Глава 10 СЕРАЯ СТАЯ

Волков было четверо. Все — одна семья. Глава семьи — матерый самец, при нем — подруга волчица, да из ихнего нынешнего выводка пара молодых.

Со дня рождения молодым пошел пятый месяц, и они из толстолобых, толстолапых щенят превратились если не совсем еще во взрослых, то все-таки в довольно ловких, выносливых зверей. И родители стали их приобщать к суровому, охотничьему порядку лесной жизни, стали учить всему тому, что умели, знали сами.

Конечно, сначала-то молодые быстро навострились выискивать всякую летнюю, легко доступную живность: зазевавшихся сеголетков-зайчишек, желтоклювых, еще не вставших на крыло тетеревят, не брезговали и мышами да ящерицами. Но все это было поживой чуть ли не пустяковой, даровой, настраиваться молодым предстояло на дела более серьезные. На походы за добычей крупной. Впереди — зима, стужа, вьюги: мелкие зверушки попрячутся под сугробы, крылатая живность улетит, и без умения охотиться по-настоящему волку придется туго.

Вот и настал такой предночной сумеречный час, когда матерый и волчица повели молодых на промысел нешуточный.

Поджарые, серые, все они двигались тесною вереницей, неслышною побежкой, как тени. Возглавлял вереницу матерый. Он заранее знал куда, зачем стаю ведет. Еще накануне до грозы, до ливня он обнаружил в лесу следы лосихи с лосенком. И будь лосиха одна, матерый по всей вероятности оставил бы ее след без внимания. За взрослою, быстроногою лосихой по летним, лесным чащобам гнаться даже ему, матерому, дело бесполезное. Но когда есть лосенок, то его можно попробовать от матери отбить, и заодно начать необходимую тренировку подростков собственных.

Правда, в лесу теперь кроме запаха мокрых елок, кроме запаха мокрых трав все другие запахи недавним дождем были смыты, на цель приходилось выходить лишь по памяти. И память матерого не подвела. Волки вышли как раз на ту стоянку под лохматыми елями, где лосиху с лосенком застала непогода. Лоси натоптали здесь так, что и ливень их следов не смыл. Тут ясно было видно, в какую потом сторону лосиха лосенка повела. Кроме того, оставленные уже после дождя следы имели запах отчетливый, и волки пустились в погоню со всех ног.

Пустились, да и тут же матерый круто остановился. Рядом с цепью следов лосихи, лосенка, следов по-коровьи раздвоенных, матерый увидел следы несхожие ничуть.

И пахло от них — лошадью. А для бывалого, не раз попадавшего во всякие переделки матерого: где лошадь, там возможен и смертельный волчий враг — человек!

Матерый ощетинился, матерый засомневался, стоял, думал, медлил.

Волчица и молодые нетерпеливо заповизгивали, настойчиво позвали дальше. Матерый, наконец, шевельнулся, опять их повел, на ходу то и дело озираясь. Если же кто из семейства пытался его опередить, он белыми клыками цапал ослушника за плечо, строго осаживал.

Бег волков замедлился еще и потому, что скоро меж елок в ночном тумане тускло запоблескивали те самые лужи, по которым лосиха учила Сивого шагать бесшумно. Волчьей же стае пришлось тут сразу петлять, пришлось перебираться по зыбким чавкающим кочкам, выискивать для своих когтистых, но узковатых лап опоры ненадежнее. И здесь вот, среди мокроты этой, среди зыби коварной, казалось бы совсем уж теперь краткий остаток пути к добыче вожделенной, матерый вдруг этот путь из-под чутья, из-под контроля и упустил.

Серая компания так и этак петляла опять по болотистой чащобе, вновь и вновь кружила среди мочажин лесных, и только вот ближе к рассвету матерый с великим трудом, но нанюхал то место, откуда лосиха, лосенок и Сивый начали шествие по провалистой топи к своему потайному острову.

Матерый место обнаружил, да и разочарованно, досадливо зарычал. Дальше ему с его сухопутными помощниками не было ни хода, ни обхода.

И тут нежданно-негаданно его-то, хозяина стаи, его-то, сурового предводителя злобно, больно укусила волчица. Она от напрасного метания по заболоченному лесу устала, она оголодала. Менее опытная, оттого более несдержанная волчица решила, что в нынешней неудаче виноват только он, старшой. А глядя на родительскую ссору, зарычали друг на дружку и обманутые в своих надеждах молодые.

Такая неурядица неизвестно чем бы закончилась, да вот как раз в самый разгар этой ссоры судьба и подкинула волкам добычу новую. Вернее, добыча стремительно, напористо к ним приближалась сама.

Не разбирая пути в их сторону мчался тот самый сохатый, бычище-лось. В предчувствии близкого сентября, поры для него безумно важной, он выискивал себе подругу. И все, что в неотступном поиске казалось ему препятствием — живое ли существо, неживой ли, простой пенек — он сокрушал, сметал со своего пути. А нынче он тем более взгорячился, что сам не хуже волков учуял след лосихи, потому и вылетел из-за елок на край топи, как раз на огорченную и на разъяренную серую компанию.

Злополучное долгое невезение, слепая оттого остервенелость и бросили нервную волчицу да молодых навстречу сохатому безо всякого на то сигнала со стороны вожака. Не успел матерый навести в охотничьем строю должного порядка, не успел глазом моргнуть, как мятежница-волчица, за нею разом молодняк без какой-либо на то подготовки ринулись на лося в атаку лобовую.

И — поплатились жестоко.

Сохатый со взъерошенной на крутом загривке шерстью, с дико налитыми кровью глазами, на всем на полном скаку прямо-таки не ударил, а выстрелил перед собою переднею правой ногой, страшным на ней, будто откованным из чугунных клиньев, копытом.

Он «выстрелил», — волчица покатилась, распласталась на земле.

Молодым волкам на их совместном прыжке-взлете бык несокрушимою грудью нанес тоже такой резкий толчок, что они с ошалелым, почти щенячьим визгом отлетели влево, вправо.

Не пострадал только матерый. На лося-гиганта вожак бросился по правилам испытанным: с тыла. Он хотел острыми клыками, как ножами, перехватить лосю на задних ногах сухожилья, хотел первым делом обезножить его, но из-за сумятицы, сотворенной волчицей и молодыми, — опоздал.

Лось ринулся в черно-зеленую топь. Он прямо, словно удивительный пароход-болотоход, забурлил в сторону острова. Он пролагал себе грудью путь по такой глубокой трясине, где и лосиха не решилась бы пройти. А за ним только и булькала, только и пузырилась возмущенно взбаламученная хлябь.

Поверженная волчица с трудом привстала. Виновато повизгивая, заметно прихрамывая, приблизилась к матерому. Молодые, сконфуженно приклонясь, стыдливо отводя глаза, встали с волчицею рядом. Матерый от них отвернулся, поглядел вослед уходящему лосю, задрал острую морду вверх и… жутко, хрипловато, отчаянно завыл.

Вой подхватила волчица. Завыли, срываясь порой почти на тявканье, и молодые. А потом матерый принял решение никуда отсюда пока что не уходить. Опять и надолго теперь покорная ему семейка залегла в засаду. Волки надеялись: если столько добычи ушло от них тут на заболотный остров, то кто-то оттуда пойдет и обратно. Возможно, еще не напуганная погоней лосиха с лосенком. Вот тогда удача и наступит, тогда и будет пир! А молодые волки, после их самовольного поступка, пускай поучатся в засаде терпению.

Загрузка...