Конь с золотым седлом

БЫЛ ОРЁЛ СПЕСИВЫЙ

тром я проснулся поздно и никому ничего не сказал. «Мне, наверное, приснился сон?» — думал я. День был солнечный, яркий. Над горами и альпийскими лугами трепетало солнечное марево, и ничто-ничто не напоминало о таинственной ночи, о коне с золотым седлом. «Ну, конечно же, приснилось!» — решил я.

Наш хозяин точил косу бруском, ждал, когда мы проснёмся, чтобы вместе с нами позавтракать и идти на колхозный покос.

Я позавтракал и сказал, что тоже умею косить.

— Я хорошо косить не умею, но копнить могу, — сказал Абесалом.

— А я научусь и косить, и копнить, — весело заявил Гиги.

Бачо ничего не сказал, но тоже засобирался на покос — граблями перевёртывать скошенное сено.

Хозяин замахал руками:

— Что вы? Что вы? Разве можно гостям работать!

Мы не сдавались и припугнули хозяина тем, что на сенокос пойдём с соседом.

— И сосед откажется, — сказал хозяин.

— С бригадиром пойдём- А если и он откажется, пойдём к председателю и объясним: мы хотим помогать колхозникам и не желаем сидеть без дела, когда люди работают.

— Вам и в самом деле охота покосить? — засмеялся хозяин. — Но это же нелёгкая работа, с непривычки так умаетесь, что и не рады будете.

— Твой сын Табэк может косить? — спросили мы.

— Может.

— Я живу в Тбилиси, — сказал Абесалом. — И Гиги не умеет косить. Он должен научиться? А Бачо тем более должен научиться — он живёт в селении.

Табэк сказал:

— Чефэ тоже может косить. Баучи и Гиваргила тоже могут. Бачо и Гиги не белоручки, они быстро научатся.

— Ну что ж, — вздохнул хозяин. — Желание гостя — закон для свана. Пойдёмте.

И вот мы на сенокосе. Целый день косим, копним и опять косим. У нас болят руки, и литовки иногда втыкаются в землю, звякают о камни, высекая искры. Но мы косим.

Обед. Мы опустились на свежее, густо пахнущее сено, отдохнули, поели и опять за литовки. Свистят косы, шуршит трава, падая на землю в валы. Все молчат. Устали.

На полях появился всадник на красной лошади, это председатель колхоза. Он спрыгнул с седла и всем пожал руки, даже Бачо и Гиги. Потом спросил у нашего хозяина:

— Гость у свана — это гость или нет?

— Гость.

— Тогда почему же твои гости работают? Косят траву?

— Нравится — и косим, — начали объяснять мы.

— Нет! — сказал председатель колхоза. — Гость не должен работать — это неуважение.

Хозяин смутился, посмотрел на нас с укоризною: что, мол, я вам говорил! Теперь мне стыдно!

Но тут вступил в разговор Абесалом:

— Табэк и Чефэ, Баучи и Гиваргила умеют косить, и здорово умеют. А Гиги не может…

— И Бачо не может, — добавил я.

— Да, и Бачо не может, — продолжал Абесалом. — Что же они должны, по-вашему, так и расти неумехами?

Председатель задумался, развёл руками и ничего не смог на это ответить. Он походил по покосу и, когда сел на лошадь, сказал:

— Ладно. Пусть будет воля гостя.

Абесалом прихватил с собою на покос ружьё. Мы увидели, как перелетел через гору орёл и опустился по ту сторону Ингури, на вершину одной скалы.

Ребята просили пальнуть в орла из ружья. Но мы смотрели на орла и не стреляли. Убьёшь орла— сразу опустеет скала и всё кругом: хребты, обрывы, горы и берег Ингури не будут уже такими красивыми.

Живые горы красивее мёртвых!

Вот почему Абесалом даже пальцем не дотронулся до ружья и, наверное, думал то же самое, что и я. Пусть будет гора красивой и орёл — величавым и спесивым, таким, какой он сейчас. Пусть они украшают друг друга!