Час спустя Хассельборг сказал:
— Боюсь, что мы основательно заблудились.
— Что же теперь делать? Дождемся рассвета?
— Можно, конечно, хотя не очень-то мне нравится эта мысль, поскольку тут, того и гляди — наткнешься на какого-нибудь бандита с большой дороги, — заметил Виктор и после некоторого размышления добавил: — Единственное, чего нам не хватает для полного счастья, это быть загнанными на дерево каким-нибудь екием.
Словно в ответ из-за гор донесся низкий рык. Фория обвила руками его шею:
— Мне страшно!
— Ну-ну, — он похлопал ее по спине. — Зверь во многих ходдах от нас.
В столь приятной позе Виктор мог простоять всю ночь, но требовалось заняться более неотложными делами.
— Если бы найти ту длинную гряду, то мы пошли бы прямо по ее гребню. Придумал! Подержите-ка Аввау, чтобы не убежал.
Он отстегнул портупею и полез на высокое дерево. Восхождение оказалось трудным, так как ствол был гладким, а ветви редкими, тем не менее удалось подняться метров на десять.
Кругом по-прежнему виднелись только горы, усеянные зелеными кляксами леса и одиночными деревьями. Мерцающий лунный свет заливал пейзаж. Не в той ли стороне пропавший отрог? Нельзя сказать наверняка...
Тут его внимание привлекла искорка света вдали, похожая на звезду пятой величины. Хассельборг напряг глаза, но вспомнил, что смотреть надо периферийным зрением. Да, все верно, вот этот огонек, мерцающий, словно звезда холодной земной ночью. Очевидно, там горит костер. Разбойники?
Он изучил местность, отметил положение луны и слез с дерева.
— Если мы пойдем в ту сторону, то можем наткнуться на неприятности. С другой стороны, разбойники вряд ли заметят нас в темноте деревьев. Соблюдая достаточную осторожность, мы, по крайней мере, найдем дорогу.
— Как скажет мой герой.
Брови детектива дернулись вверх. Так, значит, уже «её герой»? Они быстро зашагали вперед, время от времени останавливаясь и сверяясь с луной, чтобы убедиться в правильности направления. Примерно через час за деревьями показалось пятно света.
— Нам придется двигаться очень тихо, — прошептал Виктор. — Зато теперь я знаю, где мы находимся. Идемте.
Они обогнули костер по широкой дуге справа и примерно через четверть часа вырулили на вершину крутого склона.
— А вот и дорога.
Притормаживая, они съехали вниз по склону и зашагали по дороге. Хассельборг узнал местность: по этому подъему он не далее как нынче вечером направлял айю, желая нарисовать закат.
Он отпустил Форию и освободившейся рукой придерживал меч, чтобы тот не бряцал. Вскоре они наткнулись на повозку. Никаких признаков того, что ее трогали, не было. Чуть выше по гребню гряды виднелись отсветы костра, и Виктору пришла в голову одна мысль.
— Подержите-ка минутку айю, — попросил он Форию и тихонько, пригнувшись, поднялся по склону. Последние несколько футов он полз на четвереньках, чтобы не напороться ненароком на шайку, и осторожно выглянул из-за гребня.
Вокруг разведенного у дороги костра расположились семеро разбойников. Пятеро из них торопливо глотали еду, а двое раненых, с наспех наложенными повязками, растянулись на земле. Хассельборг расслышал сперва фырканье привязанных поблизости скакунов, а затем и обрывки разговора.
— Почему, во имя звезд, ты не...
— Дурак, откуда ж я знал, что ты убежишь за...
— Ты зефт! Плевать на караван, нам заплатили за девчонку. Надо было всего лишь...
— Хорошенькое дело: четверо наших убиты, двое ранены, один пропал неизвестно куда, а главное — в кармане ни карда! И дашт может не дать золота за...
— Почему вы не перебили караванщиков? Тогда б они не осмелели и не...
— Выкуп, болван...
— ...Спешить, чтоб нас не нашли солдаты...
