— У них лагерь в трех милях западнее. Там поляна, расставлены палатки, похожие на палатки трегеллианской армии, их пять. И они там. Люди. И два голема.

— Лагерь? — сказала я. — Они установили лагерь в лесу. Это какая-то база? Пост по пути в Трегеллан? — я размышляла вслух.

Кирин покачал головой.

— Лагерь не обычный. И ты права, ты слышала ребенка, — он сглотнул. — Этот лагерь — тюрьма для детей.

Все тут же принялись испуганно переговариваться, а я так опешила, что не сразу остановила шум, рявкнув:

— Молчать! Хотите, чтобы и нас схватили?

Меня одарили мрачными взглядами, но люди притихли, я кивнула Кирину продолжать.

Он говорил с мрачным видом:

— Я видел их — мальчиков и девочек всех возрастов. Их выводили из палаток группами по десять и отправляли в другую палатку на окраине лагеря. Туалет там, наверное, потому что они были там лишь пару минут, а потом их вернули в палатки, откуда вывели, и пришло еще больше детей. Мальчиков они отделили от девочек, и всех охраняет десяток людей и два голема. Больше взрослых нет. Лагерь окружен оградой, ветки сверху заточены, как пики.

— Много их? — спросила я.

— Я насчитал сто десять.

— Откуда они?

— Шаргат, — сказала Хоуп. — Этот город ближе всего к лесу. Это точно дети из Шаргата.

— Зачем им забирать детей? — спросила Брина, дочь кузнеца, создающего луки, из района у Хаги. — Зачем они им?

— Власть, — тут же сказала Хоуп. — Если он забрал детей, люди будут слушаться. Любой родитель сделает все, чтобы уберечь ребенка, так ведь?

— Боги… — выдохнула я. Умно. Ужасно. Заплатить знати за верность и забрать детей у обычных людей, чтобы подчинить их. — Думаете, он сделал так во всех крупных городах? — спросила я, и она кивнула. — Бедные люди.

— Нам нужно что-то делать, — сказал Кирин. — Нужно забрать детей. Там только около тринадцати человек. Два голема. Нас больше. Мы сможем.

Я посмотрела на нашу банду изгоев. Да, технически нас было больше. И такие мужчины как Стуан, Ульрин, Хобб и Толли были обученными бойцами. Многие женщины тоже могли дать отпор. Но против солдат и големов в тесном пространстве и без огня, чтобы бороться с големами… Я видела, как он понимает это и прогоняет эту мысль, его желание что-нибудь сделать было сильнее желания мыслить разумно.

— Мы сможем, — настаивал он. — Мы можем напасть внезапно.

— И что потом? — мягко спросила я. — Если у нас получится, что нам делать с детьми?

— Взять их с собой.

— Повести группу детей по Лормере в горы? Он узнает и убьет их семьи…

— Нам нужно что-то делать, — повторила слова Кирина Эма и повернулась ко мне. Так сделали и остальные, ожидая моих слов.

— Мы сделаем. Обещаю. Но нужно делать что-то правильное.

Я отошла от толпы, доверив Хоуп управление ими, и они обступили Кирина, требуя больше подробностей. Я ушла за деревья неподалеку, чтобы очистить мысли. Нам нужно было что-нибудь делать, эти слова не были пустыми.

Но что нам сделать, чтобы не подвергнуть их всех риску?

Я представила испуганных родителей. Они могли поддержать меня. Спящий принц был сильным, но если я возглавлю людей, лормерианцев… если они все восстанут одновременно. Если бы я могла объединить их…

Голова заболела, слишком много мыслей пыталось пробиться в нее. Я заметила пень и села, стряхнув с платья паука, как-то попавшего сюда. Он прицепился к моему пальцу, и я смотрела, как он бежит по моей руке, перевернув ладонь, и поймала другой рукой, когда паук собрался забраться на мой рукав. Я усадила его на деревце неподалеку.

Он полез по стволу, а я смотрела вдаль.

Нам нужно было подать сигнал, что-то понятное, чтобы пробудить надежду, но не такое открытое, чтобы Аурек не ударил по лормерианцам. Что-то, что отвлечет его внимание от людей, но не направит на нас. Не направит все внимание. Ему пока не нужно знать о нас.

Я чувствовала важность этой идеи, встала и принялась расхаживать.

— Кирин, Ниа, — позвала я, и они пришли. Я повернулась к ним, мысль принимала облик в голове. К их удивлению, я улыбнулась. — Не хотите оставить в Шаргате послание этой ночью?

Я отправила Хоуп дальше с остальными, она хмуро ворчала о глупости.

— Нам нельзя потерять тебя, — заявила она, когда мы прощались. — Ты с ума сошла?

— Мы должны что-то сделать.

— Это не должна делать ты.

Должна. Я должна была вести это. Я должна была рисковать собой, если хотела остаться их лидером и сохранить их верность. Я должна показать им, что борюсь на передовой с ними. Что я готова рисковать так же, как и они. Это наш первый удар после того, как я пообещала им одолеть Аурека.

Я видела ужас в их глазах, когда Кирин рассказал о детях. Они смотрели на меня и ждали действий. Они повернулись ко мне. Так что я должна была стать центром, а риск был не так важен. Я должна быть лидером и вести за собой.

Я рассказала это Хоуп, и она вскинула руки в воздух.

— Но если мы потеряем тебя, потеряем единственный шанс одолеть его.

— А если я потеряю их, — парировала я, деревья скрывали от меня мою армию, — то все мы обречены. Пострадают их семьи. У них должны быть родственники, племянники, братья, сестры, а то и свои дети. Что они смогут получить, отдав меня Ауреку? Как он наградит их и их семьи? Я должна показать им причину не делать этого. Я должна быть больше и лучше. Я должна быть для них единственным вариантом.

— Ты опасно играешь, Твайла. Ты можешь проиграть.

— Я проиграю, если не буду рисковать. Да, это игра. Это дети, лезущие на стену. Стену, которую охраняют его люди, которая окружает город, который он пленил. Жестоко. Мы оставим знак, что люди внутри не забыты, что не все подавлены. Мы напишем на той стене надежду. Обещание, что они не одни. А люди за стеной, мой народ, увидит, что их лидер готов рисковать своей головой, чтобы сдержать обещание.

Она все-таки сдалась, неохотно, с яростью, но сдалась, и она с большей частью нашего лагеря отправилась к горам по договоренному пути. Ниа, Кирин и Стуан, которого допустили, когда он доказал, что может изобразить правдоподобный трегеллианский акцент, и я остались в лесу.

План был прост: Стуан был в броне, Ниа одолжила кольчугу, и они будут отвлекать, чтобы их трегеллианские голоса эхом разносились по лесу, чтобы их слышали. Это отвлечет стражей от стен города, и мы с Кирином успеем оставить послание. Мы спорили насчет того, что написать, и где, но все же решились.

Этой ночью состоится дебют Восхода.

Мы решили написать на стене снаружи, так не обвинили бы никого из города, так что их не нужно будет наказывать, вредя детям. И послание должно было нести как можно меньше риска. Мы надеялись. Я повторяла слова в голове, пытаясь понять, что может пойти не так, но, хоть не находила проблем, все равно тревожилась.

По чистой случайности один из беженцев из Лормеры был кожевником. Его звали Трей, он добавлял кожу на седла. Когда он сбежал, он забрал кожу с собой, надеясь, продать ее и ценные краски, и мы попросили у него темно-красную марену. Мы добавили сок свеклы из запасов Эмы и муку, чтобы сделать густую красную краску, которая, если ее быстро не смыть, останется надолго. Мы смешали все в шлеме трегеллианского солдата, который забрали из Алмвика, палками, взятыми с земли, а ветки с хвоей стали нам кистями.

Мы добрались до края леса, оставались в четверти мили от Шаргата и устроились там. Мы проглотили сухую оленину, что нам оставили, и помешали краску, добавив еще сока свеклы, когда краска стала засыхать. Оставалось лишь ждать. Мы следили за солнцем, смотрели друг на друга все чаще, когда оно начало опускаться, а воздух — охлаждаться.

— Это безумие, — сказала Ниа, мешая краску. — Никто внутри не увидит это.

— Нет, но стражи увидят. Кому-то придется оттирать надпись. И они будут говорить об этом. Слух пойдет по городу. Это нам и нужно. Мы не посылаем весть миру снаружи, мы говорим с людьми внутри, показываем, что они не одни. Что кто-то еще борется. И мы хотим, чтобы Аурек знал об этом. Мы хотим, чтобы он знал, что кто-то ему перечит.

— Если нас схватят…

— Нет. Все просто. Тебе нужно лишь говорить.

— В этом она хороша, — добавил Кирин, мы со Стуаном улыбнулись, и я продолжила:

— У вас есть броня, вас будут закрывать деревья. Вам нужно шуметь так, чтобы они не знали, сколько вас здесь. Они не уйдут от ворот, не зная точно, — я посмотрела на Кирина, и он кивнул. — Но они отойдут от стены, чтобы созвать подмогу.

— И тогда мы с Твайлой все сделаем, — сказал Кирин.

— Именно. Пока вы будете их отвлекать перед городом, мы подойдем с юга, напишем послание и уйдем. Встретимся в небольшой роще в двух милях севернее от города.

— Уверен, что знаешь, где это? — Ниа повернулась к Стуану.

Он вздохнул.

— Да. В девятый раз говорю, я знаю, где это. В двух милях севернее есть немного деревьев.

Я посмотрела на небо.

— Пора начинать. Увидимся в роще.

Ниа нахмурилась.

— Как долго нам ждать там?

Я посмотрела на Кирина.

— Если мы не придем к восходу, то мы пропали. Следуйте за Хоуп в горы, — сказал он.

— Но мы придем. И пойдем вместе, — я встала, собрала наши кисти, Кирин осторожно поднял шлем с краской. — Помните, пять минут, и уходите. Двигайтесь. Меняйте голоса. Стуан, не забывай об акценте.

— Восход близко! — сказал он с почти идеальным акцентом. А потом повторил тише, и хотя акцент почти пропал, все равно было похоже.

— Отлично. Так и делай, — я посмотрела на Кирина, он кивнул. — Вперед.

Мне было не по себе, когда мы подошли к краю леса, желудок сжимался от переживаний. Через пару минут мы оказались довольно близко к стенам, чтобы я увидела людей на стенах в тени факелов. Я сосчитала их: три, четыре, пять человек на северной стороне, големов не было. Я не видела отсюда южную сторону, но людей там явно было не меньше. На западной стороне, где главные врата выходили к лесу, их должно быть больше.

— Готовы? — спросила я.

Стуан кивнул, но Ниа не двигалась, напряглась, ее глаза были огромными, и мне стало ее жаль. Она столько всего увидела за последние несколько дней. И, что странно, ее страх делал меня немного храбрее. Я взяла ее за плечи и отвела в сторону от парней.

— Тебе не нужно идти, — тихо сказала я. — Если не хочешь. Или если тебе страшно.

— Мне не страшно, — прошипела она.

— Тогда ты глупая, потому что мне страшно.

Она посмотрела на меня и глубоко судорожно вдохнула.

— Пять минут, — сказала я ей. — И все. Просто помни мои слова.

— Двигаться. Менять голос. Держаться подальше от стен. Бежать в рощу.

— Верно. Готова? — она кивнула. — Готовы? — спросила я у Стуана и Кирина.

— Сделаем это.

— Считайте до тысячи, — сказал Ние Кирин.

А потом мы безмолвно пошли в темноте.

Как только мы покинули укрытие леса, проступил пот, я пыталась услышать свист стрел. Мы шли по открытому пространству, полагались на безлунную ночь и свои бесшумные движения. Тысяча шагов от края леса к западной стене, и на каждый шаг, казалось, уходил год. Мы двигались медленно, Кирин сказал, что быстрые движения привлекают больше внимания, так что мы крались, пригибаясь к земле, хоть тело и просило бежать.

Как только мы дошли до стены, я прислонилась к ней, тело дрожало, но Кирин схватил меня за запястья, покачал головой и заставил идти вдоль западной стены, понимая с ужасом, что в тридцати футах наверху враги следят за округой.

Мы повернулись к южной стене, и я услышала тихие голоса. Один смеялся, его друг отвечал. Всего двое на ночной смене. Что-то в этом заставило меня задрожать. Мы шли дальше, огибая границу последнего города возле Трегеллана.

— Здесь? — выдохнул Кирин, мы замерли.

Я оглянулась и не смогла увидеть край стены города.

В голове проносились варианты того, что могло пойти не так.

Стуана и Нию могли поймать. А если люди из лагеря в лесу обнаружат их?

А если кого-то из них подстрелят?

А если… я не закончила мысль, потому что рев над нами разрушил тишину ночи.

— Южная стена! Нарушители у ворот! — услышала я зов. А потом топот шагов по камню.

— Сейчас, — сказал Кирин. Он вытащил краску и вручил мне кисть.

Он держал шлем, пока я обмакивала кисть и писала, дотягиваясь так высоко, как только могла, вытягивая руку. Я написала «Восход» самыми большими буквами, Кирин двигался со мной вдоль стены. Я чувствовала, как краска отлетает мне на лицо, на руки, но не останавливалась.

Я закончила за минуту и замерла.

— Идем, — поторопил Кирин.

Но чего-то не хватало.

— Стой здесь, — прошипела я, обмакнула кисть. Я нарисовала горизонтальную линию футов в восемь длиной. Я не видела точно, чтобы нарисовать в центре, но я остановилась на половине пути к Кирину, пальцами нащупала краску, добавила на линии полукруг, и мои глаза привыкли к темноте. Я добавила больше линий, лучей, из полукруга.

Не все в Лормере умели читать, но все знали, как выглядит восходящее солнце. Я видела идеально…

Лучше бы я не видела.

Страж над нами смотрел прямо на нас в свете факела, его лицо застыло.

Кирин, смотревший на лес, повернулся, и я увидела, как его рот открылся.

— Беги, — прошипел он.

Но что-то остановило меня, что-то в выражении лица стража. Там было отчаяние и мольба. Я решила воспользоваться этим.

— Дети в порядке, — сказала я так громко, как только осмелилась. — В двух милях отсюда в лесу.

Мужчина молчал и смотрел, а потом:

— Поклянись.

— Клянусь.

— Ты убережешь их? — прошептал он, и я кивнула. — Идите! — прошипел он, отпрянув, и я услышала другой голос.

Кирин бросил шлем, чтобы его нашли утром, и мы поспешили к лесу.

— Там! Что-то движется!

Моя кровь остыла от голоса на вершине, в этот раз мне не нужно было прислушиваться, чтобы уловить свист стрел, наполнивших воздух с его словами.

Я и не знала, что умею так быстро бегать, и как-то добралась до леса, звук стрел, стучащих по деревьям, преследовал меня. Я повернулась и увидела Кирина за собой, его глаза были огромными. Он схватил меня за запястье и потащил дальше, пока звук погони не оказался вдали.

