Королева-беглянка

9.

Яркий свет тяжело давил на спящую.

Она чувствовала его во сне. Она убегала, падала, но свет настигал ее, сокрушал, душил.

Дженет Мол открыла глаза. Какое-то время она приходила в себя, с недоумением рассматривая голубой берет с белым пером на подушке рядом с ее головой.

— Дэвид? — испуганно прошептала молодая женщина, садясь в постели. Тусклый рассвет за окном пытался осветить маленькую каюту. Дженет уставилась на закрытую дверь, затем, прищурившись, осмотрелась. Ее слабые глаза могли лишь рассмотреть нечеткий силуэт сидящего человека.

— Дэвид! — Она натянула одеяло до подбородка. — Это ты?

— Нет, милочка. Мерзавец уже ушел!

Молодая женщина прижала испуганно руку ко рту, узнав холодный голос своей мачехи.

— Вы давно здесь сидите?

— Достаточно давно. — Каролина поднялась со стула. — Достаточно давно, чтобы слышать, как ты сама призналась во всем.

Шарф с ее головы соскользнул на плечи. Она осуждающе покачала головой.

— Ты называла во сне его имя. — Каролина подошла к кровати, с презрением глядя на свою падчерицу. — Стыдись. Твой отец — старый дурень — с ума сходил, беспокоясь, куда ты делась прошлой ночью. И не без оснований, как я вижу. Он попросил меня прийти и проверить. Видимо, он знает свою дочь. Ничего себе сюрприз!

Дженет похолодела от этих слов. Вчера вечером она пожелала Дэвиду спокойной ночи у дверей своей каюты. Вспомнив тот первый поцелуй, она залилась краской. Вкус этого поцелуя оставался на ее губах, пока она не заснула. Потом, во сне, они оказались вместе. Но только во сне. Все это было лишь видением. А потом на нее навалилась тяжесть, душившая и разбудившая ее.

Дэвид не переступал порога этой каюты. Она была совершенно в этом уверена. Но откуда здесь его берет? Яркий, с белым пером. Это точно его. Дженет протянула к нему руку, его нужно спрятать. Но Каролина быстро перехватила берет.

— Поздно прятать улику, милочка.

Дженет смотрела на мачеху с удивлением. Каролина поглаживала перо.

— Твой отец должен увидеть это.

— Мой отец?

— Да, как ни грустно. Похоже, он давно это подозревает. — Каролина с презрением смотрела на девушку. — Зачем бы еще он попросил меня прийти к тебе столь рано?

Дженет выпрямилась.

— Нет, Каролина. Все не так. Я не могу объяснить, откуда здесь взялся этот берет, но…

Мачеха медленно поднялась и подошла к крошечному окну каюты.

— На нашу семью падет пятно позора, но негодяй заплатит за это своей кровью, — негодующе сказала она. — В этом ты можешь быть уверена.

— Почему? За что? — Дженет уставилась на расплывающееся очертание Каролины. Она хотела бы видеть выражение ее лица, но та стояла слишком далеко от ее глаз. — В чем дело? Почему вы так говорите?

— Говорю? Это не просто разговор, милочка. Если Макферсон не накажет негодяя, несущего позор нашей семье, то это сделает твой отец. Ты его знаешь. Он не остановится, пока не убьет его.

— Убьет? Дэвида? — в ужасе переспросила Дженет. — Почему? Дэвид не сделал ничего плохого. Ни он, ни я.

Лицо Каролины исказила коварная улыбка. Она знала, что Дженет не может ее разглядеть.

— Лишить невинности единственную дочь сэра Томаса! Это не просто «плохо», Дженет. Это даже не проступок. Это преступление, за которое эта грязная свинья ответит!

— Лишить меня невинности? — тупо повторила Дженет. — Каролина! Он не сделал ничего похожего. Он… Дэвид… Он человек чести. Он… не сделал ничего недостойного.

Каролина злобно прищурилась.

— Значит, то, что он провел ночь в твоей кровати, в твоих объятиях, недостойным ты не считаешь. То, что он выскользнул из твоей каюты на рассвете, — тоже? И это доказательство твоей вины тоже ничего не значит? — Каролина помахала в воздухе голубым беретом.

Дженет вскочила с постели и подбежала к мачехе.

— Каролина, умоляю вас. Ваши крики слышны по всему кораблю. Пожалуйста, не обвиняйте его понапрасну. Если бы я могла объяснить, как сюда попал…

— Тут нечего объяснять, — сурово прервала ее Каролина. — Во всяком случае, мне. О, когда твой отец увидит это, когда я ему расскажу, что сама, своими глазами видела, как этот подонок выскользнул из твоей каюты сегодня утром…

Дженет схватила мачеху за плащ. По лицу ее катились слезы, голос дрожал от волнения и негодования.

