Контратака

Роберт Шекли. САГА ПРЕДАТЕЛЕЙ

В День Отправки, мы промаршировали за полковником Бар Кошбой по Бульвару Маккаби к парадному плацу, где Соломон Готшафт, Всепланетный Президент Эрец Пердидо, одарил нас напутственной речью, в которой выразил пожелание показать всей вселенной, или хотя бы той ее части, которая проявит к нам интерес, из какого материала слеплены лучшие сыны Десяти Пропавших Колен Израилевых с планеты Пердидо. Приветствуемые многочисленной толпой, мы продефилировали под сводами гигантских каменных ворот Нового Храма, за которыми ждали грузовики, прямиком доставившие нас в Космопорт имени Теодора Герцла, что находился на самой окраине нашей столицы. Нового Иерусалима. Там мы погрузились на борт космического истребителя «Быстрый» для короткого перелета на дредноут «Кузнец Победы», ожидавший нас на орбите.

Дредноут «Кузнец Победы» семисот метров в длину, весом более чем триста тысяч тонн вмещал команду в две тысячи восемьдесят человек. Нашу сотню разместили по каютам, поставили на довольствие и снабдили автоматическими планами, позволяющими отыскать дорогу к спальным каютам, столовой, тренировочному залу, гарнизонной лавке и рекреационному залу. Офицеры зачитали приказ по кораблю — немедленно занять свои койки, которые одновременно служили амортизаторами, и пристегнуться в ожидании старта.

И вот наступил тот прекрасный миг, когда зазвучали сирены и корпус корабля сотрясла звенящая вибрация включившихся гиперсветовых двигателей. Ощущения движения не появилось, но правила предписывали пристегнуться — в момент старта у новичков иногда случалось головокружение. На расположенных над головами экранах мы могли наблюдать, что происходит с кораблем в данный момент.

Физически ускорение почти не ощущалось, но мы знали, что, используя гравитационное поле ближайшей звезды нашей системы — Пердидо — 1, «Кузнец Победы» стремительно набирает стандартную скорость, равную четверти световой. Теоретически, с помощью гиперсветовых двигателей, корабль мог ускоряться до тех пор, пока вплотную не приблизится к скорости света или пока не развалится. На практике же большие звездолеты редко разгонялись до скоростей выше половины световой и делали это только для передвижений в пределах планетных систем. Путешествия на действительно далекие расстояния совершались в ином режиме — используя гиперсветовой привод. Благодаря этому приводу самый огромный корабль за какие-то три стандартные недели мог пересечь участок космоса диаметром в тысячу световых лет, вмещающий более трехсот планет Альянса.

Наше путешествие должно было продлиться двадцать пять дней — мы следовали на далекую окраину Альянса. А именно — на планету Цель, расположенную у самой северо-западной границы. Цель по данным разведслужбы Флота являлась родиной халианских головорезов.

Недавнее перебазирование Флота на планету Клаксон весьма способствовало решению напасть на эту ключевую позицию врага — планету, с которой халиане атаковали наши корабли и совершали свои гнусные рейды на планеты Альянса.

Для достижения этой цели Флот решил сосредоточить все свои силы и одним массированным ударом уничтожить врага. Для этого были отозваны части со всех дальних пограничных гарнизонов и охранных постов, правда, при этом оголились планеты самого Альянса. За тысячелетнюю историю Флота эта операция была самой крупной; казалось, ничто не сможет противостоять подобной мощи, хотя некоторые пессимисты твердили, что военное счастье переменчиво, что Флот может потерпеть неудачу, наткнувшись на шальную черную дыру, или попасть во внесезонный временной шторм. И тогда будущее человечества окажется во власти проклятых халиан.

Десантные войска Флота состоят из соединений, набранных из обитателей различных планет. Эти соединения служат под началом своих командиров, которые, в свою очередь, подчиняются верховному командованию Флота. Ко времени нашего прибытия еще не завершился спор между различными группами за право быть на острие атаки в десантной операции на Цели. Таких групп оказалось более ста, и все они были отлично подготовлены и пригодны для подобной операции. Неплохо зарекомендовали себя Циандоты с планеты Циандот — 2 или, например, Махдисты с Хартума — 4. Но особенно настойчивыми были Сыновья Альбигойской Ереси — их планета Янус стала членом Альянса всего лишь семь лет назад, и своим геройским поведением ее сыны хотели снискать себе всечеловеческое признание и славу. За эту привилегию в Палате Представителей Федерального Собрания на Земле лоббисты развязали настоящую войну. Но не прошло и часа как приземлился наш «Кузнец Победы», а мы уже торжествовали победу. Право на самую первую атаку получила наша группа — тысяча человек с Пердидо.

Но не следует приписывать этот успех особой популярности наших персон — просто мы оказались самой компромиссной кандидатурой. Все основные претенденты, не желавшие потерять лицо, предпочли, чтобы это назначение получили мы, а не их основные конкуренты.

Я понимаю, что говорю слишком много. К этому склонны все евреи. Но у нас, евреев с Пердидо, эта привычка носит несколько маниакальный характер. И все из-за неопределенности нашего статуса. Наши единоверцы с Земли никак не желают признать в нас евреев, не говоря уже о том, чтобы принять во внимание наши уверения, что мы — десять исчезнувших колен Израилевых, похищенных когда-то инопланетянами и перемещенных с Земли на Пердидо.

Проклятые инопланетяне уволокли наших предков так быстро, что те не успели захватить с собой ни Тору, ни Талмуд, ни даже комментарии ученых рабби. Но благодаря народной памяти мы всегда знали о существовании Великих Книг, но вот о чем в них говорится, мы, к великому нашему несчастью, не ведали. Земные евреи заявили нам, что поскольку мы не знаем ни содержания священных книг, ни молитв, ни иврита, весьма посредственно говорим на идиш и не имеем понятия еще о каких-то штуках (о каких именно, я забыл), то и зваться евреями мы не имеем права. На столь агрессивное заявление мы кротко ответили, что хотя наш народ лишен всего этого (отнюдь не по своей вине), но зато у нас имеется много других признаков истинных сынов Израиля. Например, привычка пожимать плечами, привычка отвечать вопросом на вопрос или обращаться при беседе к воображаемому свидетелю. Я уже не говорю о привычке в критические моменты жизни изо всех сил хлопать себя по лбу и почти непреодолимом желании время от времени восклицать «ой, вей!» А наша кухня?! Только евреи способны сотворить из инопланетных продуктов маринады, голубцы, копченую говядину, печеночный паштет и селедку под шубой! Причем последнее являет собой истинный триумф кулинарного искусства, если принять во внимание, что наша планета представляет собой сплошной тропический лес. И мы должны были создать продукт, похожий на соленую рыбу, не имея понятия о ее вкусе.

Да, это интересно, ответили евреи с Земли, может быть даже поразительно, но-вряд ли что-то доказывает. Бог мой! — воскликнули мы, шлепая себя ладонями по лбам, — если уж это ничего не доказывает, каких же доказательств вам еще нужно?

Так что вопрос до сих пор остается открытым. А пока мы не считаемся евреями даже в Израиле. Только на нашей родной планете Пердидо, да в Некоторых районах Нью-Йорка.

От подобного обращения, кто угодно способен немного свихнуться и возмечтать о крошечном кусочке славы. О, этот гнет вечной проблемы самоидентификации евреев. Но земные евреи отказывают нам даже в праве на то, что мы, подобно им самим, можем страдать от этой вечной проблемы.

Меня зовут Иуда бен Иуда. Если это имеет для вас какое-либо значение, то сообщу вам, что я человек плотный, голова у меня круглая и увенчана черной вьющейся шевелюрой. Мне тридцать три, и, прежде чем записаться в Экспедиционные Силы Пердидо, я служил ассистентом профессора на факультете Защиты Еврейской Культуры в Стетельхевенском университете планеты Пердидо. Причины, по которым я не стал действительным профессором, не имеют никакого отношения к данной истории, однако можете мне поверить, целиком лежат на совести некомпетентных экзаменаторов.

Короче, я записался в ополченцы, получил звание капитана и десять человек под свою команду, совместно с которыми проходил обучение в лагере Сабра. Спустя несколько недель мы преодолели основные разногласия, и моя команда согласилась беспрекословно выполнять мои приказы — по крайней мере, в ближайшее время. Некоторые люди из Альянса находят странным, что мы, Пердидодианцы — если использовать наше нейтральное название — вместо того, чтобы просто подчиняться приказам, предпочитаем советоваться друг с другом. Эта привычка настолько укоренилась среди нас, что мы практикуем подобные отношения даже в армии. Вы спросите, почему? Могу ответить на этот вопрос только так — методом проб и ошибок мы обнаружили, что гораздо легче попросить, чем приказать. Это, быть может, и занимает больше времени, но зато дело потом движется лучше и веселее. А если в ответ на свою просьбу вы услышите «нет»— что ж, вы просто можете пожать плечами, пробормотать себе под нос «ой, вей!» и попросить кого-нибудь другого. Мы ведем свои дела именно таким способом. Это кажется очень логичным. Хотя, похоже, что другие думают иначе.

Как только корабль перешел на гиперсветовой режим и мы снова обрели способность передвигаться, полковник Бар Кохба позвал меня и остальных командиров к себе.

Кохба был невысок ростом, обладал бычьей шеей, короткой седой бородой и выправкой кадрового военного. Он являлся одним из немногих профессиональных офицеров на Пердидо и с отличием окончил Академию Флота на Хелласе — 2. Мы всегда старались держать наготове нескольких обученных офицеров, хотя на нашей планете сроду не происходило войн в обычном смысле этого слова — с участием сражающихся профессиональных армий и космических флотов. Пердидо — слишком отдаленная и бедная планета, чтобы у кого-то мог возникнуть соблазн завладеть ею — не считая, разумеется, этих варварских халиан. Однако нам вполне хватало и этого, потому-то мы и ухватились за предоставленную возможность ответить тем, что, как мы полагали, окажется сокрушительным ударом.

Бар Кохба с военной четкостью объяснил нам нашу задачу. Предполагалось дать в окрестностях планеты Цель грандиозное космическое сражение. Этому сражению должна предшествовать высадка десанта на поверхность самой планеты. Бар Кохба рассказал, что на планету нас доставят истребители, специально оборудованные для этой цели. С истребителей сняли большую часть вооружения и установили многочисленные защитные экраны, которые, вероятно, позволят избежать обнаружения и разного рода неприятностей. Полковник кратко изложил план операции и раздал нам карты районов боевых действий, в основном представляющие собой чистые листы с координатной сеткой, потому как провести картирование Цели пока не удалось. Наша операция должна была начаться через шестнадцать часов — теперь, когда нападение стало уже делом решенным, необходимо было действовать как можно быстрее. Надо нанести удар раньше, чем халиане успеют понять что к чему.

Отпустив всех, Бар Кохба попросил меня остаться.

Раскурив свою огромную, чрезвычайно вонючую трубку, полковник сообщил, что, изучив характеристики всех десяти своих офицеров, он решил предложить мне возглавить разведотряд.

Я был несколько озадачен.

— Никогда не думал, что у меня имеются какие-то особые данные.

Бар Кохба улыбнулся своей обычной вежливой улыбкой.

— Я выбрал тебя, — сказал он, — потому что в бумагах отмечено, что ты парень любопытный и вечно суешь свой нос в дела, которые тебя не касаются. А это как раз то, что и требуется от разведчика.

— Что вы хотите этим сказать, полковник? — спросил я. — Не думаете же вы, что я стану следить за своими боевыми товарищами?

Полковник удивился:

— С чего ты это взял? Это дело контрразведки, и совершенно меня не интересует. Офицер разведки нужен мне для того, чтобы разобраться, чего можно ожидать от этой чертовой планеты.

Я пожал плечами.

— Вы читали те же донесения, что и я. Что из них еще можно выжать?

— Разумеется, ничего. Но через шестнадцать часов, — он взглянул на часы, — уже почти через пятнадцать наша группа первой должна будет высадиться. И я сильно подозреваю, что нам придется на некоторое время задержаться там. Может обнаружиться что-то важное, нечто, что повлияет на ход войны. Потому-то мне и нужен человек, который станет собирать и систематизировать информацию.

Несколько минут я обдумывал его предложение. Работа казалась достаточно важной.

— Я займусь этим.