Мы поменяли направление, повернули направо и пошли на север, пытаясь держаться параллельно краю леса. Мы бежали, спотыкались, и хотя ноги болели, а легкие пылали, бока словно пронзили ножами, я двигалась, тяжело дыша.

Кирин снова поменял направление, я — за ним, и мы покинули лес. Я надеялась, что впереди была рощица, и стала расслабляться.

Когда мы попали туда, Стуан и Ниа уже сидели под деревом. Через миг они увидели нас и побежали к нам.

— Ты в краске, — издала полувсхлип, полусмешок Ниа, крепко обняв меня. — И вы шумные.

Стуан и Кирин рядом с нами пожали руки и обнялись. Ниа отпустила меня, парни расступились, и она бросилась к Кирину. Стуан посмотрел на меня и замешкался. Я улыбнулась и вскинула брови. К моей радости, он покраснел, а потом похлопал меня по плечу, заставив меня смеяться.

— Как прошло? — спросил Кирин.

— Как и было договорено, — сказал Стуан.

— Он был прекрасен, — ответила Ниа. — Изобразил так много голосов.

Стуан покраснел еще сильнее.

— Нарисовали?

Я кивнула.

— Восход. И я нарисовала солнце. Для тех, кто не умеет читать.

— Но они нас заметили убегающими, — сказал Кирин. — Увидели, но, будем верить, что они будут говорить об этом.

— Будут, — сказала я. — Будут сплетничать и доложат Ауреку. Слух разлетится. Люди начнут задавать вопросы. Так что нам нужны на них ответы. Нужны люди в городах. Нужно узнать, все ли такие верные, как изображают.

— Как мужчина на стене.

Я подумала о страже, отпустившем нас.

— Как мужчина на стене.

— Что? — спросила Ниа. — Какой мужчина?

— Идемте, — сказала я. — Путь в горы долгий. Мы расскажем по пути.



Башня Правды



Аптекарша спала на вершине башни, и в кровати легко поместились бы четыре таких, как она. Она лежала на шелковых подушках, как в сказке, и от них слабо пахло, как она думала, другой девушкой, местами они были поедены молью, но это не тревожило ее отдых. Ее короткие волосы разметались по подушкам, черные в лунном свете. Одна рука лежала на животе, другая — у щеки. Ее розовые губы были чуть приоткрыты, веки трепетали во сне.

Принц снова явился в ее разум.

Во сне они были в другой башне, она не знала это место, но быстро вспомнила его описания: они были в Таллите, стояли внутри одной из семи башен, что обрамляли центральную крепость. Из окна, у которого она стояла, она видела мосты, соединяющие башни с крепостью и друг с другом, чтобы придворные не ходили по земле, если не хотели этого.

Она знала, что это сон, ведь она слышала отчеты, что все башни разрушены за пятьсот лет забвения, жестокие морской воздух и соленые ветра превратили их в пни, оставили дыры, как в зубах сладкоежки. А теперь она видела, какими они были: золотыми и красивыми.

Она знала, что это сон, потому что она могла стоять спиной к принцу. Она управляла своим телом.

Он встал за ней, не касаясь ее. Но был достаточно близко, чтобы его дыхание задевало ее волосы, а она ощущала тепло его тела. Достаточно близко, чтобы касаться ее, если захочет. Не во снах его кожа была холодной, безжизненной, как глина его охранников. Когда он приходил к ней во снах, он всегда был теплым. Ей хотелось бы прогнать его из головы, но уязвимость сна была для него открытой дверью, и он мог ходить по ее снам по своей воле. И хотя, пока она бодрствовала, он мог написать приказ и заставить ее тело слушаться, во сне он так не мог.

Она часто задумывалась, предпочитает ли он вызов во снах. Или ему было забавнее смотреть, как она делает то, что он пожелает.

— Тебе нравится? — спросил он.

Аптекарша услышала шорох ткани, он придвинулся, склонился, чтобы их лица оказались рядом и сказал:

— Я задал вопрос, милая.

— Не называй меня так, — заявила она.

Она слышала, как он улыбается.

— Миледи заговорила, — сказал он, радуясь, что заставил ее отвечать. — Может, она соизволит подарить мне еще больше слов с этих милых губ?

Аптекарша поджала губы, улыбка принца стала шире. Он повернул голову и заговорил прямо в ее нежное ухо.

— Сейчас мы в Башне Смелости. Здесь оставалась предшественница твоей подруги перед тем, как попыталась меня убить, — он замолчал, склонил голову, чтобы его подбородок задел ее ухо, и нежно потерся, будто кот. — Там, — он опустил голову, — Башня Мудрости. Там были комнаты дальней прабабушки Сайласа. Моей башней, как ты знаешь, была Башня Любви.

В этот раз она ощутила его губы на своей коже, и они растянулись в улыбке.

— Какой была бы твоя башня? Может, Мудрости? Нет… Нет. У тебя есть много качеств, Эррин Вастел, но ты не мудрая. Не мирная. Может, Правды? Это тебе ближе. Этот отказ быть счастливой со мной. Думаешь, они там, Эррин? Хотят прийти и спасти тебя?

Когда его пальцы обхватили ее подбородок, она отбила его руку.

— Нет, — сказала она. — Здесь ты меня не заставишь вести себя так, как хочешь, — и хотя она призвала на помощь гнев, во сне она ощущала спиной холодный ветерок, по рукам побежали мурашки.

Он склонил голову, разглядывая ее с опасным видом.

— Думаю, твои друзья придут, сладкая. Но не за тобой. Они придут за зельеварщиком, потому что он редкий и особенный. И за остальными. За теми, кто может делать золото. Но ты… совсем не особенная.

— Тогда зачем ты меня здесь держишь?

Принц рассмеялся.

— Я сказал, что ты не особенная. Но я не говорил, что от тебя нет пользы. Сайлас отдаст всю кровь, если будет верить, что так помогает тебе. Он пытался убить себя, ты знаешь это. А потом я напомнил ему, чем это обернется для тебя. И твой брат пойдет на любой риск, на любое задание, пока верит, что я тебя защищаю. Ты мне полезна, Эррин. Что странно, учитывая, какой бесполезной ты оказалась для всех до этого. Ты предала отца, дав ему умереть. Предала мать, дав ей сойти с ума. Брата. Друзей. Моего потомка. Я бы не нашел Конклав, если бы ты не рассказала мне, что ты в Тремейне с Пожирательницей грехов.

Ветер хлестал окно за аптекаршей, ее колол ледяной дождь, и она повернулась к окну. Принц говорил за ее спиной.

— В этом мире ты не предала только меня, — она ощутила, как его ладонь скользит по ее спине, он нажимал на позвонки большим пальцем, отмечая каждое слово. — А ведь ты пыталась. Может, мне стоит задаться вопросом, зачем я держу тебя здесь?

Она резко проснулась. Таллит мгновенно пропал, и она смотрела во тьму своей комнаты. Ее сердце билось слишком быстро, и тело, казалось, пульсировало с ним в такт. Она склонилась, притянула колени и уткнулась в них головой, обняв их руками.

А потом она вскочила, чуть не запутавшись в простынях. Она понимала, что принц снова завладел ее телом, и попыталась остановить себя, обхватила руками столбик кровати. Но ноги вели ее вперед с такой силой, что она подвинула тяжелую кровать на дюйм, а потом отпустила.

Ноги привели ее к окну. Она забралась на подоконник, глядя на улицу.

Стекла во сне не было, но здесь оно было.

Она подавила всхлип, открывая окно.

Как и во сне, погода была ужасной, дождь жалил иглами ее лицо, ветер трепал ее ночную рубашку, задирал до бедер. Она не могла заставить себя поправить одежду.

— Я могу заставить тебя спрыгнуть, — тихо сказал позади нее принц. Она не слышала, как он вошел. — Если я напишу это здесь, — он поднял кусочек бумаги, — ты выбросишься из окна. Я могу заставить тебя двигаться.

Ужас охватил аптекаршу, ее желудок сжался, она пошатнулась без приказа принца. Она попыталась прижаться к стене.

Принц вытащил перо из туники и что-то набросал на листке, аптекарша ощутила горечь в горле, голова кружилась.

Принц прижал листок к телу куклы, и аптекарша ощутила, как двигается ее тело.

— Нет, — проскулила она.

Она повернулась к темноте, ветер и дождь ударяли ее по лицу. Она не видела внизу земли, не видела ничего.

Она услышала, как перо скребет по бумаге.

Ее колени согнулись.

— Прошу, — попыталась сказать она, но слова не срывались с губ.

Она прыгнула.

Она рухнула на спину у ног принца, лишившись воздуха, на миг ее легкие отказались работать, и она подумала, что умрет. Принц смотрел на нее, в этот раз в его глазах не было хитрости, и он не забавлялся от своей игры. Его голос, когда он заговорил, был без эмоций, без души.

— Я хотел, чтобы из нас получилась настоящая семья, я хотел потратить на это время. Я отправил твоего брата за твоей матерью, хоть он был мне нужен в другом месте, чтобы ты была счастлива. Но у меня больше нет времени на игры с тобой. Не только твои друзья понимают, что тебя можно заменить. Ты жива, потому что я позволил это, но мое терпение быстро подходит к концу. Завтра вечером ты будешь в главном зале через час после заката. Ты будешь в чем-то очень красивом и будешь улыбаться. И мы поужинаем вместе, дружно. Ты не будешь пытаться порезать меня. Ты не будешь шипеть или бить меня. Ты будешь вести себя достойно. Короче говоря, милая, или ты делаешь себя особенной для меня, или я убираю тебя с игровой доски. Мне нужен твой брат и зельеварщик. Но ты мне не нужна. Помни об этом.

Он повернулся к двери и остановился.

— Башня Изнурения, — сказал он. — Так будет называться это место. Место, где сокрушают дух диких кобылиц. Потому что ты сломаешься, Эррин. Или умрешь.

Он оставил ее на полу, и она боялась пошевелиться или заплакать.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЭРРИН


Глава 8:



Я чувствовала, как он смотрит на меня с другого конца потертого деревянного стола, его взгляд был тяжелым и жирным, словно оставлял след грязи. От этого мне хотелось залезть в воду и оттирать себя, пока он не перестанет узнавать меня. Кожу покалывало, пока его глаза приказывали посмотреть на него. Я почти слышала сам приказ. Вместо этого я смотрела на тарелку с едой, желудок сжимался, но не от голода. Три месяца назад я бы отрезала руку и продала бы за такой пир. Мясо блестело от соков, овощи были покрыты масляной пленкой, от хлеба шел пар, если надломить корочку. Морковь, горох, кукуруза. Все цветное и манящее. Но когда его взгляд отдал мне приказ, я поежилась.

— Замерзла, милая? — спросил он. Я покачала головой.

За два месяца здесь я привыкла к холодной температуре, и не от холода я дрожала.

— Посмотри на меня.

Я послушалась, потому что иначе он заставил бы сделать так куклой. Или убил бы меня. Я прекрасно знала, что позади меня стоят, как статуи, два голема, которые по одному его слову раздавят мой череп своими гигантскими глиняными руками. Так что я подняла голову и посмотрела в его золотые глаза как можно спокойнее. Когда я сделала это, он с довольным видом кивнул и потерял ко мне интерес, вернувшись к еде.

Теперь я смотрела, как он убирает мясо с тонкой кости, бросает его на тарелку, его тонкие пальцы были в жире и блестели в свете свеч. Он тихо свистнул, и одна из собак беззвучно вылезла из-под стола, мне стало не по себе.

— Сидеть, — сказал Аурек, и собака послушалась. Он выбрал кусок мяса и протянул зверю, не дрогнув, когда зубы впились в кусок и вырвали из его хватки. Они смотрел друг на друга, собака и новый хозяин, а потом Аурек махнул рукой, и собака скрылась под столом. Я сжалась, когда жесткий мех задел мое платье.

Аурек поднял кость, рассмотрел, а потом обглодал. Его золотые глаза смотрели на меня без эмоций, пока он костью чистил зубы, водя по ней клыками. Он бросил ее на пол, закончив, и я услышала, как одна из собак придвинулась туда, раздался хруст.

— Ты мало поела, Эррин, — сказал он. — Что-то не так с едой?

— Нет. Все хорошо, — я потыкала еду ложкой. Нож мне перестали давать две недели назад. Я взглянула на него, а он бесстрастно смотрел на меня.

— Если не поешь, тебя придется кормить.

— Я поем, — сказала я, придвинув к себе тарелку. Я потянулась к ножке курицы, утки или еще кого-то, но не могла взять ее. Рука дрожала. Я не могла. Не могла сделать это.

— Открой рот шире, — улыбнулся Аурек.

Я послушалась. Я положила кусок мяса в сухой рот и жевала, жевала, жевала. Аурек смотрел, как моя челюсть движется, повторяющееся движение причиняло боль. Еда превратилась в пасту, и я заставила себя проглотить ее, чувствуя, как она застревает где-то между моим горлом и сердцем.

— Вот так, — сказал Аурек, взял кубок и сделал большой глоток. Он опустил кубок с бодрым звоном, улыбка на его лице оттенялась пятном от вина на его губах. — Ты можешь есть, как хорошая девочка. Эй, парень, порежь ей еще мяса. Маленькими кусочками. Я не хочу смотреть, как она жует как корова на лугу.

Из тени вышел слуга и сделал, как было приказано, разорвал кусок мяса на небольшие части. Его плечи были опущены, словно он старался вести себя незаметно, голову он склонял так низко, что подбородок касался груди. В моих глазах пылала злость, слезы унижения грозили политься по щекам.

— Дай мясо ей, — приказал Аурек. Слуга вздрогнул и приблизился ко мне с новой тарелкой в подрагивающих пальцах.

Вдруг моя рука дернулась и выбила тарелку из его руки. Мы в ужасе смотрели, как тарелка, полная еды, летит по комнате, ударяется с грохотом об пол, собаки зарычали и выбежали из-под стола. Они замерли и посмотрели на Спящего принца, чтобы тот позволил им съесть упавшую еду. Мы со слугой тоже повернулись к Ауреку, чтобы увидеть его реакцию.

Он тихо смеялся, скривив лицо и закрыв глаза. Он глубоко вдохнул, и его смех стал громким, он стукнул кулаком по столу, загремев кубками, свечи покачнулись. Я увидела в его другой руке куклу.

— Ваши лица… — выдавил он, смеясь. — Это было прекрасно, — он вытер глаза, его плечи все еще дрожали, а мы смотрели на него. Наконец, наш ужас отрезвил его, и его лицо скривилось в неприятном выражении. Он откинулся на спинку стула и скрестил руки. — Хорошо. Убери, — слуга склонился над едой. — Нет. Не руками. Съешь это.

Я уставилась на Аурека.

— Ты оглох? Съешь. На коленях как животное, каким ты и являешься.

Не возражая, истинный король Лормеры опустился на колени и склонился. На четвереньках он опустил голову к полу и начал есть упавшее мясо, собаки зарычали на него, но не двигались. Я спрашивала его, почему они не помнят его, а он сказал, что они могут его помнить. Но они слушались только одного хозяина и никогда ему не нравились.

