Рыба, которую забыли накрыть термоизолирующим колпаком, безнадёжно остыла. Впрочем, есть Лане не хотелось. И Рису, кажется, тоже. Закономерно, в общем-то. Труп на поле боя и труп на столе в прозекторской – это два очень разных трупа. Полицейские и военные быстро учатся не видеть разницы, а вот остальным приходится приспосабливаться на ходу. Кстати, Рис-то молодец. Гражданский агент, ха! Умеет же «Хват» Горовиц людей подбирать…
– Я в душ, – бросила девушка, подкатывая в своем кресле к двери ванной. – Надо смыть перчатки, – она выразительно помахала полученным на выходе из морга баллончиком, – и вообще – надо. Кажется, я насквозь провоняла этой пакостью.
Рис демонстративно втянул воздух и ухмыльнулся:
– Не чувствую. Но тебе виднее. Помочь?
– Сама.
– А если поскользнешься?
– Я?! Здесь?!
Поскользнуться на покрытии пола в ванной комнате и душевой кабине действительно было затруднительно. Даже для обыкновенного человека и даже если этот обыкновенный человек в стельку пьян. Или, как в данной конкретной ситуации, может полагаться только на одну ногу из двух. В любом случае, помощники Лане были не нужны. Поскольку помимо собственно мытья ей следовало проделать одну довольно тонкую медицинскую процедуру.
Скорость регенерации пока что оставалась на почти том же уровне, который демонстрировал её организм шесть лет назад в госпитале тренировочного лагеря «Крыло» после предельно боевой «учебной высадки» на борт круизного лайнера «Стил Флауэр».
Тогда она натворила такого – с перепугу, должно быть – что вообще непонятно, как её не турнули из Легиона. Но не турнули. И скорость регенерации очень даже пригодилась и тогда, и позднее, когда учёба закончилась и началась собственно служба в десанте. Причём упомянутая скорость напрямую завязывалась на выброс адреналина. Что было просто замечательно в девяноста девяти случаях из ста. К несчастью, сейчас она имела дело с оставшимся одним процентом.
Надо… или уже подождать до вечера? После такого следует хоть полчаса побыть в темноте или как минимум с закрытыми глазами. Она включила все светильники вокруг зеркала над раковиной и придирчиво вгляделась в глаза отражения. Точно, правый светлее левого. Но всё-таки пока не настолько, чтобы неискушенный наблюдатель заметил существенную разницу. И вообще, в случае чего, спишем на освещение. Решено, займёмся перед сном.
Чистая кожа, чистые волосы, уютный пушистый халат… что ещё может понадобиться женщине после тяжёлого утра и насыщенного малоприятными событиями дня? Если не хочется спать – только умный, смешливый собеседник. Желательно – противоположного пола, дабы слегка подкрашивать флиртом сложный процесс непринуждённой болтовни. И уж это-то Лана Дитц получила по полной программе.
Им в любом случае надо было найти общие знаменатели. Надолго или лишь на несколько дней, но они стали напарниками, а значит, следовало как можно быстрее притереться друг к другу. Обозначить и табуировать болевые точки. Обнаружить области соприкосновения и совместные интересы. Хоть что-то, на чём можно построить партнёрство. И с этой точки зрения адреналиновой наркомании, взаимного сексуального притяжения и любви к полётам на гравикрыльях было явно недостаточно. Впрочем, для начала годилось и это.
Будь у их разговора свидетели – они уж точно покатывались бы со смеху. Когда собеседники изо всех сил стараются услышать больше, чем сказать, зрелище (слышаще?) получается довольно забавное. Да, полковник Горовиц, командир Ланы и наниматель Риса, приказал доверять друг другу, но есть привычки, от которых трудно избавиться. И всё же они разговаривали.
Продолжалась идиллия, однако, недолго. Ее прервал Младший, связавшийся с Рисом и поинтересовавшийся, принимает ли мисс Тевиан гостей? Доктор Хьюз закончил исследование и хотел бы поделиться выводами и ответить на заданные вопросы. Разумеется, мисс Тевиан гостей принимала.
За стеклянной перегородкой, отделяющей номер от террасы, быстро темнело. Солнце, невидимое за изгибом стены, тонуло в океане, пятная кровью белоснежные лепестки апельсиновых цветов, превращая их в свежие повязки на руках-ветках. Становилось душно: вода, впитавшая за день тропический жар, отдавала его теперь воздуху вместе с избыточной влагой, и Рис задвинул ведущую на террасу прозрачную створку и включил кондиционер.
Лана уже успела объяснить ему, почему не взяла номер на «закатной» стороне. Не из-за денег, вот ещё! Просто – смысл? По вечерам она работает, тут уж не до красот. Хотя и жаль, конечно.
А потом появились гости.
Доктор Хьюз, вежливо пропущенный Младшим вперёд, являл миру классический образчик насупленного брюзги, вынужденного делать то, чего ему делать совсем не хочется.