— Прекрасно, — ответил Бар Кохба. — Но давай сразу договоримся об одной вещи. Я не хочу сказать, что этим должен заниматься персонально ты. Никто не заставляет тебя шпионить. Я только прошу собирать и систематизировать сведения, вот и все. Тебе понятно?

— Конечно, сэр, — ответил я, отдал честь и отправился готовить свою группу к высадке. После некоторых размышлений до меня вдруг дошло — ведь собственно говоря, я не обещал полковнику не шпионить, а просто согласился с тем, что понял, что Бар Кохба просит меня не делать этого. Упоминаю об этом только потому, что после всего случившегося позднее, после моей первой встречи с Вик-Виком Зимородком пошли всякие разговоры о военном трибунале.

Десантно-диверсионные группы Флота, набранные на сотнях планет, где сильно различаются даже военные технологии, не говоря уж о местных обычаях и предпочтениях, всегда вооружались на свое усмотрение, таская повсюду свою собственную оружейную команду. Наша группа не составляла исключения, в качестве тяжелой артиллерии у нас имелись типовые плазменные пушки Гуши или попросту ППГ. С виду они представляли собой отрезки труб в полтора метра длиной и пятнадцать сантиметров в диаметре. Без перезарядки их хватало на три двухкилограммовых заряда, но радиус действия был ограничен пределами прямой видимости. Когда заряд приходил в контакт с мишенью, происходил взрыв, мощность которого эквивалентна полутонне тринитротолуола. В моей команде имелось четыре таких пушки. Обычно полагается одно орудие на десять человек, но мы ведь являлись головной группой.

Кроме этого мы были вооружены и своим оружием, производившимся на Эрец Пердидо, — несколько разновидностей метательных пистолетов, несложные в обращении бластеры, несколько типов гранат. Именно так мы были вооружены, когда настало время грузиться на борт истребителя «Уверенный» и спускаться на поверхность планеты.

Спуск занял немного времени, но нам он показался бесконечным. Мы не знали, что ждет нас впереди. Вполне могло статься, что халиане давно уже прознали о нападении. Ведь не секрет, что даже среди профессиональных военных Флота есть шпионы. Чрезмерная любовь к деньгам и гибкая совесть некоторых людей толкают их на предательство. А в качестве весьма удобного оправдания всегда можно использовать следующее — раз Альянс все равно победит, то какая разница? Нашему истребителю, бесшумно падающему сквозь атмосферу Цели, халиане могли уже приготовить теплую встречу. Самая лучшая в этом случае стратегия — дать нападающему возможность беспрепятственно приземлиться, а затем неожиданно напасть и уничтожить истребитель и его пассажиров, пока не подоспела подмога. Собственно говоря, мы даже не могли позвать на помощь, потому что вся операция должна была проходить в условиях полного радиомолчания.

Вообще-то, предательство является основной темой моего рассказа, но для него еще не пришло время. Наш истребитель бесшумно и без всяких приключений опустился на темную сторону планеты, и офицеры быстренько выгнали из шлюзов своих людей. Черное ночное небо было усыпано разноцветными оспинами вспышек далеких беззвучных взрывов; это высоко над нами корабли Флота начали бомбардировку приближающихся кораблей-разведчиков халиан — скоординированная акция, призванная прикрыть наше приземление.

Наконец последний из десантников вывалился наружу, и истребитель, даже не успев захлопнуть шлюзы, взмыл в небо, пытаясь, подобно гонимой штормом шхуне, найти в открытом океане космоса достаточное пространство для маневра прежде, чем заговорят халианские зенитные батареи.

Что же касается нас, то очутившись на поверхности планеты, мы не мешкая рассыпались в разные стороны. Каждый командир повел свою группу в определенном заранее согласованном направлении. Наша первоочередная задача состояла в том, чтобы рассеяться, хорошенько укрыться, оценить обстановку, найти противника, определить его силы и только потом подумать, как его покрепче ударить.

Поначалу нам сильно мешало отсутствие надежных карт, поскольку, как я уже говорил, картографический анализ Цели перед нападением не проводился. Разумеется, мы накупили чертову уймищу самых разных карт — матросы торговых флотилий часто входили в контакт с негуманоидами, которые, в свою очередь, имели дело с халианами. Торговля картами — довольно выгодное занятие. Так что кое-что у нас все-таки имелось, Но у меня было стойкое ощущение, что та карта, которую я держал в руках, совершенно не соответствовала окружающей местности. Реальность настолько отличалась от этих фантастических документов, которыми снабдил нас Флот, что я приказал своим людям поскорее выкинуть их — они могли только сбить нас с толку — и по ходу дела снимать свои собственные планы.

Двигаясь на юг, мы вышли к залитому искусственным светом небольшому городку или лагерю, улицы которого на несколько миль растянулись по берегу океанского залива. Мы окрестили его Вражеский Город и предположили, что он должен иметь кое-какое стратегическое значение. Небо над нашими головами, по мере того как все больше и больше кораблей вступало в космическое сражение, все ярче разгоралось от плазменных вспышек. Пора и нам было внести свой вклад в общее дело. Я проверил своих людей и решительно повел их к Вражескому Городу, уповая на то, что остальные командиры разделяют мое мнение о том, что он является очевидной мишенью.

Мы установили четыре плазменные пушки на двух контролирующих город высотах, так что они могли прямой наводкой стрелять вниз. Солдаты, окопавшись, охраняли пушкарей с тыла на случай атаки. Я удостоверился, что сделана необходимая поправка на ветер, взобрался на небольшой холмик, поднял вверх белый носовой платок, хорошо видимый в утренней полутьме, и резко дал отмашку.

Небо прорезали золотистые пологие дуги. По вспышкам взрывов я понял, что цель накрыта. Какое-то мгновение мы видели прижавшийся к земле, грязно-серый город, состоявший из одно — и двухэтажных глинобитных домишек с редкими вкраплениями более высоких строений. Мне вспомнились фотографии Земных городов Тимбукту и Омдурмана. Не был ли Вражеский Город местом вроде них? Хотел бы я, чтобы у меня было время сфотографировать его, но часть города мы разнесли на куски даже прежде, чем его образ успел запечатлеться в моем мозгу. Я собрал своих людей и быстро повел их прочь. Очень не хотелось покидать высоту, но надо было рассчитывать и на то, что кто-нибудь ответит на наш огонь.

Направляясь к Вражескому Городу, мы скатились по склону холма, пробежали извилистой узкой лощиной и в сотне метров от окружавших город низких глиняных стен наткнулись на первое укрепление — небольшое прямоугольное караульное помещение с узкими бойницами, напоминавшее форты древних крестоносцев. Разнеся его двумя залпами из лазерной пушки, мы увидели первых мертвых халиан — щуплых, покрытых коричневым мехом созданий; их пояса были просто увешаны огнестрельным и холодным оружием.

Едва мы успели перегруппироваться, как из горящего города навстречу нам ринулась толпа халиан. Освещенные сзади заревом пожарища, они не могли видеть нас, укрывшихся в лощине. Халиане мчались нам навстречу, а мы в упор расстреливали их из плазменных пушек, пока не кончились заряды, потом из стингеров и бластеров, затем настала очередь наших ножей с кривыми лезвиями, пока, наконец, убивать больше стало некого. Вскоре после этого мы овладели Вражеским Городом.

День застал меня и мою команду в небольшой башне, возвышавшейся в самом центре города. Это здание из массивных гранитных блоков, которое, как мы впоследствии узнали, называлось Ратушей. Каким-то чудом оно не пострадало при бомбардировке и стояло посередине большой площади, что давало нам возможность контролировать все стороны. Это было особенно важно, поскольку в любое мгновение можно было ожидать контратаки. До сих пор все шло прекрасно, но так не могло продолжаться вечно. Ведь, в конце концов, мы находились на родной планете халиан. Оставалось только надеяться на то, что полковник Бар Кохба распорядился прислать нам смену, очень уж мне хотелось поскорее убраться отсюда.

Вскоре после полудня замигала лампочка нашей походной рации, сигнализируя об окончании радиомолчания. Это был полковник, который потребовал от меня рапорта о положении дел.

— Мы заняли город, — сообщил я ему, — сопротивление было не слишком сильным. Все прошло удачно. Но я не знаю, что делать дальше. Мы торчим в самом центре этой дыры и каждую минуту ожидаем нападения.

— Можешь немного успокоиться, — ответил Бар Кохба. — Мы ведем радарное и визуальное наблюдение над всем сектором. Концентрации халианских войск нигде не замечено.

— А как другие?

— Все выполнили свою задачу. При взятии космопорта были небольшие потери. Четыре человека. Пока что все идет просто чудесно.

— И что с космопортом?

— Мы разрушили его.

— А сражение в космосе?

— Крупная победа Флота. У халиан, по-видимому, не было общего плана сражения. Просто множество кораблей, атаковавших каждый по отдельности. Флот сбил многих из них. Остальные удрали, перешли в гиперсветовой режим и скрылись.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить новости.

— Значит, мы победили! — наконец крикнул я.

— Видимо, да, — ответил Бар Кохба. Однако в его голосе не слышалось особой радости. — Полагаю, что это можно назвать победой.

— Не понимаю причины вашей сдержанности, — сказал я ему. — Мы разбили флот и захватили родную планету халиан. Разве это не означает, что война окончена?

— Мой дорогой, бен Иуда, — ответил Бар Кохба, — полагаю, тебе пора уже узнать о последних открытиях. Все предыдущие донесения указывали на то, что Цель является или по крайней мере являлась важной перевалочной базой для халианских рейдеров. Мы одержали важную победу. Но, похоже, эта планета не является родной планетой халиан.

В этот момент в комнату, которую я отвел под радиорубку, заглянул один их моих людей и жестом пригласил меня выйти наружу. Я в ответ махнул рукой, требуя, чтобы он подождал.

— Но если это не родная планета халиан, — несколько растерянно спросил я, — тогда кому же она принадлежит?

— Откуда я могу знать? — раздраженно ответил Бар Кохба. — Офицер Разведки у нас ты. Ты и узнай.

— Ладно, — сказал я, — а как насчет халиан?

— Тебе нужно быть все время начеку. По поступившим сведениям на планете их осталось по крайней мере несколько тысяч.

— Хорошо, сэр. Мы будем осторожны. А как долго нам еще придется здесь торчать?

— Достаточно долго, — ответил Бар Кохба с несколько суховатым смешком. — Наша боевая группа показала себя настолько хорошо, что командование Флота поручило нам нести здесь гарнизонную службу.

И Бар Кохба отключился. Теперь наконец я мог уделить внимание моему подчиненному, продолжавшему бешено жестикулировать.

— В чем дело, Гидеон?

— Там снаружи кое-какие люди хотят с вами повидаться.

— Люди? Ты имеешь в виду настоящих людей или халиан?

— Ни то, ни другое. Иуда. Мне кажется, что это туземцы.

— Прекрасно, — ответил я. — Нам как раз не мешало бы выяснить, кому принадлежит эта планета. Я приму их сейчас же.

Гидеон кивнул. Дисциплина в наших вооруженных силах оставляла желать лучшего.

— Я провожу их. — Выражение его лица было каким-то странным, словно он пытался сдержать смех. Причину этого я понял через несколько минут, когда он ввел посетителей в комнату.

Я полагаю, что термин «люди» применим к каждому существу, способному поддерживать интеллигентную беседу. Называем же мы иногда «людьми» халиан, хотя они больше напоминают полутораметровых хорьков. Поэтому я, вероятно, не должен был удивляться, когда Гидеон ввел четырех двуногих существ под два метра ростом, облаченных в длинные одеяния, скрывавшие большую часть тела. Однако открытые участки шелушились и были покрыты перьями. Ноги напоминали когтистые птичьи лапы, а тощие, кожистые шеи венчали маленькие птичьи головки.

Так я впервые повстречался с нидийцами, как они сами себя называли, кочевыми птицечеловеками с планеты Цель. И пока другие представители рода человеческого занимались самым насущным вопросом, а именно — выясняли, где, если не здесь, может находиться родная планета халиан, я принялся очищать планету от остатков войск противника, собирать информацию и устранять трения, возникавшие между нашими войсками и туземцами.

Моя первая встреча с аборигенами, однако, казалось, не предвещала ничего плохого. Я дружески поприветствовал заявившуюся компанию, попросил принести для них кресла и предложил освежающие напитки. Необходимо было сразу взять верную ноту — я понимал, что нам понадобится помощь аборигенов, чтобы выследить и уничтожить оставшихся в живых халиан.

