Конструктор С. И. Мосин

Глава 5. ТРЕХЛИНЕЙНЫЙ КАЛИБР

Во второй половине 80-х годов прошлого века вопрос о перевооружении армий малокалиберным магазинным оружием был решен окончательно во многих европейских странах. Медлительность России в перевооружении грозила ей серьезным отставанием и возможным повторением Крыма и Балкан. Надо было спешить с принятием винтовки уменьшенного калибра под патрон с бездымным порохом. Исключительно много в этом направлении сделала комиссия генерала Г. И. Чагина. За время своей работы с 1883 по 1887 годы она рассмотрела и подвергла испытаниям более 150 различных систем как отечественных, так и зарубежных изобретателей. И среди представленных образцов были не только заслуживающие внимание, но и абсолютно бездарные, устаревшие, а то и просто авантюрные, рассчитанные на легкую возможность урвать без усилий кусок жирного российского пирога. В конечном итоге комиссия пришла к выводу о необходимости уменьшения калибра, но так и не сделала окончательного выбора в пользу того или иного типа магазина. Это было скорее всего результатом того, что практические испытания имели для военного руководства России большее значение, чем теоретические и конструкторские исследования. Между тем глубокие теоретические исследования возможных путей развития стрелкового оружия могли бы значительно сократить время и обойти развитые европейские державы. Еще в начале века В. Г. Федоров справедливо отмечал:

«На протяжении многих десятилетий велись работы по вооружению царской армии, но так и не удалось ликвидировать пагубный разрыв между передовой технической мыслью русских изобретателей и нищенскими средствами, которые ассигновывались на конструкторские работы».

Даже комиссия генерала Н. И. Чагина, от которой зависела судьба армии, не могла все время посвящать испытаниям и отбору оружия, так как только председатель и один из членов не имели других служебных обязанностей. Все остальные вынуждены были работать в комиссии урывками.

В таких же стесненных условиях работали и все русские конструкторы-оружейники, не имевшие ни достаточных средств для исследовательской и конструкторской работы, ни опытной базы, оснащенной лучшим оборудованием и укомплектованной специалистами высшей квалификации. Сергей Иванович Мосин был далеко не в худшем положении, он все-таки работал на замечательном во всех отношениях заводе, испытывая только постоянный дефицит времени.

Нелегким для него был 1888 год. Получив задание комиссии приспособить его систему к калибру 3,15 мм, он энергично принялся за работу. А она предстояла немалая, так как необходимо было перепроектировать все параметры подающего и запирающего механизмов под габариты стволов, присланных из инструментального отдела Петербургского патронного завода, и, что значительно сложней, устранить недостатки, отмеченные на прошлогодних испытаниях.

В сентябре 1888 года несколько ружей калибром 3,15 мм были представлены Сергеем Ивановичем в комиссию и прошли испытания. Результаты оказались исключительно обнадеживающими. Мосину удалось устранить возможность преждевременного выстрела за счет удлинения навеса над передней частью ствольной коробки, сделать бесперебойной подачу патронов, значительно упрочнить соединение приклада с цевьем, усилить затворную задержку. Упростив ряд деталей магазина, конструктор облегчил его сборку и разборку, а также усовершенствовал разобщение магазина с затвором.

В винтовке образца 1888 года Мосин серьезное внимание уделил совершенствованию затвора. Он вынес боевые упоры на стебель, затворную задержку сделал в виде винта с головкой большего диаметра, чем прорезь для гребня затвора. В этой конструкции соединительная планка отсутствовала, а курок предохранялся от вывинчивания специальным винтом[17]. Затвор вызвал у комиссии большой интерес, ибо Мосин совершенно независимо от иностранных конструкторов спроектировал боевые упоры. Это нашло должную оценку у членов комиссии, но они уже знали о затворе конструкции Лебеля, а потому посоветовали Мосину вынести боевые упоры непосредственно на боевую личинку, что еще больше увеличивало живучесть затвора.

Всего из винтовки образца 1888 года было расстреляно 40 магазинов, и на 480 выстрелов пришлось лишь четыре осечки, которые объяснялись несовершенством патрона или слабостью боевой пружины, и три случая не-экстрактирования (невыброса) стреляной гильзы. Комиссия пришла к выводу, что Мосину необходимо еще поработать над усилением экстрактора и боевой пружины и увеличить зазоры между рейками и пазами ствольной коробки, чтобы устранить их чувствительность к ржавчине. Рекомендовано было также закрепить попрочнее затворную задержку.

Оружейный отдел полностью согласился с выводами Комиссии, но выдвинул новое требование, которое шло совершенно вразрез с прежними. Если раньше считалось, что магазин все-таки нужен солдату только как подмога, резерв в самую трудную минуту боя, то теперь выяснилось, что эта концепция лишена здравого смысла. Прикладные и подствольные магазины требуют достаточно много времени для их наполнения, так как каждый патрон подается в магазин отдельно, а в прикладном магазине надо при том еще и манипулировать специальной рукояткой-рычажком. Для ведения беспрерывной магазинной стрельбы их надо наполнять полностью, так как при частично наполненном магазине подавать патроны в патронник возможно не иначе, как предварительно перемещая несколько раз затвор. Раньше предполагалось, что солдату, ради ускорения стрельбы на каком-то отрезке боя, достаточно зарядить в магазин четыре-пять патронов, потом шесть-семь раз передернуть затвор, дослать первый патрон и начать интенсивную стрельбу. Теперь же, ради сохранения темпа боя, оружейный отдел предлагал Мосину так усовершенствовать магазин без усложнения всей системы, дабы можно было делать первый выстрел из неполного магазина без дополнительной работы затвором.

Таким исходом Сергей Иванович был удручен чрезвычайно. Он имел уже достаточно опыта, чтобы сразу увидеть неразрешимость задачи. Да, он может упростить магазин, сделать его с одной только подающей рейкой, может усовершенствовать подачу патронов, выполнить условие по доводке затвора, но не более того. Главный недостаток реечно-прикладного магазина, указанный оружейным отделом, устранить невозможно. Это — тупик. Дальше хода нет. Надо кардинально менять направление поисков. Но Сергей Иванович, понимая бесперспективность дальнейшей работы над магазином в прикладе, сделал еще одну попытку — все-таки это была его первая любовь!

В самом конце ноября 1888 года на Императорский Тульский оружейный завод прибыл с проверкой генерал-лейтенант В. В. Нотбек, инспектор оружейных и патронных заводов. Он хорошо помнил Мосина еще с той поры, когда тот штабс-капитаном прибыл на завод. Владимир Васильевич поинтересовался работами Мосина над новыми винтовками, и конструктор показал ему образец, после осмотра которого генерал послал в Главное артиллерийское управление следующее донесение:

«Магазинная винтовка уменьшенного калибра, представленная мне капитаном Мосиным, далеко опередила своей простотой прежние проектированные им магазинки. Ввиду этого я нахожу необходимым:

Остановить изготовление на ИТОЗ (Императорский Тульский оружейный завод. — Г. Ч.) [18] винтовок с прежним магазином Мосина.

