Тегамор все больше тяготилась незримым присутствием тоаданца. Жизнь магини сделалась поистине невыносимой. Она могла отгородиться от Эгертона, только находясь далеко от собственного дома, но стоило ей войти в тяжелые, окованные железом двери, и все возобновлялось: ощущение чужого взгляда, устремленного ей в затылок, нашептывание чужого голоса в голове, мурашки под кожей… В конце концов она больше не могла ни заниматься в своей лаборатории, ни экспериментировать с материалом, отобранным или закупленным специально для этой цели, ни принимать у себя возлюбленных. Последнее обстоятельство особенно ее раздражало.
Тегамор была молодой и нуждалась в мужских ласках. Ей это было необходимо. Без этого она страдала от головной боли. Разумеется, магиня не позволяла себе привязываться к сексуальным партнерам. Такое понятие, как «любовь», вызывало у нее лишь снисходительную улыбку. «Любовь — для слабых», — любила повторять она. Это ведь не чувство, это состояние сродни болезни. Постыдной болезни, от которой надлежит избавиться любой ценой. Для мага же сердечная привязанность вообще невозможна в принципе.
«Маг обязан быть свободным», — повторял ее старый наставник. Она много размышляла над этим. Свобода. Главная ценность для того, кто посвятил себя магическим искусствам. Все, что ведет к потере свободы и независимости, — зло, которое следует уничтожать не задумываясь, любой ценой и без малейшего сожаления.
Любовь, несомненно, принадлежала к числу таких «злых» вещей. И Тегамор внимательно следила за тем, чтобы ее партнеры исчезали навсегда, если не с лица Лаара, то из ее жизни.
Она находила солдат, подвергшихся магическим изменениям, вампиров или других магов и приводила к себе. Конечно, можно было бы находить другие пристанища и устраивать любовные игры там, но у Тегамор имелось по крайней мере две веских причины предпочитать собственное жилье.
Во-первых, «дома и стены помогают»: если ей встречался какой-нибудь особо опасный субъект, например тот же вампир, она не видела причин отказываться от приятной ночи в его объятиях. Впивающиеся в шею зубы и острые когти, вонзенные в спину, лишь усугубляли ощущения. Однако Тегамор всегда умела остановить увлекшегося кровососа и в конце концов получала от него что хотела, оставив того ни с чем. Вряд ли она управлялась бы так ловко, находясь в незнакомом месте. В собственном же доме она могла пользоваться энергетикой места. К тому же здесь у нее было под рукой множество полезных и чрезвычайно удобных предметов вроде порошка видимости-невидимости, парализующих капель и жемчужин немоты. Так что Тегамор предпочитала не рисковать и приглашала гостей к себе.
А вторая причина была еще проще. Тегамор попросту любила свои многочисленные спальни, разбросанные по всему жилому этажу. Она и обустраивала их таким образом, чтобы в каждой можно было принимать любовника. В зависимости от настроения она могла предаваться утехам в ярко-красной комнате или же в комнате темно-синей, как бы погружающей обитателей под воду. У Тегамор были комнаты палевые и черные, шелковые и шерстяные, где все одеяла и простыни «кусались»; можно было резвиться на соломе и на голых камнях, а иногда Тегамор приглашала партнеров в каменный зал, где было темно и где гремели невидимые во мраке цепи…
У нее такой чудесный дом, где есть все возможности для приятного времяпрепровождения. Что ж, она будет шататься по тавернам и каким-то лачугам? Да хоть в роскошный дворец ее пригласи — все равно никакого удовольствия Тегамор не получит.
И те, кому хотелось попробовать ее тело на ощупь и вкус, смирялись с этими прихотями магини.
Однако с некоторых пор все было безнадежно испорчено постоянным присутствием Эгертона.
Началось все с того злополучного вечера, когда Тегамор завлекла к себе беловолосого лича с тонкими зубами и длинными, похожими на иглы ногтями на руках и ногах. Лича звали Кодэл. Он был злобной, похотливой, мрачной тварью. Тегамор была от него просто в восторге. Она встретила его на большом приеме у Плегмута, своего давнего компаньона, Мастера Плоти.
Плегмут устраивал большие сборища примерно раз в полгода. Обычно они были посвящены чему-нибудь особенному, например Черному Светилу или Отрубленной Голове. На соответствующие темы велись беседы — нарушителей штрафовали, например на чашку крови или на зуб, что также вызывало немалое оживление, особенно если наказанию подлежала женщина. Одежда тоже должна была отвечать основному сюжету. Поэтому, кстати, Тегамор и явилась тогда в платье с большим вырезом пониже спины: ее округлый зад был полностью обнажен, и на нем красовалось настоящее лицо. Тегамор стоило немалых магических усилий приживить к своему телу чужую физиономию — не говоря уж о том, чтобы отыскать лицо, достойное своей задницы! Заклинание было нестойким, так что к концу ночи лицо должно было отмереть и отвалиться. Но пока что у Тегамор действительно имелась на теле вторая голова. И довольно симпатичная.
