже наверняка приглашены, – он дождался её кивка, – и на этом мероприятии будет человек, с которым мне непременно нужно договориться. Вопрос практически жизни и смерти! И я никак не могу подобраться к нему, он лоббирует интересы другой компании. Но это между нами, разумеется… Так вот, у этого человека есть одна слабость — красивые женщины.

– Ну, допустим, такая слабость есть не только у него, – Елена откинулась на спинку кресла и внимательно смотрела на гостя, – Александр Борисович, вы же наверняка знаете, что за стандартными эскорт-услугами — это не ко мне. Я не занимаюсь подобными вещами.

– Я знаю, – он кивнул, тоже удобно откидываясь в кресле, – да он на обычную и не клюнет. Мне нужна девушка, которая заинтересует его и сможет замолвить словечко за мой проект. Ненавязчиво и элегантно.

– Я помогу вам, Александр Борисович, – Елена открыла на ноутбуке соответствующую папку, – но сроки очень сжатые, я не могу ничего гарантировать. Чем занимается тот, кто вам нужен?

– Он чиновник в администрации города, молодой, но очень влиятельный, – Стрельников задумался, – любит рыбалку и горные лыжи.

– Какой тип женщин ему нравится? – Елена листала на ноутбуке что-то вроде каталога. – Блондинки, брюнетки, стройные, пышные? Кстати, девушка будет сопровождать вас или она должна быть сама по себе?

– Я буду с супругой, – слегка смутился Стрельников, – так что, наверное, сама по себе. Вот приглашение на одну персону.

Он положил на стол конверт, который Елена, не глядя, убрала в ящик стола.

– А что касается женщин, насколько я помню, у него были разные девушки, – подумав, не очень уверенно ответил гость, – но ни одна не задержалась надолго.

Елена слегка усмехнулась, но ничего не сказала, продолжая листать анкеты.

– Приезжайте завтра, Александр Борисович, – она поднялась из-за стола, – я представлю вам выбранную мною девушку, и дальше вы уже будете разговаривать напрямую с ней.

– Благодарю вас, – воскликнул посетитель и бросил на Елену острый взгляд. – И вы даже не спросите, кто объект моего внимания?

– Я стараюсь не обременять себя лишней информацией. Прейскурант вам известен.

– Разумеется, – на лице гостя отразилось искреннее облегчение, – это вообще не вопрос. Вы моя последняя надежда.

Когда посетитель вышел, она открыла на ноутбуке папку и задумчиво перелистала текстовые файлы и фотографии. В итоге остановилась на одной и кивнула сама себе. Поднявшись и выйдя в просторную приёмную, отдала несколько распоряжений и вернулась в кабинет. Через пять минут девушка-секретарь внесла поднос с большой чашкой крепкого кофе и тарелочкой с кубиками сыра. Рядом стояла небольшая вазочка с густым янтарным мёдом. К такому варианту «прикуски» Елена пристрастилась вслед за мужем: окунать небольшие кубики твёрдого сыра в мёд и есть, запивая крепким несладким кофе. Она улыбнулась, вспомнив, с каким недоверием попробовала это впервые и в какой восторг пришла.

Погрузившись в работу, Елена не заметила, как пробежало время и, когда секретарь сообщила о приходе нужного человека, удивлённо взглянула на часы.

– Мадам, добрый день, – вежливо поздоровалась невысокая изящная девушка, вошедшая в кабинет, – мне сказали, что вы просили зайти.

– Здравствуй, Кристина, – хозяйка кабинета жестом пригласила девушку присесть и нажала кнопку переговорного устройства. – Света, ещё кофе, пожалуйста. И шоколад «Вдохновение» для Кристины.

– Неужели вы действительно помните, что нравится каждой из нас? – удивление в больших карих, как у беззащитного оленёнка, глазах было совершенно искренним.

– Конечно, – Елена дождалась, пока принесут кофе и Кристина отломит небольшой кусочек от завёрнутого в тонкую серебристую фольгу брусочка. Девушка блаженно зажмурилась и сказала:

– Всё-таки наш шоколад гораздо вкуснее и ароматнее любого другого, даже хвалёного швейцарского. Итак, я готова практически к любым испытаниям.