Но моя приветственная речь вместо того, чтобы придать беседе непринужденный характер, казалось, только вызвала в рядах гостей беспокойство. Гогоча, кудахча и тряся индюшачьими бородками, птицечеловеки принялись торопливо что-то обсуждать. Наконец они пришли к какому-то решению, и самый старший, которого позже я назвал Зимородком, поскольку его нидийское имя было абсолютно непроизносимо, выступил вперед, дважды хлопнул рудиментарными крыльями, прочистил горло и на довольно сносном английском, хотя и с заметным птичьим акцентом, произнес:

— Вы оказываете нам честь, но как хотите. Если вы желаете, чтобы мы сели, — мы сядем. Только помните, что сами мы ни о чем подобном не просили.

Я приказал Гидеону принести несколько складных стульев, полученных нами со складов Флота. Нидийцы попытались было сесть, подражая мне, но скоро стало очевидным, что их кости сочленяются не так, как у нас. Все же они умудрились пристроиться на стульях, приведя при этом свои перья в заметный беспорядок, и Зимородок снова заговорил:

— Правильно ли я понимаю, что это является своего рода унижением или подобная поза имеет какое-то иное значение?

— Это не имеет ничего общего с унижением, — ответил я. — Я приветствую вас как друзей и почетных гостей.

— Так значит, таким образом вы обращаетесь с друзьями? — спросил Зимородок. — Не хотелось бы мне увидеть, как вы поступаете с врагами.

— Там, откуда я явился, — ответил я, — приглашение сесть означает встречу на равных. Но если вам угодно, можете встать.

— Нет, нет, — возразил Зимородок. — Мы польщены тем, что вы рассматриваете нас как равных себе. Сидеть — занятие неудобное и нелепое, но что это значит по сравнению с тем уважением, которое оно выражает? — Он перевел эти слова остальным, которые дружным гоготом выразили свое полное одобрение.

— Джентльмены, — сказал я, — разрешите мне начать с того, что я весьма рад тому, что смог избавить вас и ваших сородичей от деспотического правления халиан.

— Вы зовете их так? — спросил Зимородок. — Мы называем их пануа. Или иначе «карлики, у которых слишком много зубов». Есть еще и другие названия. Да, мы хотели поблагодарить вас за это. Но вы, разумеется, знаете, что на самом деле они не совсем ушли?

— Мы позаботимся об этом, — пообещал я. — Но, разумеется, ожидаем, что вы поможете нам.

— Я не могу говорить от имени всей своей Гильдии, — ответил Зимородок. — Что же касается меня, могу вас заверить, что вы получите все почести, полагающиеся вашему положению.

Зимородок занимал весьма высокое положение в Гильдии Лудильщиков. Другие гости представляли Гильдию Строителей Гнезд, Гильдию Поставщиков Водорослей и Гильдию Устроителей Жилищ.

Разумеется, это был далеко не полный перечень гильдий. Представители этой расы разумных птиц подразделялись на более чем три сотни функциональных занятий или профессий, каждая из которых являлась привилегией определенной гильдии. Даже убийцы были организованы в Гильдию Убийц, известную под поэтическим названием Гильдии Не Имеющих Гнезда.

Эту планету, бедную минеральными ресурсами и плодородными землями, мало беспокоили расплодившиеся за последнюю тысячу лет или около того многочисленные орды торговцев и захватчиков. Халиане наткнулись на нидийцев только около пятидесяти лет тому назад, решив, что эта планета станет прекрасной базой для их космического флота, отняли политическую власть у гильдий. До появления халиан планетой нидийцев управлял Совет, состоящий из лидеров всех гильдий. Этот Совет разрешал споры между гильдиями. Халиане не стали разрушать эту структуру, а попросту возглавили ее, и до нашего появления все главные вопросы решались халианскими господами, что вызывало у нидийцев сильное возмущение.

Теперь я, как можно в более вежливой форме, сообщил гостям, что отныне они будут подчиняться нам, представителям Флота. Конечно, это не могло им понравиться, но сказать об этом было нужно.

Зимородок торопливо обменялся мнениями со своими компаньонами. Они гоготали, кудахтали, как и полагается в присущей птицам суетливо-сварливой манере. Наконец они, казалось, договорились о чем-то, и Зимородок обернулся ко мне:

— Мы согласны с тем, что сила теперь за вами, людьми Флота. Мы, нидийцы, не собираемся противостоять вам.

Заявление выглядело не слишком многообещающе и не вполне удовлетворило меня, но делать нечего, пришлось довольствоваться тем, что есть. Чуть позже я вызвал по радио полковника и доложил ему содержание разговора.

— Другие командиры сообщают то же самое, — сказал Бар Кохба. — Но не думаю, что они смогут доставить нам какие-нибудь неприятности. Я посылаю на планету подкрепление. Чтобы уничтожить или взять в плен оставшихся халиан, понадобится не менее недели или двух.

Бар Кохба несколько поторопился, из чего видно, что его пророческие способности оставляют желать лучшего. Спустя месяц мы все еще очищали планету от халиан. А еще через месяц — так переменчиво бывает военное счастье — мы оказались в положении обороняющихся.

Люди неправы, когда принимают халиан просто за больших хорьков. Да, сходство, без сомнения, есть — длинное, гибкое тело, густой мех, вытянутая морда. Но полутораметровый хорек должен производить нелепое впечатление. В халианах же абсолютно не было ничего нелепого. По своему поведению в бою они скорее напоминают росомах, пожалуй самых отчаянных бойцов в животном мире, всегда дерущихся до самого конца.

Халиане умеют отлично маскироваться, а при нападении они становятся просто неудержимы. В рукопашном бою халиане совершенно непредсказуемы. Халианский воин может сражаться с вами по всем правилам, лицом к лицу, но может и напасть исподтишка. В тактическом плане невозможно предугадать, чего от них ждать в следующий момент.

Халиане быстро отказались от тактики группового боя, это был не их стиль. Как оказалось, хорьки были настоящими индивидуалистами, их поведение в бою напоминало мне истории о норвежских берсерках — они фантастически владели ручным огнестрельным и холодным оружием. Только наиболее опытные фехтовальщики среди людей могли выстоять против халианского воина, вооруженного мечом с волнообразным лезвием. Во время наших рейдов они выскакивали перед нами неожиданно, как из-под земли. Желая вывести из строя как можно больше людей, хорьки бросали бомбы из городских переулков и доставляли нам гораздо больше неприятностей, чем мы первоначально рассчитывали. Собственно говоря, они доставляли нам столько неприятностей, что оккупация Цели начала серьезно беспокоить руководство Флота, которому не слишком нравилось бомбардировать свои родные планеты реляциями о потерях. На планете было задействовано более десятка бригад. И если бы в дальнейшем ситуация не сложилась слишком уж драматично, то могла бы возникнуть опасность, что десантные войска Альянса будут полностью исчерпаны.

В нашей борьбе нам сильно мешала реакция местного населения. Они не были врагами. Но не были также и друзьями и не мешали свободному передвижению халиан, а часто даже прятали их. Нидийцы не любили халиан, но и не предавали их. Позднее я понял причину такого поведения.

Борьба велась безжалостная и бескомпромиссная, как в городах и селениях, так и за их пределами. Напряжение было столь велико, что возникла опасность отзыва войск командованием Флота — цифра потерь начала выглядеть угрожающе, если не в наших глазах, то по крайней мере в глазах населения планет. А в конце концов именно люди голосовали за бюджет Флота. И если они решат, что операция проводится плохо, политиканы уйдут в кусты. Они могут решить пожертвовать стратегическими интересами и поспешно отступить, надеясь одержать быструю и бескровную победу где-нибудь в другом месте.

К несчастью, войны вовсе не обязательно выигрываются стороной, понесшей наименьшие потери Некоторые величайшие победы прошлого были выиграны той армией, которая сумела дольше продержаться на поле битвы, которая, несмотря на потери, сохранила монолитность. Кроме того, иногда войны проигрывались из-за нерешительности некоторых людей, примером чему могут служить карфагенские купцы, слишком долго медлившие с поддержкой Ганнибала.

Проблема эта не простая, поскольку задиристости и упрямства здесь недостаточно. Вы должны понимать, когда нужно отступить, а когда ударить всеми силами. Нужен недюжинный ум, чтобы понять, когда следует уклоняться от сражения, подобно Фабию Медлительному, а когда и ударить изо всех сил, как поступил под стенами Карфагена его преемник, Сципион Африканский.

Они оба были великими военачальниками и оба спасли Рим — один тем, что не стесняясь медлил, когда это было необходимо, другой же наоборот тем, что когда для этого настало время, не мешкая, довел дело до победы.

Мы находились на линии фронта, проходившей везде и в то же время нигде, и чувствовали, что за эту планету стоит сражаться. Это можно было понять хотя бы по тому ожесточению, с которым боролись против нас халиане. Никаких конкретных признаков не было, ничего такого, что можно было бы просчитать на компьютере, но несмотря на это, невозможно отделаться от ощущения, что назревают какие-то важные события, нечто поначалу трудно определимое, что может, однако, оказаться стоящим всех трудов. И мы также чувствовали, что идет война характеров и окончательную победу одержит та сторона, которая проявит большее стремление к исполнению своей воли.

Поэтому не афишировался тот факт, что время работает против нас. Мы умудрялись тянуть это самое время, скрывая от Земли свои потери и похваляясь фальшивыми победами. Было такое ощущение, что здесь, на этой отдаленной планете, мы наблюдаем столкновение интересов, от которого зависит расцвет или закат целых биологических видов.

Как оказалось, поведение гильдий птицечеловеков являлось критическим фактором. Они откровенно сомневались, стоит ли им менять правление халиан на наше. Вопрос стоял именно так. Сперва мы честно хотели пообещать им свободу, но потом поняли, что не можем этого сделать и нужно честно сказать им правду. Альянс должен овладеть планетой, по крайней мере на ближайшее будущее, это было слишком важно для нас. Из-за многолетнего присутствия здесь халиан мы могли многое о них узнать. Цель являлась последним известным нам сборным пунктом халианских налетчиков, именно здесь предполагалось отыскать следы, которые могли бы навести нас на их родной мир, планету, питающую их силы, образно выражаясь, голову змея, которую мы могли бы наконец-то отсечь. И чтобы добиться этого, мы должны были отыскать на Цели разгадку тайны Халии. И, как оказалось, ключ к ней дал в конце концов именно птицечеловек.

Когда я повстречался с молодым нидийцем по имени Цк Отаи, которого окрестил про себя Дятлом, миновало уже два месяца со дня нашей высадки на Цель. Он был выше большинства своих соотечественников, голову его украшал красный гребень, встававший дыбом при малейшем возбуждении. Дятел был Мастером в Гильдии Лудильщиков. Понимая, что для столь молодой особи это являлось значительным достижением, я поздравил его с подобным рангом.

— Многие члены Гильдии не хотели присуждать мне звание Мастера, — ответил он, — но я продемонстрировал свое мастерство в Семи Манипуляциях и Трех Способах Соединения Материалов перед лицом всех собравшихся Мастеров. Так что у них не было другого выхода. Но они заставили меня дорого заплатить за такую честь.

— Каким образом? — поинтересовался я.

Отаи рассказал мне, что его родина находится примерно в трехстах километрах отсюда, возле границы Карнаянской пустыни — страны невысоких холмов и каменистых лощин. Это было любимое место для скрывающихся халианских головорезов, в этих выжженных солнцем каменных лабиринтах их невозможно обнаружить. Нерегулярные халианские соединения время от времени навещали нидийцев и на манер всех бандитов требовали от них продовольствия. Но в один прекрасный день одна халианская банда явилась к нидийцам с совсем иным требованием, им понадобился Мастер-Лудильщик для того, чтобы помочь в починке оборудования.

— И выбрали вас? — догадался я.

— Против моего желания.

— Но мне казалось, что члены гильдий свободны в выборе работы или отказе от нее?

— Обычно так и бывает. Но в этом случае халиане сослались на вассальные обязательства, и Старейшины Гильдии подчинились. Но они должны были бросить жребий между всеми вместо того, чтобы просто приказать мне. Я ведь самый молодой.

— А что такое вассальные обязательства? — спросил я.

— На некоторый период времени господин может потребовать от Гильдии определенных услуг.

— Но халиане не ваши господа, — возразил я. — Теперь уже не господа.

— Это верно. Но они были вооружены и озлоблены, а вы, люди Альянса, находились далеко, поэтому мы решили не поднимать этот вопрос.