Женщина, у которой Тегамор отобрала лицо лишь для того, чтобы проблистать в течение одного вечера, была действительно красивой. По человеческим меркам, разумеется. Вампир нашел бы ее черты грубоватыми, а с точки зрения жабоида они были просто невыносимы: рот маленький, глаза впалые, зато нос торчит — куда такое годится!
Кстати, Тегамор вовсе не убила пленницу. Она просто отобрала у нее лицо, а та продолжала свое существование с кровавой кляксой на голове. Она еще послужит Тегамор для какого-нибудь другого эксперимента. Неплохой материал.
Хотя Плегмут и слышал о затее Тегамор, он пришел в неистовый восторг при виде своей изысканной гостьи и сразу же подвел ее к скучающему личу Кодэлу. Лич попросту снял с себя голову и положил ее рядом с собой на диван. При виде Тегамор он поднес голову к ее платью сзади, обозрел второе лицо и внезапно поцеловал его.
— Вы восхитительны! — проговорил он.
Остаток вечера они разговаривали о разных экспериментах, о неудачах, но больше — об удачах. Лич почти не слушал рассуждений Тегамор. Красивая женщина, с его точки зрения, может говорить, а может молчать, может быть умной, а может оставаться дурочкой — это абсолютно безразлично. Ее предназначение в другом.
Тегамор не собиралась опровергать мнение своего собеседника. Ее это не оскорбляло, не задевало. У нее тоже имелись кое-какие соображения касательно существ, чье присутствие в Соултраде оправдано лишь способностью удовлетворить похоть магини, и ничем иным. Но у Тегамор хватало сообразительности держать это мнение при себе.
Таким образом, они с Кодэлом договорились о продолжении приятной вечеринки без лишних слов. По правде говоря, они вообще это не обсуждали. Просто обнялись и направились к портшезу, возле которого сидели на корточках носильщики — рабы Тегамор.
Магиня и лич забрались в носилки, достаточно просторные, чтобы Тегамор имела возможность пригласить в них кого-либо по своему выбору. Тегамор нравился путь через ночной Соултрад. Город, где никогда не бывает по-настоящему светло и где никто никогда по-настоящему не спит. Здесь закрывают глаза лишь для того, чтобы мгновенно распахнуть их. Здесь опускаются на ложе лишь для того, чтобы чуть-чуть набраться сил и тотчас же вновь начать их расходовать. Опасность грозила отовсюду, и Тегамор приятно было ощущать себя важным элементом этой непреходящей опасности — для простых смертных, разумеется.
Когда Тегамор и Кодэл вошли в дом, странное и неприятное ощущение слежки усилилось. Оно стало почти невыносимым. Тегамор послала мысленный импульс своему бывшему пленнику, требуя, чтобы он не медленно прекратил. «Уйди из моего дома!» — приказала она в досаде.
«Не могу, — донесся издалека голос Эгертона. — Я слишком слабый маг, прелестница. Моих силенок не хватает для того, чтобы разорвать связь, которую ты сама же и установила. Что это у тебя на заднице? Лицо? Как-то ты его помяла… Впрочем, теперь оно не слишком отличается от того, которое украшает твою хорошенькую многомудрую головку…»
«Эгертон! — Тегамор едва не плакала. Она была так огорчена и раздосадована, что едва не заговорила с ним вслух и лишь усилием воли сдержалась и продолжила диалог мысленно: — Грязный тоаданец, убирайся из моей головы!»
«Я не в твоей голове и даже не в твоей заднице, от чего да спасет меня Дзар!»
И стоило ему упомянуть огненного бога, как Тегамор действительно почувствовала довольно сильное жжение у себя сзади. Этого только не хватало! Он еще и ухитряется накладывать на нее заклятия!
«Вон!» — мысленно крикнула она.
«Слушаю и повинуюсь», — проговорил Эгертон с напускной почтительностью.
Ей показалось, что он действительно отступил. Во всяком случае, она больше не улавливала его близости.
С облегчением Тегамор позволила личу снять с себя одежды. Она знала, что лич непременно сделает попытку обратить ее в не-мертвого мага — личи вообще любят подчинять себе других. Но Тегамор — не смертная, не какая-нибудь обычная женщина… Ночь любви обещала быть интересной, полной опасности и единоборства, магического и сексуального.
Со вздохом наслаждения она, обнаженная, растянулась на черных шелковых простынях. Второе лицо уже начало умирать. Ну и хорошо. Оно ей уже изрядно надоело своими вздохами и попытками строить глазки проходящим мимо мужчинам. Теперь оно было вдавлено в простыни. Тегамор не было до этого никакого дела.