– Послезавтра состоится Рождественский бал, на котором будет интересующий меня человек. Точнее, интересует он не меня, а заказчика. Тебе потребуется привлечь его внимание, сделать так, чтобы он тобой заинтересовался, желательно — увлёкся. Что ему нужно ненавязчиво внушить, скажет заказчик, а как это сделать, ты прекрасно знаешь сама. Это какой-то молодой, но очень влиятельный, по словам заказчика, чиновник из городской администрации. Вот контактный телефон заказчика, зовут его Александр Борисович. Созвонись с ним, встреться, обсуди всё, а потом я снова жду тебя.

– Будет сделано, Мадам, – Кристина шутливо козырнула, так как была давней сотрудницей агентства и могла позволить себе некоторые вольности, Елена на такие нарушения условной субординации смотрела снисходительно. Но только в отношении тех, кто делом доказал свою полезность и преданность.


Рождественские балы, устраиваемые губернатором «для своих», Лена не любила ещё больше, чем все остальные светские мероприятия: его нельзя было пропустить без уважительной причины. Можно «заболеть» один раз, ну в крайнем случае два… но пропускать третий бал подряд означало привлечь к своей персоне ненужное пристальное внимание. К тому же это могло как-то негативно отрикошетить на Алексея, а этого она хотела меньше всего.

Поэтому Елена, одетая в изящное вечернее платье, держа под руку изрядно поседевшего, но всё ещё чрезвычайно импозантного Краснова, шла по красной ковровой дорожке, сдержанно улыбаясь толпящимся по сторонам репортёрам крупных и мелких изданий. Огромный зал был украшен еловыми гирляндами, фигурами Деда Мороза и Снегурочки и зачем-то живыми цветами. В центре красовалась высоченная живая ель. Каким образом бал, проводимый под католическое Рождество, увязывался с Дедом Морозом и его внучкой, Елена понимала плохо. Но, видимо, никого из организаторов этот вопрос не волновал.

Народу было много, все сновали по залу, присоединяясь к разговору то одной, то другой группки, пенилось шампанское, звучала рождественская музыка.

Елена вела ни к чему не обязывающий разговор с женой давнего приятеля и партнёра Алексея, когда увидела входящую в зал Кристину. Золотистое платье, уложенные в высокую причёску тёмно-рыжие локоны, огромные карие глаза: девушка была невероятно хороша. Елена увидела, как заметивший девушку Стрельников прервал какой-то разговор и неспешно. Словно прогуливаясь, подошёл к группе мужчин, в центре которой был тот, кто Кристине и был нужен.

С Тимофеем Сорокиным сама Елена никогда не пересекалась, хотя и постаралась собрать о нём всю информацию, какую смогла. Она заметила, как Кристина, проходя мимо Стрельникова, оступилась и чуть не выронила бокал. Её спас Сорокин, вовремя успевший подхватить девушку и удержать её.

– Контролируете, как девушки выполняют свою работу? – внезапно раздался у неё за плечом голос, и Елена, стиснув пальцами ножку бокала, медленно повернулась. На неё, прищурившись, смотрел не кто иной, как Дмитрий Завьялов. Он, отсалютовав ей бокалом, сделал глоток шампанского и поставил фужер на поднос проходящего мимо официанта. – Здравствуйте, Елена, вы с каждым голом выглядите всё ошеломительнее, хотя, казалось бы, уже некуда! Я в очередной раз восхищён.

– Доброго вечера, Дмитрий Александрович, – Елена слегка наклонила голову. – Благодарю вас за комплимент. Но что вы имели в виду, говоря о девушках?

– Ой, да бросьте, – он по-свойски подмигнул ей, – я ведь точно знаю, что вон та обворожительная крошка, которая сейчас так нежно улыбается Тимофею Сорокину, работает на вас.

– И что из этого следует? – Елена спокойно посмотрела в прищуренные голубые глаза. – Разве где-то было сказано, что сотрудникам кадровых агентств запрещено ходить на бал? Помилуйте, она же не Золушка. Раз она здесь, значит, у неё был пригласительный билет.

– Конечно! – он поднял руки, словно признавая своё поражение. – Это чистая случайность! Мне только интересно, с какой целью ваша красотка отирается возле Сорокина? Вас не спрашиваю, всё равно не скажете, это понятно… Знаете, Елена, я искренне восхищаюсь вашей деловой хваткой: всего за несколько лет создать целую сеть элитных кадровых агентств, практически целую империю, умудриться не впутаться ни в один скандал. Потрясающе!

– Вы мне льстите, Дмитрий Александрович, – Елена даже не делала вид, что ей приятна компания Завьялова, и взглядом искала отошедшего для какого-то важного разговора мужа.