— Значит, они забрали вас с собой?

— Конечно. На свою секретную базу. Там я занимался несложными паяльными работами, к которым сами халиане, кажется, не очень способны, изготавливал всякие несложные вещи, вроде дверей на петлях и, в ожидании дня освобождения, терпеливо сносил их грубое и буйное поведение.

— Но так как вы сейчас находитесь в нашем лагере, — сказал я, — этот день, по-видимому, уже наступил.

Дятел уныло покачал головой.

— Они дали мне недельный отпуск для того, чтобы я смог привести в порядок свои домашние дела. Но как бы ни была ненавистна для меня эта мысль, мне придется вернуться к ним.

— Но зачем возвращаться? — спросил я — Здесь они ничего не смогут вам сделать.

— Вы не понимаете. Гильдия поручилась за меня. Если я не вернусь, как обещал, они должны будут послать кого-либо другого. В таком случае меня исключат из Гильдии.

— А почему бы вам не заняться чем-то новым? — спросил я его.

Он покачал головой.

— Если бы я даже и хотел этого, что не соответствует истине, такой поступок просто невозможен Мы, нидийцы, с рождения принадлежим каждый к своей Гильдии. На того, кто не состоит в Гильдии, смотрят, как на конченого. Он обречен на жизнь в одиночестве, должен держаться подальше от своих сородичей. На меня больше не взглянула бы ни одна женщина. Мои дети, если бы они у меня были, отреклись бы от меня.

— Есть ли какой-либо выход? — спросил я.

— Только один. Халиане должны сами аннулировать контракт. Но контракт считается недействительным, если потребовавший от меня службы начальник халиан умрет.

Я взвесил все обстоятельства.

— Но вы, конечно, не можете убить его сами, правда?

Дятел коротко рассмеялся.

— Чтобы я убил Тостига Истребителя Людей, начальника военной базы, с которым связан контрактом? Это невозможно! Убивать разрешено только членам Гильдии Не Имеющей Гнезда, а они отказали мне.

— И вы пришли с этой просьбой ко мне.

— Убивать халиан — ваша работа. Вы сами достаточно часто повторяли нам это.

Я задумался, и мысли мои отнюдь не отличались приятностью. Я не слишком доверял этим птицечеловекам, помогавшим нам с неохотой и казавшимся больше привязанными к своим кровожадным хозяевам, чем к нам. Возможность предательства в данном случае ни в коем случае нельзя было недооценивать. Путь до Карнаянской пустыни был неблизок и проходил по весьма пересеченной местности, дававшей предупрежденному врагу массу возможностей устроить засаду. Мне не было бы оправдания, если бы я повел своих людей в такую даль, тем более при столь подозрительных обстоятельствах.

Поэтому я собрался было отказать Дятлу. Но потом он прибавил еще кое-что, и мое решение изменилось.

— Я также смогу показать вам, — сказал он, — место, где халиане ремонтируют свои космические корабли.

Это сообщение крайне заинтересовало меня. Местонахождение халианских заводов, воинских арсеналов и ремонтных мастерских до сих пор оставалось для нас тайной, которую мы пытались раскрыть с самого момента приземления. Мы разрушили их космопорт, но корабли халиан все равно время от времени совершали внезапные налеты. И исчезали раньше, чем мы могли проследить их путь, и приземлялись где-то в пустыне, занимавшей большую часть планеты.

— А вы видели это место? — спросил я.

Он утвердительно закудахтал.

— Да, я его видел. И оно огромное, просто огромное.

— Тогда скажите, где оно, — сказал я, — и мы пошлем туда наш Флот.

— Я не смог бы этого сделать, если бы даже и захотел, — ответил Дятел. — Оно находится где-то в Карнаянской пустыне, и я могу отыскать его, но ничего не понимаю в картах. Кроме того, чтобы потребовать расторжения договора, я должен лично убедиться, что Тостиг Истребитель Людей мертв.

Я еще раз обдумал все. Если все, что говорит этот тип, правда, то это дело первостепенной важности. К тому же нельзя не учитывать возможность уничтожения крупной банды халиан. Такая операция могла стать началом конца тяжелой войны на планете. А если к тому же мне удастся обнаружить дислокацию их заводов и баз, то дело стоит того, чтобы рискнуть.

Оставлять моих людей в неведении не стоило. Все равно, вся операция должна носить исключительно разведывательный характер и должна быть тайной и засекреченной. Ведь надо лишь найти это место и вернуться. Это работа для одного человека и проводника.

Кроме того, у меня зародилась мысль, что если я убью халианского командира, это тоже окажется неплохим ударом по врагу.

— Подождите меня здесь, — сказал я Дятлу — Я вернусь через час. И скажите, Отаи, вы верите в Верховное Существо?

— Конечно, — сказал он, — Бога моей Гильдии зовут Залатак.

— Так вот, если вы мне солгали, вам не поможет даже Залатак, — добавил я весьма, как надеялся, убедительным тоном.

Четырьмя днями позже мы, Дятел и я, углубившись на несколько сот километров в Карнаянскую пустыню, разбили лагерь на дне пересохшей реки. Какое-то расстояние мы преодолели на легком скутере, передвигаясь в основном ночью на высоте нескольких метров над землей, дабы нас не обнаружили.

Спрятав аппарат близ границы Карнаяна, дальше мы пошли пешком. Наш путь пролегал по каменистой дикой местности — пустынному плоскогорью — до самого горизонта простирались нагромождения скал и окаменелых глиняных наростов Нас терзал не на мгновение не стихавший ветер, услаждавший наш слух душераздирающими завываниями. А когда с юга налетела внезапная песчаная буря, я возблагодарил Бога за то, что он надоумил меня захватить защитные очки. Командование отрядом я оставил на Гидеона, взяв с него клятву хранить в тайне цель моего путешествия. Узнав, куда я направляюсь, он немедленно выразил желание присоединиться и привел в пользу такого решения несколько весьма веских аргументов. Когда же я решительно отказался от его услуг, Гидеон обвинил меня в желании присвоить всю славу. Но, разумеется, дело обстояло совсем не так. У меня имелись опасения, что я затеял глупое и совершенно безнадежное предприятие, а потому решил не рисковать жизнью своих людей.

Мы с Дятлом часто беседовали о халианах. Хотя он все время твердил, что презирает их, в его тоне тем не менее ощущалась какая-то завистливая почтительность. Тогда как при упоминании о нас, людях, в его голосе сквозило нечто среднее между насмешкой и презрением. Я и раньше замечал такое отношение к людям и у других нидийцев и приписывал это просто их упрямству. Но теперь мне это несколько поднадоело, и я решил наконец-то выяснить все, что мне хотелось знать о халианах и их способностях к управлению.

— Отаи, — сказал я, — мне кажется, что ты и все твое племя странно противоречите сами себе. С одной стороны, вы постоянно говорите о том, как презираете халиан. С другой стороны — ваши слова звучат так, будто вы видите в них нечто особенное. Отаи, давай поговорим начистоту. Что, по твоему мнению, такого особенного в расе, которую вы именуете «Карлики, у которых слишком много зубов».

— Очевидно, — ответил Отаи, — что пануа — существа презренные и ненавистные. Но не менее очевидно и то, что они обладают фейи.

— А что такое фейи?

— Фейи — это качество, ставящее одну личность или живое существо выше или ниже других.

— Но раньше я никогда не слышал этого выражения. Часто оно употребляется среди твоего народа?

— Да, мы много думаем о нем, вернее, многое рассматриваем с этой точки зрения. Вероятно, в разговоре с вами, людьми, никто не упоминал его, чтобы не затронуть ваши чувства.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Просто у вас, людей, очень мало фейи.

Я почувствовал приступ неконтролируемой ярости. Как этот двухметровый цыпленок с дурацким красным гребнем на маленькой глупой башке осмеливается говорить, что у нас, людей, мало фейи. С трудом взяв себя в руки, я спросил:

— А как насчет халиан? Не хочешь ли ты сказать, что у них есть фейи, а у нас нет?

— Разумеется. Но не стоит так на меня сердиться. Я не виноват, что все обстоит именно так. Хотите того вы или нет, в отношении фейи халиане имеют очевидное преимущество.

— Расскажи мне поподробнее, — стиснув зубы потребовал я.

— Просто они пробыли на нашей планете пятьдесят лет, — ответил Отаи. — У них было время изучить нас не только то, что мы считаем нормальным и не скрываем, но и то, что нам не нравится.

— Приведи пример.

— Возьми хотя бы то, что вы выставляете руки полностью напоказ, как простые хороджи. Разве вы не заметили, что никто из нас не делает этого? А халиане не только прикрывают свои локти, но, выходя на улицу, надевают подобающие высокому рангу синие нарукавники анараджи.

— И это действительно так важно?

— Конечно. И не столько это, сколько совокупный эффект подобных вещей. Нарукавники анараджи, малиновая краска для век, которую мы называем торианг и множество других вещей, таких как хелиго-дан, вастиис, молокация, и это еще далеко не все. Халиане изучили наши ценности, ввели их в обиход и подняли свой фейи настолько, что возвысились выше уровня простых смертных, до статуса богоподобных. Именно потому мы продолжаем уважать их, несмотря на теперешнюю слабость халиан. Мы, нидийцы из гильдий, не любим предавать богоподобных существ. Это может принести неудачу.

С помощью Дятла я составил список вещей, придающих индивидууму фейи. Все они относились к одежде или окраске. Халиане использовали их, а мы нет. Этим и объяснялся наш низкий статус на этой планете и престиж презираемых халиан. Мое путешествие уже начинало приносить пользу. Я не сомневался в том, что когда смогу рассказать об этом полковнику, он исправит положение.

Однако одна вещь в фейи по-прежнему озадачивала меня.

— Но если для этого не требуется больше ничего, то почему все нидийцы не поднимают свой статус? Все кажется достаточно простым. Например оранжевое ачики, знак сословия младшего дворянства? Ведь это всего лишь предмет туалета и две полоски кожи, обвязанные вокруг левой ноги.

— Мы никак не можем сделать этого, — сказал Дятел — Статус передается по наследству, либо присуждается за заслуги перед Гильдией, либо дается по праву на-аринджи.

— А это еще что такое? — спросил я.

— На-аринджи обозначает божественное непреодолимое побуждение. Имитировать его нельзя.

Я не стал переубеждать его. Халиане неплохо воспользовались доктриной на-аринджи, нам она тоже пригодится. Этим и объяснялись наш низкий статус на Цели и неизменность престижа халиан. Как только я доберусь до штаба, все станет совсем по-другому.

А теперь пора подумать и о других вещах. Если верить Дятлу, мы находились в шести часах ходу от лагеря халиан и их секретного космического производства, что бы оно из себя ни представляло.

Ночь выдалась темная. Ледяной ветер свирепо хлестал по лицу. Вот уже несколько часов мы упорно, ни на минуту не останавливаясь, продвигались вперед. Пройдя через узкую щель меж базальтовых столбов, ощутив рассыпающуюся под ногами мелкую гальку, мы вышли к длинному, уходящему куда-то вниз каньону, и начали спуск. Я не спрашивал Дятла, сколько нам еще идти, но по его нервозности, по тому, как ерошились перья на хвосте, я понимал, что уже недолго. Мы спустились в каньон, пересекли его, и Дятел начал оглядываться вокруг в поисках ориентиров. Чтобы помочь ему определиться на местности, я рискнул посветить узким лучом фонарика. Казалось, Дятел сомневался. Наконец он сказал:

— Вот!

Проход вел куда-то между полуобвалившимися базальтовыми столбами. Миновав их, мы обнаружили грубо вырубленные в скале ступеньки, ведущие вниз.

Спуск был довольно долгим, по моим прикидкам мы опустились на несколько сот метров. «Дятел» вел меня по коридору, залитому тусклым светом ламп. Дойдя до конца тоннеля, мы повернули за угол, и я резко остановился — мы оказались на краю обрыва.

Убедившись, что падение мне не угрожает, я взглянул вперед и остолбенел. Мы находились в невообразимо огромной пещере, залитой призрачным зеленым светом, вызванным природной люминесценцией скальной породы. Под нависающим каменным сводом пещера тянулась несколько хватало глаз — бесконечность, оформленная в грубые рамки, единство противоположностей свободного пространства и камня.