Она могла бы, конечно, сохранить лицо, бережно снять его и потом приживить обратно той рабыне, над которой была произведена эта операция, — но зачем? Лишняя волокита. Поживет и без лица.
При виде кинжалов, вживленных под груди Тегамор, лич даже застонал от восхищения. Он потянул за одну из рукоятей, причиняя Тегамор боль. Магиня выгнулась дугой и провела ногтями по щеке лича.
«Наподдай ему!» — азартно посоветовал неожиданно выскочивший из небытия Эгертон.
Тегамор содрогнулась всем телом. Такого она никак не ожидала.
«Чего ты ждешь? Оторви ему голову! — предлагал Эгертон. — А потом возьми его за…»
«Убирайся! Тварь! — Тегамор вскочила, отбросив лича, и заметалась по комнате. — Негодяй! Раб! Ненавистный ублюдок!»
Она хватала то шкатулки с драгоценностями, то инкрустированные кувшинчики, то изящные шары-светильники, бросала их в стену и при этом, позабыв о необходимости блюсти тайну, вопила:
— Вон! Вон из моего дома! Пошел вон! Никогда больше не появляйся! Я же тебя отпустила! Я тебя выгнала!
«Ты издевалась надо мной, — звучал в ее голове голос Эгертона. — Ты пыталась видоизменить меня физически. Ты ставила надо мной свои гнусные эксперименты. Теперь ты поплатишься за все».
Один из тяжелых металлических шаров угодил личу в лоб. Хрустнула кость, лич разъяренно вскочил.
— Это уж слишком! — закричал он и набросился на нее.
Но магиня, обнаженная, разъяренная, вся залитая потом, выбросила вперед руки и прокричала заклинание. Лич не успел поставить заградительный щит, чтобы отразить заклятие, и магиня буквально испепелила его. А затем, вскочив на кучу пепла босыми ногами, принялась расшвыривать останки незадачливого лича и при этом вопить:
— Ты доволен? Ты доволен? Ты доволен?
Но Эгертон не отзывался. Он как будто снова исчез, и это привело Тегамор в состояние полного исступления.
Эгертон понимал, что не стоит приступать к серьезному разговору с женщиной, которую ты лишил вожделенного секса и которая была тобой разъярена до невменяемости. Он выждал несколько дней, никак не проявляясь и стараясь не напоминать Тегамор о своем существовании. Он не был настолько наивен, чтобы предполагать, что она не знает о том, как он за ней наблюдает. Он ведь не может не видеть ее. Связь, установившаяся между ними, была такова, что ему передавались ее эмоции, он даже получил возможность читать некоторые ее мысли.
Между тем и Тегамор начинала видеть то, что происходило с Эгертоном. Это угнетало ее едва ли не больше, чем его способность присутствовать в ее доме.
Тегамор видела черные, вонзающиеся в низкое небо башни и огромные, титанические стены, мрачные, как ночь. Видела марширующих солдат. Целые орды солдат — умертвий, нежити, скелетов, вампиров, уродов, жабоидов, кваггеров и всевозможных извращенных существ, вроде человеконасекомых. Они носили броню из выделанной кожи чудовищ. Почти все доспехи были украшены острыми шипами — вероятно, когда-то эти шипы принадлежали монстрам, с которых сдирались шкуры для того, чтобы изготовить доспехи для армии Шаггона.
Шагат Эгертона был сравнительно невелик. Укомплектован он был теми же созданиями Тьмы. Эгертон неплохо управлялся с ними. Он считался не то вампиром, не то извращенным магом, как поняла Тегамор. Лишь один раз к Эгертону подошел какой-то офицер с широкой жабьей мордой, коротким мускулистым торсом и кривыми ногами. Офицер этот принялся задирать Эгертона, допытываясь, откуда же взялся эдакий красавчик.
— Неужто твои ребята слушаются тебя? — квакал он, издеваясь. — По-моему, они только об одном и мечтают — как бы сожрать тебя на обед.
— Не твое дело, жабье рыло, о чем мечтают мои солдаты, — ответил Эгертон. — Убирайся-ка ты отсюда подобру-поздорову.
— Не то что?.. — осведомился жабоид. — Ударишь меня?
— Нет, — серьезно отозвался Эгертон. — Бить я тебя не стану.
— Боишься?
— Разумеется. Я ведь не смогу тебе причинить вреда простым ударом, — согласился Эгертон. — Поэтому мне придется сразу тебя убить. Подчеркиваю: сразу. Потому что второй попытки у меня не будет, верно?
Жабоид оглушительно расхохотался:
— Верно!
— Рад, что мы пришли к согласию, — сказал Эгертон.
Он щелкнул пальцами… Никто не понял, что произошло. Жабоида окутал огромный огненный шар. Внутри этого шара подпрыгивала, кривлялась и плясала уродливая фигура. Потом кожа на его руках и груди начала лопаться, потекла густая кровавая жижа… и скоро уже на земле осталась стремительно выкипающая лужица. Жабоид исчез.