Аурек смотрел на него в тишине без радости на лице, но я смотреть не могла. Я опустила взгляд на колени и выдернула нить из платья, сделав дырочку. Мерек подозревал, что это платье Твайлы, оно было для меня слишком коротким и тесным, швы были натянуты на талии и груди. Я не знала, где она сейчас, и надеялась, что она в безопасности. А еще я надеялась, что она еще хочет сражаться после того, как увидела разрушения, оставленные Спящим принцем в подземелье.

Он провел меня по коридорам, усеянным телами мужчин, женщин и детей, лежащих там, где их убили. Занавески в дверных проемах были оборваны, каменные стены запятнала кровь, и я отводила взгляд, пока мы шли по Конклаву. Когда мы вошли в главный зал и миновали тела Сестры и Пожирательницы грехов, я вскрикнула, и Спящий принц улыбнулся, обвил меня рукой, словно мы были друзьями. Его триумф был осязаем, он источал радость. Я успела на миг увидеть Сайласа, он был без сознания, в плаще и лежал в телеге с пятью стражами, телегу тащили големы. Я не видела его, оказавшись во дворце.

Это было десять недель назад, и я все еще не знала, выбралась ли Твайла. Я на это надеялась. И я надеялась, что она еще хочет сражаться. Хотя, признаю, я бы ее не винила, если бы она убежала куда подальше.

Когда Мерек закончил, он поднял голову, но остался на коленях.

— Хороший пес, — сказал Аурек, настоящие гончие заскулили. — А теперь почему бы…

Но мы не услышали продолжения, спасенные стуком в дверь. Атмосфера в комнате тут же изменилась, стала невероятно напряженной, и голос Аурека, требующий войти, прозвучал как удар хлыстом. Слуга в черном с золотыми звездами на груди тоже это ощутил, ужас проступил на его бледном лице, он низко поклонился Ауреку. Я посмотрела на свиток в его дрожащей руке и ощутила, как страх обрывает надежду.

— Послание, Ваша светлость, — сказал без необходимости мужчина, взглянув на големов по обе стороны от двери.

Аурек взмахом заставил Мерека встать и забрать свиток, а потом отпустил слугу, и тот поспешил уйти, словно исчез в тот миг, когда Мерек получил свернутый пергамент.

Без приказа Аурека Мерек отнес свиток ему, закрыл глаза и сломал печать на послании, развернул пергамент перед Ауреком, и тот грубо схватил его за руку и опустил, чтобы прочитать написанное на бумаге. Я видела, как трепещут ресницы Мерека, он приоткрыл глаза, чтобы прочитать послание.

— Оставьте меня, — заявил Аурек. — Оба, прочь отсюда!

Я вскочила из-за стола и выбежала из комнаты, Мерек не отставал, а големы взмахнули дубинками. Из зала донесся грохот, завыли собаки, и я бросилась бежать, подхватив юбки, стараясь увеличить расстояние между собой и Спящим принцем. Я не осмеливалась говорить с Мереком и слышала, что его шаги звучат все дальше, он ушел за гобелен, за которым была дверь, ведущая на кухни. Я не оглядывалась и не останавливалась.

Я спешила по темным ледяным коридорам, где не было людей, меня вел лунные свет, отбрасывая на пол тени, похожие на решетку в темнице. Попав в библиотеку, я закрыла дверь и прижалась к ней, желая, чтобы сердце перестало так колотиться в груди. Шли минуты, и, когда я смогла управлять дыханием, а ноги перестали дрожать, я пошла к огню, который оставила гореть. Я вернулась вовремя, он начал затухать, и я взяла пару книг, отложенные для этой цели.

Дверь открылась, и я развернулась и увидела на пороге Мерека с кубком в руках. Он посмотрел на меня, на книги в моей руке, а потом на огонь. Без слов он подошел к одному из столиков, поставил туда вино и схватил стул перед ним.

— Не… — начала я, но слишком поздно. Он поднял стул над головой и разбил об пол. Я вскинула руки перед лицом, обломки полетели в стороны. Когда я опустила руки. Мерек уже скармливал дерево огню, ножку стула используя как кочергу.

— Лучше сжигать мебель, чем книги, — едко сказал он, и я, несмотря на холодный воздух, покраснела.

— Прости, — сказала я. Он не впервые ловил меня на сжигании книг, чтобы согреться. — Ты говорил, что эти можно использовать.

— Если нет выбора. В экстренном случае, — на его губах появилась тень мрачной улыбки.

Я проследила за его взглядом на полки, там были дыры, откуда мы — я — брали книги для растопки. Я бы тоже была против такого, но Аурек не оставлял в комнатах хворост, это было только в комнатах, которые он использовал. Я получала немного в комнату, которую он мне выделил в башне, но я уже использовала дозу на месяц, и было слишком рискованно часто встречаться там с Мереком. Здесь было лучше, он всегда что-то приносил, и если бы пришел Аурек или кто-то еще, мы могли сказать, что я вызвала его принести мне вино или еду, пока я читаю. Для этого я села за стол, положила перед собой книгу о сельском хозяйстве и открыла. Мерек, зажигавший свечи от разгоревшегося огня, повернулся на звук.

— Что это? — спросил он, и я подняла книгу, чтобы он увидел обложку.

Он прищурился, чтобы прочитать название.

— Такая старая, — он подошел к столу с кубком и посмотрел на него.

— Ты в порядке? — тихо спросила я.

Он тряхнул головой, словно ему докучала муха.

— В порядке.

— Мерек…

— Я не хочу говорить об этом. Никогда. Я предпочел бы вычеркнуть это из памяти. Ты в порядке?

— Да. Так что там было? — спросила я. — В послании.

Смущение пропало с его лица, заменившись ярким триумфом.

— Они появились снова. Восход. Прошлой ночью. Здесь, в Лортуне, — он сделал паузу для эффекта, и я уставилась на него, раскрыв рот. — Они нарисовали «Восход» и половину солнца на двери дома шерифа. А потом запустили дюжину живых крыс в окно. Шериф проснулся от визга жены, — он почти улыбался. — В послании просят прощения, патруль проходил там каждые десять минут, и они ничего не видели и не слышали, пока не раздались вопли. Не понятно, как они пробрались, никто не покидал пост и никого не видел.

— Вовремя они, — сказала я. — Я уже начинала думать, что они забыли о Лортуне.

Мерек издал удивленный звук.

— Кстати… — он нахмурился и подошел к окну, встал спиной ко мне и провел пальцем по ставням, по поверхности дерева. — Интересно, как они работают?

— О чем ты?

— Подумай, Эррин. За последние два месяца послания Восхода появлялись по стране, начавшись в Шаргате, потом в Хаге, Монкхэме, а теперь и здесь, — он повернулся ко мне, его глаза сияли в свете огня, на щеках появился румянец. — Те же слова, тот же знак. Прошло восемь недель с первого послания в Шаргате, они прошли по стране и атаковали — лучшего слова и не подберешь — здесь. Наконец, они здесь. Они ударили в сердце его власти. Теперь уже все люди узнают. Аурек старался изо всех сил сохранить активность Восхода в секрете, никому не позволялось говорить об этом, всем приказали держать языки за зубами, иначе мы потеряли бы их. И никто, кроме доверенных лиц Аурека, не может путешествовать между городов. Или это делают люди Аурека, или они помогают мятежу, что маловероятно, или Восход как-то внедрился в города. И если это так, если они начнут пускать там корни… Не бегая туда-сюда, а внедряясь и выжидая момента восстать…

— Мерек…

— Они собирают поддержку, — Мерек подошел к столу, схватил губок и поднес к губам. — Они рассылают послание. Они готовят людей к борьбе. Потому они долго добирались сюда. Вот в чем дело.

— Ты спешишь с выводами, Мер, — я опустила книгу и скрестила руки. — Люди первыми выдали бы мятежников, если бы они там были, ведь их детей держат в заложниках. Они не потерпели бы незнакомцев в своих рядах. Он рассчитывает на это, в этом его власть. Так что Восход просто ходит по округе, оставляет послания, чтобы поддерживать надежду. Я их не критикую! — сказала я, когда он помрачнел. — Я рада, что они умны. Одна ошибка, и он сорвется на невинных.

Он нахмурился и сделал еще один глоток вина.

— Возможно.

— Точно. И ты этого не хочешь.

— Конечно, не хочу, — рявкнул он. — Это мой народ, Эррин. Из-за них я остался.

Я вздохнула.

— Дашь немного? — попросила я, и он протянул мне вино. Я сделала глоток и вернула кубок ему, во мне боролись разные чувства. С одной стороны мне нужно было радоваться, что появлялись послания Восхода, значит, кто-то — надеюсь, Твайла — боролся. Значит, мы с Мереком были не одни.

Но был и ужас каждый раз, когда Восход что-нибудь делал, из-за детей. Я знала, что големы прошли по городам в ночи и забрали детей из кроватей, так что я разрывалась между радостью за мятежников и страхом, что их действия заставят его совершать поступки еще ужаснее.

Людям пообещали, что дети будут в порядке, что их вернут, когда Аурек убедится в верности людей. Но если они сделают что-то не так, если восстанут… Он не озвучивал угрозу, потому что ему не нужно было говорить это вслух. Если кто-нибудь попробует выступить против него, дети пострадают. И Аурек не знал о пощаде, он забрал даже младенцев из рук матерей.

Меня пугало еще сильнее то, что я подозревала, что сама подала ему мысль, когда он увидел, на что я готова, чтобы спасти Лифа и маму. Силу беспокойства за семью.

— Допустим, ты прав, — начала я. — Допустим, они как-то попали в Лортуну. Что нам делать?

— Мы найдем их и присоединимся к ним, — сказал он так быстро, и я знала, что он ждет этого. Мы всегда приходили к этому.

— Я не могу уйти, — напомнила я ему. — Ты это знаешь. Не пока здесь Сайлас, и не пока Аурек… может управлять мной.

— Он убьет тебя, если ты останешься, и ты это знаешь.

— Нет, если я буду нормально себя вести.

Мерек вскинул бровь.

— Молчи, — сказала я. — Я хотя бы пытаюсь.

— Мы вернулись в начало, — сказал Мерек, протянув мне остатки вина. — Ждать. Чего-то, — он поджал губы.

— Ради Сайласа, — я попыталась успокоить его. — Рано или поздно Аурек уйдет, и мы поймем, где Сайлас, а потом сможем сбежать, — я на секунду позволила подумать о нем, и меня словно ударили в живот. Я обхватила себя руками, боролась с волнами паники, накатывающими на меня. — Может, как-то связать меня, чтобы я не делала ничего по его приказу? Уверена, мы бы справились.

— Если бы найти другого алхимика…

— Даже не думай об этом, — процедила я, и Мерек притих.

Он провел рукой по волосам.

— Я обещал людям безопасность. Когда они короновали меня, я обещал им мир и процветание, свободу. Я обещал развитие. С каждым днем я подвожу их все сильнее. Мне нужно что-то делать.

— Тогда иди, — я не смогла сохранить голос ровным. — Иди и найди ее. Ты ей нужен.

— И оставить тебя здесь?

— Да. Я не хочу, чтобы из-за меня ты думал, что подводишь свой народ. Иди.

Он глубоко вдохнул и протянул руку за кубком.

— Там ничего нет, — сказала я.

Он тихо цокнул и вздохнул, провел снова рукой по коротким волосам.

— И ладно. Слушай, мне жаль, Эррин. Я не должен тебя так терзать. Просто… это я должен вести мятеж. Я. Это мой долг. И я злюсь на себя, а не тебя.

— Все хорошо. Но ты должен идти, — я попыталась улыбнуться. — Если там будет революция, ты должен быть ее частью.

— Думаешь, Твайла простит меня, если я оставлю тебя здесь? — он глубоко вдохнул и потянулся. — Если я уйду, то только с тобой. Когда я уйду, ты пойдешь со мной. Ты и Сайлас.

Я улыбнулась.

— Договорились.

Мерек вздохнул.

— Наверное, мне лучше пойти. Некоторым на рассвете еще чистить ночные горшки.

— Захватывающая жизнь скрывающегося короля, — сказала я. — Мы увидимся утром?

— Если будет безопасно. Я приду днем.

Он осторожно сжал мое плечо, подхватил кубок и ушел. Я закрыла со стуком книгу, в воздух поднялась пыль, и я закашлялась, вставая. Я хотела вернуть ее на полку, но передумала и бросила в кучу для растопки. Мерек сказал, что она старая.

Я провела пальцем по другим названиям, надеясь найти книгу по алхимии, которую пропустила в прошлые разы. Мать Мерека собирала все об этом, но здесь я ничего не нашла. Или книги хранились в другом месте, или Аурек давно убрал их. Я вытащила книгу по ботанике и полистала, но уронила, когда дверь библиотеки распахнулась, на пороге стоял Мерек с огромными глазами.

«Аурек идет за мной, — подумала я. — Я все-таки довела его. Вот и все».

Но я ошиблась.

— Лиф вернулся, — выдохнул он.



Глава 9:



Когда я пришла в главный зал, брат сидел на стуле, где час назад была я, и наливал себе вино. Он сидел спиной ко мне, и я сразу заметила, что его волосы короткие, такими я еще их не видела. Они были грубо обрезаны, словно он сделал это сам. Он прибыл сюда сразу, не приведя себя в порядок, его сапоги были в грязи, штаны были в шерсти коня, от него ощущался холод зимы снаружи.

Он чуть повернулся на звук моего стука в уже открытую дверь, и я увидела его профиль, такой же знакомый, как мое лицо. А потом он посмотрел на Аурека, а тот глядел на меня с удивлением.

— Эррин, — сказал он. — Какой сюрприз. Обычно мне приходится тебя вызывать. Захотела побыть в моем обществе? Ужасно соскучилась?

— Я… — я посмотрела на спину Лифа, решительно отвернутую от меня.

— Или ты ощутила, что твой брат вернулся? Он едва успел сесть, а ты уже здесь. Я был близнецом, я знаю о связи брата и сестры. О загадочной силе связи, — он приторно улыбнулся. — Видимо, в этом дело. Потому что иначе я могу подумать, что ты шпионишь, — улыбка пропала, как и все эмоции, с лица.

Я быстро покачала головой.

— Я была в библиотеке. Слуга увидел, что он прибыл, и сообщил мне.

Аурек долго смотрел на меня, а потом медленно изогнул губы в улыбке.

— Хорошо. Я хотел позвать тебя к нам. Мы ведь семья, верно? Садись. Обсудим новости.

Лиф при этом молчал и не двигался. Единственный стул оставался у другой стороны стола, напротив него, и я чувствовала, что Аурек следил за мной, его улыбка была ловушкой, пока я обходила стол.

Я посмотрела на брата и увидела его лицо. Теперь я понимала, почему Аурек так выжидающе улыбался.

На правом глазу Лифа была повязка.

Я вскрикнула.