Командировать его в Петербург для присутствия на испытаниях новой винтовки.

Выслать в ИТОЗ 1000 патронов уменьшенного калибра для предварительных испытаний винтовки».

О патронах генерал заботился своевременно, потому что на оружейном заводе, как это ни прискорбно, патронов для испытания новой винтовки не было.

Если бы подобный образец Сергей Иванович спроектировал лет пять тому назад, то он, наверное, был бы принят на вооружение. Нынче же конструктора опять ждала неудача…

Единственным утешением было то, что решился, наконец, вопрос о его перемещении по служебной лестнице, и он был назначен исполняющим дела председателя приемной комиссии завода. Теперь у него появилось значительно больше времени для проектирования оружия.

В марте 1889 года военный министр П. С. Банковский потребовал от Н. И. Чагина представить ему подробный доклад о деятельности Особой комиссии. Николай Иванович засадил за кропотливую работу всех своих сотрудников, и комиссия родила внушительный и всесторонне аргументированный документ. В начале доклада внимание министра было обращено на тот факт, что поспешное перевооружение некоторых европейских государств переделочными винтовками явно себя не оправдало. Более того, обнаружилось, что все представленные в комиссию иностранные магазины к переделочным винтовкам оказались неудовлетворительными, пользоваться ими нельзя. При таких обстоятельствах комиссия пыталась направлять свою деятельность на поощрение российских изобретателей. Наиболее плодотворно работает капитан Мосин, который спроектировал пять видоизменений магазина к четырехлинейной винтовке и два — к винтовке калибром 3,15 линии. Но, констатировал Чагин, ни один из предлагаемых магазинов и конструкции Мосина и других русских и иноземных изобретателей, не удовлетворяет предъявляемым к ним требованиям. Наибольший интерес из последних приобретений вызвал постоянный, со сменяемой пачкой, магазин системы Манлихера. Знатоки нашли в этой идее много достойного внимания, однако выявить предполагаемые преимущества манлихеровского магазина можно только сравнительными опытами в войсках, чего нельзя сделать до тех пор, пока не будет выработан способ получения бездымного пороха.

Какой же, по мнению Н. И. Чагина, должна быть новая винтовка? Калибр ее восемь миллиметров, начальная скорость пули больше 600 метров в секунду. Но при такой скорости свинцовая пуля без оболочки или в оболочке из меди или бронзы срывается с нарезов, стальная оболочка быстро ржавеет, и только мельхиоровая ведет себя достойно.

Комиссия не смогла выработать винтовку с такими характеристиками, ибо бездымного пороха нет, магазина хорошего нет, патрона нет, а без них можно было только и сделать, что выполнить подготовительные работы, составить представление об общей компоновке частей ружья, патрона и магазина.

В общем, положение сложилось безрадостное. Однако принимать какое-то решение надо было. Банковский решил доложить императору свои на этот счет соображения. В докладе, не уступающем чагинскому по объему и скрупулезности, военный министр доносил:

«Вполне сознавая важность вопроса и опасность отстать в вооружении от своих соседей, я, однако, считаю своим долгом выждать, пока будет выработан вполне удовлетворительный тип ружья, сознавая, что средства государства не позволят нам делать два перевооружения (переделочной, а потом и оригинальной системой).

Из двух видов усовершенствования, вводимых ныне в устройстве ружья, бесспорно наибольшее значение имеет уменьшение калибра, придача же магазина лишь немногим может увеличить скорость стрельбы, почему на разрешение первого вопроса и может быть обращено наибольшее внимание, и он представляется наиболее насущным и неотложным. Введение магазинного оружия если и признается желательным, несмотря на возражения некоторых военных авторитетов против магазинов, то лишь как дальнейшее усовершенствование ружья уменьшенного калибра. Таким образом, после испытания баллистических качеств нового пороха можно будет в скором будущем иметь образец однозарядного ружья уменьшенного калибра.

Испытание всякого рода магазинов воочию показало, что наилучшими являются ружья с постоянными магазинами, заряжаемыми пятью патронами, входящими в легкую и удобную пачку. Поэтому можно теперь уже сказать, что желательно выработать образец скорозарядного ружья пачечной системы.

На основании вышеизложенных соображений и данных полагалось бы теперь же приступить к окончательной выработке однозарядного ружья уменьшенного калибра и параллельно вести изыскания механизма для пачечного его заряжания. Если же впоследствии, по выработке вполне надежного магазинного ружья, признается все-таки необходимым переделать ружья уменьшенного калибра на магазинные, то это дальнейшее усовершенствование может быть исполнено исподволь, не торопясь, по предварительном всестороннем испытании механизма».

В заключении доклада министр вопрошал:

«Благоугодно ли будет вашему императорскому величеству:

1.Одобрить намеченный ход работ в том смысле, чтобы сначала был выработан тип однозарядного ружья и одновременно шли изыскания и исследования магазинных ружей пачечной системы.

2.Одобрить соображения относительно приступа к перевооружению тотчас по выработке типа ружья уменьшенного калибра с тем, что если к тому времени не будет найдено безусловно хорошей системы магазинного ружья,то чтобы было принято ружье однозарядное.

3.Разрешить мне представить осенью подробные соображения относительно порядка производства работ и относительно потребных на это денежных средств».

Его императорскому величеству «благоугодно» было начертать на докладе военного министра коротенькую резолюцию: «Хорошо. 26 мая 1889 года».

Итак, весной 1889 года, после многолетних дебатов, испытаний, сомнений Александром III и П. С. Ванновским был вынесен окончательный приговор: уменьшенному калибру быть, но с магазинами повременить. И это якобы для того, чтобы избежать двойного перевооружения. Что ж, на первый взгляд, решение вроде бы разумное, поскольку, действительно, окончательно отработанной системы магазина еще не было. Это так. Но ведь был колоссальный опыт, были талантливые конструкторы, был, наконец, пример иностранных изобретений. Та же система австрийца Манлихера предлагала правильное направление поисков. Да и сам Ванновский в докладе императору очень верно отмечал, что магазин должен быть серединным, неотъемным, пачечного заряжания. Другое дело, что система Манлихера оставалась еще далека от совершенства. Но если бы были объединены силы отечественных изобретателей, если бы им была предоставлена возможность сосредоточить свои силы только на создании совершенной винтовки, то не пришлось бы играть в двойную игру, ибо министр, как он не затуманивал вопрос, предлагал все-таки двойное перевооружение: сначала однозарядками, а потом магазинками. Ситуация складывалась неприятная, конструкторам же с ходу приходилось решать новые задачи.

С. И. Мосин, который был дальше всех, пожалуй, от столицы, конец 1888 года посвятил совершенствованию своего последнего магазина к винтовке под патрон Роговцева, а 7 января следующего года он прибыл в Ораниенбаум. Как и прежде, испытания обнаружили много интересных конструктивных находок, механизм винтовки поражал своей простотой, все работало почти безотказно, с минимальным количеством задержек. Конечно, какие-то шероховатости были, система нуждалась в доводке, но члены комиссии сошлись в одном мнении, что Мосиным создан самый простой и совершенный магазин в прикладе. И тем не менее задание оружейного отдела оставалось невыполненным. Сергей Иванович вернулся в Тулу, так как его ждали неотложные служебные дела.