– Алексей Константинович беседует с губернатором, – правильно истолковал её взгляд Завьялов, – вот я и пользуюсь случаем. Вы так редко балуете нас своим появлением, у себя тоже приёмы не проводите, так что шансов увидеть вас у меня катастрофически мало.

– Не думаю, что у нас с вами так много общих интересов, что такие встречи являются необходимостью, – чуть резче, чем хотелось бы, ответила Елена.

– Ну почему же, – Завьялов лениво улыбнулся, и у Елены заломило виски от напряжения, – я хочу обратиться в ваше агентство и очень рассчитываю, что мною займётесь лично вы.

– У меня очень квалифицированные администраторы, – Елена почувствовала, как в сердце ледяной змеёй вползла тревога, – он подберут вам любого сотрудника или домашний персонал.

– У меня эксклюзивный запрос, – голос Завьялова приобрёл какие-то интимные интонации, и Елену практически передёрнуло от отвращения и, чего уж там, страха.

– Вам нужен преподаватель этикета? – с трудом сдерживая рвущийся наружу негатив, спросила Елена. – У меня есть прекрасные варианты.

– Намекаете на мою настойчивость? – Завьялов лениво улыбнулся, и от этой снисходительно-барской улыбки ей захотелось выплеснуть на него шампанское. Но этот более чем экстравагантный поступок сложно было бы объяснить кому бы то ни было, особенно тем, кто с удовольствием увидел бы её имя в скандальной хронике. Поэтому Лена сдержалась и молча кивнула.

– Своим более чем пристальным вниманием вы ставите меня в неловкое положение, – она смотрела ему прямо в глаза. Это как с хищником: нельзя разрывать зрительный контакт, иначе он тут же бросится.

– Да перестаньте, – и снова эта доводящая её до бешенства ухмылка, – ваша репутация супруги настолько безупречна, что даже начинает вызывать подозрения. В наше время таких преданных жён не бывает!

– Вам просто не повезло с ними встретиться, Дмитрий Александрович, – Елена позволила себе лёгкую, ни к чему не обязывающую улыбку, – но, поверьте, их достаточно много.

– Я не люблю правильных женщин, – склонившись к ней, доверительно сообщил Завьялов, – с ними неинтересно. Кстати, именно с этим связан мой эксклюзивный заказ, с которым я хотел бы обратиться в ваше, Елена, агентство.

– Я не занимаюсь тем, на что вы намекаете, – Елена удивлённо посмотрела на него, – откройте интернет: там полно «неправильных», но интересных женщин.

– Вы не поняли, – засмеялся он, – представительницы древнейшей профессии меня совершенно не интересуют. Я хочу, чтобы вы нашли мне девушку для поездки в Швейцарию.

– А сами вы что, уже не справляетесь? – удивление Елены было практически непритворным: Завьялов был действительно хорош. Красивый, ухоженный, состоятельный — и вдруг проблемы с поиском девушки для поездки не в какую-нибудь деревню Большие Огороды, а в Швейцарию? Даже не смешно.

– Если честно, мне некогда, но есть и другие причины, – Завьялов откровенно наслаждался её удивлением и собственной загадочностью.

– Какие же? – Елена привычно задала тот вопрос, который от неё ждали, и тут же внутренне напряглась: в ней на несколько мгновений проснулась, ожила Лёля, которая всегда предугадывала желания обожаемого Димочки, задавала именно те вопросы, которых он ждал, и давала те ответы, на которые он рассчитывал. Но она — не Лёля, та наивная девочка давно пропала, её так и не нашли, и блистательная супруга Алексея Краснова не имеет с ней ничего общего.

– А вот детали я предпочёл бы обсудить с вами за чашкой кофе, на которую я осмелюсь вас пригласить, – Завьялов был совершенно спокоен и почему-то даже не рассматривал вариант отказа. И это Елену чрезвычайно напрягало: не то чтобы она боялась шантажа или каких-то проверок, так как все дела старалась вести аккуратно и без нарушений действующего законодательства. Призыв бессмертного Остапа Бендера «чтить уголовный кодекс» она помнила с детства.

– Почему вы так уверены, что я соглашусь? Не в моих правилах встречаться в кафе с посторонними мужчинами, а вы, Дмитрий Александрович, уж простите мне мою откровенность, именно посторонний.

– Я знаю, – вальяжно улыбнулся Дима, вызвав у Елены приступ жуткого раздражения, – но, полагаю, для меня вы согласитесь сделать исключение.