После такой демонстрации никто больше не пытался задавать Эгертону лишние вопросы. Часть солдат, что подчинялись жабоиду, захотели перейти в шагат этого командира, другие были расформированы и повсюду распускали слухи о том, что Эгертон — маг-извращенец и к тому же вампир.
Вампиры, впрочем, к нему не подходили и за своего не признавали…
Гибель жабоида застала Тегамор за обедом среди высокопоставленных магов-соулов. Обсуждались важные проблемы, связанные с предстоящей атакой на Тугард. Заодно говорили об интересных магических экспериментах, замеченных в Соултраде. Тегамор кушала розовое желе, черпая его хрустальной ложечкой… и тут случилась эта жуткая смерть! Когда жабоид закипел внутри огненного шара, Тегамор вынуждена была извиниться перед коллегами и быстро покинула пиршественный зал. Она вынуждена была спешить, так как не хотела, чтобы ее стошнило прямо при ее соперниках и Верховном Магистре. Она едва успела выбежать в сад…
И это — не единичный случай. Тегамор с ужасом думала о том, что ее ожидает, когда начнутся боевые действия. А пока что Эгертон заставлял ее то заглядывать в солдатское отхожее место, то приглашал в казармы, то отправлялся закапывать разложившихся гниляков — не все из зомби были достаточно прочными, чтобы долго продержаться в армии, многие превращались в горы сгнившей плоти прежде, чем армия вообще выступила в поход…
Тоаданец испортил Тегамор еще одно свидание, как будто нарочно показав ей в самый интимный момент двух кваггеров, которые выковыривали друг у друга из ушей и глаз белых жирных червей и с удовольствием поедали их. Тегамор стошнило — на сей раз прямо на ее партнера по постели. Она загубила не только приятный вечер, но и великолепное постельное белье — красный шелк, выкрашенный кровью вампирессы.
Тегамор никого так не ненавидела, как этого тоаданца.
— Ты пытаешься поквитаться со мной? — шипела она.
— Нет, просто убеждаю тебя в необходимости поскорее разорвать узы, которыми ты нас связала. — Эгертон был невозмутим.
Она сдалась:
— Я не буду держать тебя в рабстве. Я думала, ты будешь моими глазами…
— Так и есть, — подтвердил он. — Я — твои глаза. Кстати, сейчас я направляюсь в солдатскую столовку. У нас есть шагат, состоящий из вампиров. Правда, это вампиры-изгои. Они жрут только мертвечину. Для них нарочно выдерживают сцеженную у людей и животных кровь, чтобы та протухла… Хочешь полюбоваться? Мне предлагают взять их в свою команду.
— Нет! — завопила Тегамор. — Это уж слишком! Убирайся!
— Мы с тобой оба опытные маги, — сказал Эгертон. — И уже установили, путем многократно повторяющихся экспериментов, что слово «убирайся» не является достаточно сильным заклинанием для того, чтобы я действительно покинул твой дом навсегда. Поэтому, прости Тегамор, тебе придется постараться получше.
— А образцы почвы и растений из Урангрунда? — простонала она. — Я ведь мечтаю закончить карту! Мои «бегуны» не в состоянии пробраться в твердыню Шаггона… Я потеряла уже десяток моих посланцев. Я не могу позволить себе такие расходы…
— Я ведь, кажется, твердо обещал, что доставлю тебе пару камушков, — заметил Эгертон. — Ты что, мне не веришь?
— Я ничего не сделаю для твоего окончательного освобождения, пока не увижу эти камни, — заявила Тегамор. — Пока не возьму их в собственные руки и не вставлю в предназначенные для них гнезда в моем атласе.
Эгертон заметил, что она как будто стала выше держать голову. Более того, она решительно поджала губы. Ага, ее воля еще не сломлена.
Неожиданно для себя Эгертон понял, что может ведь так и не добиться желаемого. Если он продолжит издеваться над ней и дальше, она в конце концов отыщет, со своей стороны, способ превратить его жизнь в ад. Такие, как эта магиня, никогда не смиряются с поражением. Она привыкла идти к своей цели по головам. И если ей придется раздавить голову проклятого тоаданца — и особенно если она сообразит, как это сделать, — то вряд ли ее что-то остановит.
Пора попробовать найти компромисс.
Эгертон примирительно сказал:
— Я сделаю все, что ты хочешь.
— Не так уж многого я и хочу, — ответила она, все еще сердясь.
— Очевидно, многого, если сама не сумела достать эти вещи.
— То, что для одного человека — много, для другого — проще простого, — заявила она. — Постарайся ради меня хоть немножко. Ты не пожалеешь, тоаданец.
— Скорее, пожалею, если не постараюсь, — пробормотал он. — Когда связываешься с соулами, всегда нужно иметь в виду, что они — отрицательная величина.