11 марта 1889 года Главное артиллерийское управление предписало капитану Мосину вступить в должность председателя приемной комиссии Тульского оружейного завода с 1 апреля текущего года. Инструментальную мастерскую велено было сдать капитану П. Н. Михайлову. Фактически же исправляющим дела председателя приемной комиссии Мосин стал только 2 мая. Назначение для него было вдвойне приятным. Во-первых, у него появлялось время для работы над винтовкой, во-вторых, членом этой комиссии был его брат Митрофан. Мосин-младший после учебы в Московской военной гимназии закончил Тифлисское юнкерское училище в июне 1873 года. Служил в армейской пехоте, женился, имел двух дочерей и сына. Митрофан Иванович участвовал в Балканской кампании, был награжден орденами святой Анны IV степени и Станислава III степени. Возможно, что на оружейный завод он попал не без помощи старшего брата.

80

В июне Сергей Иванович послал в комиссию генерала Чагина новый, несложный, оригинальный магазин с одной рейкой. Но обстоятельства в очередной раз изменились. Александр III, утвердив доклад военного министра Банковского, тем самым поставил крест на попытках Мосина создать совершеннейший реечно-прикладный магазин. Летом 1889 года Сергей Иванович окончательно и бесповоротно прекратил работу в этом направлении.

Тем же летом министр П. С. Ванновский собрал большое совещание с участием товарища генерал-фельдцехмейстера Л. П. Софиано, генералов В. В. Нотбека, Н. И. Чагина, В. Н. Бестужева-Рюмина и других военных, руководивших оружейной, патронной и пороховой промышленностью России. Цель совещания состояла в том, чтобы определить, какой же все-таки должна быть новая винтовка, сколько их потребуется сделать, чтобы полностью вооружить армию, и во что это обойдется терпеливому русскому народу.

Министр твердо стоял на том, что лучший в мире калибр — восемь миллиметров, и не стоит даже думать об его изменении. Генерал Чагин и поддержавшие его Нотбек и Бестужев-Рюмин настаивали на уменьшении калибра до трех линий, резонно утверждая, что при этом значительно улучшится траектория полета пули, увеличится настильность огня, уменьшится вес заряда и пули, а это позволит увеличить носимый запас патронов. Да и международный опыт говорил в пользу доводов Чагина «со товарищи». Во французской винтовке Лебеля при стрельбе бездымным порохом как раз-таки из-за большого калибра страдал затвор, а патронник портился после 200 выстрелов. Аргументы сторонников трехлинейного калибра были неотразимы.

Что же касается магазина, то здесь мнение выработалось совершенно однозначное: только серединный, постоянный, с пачечным заряжанием. И, наконец, решено было в будущем производить винтовку в трех вариантах: пехотную, кавалерийскую и карабин.

Потребность в новых винтовках генералы исчислили два с половиной миллиона штук. Поскольку производительность российских заводов составляла только пятьсот тысяч в год, то после некоторых споров было решено разместить часть заказа во Франции. Там есть три казенных завода, а потому мы, решили генералы, хоть и проиграем в цене, зато выиграем во времени. Последнее мнение вскоре сыграло злую шутку с капитаном Мосиным.

Решено было также немедленно приступить к реконструкции российских заводов, заготовлению запасов металла, лож-болванок, привлечь к изготовлению заготовок стволов и ствольных коробок пермский и обуховский заводы и Златоустовскую оружейную фабрику. Кроме того, необходимо было расширить и построить вновь пороховые, патронные и капсюльные заводы.

Потребная для перевооружения армии сумма составила сто пятьдесят шесть с половиной миллионов рублей золотом. Александр III прямо на журнале оружейного отдела, где записано решение совещания, начертал: «Суммы ужасающие, но делать нечего, приступать надо».

Теперь всякому здравомыслящему военному, занимающемуся делом перевооружения армии стало совершенно ясно, сколь строго надо было подходить к выбору оружия, чтобы не зря расходовать народные деньги.

В связи с тем, что главным критерием нового оружия выдвинули не магазин, а калибр, то изменился качественный подход к работе и задачам комиссии генерала Н. И. Чагина.

Если до 1889 года комиссия только испытывала магазинные ружья, то теперь она должна была проектировать однозарядное трехлинейное ружье и попутно испытывать предложенные магазины. В связи с этим комиссию переименовали, назвав ее «комиссией для выработки образца малокалиберного ружья». Председателем остался Н. И. Чагин, членами с решающим голосом — генералы Валламов и Давыдов, полковники Кабаков и фон дер Ховен, в распоряжение комиссии назначили капитана Петрова, штабс-капитанов Савостьянова и Юрлова. Капитан Мосин в новый состав комиссии не был введен.

Поскольку предстояла большая работа по координации деятельности предприятий, производящих порох, капсюли, патроны, ружейные части, приспособления и прочее, генерал-адъютант Л, П. Софиано распорядился проводить совещания не реже двух раз в неделю с привлечением таких авторитетов, как Нотбек, Бестужев-Рюмин, управляющий делами арткомитета генерал Снесарев, инспектор пороховых заводов Каминский, начальник Петербургского патронного завода Шекаразин, а также тех лиц, чье участие в совещаниях будет необходимо.

Ужасающие суммы, которые предстояло изъять из многострадального российского бюджета, заставили Александра III учредить особое совещание под председательством действительного тайного советника Абазы для распределения сумм по годам, окончательного определения денежных средств и контроля за их расходованием.

Новое совещание работало осмотрительно, неспешно, в полном соответствии с народной мудростью «семь раз отмерь, один раз отрежь». Только 29 декабря 1889 года Абаза представил императору доклад об учреждении комиссии по перевооружению русской армии.

В означенном докладе указывалось, что ввиду исключительной важности предстоящего дела и необходимости скорейшего его осуществления, надо изъять перевооружение из обычного порядка, то есть из компетенции Главного артиллерийского управления, и организовать его следующим образом: создать неподведомственные ГАУ учреждения, которые отвечали бы полностью за само перевооружение, делопроизводство по всем вопросам, а также за порядок ассигнования сумм и их расходование.

Был принят во внимание прецедент 1869 года, когда наша армия вооружалась переделочными винтовками и были созданы, помимо комиссии Н. И. Чагина, еще две особые комиссии: Главная распорядительная и исполнительная. Первой предоставили распоряжаться всей операцией по перевооружению на правах Военного Совета, она могла распределять и расходовать деньги, вести всевозможные заготовки как в империи, так и за ее пределами теми способами, которые комиссией будут признаны наилучшими, причем через частных и состоящих на службе лиц безо всякого ограничения. Распорядительная комиссия имела право изменять цены и сроки, заключать и аннулировать контракты, выдавать задатки и пособия без залогов, предоставлять кредиты исполнительной комиссии и передавать ей часть своих полномочий в случае такой необходимости, командировать служащих лиц как по империи, так и за границу, выдавая им необходимые порционные, разъездные и подъемные суммы. И, наконец, распорядительная комиссия имела право разрешать всевозможные недоразумения и затруднения по всем вопросам.