— Что случилось? — я забыла про Аурека, забыла, что я ненавижу брата. Из-под повязки виднелся багровый шрам, извивающийся, как молния, рассекающий его щеку почти до губы. Он плохо заживал, кожа натянулась, так что правая сторона его лица почти скалилась. Другой глаз казался ярче рядом с повязкой, но казался не человеческим. Он выглядел… хищно.

— Ах, ах, — Аурек вскинул руку. — Мы дойдем и до этого. Начнем с дел, ладно?

— Все сделано, Ваша светлость, — сказал Лиф, из-за раны он шепелявил, шипел слова. Он вытащил что-то из кармана, сверток зеленого бархата, встал, отдал его Ауреку и вернулся на место. Я не могла не смотреть на него, и его кожа покраснела, словно он чувствовал мой взгляд.

Аурек открыл сверток и улыбнулся, положил предмет на стол, чтобы я смогла увидеть. Я вытянула шею и заглянула внутрь. Я сразу поняла, что это, хоть никогда не видела эту вещь, лишь видела метку пару раз.

На ткани лежала деревянная рукоять, отполированная, красная и гладкая, с большим и толстым золотым диском на конце. Я знала, что на металле вырезано большое дерево с множеством веток, корни тянулись под землю так далеко, как и ветви тянулись к небу.

Печать Трегеллана, сделанная из корон прошлых королей, представленная публике в утро их казни, чтобы показать начало новой жизни Трегеллана. Теперь все снова пришло к правлению короля. Каждый закон, указ, документ за последние сто лет носил эту печать, чтобы показывать демократическое решение Совета. Мою Клятву аптекаря отметили этой печатью и прислали обратно господину Пэнди. Мою лицензию отметили бы так же, и я бы повесила ее на рабочем месте, чтобы все видели, что Совет одобрил меня, печать дала бы мне право работать.

Глядя на нее, я поняла, что брат с Ауреком продолжали разговор.

— …Трессалин теперь ваш, остальной Трегеллан вскоре тоже падет. Большая часть Совета согласна с условиями, остальных… убрали, — рассказывал ему Лиф.

— Алхимиков получили? — спросил Аурек.

— Всех пятерых. Доставили сюда, Ваша светлость. Их сопровождающих убили. Двух Сестер.

— А девчонка, Пожирательница грехов?

Я задержала дыхание, надеясь, молясь, что он ничего не знает.

— Отчеты не совпадают, согласно им она и в Пеналуне, и в Скарроне, Ваша светлость, — он постучал пальцами по столу. — Я подозреваю… что она убежала в Скаррон. Она не любит перемены, она труслива. Она бы пошла туда, где чувствует себя безопасно, в место, которое считает убежищем. Здесь она пряталась в своем храме, если что-то шло не так. Там есть Скаррон, куда она уже убегала отсюда. Она цепляется за то, что знает.

Аурек кивнул.

— Ты уже отправил туда людей?

Лиф сделал паузу.

— Нет, Ваша светлость. Я позволил себе отправить людей в Пеналуну и дать о себе знать там.

— Зачем? — Аурек уставился на него.

— Потому что если до нее дойдут слухи, а они дойдут, что ее ищут там, будет проще для меня подобраться к Скаррону и схватить ее. Я собираюсь отправиться в ближайшие дни, если позволите. Если она там, я сразу же вернусь с ней. Даю слово.

Аурек рассмеялся, откинув голову.

— Конечно, позволяю. Отлично. Прекрасная работа. Думаешь, она там одна?

Лиф кивнул.

— Уверен. Цена за ее голову соблазнит любого выдать ее. А она не привыкла доверять людям.

Аурек поджал губы.

— Хмм. Но у нее есть поддержка. Слышал о группе, зовущей себя Восходом?

Я не двигалась, но что-то на моем лице меня выдало, потому что Аурек посмотрел на меня.

— Хочешь что-то добавить, Эррин? — спросил он. Я молчала.

— Я хочу, — сказал Лиф, и Аурек посмотрел на него. — Мои люди в Шаргате и Монкхэме получили приказы искать, как только это произошло. Я отдал приказы увеличить патрули и ловить, но не убивать тех, кто будет оскорблять их.

— Не убивать?

— Я не могу выбить информацию из мертвых, Ваша светлость.

Аурек улыбнулся, восхищаясь им. Лиф, стратег. Он напоминал моего брата еще меньше, чем в храме из костей.

— Прошлой ночью это случилось здесь, — продолжил Аурек. — Надпись появилась на доме шерифа. И их символ. И крысы. Живые. Их запустили в дом шерифа.

Я заметила, как дергался уголок глаза Лифа.

— Здесь? В Лортуне?

— Здесь. Мне нужно знать, кто это сделал и как. Я беспокоюсь, — Аурек нахмурился, сделав паузу, — что, возможно, твоя власть над моими людьми не так сильна, как мы думали. Если она в Скарроне, тот здесь действуют ее агенты с властью и доступом к вратам…

Лиф потянулся к вину.

— Ваша светлость, уверяю вас…

— Мне не нужны уверения, Лиф, — сказал Аурек. — Мне нужно знать, кто в твоих рядах поддерживает гадкую Пожирательницу грехов, мне нужны их головы на моих вратах. Я не обвиняю тебя в случившемся. Пока что. Не подведи меня, брат.

— Да, Ваша светлость, — сказал брат, склонив голову.

Я немного расслабилась. Если Аурек думал, что изменники в рядах его людей, то он вряд ли стал бы вредить детям, семьи тех, кто поддерживал его, не тронули.

— Хорошо. Ты хорошо постарался, друг мой. А теперь поговорим о шраме. Ты принял Эликсир? Я могу попросить принести тебе его, — Аурек самодовольно посмотрел на меня, а я знакомо сжалась, думая о Сайласе. Но я не издала ни звука. Я не шевелилась.

— Я бы предпочел оставить его. Как напоминание не недооценивать изворотливость женщин.

— Ах, так тебя в бою превзошла женщина?

Лиф улыбнулся левой стороной лица.

— Сестра, Ваша светлость. Точнее, две Сестры. На Королевской дороге, пока мы забирали ваших алхимиков. Они страшные, но дерутся хорошо.

— Они все еще борются?

— То, что от них осталось, Ваша светлость, — улыбнулся Лиф, и я хмуро посмотрела на него.

— Я рада, что отец этого не видит, — тихо сказала я, слова сорвались с губ раньше, чем я обдумала их. Я не рискнула смотреть на Аурека, а глядела только на брата. Но он мне такой чести не оказал, он бросил на меня взгляд, а потом потянул вино, и это было как пощечина.

— Ах, — голос Аурека испугал меня. — Кстати, ты нашел вашу мать?

— Что? — я уставилась на Лифа, снова не сдержавшись, но в этот раз мне было плевать на мнение Аурека. В этот миг. — Лиф? — он снова поднял кубок, игнорируя меня, и я вскочила со стула, потянулась через стол и выбила кубок из его руки. — Ты забрал маму? Привез ее сюда?

Я не могла поверить, что он привез ее в эту ловушку. К нему. Аурек взвыл от смеха, хлопнув по столу, и Лиф нарочито медленно повернулся и посмотрел на кружащийся на полу кубок. Лиф пожал плечами и посмотрел на Аурека, все еще не глядя на меня, и указал на бутылку на столе.

— Что поделать, — сказал Аурек, и Лиф взял бутылку и выпил из нее. — Видишь, что мне приходилось терпеть в твое отсутствие?

— Прощу прошения за сестру, Ваша светлость.

— Не смей, — прорычала я. — Не смей говорить за меня, когда ты на меня даже не смотришь. Где она?

Лиф опустил бутылку.

— Я могу привести себя в порядок, Ваша светлость? — спросил он, игнорируя меня.

— Конечно. Проверь, как там ваша мать, делай, что тебе нужно. Увидимся в моей приемной. Нам нужно многое обсудить. И, похоже, отпраздновать.

— Лиф, — я почти кричала. — Посмотри на меня.

Лиф встал и поклонился.

— Вы так добры, Ваша светлость, — он развернулся и ушел, словно меня не было в комнате.

— Лиф! — позвала я. Он закрыл за собой дверь, но не хлопнул, а медленно прикрыл, и я смотрела ему вслед, сердце колотилось в груди.

— Хочешь увидеть маму, Эррин? — тихо спросил Аурек.

Я повернулась к нему с трудом.

— Ты знаешь, что да.

— Так попроси, милая. Только и всего. Просто попроси.

Это была ловушка. Точно. Я молчала.

— Нет? Не хочешь увидеть ее? Не можешь заставить себя просить у меня?

Я не могла надеяться, что он хоть раз говорит правду.

— Прошу, — услышала я себя. — Прошу, могу ли я увидеть маму… Ваша светлость? — добавила я.

Он встал и прошел вдоль стола, пока не остановился передо мной.

— Ты можешь быть хорошей, когда захочешь, — он поднял бледную ладонь и погладил меня по волосам, а я ждала, когда его пальцы сожмутся, и стиснула зубы, готовясь к тому, что он потянет. Но этого не произошло. Он обхватил мою щеку и заглянул в глаза. — Так держать. Тебе нужно научиться вести себя хорошо, милая. Я не приму несломленных кобылиц в свою конюшню. Попроси меня еще раз завтра. Хорошенько попроси, — он склонился и прижался губами к моему лбу, и хотя от этого все внутри сжалось с отвращением, я не шевелилась.

Он отпрянул, щелкнул пальцами, призывая псов, и оставил меня одну в главном зале. Печать Трегеллана все еще лежала на столе, и я подошла и подняла ее. Она оказалась легче, чем я думала. Я закрыла глаза.

* * *

Я лежала в кровати, но сон не шел. Я прижала стул к двери. Я делала так каждую ночь после того, как он чуть не заставил меня выпрыгнуть из окна. Вряд ли это остановило бы его, но хотя бы предупредило бы меня. Хотя он с того раза не приходил в мои сны.

Я перекатилась на живот. Я думала о том, где сейчас Лиф, спит ли он или еще сидит с Ауреком, смеясь с ним. От этой мысли я разозлилась и, перевернувшись на спину, ударила подушку кулаком. Я злилась, что он привез сюда маму. Аурек говорил, что поможет ей, но я не верила. Я думала, что в Трессалине ей будет безопаснее. А теперь она была здесь. Со мной и Сайласом. В ловушке.

Я не знала, как там Сайлас. Я знала только, что он еще жив, потому что Аурек сиял, его красота и бодрость резко контрастировали с замком и людьми вокруг него.

Я повернулась на бок и натянула одеяла до ушей, глядя, как в ночи по комнате движутся тени. С рассветом я так и не уснула, смотрела в пустоту. Я села, когда кто-то попытался войти в комнату. Приглушенный голос выругался. Мерек. Наконец-то. Я слезла с кровати, убрала стул и открыла дверь.

И увидела лицо брата.

Он замер на пороге с подносом еды в руке. Он был с головы до ног в черном, в утреннем свете шрам пугал не меньше, чем ночью. Я смотрела на него, отмечала морщины на лбу, щетину на челюсти, а он разглядывал меня в ответ одним глазом, а потом скользнул взглядом по комнате от кровати до комода, по окну, и я увидела, что он нервничает здесь.

— Похоже, тут все изменилось с твоего последнего визита сюда, — сказала я, и его зеленый глаз вспыхнул, посмотрев на меня. Мерек рассказал мне то, о чем умолчала Твайла. Правду о том, что мой брат сделал с ней. И с ним.

— А ты удивляешься, почему тебе тут сложно, — тихо сказал Лиф.

На миг я подумывала рассказать ему, что Аурек делал со мной, пока он уезжал выполнять грязную работу. Я подумывала рассказать ему, что его драгоценный король хранил в кармане куклу, сделанную из глины с моими волосами и кровью, он заставлял меня так есть, танцевать, делать все, что он пожелает. Что я просыпалась и обнаруживала себя стоящей на одной ноге на вершине лестницы, покачиваясь, или под кроватью с лицом в пыли, и я знала, что это означает, что Аурек где-то в замке не спит и играет мной.

Иногда он заставлял меня садиться ему на колени и так сидеть, пока он гладил мои волосы и рассказывал о Таллите. О семи башнях замка Таллита и путях между ними, о жизни с сестрой и отцом. Иногда он звучал так одиноко, что на миг я забывала, что он — чудовище, верила его тихому голосу и рукам в моих волосах. А потом он поворачивал мое лицо, и я видела его и вспоминала, какой он, его взгляд напоминал, что он управляет моим телом, но не разумом. А потом он бросал меня на пол и оставлял так на часы, и я не могла двигаться, пока он этого не хотел. Я могла рассказать ему, как истинный король Лормеры относил меня в комнату и отмывал, как я отмывала нашу мать, потому что из-за жестокости Аурека я пачкала себя.

Но я молчала, потому что боялась, что он уже знает, что ему все равно. Когда Аурек сделал из меня куклу, я надеялась, что действия и поведение Лифа такие, потому что им тоже управляли. Я надеялась, что он не предавал меня или Трегеллан. Он тоже мог быть марионеткой. Но это было не так. Он выбрал это сам.

Он оставил поднос на комоде, подошел к окну и открыл ставни.

— Не трогай, тут холодно и без того.

— Тут затхло пахнет, — ровно сказал он. — Нужно проветрить. Я попрошу выдавать тебе больше хвороста. Можешь брать мою порцию, пока меня тут нет.

— Порцию? Так хворост делят на порции? Так он тебе сказал?

— Эррин, его делят на порции. Пока все не наладится, придется потерпеть.

Я покачала головой.

— У него каждый вечер за ужином мясо. И свежие овощи.

Лиф вздохнул и потер переносицу.

— Как ты? — сказал он, голос все еще был безумно мягким.

— Шутишь? — сказала я.

Он открыл рот, но подавил то, что хотел сказать.

— Ты обрадуешься, узнав, что Лирис жива. И Кэрис тоже. Они переехали в Трессалин и живут там. Как мои гости.

Я уставилась на него, он смотрел на меня, и мне показалось, что он ждет, что я поблагодарю его. Я молчала, моргая, и он кивнул на поднос.

— Там хлеб с маслом, каша и яйцо.

— Тебя это не волнует? — сказала я.

— Что именно? — ответил он, голос был напряжен.

— Это. Все это. Я здесь. В лохмотьях. Ты ведь знаешь, чье это платье? — он молчал. — Я — твоя сестра, — сказала я. — А как же «семья важнее всего»?

На этом он развернулся с холодным лицом.

— Как думаешь, откуда я пришел, Эррин?

— Я знаю, откуда ты пришел. Ты ездил убивать наш народ по его приказам.

— Я проверял нашу мать. Нашу мать, которую я привез сюда из приюта, — сказал он.

— Ты обвиняешь меня? Ты нас бросил, помнишь? Бросил на три месяца. Если кто и виноват, так это ты, — он не ответил, тишина стала густой, застывая, как жир. — Как… как она? — спросила я, когда стало невыносимо, и он вздрогнул, но промолчал, и я поняла, что каждый удар сердца наполняет мою грудь страхом. — Лиф?

Он повернул лицо, и на его профиль упал зимний свет.