Эгертон давно уже обдумывал проблему, которую поставила перед ним Тегамор. И причина заключалась не только в том, что тоаданцу непременно хотелось вырваться на свободу. Он чувствовал, что его магическому искусству брошен своего рода вызов. Ведь Тегамор не справилась, а она занимает не последнее место в иерархии магов Соултрада. Разумеется, вряд ли Эгертон будет рассказывать всем и каждому, какими вещами он «развлекался» в черной крепости и в великом городе на Темной стороне Лаара. Его за подобные эксперименты не похвалят в ордене Тоа-Дан.
Но если взглянуть на ситуацию другими глазами… О да, всегда нужно помнить об этих самых гипотетических других глазах! Орден Тоа-Дан в своих исследованиях заходил достаточно далеко. Можно вспомнить хотя бы о том, что высокопоставленные лица ордена тайно встречались с пророками тумана.
Впрочем, что значит «тайно», когда речь идет о магическом мире? «Тайно» — когда неизвестны имена действующих лиц, но скрыть само действие, как правило, бывает невозможно.
Если тоаданцы позволяли себе такие опасные поступки, граничащие с безумием, то почему бы одному тоаданцу не помочь магине Ковена с ее замечательной картой Лаара? Тем более что у Эгертона насчет этой карты имелись весьма далеко идущие планы. Он только еще не продумал детали. Но когда ему станет ясно, как осуществить замысел, он будет действовать мгновенно. Как только карта Тегамор будет создана, этот великолепный артефакт следует любой ценой передать ордену Тоа-Дан. Пренебрегать же никакой возможностью в подобных делах нельзя.
Главное сейчас — войти в доверие к Тегамор. Эгертон достаточно раздразнил ее. По личному опыту он знал, что в большинстве случаев женщину можно заставить считать себя своим интимным другом, если влезть в ее интимные проблемы, пусть даже и против ее воли, дразнить и допекать ее, давать ей советы по каждому поводу — словом, змеей вползти в ее жизнь. В конце концов она сдастся и, попав в трудное положение, обратится за помощью к старинному врагу. Старых врагов многие предпочитают новым друзьям. Хотя бы потому, что старые враги знают о тебе гораздо больше и им ничего не приходится объяснять.
А вот после того, как Эгертон совершит задуманное предательство и выкрадет карту, ему придется спасаться бегством. Насмешки над любовниками и испорченные пирушки Тегамор ему простит без всякого труда, но надругательство над самым сокровенным, над ее магическими трудами, — нет, это сделает их настоящими недругами до конца жизни и даже после смерти.
Хорошо, что Тегамор не умеет читать мысли…
Эгертон давно приметил образцы, которые он собирался прислать Тегамор. Сейчас он понимал, что не сможет явиться к ней собственной персоной. Армия вот-вот должна была выступить в поход, в степи, против Орваса и его империи. Времени не оставалось. Вряд ли один из младших командиров Шаггона сможет вот так запросто заявить: «Ах, простите, я должен заглянуть в Соултрад к моей приятельнице — закончить одно частное дельце; но вы не беспокойтесь, я потом догоню армию». Эгертона не то что не поймут или накажут — его попросту не услышат. Нет, нужно искать какой-то другой способ.
Эгертон подобрал несколько камушков, взял на ладонь. Они поблескивали в тусклом свете багровых факелов, пылавших на стенах черного замка. Неожиданно Эгертон ощутил заключенную в них мощь. В принципе, каждая вещь, каждый предмет на свете обладает собственной магией — некой способностью к притяжению мистических эманаций вселенной. Но камни из Урангрунда были особенными. Они обладали крохотной толикой черной, злой магии, которая скрепляла саму крепость и делала ее оплотом самых мрачных сил Лаара. В определенной степени это была частица силы самого Шаггона.
Эгертон опять задумался о странной связи, которая подчас возникает между сущностью и ее обиталищем. О связи между ним самим, домом в Соултраде и магиней Тегамор. О связи между Шагтоном и Урангрундом. Шаггон сам по себе — призрак, он бесплотен. Просто «некая сущность», как сказали бы изучающие магию специалисты, повелитель демонических созданий. Несмотря на все свое могущество, Шаггон накрепко привязан к Урангрунду и не может покинуть его. Проводить знак равенства между обитателем замка и самим замком, конечно, не следует, но некая закономерность тут прослеживается. И Эгертон как никто другой, наверное, мог бы это подтвердить.
Что же получается? Он намерен отправить в дом, частицей которого является сам, куски замка, которые, в свою очередь, являются частицей Шаггона?
Опасно, чрезвычайно опасно… И вместе с тем — захватывающе интересно.