Полномочия были огромными, недаром ведь комиссию нарекли Главной распорядительной. Господин военный министр Ванновс.кий взял на себя тяжкий груз председательствования в Главной распорядительной комиссии, дабы ускорить и улучшить дело, но больше для того, чтобы быть поближе к деньгам. Членами Комиссии он назначил Нотбека, Софиано, генерал-адъютанта Розенбаха и помощника начальника ГАУ генерала Крыжановского, своего старинного друга. Были в комиссию включены и другие лица.

Исполнительная комиссия играла подчиненную роль, поскольку не имела права самостоятельно распоряжаться деньгами. В ее задачу входило решение всех исследовательских, конструкторских и производственных проблем. Кроме того, на исполнительную комиссию возлагались все те поручения, которые найдет нужным распорядительная комиссия. Председателем исполнительной комиссии был назначен Л. П. Софиано, членами — инспекторы оружейных, патронных, пороховых и капсюльных заводов, инспектор стрелковой части в войсках, командир Кронштадской крепостной артиллерии, начальник офицерской стрелковой школы и прочие чины.

Военный министр счел необходимым назначить в обе комиссии для устранения возможных финансовых недоразумений государственного контролера. Что ж, в условиях неистребимого российского казнокрадства присутствие такого чиновника было необходимо, хотя неизвестно, каковыми принципами руководствовался он в своей деятельности.

Надо также отметить, что члены комиссий особого вознаграждения не получали, лишь только военным чинам исполнительной комиссии полагались разъездные деньги: генералам по пять рублей, штаб-офицерам по три рубля в сутки.

Таким образом, в канун 1890 года были решены все организационные вопросы, связанные с перевооружением русской армии новой винтовкой, которой фактически не было. Главное слово оставалось за конструкторами и комиссией генерала Чагина.

В октябре 1889 года, может быть, впервые за долгое время поиска нового оружия, перед изобретателями была поставлена конкретная задача и определены тактико-технические характеристики перспективной винтовки. Говоря современным языком, было выдано техзадание.

Теперь уже трудно сказать, сколько конструкторов взялось за решение поставленной проблемы, но совершенно определенно ею занимались вкупе несколько членов комиссии генерала Чагина. Эти деятели, их так и величали — «комиссионные», продолжали в большинстве своем искать прототип не среди отечественных изобретений, а за рубежом. Их идеалом последние годы была винтовка Лебеля, о чем они толковали почти на всех заседаниях.

Поначалу комиссия, проектируя однозарядное ружье, взяла лебелевскую модель чуть ли не целиком. Однако, учитывая то обстоятельство, что у нас стрельба велась с примкнутым штыком, от ствола лебелевской винтовки отказались, так как он имел нарезы слева направо, а это вызывало значительное отклонение пули. Тогда решено было стволы сделать свои, калибром 3 линии, с нарезами справа налево, в инструментальном отделе Петербургского патронного завода.

Затвор системы Лебеля был оставлен потому, что имел боевые упоры на личинке. Это давало возможность значительно уменьшить габариты ствольной коробки без ущерба для ее прочности даже тогда, когда давление во время выстрела достигало пяти тысяч атмосфер. Комиссия спроектировала для своего ружья новый штык и прицел. Однозарядка, спроектированная комиссией по системе Лебеля, получилась неплохой, хотя и не была свободна от недостатков.

С. И. Мосин внес свою лепту, и не такую уж малую, в создание этой модели. Проектируя ствольную коробку, комиссия вынуждена была снабдить ее «пружинным проводником», который монтировался на дне коробки и должен был приподнимать переднюю часть патрона, не давая пуле упереться в казенный срез ствола. Устройство такой детали-проводника создавало дополнительные конструктивные, производственные и эксплуатационные сложности.

Мосин предложил исключительно простое, до сих пор используемое решение: не ломать голову над пружинным проводником, а изменить конфигурацию переднего конца коробки как раз в том месте, где в нее ввинчивается ствол,выточив небольшой подъем к обрезу ствола.

Но это было, так сказать, попутное занятие Сергея Ивановича, а основное время в тот момент, это октябрь—ноябрь 1889 года, он занимался проектированием однозарядки собственной конструкции, каковую и представил в комиссию на испытания.

Ствол нового ружья доставили ему из инструментального отдела Петербургского патронного завода, но конструкция затвора и форма ложи у Мосина были уже детально отработаны.

Затвор имел отдельную личинку с двумя расположенными по бокам боевыми упорами, соединительную планку, затворную задержку в виде отдельной детали, упиравшейся в стенку ствольной коробки.

В однозарядной винтовке образца 1889 года затвор был уже полностью отработан и без существенных изменений использован во всех последующих опытных моделях и в магазинной винтовке образца 1891 года. Ведь Сергей Иванович, работая над однозарядкой, считал ее мерой вынужденной, больше являвшейся следствием волевого решения военного министра и не совсем верных воззрений части военных, в том числе и из Комиссии генерала Чагина, на проблему перевооружения. А потому Мосин весьма усердно занимался разработкой магазина собственной конструкции.

Вызванный в ноябре 1889 года в Ораниенбаум на испытания однозарядки, он работал в оружейной мастерской офицерской стрелковой школы и именно там сделал первый макетный образец трехлинейки с магазином трапециевидной формы.

Производственные условия в этой мастерской были никудышние: низенькие холодные помещения, старые, изношенные станки, плохое освещение. Одно утешало Сергея Ивановича: в помощь ему дали замечательных оружейных мастеров Павлова и Никитина.

20 января 1890 года состоялось объединенное заседание распорядительной и исполнительной комиссий. На основании докладов и дополнительных пояснений совещание пришло к следующему заключению:

«Образец однозарядного ружья выработан уже настолько, что стало возможным перестраивать заводы на его выделку. Образец же магазинного ружья выработан еще недостаточно, а посему работы над ним продолжить. Переустройство заводов не может считаться мерой преждевременной, даже если и придется по примеру иностранных держав перевооружаться магазинками, так как стволы, штыки и другие части тех и других винтовок будут совершенно одинаковыми. Готовые же однозарядные ружья можно оставить на вооружении таких частей, как конвойные команды и прочее…»

И поскольку патрон нового образца уже был готов к массовому производству, бездымный порох также был готов, то совещание указало исполнительной комиссии начать подготовку к установке производства однозарядок и не прекращать поиски лучшей магазинной системы.

Пока комиссия испытывала обе системы однозарядного трехлинейного ружья, появились заслуживающие внимания две модели ружья магазинного.

В середине февраля 1890 года Сергей Иванович Мосин представил на рассмотрение комиссии магазинную винтовку, выполненную в металле. Затвор ее имел боевую личинку в виде отдельной детали с двумя симметричными упорами, соединительную планку, стебель с двумя винтовыми скосами, винты полностью отсутствовали, и затвор разбирался без отвертки. Магазин был серединным, составляющим единое целое со спусковой скобой, дверка открывалась вниз и имела защелку флажкового типа, подаватель патронов пружинный.