А на дне пещеры, во всем великолепии промышленной архитектуры символом технологической мощи, покоились космические корабли. Поначалу мне бросились в глаза только их округлые металлические, серые и голубые корпуса, на которых мерцали блики отраженного света. И только потом я обратил внимание, что корабли расположены абсолютно беспорядочно, как попало. Словно на свалке.

Однако времени на то, чтобы осмыслить свои впечатления от этого ошеломляющего открытия, у меня не оказалось. Краем глаза я заметил, как Дятел отступил назад, и это меня слегка насторожило. Схватившись за лучевой пистолет, я обернулся. Со всех сторон на меня надвигались отделившиеся от стен тени. В полумраке пещеры сверкнули острозубые пасти, я отчаянно попытался снять пистолет с предохранителя, но было уже слишком поздно. Что-то тяжелое ударило мне в висок, я понял, что падаю, но потерял сознание еще до того, как ударился об землю.

Когда я очнулся, первым моим чувством было удивление. Неужели я все еще жив? Но как только я вспомнил, что халиане берут пленных исключительно для того, чтобы пополнить запасы свежего мяса, чувство благодарности судьбе уступило место более неприятным эмоциям. Хорьки — исключительно плотоядные твари, и по слухам их пристрастия в пище напоминают вкусы земных леопардов и гиен. В ранние периоды своей истории, до тех пор, пока у них не развилось сознание расовой идентичности, они были каннибалами. Теперь же халиане, как и мы, люди, предпочитают пожирать плоть других видов и обычно любят свежее, еще с кровью, мясо только что убитых экземпляров, содержащее придающую силу ману. Но у этого пристрастия к свежему мясу есть и конкурент, ведь еще с первобытных времен у халиан осталась любовь к мясу «с душком», то есть к подгнившему. Они высоко оценили бы старый земной рецепт тушеного зайца, согласно которому тушку держат в горшке до тех пор, пока она не начинает разваливаться от одного прикосновения. Таким образом, в данном случае гнилость и нежность являются синонимами. Я от души понадеялся, что мне не уготована подобная судьба.

Сейчас я сидел на земле в помещении наподобие пещеры, лодыжки связаны веревкой, другой конец которой обвивал железную скобу в стене. Осмотрев узел, я убедился, что его нетрудно развязать, но, вовремя вспомнив рассказы о том, что ничто не доставляет халианам большего наслаждения, чем обнаружить, что их живой запас продовольствия попытался сбежать из клетки, не стал этого делать. По нашим сведениям, подобные попытки неизменно пресекаются, и несчастная жертва отдается для игр халианам-щенкам, а потом, полумертвая от ран, вновь привязывается, дабы дождаться-таки участи живой закуски.

Таким образом, я сидел на земле и оплакивал свою несчастную судьбу. Спустя некоторое время меня пришли проведать три халианских воина. Все они были невысоки ростом и одеты в короткие, разноцветные одежды, наподобие шотландских юбок. Позднее я узнал, что цвета определяли принадлежность к какому-либо воинскому подразделению. На узкой груди каждого крест-накрест висела затянутая на поясе портупея, на которой болталось великое множество самого разнообразного оружия — мечи и кинжалы, различные ножи и плети, аркан и несколько видов огнестрельного оружия. Они что-то затарабанили мне на своем лающем языке, потом, убедившись, что я их не понимаю, начали завывать в унисон, пока не прибежал Дятел в качестве переводчика.

— Они требуют, чтобы ты встал. Они развяжут веревку. Ты должен пойти с ними. Будет лучше, если ты сделаешь, что они говорят. Их еще не кормили, и любой жест непослушания может спровоцировать голодную ярость. Это не слишком приятное зрелище, особенно, если объектом их аппетита являешься ты сам.

— Скажи, что они могут не бояться, — с горечью ответил я. — Все это ведь твоя работа, Отаи, не так ли?

— Да. Но не думай обо мне плохо. Я был вынужден сделать это, я ведь дал Обет Гильдии, а подчиняться ему — самый святой долг для каждого нидийца.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь, — буркнул я. Но прежде, чем Отаи смог мне сказать еще что-нибудь, халианские воины уже развязали меня, и, издавая короткие лающие крики, потащили за собой на веревке, которую обвязали вокруг моей шеи.

Мои охранники волокли меня извилистыми подземными коридорами, все время обмениваясь лаем и воем, без сомнения обсуждая, как лучше меня съесть. Они привели меня в большую, вырубленную в скале комнату, и один из них, немного говоривший по-английски, передней лапой указал на стул.

— Сидеть! — сказал он. — Не двигаться! Тостиг, он идти.

Я сел. Охрана ушла. Оглядевшись вокруг, я не обнаружил ничего, что можно было бы использовать как оружие. Да и момент для того, чтобы попытаться что-либо предпринять, был не слишком удачный. Я от души надеялся, что в будущем мне подвернется возможность получше. Если, конечно, у меня есть будущее. Оставалось только сидеть и ждать этого Тостига. Он, без сомнения, хотел отведать, каков я на вкус и подхожу ли для праздничного ужина.

Спустя некоторое время в комнату вошел халианский воин.

— Здравствуйте, меня зовут Тостиг, — произнес он на хорошем, почти без акцента, английском языке Тостиг был выше ростом, чем другие. На его юбке имелась пурпурная кайма, а портупея была отделана серебром. Он помахивал офицерской тростью, а его уверенное поведение выдавало в нем лидера.

— Я капитан Иуда бен Иуда, — представился я.

— Весьма рад, — ответил Тостиг. Он швырнул свой меч в ножнах в угол, сорвал боевые рукавицы, отправил их вслед за мечом и беззаботно опустился на кушетку. Потом зевнул, потянулся, скинул башмаки и выпустил когти.

— Знаете, — сказал он, — чертовски трудно сшить башмаки, которые хорошо сидели бы на лапе. Когти дают о себе знать.

Ответить на это мне было нечего, поэтому я промолчал. Но Тостиг меня заинтересовал. Трудно понять чуждую тебе психологию. Больше всего Тостиг, конечно же, напоминал гигантского хорька. Но при этом у меня было такое впечатление, что передо мной профессиональный военный средних способностей, вежливый, с ровным характером и юмористическим, быть может даже ироническим складом ума.

Что ж, капитан, — сказал он, — ваши люди сегодня задали нам жару Перехватили одну из наших групп, возвращавшуюся из города после набега Сбились в кучу и горланили одну из своих боевых песен, глупые ублюдки. Ваши их всех перебили Сколько раз я говорил им рассыпаться, если не исключено, что неприятель может находиться поблизости. Это уменьшает вероятность поражения лучевым оружием или реактивным снарядом. По-моему, понять не так уж трудно. Но разве они послушают? Нет, только не эти.

— Это не по-халиански, отвечают они мне, снижает боевой дух. Нас вполне устраивает старый добрый халианский боевой обычай — все в одной куче, сплошные зубы и когти.

С этими чертовыми идиотами невозможно спорить. И вот потеряли семерых. Недурно для вашей стороны.

Судя по поведению и тону голоса, у него не было по отношению ко мне злых намерений. С таким же выражением он мог бы объявить мне о результате теннисного матча.

— Но я, разумеется, не смею надеяться, что вы выразите мне соболезнования, не так ли? — продолжил он в столь же шутливой манере. — Кровные враги и тому подобное. Наши потери — ваши успехи, да? И наоборот, разумеется.

— Полагаю, что так, — осторожно ответил я. — Но не задумали же вы все это для того, чтобы обсудить со мной будущее планеты.

— Совершенно верно! — воскликнул он. — Пора обрисовать вам ситуацию.

— Прежде всего я хотел бы уточнить один вопрос, — осмелел я.

— Спрашивайте!

— Буду ли я главным блюдом на вашем банкете или вы относите меня к категории легких закусок?

Гостит разразился смехом.

— Ну вы даете! Согласитесь, что это довольно забавно — вести беседу с легкой закуской. Но не бойтесь, вы мой гость. Хотя не исключено, что когда-нибудь, если дело пойдет как-нибудь не так, я буду вынужден убить вас. Но на настоящий момент вы находитесь в полной безопасности, и могу заверить, что вам будут предоставлены все условия.

— Могу я поинтересоваться, — спросил я, — где вы так прекрасно научились говорить по-английски.

— Так получилось, что некоторое время я гостил в Лондонском Зоопарке на планете Земля. Собственно говоря, я был главным аттракционом на Выставке Ужасающих Хищников, но умудрился через некоторое время сбежать, раздобыть корабль и вернуться в свое подразделение. Но никогда не забуду доброго отношения англичан. В некотором роде это были совсем неплохие деньки… Но простите, я кажется пренебрегаю долгом гостеприимства.

Тостиг легким прыжком соскочил с кушетки, подошел к буфету и показал мне бутылку.

— Виски, капитан Иуда? Мы добыли его в прошлом месяце во время рейда на один из ваших отдаленных постов. Нам, халианам, оно не по вкусу, но я берег его для подобного случая.

Я взял свой стакан. Из висящего на стене кожаного бурдюка Тостиг налил себе стакан того, что, как мне впоследствии стало известно, является разновидностью ферментированного молока.

— Ваше здоровье, — сказал он. Мы выпили. — Вы, случайно, не голодны? Я могу распорядиться насчет обеда.

— Тут есть один нидиец по имени Отаи, и я не возражал бы против него — в жареном, вареном или пареном виде, как вам будет угодно.

Тостиг хмыкнул.

— Рад был бы угодить вам. Но Отаи работает на меня и предал вас только для того, чтобы выполнить Обет Гильдии. Может быть сойдемся на салате? Насколько я помню, человеческие существа могут есть зелень без особого вреда для себя.

— Спасибо, в данный момент у меня что-то нет аппетита. Но я не понимаю, что это за штука такая — Обет Гильдии?

— Это потому, что вы не жили на этой планете пятьдесят лет. Видите ли, мне потребовались услуги Мастера Лудильщика и Гильдия прислала Отаи. Но он оказался неспособен к тому, что от него требовалось. Они прислали неопытного молокососа, принятого в Гильдию только благодаря высокопоставленному дяде. Естественно, я разозлился и готов уже был отправить его к повару для разделки и маринования, когда Отаи сказал мне, что выполнит данный им Обет Гильдии, доставив мне заместителя, мастерство которого удовлетворит мои потребности.

— И этим заместителем оказался я.

— Да, хотя, разумеется, он имел в виду не вас лично. Мне подошел бы любой человек — о вашей расе идет слава, как о несравненных Лудильщиках. Вы еще и неплохие воины, должен признать, но когда дело касается ремонтных работ, вам нет равных.

— Барон Тостиг, — сказал я, — или каков там ваш титул…

— Барон звучит неплохо, — ответил Тостиг, — в этом слове чувствуется некий приятный звон, вы не находите?

Я пожал плечами.

— Барон, шмарон, мне все равно. Но если вы думаете, что я собираюсь помогать вам, самым опасным врагам, с которыми когда-нибудь сталкивалось человечество, то судите обо мне совершенно неверно.

— Что ж, разумеется, так вы и должны были ответить, — хмыкнул Тостиг. — Но что, если я сделаю вам предложение, от которого вы не сможете отказаться?

Одно было очевидно — за время своего пребывания в Лондонском Зоопарке Тостиг кое-чему научился.

— Что за предложение? — спросил я.

— Допустим, что я смогу доказать вам, что помощь, которую вы мне окажете, пойдет также на пользу и вашим людям?

— Сильно сомневаюсь, что вы когда-нибудь сможете это доказать мне.

— Ну, а если смогу? И кроме того, обещаю, что по завершении вашей работы я отпущу вас целым и невредимым?

— Что бы вы со мной ни сделали, я никогда не предам человечество.

— Ну, это тоже еще требует доказательства, не так ли? — Он сел и натянул ботинки. — Но не думаю, чтобы дело дошло до этого. Позвольте мне показать вам, что я имею в виду, а потом вы сможете сами принять решение, правда, боюсь, несколько второпях, но пару минут на размышление я смогу вам дать. Но, как говорят халиане, не будем заносить зад поперед передних лап. Пойдемте! Это вас заинтересует.

Метя за собой длинным плащом, Тостиг направился к двери. Я последовал за ним. А что мне еще оставалось делать?

Тостиг делал честь своей расе, как говорили о некоторых из нас земные гои. Но вот о его сторонниках этого сказать было нельзя. Они слонялись по проходам, хлебали свое ферментированное молоко изрядно при этом пьянея, обменивались шуточками, с грубым гоготом похлопывали друг друга по спинам, громко пускали газы и глумились над злополучным пленником, поспешающим за их командиром. В общем, они ничем не отличались от солдатни в любой части Галактики, но все это изрядно действовало мне на нервы.