— Я умоляю, Каролина. Не делайте этого. Поверьте, Дэвида не было здесь ночью. Он поцеловал меня у двери, пожелал мне спокойной ночи и ушел. Больше я его не видела. А теперь… теперь…

— Поцеловал? — Казалось, взгляд Каролины мог заставить Дженет упасть перед ней на колени. Несчастная все еще цеплялась за ее плащ. — Оставь меня!

Дженет пыталась овладеть собой, но все ее хрупкое тело сотрясалось от рыданий.

Дженет Мол знала своего отца, его характер. Если Каролина действительно это ему скажет, то объяснить что-либо станет невозможно. Отец не будет никого слушать и не простит Дэвида. И тогда один из них наверняка будет ранен в схватке. Или убит.

У Дженет никого, кроме отца, после смерти матери не осталось. Властный и нетерпимый, сэр Томас тем не менее очень любил свою дочь. Она это знала. Он не отпускал ее от себя во время траура, и они вместе переживали то тяжелое время.

До того как он женился на Каролине Дуглас, отец заботился о ней, баловал ее. Сейчас все изменилось, главным мотивом его поведения стало осознание собственности. Им владели теперь лишь два чувства — недоверие ко всем и ревность. И именно они стали причиной его зачастую неоправданного гнева, при мысли о котором Дженет трепетала.

А Дэвид, дорогой Дэвид, который относится к ней с такой любовью, единственный мужчина, который заставил ее поверить, что она красива, умна, желанна как женщина…

И вот теперь из-за нее он или отец так пострадают. «Боже мой, — думала она, закрыв лицо руками, — как я могла позволить, чтобы это произошло! Один из них наверняка будет убит! Боже мой! Боже мой!»

В дверь резко постучали. Дженет вздрогнула. Каролина холодно на нее посмотрела.

— Дженет, Каролина! — послышался резкий голос сэра Томаса. — Что у вас там происходит?

Дженет колотил озноб. Ей казалось, что морозный холодный воздух заполнил все ее существо. Она не спускала глаз с мачехи.

Каролина прошипела ей в ухо:

— Ты сделаешь так, как я скажу. Поняла?

Дженет в ужасе посмотрела ей в глаза, которые, казалось, проникали в самую душу.

— Каролина! Открой эту чертову дверь!

— Смотри же! Делай, как я скажу. — Каролина ткнула берет прямо в лицо падчерицы и спрятала в карман своего платья.

Сэр Томас буквально ломился в дверь. Дженет испуганно кивнула. По щекам ее катились слезы.

— А ну, вытри слезы, — прошипела Каролина. — Попробую спасти твою шкуру… и шкуру этого мерзавца.

— Если вы не откроете, я разнесу к чертям собачьим эту дверь, я…

Каролина подняла щеколду, и дверь распахнулась. С невинным видом она стояла перед клокочущим, как вулкан, мужем.

Сэр Томас ворвался в каюту, глаза его обежали маленькое помещение.

Дженет, овладев собой, быстро подошла к кровати, сняла с нее одеяло и закуталась в него.

— Что, черт возьми, здесь происходит? — потребовал рыцарь. — До самого Рима слышно, как вы тут воюете.

— Мы, женщины, не воюем. — Каролина старалась повернуть его к двери, но с таким же успехом могла бы развернуть Эдинбургский дворец. — У нас возникли кое-какие разногласия, — продолжала она, — но мы их разрешили, старый медведь. Не будешь ли ты так любезен и не оставишь ли нас наедине…

— Не оставлю, пока вы мне не объясните, о чем это вы спорили. — На этот раз сэр Томас обращался к Дженет, не спуская глаз с ее лица, на котором все еще были видны следы слез.

— Ничего серьезного, отец, — быстро сказала Дженет. — Правда. Со мной все в порядке. Поверь.

Сэр Томас остался стоять на месте, обескураженный последними словами доч»ри.

— А почему с тобой должно быть что-то не так?

— Даю слово, Томас, — вмешалась Каролина, на сей раз более решительно. — Иди куда шел и перестань колотить в дверь в столь ранний час. Хватит, мы уже привлекли к себе достаточно внимания.

Сэр Томас открыл было рот, чтобы возразить, но жена, прижав пальцы к его губам и клюнув его в щеку, заставила его молчать.