— ...Дашт обещал...
— Чувой этот дашт! Я думаю о доуре. Тут почти рядом граница его владений...
Детектив прокрался обратно и прошептал:
— Запряжем потихоньку айю и прорвемся. Вы согласны? Я не думаю, что они рискнут очень далеко гнаться за нами, так как далее владения доура.
— Как скажете.
Животное очень осторожно расседлали, вздрагивая при каждом позвякивании пряжки, и запрягли его в коляску. Дабы избежать шума, Хассельборг двигался со скоростью улитки. По окончании процесса он спросил спутницу:
— Править вы умеете?
— Да, и довольно неплохо.
— Ладно, тогда возьмите поводья. Сам я побегу рядом с повозкой, чтобы та скорее набрала скорость, а потом вспрыгну на борт. Когда я крикну «вперед!», пускайте в ход кнут без всякого стеснения. Готовы? Вперед!
Коляска содрогнулась, заскрипели колеса, а из-под шести копыт возмущенного животного полетели комья земли. Виктор, держась одной рукой за борт, рванул трусцой, потом бегом и, наконец, перемахнул на сиденье. Выхватив меч, он высунулся наружу и крикнул:
— Погоняй!
Они взлетели на гребень взгорка, набрали скорость и вырвались на компанию вокруг костра.
Разбойники услышали шум, повскакали на ноги и потянулись было за оружием, но айя уже налетел на них. Один бедолага, словно уличный регулировщик, поднял руку в попытке остановить беглецов, но в ужасе отпрыгнул, спасая жизнь. Другой выдернул меч, но его удар был отбит, и колесница с грохотом умчалась в темноту.
— Погони нет, — заметил Хассельборг, высовываясь из коляски и глядя назад. — Похоже, они напуганы ничуть не меньше нас. К тому же они не знали: действительно ли в повозке заказанная дама.
— Что вы имеете в виду? — удивилась Фория.
Он рассказал о подслушанном разговоре.
— Грязный унха! — воскликнула девушка. — Мало того, что дашт вынудил меня бежать, так он еще нанимает головорезов похитить меня! Хорошо, я заставлю Джама поплатиться за это, как королева Ниризия заставила ювелира поплатиться за его поступок!
В принципе Хассельборгу хотелось узнать, какую крутую расправу учинила упомянутая королева Ниризия некоему ювелиру, но в данный момент его больше занимали иные вещи.
Повозка миновало место, где произошло нападение на караван. За исключением промелькнувших обломков телеги, разбитой биштаром, и пары непогребенных тел, там ничего не осталось.
— По-моему, я догадываюсь, что произошло, — сказал детектив. — Разбойники думали, что контролируют ситуацию. Так оно и было, пока пара из них не погналась за тем бедолагой на айе, а еще несколько не бросилось за нами. В результате пленников охраняло от силы двое. Караванщики смогли одолеть охрану и бежать. Когда остальные разбойники вернулись после охоты на нас, то не осмелились преследовать добычу, ускользнувшую на территорию доура.
— Тогда, возможно, мои слуги живы! Если это так, то мы нагоним их прежде, чем они доберутся до Хершида, да?
— Сложно сказать. Надо прикинуть по карте, но я не знаю, насколько она точна.
— Хорошо. Не заберете ли вы у меня поводья?
— Минутку.
Когда Хассельборг еще раз оглянулся на костер, тот уже скрылся из вида. Еще через пару миль он предложил:
— Давайте остановимся ненадолго: надо фонари зажечь. Признаюсь, что у меня от этой бешеной гонки а ля Бен Гур — мороз по коже.
— Это ваш национальный герой? О, я уверена, что он проявил ни с чем не сравнимую смелость в той упомянутой вами гонке. И вы достойны его, о могучий муж, ведь без вас я пропала бы.
— Да я вовсе не так уж и крут, — смутился «могучий муж», возясь с фонарями и радуясь, что она не может видеть его сконфуженного лица. — На самом-то деле вся эта затея... — он замялся и перевел разговор: — Вот, теперь мы, по крайней мере, не пропустим поворот и не разобьемся.