– Мисс Тевиан! – начал было он с почти смешным пафосом, но вдруг закашлялся, и совсем другим, умоляющим тоном продолжил: – Мелисса! Я не просто врач, я – полицейский врач. И я прошу вас поделиться сведениями, которые могли бы помочь мне в моей дальнейшей работе.
– Какими именно сведениями, доктор?
Лане ужасно хотелось хотя бы усмешкой продемонстрировать свое торжество, но она сдержалась. И мысленно погладила себя за это по голове. Хорошая девочка.
– Ну, например, когда и почему вы заподозрили, что видимый возраст мисс Шенуа отличается от реального?
Девушка, царственно возлежащая на кровати со свернутым пледом, подложенным под правую ногу, на секунду задумалась.
– Пожалуй, в тот вечер, когда я впервые увидела её в «88». Она посмотрела на меня… неодобрительно.
– Эээээ… – осторожно проговорил патологоанатом, – Мелисса, а вы в зеркало смотритесь? Хоть иногда? Да вас по определению не одобрят все без изъятия женщины, которым не посчастливится оказаться в вашем обществе!
Лана картинно закатила глаза и тяжело вздохнула:
– Доктор, во-первых, я далеко не красавица…
– Вот это верно! – энергично перебил её врач. – Но Джоконда тоже не красавица, что не мешает ей уже тысячу лет сводить людей с ума.
– А кто такая Джоконда? – приподняв брови, поинтересовалась Лана.
Мужчины ошарашенно переглянулись.
– Не буду задавать вопросов, за которые могут оторвать голову, – добродушно проворчал Хьюз. – И так ясно, что кто бы ни занимался вашим воспитанием и образованием, искусствоведов среди них не нашлось. Попробуем зайти с другого боку. Скажите, вы готовите?
– Простите, что?
– Вы готовите? Еду?
– Сандвичи, – теперь Лана ухмылялась. – Иногда.
– Но бургеры – уже нет? – въедливо уточнил врач.
– Нет.
– Всё же попытайтесь понять аналогию. Согласен, вы не красавица. У вас почти слишком сильно выдаются вперед скуловые и челюстные кости – несомненно, «привет» от кошачьих предков, как и треугольное лицо. Ваши глаза и рот почти слишком велики для него. Почти слишком широкие плечи, почти слишком сильные руки и ноги; можно продолжать и продолжать. Почти слишком почти всё. Ещё чуть-чуть – в любом из перечисленных параметров – и вы производили бы отталкивающее впечатление. Так в кулинарии лишняя крупица соли может непоправимо испортить вкус блюда. Но без неё… без неё, практически на грани съедобности, получается шедевр. И вас удивило неодобрение мисс Шенуа?
Лана потерла пальцем переносицу, собираясь с мыслями.
– Док, мы говорим сейчас о разных вещах. Зависть и даже ненависть в адрес возможной конкурентки – это одно. Неодобрение старухи по отношению к распустившейся молодежи – другое. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Понимаю. Но неужели – только взгляд?
Лана зябко передернула плечами, и Рис тут же принес ещё один плед. Она поблагодарила его глазами и улыбкой, но про себя выругалась. Терморегуляция сбоила, словно организм не успевал одновременно обрабатывать полученные повреждения, усталость (не только физическую) и прохладу в номере. Проклятущий «рег» на колене порядком её достал, а, кроме того, ни один из присутствующих мужчин не заработал покамест права видеть «Мелиссу Тевиан» неуклюжей или беспомощной.
– Не только. Её винтовка. Очень дорогая, очень качественная. Возможно, даже эксклюзив, изготовленный под конкретную руку… поверьте, на дороге такие не валяются. В частности, потому, что это полный и окончательный антиквариат, который стоил бешеных денег даже будучи совсем новым. Я бы сказала, что ей лет пятьдесят пять. Или даже шестьдесят. И если мисс Шенуа не ревнивая дура, разжившаяся по случаю первым попавшимся стволом – а в это я, простите, не верю – то у моего вывода довольно прочное основание. Нет?
– Да, – решительно кивнул Младший. – Да, да, и ещё раз – да. А почему вы решили, что у неё установлен имплант? Вы ведь сразу начали искать именно его.
– Та же винтовка. Отсутствие прицела. Раз прицела нет на оружии, значит, он в глазу. А без него никак, расстояние от точки до объекта не меньше полутора миль. Да ещё на рассвете. Да ещё над бликующей водой. Даже я не попаду. Значит, имплант, причём хороший. Но она всё же промазала, что возвращает нас к возрастным изменениям моторики.
Хьюз поднялся на ноги, откашлялся и с некоторым недоумением посмотрел на свои пустые руки. Моментально сориентировавшийся Младший бросил «Секунду!», подхватил с сервировочного столика давно забытую бутылку белого вина, и разлил содержимое по бокалам. Собственно, на столике их было только два, но мини-бар комплектовался с учетом наличия гостей у постояльца.