– Почему же? – беседу нужно было сворачивать, но как это сделать, не оставив за спиной неизвестно что задумавшего Завьялова, она пока не понимала.

– Потому что сразу после новогодних праздников будет заседание тендерной комиссии по одному очень большому и очень вкусному госзаказу. Вижу, вы сразу уловили мою мысль, ведь не просто так я сказал, что вы чрезвычайно умная женщина и верная, преданная супруга.

– Но, насколько я в курсе, вы никак не касаетесь вопросов закупки оборудования подобного рода, – прищурившись, ответила Елена, лихорадочно соображая, что же ей делать.

– О, вы в курсе сферы моих профессиональных интересов, как мило с вашей стороны, – Завьялов не издевался, но недвусмысленно давал понять, что пока козыри именно у него. – Но дело в том, что одним из заместителей председателя этой самой комиссии по стечению обстоятельств оказался мой близкий друг. А вот удачное это стечение или роковое — зависит только от вас, Елена. И, заметьте, я прошу лишь о встрече в кафе, а не о чём-то большем. Полагаю, Алексей Константинович будет очень рад, если выиграет этот тендер, ведь у него есть все шансы на победу. Но в мире столько случайностей, мы же с вами понимаем, правда? Какой-нибудь важный документ может вдруг пропасть, потеряться... Виновных потом, конечно, накажут по всей строгости, но заказ-то уйдёт.

– Вы меня шантажируете? – Елена приподняла бровь, внутренне уже понимая, что согласится на эту встречу: она прекрасно знала, как важен для Алексея этот заказ. И помочь его выиграть — то немногое, чем она может отблагодарить его за всё, что муж для неё сделал. – Это новый опыт в моей жизни, без которого я, впрочем, совершенно спокойно обошлась бы.

– Нет, что вы! Ни о каком шантаже и речи быть не может! – Завьялов уже понял, что выиграл, и был страшно этим доволен. – Я просто приглашаю в кафе красивую женщину, которая уже пять лет старательно использует любую возможность со мной не пересекаться. Это интригует, честное слово! Я ведь не сделал ни вам, ни вашему супругу ничего дурного. Так за что же вы меня так не любите, Елена?

– С чего вы взяли, что это так? – разговор свернул на столь скользкую дорожку, что нужно было как угодно его завершать. – Я никак к вам не отношусь, Дмитрий Александрович, поверьте.

– Это ужасный ответ, – снова засмеялся Завьялов, – для мужчины нет ничего ужаснее, чем равнодушие нравящейся ему женщины. А вы мне нравитесь, Елена, очень нравитесь. Так я могу рассчитывать на встречу за чашкой кофе? Людное место, дневное время…

– Хорошо, – помолчав, ответила Елена, понимая, что выбора у неё, собственно, нет. – Я завтра буду по делам на Петроградской и обязательно зайду выпить кофе в «Кондитерскую Анны Красовской», это на Академика Павлова. Часиков в двенадцать. Будете проезжать мимо — присоединяйтесь.

– Непременно, – Завьялов склонился и поцеловал ей руку, – это так замечательно похоже на назначение свидания, что я в восторге, Елена. До завтра, прекраснейшая.

Мужчина уже давно растворился в толпе отдыхающих, а она всё стояла, держа в руке бокал, и смотрела куда-то перед собой. Мысль о завтрашней встрече засела в сердце огромной ледяной занозой.

Подошедший через несколько минут Алексей даже не стал спрашивать, что случилось: такое выражение лица у жены могло быть только после разговора с одним-единственным человеком.

– Прости, любимая, – Краснов нежно обнял Елену за талию, – я не мог прервать разговор с губернатором, хотя это, конечно, не оправдание. Что хотел от тебя этот горячо любимый нами человек?

– Он хочет встретиться со мной в кафе и оговорить некий эксклюзивный заказ для моего агентства, – Елена ещё самом начале их отношений дала себе слово никогда не скрывать от мужа никакой важной информации. Единственное, о чём она умолчит, это вопрос о тендерной комиссии: Алексей с его благородством в такой ситуации может отказаться от заказа, а это ни к чему. Тем более, что верить всему, что говорил Завьялов, тоже не стоит, не тот это человек. Нельзя было сказать, что ей нравилось то, что приходится что-то скрывать от мужа, но иначе нельзя. Промолчать же о самом факте встречи ей и в голову не пришло.