Но самым главным, новым и оригинальным в представленной модели была отсечка-отражатель. Эта часть подающего механизма по праву считается выдающимся изобретением Сергея Ивановича. Дело в том, что серединный магазин, расположенный непосредственно под ствольной коробкой, имел крупный недостаток, заключающийся в том, что пружина-подаватель, укрепленная на дне магазина, зачастую выталкивала в коробку по два патрона зараз. В результате они заклинивали затвор и стрельба прекращалась. Необходимо было приспособление, которое не пускало бы очередной патрон в ствольную коробку до тех пор, пока не будет экстрактирована стреляная гильза. Для непрерывной стрельбы из магазина необходимо было отсечь очередной патрон и одновременно движением затвора назад отразить о специальный пенек[19] стреляную гильзу. Именно так: отсечь одно и отразить другое.

С. И. Мосин сделал отсечку-отражатель в виде пружинной пластины, которая крепилась в прорези ствольной коробки таким образом, что одно ее плечо привинчивалось к левой стороне ствольной коробки, другое, в виде согнутой пластинки, имело выступ, прилегающий к поверхности затвора, и зуб, слегка уходящий внутрь магазина. Получалось, что при повороте затвора вправо отсечка отводилась им влево, при этом зуб также отклонялся влево и пропускал патрон. Как только затвор поворачивался влево, отсечка соскальзывала со скошенного паза стебля затвора, и зуб возвращался вправо, отсекая второй сверху патрон. Вот такое предельно простое и высокотехнологичное приспособление сделало винтовку с серединным магазином безотказным стрелковым оружием.

С. И. Мосин имел в этом случае неоспоримый приоритет.

Изобретение это было сделано в Офицерской стрелковой школе в Ораниенбауме, и отсечку-отражатель воплотили в металле оружейные мастера унтер-офицер Павлов и вольнонаемный Никитин.

Сергею Ивановичу никак не удавалось сосредоточитьвсе силы и внимание на винтовке собственной конструкции,его то и дело отвлекали различные поручения комиссии.Так, начиная с января месяца 1890 года, он работал над совершенствованием образца, представленного бельгийским изобретателем и фабрикантом Леоном Наганом, тем самым конструктором, чья неудачная винтовка испытывалась в 1885 году.

Еще в сентябре 1888 года инспектор арсеналов генерал-лейтенант Фишер доносил, что во время осмотра им военных предметов на Брюссельской выставке он познакомился с льежским фабрикантом оружия Наганом, который показал образец своего магазинного ружья, испытанного в последнее время в Бельгии сравнительно с тремя другими системами таковых ружей и давшего очень хорошие результаты. Фишеру понравился магазин, расположенный как в системе американца Ли под ствольной коробкой, а также легкая пачка, из которой пять патронов разом вводились в магазин. К рапорту генерал приложил подробное описание ружья и учебный патрон.

Несколько позже с результатами опытов, которые провели бельгийцы, ознакомился генерал Нотбек и пришел к выводу, что постоянный серединный магазин пачечного заряжания есть оптимальное решение проблемы магазинного оружия. О своих соображениях он донес военному министру, и тот осторожно согласился провести соответствующие опыты в тех частях, которые уже экспериментировали с магазинными ружьями, и назначить комиссию в составе командиров рот, которые будут испытывать ружья, председателя стрелковой и кавалерийской школы, а также нескольких членов комиссии для выработки малокалиберного ружья.

Первую модель магазинного ружья бельгиец предложил комиссии 11 октября 1889 года. Оно имело калибр 3,15 линии и ничем особенным себя во время испытаний не зарекомендовало. Магазин был отделен от спусковой скобы. Обнаружилось также, что «магазинный механизм действует неисправно, патроны заклиниваются при досылании их затвором, а магазинная коробка должна быть снабжена застежкой, без которой она открывается во время вталкивания патронов в магазин». Комиссию совершенно не удовлетворил затвор с одним только боевым упором и не имеющий отдельной боевой личинки. Поэтому очередная попытка Нагана протолкнуть на вооружение русской армии несовершенный образец потерпела неудачу, ему было рекомендовано устранить недостатки и впредь проектировать, если он того пожелает, винтовку только калибром в 3 линии.

Бельгиец, учитывая масштабы предстоящего в России перевооружения, очень хотел сорвать солидный барыш, а потому уже в январе 1890 года комиссия получила от него одно ружье трехлинейного калибра. Надо признать, что новая система покорила многих знатоков оружейного дела. Даже В. Г. Федоров, изучавший эти события много позже, писал:

«Стрелок успевал выпускать (без прицеливания) по 45 пуль в минуту, если обоймы с патронами ему подавали. При условии же вынимания патронов из поясной сумки скорость стрельбы была 25 выстрелов в минуту. Совершенно неопытный стрелок, вынимая патроны из сумки, смог выпустить 15 пуль в минуту. Винтовка Нагана произвела на всех наилучшее впечатление…» Отмеченное В. Г. Федоровым «наилучшее впечатление» было вызвано единственным на тот момент достоинством винтовки Нагана — она имела серединный магазин, смонтированный непосредственно под ствольной коробкой, а патроны в нем располагались один над другим. Магазин наполнялся путем выталкивания патрона из легкой обоймы. Такое устройство магазина было достаточно удобным в эксплуатации, не нарушало баланса оружия, не имело выступающих и мешающих стрельбе частей. Но идея серединного магазина не была рождена Наганом, он ее заимствовал у других конструкторов, у того же Манлихера.

В феврале 1890 года Л. Наган приехал в Россию и присутствовал на испытаниях собственной системы. Несмотря на хвалебные отзывы, проверки она не выдержала. Комиссия отметила плохую конструкцию и работу затвора и частое заклинивание патронов при их подаче из магазина, «не имевшего приспособления, устранявшего несвоевременный выход двух патронов». Нагану предложили сделать пять винтовок с учетом замечаний, устранить задержки и в случае положительных опытов ему был обещан заказ на 300 винтовок для войсковых испытаний.

С этого времени разворачиваются события, зачастую ставящие в тупик непредвзятого исследователя. Руководители военного ведомства и Главного артиллерийского управления в лице генералов П. С. Ванновского, П. А. Крыжановского и иже с ними делают все, чтобы способствовать Нагану в его намерении протолкнуть бельгийскую винтовку, и с той же настойчивостью ставят палки в колеса С. И. Мосину. Все три комиссии: Чагина, Ванновского и Софиано уже знали о системе Мосина и видели, что она по концепции своей идентична системе Нагана, что по отработанности конструкции русская винтовка далеко опережает бельгийскую, что система Нагана практически испытаний не выдержала. И тем не менее консерваторы настояли на том, чтобы С. И. Мосин занялся доработкой системы Нагана и спроектировал к ней простой и удобный затвор.