— Не знаю. Она не ест. Не спит. Только смотрит. Она не может… Не заботится о себе. Совсем, — он повернулся ко мне. — Такой она была? Потому оказалась там? Потому что сошла с ума?

— Она не сошла с ума, — я склонилась и впилась в одеяло кулаками. — Он сделал это с ней.

— Что сделал?

— Спроси у него. Спроси о куклах. Спроси, что он делал с ними, с ней. Со мной. Он сделал из нас кукол. Он приходил в мои сны по ночам и заставлял ее нападать на меня каждое полнолуние. Он назвал это шуткой. Три месяца он так делал. И все еще делает. Точно. Ты не видишь, что он — чудовище? Ты работаешь на чудовище.

— Я не могу… — сказал Лиф и бросился по комнате к двери.

Я шагнула к нему, вскинув руки, и он схватил меня за запястье, я вскрикнула, ощутив боль от его хватки. Он тут же отпустил меня и побледнел.

— Прости, — сказал он, потянувшись ко мне, но я отпрянула.

— Послушай меня, — прошипела я. — Он три месяца шептал в ее голове. Она уже горевала из-за папы, а потом пропал ты. И пока ты убивал в Лормере по его приказам, он был в ее голове, заставлял ее вести себя как зверь.

Лиф покачал головой, и я оскалилась, показывая надбитый зуб.

— Она сделала это, пока он управлял ею. Она напала на меня и бросила на пол. Наша мама, Лиф. Разве она так сделала бы? Спроси Сайласа. Он тебе расскажет. Он был там. Пока тебя не было, он был там и все видел.

Он смотрел на пол, и мне показалось на миг, что я достучалась до него. Но потом он поднял голову и посмотрел на дверь за мной.

— Я приду позже и отведу тебя на ужин, — тихо сказал он. — Постарайся надеть что-то подходящее.

— Это все, что у меня есть! — я распахнула дверь шкафа. — Ее летние платья — все, что у меня есть.

— Ты могла бы попросить теплую одежду, — сказал Лиф. — Я пришлю что-нибудь, — он развернулся и ушел.

Я слышала его шаги по лестнице, медленные, неспешные, и крикнула ему вслед:

— Почему тебе все равно?

Я захлопнула дверь, бросилась на кровать и кричала в затхлую подушку, пока не заболело горло, пока я не задрожала от холода или ужаса, я не знала точно. Я перекатилась на спину и смотрела на потолок, не переставая дрожать. Я укуталась в одеяла, но не могла согреться.

У него была я, мама, Сайлас и Лиф. Сайлас лишится всей крови из-за Эликсира. Меня он убьет, когда ему надоест игра. И Лифа, скорее всего, тоже убьет.



Глава 10:



Лиф сдержал слово. Когда я вернулась, проведя зря день в библиотеке — Мерек не пришел — я нашла на кровати сложенное платье. Окно было открыто, появилась вязанка бревен, и я подумала, что он принес это сам.

Платье было смятым, пахло затхло, его явно взяли из сундука. Когда я повесила его проветриваться, черные пятна плесени стало видно на кружевном воротнике и манжетах, слой пыли поднялся в воздух, заставив меня отпрянуть. Но платье было длиннее, чем платья Твайлы, а голубой бархат обещал больше тепла. Я примерила платье, и оно оказалось великовато, но все равно сидело лучше. Я надеялась, что запах будет отгонять от меня Аурека.

Лиф ничего не сказал об этом, когда пришел забрать меня. Он снова был в черном и тенью шел по коридорам с мрачным видом, повязка на глазу только усиливала облик. Он двигался решительно, потеря глаза не причиняла ему проблем.

— Чье это было платье? — спросила я, когда поняла, что общаться он не хочет. — Королевы?

Он ответил не сразу.

— Не знаю.

— Где ты его взял?

— В сундуке.

— Как мама?

— Отдыхает. Путь был долгим.

— Когда я смогу ее увидеть? — он не ответил, и я спросила снова. — Лиф, я хочу ее увидеть. Когда?

— Когда разрешит Его светлость.

Он спасся от моего ответа, мы завернули за угол к главному залу, и двери распахнулись, поддерживаемые големами, которых Аурек держал при себе как личную стражу.

Лиф поклонился, как только пересек порог, через миг я неохотно присела в реверансе. Но, подняв голову, я поняла, что он не смотрит на нас с Лифом. Он склонялся над бумагами, игнорируя еду на столе.

Лиф замешкался, пока Аурек не буркнул нам:

— Садитесь, — и мы, как послушные дети, тихо прошли к столу. Лиф сел справа от Аурека, я — через два места от него.

Аурек все еще не поднимал голову, он подвинул листок к Лифу, и тот начал его читать. Я вытянула шею, чтобы тоже прочитать, но Лиф нахмурился и закрыл документ от меня рукой, продолжив чтение.

Он резко вскинул голову.

— Было еще больше таких случаев, Ваша светлость?

Аурек кивнул, серебряные волосы ниспадали на стол, он все еще изучал бумагу.

— Шаргат. Солдаты навели порядок. При этом потеряли четверых.

— Там… Вы знаете причину? — спросил Лиф.

— Это все не случайно, — сказал Аурек, шурша бумагами. — Проблемы всегда были, и чем дольше они существуют, тем сложнее с ними справляться. Это значит, что нам нужно сильнее полагаться на солдат вне замка, где меня нет.

— Я разберусь с этим. И отправлю туда замену погибшим.

Аурек кивнул и поднял голову. Он прищурился, увидев меня, будто он только что понял, что я тоже была здесь.

— Что ты здесь делаешь?

— П-пришла ужинать.

— Я тебя звал? — спросил он, но звучало это не как вопрос.

— Я привел ее, Ваша светлость, — удивил меня Лиф. — Простите.

— В следующий раз спрашивай разрешения, — холодно сказал Аурек. — Я с радостью выделю тебе время для общения с сестрой, если она научится проявлять ко мне любовь.

— Да, Ваша светлость.

— Уходи, — сказал мне Аурек. — Еду тебе доставят.

Как только он договорил, големы открыли двери, синхронно вытянув руки. Я встала из-за стола, быстро присела в реверансе и выбежала из комнаты, поежившись, минуя големов, а в голове было полно мыслей. О чем они говорили? С чем разобрались солдаты? Что всегда было проблемой? Не Восход же? Что тогда?

Мне нужно было поговорить с Мереком, но ужин принес другой слуга, и я не могла рисковать, спрашивая о нем. Завтра. Я найду его завтра.

Шли часы, и я согрелась достаточно, чтобы уснуть, но дверь резко открылась и врезалась в стену. Аурек ворвался в комнату и направился ко мне.

Я едва успела сесть и вскрикнуть, когда он схватился за мое запястье и порезал мою левую ладонь, а потом отпустил запястье, чтобы вытащить симулякр из кармана. Я отодвинулась, и он в безмолвном предупреждении направил на меня нож, я тут же застыла. Он смотрел на меня, прижимая куклу к порезу.

— Подержи ее, — потребовал он, сложив мои пальцы на кукле. Он порезал свой большой палец, и мы смотрели, как из ранки появляется капля крови, красной, как и моя. Он забрал у меня куклу, размазал по глине свою кровь, смешивая с моей. Мы смотрели, как кровь впитывается, пока кукла не стала чистой, словно ничего и не произошло.

А потом он ушел без слов, закрыл за собой дверь. Я выбралась из кровати и оторвала полоску ткани от одного из платьев Твайлы, перевязала руку, медленно дыша, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Я посмотрела на руку, кровь пропитывала ткань, и я наложила еще одну повязку. Терпеть не могла, когда он так делал.

А потом в голове появилась новая мысль. Зачем он так делал?

Зачем он приходил и брал больше крови? Я провела пальцем по повязке и попыталась вспомнить все разы, когда он резал меня и прижимал к ранам глину. Часто. Обычно, когда я сильно ему досаждала. Я думала, что он просто жестокий, напоминает мне, что власть в его руках. Но если причина была не только в этом…

Я вспомнила, как давно, в военной комнате, один из его маленьких големов начал двигаться без его приказа. Он разбил его и сказал, что плохо, когда они начинают делать по-своему. Я не думала об этом раньше, то теперь понимала, что они делали то, что он не приказывал им делать.

Он говорил сегодня о своих големах? В Шаргате и другом месте. Те, кого он отправил по Лормере, начали действовать по своей воле? Я крутила в голове его разговор с Лифом и все больше верила в это. Чем дольше существовали его големы, тем больше действовали самостоятельно, особенно, если его там не было, чтобы отдавать им приказы. Я была в этом уверена.

Это могло означать и то, что, если он не будет добавлять кровь в мою куклу, то вскоре потеряет власть и надо мной.

Я легла на подушки, понимая, что не усну сегодня с роем мыслей в голове.

Следующим утром я получила записку от Аурека раньше, чем переоделась. Там говорилось, что на ужин меня не приглашают ни сегодня, ни завтра. И хотя звучало красиво, это означало, что развлечения со мной он отложил на потом. Для Аурека я оставалась игрушкой. Записка просто показывала, что он слишком занят для игр.

И все же я попросила слугу, принесшего послание, подождать, и постаралась написать вежливый ответ, прося увидеть маму. Три часа я ждала ответ, стены сдвигались по дюйму, пока не стало невыносимо. Я схватила плащ и покинула комнату, намереваясь найти Мерека. Но у лестницы внизу меня ждал сюрприз: у двери башни ждали двое мужчин, действующих как стражи.

Мы уставились друг на друга, не ожидая такой встречи.

— Я пленница? — спросила я.

Стражи переглянулись.

— Нет, — сказал один через миг, хотя не звучал уверенно.

— Тогда что вы здесь делаете?

— Капитан Вастел попросил присмотреть за вами, — ответил тот же страж.

— Да?

Они кивнули.

— И что вам приказали?

— Сопровождать вас в замке и охранять вас.

Я сверлила их взглядом, они не шутили. Дураки.

— Капитан Вастел не говорил, где… особенно опасно? — спросила я.

— Нас просили не пускать вас в северную башню — Башню Победы — и в Башню Доблести. А в других местах можно ходить, пока мы с вами.

Башня Победы, бывшая северная башня, использовалась для Предсказания и похорон, как рассказал Мерек, там были комнаты Аурека. Южная башня — Башня Доблести — была местом, где жила королевская семья. Хоть я не была уверена, но там могли быть комнаты Лифа и мамы.

— Почему мне нельзя в Башню Доблести? — проверила я. — А если мне нужно увидеть брата?

Второй страж, до этого молчавший, заговорил твердым тоном:

— Если захотите его увидеть, лучше попросите нас передать ему послание.

Не дураки. Этот знал, что дело не в моей безопасности.

— Конечно. Могу я узнать ваши имена, раз уж вы будете всюду меня сопровождать?

Мужчины переглянулись, общительный пожал плечами.

— Я Крейн, — сказал он. — Это Турн.

— Крейн и Турн, — сказала я. — Мне нужно в библиотеку.

Я замолчала, развернулась и пошла по коридору. Мое дыхание вырывалось белыми облачками в холодный воздух. Я была в платье Твайлы, в этот раз в зеленом, из плотного хлопка. Это сидело лучше красного и было теплее, но все равно открывало мои лодыжки холоду и не давало дышать сильно глубоко. Я повернула к библиотеке, и что-то упало на пол, чуть не попав по мне. Я опустила взгляд и увидела лед. С не используемых люстр свисали сосульки. Я взглянула на мужчин, ожидая их потрясения, но их лица были пустыми, я присмотрелась и увидела мех на их плащах. Когда мы прибыли в библиотеку, я вошла, и, к моему ужасу, Турн прошел за мной, подставив ногу, не дав мне закрыть дверь.

— Я хотела бы остаться одна, — сказала я.

— Капитан приказал вне вашей башне всегда держать вас на виду.

— Но здесь я в безопасности, — я открыла дверь шире и махнула на пустую комнату.

Турн промолчал, прошел мимо меня и замер у двери. Я помрачнела, а он закрыл дверь и вскинул брови.

Я отвернулась от него и прошла к полкам, дрожа от гнева. Не поворачиваясь, я скользила пальцами по книгам, словно искала нужную. Мне нужно было рассказать Мереку о том, что я узнала за ужином, о словах Лифа утром, но он не сможет задержаться тут, пока рядом страж. Еще и такой подозрительный. Мерек был уверен, что никто здесь не знает, кто он, ведь он изменил облик и прибыл в замок за месяц до появления Аурека, никто здесь его не знал. Но я смогла узнать его, и ему лучше было не рисковать с остальными. Особенно, пока тут был Лиф. От него Мереку стоило держаться подальше.

Я вытащила книгу с полки и отнесла на стол, оставила там и пошла дальше, делая вид, что ищу, а сама размышляла. Мне нужно было увидеть Мерека. С новой стражей одна я оставалась только в своей комнате, но станут ли они сопровождать слугу? Нужна была причина, чтобы он остался дольше, а не просто оставил поднос. Я вытащила еще одну книгу и добавила к первой. Я делала так, изображая поиск книги, все это время думая, как задержать Мерека в комнате на пять или десять минут. Этого хватило бы, чтобы я озвучила свои подозрения о големах и кукле.

Турн кашлянул, и я недовольно посмотрела на него, он спокойно смотрел в ответ. Я добавила еще одну книгу в стопку и придвинула стул к дальним полкам, чтобы прочитать пыльные корешки наверху. Один привлек мое внимание, и я вытащила книгу. Обложка казалась знакомой, но и чужой. Она была не такой потрепанной и запятнанной, как книга, которую я знала, ведь она хранилась в королевской библиотеке.

«Спящий принц и другие сказки».

Это могло быть полезным. В каждой сказке есть доля правды.

Я положила книгу на вершину стопки, подняла ее и, шатаясь, подошла к удивленному Турну.

— Вот, — я с силой толкнула книги в его грудь, заставив инстинктивно схватить их. — Отнесите это в мою комнату, — я открыла дверь и вышла, подавляя улыбку, от которой уже отвыкла.

В башне я сидела за столом и ждала, листая книгу, но не видя слова. Я расхаживала, подхватив другую книгу и пытаясь читать ее, но не могла сосредоточиться. Не могла не нервничать. Мерек рассказывал, что Твайла проводила тут дни, выходя только помолиться в свой храм, и я не знала, как ей это удавалось. Что она здесь делала? Как не сошла с ума? Конечно, она так быстро поддалась Лифу, он был первым интересным событием за годы ее жизни.

Я развела огонь и села перед ним, ожидая. Вскоре кто-нибудь принесет еду, и мне оставалось лишь надеяться, что в этот раз это будет Мерек. Может, я успею быстро поведать ему о своих догадках, не вызвав подозрений стражей.

Но, когда пришел Мерек с подносом еды и кубком воды или вина, он едва заметно тряхнул головой, входя, дав мне предупреждение, ведь следом за ним в комнату вошел Турн. Я посмотрела на него, падая духом, а потом на Мерека.