Алексей помолчал и, внимательно посмотрев на жену, уточнил:

– Насколько я успел изучить твои интонации, ты собираешься с ним встретиться. Если бы ты приняла иное решение, ты сказала бы об этом по-другому.

– У него нашлось, что мне предложить, – Елена невесело улыбнулась, – и потом, ты знаешь, он сказал очень важную вещь, о которой мы с тобой даже не задумывались.

– Какую? – Алексей нахмурился, стараясь угадать, что же они могли упустить.

– Я слишком, – она подчеркнула голосом последнее слово, – стараюсь его избегать, и это провоцирует господина Завьялова на ненужные никому мысли. Так недолго и до того, что он начнёт думать, почему его так на мне клинит. И никто не знает, до чего он в этом случае додумается. Дима сволочь, но сволочь умная… к сожалению.

– Наверное, ты права, – Краснов задумчиво потёр подбородок, – хотя это не значит, что мне нравится идея твоей встречи с Завьяловым.

– Я не могу оставить его за спиной, Алёша, и ты это сам понимаешь. Если у него возникла какая-то идея относительно агентства и меня, я хочу быть в курсе, а не начинать бояться собственной тени.

– Одна ты не пойдёшь, – решительно сказал Краснов, – я подумаю, кого с тобой отправить. Не переживай, сопровождать тебя будут неофициально, просто присматривать. Ты же не будешь возражать?

– Не буду, – Елена действительно не собиралась спорить с мужем по поводу этого момента, – но а вдруг он заметит?

– Да и ладно, – усмехнулся Алексей, – я согласен, пусть считает меня сумасшедшим ревнивцем, который контролирует любой шаг молодой жены.


Кофе был наверняка совершенно восхитительным, фирменные белые чашки с золотым ободком радовали глаз, десерт был, скорее всего, как и всегда, выше всяческих похвал. Но Лена не чувствовала ни вкуса ароматного напитка, ни лёгкой кислинки фруктового пирожного: сегодня всё казалось безвкусным и даже неприятным. Ожидание встречи успешно отравляло всё хорошее и симпатичное. Уж скорее бы это всё закончилось, и можно было не думать о том, какая ещё идея пришла в голову господину Завьялову.

Дверь кофейни открылась, впуская морозный воздух, и на пороге появился тот, кто занимал её мысли, идеально вписавшись в несколько кукольный интерьер заведения. Дмитрий Александрович напоминал героя голливудской мелодрамы: дорогая кожаная куртка, джинсы, на стильной причёске тают снежинки, в руках букет нежно-кремовых роз. Ну просто не мужчина, а воплощённая девичья мечта. Если, конечно, не знать, какой мерзавец прячется под этой красивой «обёрткой». Он увидел Елену и решительно направился к ней, сияя улыбкой и вызывая тихие завистливые вздохи посетительниц.

– Елена, счастлив видеть вас! Вы, как всегда, очаровательны! – Завьялов протянул ей розы, и к столику тут же подошла девушка с вазой. Мужчина подарил официантке лёгкую улыбку, заказал кофе и с комфортом расположился в удобном кресле приятного бирюзового цвета.

– Давайте оставим комплименты для другого раза, – Елена искренне старалась быть хотя бы нейтральной, так как даже изображать симпатию у неё категорически не получалось. – Вы хотели рассказать мне подробности вашего эксклюзивного заказа, ведь так?

– Именно так, – послушно согласился Дмитрий и подмигнул ей, – но позвольте мне насладиться хорошим кофе в компании восхитительной женщины, а потом уже переходить к делам.

– Без проблем, – Лена вполне могла собой гордиться, так как сумела даже изобразить улыбку, – у меня есть полчаса, потом я у должна буду вас покинуть в любом случае. У меня важная встреча.

– Тогда объединим полезное и приятное, – Завьялов был подозрительно покладист, – моя просьба может вас удивить, Елена. Но я всё же прошу вас её обдумать.

– Вам удалось меня заинтриговать, – Елена отпила кофе, – не томите же…

– Вряд ли вы в курсе, – начал Завьялов, тоже пробуя принесённый напиток и одобрительно кивая, – но через два месяца я женюсь. О, судя по вашему изумлённому взгляду, вы действительно не знали, хотя это уже давно стало предметом светских сплетен.

– Я не очень интересуюсь ими, – Лена пожала плечами, – мне есть, чем заняться и кроме этого. И как же это радостное событие связано с вашим заказом?

– Непосредственно, – невозмутимо ответил Завьялов, – дело в том, что брак, который я планирую заключить, основан не на чувствах, а на расчёте.