Вместе с Сергеем Ивановичем этой работой занялся также капитан Захаров, служивший на полигоне в Ораниенбауме. Но Мосин, имевший не только громадный конструкторский опыт, но и большой практический задел, быстро справился с заданием, приспособил к нагановской винтовке свой затвор, устранив неполадки в подаче патронов. Захарова постигла неудача.

Сделанное Мосиным комиссия одобрила, но был ли смысл во всей затее с доделкой нагановского образца, тем более, что и бельгиец, и русский конструктор продолжали дорабатывать свои системы, для чего Наган вернулся к себе в Льеж, а Мосин в Тулу на оружейный завод? Был ли вообще смысл приспосабливать к уже известному и только предложенному (подчеркнуто мной. — Г. Ч.) Наганом способу устройства магазина и подачи патронов отечественную винтовку? Ведь уже имелся гораздо лучший вариант: коль скоро Мосин конструктивно отработал затвор, отсечку-отражатель, ложу, получил готовый ствол с патронником, прицелом и штыком, то не целесообразно ли было поручить Мосину доработать магазин его конструкции? Даже используя какие-то достижения Нагана в этой области, даже купив у него привилегию на использование серединного магазина? Так нет же, Мосину, ко всему прочему, еще и поручают приспособить нагановский магазин к однозарядному ружью, выработанному Комиссией!

Объяснений этой запутанной ситуации может быть два. Первое заключается в том, что многие руководители русской военной промышленности продолжали находиться под влиянием магии иностранных имен. И как генерал В. Н. Бестужев-Рюмин ни доказывал, что не стоит обольщаться кажущимся удобством винтовки Нагана, ибо она даже в самой Бельгии не была принята на вооружение, проиграв испытания Маузеру, распорядительная комиссия приказала опыты над ней продолжать, не отвергая, впрочем, и отечественные системы, ежели таковые появятся. Вторая причина крылась, видимо, в личной заинтересованности некоторых генералов в том, чтобы именно Наган победил в этом споре и затем соответствующим образом отблагодарил своих благодетелей.

Генерал П. А. Крыжановский вел хитрую политику соблюдения видимости беспристрастности, что полностью отвечало настроениям военного министра. Ванновский же, тот самый Ванновский, который так осторожничал с магазинными винтовками, вдруг явил миру необычную живость и поспешность действий, особую предупредительность к фабриканту-гастролеру. Он распорядился, не дожидаясь результатов испытаний заказанных Нагану пяти усовершенствованных винтовок, заказать ему всю партию из 300 штук для войсковых испытаний. Правда, с оговоркой: если первые экземпляры по качеству будут годны к испытаниям.

Мосин же, не имея никаких гарантий и высокого покровительства, продолжал совершенствовать свою систему так, как на это указывала комиссия генерала Чагина, используя для дела каждую свободную минуту.

После первого показа магазинного образца Мосин сделал в Ораниенбауме еще несколько изменений, и в марте винтовка прошла очередные испытания. 22 числа того же месяца Сергей Иванович был откомандирован в Тулу, «чтобы по окончании изготовления на этом заводе трех проектируемых им малокалиберных ружей вновь явиться в Петербург для присутствия на испытаниях».

В Туле Сергея Ивановича ждала не только напряженная работа, но и горькое известие — скончался отец. Он в последний раз съездил в имение Арсеньевых, поклонился могиле и вновь вернулся в круговерть дел.

Уже 23 мая комиссия получила две отлаженных винтовки, они блестяще выдержали испытания, и 26 мая ГАУ дало телеграмму № 1143 начальнику Тульского оружейного завода:

«Приступайте немедленно к изготовлению „Lf>Tr по системе капитана Мосина».

На основании телеграфного предписания г— т я был отдан приказ № 149 о развертывании производства опытной партии мосинских винтовок, в котором предлагалось начальникам мастерских принять меры к изготовлению винтовок к 20 июля, чтобы отправить их в Петербург к 1 августа. Начальник кузнечной мастерской обязан был обеспечить штамповку ствольной коробки к 5 июня из имевшейся в запасе стали обуховского завода или любой другой подходящей. Однако дела пошли не так гладко, как того хотел Сергей Иванович. Обуховской стали для коробок оказалось недостаточно, а «любая другая» часто оказывалась непригодной. Кроме того, инструментальная и механическая мастерские не справлялись с изготовлением приспособлений и тем сильно сдерживали работу. Но даже если завод и смог бы к 20 июля изготовить пусть не все, а только половину опытных винтовок, все равно их нельзя было отправлять на испытания, так как первые 300 боевых трехлинейных патронов, снаряженных порохом охтинского завода, завод получил только 18 июля.

29 мая на заводе побывал генерал-майор Давыдов, член исполнительной комиссии, состоявший в ГАУ для особых поручений. Он познакомился с последним вариантом мосинской магазинки и дал о ней весьма лестный отзыв в телеграмме Л. П. Софиано. Проведенное вскоре очередное испытание винтовок показало ее безусловное преимущество перед другими системами, и 22 июля председатель Исполнительной комиссии представил военному министерству доклад, в котором, ссылаясь на мнение видных специалистов-оружейников, указывал на то, что было бы «полезным данные заводом винтовки изготовлять нынче же с затворами и ложами капитана Мосина (имелось ввиду, что тульский и сестрорецкий заводы уже получили заказ на изготовление однозарядных трехлинейных винтовок. — Г. Ч.) Еще выгоднее изготовлять винтовки вполне по образцу пачечной винтовки капитана Мосина, что, по мнению Л. П. Софиано, значительно бы ускорило перевооружение. Так же, как и Софиано, были настроены Чагин,Нотбек, Бестужев-Рюмин.Но на заседании Распорядительной комиссии 27 июля 1890 года было решено дожидаться „предстоящего осенью испытания“, под которым, видимо, имелись в виду сравнительные стрельбы из систем Мосина и Нагана. В решении Комиссия записала: „Образец затвора капитана Мосина заслуживает несомненного предпочтения, поэтому как приспособление станков, так и выделка лекал и инструмента должны быть сделаны для этого затвора. Что же касается до изготовления вместо однозарядных ружей многозарядного ружья капитана Мосина, то комиссия нашла преждевременным решение этого вопроса. Главная распорядительная комиссия решила: делать приспособления к изготовлению на заводах однозарядных винтовок комиссии по перевооружению, но с ложей, запирающим механизмом и замочною коробкою капитана Мосина, а равно и с теми детальными изменениями, которые могут потребоваться. Замочная доска должна быть с пазами для вкладывания обоймы, но без продольной щели для магазинной коробки“.

Опять половинчатое решение, в котором сквозит явное неверие в возможности своего, русского конструктора. Исполнительная комиссия принимает разумное решение, а Распорядительная его отвергает, хотя и призвана ускорить сроки перевооружения и сэкономить, насколько возможно, народные деньги.

Пока в высоких кабинетах заседали комиссии и генералы корректно спорили друг с другом, С. И. Мосин продолжал совершенствовать магазинку. В течение августа он дважды отправлял в Петербург измененные образцы, отшлифовывая детали конструкции и одновременно следя за ходом изготовления опытной партии винтовок. К тому же почти весь август, с 4-го по 27-е число, он находился в Ораниенбауме, участвуя в испытательных стрельбах.