— Спасибо, — сказала я. Я хотела забрать поднос, но он не отдал его, а поднял миску и кубок с подноса и поставил на стол рядом со стопкой книг. Если бы я не следила, то не заметила бы крохотный кусочек бумаги, выпавший из его рукава в миску. Он положил поверх него ложку и поклонился.

— Я вернусь за посудой через час, госпожа.

— Не утруждайся. Мы можем сами отнести посуду вниз, — сказал Турн. Он подошел к нам, поднял кубок и понюхал. — Хорошее, — сказал он, заглянув внутрь, и поставил кубок на стол.

Холодный страх пробрался в меня, когда он осматривал поднос, а когда он потянулся к ложке, скрывавшей записку, я заговорила:

— Можете тогда принести мне молока? И скажите на кухне добавить туда лаванды. Я плохо сплю. Горячая вода перед сном тоже была бы неплоха.

Он отпустил ложку и усмехнулся.

— Конечно, миледи. Как скажете, миледи, — он повернулся к Мереку. — Запомнил? Молоко и кипяток. Принеси их.

Мерек кивнул и оставил меня, я села за стол и подняла кубок. Турн все еще смотрел на меня, и я ощутила вспышку гнева. Я пронзила его взглядом.

— Вам нужно что-то еще?

Он ухмыльнулся.

— Дайте знать, когда закончите, — сказал он и пошел к двери.

Стоило ему отвернуться, как я выхватила записку и спрятала за миской, чтобы, когда он остановился на пороге и оглянулся, опустить ложку и сделать вид, что жую. Я сидела и ела, притворяясь, что читаю, пока он не ушел. Я шумела ложкой по металлической миске, чтобы успокоить того, кто слушал, а левой рукой развернула промокшую записку. Чернила начали растекаться, там было всего несколько слов: «Я вернусь. Подыгрывай».

Как подыграть? И когда?

Я доела, чтобы чем-то себя занять, а потом, несмотря на ранний час, вытащила один из тонких халатов Твайлы и взяла в кровать книгу со сказками. Услышав шаги на лестнице, я нахмурилась, ожидая увидеть одного, а то и двух стражей. Я почти угадала, пришел Турн, а с ним и Мерек с горячей кастрюлей и кружкой. Он обошел кровать и протянул мне кружку.

— Ваше молоко, мисс. Боюсь, лаванды в нем нет.

— Конечно, нет, — сказала я. — Я особо и не надеялась.

Он не слушал меня.

— И ваше тепло, — сказал он. А потом уронил кружку, громко вскрикнул и подбросил кастрюлю над головой.

Турн закричал и бросился к нему, я завопила, а Мерек швырнул кастрюлю об пол у кровати. Она открылась, из нее высыпались горячие угли.

— Крыса! — завопил Мерек, указывая на кастрюлю.

И под кастрюлей на самом деле было тельце крысы.

Повисла тишина, мы замерли. Мерек указывал на крысу, Турн был разъярен, Крейн ворвался в комнату, пытаясь понять, что происходит. Я чувствовала, как угли прожигают настил, и посмотрела на Мерека. Он подмигнул. Я не знала, что это означало, но, ради импровизации, изобразила идеальный обморок.

Они осторожно уложили меня на кровати, и я не двигалась, пока они спорили, что делать. Мерек обошел комнату и потушил угли, я слышала их шипение, а он все время настаивал, чтобы кто-нибудь пошел к Ауреку и сказал, что Восход добрался и до замка. Крейн соглашался с ним, но Турн возражал, что крыса только одна, да и замок старый.

— Я работал тут два года, в замке не было крыс, — не сдавался Мерек. — В конюшнях бывали. Но запах собак отгонял их отсюда.

— Зима, вот они и полезли внутрь, — сказал Турн. — И собак тут не видно.

— Верно, — сказал Крейн, но не отметил, с кем он согласен. Турн мрачно посмотрел на него.

— При всем уважении, я считаю, что Его светлость должен знать об этом, — сказал Мерек. — Уверен, вы слышали о произошедшем в Лорутне… дом шерифа…

Турн впервые растерялся.

— Слушайте, я сам к нему пойду, если вы боитесь, — сказал Мерек. — А вы останьтесь с госпожой и проследите за ней. Дамам часто… становится плохо после обморока, а я пойду и расскажу ему, что увидел крысу и убил ее. Объясню, что это сделал я, и я решил рассказать ему. Вас не обвинят, я расскажу ему, что вы не хотели в этом участвовать.

Мне не нужно было открывать глаза, чтобы знать, что Турн скривился от слов Мерека.

— Ты никуда не пойдешь, — мрачно сказал он. Повисла тишина, а потом. — Я схожу к Его светлости с вредителем и скажу, что крыса была убита здесь, — я заметила, что он не уточнял, кем убита. — Крейн, останься у двери. Она не выйдет. Даже если в комнате будет полно крыс. А ты, — видимо, он обратился к Мереку, я боролась с желанием открыть глаза, — убери все тут и следи за ней, — пауза, и он сказал. — Проблемы?

— Нет, — сухо и верно сказал Мерек. Умный Мерек.

Я услышала, как Турн ушел, и задумалась, как Мерек будет прогонять Крейна.

Но ему не нужно было.

— Я подожду снаружи, — сказал Крейн. — Не разбираюсь я в дамских проблемах.

Я тут же села и начала громко кашлять, склонившись с кровати, пока не услышала, как дверь захлопнулась.

— Кошмар. Говори быстро, — сказал Мерек.

— Это было гениально, — тихо сказала я. — Откуда крыса?

— Я нашел ее в конюшнях уже мертвой. Спрятал в штанах. Я боялся, что она выпадет по пути на ступеньках. Пришлось идти осторожно.

— Гениально, — повторила я. — Слушай, Лиф думает, что Твайла в Скарроне, он отправится туда за ней.

Мерек покачал головой.

— Он ошибается. Она не смогла бы управлять Восходом оттуда.

— Аурек подозревает, что кто-то из его людей стал изменником. Помогает ей.

— Да?

Я кивнула.

— Он считает, что только так они могли работать так слаженно. Мерек, она может быть в Скарроне. Может. Ее там знают, люди ее защитят, уверена. Было бы логично уйти туда, — я вдохнула. — Но это не все. Аурек за ужином был занят неким случаем в Шаргате и где-то еще. Люди умерли, ему пришлось с чем-то разбираться, — Мерек растерялся. — Я думаю, он говорил о големах. Что они начали действовать без его приказов. Он говорил что-то еще, но я плохо слушала. Но, думаю, големы в Шаргате разошлись, и их пришлось останавливать. Думаю, чем дольше они существуют, тем независимее становятся. А когда он не может управлять ими, ему приходится уничтожать их.

Мерек смотрел вдаль и хмурился.

— Это многое бы объяснило. Почему он не делает из них армию. Почему нанимает людей… — он посмотрел на меня. — Погоди. Может, и симулякр так же работает?

Я склонилась к нему.

— Уверена в этом. Он примчался сюда прошлой ночью, почти сразу после получения новостей, чтобы взять больше крови. Думаю, ему нужно освежать ее, чтобы удерживать власть надо мной.

— Это отлично, понимаешь? Значит, ты сможешь уйти. Мы сможем уйти и отыскать Восход.

— Если он только пополнил ее, власть будет сильной. Нужно подождать, пока она ослабеет, но даже тогда…

— Как долго ждать? — перебил он меня.

— Не знаю.

— Эррин, мы не можем ждать. Я не позволю случиться ничему плохому, обещаю. Я не позволю нам рисковать.

— Тебя не было в Тремейне. — сказала я. — Это была моя вина. Я недооценила его, и он использовал это против меня, и сотни людей, которых я знала, погибли из-за этого. И еще… — я закончила то, что пыталась сказать, — я не могу бросить Сайласа.

— Не думаешь, что он хотел бы, чтобы ты…

— И здесь моя мама. Лиф привез ее с собой. Думаю, она в Башне Доблести.

Мерек выругался.

Он не успел больше ничего сказать, мы услышали мужские голоса, эхом разносящиеся по лестнице.

Мерек отпрянул от кровати, вернулись стражи и, к моему ужасу, мой брат.

Мерек тут же опустил голову, низко кланяясь, отпрянув в сторону, как слуга, которым притворялся. Лиф даже не взглянул на него, его глаз смотрел на меня.

— Ты видела здесь крыс до этого? — спросил он.

— Нет, — я говорила тихо, стараясь звучать слабо.

Лиф оглядел комнату, цепляясь взглядом за все, мое сердце замерло, когда его взгляд задержался на Мереке, все еще кланяющимся. Лиф подошел к комоду и выдвинул ящики.

— Что ты делаешь?

— Ищу помет, — сказал он, шурша старыми бумагами, я увидела на страницах рисунки цветов, а потом он задвинул шкафчик. Он проверил шторы, под кроватью, в чулане, мы со стражами наблюдали за ним.

Наконец, он повернулся ко мне.

— Ты упала в обморок?

— На миг, это не серьезно.

— Из-за крысы?

— От потрясения.

— Видимо, так. Дамы часто падают в обморок при виде крыс.

Мерек застыл.

— Надеюсь, теперь тебе лучше, — продолжил Лиф. Он повернулся к Мереку. — Убери здесь.

Мерек кивнул, все еще не выпрямившись. Лиф нахмурился. Но промолчал и покинул комнату, стражи следовали за ним, как псы.

Я посмотрела на Мерека, а он глядел вслед Лифу, приоткрыв рот.

— Что такое? — тихо спросила я.

— Мы дураки, — вяло ответил он.

— Что?

— Где ты выросла?

Сердце забилось быстрее от понимания: я выросла с братом на ферме. Там было много крыс.

Мерек промолчал, склонился и начал собирать остывшие угли с пола.

— Это было близко, — сказала я, пока он бросал угли в камин. — Если бы он присмотрелся к тебе…

Он молчал, склонившись, и, казалось, разглядывал почерневшие руки.

— Тебе нужно уходить. Сейчас.

Он посмотрел на меня с несчастным видом.

— Знаю.



Глава 11:



Мерек ушел, бледный и мрачный, а я не могла избавиться от ощущения, что мы совершили серьезную ошибку. Желудок сжимался, казался тяжелым, я будто падала. Ох и дурочка. Почему я не подумала? Мы видели крыс каждый день, мы жили на ферме, Дуба ради. В пять лет я даже пыталась их приручить. Лиф это знал, он смеялся тогда надо мной. Я считала себя умной, но могла все разрушить. Типично для меня.

Я пыталась уснуть, но волнение не отпускало. Каждый шаг казался звуком шагов стражи, идущей арестовать меня, или Аурека, желающего заставить меня выпрыгнуть из окна. Я боялась за Мерека, представляла, как его, сонного, тащат на допрос, бьют и пытают. Убивают. И он умирает как слуга замка, который много веков назад построила его семья. Я подперла стулом дверь, но это не помогало. Я закуталась в одеяла, но выступил холодный пот. Что сделает Лиф?

Наверное, я уснула, потому что проснулась от стука в дверь и воплей. Я открыла глаза и резко села, увидев туман в комнате. Во рту тут же пересохло. Вот и все.

— Открой дурацкую дверь! — вопил один из стражей, вроде Турн. — Открой дверь, тупая корова, если не хочешь сгореть.

Я поняла, что туман в комнате не ото сна, а от дыма, но все равно не сообразила и посмотрела растерянно на камин, ожидая там огонь, не горели и свечи. Я даже посмотрела на пол, ожидая увидеть горящий настил, Мерек мог не заметить уголек. Но нет… и это было давно…

Дверь пошатнулась на петлях, словно кто-то пытался выломать ее, и я выскочила из кровати и убрала стул, отпрянула в сторону, а дверь распахнулась, два стража ввалились в комнату. За ними клубился дым, заполняя пространство, и я посмотрела на стражей.

— Двигайся, — сказал Турн, и я послушно побежала босиком по ступенькам, держась за веревочный поручень. Я бежала так быстро, что ободрала ладонь. Сзади топали сапоги стражи, они вырвались в коридор сразу за мной, чуть не задавив меня.

— Пожар! — доносились отовсюду крики, дым внизу был гуще, удушал, и в моей груди вспыхнула новая паника. Турн грубо схватил меня за руку и потащил за собой. Камни были холодными и твердыми, я почти задыхалась. Глаза слезились, и я вдруг вспомнила пожар, который устроила в доме Чэнса Анвина. Мы миновали дверь, и я чуть не упала, когда земля превратилась в лестницу, меня спасла лишь рука стража. Я вдохнула холодный воздух, пахло дымом, и от этого всего я задрожала. Турн потащил меня к толпе слуг и стражей, мы обошли стену, и я увидела источник пожара: северную башню, Башню Победы, которую Аурек присвоил себе.

Огонь вырывался из окон, озаряя двор, дым грибами поднимался в небо, черный на фоне темно-синей ночи. Эхо шума отскакивало от каменных стен, разбивалось стекло, трещало дерево от жара огня. У основания башни суетились, как муравьи, тени, выливали из ведер воду, но она тут же испарялась в огне, воды было слишком мало.

На моих плечах оказался плащ с меховым подбоем, пахнущий потом и вином. Я оглянулась, чтобы поблагодарить, но увидела вокруг несколько десятков работников замка, все безмолвно смотрели на башню. Я разглядывала их лица. Я узнала только Турна рядом с собой, Крейн исчез. И я не видела Аурека, брата, маму или Мерека в толпе.

Мерек. Он так попытался отвлечь их, чтобы сбежать? Я повернулась к стражу.

— Что произошло?

Он молчал и смотрел на замок, и я тоже повернулась туда.

Огонь двигался, я видела, как он вспыхивал в других окнах, растекаясь по коридорам башни.

— Все на помощь! — прогудел кто-то вдали, некоторые переглянулись. Никто не двигался, все смотрели, как огонь лижет небо. — Все! — владелец голоса появился из тени, крупный мужчина с красными глазами и сажей на щеках, на его руке была золотая повязка. — Ты, — указал он на людей в толпе. — И ты. И вы. Идите к колодцу и помогайте им, — те, на кого он указал, замерли, а потом пошли, но не спешили. — А вы, — мужчина указал на моего стража. — Чего вы ждете? Помогайте.

— Капитан стражи приказал оставаться с его сестрой, — сказал Турн.

— Капитан стражи только что приказал всех отправлять на борьбу с огнем, — рявкнул мужчина. — Без исключений.

— Я дождусь его личного приказа.

— Да? И как тебя зовут? — рявкнул мужчина.

Турн молчал, и я заговорила:

— Его зовут Турн, — сообщила я и вскрикнула, когда он сжал мою руку.

— Что же, господин Турн. Идите к колодцу и помогите потушить огонь, иначе я доложу королю, что вы отказались помогать. Что вы предпочли стоять с женщинами и смотреть, как сгорает его дом. Посмотрим, что он тогда скажет.

В воздухе между ними повис гнев, и Турн отпустил мою руку.