– Мисс Тевиан! – торжественно провозгласил врач, поднимая бокал. – Если вам когда-нибудь захочется работы более спокойной, чем ваша нынешняя деятельность – нет-нет, я не задаю вопросов! – помните, что на Руби найдётся, кому составить вам протекцию.
– Бесполезно, док, – фыркнул Младший, когда затих звон тонкого стекла. – Тут и без вас имеются желающие переманить мисс Тевиан, а толку-то?
– Значит, её время осесть и остепениться ещё не пришло, – невозмутимо парировал Хьюз. – Что, кстати, говорит о возрасте куда больше любого вскрытия. Так вот, о вскрытии.
Он сел, отставил бокал и переплел пальцы.
– Вы правы, имплант. Дорогой, качественный, вероятно – эксклюзивный. Я бы сказал – специальный снайперский, вот только я никогда не сталкивался с такой модификацией. И в справочниках не нашел ничего похожего. Вживлена эта прелесть около шестидесяти – шестидесяти пяти лет назад, что практически идеально совпадает с вашими выкладками о возрасте винтовки. И мисс Шенуа действительно профессиональный стрелок. БЫЛА профессиональным стрелком. Все идентификаторы этой женщины, столь же безупречные по качеству, как офтальмологический имплант и винтовка, утверждают, что ей тридцать два года. Однако по характеру и количеству омолаживающих процедур – кстати, проделанных явно наспех – я оцениваю возраст мисс Шенуа в восемьдесят пять плюс-минус пять лет. Скорее плюс, но тут многое зависит от образа жизни. Причина смерти, кстати, банальный отказ сердца, которым в ходе упомянутых процедур не занимались. А зря. Переизбыток адреналина, всего-то, и – пфф! Но стрелок, без вариантов. Суставы (в частности – пальцев правой руки), ключицы, плечи. И привычка к перчатке на всё той же правой руке, изменившая характер роста волос ещё в юности. Кожу не пересаживали, только омолодили, так что это заметно, если знать, что искать. Вы ведь нащупали, я прав?
Лана понимающе покивала. На Риса она старалась не смотреть: бедняга выглядел так, как будто его хорошенько стукнули по голове. И всё-таки не выдержала – хихикнула.
– Мисс Тевиан? – глаза уже успевшего оценить обстановку Младшего смеялись.
– Девочка… – выдавила она. – Девушка… молодая женщина, молодая женщина, молодая женщина, молодая женщина… упс!.. померла, старушка!!!
И Рис Хаузер уронил лицо в ладони, содрогаясь от хохота.
Спустя полчаса они остались одни. Первым, сославшись на дела, отбыл Том-Младший. Доктор Хьюз («Называйте меня Джером, прошу вас!») ненадолго задержался. Патологоанатому хотелось услышать мнение «его молодых друзей» по поводу странности, обнаруженной ассистентом.
– Роджер Гарднер сноб и зануда…
Рис почти услышал, как Лана подумала: «Кто бы говорил!», и с трудом удержался от смеха.
– …но дело своё знает. Да и в нашей работе занудство скорее плюс, потому что порождает скрупулезность и въедливость. Так вот, извольте, – на дисплее вспыхнуло изображение участка кожи. – Внутренняя сторона правого бедра. Я ручаюсь – и Гарднер со мной согласен – что это штучка проступила далеко не сразу. Когда мы начали осматривать тело, её ещё не было. Что-то вроде внутрикожной татуировки, запитанной на кровообращение. Пока оно в порядке – ничего не видно. Вы когда-нибудь сталкивались с чем-либо подобным?
– Нет, – покачала головой Лана.
– Нет, – бесстрастно произнёс Рис.
Он был совершенно уверен, что ответил без задержки и ничем не выдал испытанного потрясения. Не говоря уж о том, что он, по сути, не соврал. Он действительно никогда не ВИДЕЛ такого рисунка. Только слышал о подобных. И всё же было бы здорово, если бы разглагольствующий о странностях эскулап убрался как можно скорее.
– Похоже на мордочку какого-то животного, не так ли? Я не специалист, но, возможно, это хорёк. Или мангуст. Что-то со Старой Земли.
Рис как можно равнодушнее пожал плечами, и заметил, что он, в общем-то, тоже не зоолог. И уж тем более не знает, кому и зачем понадобилось наносить вот такое, проявляющееся через некоторое время после смерти, изображение. Он полностью согласен с доктором, при жизни этой отметки не было («Не забывайте, Джером, я с ней… в общем… спал, короче!»), но чем это может быть…
Хаузер уже совсем извёлся – говорливый дядька, почуявший благодарную аудиторию, похоже, обосновался надолго. Но тут Лана с милой улыбкой извинилась и сказала, что хочет отдохнуть.