А тут еще прибавили хлопот военный министр, он решил проинспектировать тульский завод, о чем его руководство было уведомлено телеграммой. Ванновский прибыл в Тулу 10 сентября в 13 часов, сразу же поехал на завод, осмотрел его и нашел в отличном состоянии. Министр поинтересовался ходом изготовления магазинных ружей Мосина и получил заверения, что все они будут собраны к 1 октября. Ванновский переговорил с Мосиным, заверил его в своей полной поддержке и обещал всякую помощь. Он даже сказал, что, приехав из Тулы в Москву, будет молиться святым угодникам о ниспослании успехов в столь важном и нужном деле.

Вскоре после отъезда министра, а точнее 13 сентября, Сергей Иванович на правах автора и председателя заводской приемной комиссии принял первую партию своих винтовок из 12 стволов. Первыми поздравили изобретателя с новорожденными его ближайшие помощники-мастеровые. На следующий день Мосин написал письмо генералу Н. И. Чагину:

«Ваше превосходительство, милостивый государь Николай Иванович! Завтра, 15 числа, я отправляю пять ружей в Ораниенбаум. Ружья эти давно уже были готовы, но только вчера я поставил новые замочные трубки, которые сделаны согласно вашего требования. В этих пяти ружьях сделаны все изменения, которые вы требовали. И также будет сделано, конечно, и в остальных. Одно только требование ваше я не исполнил, не заменил верхней пружины подавателя, которую вы нашли слабой. Оказывается, чтобы ее заменить, надо будет изменить и сам подаватель. Чтобы не задерживать изготовление 300 ружей к сроку, части для которых уже готовы все, я решил в этих 300 ружьях изменений не делать, так было мною доложено и военному министру, который был у нас 10 числа. Но чтобы вы были покойны, что система ружья позволяет эти изменения сделать, я приготовляю одно ружье с этими изменениями, и когда оно будет готово, то я его вышлю к вам в Ораниенбаум. Три однозарядные ружья, которые вы приказали выслать вам, и пять пачечных завод еще не приготовил, до сих пор еще нету предписаний о них, а также нету и предписания от генерала Крыжановского о том, чтобы завод исполнил все мои требования, о которых вы просили Крыжановского в моем присутствии. Предписание такое в настоящее время лишнее, так как военный министр приказал заводу ни в чем не отказывать для моего успеха на конкурсных испытаниях в войсках.

Вчера мною приняты 12 ружей, и теперь завод предлагает сдавать каждый день по 25 ружей. Обойм для патронов у меня нету. И если Вы найдете возможным, то прикажите выслать на завод хотя бы те укороченные обоймы, которые при мне были опробованы на Ораниенбаумском стрельбище. Получив эти обоймы, я буду иметь возможность брать на стрельбы солдат из местных войск. Заказанные мною на заводе обоймы еще нескоро будут готовы — завод обещал военному министру сдать все триста ружей к 1 октября и успех этой сдачи исключительно будет зависеть только от завода…» Сергей Иванович работал с крайним напряжением сил, он сильно переживал различного рода неполадки и задержки в ходе работ по изготовлению своих винтовок, нервничал. Это заметно из его письма Крыжановскому, отправленного в один день с посланием к Чагину:

«В присутствии военного министра ружья действовали отлично, выпущено было до трехсот патронов. Военный министр был со мной очень ласков, несколько разна заводе при всех высказался, что мой успех будет его успехом…»

Все вроде бы хорошо. Но далее Сергей Иванович жалуется, едва сдерживаясь от резких высказываний: «Патронов у нас осталось мало, если патроны не будут аккуратно присылаться, то я должен буду остановить испытания и этим задержу сдачу ружей. Я вынужден был показывать стрельбу военному министру с пятью несчастными обоймами, имевшимися у нас, которые при этом иногда плохо действовали. Все затруднения, которые были при сборке первых ружей, мною выяснены, и требования мои, как председателя приемной комиссии, к заводу все определены. Теперь успех сдачи ружей зависит исключительно от завода и, следовательно, если ружья не будут сданы к сроку, то я с себя, как с изобретателя и председателя приемной комиссии, ответственность снимаю…»

Из этих писем отчетливо видно, что Мосин полностью поверил заверениям Ванновского. А напрасно…

Мосину пришлось выезжать в Петербург для решения неотложных дел и для присутствия на нескончаемых испытаниях и в сентябре, и в октябре, и в ноябре, и в декабре. И он в основном был осведомлен о том, какие меры предпринимает Л. Наган, чтобы выиграть предстоящие состязания.

Когда Л. Наган узнал о решении Ванновского заказать ему опытную партию винтовок, не дожидаясь предварительных испытаний, то не удивился этому. Он с готовностью согласился изготовить все 300 винтовок в течении пяти месяцев, определив их стоимость в 230 франков со штыком и 225 франков без штыка. Председатель Чагин, перевидавший на своем долгом веку немало всякого рода предпринимателей, заявил, что дешевле будет и штыки, и прицелы делать на русских заводах, а Нагану надо дать лекала на патронник, дульную часть и основание мушки, и пусть он все делает в соответствии с русскими требованиями. Предложение старого оружейника было резонным, и комиссия приняла его. Чагин настоял также на том, чтобы в Бельгию был командирован представитель ГАУ для осмотра и приема пяти опытных винтовок Нагана. С последним предложением не стал спорить и Ванновский, но проныре Нагану каким-то неведомым образом все же удалось заполучить от артиллерийского ведомства «..,в качестве моделей для магазинных ружей его системы следующие детали, которые он обязался сохранить в строгой тайне и возвратить с окончательно изготовленными ружьями: боевая личинка, отделяемая от затвора, три ружейных ствола без прицелов, нарезных, с казенниками, рукоять затвора, инструмент для нарезки стволов» и, как указано в его расписке о получении деталей, прочее.

Вполне вероятно, что в числе «прочего» могла оказаться и отсечка-отражатель, изобретенная Мосиным, так как никакого постановления о сохранении в тайне изобретений Мосина не было и в помине. Только 24 января 1891 года, когда вовсю шли конкурсные стрельбы и с винтовкой в деталях познакомились сотни людей, Исполнительная комиссия издала приказ, категорически запрещающий доступ посторонних лиц к осмотру и ознакомлению с трехлинейной винтовкой до тех пор, пока она окончательно не будет принята на вооружение.

Наган же, пользуясь попустительством своих высоких покровителей, совершенно распоясался и в мае месяце через русского военного агента в Брюсселе полковника Чичагова «попросил в виде любезности выслать ему для комплекта 300 ружей некоторые детали: затыльники, шомпола, антабки[20], винты и прочее». И он получил все требуемое! В сентябре, желая во что бы то ни стало подтолкнуть военное министерство к заключению контракта на поставку опытной партии винтовок, бельгиец писал Ванновскому:

«Ныне я имею возможность заявить вашему превосходительству, что труды наши пришли к желанному концу, и я уверен, что те четыре ружья, которые я везу с собой, при осмотре и испытаниях вполне удовлетворят вашу комиссию. Считаю необходимым упомянуть, что в случае, если бы мы имели счастье видеть нашу систему принятой на вооружение вашим превосходительством, то время, потраченное нами на обзаведение новой механической частью, не будет для нас потеряно, так как все уже будет готово для дальнейшего производства оружия».