В их отношении к Тостигу непринужденная фамильярность мешалась с плохо скрываемым благоговейным страхом. Но надо сказать, это была единственно верная позиция при взаимоотношениях со столь знаменитым боевым командиром. Подобно викингам древней Земли, халиане словно бы приносили Тостигу присягу на вечную верность, а он вел их к славе и новой добыче.

Тостиг провел меня по запутанному лабиринту вырубленных в скале коридоров, а потом вниз по лестнице, с неравномерно расположенными каменными ступеньками, по которой он спускался на четырех конечностях и гораздо быстрее и изящнее, чем я на своих двоих. Лестница вывела нас на дно пещеры. Впереди виднелось то самое гигантское скопление космических кораблей. К нему мы и направились.

— У вас, оказывается, приличное количество небольших кораблей, — заметил я. — Кажется, даже больше, чем вы выставили в сражении с Флотом, насколько я могу судить по нашим сообщениям.

— Все правильно, — ответил Тостиг, ведя меня по извилистым проходам между корпусами кораблей. — Но с этим, разумеется, мы ничего не могли поделать.

Я промолчал. Если он так полагает, то я не собирался переубеждать его в обратном.

Тут и там, в промежутках между кораблями, суетились группы халиан. Каждая группа, по-видимому, находилась под руководством пожилого халианина, и эти надсмотрщики, или кем там они были, носили серебристо-серые туники и необычные заостренные шляпы, сделанные из войлока или похожего на войлок материала.

— Что там происходит? — спросил я Тостига.

— Это достаточно очевидно, — ответил он, не замедляя шага, вернее торопливого бега вприпрыжку по направлению к неизвестной мне пока цели. — Ремонтные команды. Мы чиним поврежденные корабли. Вам, наверняка, знакомы подобные процедуры.

Некоторое время я приглядывался к халианам, которые снимали с кораблей унифицированные узлы и увозили их куда-то в глубь пещеры. Надсмотрщики сверяли номера узлов с имеющимися списками.

— Тут все очень просто, — сказал Тостиг, заметив мой интерес. — На каждый корабль составляется перечень неисправностей, в котором указывается поврежденный узел, его месторасположение, серийный номер и процедура демонтажа. Мы снимаем сломанную деталь и заменяем ее на новую.

— А новую берете с какого-нибудь другого корабля, — добавил я. — Правильно?

— Конечно. Откуда же еще мы можем взять запчасти?

Я кивнул, как будто его метод был единственным, которому можно было следовать. Теперь я понимал назначение этого кладбища кораблей. Халианский эквивалент нашего склада. Мы, люди, давно уже придумали автоматизированные склады, на которые непрерывным потоком поступают новенькие запчасти. И когда появляется необходимость заменить тот или иной узел, ты просто оформляешь заказ.

Теперь мне стало совершенно очевидно, что халиане не имеют складской системы. Причина этого могла крыться только в одном: у них не было промышленности, производящей запасные части. Не было, очевидно, и поступлений из внешнего источника.

Этот вывод, впоследствии подтвержденный, имел первостепенное значение для Разведки Флота. Когда какой-нибудь корабль халиан ломался, все, что они могли сделать — это заменить весь узел, в котором случилась поломка. Если, конечно, им удавалось разыскать его. В противном случае корабль оказывался не у дел.

Мне стало ясно, какое огромное значение имеет это кладбище. Вероятно, с помощью этого собрания неисправных космических кораблей поддерживался в боеспособном состоянии флот халиан. Стоило уничтожить эту свалку, и кто знает, как-далеко пришлось бы им забраться, чтобы раздобыть замену?

Производство — основа любой технологической цивилизации — мало интересовало халиан. Среди хорьков, конечно, есть каста, занимающаяся кое-каким ремонтом, и со временем халиане, вероятно, смогли бы образовать нечто вроде гильдии ученых и мастеровых, но они предпочли пойти по мистическому пути, стать пророками и певцами магической и поэтизированной псевдотехнологии. Потом мне довелось больше узнать об этом от Поющего о Далеком Доме, Мастера Цели из отряда Тостига. Но все это случилось позднее. А сейчас я догнал Тостига, который наконец остановился возле корабля средних размеров, чуть больше флотского крейсера.

Тостиг повернулся ко мне:

— А теперь, мой друг, вам придется принять решение. У меня к вам весьма простое предложение.

— Если ваше предложение заключается в том, что я предполагаю, — ответил я, — мое решение уже принято.

— И каково же оно?

— Полагаю, вы хотите, чтобы я помог вам снова привести эти корабли в рабочее состояние? Тогда вы сможете снова дать сражение нашему Флоту, и на этот раз, может быть, окажетесь более удачливыми. Мой ответ — нет.

— Я не осуждаю вас за этот отказ, — сказал Тостиг. — Это было бы предательством, чего нельзя требовать от уважающего себя воина. Но подобное задание превышает возможности человека, и я имел в виду совсем другое.

— Что же тогда?

— Взгляните на этот корабль, — сказал Тостиг. — Это мой личный корабль. Вы, возможно, знаете, что мы, халиане, воюем под предводительством выбранных большинством голосов военачальников, каждый из которых имеет свой собственный корабль. Собственно говоря, мы даже не ведем войн, потому что всякая война подразумевает битву до победного конца. Мы сражаемся ради добычи, но чаще всего ради славы. Когда не предвидится ни добычи, ни славы, некоторые, а точнее большинство, не видят ничего зазорного в том, чтобы убраться куда-нибудь в другое место, где обстоятельства могут сложиться более благоприятно.

— Могу заверить вас, что если дело касается того, чтобы вы убрались отсюда, я полностью к вашим услугам.

Разумеется, я сказал это с иронией. Но Тостиг воспринял мои слова абсолютно серьезно.

— В этом случае, Иуда, все проблемы снимаются, потому что я всего лишь хочу, чтобы вы помогли привести этот корабль в работоспособное состояние. Как только он сможет взлететь, я погружу на него своих людей, и мы отправимся куда-нибудь в другое место. Думаю, что любое из них окажется более привлекательным, чем Цель.

Я обдумал его предложение.

— Дадите ли вы мне слово, что покинете Цель?

— Конечно.

— И что не будете больше сражаться против человечества?

— Не говорите глупостей, — ответил Тостиг — Конечно, я буду сражаться против человечества. Вы же знаете, что таковы правила игры. То есть, я хочу сказать, что халианскому воину больше просто ничего не остается делать.

— Не знаю, — сказал я, — будет ли от этого для человечества какая-нибудь польза, или же с моей стороны это окажется предательством.

— Но вы ведь не можете знать наверняка? — спросил Тостиг. — Однако мне кажется, что таким образом мы оба останемся в живых. Да и кто может знать, какое будущее уготовано каждому из нас или нашим расам? Вы находитесь в ненадежной ситуации, которая, конечно, может обернуться и по-другому. А может и не обернуться. Я думаю, что это спорный вопрос. Во всяком случае, подобное решение проблемы, без сомнения, сохранит жизни некоторым вашим людям на этой планете. Но бесспорно одно — если вы не согласитесь, то умрете раньше меня. Это не угроза, а обещание. Поскольку вы мне понравились, есть вас я не стану, даже если придется убить. Но если вы мне откажете, вам придется умереть. Не подумайте только, что я вас запугиваю. Так что вы на это скажете?

Как вы можете себе представить, у меня было о чем подумать в эти короткие мгновения, когда я стоял на холодном каменном полу пещеры у слабо освещенного зеленоватым фосфоресцирующим светом металлического корпуса корабля Тостига. Разумеется, я испытывал вполне естественное желание остаться в живых. Но мое решение было основано на более объективных соображениях.

Будучи офицером Разведки, я должен был остаться в живых и доставить своему командованию сведения о халианах. Факт отсутствия у халиан источника запчастей был крайне важен. Из него следовал вывод, что кладбища кораблей имели огромное и несколько неожиданное стратегическое значение — они являлись источниками материалов, благодаря которым халианские банды могли продолжать боевые действия. С другой стороны, именно важность этих хранилищ космических кораблей заставляла халиан столь отчаянно сражаться за эту планету. Если мне удастся вернуться, то я смогу доложить о примерном местоположении кладбища. А в этой глуши Флот уничтожит его, не подвергая опасности индийцев.

И, наконец, еще одно — если халиане не в состоянии построить свои собственные космические корабли, то кто тогда их построил? И зачем? Тут командованию Флота было над чем подумать. И чтобы иметь возможность ответить на все эти вопросы я обязан был вернуться.

Но отпустит ли Тостиг меня на самом деле?

Я от души надеялся, что он является хозяином своего слова.

— Хорошо, согласен, — ответил я.

— Замечательно! — воскликнул он с очевидной симпатией. — Тогда пошли. Нам нужно повидаться с Мастером Цели. Он объяснит вам все, что нужно.

Тостиг привел меня к грубому строению в нескольких метрах от корпуса корабля. Оно представляло из себя нечто вроде будки, сделанной из обрезков металла, старых дверей и кусков обшивки. Тостиг отыскал местечко поудобнее и расположился прямо на полу, жестом приглашая меня последовать его примеру.

— В чем дело? — спросил я его.

— Мастер Цели внутри, беседует с богами. Мы не должны мешать ему. Он выйдет, когда закончит.

— А кто, собственно, такой этот Мастер Цели? — спросил я.

Судя по тому, что рассказал мне Тостиг, ближайшим нашим эквивалентом являлся штурман-навигатор. Но в отличие от людей, халианские Мастера Цели осуществляли управление навигационным оборудованием посредством молитв и медитаций. Я узнал также, что Мастера Цели всегда выбираются из Класса Поэтов, поскольку, по общему мнению, халианские Поэты должны понимать толк в Странствиях и Битвах. Только этой посвященной касте Поэтов можно было доверить общение с корабельным компьютером.

В тот момент, когда до меня начал доходить смысл сказанного, из своего жилища появился Мастер Цели.

Он выглядел значительно старше Тостига, который и сам был заметно старше остальных своих подчиненных. Его имя, в переводе на наш язык, звучало как Поющий о Далеком Доме. Шерсть у него была серовато-коричневого цвета, изрядно присыпанная сединой. Двигался Мастер с большим достоинством, но по походке явно ощущалось, что он, подобно многим престарелым халианам, страдает от ревматизма.

Голос у него оказался высокий, дрожащий и неприятный.

— Барон Тостиг, — произнес он, — зачем вы привели этого расово неполноценного человека к Храму Информации?

Сначала я было подумал, что он антисемит, но потом понял, что расово неполноценными для него являлись все люди без исключения.

— Ладно, ладно. Поющий, — примирительно сказал Тостиг, — мы же уже говорили с тобой об этом. Человеческие существа очень способны к технике. С его помощью ты сможешь быстро разобраться с компьютером, и мы отправимся за новой добычей. И за славой, не забывай этого.

— Халианский Поэт-Бард отвергает недостойную славу, — высокомерно заметил Поющий. — Я не нуждаюсь в помощи этого создания и вполне способен провести Процедуру Взлета.

— Конечно, конечно, — ответил Тостиг, — но все дело в том, что мы никак не можем заставить эту чертову штуку работать.

— Боги Информации дадут нам свое позволение, — величественно ответствовал Поющий. — Мы не должны торопить их.

— Должен заметить, — возразил Тостиг, — некоторые халиане начинают подозревать, что общение с компьютерами основано на более простых и эффективных принципах, чем чисто гипотетические Боги Информации.

— Не смей хулить Богов в моем присутствии! — взревел Поющий. — Хотя ты и Барон Тостиг, величайший герой, который когда-либо рождался в Инчидианском Клане Западной Халии, но в религии ты все еще щенок.

— Давай не будем ссориться, — сказал Тостиг любезным тоном. — Я хочу убраться отсюда вместе со своими воинами. Этот человек может помочь мне в этом. Либо он будет твоим помощником, либо я назначу тебя его помощником. И больше не будем говорить об этом. Поющий.

По выражению лица Поющего было видно, что он много еще чего может сказать, но, должно быть, его смутил решительный вид Тостига и то, как тот теребит правой лапой кисточку, украшавшую лазерный пистолет.

— Разумеется, пускай помогает, — сдался Поющий. — И если у него появятся стоящие предложения, я буду рад последовать им. Боги Информации иногда выбирают очень необычные способы для передачи своих посланий.