Джером Хьюз немедленно отставил в сторону недопитый третий бокал, и в мгновение ока превратился из собеседника и собутыльника в серьезного и ответственного врача. Снял показания с регенератора на колене Ланы («Мои поздравления, Мелисса, но до утра придётся потерпеть эту гадость, рисковать мы не будем») и, заодно уж, с того, который украшал бицепс Риса. Потом осторожно поинтересовался, не нужна ли девушке профессиональная помощь. Конечно, он не офтальмолог, но…
Лана помощь приняла и пять минут спустя выбралась из ванной с повязкой на правом глазу. Её роль играла накладка, какими обычно пользовались те, кто вынужден был спать при свете. Хьюз же, уже почти совсем откланявшийся, вдруг остановился у двери и неодобрительно покачал головой:
– Чем меньше вы будете пользоваться этой гадостью, Мелисса, тем лучше. Если существующая разница так уж вам мешает, замените один глаз и дело с концом. Не верю, что у вас не хватит на это денег.
– Денег хватит, Джером, – ухмыльнулась Лана. Повязка на глазу в сочетании с халатом и убранством номера придавала ей вид пиратской королевы на отдыхе. – Просто я ещё не решила, какой цвет выбрать. Женщина я, или так, погулять вышла?
Врач, сдерживаясь, поджал губы. Потом, видимо, не найдя цензурных слов, махнул рукой и вышел из номера.
Рис мысленно кивнул. Кошатником он себя назвать никак не мог, но жизнь в обществе тёткиного Фримена многому его научила. Вот, значит, как…
– Ты ни о чем не хочешь спросить? – негромко поинтересовалась Лана, когда за Хьюзом закрылась дверь. Поле отражения накрыло номер сразу же после ухода последнего гостя.
– Не-а, – лениво отозвался Рис, присаживаясь на краешек кровати и небрежно проводя костяшками пальцев по щеке женщины. – Моя тётка, знаешь ли, владела подобранным на пустыре полосатым чудовищем по имени Фримен. Или, точнее, Фримен владел ею. Ну и мной, за компанию. Так вот, светло-карие глаза Фримена светились зеленым. И была у него подружка, голубоглазая красотка, жутко породистая. Хоть он и кот, а второго такого кобеля… м-да. В общем, голубые глаза его приятельницы отсвечивали красным. Когда мы были в морге, в твоих глазах я увидел два разных отблеска. Так что, думаю, правый глаз у тебя от природы голубой и ты, дабы избежать особых примет, его подкрашиваешь. Из светлой радужки сделать тёмную проще и безопаснее для зрения, чем из тёмной – светлую. Так?
– Угу.
На лице Ланы мелькнула тень уважения, и Рис не без удовольствия прикидывал, игра это, или ей действительно понравилось то, что он увидел факты и сделал правильные выводы.
– Вообще-то на отпуск должно было хватить, но у меня на нервной почве обмен веществ ускоряется, вот и… док-то молодец, сообразил, что к чему. Как думаешь, не станет трепаться?
Хаузер неопределённо пожал плечами:
– Он полицейский врач. Данное сочетание не предполагает излишней болтливости. Лучше скажи, что ты думаешь по поводу мисс Шенуа?
– А ты?
В номере было прохладно, и Рис без долгих церемоний улёгся рядом с Ланой, сунув озябшие ступни под плед, прикрывающий её ноги, и притянув девушку к себе. Возражений не последовало.
– Я… понимаешь, кисонька, тут есть интересный момент. С одной стороны, мне следовало бы гордиться тем, что ради моей скромной персоны некую старушенцию выдернули из наверняка глубочайшей консервации. Можно сказать, с заслуженного отдыха в строй призвали. С другой же… Хьюз не зоолог и я не зоолог. Но эта милая зверушка, – он ткнул пальцем в по-прежнему красующееся на дисплее изображение, – сдаётся мне, не хорёк. И даже не мангуст. Это…
– Ласка, – тихо, очень серьёзно, с оттенком тревоги закончила за него Лана.
Неправда, что человечество интересуется – в любой последовательности – только деньгами, сексом и войной. Есть ещё как минимум один аспект, являющийся точкой приложения интереса практически всех людей. Аспект этот – мифотворчество. Самое разнообразное. И не так уж важно, что является причиной: попытка объяснить то или иное явление или же элементарное желание пощекотать нервы, доведённые повседневными заботами до состояния «всё равно: что водка, что пулемёт, лишь бы с ног валило».
Когда человечество скромно ютилось на одной планете, существовал раздел фольклора, именуемый городскими легендами. То призрачный полицейский гоняется за преступниками на изрешеченной пулями патрульной машине… то некий влиятельный господин и после смерти подъезжает среди ночи к учреждению, где трудился при жизни, и преспокойно курит в своем кабинете… всего не упомнишь.