– И вы так спокойно об этом говорите? – Елена неодобрительно покачала головой.

– Ой, да ладно вам, Елена, – по-свойски подмигнул ей Завьялов, – можно подумать, вы выходили замуж вот прямо по большой и светлой любви! Полагаю, что когда Алексей Константинович нашёл вас в вашей глуши, вы сделали всё, чтобы оказаться на своём нынешнем месте. Ханжество вам не идёт, к тому же со мной вы можете не стараться выглядеть лучше, я как раз прекрасно вас понимаю.

– То есть мысль о том, что я вышла замуж по любви, вы даже не допускаете? – Лена даже растерялась от такой незамутнённой самоуверенности и прагматизма.

– За мужчину, который вам в отцы годится? – Дмитрий насмешливо скривился. – Нет, простите, но никогда не поверю. Впрочем, если вам вполне удаётся изображать чувства, здесь я тоже вами восхищаюсь.

– Мы будем обсуждать мою семейную жизнь или всё же вернёмся к вашей просьбе? – Елена вдруг успокоилась, а может быть, страх был просто вытеснен презрением к человеку, который всё измеряет только деньгами и выгодой.

– Вернёмся, – согласился Завьялов, – я хочу, чтобы вы нашли мне идеальную любовницу.

– Кого нашла?! – Елена изумилась совершенно искренне, так как готова была услышать многое, но не такое. – Я, наверное, ослышалась?

– Вы расслышали абсолютно правильно, – Завьялов сделал ещё глоток кофе, – если вам не нравится слово «любовница», сформулирую иначе: мне нужна подруга, которая сможет скрасить мой досуг.

– А супругу вы в этом качестве, видимо, по каким-то причинам не рассматриваете, – с некоторым недоумением констатировала Лена, – и даже до женитьбы автоматически отводите ей роль второго плана.

– Я уже сказал, что это брак по расчёту, к тому же Ангелина меня тоже не слишком любит, но там другая история, – он поморщился, – в общем, мы оба в какой-то степени рабы обстоятельств: хотя у меня свои причины для заключения этого союза, а у неё — свои.

– Вот только не надо рассказывать мне о вашей несчастной доле, – Елена отодвинула чашку, – не хотели бы — не женились бы. Никогда не поверю, что вам приставили нож к горлу, фигурально выражаясь.

– Да нет, конечно, – улыбнулся Завьялов, – просто брак с Ангелиной нужен её отцу не меньше, чем мне. К тому же девочка собралась замуж не за того человека, вы понимаете?

– Не совсем, – Лена нахмурилась, – с чьей точки зрения «не за того»?

– Он человек не нашего круга, понимаете? – Завьялов пренебрежительно махнул рукой. – Какой-то не то военный, не то полицейский… Я не спорю, это профессии, достойные всяческого уважения и так далее, но Ангелина училась в Англии, она прекрасно разбирается в искусстве, играет на нескольких музыкальных инструментах, свободно говорит по-английски и по-итальянски. Как вы думаете, отец растил её, вкладывая немалые деньги в воспитание и образование дочери, для того, чтобы она выскочила замуж за какого-то никому неизвестного парня? Который увезёт её в дальний, богом забытый гарнизон?

– Может, он растил её для того, чтобы она была счастлива? – негромко проговорила Елена, стараясь не смотреть на лучащегося самодовольством Завьялова. Неужели этого человека она когда-то любила до обморока и потери ориентации в пространстве? Господи, где были её глаза и мозги?!

– Неужели вы думаете, что он не заботится о её счастье? – он выглядел искренне удивлённым. – Любой отец хочет для своей дочери самого лучшего.

– И это самое лучшее, судя по всему, вы, Дмитрий Александрович? – Елена постаралась максимально убрать из голоса иронию.

– Во всяком случае, я смогу дать ей то, что соответствует её положению, социальному статусу и привычкам. Как вы думаете, сможет её уже практически бывший парень дать ей всё это?

– А может быть, она готова обменять всё перечисленное вами на возможность быть с любимым человеком? – Лена уже даже не пыталась достучаться до каких-то эмоций, она просто не смогла не спросить.

– Глупости, – фыркнул Дима, – сказки про то, что « с милым рай и в шалаше» придумали неудачники. К счастью, отец вырастил Ангелину не только образованной девушкой, но и послушной дочерью. Так что с моим заказом? Я прекрасно помню, моя драгоценная Елена, что вы… в смысле ваши агентства… не оказывают эскорт-услуг. Мне нужна не проститутка, мне нужна достойная меня девушка для длительных отношений.