Эгертон вдруг ощутил, как камни жгут ему пальцы. Еще одно необъяснимое явление. Ведь до сих пор Эгертон жил внутри замка, не испытывая существенного неудобства (если не считать необходимости разделять жилье со всякого рода нечистью). Что же происходит? Эгертон мог найти этому лишь одно объяснение: камни замка обладают своеобразным зачатком эмпатии — они улавливают намерение Эгертона воспользоваться ими в своекорыстных целях. Осталось понять, знает ли об этом Шаггон. Если да — плохо придется Эгертону. Но возможно, в замке столько самых разных, самых противоречивых веяний, что Шаггон попросту не вникает во все.
Эгертон размышлял недолго. Он подозвал к себе одного из своих солдат — это был жабоид по имени Шэрна или как-то похоже. Во всяком случае, Эгертон именовал его Шэрна, и тот с готовностью откликался.
Эгертону не нравилось, что Шэрна не относится к своей воинской службе с должным благоговением. Вот и сейчас, пожалуйста, — развалился и присел на задние лапы, а передними трет морду. И еще вращает глазами.
— Как ты стоишь! — рявкнул Эгертон.
— С позволения вашей милости, я не стою, а сижу! — отозвался Шэрна.
— Как надо обращаться к командиру?! — еще более грозно зарычал Эгертон.
— А как? — удивился Шэрна. Он всегда удивлялся. Словно бы вчера вылупился на свет из крохотного жабьего яйца.
(Кстати, Эгертон так и не выяснил одного обстоятельства, а именно — некоторые жабоиды рождались на свет совершенно как люди, то есть от отца и матери, некоторые — вылуплялись из жабьей икры, оплодотворенной магическим способом, а были и такие, что появились в результате экспериментов. Разницы между ними Эгертон не улавливал, хотя она, несомненно, имелась.)
— Ты должен стоять передо мной навытяжку! — сказал Эгертон.
Жабоид встал, сложил лапки на груди.
— Так? — спросил он.
Эгертон только махнул рукой:
— Ладно, будь по-твоему. Раскрой рот да пошире.
Жабоид покрепче сжал губы.
— Это еще зачем? — подозрительно осведомился он.
— Ты задаешь вопросы? — грозным тоном осведомился Эгертон.
Шэрна поморгал растерянно.
— Ну да, — сказал он наконец. — А что? Это тоже нельзя?
— Нельзя!
— Ладно, не буду. А зачем я должен раскрывать рот?
— Ты его уже и так раскрыл, чтобы задавать вопросы, которых не должен задавать, — напомнил Эгертон.
— А! — обрадовался жабоид. — Так бы и сказал. Чтоб задавать вопросы, да?
— Да, — ответил Эгертон и, дождавшись, чтобы Шэрна разинул пасть пошире, желая спросить еще о чем-то, положил ему на язык черные камни.
— Ой! — сказал Шэрна. И проглотил их. Он всегда глотал все, что оказывалось на его языке.
— Отлично.
Эгертон взял его за плечо. Шэрна с подозрением посмотрел на руку мага, лежавшую на его плече.
— А теперь вот что. Ты спустишься с этой горы и пойдешь в долину. Помнишь долину?
— Где река? Помню. Оттуда мои родственники, — сказал Шэрна.
— Вот видишь, как удачно все складывается, — подхватил Эгертон. — Ты отправишься к своим родственникам.
— Ой, эта штука жжет мои внутренности! — забеспокоился вдруг Шэрна. — Та штука, которую ты мне дал и которую я проглотил! Она кусается!
— Поэтому ты и не должен останавливаться в долине, — продолжал Эгертон. — Ведь твои родственники не смогут тебе помочь. А эта штука — она и вправду кусачая.
— И грызучая, — добавил Шэрна жалобно.
— И грызучая, — согласился Эгертон. — Вот причина поспешить. Ты должен добраться до Соултрада и найти там дом Тегамор. Она живет в богатом квартале. Тебе понравится.
— Я не понял, — сказал Шэрна. — Кто такой Тегамор?
— Тегамор — женщина, она, — поправил Эгертон. — Магиня из Черного Ковена. Очень могущественная. Младший магистр. Она знает, что делать с той штукой, которую ты проглотил.
— А что с ней делать? — спросил Шэрна.
— Она знает.
— А ты знаешь?
— Может быть, и знаю, но не скажу. Ты должен добраться до госпожи Тегамор. Тогда все решится.
Шэрна молчал некоторое время, как будто обдумывал услышанное. Его маленький жабий мозг с трудом вмещал все эти странности. То есть он понял про Соултрад и женщину по имени Тегамор, но не понял главного: почему все это случилось и что теперь будет.
Наконец ему показалось, что он что-то понял, и он спросил:
— А что решится?
— Важное, — ответил Эгертон, — Иди.
— Куда? — Он заупрямился, — Куда я должен идти?
— В Соултрад.
— Зачем?
— Найти Тегамор.
— Зачем?