Выход за пределы родной звёздной системы, по сути, изменил только декорации и расстояния, а городские легенды дополнились галактическими. Тут и корабли-призраки, и таинственные клады (не в прóклятых домах, а на прóклятых планетах… всего-то разницы), и путешествующие среди звёзд голоса давно сгинувших цивилизаций…
И не стоит думать, что всеми этими поверьями и побасенками увлекаются только мальчишки (вне зависимости от реального возраста) или господа, «альтернативно мыслящие». Вовсе нет. Хватает и людей с респектабельным складом ума, крепких профессионалов, иногда отыскивающих в мифах рациональное зерно, а иногда цинично использующих их в своих вполне прозаических целях.
Дошло, в частности, до того, что лет эдак сорок назад знаменитый на всю Галактику Нильсборский Университет на Атлантиде завёл у себя факультет сверхъестественных и паранормальных исследований, неведомо какими постромками пристегнув к нему кафедру ксеноархеологии.
Над «лемурами» не посмеивались даже – смеялись в голос. Ржали. Гоготали. Тыкали пальцем – средним в том числе. На добрых несколько лет УНБ стал «героем» анекдотов, скетчей и стенд-ап шоу. Комики, профессиональные и любители, изгалялись вовсю.
Веселье продолжалось ровно до тех пор, пока первые выпускники «смешного» факультета не начали работать по специальности. И вот тогда, примерно год спустя, всех без исключения его студентов начали контрактовать. Начиная с первого курса. Серьёзным игрокам хватало самого факта зачисления, и они готовы были платить. Платить – и терпеливо ждать, лишь бы получить в итоге своего «тайнолова», способного не только обнаружить кучу навоза, но и найти в ней жемчужину. Подвести под легенду прочный фундамент.
Одной из таких «галактических легенд» была история, которую когда-то Рис Хаузер услышал от тётушки Клодии. Дескать, существует в Галактике хорошо законспирированная организация наёмных убийц. Специалистов экстра-класса, очень дорогих, но предельно (запредельно?!) эффективных. Выйти на них случайному человеку невозможно, неслучайному – крайне затруднительно. Зато если один из них принял заказ, клиент смело может отправляться в ближайшую церковь и оплачивать панихиду по объекту.
Бедняга не ускользнёт и не скроется. Потому что убийцей может оказаться кто угодно. Старичок, которого принимал на работу ещё дедушка объекта, а провожал на пенсию, с тортом и цветами, он сам. Сосед, с которым объект ходил в детский сад. Стюард первого попавшегося рейса, на который объект, повинуясь мимолётному капризу, купил билет. Кто-то из членов семьи объекта – жена, сын, любимая внучка.
Вычислить члена организации при жизни невозможно в принципе, а после смерти весьма сложно. Хотя и реально. Тщательно осмотрите труп – только не сиюминутной свежести, должно пройти некоторое время – и где-нибудь, в не самом заметном месте, обязательно проступит рисунок, изображающий голову ласки.
Их так и называли – «ласками».
Клодия Хаузер пренебрежительно махала рукой, хмыкала, и говорила, что всё это собачья чушь и так не бывает. Юнцом Рис был полностью с ней согласен. И когда повзрослел – тоже. И даже час назад.
В комнате стало как будто холоднее, мягкий свет ламп потускнел. Секунда, другая – и наваждение схлынуло.
– Бред помешанного, – решительно заявила Лана. Чуть побледневшие губы упрямо сжались, зрачки сузились, превратившись в узенькие щелочки. Будь на её месте настоящая кошка – она бы наверняка била хвостом и дёргала шкурой. – Ерунда. Не верю.
– Да я бы тоже не поверил, если бы мне рассказали, – Рис прошёлся по комнате, несколько раз задев виртуальный дисплей, отчего в изображении появлялись и тут же исчезали рваные дыры. – Если бы рассказали – не поверил. Да вот беда: мне ПОКАЗАЛИ. Тебе, кстати, тоже.
Лана высокомерно фыркнула, подозвала с браслета кресло, переместилась в него и принялась раскатывать по номеру. Рису-то хорошо, он ходить может. А, нет, уже не может: забрался на кровать с ногами, чтобы не мешать ей «метаться из угла в угол».
– На родине одного из моих предков говаривали: «Если на клетке слона прочтёшь надпись „буйвол“, не верь глазам своим»[14]. Не складывается, Рис, понимаешь? Не совпадает!
– Что именно? Нет-нет, – он примирительно поднял ладони, увидев, что девушка готова взорваться, – я не спорю, я просто хочу знать, где ты видишь несоответствие. Может быть, тогда пойму, где его вижу я сам.
– Ну, гляди, – Лана остановила кресло и побарабанила пальцами по подлокотнику. – Что известно о «ласках»? Точнее, что о них говорят? Первое, что приходит на ум!
– Профессионализм.
– Верно. А это, – она вызвала на экран изображение тела Бернадетт, лежащего на скальном выступе, – что такое?
– Это труп.
– Юморист, – ухмыльнулась Лана.