— Мать с дочерью могут время от времени поспорить, — сказала она, поглаживая грудь мужа. — И Дженет, и я уверяем тебя, что все в порядке. Пока, медведь. Нам нужно закончить наш разговор.

Глаза сэра Томаса выражали недоумение. Каролина слегка провела его рукой по своему теплому телу — она никогда не была на людях столь ласковой к нему.

— Если ты вернешься в каюту, — искушающе промурлыкала она, — я присоединюсь к тебе через минуту-другую и тогда все тебе расскажу.

Она зазывно посмотрела на него, и сэр Томас тут же сдался.

— Да, — сказала Каролина значительно, — все расскажу.

Когда дверь за ее отцом закрылась, Дженет с ужасом увидела на лице мачехи неприкрытую угрозу.

— А вот шах!

— И никакого снисхождения к больной женщине.

Изабель неудоуменно уставилась на стоящую перед ней шахматную доску из слоновой кости и черного дерева. Она с неприязнью посмотрела на красивое лицо сидящего на стуле у ее постели командующего.

— Если вы игрой в шахматы хотите произвести на меня впечатление, то ошиблись в своих расчетах.

— Произвести впечатление? — повторил Джон с улыбкой. — Нет, леди Изабель, мне и в голову это не пришло. В любом случае зачем?

— А бог вас знает, — раздраженно ответила Изабель. — Ну хотя бы потому, что у вас нет ни малейшего шанса.

Джон, собирая фигуры, посмотрел в лицо старой женщины, пытливо изучающей его.

— Что вы имеете против меня? — спросил он, найдя наконец в складках покрывала на кровати черную королеву.

— Чего вы хотите от нее? — продолжала Изабель. — Я имею в виду Марию.

Шотландец сжал в пальцах шахматную фигурку. Он хотел поставить ее на доску рядом с королем, но помедлил, рассматривая.

— Очень просто, леди Изабель, — дружбы.

— Ба, ба, ба! — фыркнула Изабель. — Дружбы? Но неужели вы рассчитываете, что я, старая женщина, знающая свет, вам поверю? Мария слишком хороша собой, а вы чересчур красивы, чтобы это было «очень просто».

— О, миледи, вы слишком любезны ко мне, морскому волку, — усмехнулся Джон.

— Вы глупец, если думаете, что я расточаю вам комплименты. — Изабель подтянула одеяло до подбородка. — Говорю, потому что вижу и потому что подсказывает мне мой опыт.

— Думаю, что мы закончили игру, — он торопливо поставил на доску королеву рядом с королем.

— Пока что, — ответила женщина.

Командующий встал и отнес доску с фигурами в угол каюты. На столе остывал обед Изабель, Джон взял поднос с едой и поставил его перед ней. Изабель окончательно уверилась в том, что вчера между ним и племянницей что-то произошло. Она потихоньку дремала после ужина, но проснулась, услышав, как Мария закрывает за собой дверь. Изабель знала, зачем она направилась к шотландцу. Молодая женщина опрометчиво обещала ему помощь и пошла сказать, что передумала.

И хотя снотворное размыло ее память, Изабель все-таки смутно вспомнила, что Мария стояла спиной к закрытой двери и смотрела в пустоту. Изабель проснулась еще раз на рассвете и сквозь открытую дверь каюты видела, как молодая женщина взволнованно ходит взад-вперед по своей каюте. Видимо, она не ложилась почти всю ночь.

Что-то произошло между этими двумя, и Изабель догадывалась что.

Появление командующего в ее каюте сразу после ухода служанки лишь подтверждало подозрение. Шотландец ничего не спросил про Марию, но Изабель понимала, что он, вовлекая ее в беседу, тянет время и тайком бросает взгляды на закрытую дверь каюты Марии.

И до сих пор — а сейчас уже полдень — Мария не появляется, хотя — Изабель в этом абсолютно уверена — не может не знать о присутствии командующего. За тонкой дверью, конечно, слышны его громкий смех и голос. И тем не менее она не выходит.

Не обращая внимания на поднос с обедом, Изабель внимательно следила за темноволосым гигантом. Она старше и умнее их обоих. В их-то играх она быстренько разберется, она несет ответственность за Марию.

— Выпейте это, — приказал он, взяв с подноса чашку. Изабель с подозрением посмотрела на кувшин, который шотландец держал в руках.

— Что это — любовный напиток? Чтобы я вас больше любила?

— Я на это и не рассчитываю, — ответил Джон, отвечая улыбкой на слабую улыбку старой женщины. — Нет, это яд.