Виктор собирался сказать, что вся эта затея с ее спасением была образчиком иррационального безрассудства, на которое он ни за что не пошел бы, успей хоть минутку подумать. Но счел такое замечание бестактным и взялся за поводья.
Поскольку одеяние дамы никак не могло служить должной защитой от ночной прохлады, Хассельборг накинул на нее свой плащ. Фория тут же прильнула к нему, щекоча лицо своими антеннами, и вскоре поцеловала в щеку.
Какой эротичный поцелуй! Как мило, что кришняне переняли у землян это занятие! И как мило, что можно оторвать глаза от дороги, а право выбора пути предоставить айе.
Солнце уже давно встало, когда Фория открыла глаза и потянулась.
— Где мы? — спросила она.
— Где-то на пути к Хершиду.
— Это я знаю, муж малого ума! Но где именно?
— Могу лишь предположить, что мы прибудем в столицу после полудня.
— Ну, в таком случае остановитесь в ближайшей деревне. Я не откажусь поесть.
Столь резкий и повелительный тон задел Виктора: очевидно, ее преклонение перед «своим героем» уже несколько поумерилось. Детектив бросил на спутницу безмолвно удивленный взгляд. Та тут же выказала самое искреннее раскаяние:
— О, я обидела моего героя? Простираюсь у его ног! Молю о прощении! Какая же я злонравная и эгоистичная ведьма! — она принялась осыпать поцелуями его руку. — Ты разрываешь мою печень! Я не вынесу твоего укора! Скажи, что я прощена, или я брошусь из твоей повозки навстречу гибели!
— Да пустяки, шерга Фория, — принялся он успокаивать девушку, не желая смотреть подобный спектакль по такому ничтожному поводу. Жизнь достаточно сложна и без чрезмерной театральности. И пока Виктор трепал ее по плечу, целовал и ободрял, разум его уже обдумывал планы прибытия в Хершид.
Вскоре спутница заметила:
— Мы, должно быть, уже давно на земле доура. Разве мы не пересекли ночью границу его владений?
— Вы имеете в виду то место с воротами поперек дороги и сторожкой? Мы действительно проехали его, когда вы спали.
— А как же часовые? Они вас пропустили?
— Вообще-то они тоже спали, поэтому я просто вылез и сам открыл ворота. Будить этих бедняг показалось мне постыдным.
Показалась деревушка, где путешественники остановились перекусить. Во время завтрака Хассельборг спросил:
— Какая гостиница в Хершиде имеет репутацию поприличнее? В Росиде я угодил в настоящий воровской притон и не хотел бы повторить ошибку.
— О! Кавир, но вы же не будете останавливаться в какой-то там гостинице! За кого вы меня принимаете? Вам предоставят лучшие покои в дядином замке, где я смогу каждый день видеться с вами!
Последние слова явно показывали, что приглашение вызвано не только простой благодарностью. Хассельборг подавил улыбку, запротестовав:
— Я не могу принять такого незаслуженного гостеприимства! В конце концов, я никто, даже не рыцарь, да и ваш дядюшка отнюдь не знает меня со времен Адама, то есть со времен Карара.
— Не знаю, кто такой этот Адам, но вас дядя примет. Хасте бад-Лаббаде встретит спасителя своей племянницы с распростертыми объятиями. В ином случае я бы заставила его пожалеть, что он вообще вылупился на свет.
Виктор не сомневался, что она вполне способна на это.
— Ну... если вы настаиваете...
Фория настаивала, и он согласился, скрывая радость. Хотя подобный интерес девушки таил в себе угрозу будущих осложнений, но сейчас давал ему бесплатное и наверняка роскошное жилье. Хассельборг, конечно, мог, несмотря на свой страх перед микробами, в случае необходимости стерпеть и самый захудалый постоялый двор, но предпочитал брать от жизни лучшее.