– Озвучьте, пожалуйста, ваши пожелания, – Елена открыла блокнот, – я посмотрю, есть ли у меня достойные кандидатуры. И, пожалуйста, Дмитрий Александрович, давайте определимся, что я — не «ваша» Елена...

– Разумеется, простите мне эту вольность, – извинился Завьялов, хотя ни во взгляде, ни в голосе не было даже тени раскаяния. Он играл и наслаждался игрой. – Итак, девушка должна быть красива, образованна, обладать грамотной речью, интересоваться искусством. По профессии — желательно что-нибудь, связанное с журналистикой, СМИ, но не блогер. Что ещё? Полагаю, что об умении вести беседу, элегантно одеваться и разбираться в новинках мира моды говорить излишне, это, как говорится, опция по умолчанию.

– У вас высокие требования, – Елене удалось успокоиться, – но я постараюсь вам помочь. Но вы должны понимать, Дмитрий Александрович, что для девушки это работа, то есть она становится ни вашей собственностью и вольна покинуть вас в любой момент в соответствии с условиями договора, который вы подпишете. И вопрос, вступать с вами в интимные отношения или только изображать любовницу — это тоже решать ей.

– Конечно, – Завьялов прижал руку к сердцу, – буду бесконечно признателен. С прейскурантом я знаком, так что здесь никаких проблем не возникнет. Кстати, пользуясь случаем, я хотел бы лично, – тут он со значением посмотрел на Елену, – пригласить вас и Алексея Константиновича на свадьбу. Приглашения, разумеется, будут разосланы, но мне приятно озвучить его непосредственно вам.

– Благодарю, – Лена подумала, что постарается именно в это время ну вот совершенно случайно уехать куда-нибудь отдохнуть. Она так устанет за новогодние праздники, так устанет! – Последний момент: у вас есть пожелания по внешности будущей подруги.

– Как замечательно, что вы спросили, – Завьялов довольно улыбнулся, – разумеется, такие пожелания у меня есть. Это должна быть девушка относительно невысокого роста, изящная, даже хрупкая, светлые волосы, причём чем светлее, тем лучше, синие или голубые глаза, нежная кожа…

С каждым словом он говорил всё тише, словно придавая тому, что произносил, дополнительную нотку интимности, очень-очень личный оттенок, и Елене в очередной раз стало не по себе.

– Она должна быть похожа на вас, Елена, – почти шёпотом закончил он, – и каждый раз, укладывая её в постель, я буду думать о вас. Видите, я откровенен с вами, так как не теряю надежды однажды…

Не закончив фразы, он встал и, поцеловав Елене руку, вышел из кондитерской, а она осталась сидеть за столиком, пытаясь выровнять дыхание и упорядочить мысли.


Санкт-Петербург, 14 февраля 2018 года


Держа мужа под руку, Елена неспешно поднималась по ступенькам Дворца бракосочетаний на Английской набережной. Проигнорировать свадьбу, которая стала событием месяца в зимней светской жизни Петербурга, было нельзя. Всем известно, что на такие мероприятия ходят не столько для того, чтобы поздравить виновников торжества, сколько для того, чтобы увидеться с нужными людьми в непринуждённой обстановке.


Прошло почти два месяца после той встречи в кафе, а Елену до сих пор начинало потряхивать от гнева, когда она вспоминала последние слова, сказанные Завьяловым. Когда она в тот день вернулась домой и, кипя от возмущения, рассказала Алексею всё без утайки, его реакция стала для неё неожиданной.

Внимательно выслушав жену, Краснов несколько минут задумчиво барабанил пальцами по столу, а потом расхохотался.

– Ты смеёшься?! – Елена не знала, как ей реагировать: возмущаться или попытаться понять причину столь внезапного веселья.

– Ну уж наверняка не плачу, – отсмеявшись, ответил Алексей и постарался объяснить сердито сопящей Лене. – Понимаешь, любимая, он прекрасно всё рассчитал: в чём господина Завьялова обвинить нельзя, так это в том, что он дурак. Ни в коем случае! Он предполагал твою гневную реакцию, а гнев — это тоже эмоции. Даже гнев лучше равнодушия, так как заставляет думать о человеке, вызвавшем такую бурю чувств.

– Но он меня оскорбил! – Елена нервно заходила по комнате. – Он сказал, что будет представлять меня на её месте! Это отвратительно!