Теперь, когда первое удивление прошло, она радовалась возможности порассуждать вслух. Давно и не ею было замечено, что самая умная мысль, будучи озвученной, зачастую оказывается несусветной глупостью. И наоборот.
– Сколько лет ты бы ей дал? На вид? Думаю, в документы ты не заглядывал…
– Не заглядывал, – кивнул Рис. – Зачем? В агентстве, где я нанял Бернадетт, несовершеннолетние не работают, а остальное…
– И всё же – сколько?
– Ну, двадцать. В пределе двадцать три.
– А по документам – за тридцать. При этом, заметь, с сердцем не сделали ничего по-настоящему существенного и, как показала практика, необходимого. В то же время внешнее омоложение произвели с избытком. А ведь от того возраста, который определил Хьюз, идти назад не только сложно, но и дорого. При таких исходных каждый год внешней молодости существенно повышает стоимость процедуры. Поверь, я знаю, о чем говорю. Сделать из пятидесятилетней женщины тридцатилетнюю стоит примерно вдвое дешевле, чем из тридцатилетней – двадцатилетнюю. Кожа, знаешь ли. Структура кожи. Особенно на шее и руках. «Молодая» – это одно, «юная» – совсем другое.
– Ты хочешь сказать, – Рис, выигрывая время для точной формулировки, улёгся на живот лицом к Лане и подпер голову кулаками, – что в случае Бернадетт мы имеем дело с нецелевым расходованием средств? Ей изготовили документы и дали денег на омоложение, а она распорядилась ими по-своему?
Лана Дитц искренне считала себя везучим человеком. Потому, в частности, что Судьба крайне редко сталкивала её с дураками. Точнее, дураков хватало – но по ТУ сторону условного прицела. А дурость противника, как известно, только на пользу.
В общем, среди тех, кто числился в её личном реестре по разряду «своих», преобладали люди более чем неглупые. Но даже на их фоне скорость и точность, с какими Рис Хаузер «срубил фишку», восхищала.
По телу лениво прокатилась тёплая волна: единственным афродизиаком, уверенно действовавшим на Лану, являлся ум мужчины. Проверено в лабораторных и полевых условиях: что только на ней не испытывали, жестоко и целенаправленно, в том учебном заведении, куда её определил полковник Горовиц! Какие только воздействия не учили блокировать!
Разумеется, и ум срабатывал исключительно при наличии симпатии как таковой, но всё же…
– Я тебя обожаю, – и это было шуткой лишь отчасти. – Нецелевое использование средств… где только таких слов нахватался! Но ты прав. Оно самое. Практически любая женщина поступила бы именно так, но мы-то, кажется, говорили о профессионализме?
– И как же ты объясняешь изображение у неё на бедре?
– Пфуй! – махнула Лана рукой. – Ты ни разу не видел, как уличный мальчишка лепит себе татуху знаменитой банды? На предмет клеить девах?
– Я бы согласился с тобой…
– Но?..
– Но татуха знаменитой банды видна всем и каждому. Для того и лепится. А как прикажешь производить впечатление, если для того, чтобы кто-то разглядел это… мгм… зверство… носителю надо сдохнуть?
Лана высказалась, пространно и энергично. Добавочный плюс принадлежности к одной службе: можно не утруждать себя попытками сойти за леди. Ну, не работают на Хвата леди, что уж тут поделаешь. И джентльмены не работают. В должностные инструкции не вписываются.
– Кроме того, – Рис дождался, пока она выдохнется, с удовольствием запомнив на будущее несколько особенно красочных оборотов, – не следует забывать о том, что док Хьюз говорил о внутрикожном рисунке. Я не специалист, но, по-моему, в ходе омоложения он обязан был исчезнуть. Значит, наносили уже в финале процесса. Впервые или заново – не берусь сказать, однако…
Лана вдруг почувствовала, что устала. Не физически даже – интеллектуально. Мысли тяжело, переваливаясь с боку на бок, бродили в голове, сталкиваясь друг с другом и шаркая… чем там могут шаркать мысли? За отсутствием ног? Она даже не сразу сообразила, что Рис – мягко, сочувствующе – обращается к ней:
– Знаешь, я, пожалуй, пойду к себе. Тебе надо отдохнуть.
– Сказала бы я, чего мне надо… да у тебя рука ранена!
Ответить подобающим образом Хаузер не успел.
Лана вздрогнула, уставилась на браслет, пробормотала что-то явно нецензурное (язык был незнаком Рису, но интонации не предполагали иного толкования) и сделала недвусмысленный жест: «Исчезни!».
Секунду спустя Рис – уже из-за двери ванной – наблюдал за действиями девушки. Действия были странными.
