Королева белых слоников

Алма-Ата

Мысль о том, что куда-то нужно уехать, приходила мне в голову не раз еще до попытки самоубийства. Потому что жизнь стала странной. Именно «странной». Я бы употребил эпитет «невыносимой», если бы не любовь, которая делала выносимым все. Как сильное болеутоляющее. Несмотря на то, что счастливой любовью ее к тому времени назвать уже нельзя было.

Большую часть суток я проводил на работе, в редакции, затем – в пустой комнате, на матраце, сходя с ума от ревности… Мне хотелось взять Эльку за жабры и увезти куда-то далеко-далеко и снова заставить любить только меня. Хоть я и понимал, что это невозможно – вернуть то, что уже ушло, превратить ее в ту девочку, в которую я без памяти влюбился несколько лет назад…

Да и куда? Кому и где я нужен? И как я могу куда-то уехать, когда тут – двое пацанов нуждаются во мне?

И все-таки я наводил справки. Например, встретившись на «Аэлите» с Серегой Лукьяненко, я передал с ним записку его шефу Аркадию Кейсеру, который в тот момент взял в работу мою книжку «Бабочка и василиск». В записке я писал о том, что готов приехать в Алма-Ату, если мне будет предоставлена работа с небольшой зарплатой и жилье, что это мне совершенно необходимо, а потом я все отработаю.

Я тыкался по сторонам, как слепой котенок. Я даже поговорил с отцом. Искренне. Я сказал: «Батя, я никогда не говорил с тобой по душам. Но сейчас мне это очень надо. Ты ведь в курсе моей истории. Я женат, у меня двое детей, твоих внуков. Но я люблю не жену, а другую женщину. Без памяти. А она бросила меня. Как мне быть? Я хочу, чтобы мне ответил ты – мой батя, примерный семьянин, отец пятерых детей…»

Конечно, я ждал, что он скажет: «Юлий, есть долг перед детьми, есть честь и мораль. Любовь любовью, но мы не должны забывать об ответственности за других…» Я не знал, как отнесусь к этим его словам… Вместо этого он сказал мне: «Если поезд ушел, то его не догонишь. Есть много любителей гоняться за ушедшим поездом, и ты, похоже, из их породы. Беги. Поезда тебе не догнать, но если ты не побежишь, ты никогда не простишь себе это». «А как же дети?» – спросил я ошарашенно. «Мы о них позаботимся, – ответил батя, – за это не беспокойся». Он оказался прав: поезд я не догнал. Но я благодарен ему за этот совет.

Я позвонил Аркадию Кейсеру, который практически не знал меня, мы виделись с ним лишь дважды, и он сказал, что готов мне предоставить все, что я прошу… Почему? Не знаю.

Но я все тянул.

Однако страх все-таки заставил меня уехать. Страх смерти. Если все оставить, как есть, я снова что-нибудь сделаю с собой, и во второй раз мне уже не повезет так, как в первый. Я ведь знал теперь, что способен на такие выходки, и логика тут ни при чем.

Дети? А легче им будет от того, что я умру?..

Совесть? Пусть уж лучше болит совесть у живого человека, чем не болит у мертвого…

Выйдя из больницы, я в первый же день позвонил Аркадию: «Я еду». Но когда я оклемался окончательно, Элька вновь завела свою песенку про то, что «я еще ничего окончательно не решила…» Снова стала вести себя, мягко говоря, странно.

Хотя, что там странного?! Просто она снова стала встречаться и со мной, и с Арнольдом. Сука, по-другому и не назовешь. Но я продолжал безумно любить ее. Я оправдывал ее перед собой тем, что теперь она, хотя бы, скрывает от меня свои встречи с Арнольдом, значит, не хочет делать мне больно.

Я выследил ее. Сперва хотел закатить скандал, но удержался и спросил себя: «Что мне важнее, доказать, что она – сука, а я Белоснежка, или чтобы она была со мной?» И ответил сам себе: «Второе».

Я сказал ей о том, что мы едем в Алма-Ату. Она ответила, что не уверена, что хочет куда-то уезжать со мной из Томска. Она сказала так: «Я поеду с тобой, поживу недельку, посмотрю, как ты там устроишься, а потом уеду к Ленке в Одессу. Мне нужно ото всего отдохнуть, собраться с мыслями».

Я не стал настаивать. Я решил сделать так, чтобы из Одессы она не вернулась в Томск, а поехала ко мне в Алма-Ату. И, набравшись наглости, снова позвонил Аркадию: «Аркаша. Ситуация такая. Я приеду не один, а со своей девушкой. Отношения у нас с ней сейчас очень странные. Я хочу, чтобы она была со мной. Но она еще ничего не решила. Она поживет со мной неделю, а потом уедет. Ты поможешь мне произвести на нее впечатление? Чтобы она вернулась?»