— Вот и прекрасно, — ответил Тостиг, — я рад, что все уладилось. Оставляю вас, чтобы вы поближе познакомились.

И очень довольный, что отделался от Поющего о Далеком Доме, он заторопился прочь, успев дружески подмигнуть мне напоследок. По крайней мере, мне так показалось. Он был неплохим парнем, этот Тостиг.

Халианский барон, всегда великий воин, является единственным командующим во время набега. Именно он определяет время и место. Но непосредственным исполнителем этих приказов является Мастер Цели. Барону даже в голову не придет самому контролировать этот процесс. Его дело сражаться и отдавать приказы. Выполняют их другие, делая все, что необходимо для перемещения корабля с места на место.

Халианская навигация проста до смешного, хотя и является весьма привилегированным занятием, до которого допускаются только Мастера Цели из Гильдии Поэтов. Мастеру Цели надо всего лишь проделать несложные манипуляции. После долгого мантрического заклинания — «Новый путь, про момент не Забудь», повторяемого до тех пор, пока слова не потеряют всякий смысл, если он когда-нибудь в них вообще присутствовал, Мастер готов действовать. Он вынимает из специального гнезда Путевой Корабельный Диск, представляющий из себя тонкий пластиковый прямоугольник, содержащий огромное количество закодированной информации или иначе, по выражению халиан, содержащей много силы. Мастер засовывает его в щель компьютера, и на экране появляется директория целей. Мастер выбирает нужную, нажимает кнопку «Выполнять», и корабль взлетает. Все остальное происходит совершенно автоматически. Если только не требовалось ручное управление, программа поднимала корабль в воздух, используя магнитные двигатели, удалялась от планеты, в нужный момент переходила в гиперсветовой режим, а потом, достигнув места назначения, производила все операции в обратном порядке. Конечно, в сражениях халианские командиры отключали автоматику и управляли кораблем вручную, как делаем это и мы, люди. Но во всех прочих случаях полетом заведует компьютер.

Случаются, разумеется, и отклонения, но в основном все происходит именно так. Удобная, простая и надежная процедура, прекрасно подходящая для кровожадной и вместе с тем ребяческой натуры большинства халиан. И вполне в рамках их интеллекта.

Но что происходит, когда этот простой, рутинный, проверенный метод дает сбой? Когда компьютер выдает сообщение о системной ошибке? Именно это и происходило со сломанным звездолетом Тостига.

Мастер Цели попросил, чтобы его оставили одного наедине с компьютером и попробовал несколько известных только ему молитв, мантр большой силы. Спустя три дня он появился, сокрушенно покачивая головой. Машина упрямо продолжала выкидывать все то же сообщение.

Системная Ошибка!

— Просто поразительно, — сказал я Поющему, стоя рядом с ним и глядя на экран корабельного компьютера. — Моим соотечественникам хорошо понятно, что значит, когда Бог не хочет больше говорить с ними.

— Этот вопрос имеет значительный теологический интерес, — ответил он, соглашаясь со мной, хотя я имел в виду несколько иное. — Системная Ошибка упоминается в наших древних книгах, в частности в сказании «Как Системная Ошибка на свет появилась». Если коротко, в ней говорится о том, что Боги Информации оставили древним халианам две комнаты. Из одной они разрешили брать все, что угодно, и это были хорошие вещи. Другую запретили открывать. Но люди со временем стали жадными и нечестивыми и открыли комнату, надеясь найти в ней еще большие богатства. Вместо этого оттуда выползло маленькое создание с длинным жалом на конце хвоста. Это и был злой демон — Системная Ошибка, который с тех пор все время жалит нас.

— Колоссально, — сказал я, — люблю сказки. А теперь, если вы не возражаете, я сяду к клавиатуре и посмотрю, нельзя ли что-нибудь узнать насчет Системной Ошибки.

— Я могу показать тебе все комментарии к каноническому тексту.

— Спасибо, конечно, но нам нужно найти руководство к действию. Так рекомендуется в «Описании Системы».

Он взглянул на меня с яростью.

— Не претендуй на знание того, чего ты знать не можешь. Никто никогда не видел Описания Системы, и уж, конечно, Боги Информации не покажут его человеку. Но если хочешь, можешь попытаться воздействовать на машину.

При работе с корабельным компьютером, даже если она сведена почти до автоматизма, все же нужно, чтобы оператор в любой момент мог указать, какое действие машина должна произвести. Кроме того, оператор должен вводить указания в правильном порядке и знать, какие действия следует предпринять, если случится что-то непредвиденное. Ему не обязательно знать, к каким результатам приводят его манипуляции на уровне битов или байтов. Но он должен производить их правильно.

Поющий о Далеком Доме знал многие процедуры наизусть, что для представителя дотехнологической цивилизации было немалым достижением. Однако он не называл их программами. Они носили название «Строфы Инструкций», представляли из себя вкрапления в Саги и были перемешаны с поэтическими изложениями мифических свершений древних халианских героев.

Одна из типичных строф, (взятая из саги «Боевое безумие Дестрида Бешеные Когти»), звучит так:

На Видео Машине появились строчки.

И тут же Бог Коммуникаций молвил:

Неплохая штука, да и полезная. Если, конечно, порядок команд не перепутан. Если нужно на самом деле ввести «Ввод», «Пробел», «Семерка», «Е» и никак иначе, то даже сам Верховный Бог Информации не поможет программе, коль вы упорствуете в своей ошибке.

Насколько я понял, то, что поначалу представляло из себя обыкновенные рабочие инструкции, было поэтизировано этой шерстистой расой, опасавшейся технологии и считавшей ее чем-то вроде магии. А поскольку стихотворные строфы не рассматривались, как требующие точного исполнения инструкции, последующие поколения Поэтов вносили в них исправления и улучшения. Были написаны новые Саги, в которые вставляли старые формулы, но безо всякого осмысленного контекста, а просто как выразительные поэтические метафоры.

Например, в одной из старых Саг, «Гнев Хафелда Пожирателя Врагов», главное действующее лицо подчиняет себе компьютер угрозами:

В поэме этот метод сработал, но повторить результат Поющий так и не смог.

Как только Поющий позволял, я садился за компьютер. Это было трудной задачей — обладая столь скудной информацией, попытаться отыскать нужную последовательность. Он следил за моими попытками, но почти не комментировал их.

Во время перерывов, когда мы прохаживались туда-сюда вдоль боевого корабля Тостига, чтобы дать отдых усталым глазам, я просил Поющего пересказать мне древние легенды. Он не видел в этом никакого вреда. Что, казалось, можно было извлечь из этих старых историй? А быть может, он пытался обратить меня в свою собственную веру — в Ортодоксальный Халианский Информационализм.

В древности, рассказывал Поющий, в докосмические времена — насколько я уяснил, это было около четырехсот лет тому назад — Народ (халиане) представлял собой обыкновенных дикарей и делился на многочисленные племена и кланы, которые постоянно воевали друг с другом Потом откуда-то со звезд пришли Первые Другие, дали воинам оружие, а лучшим предводителям — космические корабли и послали их в этот поход искать свою судьбу, добычу, славу и смерть. И поручили Гильдии Поэтов записывать славные дела расы халиан в форме Саг.

Эти сведения были крайне любопытны. Так значит, какая-то неизвестная раса вмешалась в дела халиан, вооружила их и отправила нападать на корабли Федераций. Кто же дал Халии эти корабли? Командование Флота должно было узнать и об этом — как только я смогу добраться и рассказать им о своих открытиях.

Спустя несколько дней я понял, что близок к тому, чтобы заставить корабельный компьютер считать Диск Целей. И все же что-то было не так. Мне уже начало казаться, что в машину встроен какой-то дефект, нечто препятствующее самым разумным действиям, самым удачным находкам.

Но однажды, вернувшись с одинокой прогулки раньше чем ожидал, я увидел Поющего о Далеком Доме, который сосредоточенно работал за клавиатурой.

С удивлением я следил за его манипуляциями. С необычайным для представителя нетехнологической расы искусством, он, подобно Пенелопе, распускающей по ночам все, что она соткала за предыдущий день, стирал всю вложенную мной информацию.

— Ты пытаешься испортить программу! — закричал я.

Его губы скривились в высокомерной усмешке, но он ничего не ответил.

— Ты не хочешь, чтобы этот корабль работал! Ты хочешь, чтобы Тостиг и его люди остались здесь и погибли!

— Удивляюсь, как ты не заметил этого раньше, — ответил Поющий.

— Тостигу будет интересно услышать об этом! — крикнул я и схватился за лом. — Не пытайся остановить меня, проклятый предатель или я проломлю тебе башку!

К тому времени, что было, вероятно, неизбежно, я уже отождествлял себя с Халией.

— Прежде чем убить меня, — спокойно сказал Поющий, — не желаешь ли ты послушать, почему я это сделал?

Вероятно, мне надо было пойти прямо к Тостигу. Если бы я так и сделал, все могло бы сложиться совсем иначе. Но я медлил. Жители Пердидо всегда отличались любопытством.

— И почему же ты сделал это? — спросил я.

Он улыбнулся и все так же спокойно спросил:

— Скажи мне, человек, знаешь ли ты, что требуется для того, чтобы написать халианские Саги?

Я отложил лом и сел. Он поймал меня на крючок.

— Расскажи, — сказал я.

Саги, — начал Поющий, — это душа нашего народа. Все великие Саги содержат некоторые общие элементы. В них есть героическая фигура, такая, как, например, Тостиг. Наличествует безвыходная ситуация, вроде нашего пребывания на Цели, предательство со стороны некой доверенной ключевой фигуры и геройская гибель предводителя и его людей. Тостиг — подходящая фигура для создания величайшей из Саг. Для того чтобы сочинить ее, я употребил все свое искусство, перечислил в прекрасных стихах все его великие триумфы — бойню на Орлиной Станции, опустошение Звездного Перевала, нападение среди белого дня на Алголь — 4. Во всей истории Халии не было более великого героя. Не хватает только достойного завершения.

— Например? — спросил я.

— Возможен только один вариант. Барон Тостиг должен принять последнюю и обреченную на неудачу битву и погибнуть здесь, на месте величайшей космической битвы в истории Халии, здесь на Цели.

— Но, может быть, это совсем не то, чего хочет сам Тостиг? — заметил я.

— Желания Барона не имеют никакого значения. Важно то, чтобы его Сага получила достойное окончание и пелась впоследствии для поддержания духа всех остальных.

— Но я не вижу, каким образом можно будет сохранить твою Сагу, — сказал я, — если ты будешь с Бароном Тостигом, обреченным на славу и смерть.

— Это уже моя проблема, — ответил Поющий. — Без сомнения, я, как и все великие барды, каким-либо образом разрешу ее. Если мне даже придется умереть до того, как будут готовы последние строфы, я сумею передать копию в Гильдию Поэтов. Финальные строки должны будут дописать за меня другие.

— Что-то мне это не нравится, — сказал я.

— Это потому, что у тебя нет склонности к поэзии. Но ты достаточно умен, чтобы понять, в чем твоя выгода.

— Полагаю, у тебя имеется какой-нибудь совет на этот счет, — сказал я.

— Разумеется, имеется. Верность своей расе должна заставлять тебя желать, чтобы Барон Тостиг никогда не покинул этого места.

Слова Поющего звучали довольно ядовито, но в них крылся определенный смысл. Я понимал, что Тостиг был редкостным представителем своей расы. Такие попадаются один на миллион, он гораздо умнее и гибче, чем большинство его сородичей.

— Что меня удивляет, — сказала Поющему, — так это почему такой халианин, как Тостиг, не командует гораздо большим количеством воинов?

— Это не в нашем духе, мы не любим сотрудничать. Потому-то у нас и нет больших кораблей. Хороший лидер может удержать двадцать, пятьдесят, даже сто человек. Но когда дело доходит до дредноутов с командой в две тысячи человек, это превышает наши возможности. Да и Другие тоже не стали подталкивать нас к объединению кланов под руководством способных руководителей. Они хотели, чтобы мы оставались такими, какие мы есть, грозными, но не слишком сильными.

— Кажется, они не дураки, эти Другие, — сказал я. — С какой, ты говоришь, они планеты?

— Я скорее умер бы, чем рассказал тебе что-нибудь важное о Других, но, к счастью, избавлен от такой необходимости, потому что сам ничего о них не знаю. Но скажи мне, человек, разве здесь наши цели не совпадают? Тебе нужна материальная победа, мне духовная. Если Тостиг примет здесь свою последнюю битву и умрет, мы оба окажемся в выигрыше.