По вечерам, в баре, её достающие почти до лопаток волосы всегда были завиты и тщательно уложены. Сегодня, что вполне объяснимо, она не стала утруждать себя сооружением прически. Но зачем ей понадобилось перед сеансом связи придавать прямым, гладким прядям вид вороньего гнезда? Откуда взялись бледность, вдруг залившая лицо, «поплывший» взгляд и расцветшие на щеках пятна лихорадочного румянца? А сползший с правого плеча халат, мгновенно превративший ее в дешёвую девку?
– Капрал Дитц, сэр! – даже голос изменился.
Не разговаривай Хаузер ещё минуту назад с вполне здоровой и трезвой женщиной, он решил бы, что Лана, во-первых, серьёзно больна, и, во-вторых, хорошенько наклюкалась (а то и вмазала) и теперь изо всех сил старается хотя бы сойти за трезвую.
– Дитц, что за вид?! – обращавшийся к Лане мужчина, чьё изображение на дисплее оставалось невидимым для Риса, явно пребывал в крайней точке раздражения. И демонстрируемое девушкой состояние отнюдь не улучшало положения дел.
– Виновата, сэр! – прокаркала Лана, явственно заметным усилием собирая глаза в кучку. – Неудачное приземление, сэр! Коленная чашечка вдребезги, сэр!
В подтверждение своих слов она приподняла обеими руками колено правой ноги, отягощенное шаром регенератора, демонстрируя как наличие травмы, так и пьяную разболтанность движений. Ну и распахнувшиеся полы халата, не без того.
Вид, открывавшийся с того места, где стоял Рис, позволял удостовериться в абсолютной натуральности цвета волос на голове Ланы. Тонкая полоска, а всё-таки. И оставалось только надеяться, что загадочный абонент девушки видит не всё.
Неизвестно, впрочем, что входило в её намерения. Если выбить «сэра» из колеи… Риса, во всяком случае, выбило, пусть и ненадолго.
– Эти ваши развлечения… – собеседник девушки злился и, судя по всему, не видел необходимости скрывать это. – Когда вы будете в состоянии нормально передвигаться?
– Я заплатила за регенерацию…
– … хоть на что-то ума хватило!
– Говорят, суток через трое, сэр.
– Плохо. Очень плохо, Дитц. Плохо – для вас. Времени мало, придется лететь, как есть. Вам надлежит незамедлительно явиться в штаб-квартиру, где бы вы там ни были. Даю вам двое суток. Это приказ. Делайте что хотите, хоть нанимайте курьера. Хватает денег на дуракаваляние – на службу тем более хватит. Всё ясно?
– Так точно, сэр!
– И только попробуйте опоздать!
Видимо, на этом разговор завершился, потому что Лана сочла возможным вернуть себе нормальный цвет лица и трезвый взгляд. И халат тоже запахнула, что было весьма нелишне. Теперь, когда отвлекающий фактор исчез, Хаузер мог думать спокойно и практически не сомневался, что и бледность, и болезненные красные пятна, и исчезающая на глазах испарина – результат сознательного управления организмом. Интересно, все мрины так умеют?
Поскольку выражение лица девушки стало абсолютно индифферентным, Рис выскользнул из ванной и остановился неподалёку. Лана, глядящая куда-то в пространство, приглашающе похлопала ладонью по кровати, и он присел рядом, искоса наблюдая за ней.
Не то, чтобы он хорошо успел изучить нюансы её мимики (сейчас, кстати, напрочь отсутствующей), но что-то подсказывало, что Лана Дитц зла, как чёрт. Молчание затягивалось.
– Кто это был, если не секрет? – осторожно поинтересовался Рис.
– Майор Кренкель, первый зам Дедули, – рассеянно отозвалась Лана, по-прежнему напряжённо над чем-то размышляя.
– И что теперь? Полетишь в штаб?
– А вот ему! – вернувшаяся с горних высей Лана резко рубанула ребром правой ладони по сгибу локтя сжатой в кулак левой руки. – Размечтался!
Рис Хаузер понял, что он чего-то не понял. Его армейский опыт (по сравнению с капралом Планетарно-десантного Дивизиона) был не слишком велик. Однако полутора лет – и даже первых полутора часов – службы с избытком хватило на то, чтобы уяснить: приказы не обсуждаются. Но это, высказанное вполголоса, соображение девушку нисколько не смутило. Напротив, она вдруг развеселилась. Правда, веселье – как и недавнее молчание – было предельно злым:
– Видишь ли, Рис, тут штука такая… Кренкель мне не командир. Существует строго определенная иерархия. Курсант подчиняется куратору группы, – руки порхали из стороны в сторону, обозначая уровни упомянутой иерархии. – Куратор группы – куратору курса, куратор курса – непосредственно Горовицу, Горовиц – командующему разведкой Легиона, командующий разведкой – командующему, как таковому. И никаких других корней это уравнение не предусматривает.
– А если…
– Если – что? Если Дедуля умер, убит, свихнулся, разжалован, уволен, загремел под трибунал? И Кренкель стал И.О.?
– Примерно.