— Ты за это заплатишь, сволочь, — прошипел он в мое ухо, проходя мимо меня. — Крейн, — крикнул он своему товарищу и подозвал к себе. — Оставайся здесь, — процедил он мне. — Женщина, — он обратился к фигуре в капюшоне, смотрящей на огонь, — присмотри на ней.

Женщина кивнула. Как только Турн и Крейн пропали из виду, она отвернулась от меня. Я огляделась, пытаясь увидеть Мерека.

А увидела другое. Не Мерека. Даже лучше. Мои ноги превратились в воду, когда я поняла, на что смотрю.

Голова с белыми волосами покачивалась, пока не пропала за углом.

Сайлас.

Сайласа Колби, укутанного с головы до пят в черное, уводила из замка фигура в похожей одежде. На миг я подумала, что с ним Мерек, обрадовалась и собралась бежать за ними. А потом повернулась влево и увидела людей в черной одежде, которых уводили с сопровождением в другую сторону, сцепив их руки за спинами. Всех алхимиков, похищенных Ауреком, убирали из замка.

Конечно. Аурек точно подумал, что это атака Восхода, нападение на него. Он хотел убедиться, что они не спасут алхимиков.

Я не мешкала. Я дождалась, пока группа алхимиков пропадет в темноте, взглянула на женщину, якобы следящую за мной, и пошла за Сайласом. Я старалась идти как можно тише, следовала за фигурами до конюшен, следила, как они входят туда. Я замерла у конюшни и ждала, прислушиваясь. Не было ни звука, ни Сайлас, ни сопровождающий не говорили. Я слышала только крики из замка вдали. Я уже хотела двигаться, когда услышала скрип петель, и застыла, задержав дыхание при звуке движущегося засова. Быстрые шаги, словно при беге, стали тише, они ушли дальше.

Когда я набралась смелость пройти дальше, я никого не увидела, только сияющий в огнях силуэт башни.

Я глубоко вдохнула и убрала засов на двери конюшни. Я пробралась внутрь.

Я нашла Сайласа в третьем загоне, прикованного к крюку на стене. Тот, кто привел Сайласа сюда, оставил на стене факел, и такая доброта удивила меня. Капюшон упал или слетел с его головы, его волосы отросли и торчали вокруг головы, как пух одуванчика. Он был спиной ко мне, но я видела, что он в перчатках. А потом он резко развернулся, и я вскрикнула. Над кляпом его глаза расширились.

Мое сердце замерло на миг, я не могла поверить, что он здесь, что он встает, что у него хватает сил на ненависть во взгляде. И ненависть пропала, когда он увидел меня.

А потом я врезалась в него, обнимая руками и ногами. Он пошатнулся, и мы упали в стог сладко гниющего сена.

— Прости, Сайлас, прости, — я слезла с него и вытащила кляп изо рта.

Он рассмеялся и застонал.

— Развяжешь меня?

Его голос на миг парализовал меня, такой же хриплый, как и всегда. Я много раз представляла его, но это нельзя было сравнить с его настоящим звучанием. Я потянула за узлы на его запястьях, пока веревка не упала. Как только его руки освободились, они обвились вокруг меня, и я прижалась к его худому телу. Мои руки обняли его шею.

Он целовал мою макушку, осыпал поцелуями мои волосы.

— Я не знал, здесь ли ты на самом деле, — сказал он, пальцы в перчатках гладили мое лицо, я делала то же самое с его, убирая волосы, упавшие ему на глаза. — Я спрашивал каждый день про тебя, но они молчали. Я не хотел, чтобы ты была здесь.

— Не важно. Ты можешь бежать? Ты ранен?

Он покачал головой, но не смотрел мне в глаза. Я отпрянула, взяла его за руки и сняла перчатки. Было и хуже, и лучше, чем я думала. Аурек уверял меня, что Нигредо распространилось так сильно, что Сайлас был прикован к кровати, но на самом деле оно все еще охватывало только руки. Почернели все пальцы, почернели и сами ладони. Я закатала рукава его туники, и увидела, что проклятие распространилось и на его руки, остановившись в нескольких дюймах от сгиба локтя, повторяя перчатки, которые он носил, чтобы скрыть Нигредо. Я склонилась и поцеловала кожу на стыке тьмы и света на обеих руках, взглянула на него, а он смотрел на меня, склонив голову, и мое сердце затрепетало.

— Я думала, все намного хуже, — сказала я, проглотив ком в горле.

Он покачал головой и обхватил мои ладони. Проклятая кожа была холодной, успокаивала меня.

— Он не мог зайти так далеко, так ведь? Я нужен ему здоровым. А ты? Как ты?

— В порядке. Аурек меня не трогал, — соврала я. — Идем, ты уходишь.

— Тогда… погоди, я ухожу? А ты?

Я покачала головой.

— Не могу. Тут мама. Лиф привез ее.

— Лиф ведь не позволит ничему случиться с ней?

— Боюсь Аурек выместит на ней гнев.

— Зачем? Ты же сказала, что он… — он замолчал и посмотрел на меня. — Значит, соврала? Он над тобой издевается, я так понимаю?

— Сайлас, у нас нет на это времени…

— Я иду с тобой. Я не уйду без тебя. Все просто. В прошлый раз, когда я выпустил тебя из виду, тебя схватили.

— Тебя тоже, — возразила я.

— Я про случай до перелома твоего позвоночника, — он продолжил. — Я урок запомнил, Эррин Вастел. Я не смог бы уйти и оставить тебя здесь, — он отстранился и скрестил руки. — Выбирай. Мы уходим, — он подчеркнул, что это касается нас обоих, — или мы остаемся.

Я смотрела на его милое решительное лицо. Лиф не даст ничему случится с мамой. Он еще не так плох.

— Хорошо. Мы уходим.

Он взял меня за руку и потащил за собой.

Я не удивилась, когда дверь скрипнула и ударилась о стену конюшни, разделяя нас.

Аурек стоял на пороге, оскалив зубы, с убийственным взглядом.

— Вот ты и попалась, дорогуша.



Глава 12:



Я бросилась на Аурека, врезалась в него, и мы рухнули на землю. Хотя он принял силу удара, выдохнул с болью, когда мое плечо вонзилось в его грудь, он умудрился схватить мои запястья и перевернуться так, что я оказалась под ним. Я отбивалась кулаками и ногами, извивалась под его весом. Я укусила его руку, когда она оказалась рядом, и он взревел, ударил меня кулаком по голове, на миг все побелело перед глазами. Я ощутила сокрушительное давление на груди, а потом я смогла увидеть, что Аурек придавливал меня, сидя на коленях, склонив голову, двигая руками в районе пояса. Сайлас за его плечом приближался к нам с вилами в руке.

— Беги! — закричала я и ударилась лбом об опущенную голову Аурека, чувствуя, как его зубы царапают мою кожу. — Уходи.

Что-то холодное оказалось у моего горла, и Сайлас застыл, отпустил вилы даже раньше, чем Аурек сказал:

— Брось это, племянник.

Вилы громко стукнули о деревянный пол, я ощутила, как влага течет по шее. А потом пришла резкая обжигающая боль. Нож Аурека впился в меня, и, когда я сглотнула, стало еще больнее.

— Встань на четвереньки, — сказал Аурек, слезая с меня, но удерживая нож у моего горла.

Сайлас тут же послушался, все время глядя на меня.

— Прошу, не причиняй ей боль.

Аурек поднял меня и встал за моей спиной, прижал нож к моему пульсу, кровь стекала за воротник ночной рубашки.

— Я собираюсь убить ее, — сказал он едва слышно, его губы задевали мои волосы. — Так что даже не думай, что твое сотрудничество сможет спасти ее. Нет. Это лишь определит, как быстро она умрет.

Ледяной ужас приковал меня к месту, мою кожу покалывало, от его слов и прикосновений на меня накатывали волна за волной страха.

— Прошу, — сказал Сайлас.

Аурек рассмеялся и лизнул мое ухо.

— Нет.

Позади нас раздался шум — шаги нескольких человек, мужчин с мечами и факелами. Они остановились вне поля моего зрения, но я видела их длинные тени на полу.

— Свяжите моего племянника и отведите в защищенное место. В этот раз в действительно безопасное, — Аурек повернулся. — Где Лиф?

— Не знаю, Ваша светлость, — ответил мужчина.

— Да? — Аурек подвинулся месте со мной, как с куклой. Я успела увидеть, как Сайласа связывают трое мужчин, заведя руки ему за спину. Но он смотрел на меня. — Итак, — продолжил Аурек, — кто-то устроил пожар в моем замке, а мой самый верный лейтенант привел моего зельеварщика прятаться в конюшнях, где его случайно нашла его сестра. Я чую крысу, Эррин, и не ту, что была в твоей комнате. Я полагаю, это была часть плана? Вызвать у меня паранойю?

— Я не знаю, о чем…

Он ткнул рукоятью ножа в бок моей головы раньше, чем я закончила, и Сайлас взревел, пытаясь вырваться из хватки двух стражей.

— Знаешь, что я думаю? — сказал Аурек, пока стражи уводили Сайласа мимо меня и из конюшни. Я смотрела ему вслед, пока пальцы Аурека не впились в мою челюсть, заставляя меня смотреть на него. — Я думаю, что Восход — это ты. И банда отбросов, которых ты убедила помочь тебе. Возможно, и твой брат сюда входит, ведь тебе нужен был кто-то снаружи. Но я узнаю. Я же говорил тебе в том храме из костей, что заражение можно остановить, избавившись от источника.

Он больше ничего не сказал, развернул меня и сцепил руки у меня за спиной.

— Дайте веревку, — рявкнул он одному из мужчин, вскоре мои руки оказались связанными так крепко, что пальцы покалывали.

Его рука оказалась в моих волосах, он пошел, таща меня. Кожа головы пылала, он шагал в замок, и я, спотыкаясь, шла за ним туда, где еще стояла толпа и смотрела, как горит вторая башня.

Аурек бросил меня за землю перед собой с такой силой, что я прокусила губу, кровь заполнила рот.

— Соберите всех здесь, — приказал он своим людям. — Мои големы разберутся с пожаром.

Они не медлили, а побежали прочь от огня. Аурек вытащил куклу из кармана, и я подумала, что мою, но он написал приказ прямо на глине. Он поднял голову, ожидая, и удовлетворенно кивнул, когда из тьмы вышли четыре голема. Толпа нервно отпрянула. Аурек вытащил бумагу из своего бесконечного запаса, написал что-то на ней и разорвал на четыре куска. Големы подошли, и он прижал по кусочку к руке каждого. Их движения тут же стали целеустремленными, они встали, окружив нас.

Стражи вернулись с людьми, запачканными сажей, многие кашляли, все были с красными глазами и тяжело дышали. Они присоединились к толпе, кто-то пошел к друзьям, другие с опаской смотрели на Аурека и его големов. Запах опасности смешивался с дымом.

— Никто не уходит. Големы убьют всякого, кто попытается.

Потрясенный шепот разошелся по толпе, люди ерзали, жались ближе друг к другу. Стражи начали возмущаться.

— Даже вы, — сказал Аурек так, что стало ясно, что он не шутит. — У нас возникла проблема, — он повысил голос, заглушая рев пламени. — И проблема эта в доверии. Я доверял вам. Всем вам. Но, похоже, я зря доверял ей, — он ткнул меня ногой. — Я считаю, что она предала меня, и потому мне нужна информация. Я хочу, чтобы все, кто служил ей хоть как-то за последние десять недель, выступили вперед. Если вы стирали ее одежду, готовили еду, выступите вперед. Если вы охраняли ее, выступите вперед. Я хочу понять, как глубоко зашло ее предательство, для этого мне нужна ваша помощь. И честность, — никто не двигался, и Аурек вздохнул. — Пожар в моем доме испортил мне настроение. Лучше не заставляйте меня просить во второй раз.

Турн и Крейн переглянулись, Крейн выступил вперед, Турн через миг шагнул за ним. Я хмуро посмотрела на них, сплевывая кровь на землю. Турн хищно улыбнулся.

Вперед выступали и другие люди, я их не знала: несколько мужчин, две женщины возраста моей матери, мальчик, которому было не больше десяти лет. Мерека не было видно среди людей, вставших перед Ауреком, и я ощутила радость из-за того, что он смог сбежать.

Пока его не толкнул кто-то, стоявший за ним.

— Он носил ей еду, — заявила женщина, раскрывшая его, и мое сердце сжалось. Он не смотрел на меня, а смотрел только на Аурека, встав между женщиной и мальчиком.

— Кто-нибудь из вас помогал ей передавать послания за пределы замка?

Они покачали головами, Турн громко сказал «нет».

— Просила ли она вас?

Снова только Турн ответил словом, остальные безмолвно отрицали.

Аурек склонил голову, глядя на них. А потом он посмотрел на меня.

— Эррин, ты когда-нибудь просила, заставляла, давила угрозами на этих бедных крестьян, чтобы они поддержали твое дело?

— Ты же знаешь, что нет, — выдавила я, губы опухали.

Он пожал плечами. А потом его рука мелькнула с ножом в ней у горла Турна.

Там появилась красная линия, рана открылась, и полилась кровь. Турн посмотрел на Аурека, губы сформировали от удивления идеальную «О». А потом он упал, и жизнь полилась из него на сухую траву.

— Я спрошу еще раз, — Аурек улыбнулся мне. — Кто помогал тебе? Он? — он направил нож на Крейна.

— Ваша светлость? — сказал Крейн, и это было его последним поступком, нож снова вспыхнул. Крейн издавал булькающий звук, умирая, терзал пальцами горло, словно мог вернуть кровь и закрыть рану. Он умирал долго, и Аурек бесстрастно наблюдал за ним.

Женщина, стоявшая рядом с Крейном, заплакала.

— Скажи ему, что это не я, — сказала она мне. — Прошу. Скажи ему.

— Она этого не делала, — сказала я, не выдержав. — И никто из этих людей.

— Но кто-то был? — Аурек смерил меня взглядом, направив нож. — Кто-то здесь из Восхода?

— Да, — соврала я. — Да. Я — Восход. Я. Все это — я. И у меня была помощь, но не от них. Не от тех, кто сегодня здесь.

— Скажи, кто. Назови имена.

— Я… не спрашивала их имена, — взмолилась я. — Это было слишком опасно.

Аурек пожал плечами.

— Я тебе не верю, — он вонзил нож в грудь женщины, она тут же рухнула на землю. — Я все равно убью их всех.

— Нет! — завопила я, горло заболело, а он вытащил нож из тела женщины и пошел к Мереку.

Я уловила движение позади себя.

— Лиф, — радостно сказал Аурек. — Хорошо, что ты присоединился к нам. И где же ты был?

— Я ходил забрать… кое-что, — сказал он, хмурясь. — Но этого уже не было, — он посмотрел на меня, на миг я подумала, что вижу облегчение в его взгляде. А потом это исчезло, и он повернулся к Ауреку.

— Да? — сказал Аурек. — Видишь ли, странно, что пожар начался именно в той башне — в моей башне — через пару часов после того, как в комнате Эррин нашли крысу.

Лиф посмотрел на меня, а потом снова на своего повелителя.