Остаток пути прошел без приключений. Караван они не догнали, очевидно, тот развил приличную скорость, спеша убраться подальше от опасных Кодумских гор.
Хершид, как и подобало столице империи, был куда больше и красивее Росида. У ворот путешественников, естественно, остановили часовые, но узнали племянницу верховного жреца прежде, чем та успела сказать хоть пару слов. Стражники вытянулись в струнку, взяв алебарды на караул, и махнули коляске проезжать.
Девушка показывала Хассельборгу город, пока они не остановились перед замком. Ворота украшались различными архитектурными изысками, в которых детектив узнал кришнянские астрологические символы.
Вышел неизбежный привратник.
— Госпожа Фория! — воскликнул он и с криком побежал через двор. Из дверей хлынула целая орава народу и столпилась вокруг коляски. Вся челядь дружно пыталась поцеловать хозяйские ручки.
Затем появился высокий мужчина в длинной голубой мантии, и толпа раздалась, пропуская его. Они с Форией обнялись.
— Дядя, это мой спаситель, доблестный господин Кавир...
Хассельборгу пожали руку (еще один позаимствованный у землян обычай) и на какое-то время забыли о нем в суете встречи. Он лишь старался не потерять нить разговора, так как тараторили все одновременно.
— Что с вами случилось?
— Саиду, беги в казармы и скажи командиру не отправлять эскадрон...
— Караван прибыл всего несколько минут назад и привез это горестное известие...
— Что же стряслось с вашей светлостью? У вас такой вид, словно вы попали под копыта диких скакунов!
Сравнение показалось Виктору преувеличенным, хотя тонкий наряд Фории и впрямь выглядел несколько потрепанным вследствие прогулки по Кодумским горам в темноте. Когда же детектива проводили в предоставленные ему покои, он обнаружил, что если кто и нуждался в услугах камердинера, так это он сам. Костюм порван и заляпан грязью, на подбородке пробивается щетина, а от ветки, хлестнувшей его во время лихой скачки, на лице горит полоса. В первую очередь предстояло побриться, иначе вскоре станет очевидным, что борода у него рыжевато-каштановая, а не зеленая, как у кришнян. (Можно, конечно, последовать примеру одного джентльмена, который
...Придумал план простой —
Покрасить в зелень баки,
А веер брать всегда такой,
Чтоб увидал не всякий.
Но и в этом случае его борода привлечет внимание необычной пышностью.)
Обо всем вышеперечисленном позаботилась челядь Хасте, действовавшая с несвойственной здешним жителям сноровкой.
Час спустя гость оказался побрит, вымыт и даже надушен чем-то, что ему пришлось стерпеть ради пущей достоверности. Немного вздремнув, он оделся в приготовленный для него чистый костюм и спустился на встречу с хозяином дома.
Внешность Хасте бад-Лаббаде была нетипична для кришнянина. Он утратил большую часть своих волос, а оставшиеся поседели. Черты лица, обтянутого морщинистой пергаментной кожей, выглядели более резкими, чем у большинства представителей его расы. Фактически, он мог бы сойти за землянина, если бы не торчащие над бровями антенны.
Верховный жрец ожидал гостя, держа в руках нечто, напоминающее шейкер.
— Сын мой, — начал Хасте, наливая бокал, — не нахожу слов, чтобы выразить вам свою благодарность. Я ваш вечный должник и прошу об одном: не стесняйтесь обращаться ко мне в любое время за всем, что я могу для вас сделать.
— Спасибо, Ваше Преподобие, — поблагодарил Хассельборг, настороженно глядя на предложенный ему напиток. Однако тот был смешан столь умело, что алкоголя почти не чувствовалось, и Виктор выпил без обычной негативной реакции. Хотя все равно необходимо соблюдать меру и вести счет опрокинутым рюмкам, растягивая их как можно дольше.
Когда появилась Фория, Хасте попросил поведать «об этом необыкновенном подвиге со спасением». После рассказа она спросила у дяди:
— Как ты думаешь, доур возбудит по твоему настоянию дело против Джама?