— Как я сразу не подумала. — Изабель взяла из его рук чашку и понюхала. — Думаю, скорее всего снадобье, чтобы меня усыпить. На несколько дней, и тогда вы можете делать с моей племянницей все, что вам вздумается.

— Да вода это, просто вода, — ответил Джон. — Это даст вам силы, а может… вернет вам чувство юмора.

Изабель поднесла чашку ко рту.

— Почему вы думаете, что у меня это было?

— Сила?

— Юмор.

— Ваш возраст, леди Изабель. Вам ведь около… сорока?

— Хитрован.

— Без чувства юмора и будучи столь подозрительным вряд ли кто-то дожил бы до этого возраста. — Джон невинно смотрел на Изабель, которая не могла не улыбнуться.

— Вы дьявол. — Она снова поднесла чашку к губам.

— Но для того чтобы убрать вас с моей дороги…

Женщина остановилась.

— Все-таки это яд?

— Нет, я вам уже сказал, — покачал он головой. — Но мне действительно нужно поговорить с Марией наедине. Всего лишь поговорить.

Изабель молча смотрела на него. Похоже, ему тоже не довелось спать прошлой ночью.

— Поэтому вы и изображаете все утро из себя сиделку?

— Нет. Видите ли, у меня есть такая странность: мне нравится, когда меня оскорбляют, унижают и разговаривают со мной, как с малолетним идиотом.

— Рада, что мы понимаем друг друга, — удовлетворенно кивнула Изабель. — Итак, вы хотите поговорить с моей племянницей наедине. Зачем? — закричала она, чуть не опрокинув поднос с завтраком.

Джон пристально смотрел на нее.

— Леди Изабель, я не хочу повторяться, но скажите: вы всегда так милы или это рана в плече столь влияет на ваш шарм?

Изабель не обратила внимания на его слова.

— Перестаньте бросаться на меня и ответьте на вопрос.

— Это я-то бросаюсь на вас? — глаза Джона сузились. — А вам не кажется, что вам пора перестать лезть в чужие отношения?

— Вот именно — отношения, — возмутилась Изабель. — Меня не напугают угрозы какого-то там шотландского пирата.

— И тем не менее придется вам это прекратить, — ответил Джон, — Марии, слава богу, двадцать три года. Если бы она жила в Шотландии, то сейчас бы нянчила шестого ребенка и сама решала бы как свои проблемы, так и проблемы мужа и детей. А если бы была замужем за землевладельцем и помещиком, то решала бы вопросы всех жителей своей деревни.

— Минуточку, — прервала Изабель. — Вы что, называете ее старой?

— Нет, это вас я называю занудой, которая во все лезет.

Изабель с силой поставила чашку на поднос.

— Я отвечаю за Марию. Я должна заботиться о ней.

— Заботиться надо о детях, а не о взрослой женщине.

Изабель прикусила язык. Как ни велико было искушение, она не могла выложить ему правду о Марии как о королеве и сестре императора. Независимо от возраста и ситуации Мария нуждалась в заботе и защите. Ее так и подмывало сказать ему, какую опасную игру он ведет, сам того не подозревая.

— Изабель, вы показались мне умной, искушенной женщиной…

— Не заговаривайте мне зубы, — прервала она его резко.

— Хорошо, не буду, — согласился Джон. — Вы опытная, подозрительная, злая дуэнья.

— Так-то лучше. — Изабель поправила одеяло. — Можете продолжать, — спокойно добавила она, встретив его изумленный взгляд.

— Благодарю вас. Я пытаюсь вам объяснить — а вы не даете мне это сделать, — что, несмотря на весь ваш жизненный опыт и большой ум, вы не видите дальше собственного носа. И вы совершенно не понимаете Марию.

— А вы-то уж, конечно, ее уже поняли.

Джон поднял руку, умоляя ее помолчать.

— Позвольте мне закончить.

— Ну что ж. Это забавно.

— Я пришел поговорить с ней, объясниться во имя как своего, так и ее блага. Вы же не думаете, что я пришел бы к вам, если бы видел в Марии будущую любовницу. — Изабель сжала зубы, и он понял, что она наконец-то его слушает. — Я знаю Марию лишь несколько дней, но мне кажется, я увидел в ней то, что вы не сумели рассмотреть за всю совместную жизнь.

— Сомневаюсь, — возразила она.