— Чтобы все решилось.
— А что решится?
— Все, — сказал Эгертон. — Иди.
Шэрна понял, что человек-маг опять его переиграл. Что ж, это только закономерно. Недаром его назначили командиром. Наверное, он знает. Возможно, узнает и Шэрна. Странно ведут себя эти камни у него в животе. Они нагреваются все сильнее.
Шэрна вышел из замка. Его остановили только один раз, но он сказал, что действует по приказанию командира и что должно решиться нечто такое важное, что никому этого знать нельзя… Сила убеждения жабоида подействовала на стражника, тем более что жабоиды гораздо сильнее скелетов и могут при желании разнести их косточки просто в пыль. И потом челюстями, челюстями!.. Поэтому-то Шэрну и остановили только один раз, понятно?
Тегамор знала, что ее неразлучный друг-враг задумал что-то необычное. Она улавливала его настроение — странно, давно уже Эгертон не был в таком приподнятом состоянии духа. Обычно он воспринимался ею как нечто подавленное, мрачное. Но сейчас он явно воспрял. Тегамор пыталась понять, как относиться к этой перемене и чего ожидать: очередной серии провокаций или наконец-то удачи. Сейчас ей хотелось отделаться от Эгертона не меньше, чем ему — от нее; и все же она предпочитала держать его в руках. Любой ценой, чего бы ей это ни стоило. Даже если эта цена будет возрастать с каждым днем. Маги — народ ненадежный, эгоцентричный, каждый занят лишь собственным проектом.
Жабоид постучал в ворота ее дома посреди ночи. Тегамор не хотела никого впускать. Слуги долго ходили взад-вперед, то приближаясь к двери, то отскакивая от нее. Госпожа почивала в своих покоях, и тревожить ее вопросами никто не решался. Но стук становился все настойчивее, и в конце концов один из прислужников решился открыть.
То, что стояло на пороге, испугало всех. Мускулистое широкоплечее и кривоногое создание с очень большой, покрытой бородавками головой, сидело на корточках и тихо завывало. Из живота существа валил зловонный дым, как будто внутри у него горели угли.
— Впустите, — потребовало существо.
Слуга, который открыл дверь, теперь горько раскаивался в своем порыве. Он пытался отпихнуть жабоида ногой и при этом изо всех сил тянул дверь на себя. Жабоид безмолвно рвался внутрь дома.
Наконец тупая мощь одолела отчаяние, и существо ввалилось в большой темный зал — на нижний этаж дома Тегамор. Оно прыгнуло, село на задние ноги, которые были непропорционально крупнее рук, дунуло, и сразу же загорелось несколько факелов.
— Где Тегамор? — квакнул Шэрна. — Где эта женщина-маг? Тегамор! Мне надо Тегамор!
— Госпожа изволит отдыхать, — пролепетал слуга, отступая от огнедышащей твари. — Госпожа не изволит принимать. Она вообще не…
Неожиданно взревев, Шэрна отшвырнул слугу так, что тот ударился головой о стену и затих — бедняга потерял сознание. Жабоид помчался вверх по лестнице, а шлейф вонючего дыма тянулся за ним, так что казалось, будто в доме начался пожар.
— Тегамор! Тегамор! — орал жабоид.
Госпожа изволила проснуться.
Она изволила сильно прогневаться.
Ее рассердил и немножко напугал запах, доносившийся с лестницы. В конце концов, не одеваясь, Тегамор вышла посмотреть — что происходит.
Жабоид налетел на нее со всего маху и обжег ее нежную кожу. Магиня отшатнулась.
— Замри! — крикнула она, наставив на него палец.
То ли она спросонок не так наложила заклятие, то ли на жабоидов подобные заклинания не действовали, но Шэрна и не подумал замирать. Он продолжал скакать, напирая на Тегамор и испуская жуткие, полные ужаса и боли вопли.
— Кто ты? — спросила она безнадежно. Она уже поняла, что это существо ничего ей не ответит — оно поглощено своим страданием.
Надо что-то предпринимать, и притом срочно. Жабоид гнался за Тегамор, распространяя омерзительную вонь, стеная и явно грозя поджечь шелковые занавеси и покрывала. Все это становилось не просто досадным, но и опасным.
Тегамор схватила на бегу шкатулку с магическими порошками и швырнула в своего преследователя. Это оказался порошок, возбуждающий эротическое желание. Жабоид, пожираемый внутренним огнем, внезапно ощутил прилив сил. Его вой приобрел вибрирующие нотки, голос зазвучал на несколько тонов выше — то была брачная песнь жабоида-самца. На беду, Шэрна принадлежал к числу тех, что вылупились из яиц, то есть обладал способностью размножаться. И сейчас эта способность властно заявила о себе.