— Сложно сказать, — натянуто улыбнулся тот, — ты же знаешь, насколько малым влиянием я ныне пользуюсь при дворе.
— Это только потому, что у тебя недостает смелости осадить этого старого акебата! — отрезала племянница. — Я сама могла бы лучше договориться с ним.
— Да, наверное, ведь король благоволит к тебе, смотря на тебя как на дочь.
— Не в благоволении дело! Доур — человек жесткий и умный, добившийся всего в борьбе, и требует от своего окружения равной жесткости и ума. Ты всегда уступаешь ему, и он втаптывает тебя в грязь! Превзойди его — он станет уважать тебя! Эх, будь я мужчиной!..
Хассельборг почувствовал, что в отношениях двух родственников присутствует подавляемое напряжение. Причем слишком сильное, чтоб объяснить его простым несогласием во мнениях о том, как управиться с королем. Вероятно, к этому факту стоило присмотреться.
— Ваше Преподобие, я никогда не бывал в Хершиде и поэтому не знаком с местным положением дел. Не могли бы вы... э... — обратился он к Хасте.
Тот бросил на него острый взгляд и ответил:
— Моя племянница не умеет лицемерить. Даже под угрозой смертного приговора она высказала бы неправедному судье все, что о нем думает.
— А как насчет расхождений между вами и доуром?
— Это долгая история, сын мой. Она уходит глубоко в прошлое и затрагивает первоосновы человеческого бытия. Не знаю, как в вашей стране, но здесь, в Гозаштанде, люди всегда по-разному объясняли ход вещей.
Понимаете, старая вера утверждала, что все зависит от воли богов. Однако с ростом знаний появлялись вопросы, на которые эта вера не могла дать ответов. Почему боги допускают беспорядок в созданном ими мире? Или почему вообще интересуются нами, смертными? Некоторые святотатцы (но этих быстро усмирили) во всеуслышанье утверждали, что богов не существует.
Потом, лет триста назад, наши теологи доказали, что боги вовсе не орава похотливых и драчливых варваров, ведущих разгульную жизнь на высях горы Мешак, как думали наши простоватые предки. Это также не «высший разум», не «дух любви» и не прочие неосязаемые абстракции, недоступные пониманию. На самом же деле судьбами людей управляют небесные светила: солнце, луны, планеты и звезды. Они, вращаясь вокруг нашего мира, оказывают на него таинственное влияние. Как вы помните, примерно в это же время открыли, что мир, оказывается, круглый.
Итак, мы обрадовались, что получили наконец истинно научную религию, которой надлежит исполнять все положенные религии обязанности: объяснять человека и вселенную, предсказывать будущее, утешать скорбящих и насаждать в душах молодых здоровую нравственность. Астрология обрела официальный статус в Гозаштанде и соседних странах, и любое отклонение заслуженно наказывалось.
Позже, если захотите, я покажу вам одну из старых камер в подземелье моего замка, где содержали еретиков. Теперь мы ничего подобного делать не можем, хотя доур иногда использует обвинение в ереси для устранения политически неудобных лиц.
И что же произошло дальше? В местечке, называющемся теперь Новуресифи, приземлились космические корабли. Прилетевшие землума привезли с собой весть о других солнцах и множестве миров, вращающихся вокруг них. Они же сообщили нам, что и наш мир движется вокруг солнца, а не наоборот. И что, например, Кондиор* [22] — вовсе никакой не бог войны, а планета, родственная нашей.
Как вы понимаете, любезный господин Кавир, из-за этого многие отпали от истинной веры. Церковь теперь не имеет права карать отступников, а должна молча глядеть, как по стране моровым поветрием распространяются тысячи ложных религий. Некоторые культы завезли к нам те же землума. Все это подрывает духовную силу Церкви и перехватывает наши доходы. И в то время как наше могущество идет на спад, могущество доура прибывает. Вот отчего отношения между нами менее сердечные, чем бывало.