— Неудивительно. Ведь вы не хотите видеть очевидное. — Джон не отрывал глаз от Изабель. — Мария отличается редкой красотой и чрезвычайным умом, но пуглива, как ребенок. Она чего-то боится, потерянна, не уверена в себе. Она совершенно не подготовлена к жизни, не умеет и не хочет бороться с жизненными препятствиями, бежит от них. Познакомившись с вами, с вашим желанием постоянно и во всем опекать ее, я этому больше не удивляюсь. Она бежит от проблем. От тех, которые вы не можете решить за нее.

— Это не…

— Позвольте мне закончить. Поставьте себя на ее место. Обращайтесь с ней так, как вам хотелось бы, чтобы обращались с вами в ее возрасте и в ее положении. Это все, о чем я прошу вас. Помните, что ребенок никогда не научится ходить, если его не выпускать из рук.

— Но он может упасть.

— Может. Но потом поднимется и сам научится ходить, — сказал он.

— Есть дети, которым нельзя падать.

Изабель замолчала. Ее саму никогда не защищали от жизни так, как защищали Марию. Но она была всего лишь старой теткой императора Священной Римской империи.

— Вы сказали достаточно, — спокойно прервала она его. — Но если это не мое дело, то тем более уж не ваше.

— Возможно, миледи, — продолжал он. — Но вот еще что я хочу сказать. Мария несчастна. Мы говорили с ней, и я понял, что она вообще никогда не была по-настоящему счастливой. Никогда.

— У нее был… хороший брак, — слабо защищалась Изабель, зная, что ни о счастье, ни о любви в нем не было и речи.

— Да, она была замужем. Она мне сказала об этом. Представляю, что это был за брак, если после четырех лет совместной жизни у нее в сердце нет даже скорби о погибшем муже. Видел я такие браки. Их заключают в интересах семейных кланов.

— Она вам это сказала? — удивилась Изабель. Тогда понятно, почему Мария провела бессонную ночь.

Джон кивнул:

— Ей нужен друг, Изабель! И, по крайней мере на несколько дней, я бы хотел им стать.

Изабель молчала несколько минут, глядя на него. Он старается убедить ее. Мужчина в его положении и с его внешностью мог себя этим не затруднять.

— Я понимаю, мы застряли в этом тумане, но почему вы тратите на Марию время, сэр Джон? — спросила она прямо. — Может, вы все-таки сознаетесь, что у вас на уме совсем иное?

— Что «иное»? — спокойно спросил Джон.

— Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца, молодой человек. Я знаю, — она махнула рукой в воздухе, — что происходит между мужчиной и женщиной. Я прожила жизнь не за стенами монастыря.

— Я в этом уверен, миледи. Но тогда позвольте вас спросить, почему Мария должна прожить за этими самыми стенами?

Изабель растерялась, пытаясь найти ответ на вопрос.

— Леди Изабель, Мария во всем полагается на вас. Это совершенно ясно. Но на этот раз не вмешивайтесь, дайте ей решить все самой. Я попытаюсь уговорить ее проводить со мной больше времени. Представлю ее тем немногим порядочным людям, которые есть на корабле. Вы сами сказали, что мы застряли в этом тумане. Кому повредит, если здесь, на корабле, среди чужих людей мы будем обмениваться парой дружеских фраз?

— Она не должна разрушить свою репутацию, — прервала его Изабель. — И меня беспокоит отнюдь не пара дружеских фраз.

Джон понимал, о чем она говорит.

— Она влечет меня, но даю вам слово чести, что здесь, на борту моего корабля, я не буду пытаться заманить ее ни к себе в каюту, ни в свою постель.

Его откровенность заставила Изабель замолчать. Он сказал то, что она хотела услышать.

— Даете слово?

— Даю, — повторил он.

Старая женщина задумалась. Вглядываясь в его лицо, она не сомневалась, что он сдержит клятву. Она назвала Марию накануне дурочкой за то, что та поверила его словам. Сама же делает то же самое. Она сама подпала под магнетизм его личности.

Но он прав. Мария несчастна. Она никогда и не была счастливой. Именно поэтому Изабель увезла ее из Кастилии. Для того чтобы спасти ее от нее самой, от ее брата. «Черт возьми, пускай мне придется гореть за это в аду!» — решила она. Если этот командующий сумеет заставить ее улыбаться, сделает ее счастливой — ну хоть всего на несколько дней, — так тому и быть. Марию всегда держали в золотой темнице, не разрешая почувствовать ни солнца на коже, ни даже дождя на лице. Будущее слишком зыбко, но все равно. Скоро Мария станет опять королевой, если не в Шотландии, то где-нибудь еще. Может быть, это ее единственный шанс. Сейчас — в этом тумане.

— Пусть будет по-вашему.