– Чем же? – невозмутимо отозвался Алексей. – Кто-то представляет на месте партнёрши Анджелину Джоли или Мерилин Монро. И что? Мы же их за это не осуждаем, верно?

– Да, но, – начала Елена и запнулась на середине фразы, – но это они, а это я, Алёша!

– Скажи лучше, у тебя есть подходящая кандидатура? – Краснов стал очень серьёзен. – Та, которая стала бы твоими ушами и глазами?

– Найти могу, конечно, а внешность — это вопрос решаемый. По фигуре и характеру подошла бы Инна, но с ней надо разговаривать, она девочка с характером.

– Вот и поговори, – кивнул Алексей, – Леночка, ты Завьялову не соперник, понимаешь?

– А ты? – она в упор посмотрела на мужа, но тот не отвёл взгляда.

– Я мог бы, но я считаю, что ты поступаешь неправильно, не желая отпускать ситуацию. Это прошлое, его нужно забыть, родная. И жить дальше. Он почувствует, что ты свободна от него, такие вещи всегда ощущаются...

– Я подумаю над твоими словами, – помолчав, сказала она и ушла к себе.

И вот прошло полтора месяца, в течение которых Завьялов действительно её не беспокоил, занимаясь делами, свадьбой и новым увлечением.

Кристина, с которой Елена переговорила почти сразу, внимательно выслушав её, согласилась. Елена подозревала, что девушка преследовала и свои цели, так как хотела в будущем поехать в Лондон в какую-то дизайнерскую школу и планировала использовать связи и деньги Завьялова как стартовые позиции. Но это Лену совершенно не беспокоило, так как последнее, о чём она стала бы волноваться, – это благополучие Дмитрия Александровича.

Уже три недели сплетники поговаривали, что, несмотря на приближающуюся свадьбу, его видели несколько раз с миниатюрной голубоглазой блондинкой. На рожон он, правда, не лез, и на всех официальных мероприятиях появлялся исключительно с будущей супругой.


Все эти воспоминания пролетели в голове Елены в то время, как они с Алексеем поднимались по мраморным ступенькам, располагались на предназначенных для них местах, здоровались с многочисленными знакомыми.

Раздалась музыка, и в зал регистрации вошла удивительно красивая пара: жених — высокий, красивый, в роскошном костюме, и невеста — очень хорошенькая шатенка с зелёными глазами, в воздушном платье, напоминающем облако. Молодые люди улыбались, но когда Елена всмотрелась в глаза будущих супругов, то ей стало не по себе.

Завьялов был доволен, как человек, хорошо выполнивший свою работу: да, не слишком приятную, но необходимую. Он всё сделал правильно, и теперь был преисполнен сознанием выполненного долга. Его голубые глаза были холодны и равнодушны, хотя на лице сияла улыбка.

Невеста смотрела куда-то перед собой, и Елена могла поспорить на что угодно, что девушка с трудом сдерживает слёзы: так неестественно влажно сверкали её глаза. Она несколько раз обежала глазами толпу приглашённых, словно надеясь кого-то увидеть, но этого «кого-то» не было, и Ангелина окончательно сникла. Она перестала оглядываться, смотрела исключительно перед собой и заученно улыбалась.

На вопрос о добровольности вступления в законный брак оба ответили «да», но без малейшего признака эмоций. Впрочем, наверное, если бы Елена не всматривалась так пристально, то ничего и не заметила бы.

– Какая красивая пара! – прошептала за спиной Елены какая-то женщина из числа приглашённых. – А Дмитрий Александрович ну просто красавец! Ах, была бы я лет на двадцать пять помоложе!

– Говорят, у него появилась очередная любовница, – прошептала ей в ответ другая, – его видели с ней в каком-то клубе. Хотя я его понимаю, он мужчина молодой, как не погулять напоследок-то, прощаясь с холостой жизнью!

Елена послушала бы сплетни и дальше просто в силу какого-то болезненного любопытства, не отпускавшего её все эти годы, но гости стали вставать и по очереди подходить и поздравлять молодых.

Когда подошла очередь Елены и Алексея, она произнесла положенные дежурные слова поздравления, вручила безразличной невесте цветы, сдержанно улыбнулась Завьялову, который, вопреки её опасениям, не сказал ничего сверх дежурных слов благодарности.

После этого она не пересекалась с ним почти полтора года, до событий, после которых изменилось очень многое.

Загрузка...