Коммерсант слегка поплакался, но весьма прозрачно намекнул на то, что он готов не только опытную партию сделать, но и взяться за крупный заказ на винтовки собственной конструкции. Далеко целился фабрикант из Льежа! Он, видимо, прознал, что Артиллерийское управление перед тем, как подписать с Наганом контракт, отправило своего представителя, капитана Н. Юрлова, в Европу для выяснения, получал ли Наган привилегии на свою винтовку, и если да, то в каких странах. Вскоре Юрлов доложил, что такие привилегии Наган получил во Франции, а это означало, что в случае размещения нашего заказа на французских заводах, бельгиец сорвет приличный куш.

Л. Нагану удалось-таки заключить выгодный контракт с артиллерийским управлением через генерала П. А. Крыжановского. 11 октября 1890 года Крыжановский подписал, а Ванновский утвердил документ, состоящий из следующих пунктов:

1.Каждое ружье должно было стоить не дороже 225 франков. В сумме это составило 67500 франков,или около 30000 рублей.

С. И. Мосин, бывший не только изобретателем, но и инженером-практиком, подсчитал, что все его опытные ружья обошлись казне в 18000 рублей. Таким образом, уже на стадии изготовления опытной партии всякому зрячему было видно, чья система дороже.

2.Наган обязался поставить ружья на испытания в следующие сроки: 30 штук к 30 ноября 1890 года,70 штук к 30 декабря того же года и всю партию к 30 марта 1891 года.

Таким образом, Л. Нагану было отпущено ни много ни мало, а девять месяцев на все работы. Мосин же первоначально был ограничен двумя месяцами, и только задержки производственного характера позволили ему сдать винтовки к 1 октября, то есть через пять месяцев после решения Комиссии по перевооружению. Нагану по каждому сроку давалась отсрочка в 15 дней, контракт считался нарушенным в трех случаях: если к 15 декабря не будут сданы первые 30 ружей, если к 14 января не будут сданы следующие 70 ружей и если к 28 марта не будут сданы все оставшиеся. Пункт 9 контракта прямо гласил:

«Во всех поименованных случаях нарушение сроков дает русскому правительству право отказаться от дальнейшего изготовления ружей на заводе г. Нагана и затем воспользоваться по своему усмотрению системой ружей».

На деле же этот пункт ничего не значил, ибо Нагану прощались все опоздания, какими бы смехотворными не были предлоги. В начале октября Чичагов доносил, что Наган запаздывает со сдачей пяти винтовок на дополнительные испытания; 23 ноября Л. П. Софиано от имени военного министерства запрашивал Нагана, когда же он начнет сдавать ружья на войсковые испытания, на что 5 декабря бельгиец ответил, что он готов бы это сделать, да мешают холода, а из-за них он может отправить ружья некрашеными и небронзированными. И таких отсрочек было много, тянулись они до начала 1891 года.

Между тем в контракте был пункт, чрезвычайно заманчивый для Нагана. Он формулировался так:

«Русское правительство со своей стороны обязуется, если ружья Леона Нагана будут приняты на вооружение русских войск, уплатить ему, Нагану, в виде премии двести тысяч рублей кредитных, после чего права пользования системой ружей Леона Нагана переходят к русскому правительству».

Таких денег никогда еще русское правительство не платило иностранным поставщикам новых систем оружия, и Нагану надо было, казалось, скрупулезно выполнять условия контракта, но он совершенно безбоязненно шел на его нарушения, крепко веря в своих покровителей и в силу денег. Льежский фабрикант, не уверенный в конструктивных возможностях своей системы, решил использовать все, оставшееся у него время, на то, чтобы тщательно отделать несколько десятков винтовок, свести к минимуму возможные задержки из-за несовершенства механизма и за счет чистоты и точности работ выиграть схватку с русским конструктором.

Контракт, заключенный Крыжановским, привлек пристальное внимание Главной распорядительной комиссии, далеко не все ее члены его одобрили. На заседании 5 декабря 1890 года опрометчивое обещание выплатить бельгийцу 200 тысяч рублей вызвало длительные прения. Многие члены Комиссии указывали на то, что даже в случае принятия нагановской винтовки на вооружение, в нее пришлось бы внести многие детали и узлы из системы Мосина. В этом случае выплата Нагану такой громадной премии вызывала еще более серьезные возражения. Члены комиссии предлагали начать новые переговоры с Наганом относительно выплаты ему только 75 тысяч. Однако министр Ванновский, объясняя все высшими интересами государства, остался непреклонен.

Для приема нагановских винтовок в Льеж был командирован капитан Холодовский. Он вернулся в самом начале января 1891 года и попросил у военного министра аудиенции для доклада о результатах командировки. Министр назначил доверительную беседу у себя на квартире в субботу 12 января в 5 часов пополудни. Значит, Ванновский хотел сохранить в тайне содержание беседы?..

Время летело, словно пуля, выпущенная из современного ружья, мздоимливый министр и его ближайший сообщник искали свою выгоду. Наган, пронырливый коммерсант и способный конструктор, пытался любыми путями сосватать нашей армии свое красиво одетое, ухоженное, но не совсем здоровое дитя, а капитан Мосин, которому уже в пору было носить полковничьи погоны, продолжал кропотливо доводить до совершенства винтовку, давно ожидаемую русским солдатом. Осенью 1890 года Сергей Иванович разработал новую обойму с пластинчатой пружиной. В самом начале декабря Комиссия испытала ее, признала «заслуживающей особенного внимания» и высказала мнение, что ее следует хорошенько испытать, особенно в сравнении с обоймами Нагана и Захарова. Дуговые обоймы, предложенные капитаном Захаровым к винтовке Мосина, имевшей прямые прорези в ствольной коробке, своими выступающими ушками разбивали эти прорези. В результате, обоймы держались плохо, и это являлось причиной задержек в стрельбе. Кроме того, обоймы Захарова были четырехпатронными, и их вовсе предлагалось исключить из опытов. Но ни того, ни другого сделано не было, изобретению Мосина не дали хода. Только в 1898 году аналогичная обойма была введена в Германии для винтовки Маузера.

Сергей Иванович был готов к испытаниям, которые предполагалось начать в декабре, ибо он сдал все свои 300 магазинных винтовок. Были готовы и однозарядные ружья. Конструктора удручало только то, что в непонятной спешке сильно пострадало качество изделий, не всегда удовлетворительной была подгонка деталей, не все они были в должной степени отшлифованы и отполированы, крайне неудовлетворительной была калка деталей ударно-спускового механизма, бывало, что в суматохе отдельные части изготовлялись из металла непригодных марок.

Наган доставил в Россию винтовки, отделанные со всей доступной тогда точностью.