— Не понимаю, Ваша светлость.

— Я искренне надеюсь, что это не так, — заявил Аурек.

Лиф заметно сглотнул.

— Я хотел сказать, что не вижу связи, Ваша светлость.

Аурек моргнул.

— Ты ведь знаешь, что Восход запустил крыс в дом шерифа в Лортуне? Я никак не мог понять, как Восход смог ударить в стольких местах. Я же тебе говорил, что думаю, что это делает кто-то среди моих людей? Что за всем этим стоит кто-то из моих людей?

Лиф застыл, глядя на Аурека, словно смотрел на ядовитую змею.

— Думаю, твоя любимая сестра может быть из Восхода, — сказал Аурек мягким голосом. — Из местной группы. Думаю, кто-то в замке помогает ей. Боюсь, это можешь быть ты.

Брови Лифа поползли наверх, казалось, замерла сама ночь.

— Мне жаль это слышать, Ваша светлость, — только и сказал он.

Теперь нахмурился Аурек.

— И все? Я говорю, что подозреваю тебя в измене, а ты говоришь, что тебе жаль это слышать?

Лиф поклонился.

— Вы — король. Я не могу с вами спорить. Я не имею права.

Аурек прищурился, а потом склонил голову.

— Так ты защищаешься?

Лиф посмотрел на него и заговорил тихим голосом:

— Вы знаете, что в прошлом я предавал людей, о которых, якобы, заботился. Конечно, логично предположить, что такова моя природа. Так и есть.

Я рискнула посмотреть на Мерека, а он держал голову опущенной, чтобы на лицо падала тень. Я взглянула на Аурека, а тот смотрел на Лифа с нескрываемым потрясением.

— Ты любишь сестру больше своего короля? — спросил он.

— Я люблю свою сестру. И мать. Но я верен вам.

Аурек долго смотрел на него, а потом отпрянул и махнул рукой в мою сторону, указывая на толпу. Он дал Лифу продолжить допрос. Новая волна ненависти к брату закипела во мне, когда он повернулся ко мне со спокойным видом.

— Ты устроила пожар, Эррин?

— Нет. Я была в комнате. Они, — я кивнула на трупы Турна и Крейна, — охраняли дверь. Но их уже не попросишь подтвердить.

— Ты просила кого-то устроить пожар?

— Нет. Я узнала об этом, когда они вытащили меня из комнаты в ночной рубашке.

Лиф пристально смотрел на меня.

— Крыса в твоей комнате. Ты ее подкинула?

— Нет.

Его глаз сузился.

— Врешь, — Аурек смотрел то на него, то на меня, склонив голову. — Она знает что-то о крысе. Кто был с тобой в комнате, когда ты увидела крысу? Твои стражи? Мертвые? И что за слуга там был, когда я пришел к тебе?

— Не знаю… его там не было, когда я увидела крысу, — быстро сказала я, сердце билось так сильно, что я боялась, что мои ребра треснут.

Это выражение лица Лифа я видела всю жизнь. Когда я съела последние медовые пирожные и сказала, что это не я. Когда я сломала одну из его любимых деревянных коровок. Когда я одолжила его лук и забыла в лесу. Злой взгляд старшего брата.

К моему удивлению, молчание между нами нарушило ворчание Аурека:

— Честность тут выразить могу только я, и этот страж, — он ткнул носком сапога Турна, — сказал, что это он видел крысу, и что он раздавил ее горячей кастрюлей.

Я не могла дышать, я не верила, что наглость Турна может спасти Мерека.

— И, чтобы узнать правду, признаюсь, что я не улавливаю логику твоих мыслей, — сказал Аурек с насмешкой.

— Я подозреваю, что вы правы, что Восход — организация, за неимением лучшего слова, и кто-то из них здесь есть, — сказал Лиф, чуть склонившись. — Я просто хочу знать, входит ли туда моя сестра, пока вы не наказали ее.

Лиф посмотрел на оставшихся стражей. Все стояли с опущенными плечами, смотрели на землю, пытались сделать себя маленькими, словно это спасло бы их от гнева Аурека. Он скользнул по ним взглядом, не задержавшись на женщинах и ребенке. Но, когда он дошел до Мерека, он замер и нахмурился.

Он успокоил себя, отвел взгляд, словно что-то вспомнил. А потом он улыбнулся, медленно и без радости, и я больше не чувствовала под собой земли.

— Ты же был тем слугой, да? — сказал он Мереку. — Ты принес напиток?

Мерек поднял голову с вызовом во взгляде.

Он знал, и я понимала, что Лиф узнал его.

— Или нет? Может, я ошибся. Может, ты не играл, — тихо сказал Лиф, глаза Мерека расширились.

Лиф повернулся к Ауреку.

— Не знаю насчет крысы, Ваша светлость. Но могу поклясться жизнями своей матери и своей, а если можно, то и сестры, что я — не часть Восхода. Но я не могу поручиться за Эррин.

Теперь уже был удивлен Аурек.

— А если я убью ее?

— Мама будет скучать по ней, — просто сказал Лиф. А потом огляделся, и выражение его лица с лишенного эмоций перешло к смятению. Он повернулся по кругу, словно забыв об Ауреке, Мереке, обо мне и Восходе.

— Что такое? — Аурек вглядывался во тьму.

— Простите, я… где моя мать?

— Что?

— Я ходил в Башню Доблести, но ее там уже не было. Я не вижу ее…

Аурек помрачнел.

— Вот почему тебя не было там, где я приказал тебе находиться.

Мы с Лифом смотрели на него.

— Прошу, Ваша светлость? — спросил он.

— Я переместил ее в Башню Победы после случая с крысой. Я подумал, что там она будет защищена лучше, если придет Восход.

Лиф посмотрел на меня, словно у меня был ответ. Я не понимала, играет он или нет. Я не могла прочитать его. Он посмотрел на Башню Победы, огонь вырывался из каждого окна, комнаты за ними пылали.

— Нет, — слабо выдавил он, я еще не слышала его голос таким. А потом он бросился к замку.

Поняв причину, я последовала за ним.

Големы замахнулись на него, когда он пробежал мимо, один пошел за ним, но застыл на месте и медленно повернулся к толпе, когда я миновала его. Я понимала, что Аурек приказал им не трогать нас.

Я бежала за братом, он пропал в дыму за дверью. Я собралась идти за ним, а он вышел, закрывая рукой лицо, сильно кашляя.

— Слишком жарко, — выдавил он, схватил меня за руку, забыв о том, что происходило пару мгновений назад. Мы цеплялись друг за друга, пока оббегали башню в поисках другого входа.

Дверь горела, дым поднимался в небо, и Лиф повернулся и потащил меня к первой двери. Но теперь и там был огонь, и я схватила руку Лифа обеими руками, впилась пятками в землю, чтобы остановить его.

— Ты умрешь, — всхлипнула я, пока он убирал мои руки.

— Там мать, — рявкнул он и оттолкнул меня.

А потом мимо нас прошла высокая серая фигура, направляясь в огонь. Я смотрела, открыв рот, как голем входит в пламя, жар ему не вредил. Я повернулась к Лифу и увидела, что Аурек присоединился к нам. Он не смотрел на нас, глядел на огонь, свет отражался в его глазах, и они будто горели.

Несмотря ни на что, мы стояли втроем и смотрели на дверь, ожидая движение. Когда я посмотрела на брата, то увидела, что из его глаза текут слезы, и мой желудок сжался.

Голем вышел с чем-то черно-красным и дымящимся в руках, и Лиф взвыл и упал на колени.

Поверхность голема выглядела бледнее, по ней пошли трещины, он протянул к нам руки и рассыпался в пыль, как перегретый на огне горшок. То, что было в его руках, упало на землю.

Я повернулась к Ауреку, не зная, зачем, а он смотрел на меня безжалостными золотыми глазами.

— Я не знал свою мать, — сказал он.



Глава 13:



Он больше ничего не сказал и ушел, оставив моего брата на коленях, и я смотрела ему вслед, онемев. Я посмотрела на вещь на земле и пыталась убедить себя, что это мама, но я ничего не чувствовала. Это не было похоже на человека. Это не было похоже ни на что.

— Мне так жаль, — всхлипывал Лиф, впиваясь пальцами в землю. — Мама, прости, — он не звал ее мамой с восьми лет. Я вспомнила, как он впервые назвал ее за ужином матерью.

«Передай масло, мать», — сказал он, и она была так удивлена, что уронила ложку и расплескала суп.

Мама умерла. Она была мертва. Она уже не расплещет суп. Я не увижу ее улыбку. Она никогда не заплетет мои волосы короной. Я никогда не попробую снова ее хлеб или масло. Она никогда не коснется холодной рукой моего лба, когда я простужусь.

— Это твоя вина, — сказал кто-то, а Лиф посмотрел на меня. — Это твоя вина, — повторил голос, и я смутно понимала, что это мой голос. Мои слова. — Ты привез ее сюда.

— Нет. Я только хотел, чтобы она была в безопасности, — выдавил Лиф.

— С ним? Ты подумал, что с ним она будет в безопасности?

— Кто-нибудь мог использовать ее против меня, — Лиф рыл землю. — Я не знал. Я не подумал…

— И никогда не думаешь! — завопила я. — Все всегда так, как хочешь ты, как тебе нужно, как ты считаешь лучшим. А теперь она мертва. Ты убивал ее месяцами, и у тебя получилось.

Я услышала позади шаги, ожидала увидеть Аурека или стражей, готовых увести меня. Я развернулась с поднятыми кулаками. Мерек остановился, закрыл руками рот, глядя на маму.

— Мне жаль, — сказал он. — Боги, мне так жаль. Я не хотел…

— Так это был ты? — спросила я, слова словно выдавливались изо рта. — Ты начал пожар?

Он кивнул, на его лице застыло сожаление.

— Я так и думала.

— Я не знал… — начал он и замолчал, но мне было не так больно, как когда такое говорил Лиф. — Я думал, что она в южной башне. Я не знал, что ее переместили. Он был в главном зале с ним… — он кивнул на Лифа. — Я подумал, что там пусто. Это должно было только отвлечь, — тихо сказал он и взял меня за руки. — Прости. Эррин, мне очень жаль. Я не знал, поверь.

— Я тебя не виню, — услышала я себя. — Я виню его, — я повернулась к брату.

— Эррин, прошу, — сказал Лиф.

— Ты привез ее сюда, — и хотя я говорила тихо, слова эхом отскакивали от камня вокруг нас. — Ты довел ее до безумия. Ты убил ее.

Лиф закрыл лицо руками и согнулся, прижимаясь к траве.

— Теперь вся моя семья мертва, — сказала я ему. — Папа умер в Тремейне, а вы с мамой умерли в день, когда ты ушел. Ты мертв для меня, Лиф. Слышишь? У меня теперь нет семьи.

Обгоревшее существо простонало.

— Она жива, — крикнул Мерек и тут же склонился к ней. Лиф придвинулся к ней, протянул руку. Раздался еще один стон, и я уставилась на нее, не понимая, как она может быть живой. То, что не было черным, было красным и опухшим, рука была в волдырях, сочилась кровью. Ее волосы сгорели полностью, как и брови с ресницами. Ее платье растаяло на коже.

Мертвой она пугала, но живой… она была кошмаром.

— Эликсир, — Мерек посмотрел на меня. — Ее можно спасти Эликсиром.

Лиф качал головой, зажав рукой рот.

— Но он исцелил сломанный позвоночник твоей сестры, — возразил Мерек. — Попробовать ведь можно?

Он не поднимал голову, не говорил. Не двигался.

— Я схожу и попрошу, — услышала я себя, голос звучал издалека. — Я выпрошу.

Лиф вскинул голову.

— Он не сделает этого для тебя. Он скорее даст ей умереть, чтобы причинить тебе боль, — сказал он. А потом сглотнул. — Для меня он может так сделать. Идите. Я попрошу его. Убегайте, пока я буду у него.

Мерек смотрел поверх моей мамы на него, Лиф смотрел в ответ.

— Почему он сделает это для тебя?

— У него есть только я, — слабо сказал Лиф, мой живот словно пронзило льдом.

— У нас тоже был только ты, — сказала я, и он закрыл глаз, пролив еще одну слезу.

— Идите, — повторил он.

— Эррин? — осторожно сказал Мерек.

Я открыла рот, чтобы отказаться. Я не могла бросить ее, не зная, даст ей Аурек Эликсир или нет. Но я не успела ответить, раздался странный треск. Мы посмотрели на звук и увидели Башню Победы, она обрушилась, пыль и обломки разлетелись вокруг. Мерек толкнул меня на землю и закрыл своим телом, когда обломки попали по нам. Я задержала дыхание и прижалась лицом к земле.

Когда гул утих, Мерек поднял меня. Он был в саже и пыли, неузнаваемый.

— Уходите, — сказал Лиф сломленным голосом, вставая на ноги. — Оба. Я разберусь с куклой. Я сделаю все, чтобы исцелить ма… мать, и ты знаешь, что Сайлас будет в безопасности, пока делает Эликсир. Но ты умрешь до рассвета, если останешься.

Он знал, что Аурек со мной делает, и ничего не сделал. Я не могла двигаться.

— Эррин, — тихо сказал Мерек. — Прошу.

Я посмотрела на него и моргнула.

— Позволь сделать это, — сказал Лиф.

Я кивнула Мереку и увидела краем глаза, как Лиф опускает от облегчения плечи.

— Ты все исправишь, — сказала я, не ощущая радости, когда он вздрогнул. — Ты в долгу передо мной. Перед ней. Тебя растили не таким, ты был лучше.

Он опустил голову, и я отвернулась, не в силах смотреть на него и дальше.

— Где мы сможем выйти? — спросил у него Мерек.

— Северные врата. И возьмите это, — я оглянулась, а Лиф вытащил кусок бумаги из-под туники. Я смотрела и не двигалась, и он протянул бумагу Мереку, он забрал ее. — Позаботьтесь о моей сестре, Ваше высочество, — сказал он с поклоном.

— Что это? — Мерек посмотрел на бумагу.

— Прочитаете, — сказал Лиф, уже больше напоминая прежнего себя. — Идите, если уходите. У меня много работы.

— Погоди. Один вопрос. Почему ты не выдал ему, кто я? — спросил Мерек.

Лиф глубоко вдохнул и отряхнул форму.

— Я в долгу перед тобой, — он вытер лицо рукавом и на миг поднял повязку, я заметила розовую пустоту за ней. Он не посмотрел на нас, а ушел в темноту за Ауреком.

— Идем, — сказал Мерек, протягивая руку.

Я посмотрела на маму. Она не издавала звуков какое-то время, но я не могла думать об этом. Не сейчас. Я взяла Мерека за руку.

Он, похоже, знал, куда идти, и я бежала рядом с ним, размахивая руками, во тьму, босые ноги шлепали по земле так быстро, что дрожали ноги. Двигаться было приятно. И я ускорилась, чтобы убежать от всего, что случилось. Я должна была верить Лифу. Я должна была верить, что он спасет маму.

Загрузка...