Шэрна не просто мог размножаться — он этого жаждал! Вообще-то женщина-человек ему совершенно не нравилась. И у него болел живот. Несколько минут назад ему и в голову бы не пришло, что магиня может вызвать в его груди такую бурю эмоций. Но невозможное случилось.
Вереща, жабоид поскакал по анфиладам комнат, а Тегамор, нагая, мокрая от пота, поскальзываясь, удирала от него во всю мочь. Она хваталась за шкатулки, расставленные по всем спальням, но — увы — везде были лишь эротические зелья, и только в одной нашелся парализующий порошок, которого оказалось явно недостаточно.
— Эгертон! — кричала Тегамор. — Эгертон! Проклятие на тебя! Это твоя работа! Будь ты проклят! Будь ты проклят, злополучный маг! Ты еще пожалеешь обо всем, что сделал!
Жабоид уже почти настиг ее.
— Эгертон! — взвизгнула Тегамор так громко, что у нее самой заложило уши. — Помоги мне!
Но если бы Эгертон и хотел ей помочь, то все равно бы не смог. Его влияние на жабоида было весьма ограниченным.
Шэрна уже схватил Тегамор за плечи своими липкими холодными лапами, когда жжение в животе сделалось таким сильным, что жабоид опрокинулся на спину и закатил глаза. Силы оставили его. Пламя вырвалось из его внутренностей и стало пожирать тело несчастного жабоида изнутри.
Тегамор, тяжело дыша, остановилась поблизости. Затем, видя, что ее преследователь больше не двигается, уселась на кровать, поджала ноги, скрестила на груди руки.
Жабоид горел, постепенно превращаясь в гору обугленного мяса. Тегамор скрипела зубами, глядя на эту картину. В ее любимом будуаре! Среди черных шелковых покрывал и серебряных канделябров! Ничего худшего она и представить себе не могла. Эгертон еще поплатится. Он еще выцарапает себе глаза собственными ногтями.
Магиня перебирала в голове различные способы казней, которым намеревалась подвергнуть злокозненного Эгертона за все его проделки, когда вдруг увидела, что в животе бедного жабоида засверкали камни. Три небольших черных камня с гладкими, будто отполированными гранями. Кристаллы. Она наклонилась, чтобы взять их, и отдернула руку: они были раскаленными.
Очевидно, они и сожгли жабоида. Чем бы они ни являлись, эти камни представляли собой могущественные артефакты.
«Понравилось? — прозвучал в ее голове голос Эгертона. — Ты довольна?»
Она вздрогнула от ярости.
— Я? Довольна? — прокричала она, обращаясь в никуда и посылая мощный импульс ярости. — Да я просто места себе не нахожу от злости. Кого ты ко мне прислал?
— Не кого, а что, — невозмутимо ответил Эгертон. — Я прислал тебе то, о чем ты так долго просила. Камни из крепости Урангрунд. Ты ведь хотела использовать их при работе над своей картой. Или ты передумала?
— Я не передумала, и моя карта… Послушай, но ведь это издевательство! — не выдержала Тегамор. — Что ты себе позволяешь?
— Я выполнил твою просьбу, — повторил тоаданец, — Теперь ты выполни мою. Избавь меня от своего дома и своей жизни.
— Этот мерзкий жабоид… Он… — Тегамор не стала договаривать. Ей вдруг пришло в голову, что Эгертон, возможно, не видел всей этой позорной сцены с преследованием. Хотя бы это хорошо. И незачем рассказывать тоаданцу подробности.
— Так что сделал мой мерзкий жабоид? — заинтересовался Эгертон. — Надеюсь, он тебя не обижал?
— Он сдох, — мстительно произнесла Тегамор, — Превратился в гору паленого мяса прямо у меня на глазах.
— Жаль, — искренне огорчился Эгертон. — Он был довольно симпатичным. Ты не нашла его приятным парнем?
Все-таки он видел!.. Тегамор нахмурилась.
— Твои шутки заходят слишком далеко.
— Но ведь это ты метнула в него порошок, от которого он возбудился, — отозвался Эгертон. — Я-то здесь точно ни при чем. Я заставил его проглотить камни Урангрунда и направил прямиком к тебе. Как видишь, он доставил груз в целости и сохранности.
— Насколько я могу судить, — произнесла Тегамор, — чем дальше эти камни находятся от крепости, тем менее они пригодны для использования… Я хочу сказать, они такие горячие, что способны воспламенить и ткань, и пергамент. Придется вкладывать их в особую глиняную капсулу и окружать дополнительным заклинанием. Что ж, работа непростая, но интересная. И достойная меня, я полагаю.
— Теперь твоя часть сделки, — напомнил Эгертон. — Избавь меня от себя.
— Да, да, — рассеянно проговорила Тегамор. — Я этим тотчас же займусь.
— Я выполнил твою просьбу, — повторил тоаданец. — Теперь ты выполни мою. Избавь меня от своего дома и своей жизни.