– Тогда господин майор должен был представиться по всей форме. Со ссылкой на соответствующий приказ и официальной передачей мне копии оного. Он этого не сделал. Так что ни в какой штаб я не полечу. А полечу я, пожалуй, на Большой Шанхай.
– Мы, – решительно уточнил Хаузер.
– Что-о?!
– Мы полетим.
Некоторое время они бодались взглядами, потом Лана коротко выдохнула и криво улыбнулась:
– Конечно, мы. Извини. Меня частенько заносит, и вообще – не привыкла работать в паре.
– Зато привыкла садиться на шею всем, кто это позволяет, – проворчал Рис. В искренность раскаяния, огромными буквами написанного на лице Ланы, он ни секунды не верил: сказывалось продолжительное знакомство с тёткиным Фрименом. Но пока приходилось брать, что дают. – А почему ты собралась именно на Шанхай?
– Потому что агентство, работой в котором я время от времени хвастаюсь болтунам вроде Серхио, действительно существует. И постоянно меняющийся персонал состоит из дедушкиных внучат. Соображаешь?
Странно было бы не сообразить. Не так уж важно, сколько там того персонала, пусть даже два человека. В предстоящем им деле пригодится любая помощь. А уж если дедушкины внучата…
Между тем Лана произвела некоторую хитрую манипуляцию с браслетом и, широко улыбаясь, бросила:
– Привет, Дьюк!
И почти сразу же улыбка сменилась жутковатой гримасой, ещё более пугающей по контрасту с ровным, весёлым тоном:
– Как дела? Ну и отлично. Дьюк, вы меня в ближайшее время не ждите, я зачем-то головной конторе понадобилась, даже ногу долечить не дают. Так что справляйтесь без меня… И рада бы, с вами всяко веселее, чем в штабе, но… Справитесь? Молодцы, я в вас не сомневаюсь. И вы не сомневайтесь во мне, договорились?
Пригнанная Младшим небольшая толпа постепенно рассасывалась. Первым – «Генератор отражающего поля в порядке, сэр!» – ушёл обстоятельный техник в изрядных годах. Четверо легкомысленно одетых мужчин помоложе задержались, обследуя номер с помощью разнообразных приборов. Наконец закончили и они.
– Всё чисто, шеф, – откинул со лба светлую волнистую прядь их предводитель, подбрасывая на ладони непонятного назначения шар с многочисленными выступами. – Никаких насекомых.
– Свободны, – проскрежетал Младший. Нарядный сюртук – сегодня имел место быть костюмированный бал – уже валялся на кровати рядом с нахохлившейся Ланой.
Дождавшись ухода подчинённых, руководитель службы безопасности отеля плюхнулся в гравикресло (его тоже проверили), закинул правую ногу на подлокотник и с видимым наслаждением содрал с шеи лиловый шёлковый фуляр. Дорогая булавка упала на ковёр и почти утонула в ворсе, но Хельгенбергер не стал поднимать изящную вещицу. Вместо этого он расстегнул сначала узорчатый жилет, потом две верхние пуговицы белоснежной сорочки, надул щёки и со свистом выпустил воздух, вытянув губы трубочкой.
– Ну-с, Мелли, может, объяснишь, по какому поводу кипиш?
– Не-а, – Лана, к нескрываемому разочарованию Риса, переоделась во всё те же шорты и рубаху, которые были на ней днём. Разочарование проистекало, во-первых, из того, что зрелище стало куда менее завлекательным, а, во-вторых, из резкого ограничения количества вариантов развития событий.
– А почему? – вкрадчивые интонации Младшего никого не могли обмануть, да, наверное, он и не ставил перед собой такой цели.
Лана усмехнулась:
– Версий ровно две, Томми-бой. Либо у тебя в этом деле свой интерес и в объяснениях ты попросту не нуждаешься…
– ЧЕГО-О?!!
– … либо ты не в курсе, и тогда без моих объяснений проживёшь существенно дольше. Я не подставляю… эээ… мирное население. Во всяком случае, не делаю этого без крайней необходимости.
– А с крайней? – вклинился Рис, которому совершенно не понравился произошедший обмен репликами. И даже не сам обмен, а фамильярность, демонстрирующая куда более тесное знакомство этих двоих, чем ему казалось ещё полчаса назад.
– А это уж по обстоятельствам, – фыркнула Лана.
Младший поморщился, подъехал на кресле к мини-бару и принялся копаться в содержимом. Минуту спустя, разжившись сигарой – не элитной, конечно, но вполне приличной – он вернулся к столу и принялся обстоятельно прикуривать.
– Ну, предположим, – свет бра, отразившись от элегантной запонки, пустил по комнате крохотный зайчик. – Но хотя бы твоими планами я поинтересоваться могу?
– Поинтересоваться – можешь. Впрочем… я съезжаю, Том. МЫ съезжаем. Не сочти за труд, дай портье пинка, расчёт и такси до космопорта должны быть готовы через полчаса.