Конюшенная площадь, дом 1

5. Мишка

Все дети гениальны, посредственностями их делают родители. На какое-то время главной целью моей жизни стал сын.

***

Привожу Мишку в ясли позже обычного, раздеваю. Пахнет гречневой кашей.

Выходит "Тетя Маша".

– Маша, все, наверное, уже поели. Можно я Мише дам яблоко?

Маша цыкает языком: "Пф-с".

Потом она задумывается и выносит вердикт:

– Можна.

***

Первые шаги общения:

– Ты – Мишка!

– Ты – папа (Мишка тычет в меня пальчик).

– А ты – Мишка!

– Ты – папа (Мишка заливисто хохочет смехом китайской игрушки)

И так дальше, до бесконечности.

Наверное, как-то так Н.Н.Миклухо-Маклай начинал своё общение с папуасами.

***

Мишка на качелях:

– Папа, качай!

– Еще качать?

– Да, много-много.

***

По телевизору показывают клоуна, который пытается балансировать на катушках. Мишка боится, что тот упадёт, кричит:

– ПадУ! ПадУ!

***

Пока Мишка прикован взглядом к телевизору, на него без проблем можно надеть пижамку, после чего посадить на горшок. Наконец, на экране появляется заставка и финальная анимация передачи "Спокойной ночи, малыши!" – змейкой удаляющиеся вагончики игрушечного поезда.

До начала анимации Мишка каждый раз пытается угадать, кто на этот раз будет исполнять "Спят усталые игрушки, книжки спят…" – дядя или тётя. Он выдвигает смелую гипотезу:

– Дядя поёт…

После чего добавляет: "А тётя спит".

И очень радуется, если угадал. (Похоже, булева логика проявилась у него довольно рано)

***

Мишка:

– Зачем это? (шевелит пальцами, показывая, как колеблются листочки осины).

***

Я: Миша, это нельзя!

Мишка: Льзя!

(Домашнее прозвище Мишки – конфликтовщик)

***

Мишка ползает на четвереньках и возит по полу набор специй – на подставочке две коричневые обезьянки (в одной перец, в другой соль). Мишка играет с ними, как с машинкой, сопровождая игру автомобильными звуками: "Би-би! Би-би!". На мой вопрос о пассажирах его машинки, Мишка отвечает: "Бьяди" (я уже неплохо овладел его детским, поэтому легко перевёл "бьяди" как "обе"). Так что теперь Мишка стал возить свой обезьяний экипаж, сопровождая выезд развёрнутым определением: "Бьяди би-би! Бьяди би-би!..".

На работе я рассказал это Клёну – в "бьяди би-би" ему послышалось что-то знакомое. Высокой оценкой Мишкиного высказывания явилось то, что Клён включил "бьяди би-би" в лексикон своих присказок.

***

Я привёз Мишку погостить на даче у родственников. Пока от электрички нёс его на закорках, Мишка уже начал клевать носом, а когда мне показали, где его можно положить на кроватку, он тут же и уснул.

Уложив Мишку, я вышел из дома и встретил распахнутые от удивления глаза щупленькой Цили Лазаревны (у неё здесь на попечении находились внук и внучка):

– Что, спи-ит? Положили и будет спа-ать? Неужели? – с недоверием вопрошала Циля Лазаревна, добрейший человек. Пережив блокаду и многое чего ещё, она не растеряла в себе детской наивности, способности удивляться, казалось бы, обыденным вещам.

Циля Лазаревна изумлённо покачивает головой из стороны в сторону: "Ка-кой хор-оший мальчик!".

А привёз я сюда Мишку, потому что врачи рекомендовали солнцем лечить его страшный диатез. Страшный – это когда стриженная наголо голова ребёнка покрыта не проходящими струпьями запёкшейся крови. Это когда ты ночью подходишь к кроватке своего сына и с ужасом обнаруживаешь, что вся грудь у него окровавлена – так он себя расчесывает во сне. В крови и пижамка его, и постель.

Врачи рекомендовали солнце.