Я бы на его месте насторожился. Я бы не стал связываться с ненормальным. Но Аркадий ответил: «Приезжайте. Эту неделю вы проведете с ней в раю. Потом все отработаешь». Чем я заслужил такое к себе отношение? Поражаюсь до сих пор.

У своего товарища Андрея Кахаева (того самого, в доме которого я когда-то ударил Эльку за то, что она целовалась с Валерой Килиным) я занял довольно крупную сумму, и мы полетели. Тогда я, кстати, впервые показал Эльку родителям. Они отнеслись к ней настороженно. Правда, мать шепнула мне перед самым нашим уходом: «Сразу бы нашел такую…»

В аэропорт мы приехали с двумя огромными сумками. Я тащил их, рискуя, что разойдется только-только заживший шов на животе. Но виду не показывал.

… И вот мы в Алма-Ате. Сходим с самолета. Я даже не уверен, что нас встретят. Садимся в автобус-прицеп, который везет пассажиров по взлетному полю от самолета к зданию аэровокзала. За воротами поля я вижу Аркадия, он машет мне рукой. «Все-таки встретил», – чувствую я облегчение.

На площади аэровокзала выясняется, что в этой встрече задействовано две иномарки, по тем временам – крутизна неимоверная. Нас Аркадий садит в «Оппель», сам садится в «BMW», и мы едем по сияющей вечерней Алма-Ате… «Ты тут такая важная птица? – удивляется Элька, – почему тебя так встречают?» Я делаю загадочное лицо.

Гостиница – номер «люкс». На столике возле кровати ваза с цветами и блюдо с фруктами.

– Ну все, располагайтесь, – говорит Аркадий. – Я по-по-пошел. (Забыл пояснить: Аркадий сильно заикается.)

– Подожди, – останавливаю я. – Объясни, во сколько я должен быть завтра на работе, и как туда добраться?..

– Не-не заб-бивай себе го-голову, – говорит он (больше не буду без особой необходимости изображать его заикание, буду писать так, как будто бы он говорит нормально). – Завтра мы едем отдыхать на Капчегай.

– А что это такое?

– Искусственное море. Пляжная зона.

И назавтра он повез нас на Капчегай.

Такой красивой бирюзовой воды я больше не видел нигде. Белый тонкий песок, шашлыки, сухое вино… Мы отдыхаем вчетвером: я, Элька и водитель Аркадия Вова с девушкой. Правда, «девушка» замужняя, а потому есть в наших парах некий дух аморального единения. Сам Аркадий с нами не поехал: «Дела»… Вова передал, что завтра на работу приходить еще не надо, это распоряжение «шефа».

«Ты чем тут будешь заниматься? – спрашивает Элька на второй день. – Почему мы все время отдыхаем?» Я делаю загадочное лицо. Вечером того же дня позвонил Аркадий: «Ложитесь спать сегодня пораньше. Завтра подъем в семь ноль-ноль. Едем на Иссык-Куль, на Медео»…

И вот так резвились мы всю неделю, иногда вдвоем, иногда с водителем Володей и его замужней любовницей, иногда в компании Сереги и Сони Лукьяненко, а иногда еще и с новым знакомым Валерой Смоляниновым. Это действительно была неделя в раю. Потом я посадил Эльку на самолет – в Одессу. Улетала она слегка ошарашенная моей крутизной.

Прямо с аэропорта я приехал на свою будущую работу – в редакцию «Казахстанской правды». Нашел Аркадия.

– Ну вот, Юлий, – сказал он. – Теперь я доложу тебе все как есть. Мы – нищая контора. Коммерческий отдел государственной редакции. В Казахстане, как и во всей стране, катастрофически не хватает наличных денег. Газете нечем расплачиваться с сотрудниками. Мы – газета бюджетная, республиканская, потому деньги у нас есть, но они – безналичные. Наш отдел создан для того, чтобы превращать их в наличные. Сработаем один к одному – уже хорошо, наваримся, тридцать процентов навара – наши.

Да-а. А я-то уже решил, «коммерческий отдел» занимается реальной коммерцией. А оказалось, бред полный. Мы могли, например, купить где-нибудь по безналу вагон цейлонского чая за двадцать рублей килограмм и продавать его за… двадцать же рублей, только за наличные. И нам уже были благодарны. Такая, блин, коммерция.

Аркадий мог как угодно распоряжаться деньгами редакции. Лишь бы имелось обоснование, что тот или иной проект хотя бы вернет затраченные деньги. Выпуск моей книги «Бабочка и василиск» и пластинки «Vanessa Io» был лишь одной из подобных его затей, но он себя не оправдал.

Другой его затеей были казахские сувениры для иностранцев. Однажды, зайдя в его кабинет, я обнаружил, что тот весь уставлен небольшими юртами – сантиметров в пятнадцать-двадцать высотой, возле которых в различных позах застыли казахи-лилипуты и казашки-лилипуточки. Кому-то мнилось, что эти сувениры будут радостно скупать иностранные туристы. Сколько Аркадий грохнул на это редакционных денег, не знаю. Но маленьких казахов и казашек покупать никто не хотел. Как и их маленькие жилища.