— Но это также может ускорить мою смерть.

Он отрицательно покачал головой.

— Я лично даю тебе клятву Мастера Поэта, что позабочусь о том, чтобы ты смог целым и невредимым вернуться к своим друзьям. И ты покроешь себя славой, вместо стыда за то, что дал Тостигу убежать.

— Но я дал Тостигу слово, — сказал я.

— Ты дал его скорее под давлением чем по собственной воле. В данных обстоятельствах это нельзя рассматривать как обязательство.

— Когда я даю слово, — возразил я, — то рассматриваю это как обязательство.

— Сейчас ты рассуждаешь, как глупый халианский наемник. Разве ты не заинтересован в том, чтобы способствовать интересам своей расы? Или ты такой же романтик, как и Тостиг?

— Я не знаю, черт побери, что мне делать! — раздраженно воскликнул я. — Тостиг мне нравится!

— А я, его бард и компаньон по всем знаменитым битвам, я люблю его, как самого себя. Если ты ему такой же друг, как и враг, то неужели откажешь в так необходимом Тостигу великом конце?

— Ты все понял неправильно, — сказал я ему. — Барон хочет убраться отсюда. Он сам сказал мне о своем стремлении поискать славы и денег в других местах, при более благоприятных обстоятельствах.

— О, он любит изобразить, что очень рационален и боится смерти, — сказал Поющий. — Этот недостаток он приобрел в Лондонском Зоопарке. Но у него сердце истинного халианина, и он с радостью примет геройскую смерть, хочется ему этого или нет. Этот мотив время от времени повторяется в старых Сагах. Герой стремится избежать своего предназначения, но его лучший друг предает его, и герой все-таки встречает свою судьбу.

— Я ему не лучший друг! — воскликнул я.

Но он уже отвернулся от меня и принялся возносить молитвы своим Богам Информации. А я остался наедине со страшным смятением, охватившим душу и сердце.

Моя последняя встреча с Тостигом оказалась столь же приятна, как и все предыдущие. Халианский капитан находился у себя в покоях и заканчивал свой туалет. В этом отношении он был немного тщеславен и даже пользовался железными щипцами для того, чтобы загибать свои бакенбарды торчком вверх, что в этом году было крайне популярно среди халианской знати.

— Стоит ли стараться следовать моде, — пробормотал он. — Как только бакенбарды начинают более или менее прилично укладываться на один манер, так я уже слышу о том, что все уже носят их совсем на другой. А прежний уже никуда не годится. Это задевает мое самолюбие. Скажите, Иуда, корабль готов?

— Готов, — сказал я ему. — Я выяснил, в чем там дело, и все исправил. Пользуясь бесценной помощью Поющего о Далеком Доме, разумеется. Осталось ли еще виски?

— Угощайтесь. Бутылка на обычном месте.

Я налил себе, не разбавляя. Тостиг посмотрел на меня с беспокойством.

— Вы сегодня, кажется, не в духе, Иуда?

Всю эту ночь я провел в борьбе со своей совестью. Мы, евреи планеты Пердидо, часто занимаемся тем, что называется у нас «спорить со своим ангелом». На этот раз, однако, предмет спора был далеко не очевиден. Я обнаружил, что мне трудно определить мое собственное отношение к происходящему — чего я в конце концов хочу и какие средства для достижения желаемого могу себе позволить? С одной стороны, как совершенно справедливо указал Мастер Цели, этот барон Тостиг и его боевые хорьки, пока они живы, будут как бельмо у нас на глазу. С другой стороны, судьба звездной империи не может зависеть от отдельных личностей. Конечно, для Альянса было бы крайне важно, чтобы я вернулся с добытой информацией. Но разве в подобной ситуации честное слово человека ничего не значит?

В моем мозгу вертелось много веских, даже неотразимых, доводов в пользу того, что я не должен предавать Тостига, что обязан поступить как добрый друг и рассказать ему о плане Поющего, дать шанс ускользнуть из этой мышеловки и либо продолжить свои подвиги, либо удалиться на отдых в маленький домик, о котором он однажды упомянул при мне — домик затерянный среди невысоких зеленых холмов планеты, местоположение которой он мне так и не открыл.

И я почти уже решил рассказать Тостигу все. Но тут вспомнил об основополагающей роли Саг в жизни Халии и о том, что все они включали упоминание о друге, ставшем предателем, вступившем в заговор с целью подвести героя к предопределенной ему славе, удовлетворить его подсознательное стремление к великолепной смерти, память о которой будет вечно жить в Сагах его племени.

Будет ли настоящим другом тот, кто поможет герою ускользнуть, чтобы он смог тихо умереть в своей постели, окруженный, быть может, хорошенькими ясноглазыми хорьками? Или настоящий друг — это тот, кто поможет герою достичь истинного, внутреннего предназначения, героической смерти в битве с превосходящими силами противника?

— Мне будет жаль, когда вы улетите, — сказал я, и это была правда. Хотя и не вся правда.

— Мне тоже, — ответил Тостиг. — Считается, что между нашими расами дружба невозможна. Не знаю, так ли это, для меня это слишком сложная тема. Но знаю одно — дружба между отдельными личностями возможна всегда. Мне будет не хватать вас. Иуда.

Я хотел ответить, но тут прибыла его почетная охрана, четыре пиратского вида халианина, обильно увешанных оружием. У одного из них на глазу красовалась черная повязка.

— Что ж, пойдем проверим вашу работу, — сказал он беззаботно, и окруженные охраной мы двинулись вперед.

Люди Тостига были выстроены перед боевым крейсером. Их было около сотни, поскольку другие боевые группы, желая разделить хоть частицу его славы, поклялись ему в верности. Поющий о Далеком Доме тоже стоял здесь — с непроницаемым лицом, величественный в своем серебристо-сером одеянии.

Когда стихли приветственные возгласы, Тостиг поднялся на корабль, мы с Поющим последовали за ним. Когда мы подошли к пилотской кабине, я не выдержал.

— Тостиг, — сказал я, — мне нужно сказать вам кое-что!

Он спокойно посмотрел на меня.

— Нет, — ответил он, — не надо. Видите ли, я уже знаю.

— Знаете?

Тостиг улыбнулся.

— Я знаком с древними Сагами гораздо лучше, чем вы. Почти так же, как наш присутствующий здесь коллега, Мастер Цели. Разве не так, Поющий?

— Знания барона в области поэзии выше всяких похвал, — сказал Поющий. — Для непрофессионала, конечно.

— Разумеется, — ответил Тостиг. Он посмотрел на пульт управления и вновь повернулся к Поющему. — А как именно вы все это устроили, Поющий? Что-нибудь новенькое, я полагаю?

— Достаточно оригинальное, — ответил тот. — Я задал специальный код, который нужно ввести перед тем, как делать что-то другое. В противном случае начинает работать разрушающая программа, выводящая компьютер из строя раз и навсегда. Но откуда вы все узнали?

— Понятия не имею, — ответил Тостиг. — Просто подумал, что надо сделать вид, что мне все известно, и посмотреть, что вы на это скажете.

— Так вы обманули нас! — воскликнул Поющий.

— Один обман стоит другого, — ответил Тостиг. — Я знал о ваших планах в отношении меня уже давно. Мастер Цели. И уж, конечно, вы были в состоянии заверить моего простодушного друга, присутствующего здесь, что единственно, чего я действительно хочу, так это смерти на поле брани и славы в песнях.

— Я не должен был его слушать, — сказал я. — Тостиг, вы все еще можете улететь. Код, обезвреживающий разрушающую программу…

Тостиг властным жестом вскинул лапу.

— Нет, не говорите мне. Иначе у меня может возникнуть искушение воспользоваться им.

Мы недоуменно взглянули на него. Потом на лице Мастера Цели появилась угрюмая улыбка.

— Значит, я не ошибся в вас. Барон Тостиг!

— Вы знали меня лучше, чем я знал самого себя. Тот, для кого открыта душа всей расы, имеет ключи и к душе отдельного человека.

Мы последовали за Тостигом из космического корабля. При виде его халианские воины замолчали.

— Ребята, — сказал он, — корабль в порядке. Но нам он не понадобится. Слишком уж велика возможность, чтобы упускать ее. Мы выступим против всего вражеского Флота и всех вражеских наземных сил. Совершим величайший подвиг в истории Халии. Мы и так слишком зажились. Во мне проснулся берсерк, и я буду атаковать, даже если мне придется пойти одному. Найдется ли среди вас кто-нибудь, кто захочет присоединиться ко мне?

Поднявшийся оглушительный рев показал, что трусов здесь нет. Будучи истинными халианами, они не могли не увлечься великолепием геройской смерти под предводительством знаменитого военачальника и бессмертием в песнях.

— Сегодня, в ожидании предстоящей атаки, мы устроим пир, — сказал Тостиг. А ты, мой друг Иуда, ступай домой с миром и со всем моим уважением. Барон Тостиг держит слово. И захвати с собой этого Поэта, потому что его Сага должна быть сохранена для будущих поколений.

Поющий о Далеком Доме выпрямился во весь рост.

— Нет Тостиг, я не уйду. Ты сделал правильный выбор, единственно достойный героя. Но мое решение правильно для Поэта. Я останусь с тобой, буду свидетелем твоей последней битвы и напишу окончание своей Саги.

— Ты глупец, — сказал Тостиг. — Скорее всего, тебя убьют вместе с нами, ведь война не щадит даже поэтов. Что тогда станет с великой Сагой обо мне?

— Я подумал об этом, — сказал Поющий, — потому что надеялся на такой оборот событий и принял меры предосторожности.

Из-под длинного одеяния он вытащил небольшой механизм, в котором я сразу узнал обыкновенный кассетный магнитофон.

— Я сохранил этот образчик вражеской технологии, трофей нашей последней битвы, и записал на него всю Сагу, все, что написано до этого момента. Этот человек показал себя достойным доверия, для тебя — потому что оказался достоин дружбы, для меня — потому что смог понять глубину поэтической души халиан. Мы поняли друг друга, Иуда и я. Без сомнения, я переживу твою смерть, Тостиг — Бардам часто везет в этом. Тогда я закончу Сагу сам и найду способ передать ее в Коллегию Поэтов Халии. Но если мне все же суждено умереть, тогда прошу тебя. Иуда, чтобы ты нашел способ передать это на Халию, и они сами закончат ее.

— Я сделаю это, — сказал я — взял маленький магнитофон, положил его в карман, пожал лапу Поющего, обнял Тостига и отправился в путь.

Остальное хорошо известно всем членам этого военного трибунала. Нашим силам понадобилось два месяца на то, чтобы припереть Тостига к стене, и пришлось отдать много жизней, прежде чем он был убит в великой битве в Ущелье Мертвых.

Что же касается Великой Саги, то с грустью должен сообщить, что Мастер Цели не был мастером в области техники, даже столь простой, как кассетный магнитофон. Он умудрился включить его, и мигание красной лампочки уверило его в том, что вещь работает правильно. Но он, видимо, забыл отжать кнопку паузы, и поэтому, несмотря на это мигание, ни одного слова не записалось. К тому же, Поющему о Далеком Доме было не суждено выжить в битве и вновь напеть свою песнь.

То, что вы сейчас читаете — это моя скромная попытка пересказать историю славы Тостига. Я сделал для него все, что смог. Он был моим врагом, и он был моим другом, я предал его, как это предписывалось халианским обычаем, а теперь, в меру своих возможностей, спел его песнь.

Осталось рассказать немного. Действуя через посредников, я передал этот рассказ о своей встрече с Тостигом одному из представителей халианской Гильдии Поэтов.

— Метрическая форма не соблюдена, — сказал он, — и там рассказывается больше о вас, чем о Тостиге. Но мы благодарны вам за ваши старания. Мы принимаем вашу Сагу. Пусть она зовется: «Баллада о Бароне Тостиге». И да будет вам известно, что вы являетесь единственным чужаком, написавшим Сагу, которая была принята халианской Гильдией Поэтов.

Он подарил мне серебристо-серое одеяние Гильдии и остроконечную шапку барда. Они слишком малы мне, чтобы я мог их носить, но они висят на стене моего кабинета в Новом Иерусалиме. Каждый раз когда я смотрю на них, то вспоминаю Тостига. Даже если это и было предательством, то никто не судит меня строже, чем я сам.