Потихоньку куклы вместе с юртами переместились на менее видные места – на подоконники, на шкафы, на сейфы… А потом юрты и вовсе были свалены в одну кучу в углу, а казахских лилипутов сотрудники газеты ради шутки стали подсовывать друг другу в ящики столов, в шкафы, в сейфы и прочие неожиданные места.

Но это все потом. Вернемся к тому дню, когда я отправил Эльку в Одессу. Объяснив странную экономику своего коммерческого отдела, Аркадий сказал: «А теперь поехали в гостиницу, надо тебе перебираться в дешевый номер…»

Меня переселили в малюсенькую, как пенал, пропахшую табаком комнатушку, и ту я целый месяц делил с молодым и сексуально ненасытным казахом-курсантом, который каждый день просил меня прийти попозже, где-нибудь в час ночи, так как у него будет очередная «телка». Он все время говорил: «Юлий, давай я тебе тоже кого-нибудь сниму, чего ты как монах живешь…» А я, ставя его в тупик, все время объяснял ему, что изменять любовнице, с которой я убежал от жены, и которая жила последнее время с двумя мужчинами, мне не позволяет чувство порядочности и верности.

Но я вновь отвлекся. Перетащив мои вещи в дешевый номер, мы с Аркадием поехали к нему – знакомиться с его женой Мариной.

Марина оказалась миловидной, полной и изумительно приятной в общении женщиной. После часа знакомства я в ней души не чаял. А началось оно так. Мы вошли в квартиру, разулись, прошли на кухню. Пахло вкусно и остро – жареным мясом, чесноком и пряностями.

– Ма-марина, – показал на жену Аркадий, которая с сигаретой в зубах стояла у плиты, – Ю-ю-ю-юлий, – показал он на меня.

– Кушать будете? – спросила меня Марина.

– Еще бы, – сказал я, – я голодный, как слон. Положите мне побольше, а то я сдохну!

И Марина просто расцвела:

– Ну, наконец-то Аркадий привел в дом нормального человека! – воскликнула она, наваливая мне в тарелку гору жареного мяса. – Как меня заебали эти интеллигентные Аркашины друзья. – Я слегка опешил от такого лексикона, она же, как ни в чем ни бывало, продолжала: – Бедная женщина готовит для них, не покладая рук! А они съедят кусочек и тарелку отодвигают. Ну, не пидорасы ли?

– Пидорасы, – согласился я неразборчиво, потому что рот у меня был уже забит.

Мясо было вкусное, острое, да под водочку. Марина уселась напротив нас с Аркадием и с умилением стала наблюдать, как мы едим. В этот момент на кухню залетел парнишка лет четырнадцати, как я догадался, сын Аркадия и Марины.

– Мама, помоги мне решить задачу… – начал он, но Марина его перебила:

– Антоша, милый, ты видишь, мама со взрослыми дяденьками пьет водку?

– Вижу, – кивнул тот, смущенно улыбаясь.

– Ну, так хульки ж ты лезешь?

– Понял, – ухмыльнулся сын. – Потом зайдешь?

– Потом и посмотрим, – сказала Марина. – А сейчас отъебись, пожалуйста, от мамочки.

Больше никогда в жизни я не слышал, чтобы кто-то еще матерился так мило и изящно, как Марина Кейсер, филолог по образованию и кинематографист по специальности.

Мы квасили до часу ночи. Марина сказала, что представляла себе Юлия Буркина совсем не таким. Оказывается, Аркадий предложил ей отредактировать мои рукописи, и она читала несколько моих повестей. «У меня сложился совсем другой образ их автора, – сказала она: – Этакий маленький лысый самовлюбленный еврей. Ты, Юлий, намного лучше своего лирического героя».

Потом они уложили меня в какую-то, по-моему, детскую, кровать.

Я проснулся. С удивлением обнаружил, что похмелья не ощущаю. Посмотрел на часы и понял, почему: я спал десять часов, было уже одиннадцать дня.

«Блин! – подумал я. – Проспал. Я опоздаю в первый же свой рабочий день. Какое обо мне составит мнение Аркадий? Хотя… Может, он тоже еще здесь?..»

Я поспешно оделся и вышел из комнаты. На кухне была Марина.

– Доброе утро, – сказал я.

– Да, – согласилась Марина. – Садись завтракать.

– Я, наверное, побегу, – помотал я головой, – и так уже опоздал.

– Мальчик, – сказала Марина. – Не выебывайся. Вот для тебя записка от начальства.

Она подала мне листок, и я прочел:

Подпись и печать.

Вот так начались мои трудовые будни в этом восхитительном городе.