Немного пораженный такой откровенностью, Хассельборг спросил:
— Ваше Преподобие, а что думаете вы сами по поводу богов, планет и тому подобного?
Хасте чуть улыбнулся:
— Поскольку я глава Церкви, мои официальные взгляды безусловно совпадают с принятыми на Совете в Мише сорок шесть лет назад. Как частное лицо я несколько озадачен информацией, полученной от землума, но предпочитаю не распространяться об этом. Ну а теперь давайте поужинаем.
Фория надела еще одну из своих ошеломляюще разнообразных масок (приняла официально-степенный вид) и сообщила дяде:
— Господин Кавир приехал в Хершид в качестве художника-портретиста. Не могли бы мы помочь ему получить выгодные заказы? Это малая толика благодарности за его героизм.
— Разумеется, могли бы. Дай-ка подумать. Я и сам заказал бы портрет, да с меня уже писали в этом году. Но все равно, если прочее не удастся, закажу. Что же касается двора, то я не совсем представляю, как... Моя звезда в данный момент находится не в сильной позиции.
— Полно, дядя! Почему б тебе не попробовать уговорить самого короля?
— Короля?! Но ты же знаешь, какой с той стороны ветер дует...
— Да проснись же, безвольный старик! — внезапно воскликнула девушка, вмиг утратив свою степенную манеру. — Вечные отговорки! Заседание тайного совета назначено на завтра, не так ли?
— Разумеется, дитя мое, но...
— Никаких но! Возьми господина Кавира с собой и представь Его Грозности как величайшего портретиста в мире. Если, — зловеще добавила она, — ты не хочешь повздорить со своей любимой племянницей.
— Звезды помилуй, конечно, нет! Я возьму его! То есть при условии, что он пойдет. Вы согласны с этим планом, сын мой?
— Разумеется, — подтвердил Хассельборг, пробормотав вдобавок, что несказанно благодарен.
— Этого-то я и боялся, — подытожил Хасте.
Позже, за сигарами, детектив поднял интересующую его тему:
— Ваше Преподобие, я разыскиваю некоего молодого человека, который приобрел у меня портрет и скрылся, не заплатив. С ним еще была девушка.
— И?
— Нет ли в Хершиде какой-либо службы, которая регистрирует приезжих?
— Дайте-ка подумать... У доура хорошая сыскная служба, но я сомневаюсь, что они отслеживают каждого путешественника. Хершид ведь все-таки перекресток империи. Как выглядели эти беглецы?
Хассельборг достал свои наброски. Хасте нахмуренно посмотрел на них, а затем засмеялся:
— Сколько он вам должен?
— Пятьсот кардов.
Хозяин позвонил в колокольчик и, когда на зов явился молодой человек в голубом жреческом балахоне, распорядился:
— Возьмите пятьсот кардов из моего личного запаса и выдайте их господину Кавиру.
— Да хранят меня звезды! — воскликнул Виктор. — Я вовсе не собирался просить деньги у Вашего Преподобия...
— Все в порядке, сын мой, и не пересчитывайте зубы дареному шомалу, как поступал Карар в своих сделках с ведьмой моря Ваандао. Во-первых, это всего лишь средство как-то отплатить вам за спасение моей племянницы. Во-вторых, время, приносящее всё, принесет мне возможность получить деньги с вашего должника.
— Вы его знаете?
— Немного.
— Кто он?
— Неужели вы так недавно в здешних краях? На портрете — новый доур Замбы, истинное чудо и образец политических достоинств. А эта девушка — его доурия.
— Король и королева Замбы? — ошарашено переспросил детектив. — С каких пор? И что такое Замба?
Тут в комнату снова проскользнул молодой жрец с тяжелым парусиновым мешком. Негромко позвякивая, ноша опустилась у ног Хассельборга.
— Принеси-ка карту Гозаштанда и прилегающих земель, Гаддал, — попросил Хаете своего помощника. — Для бывалого путешественника, господин Кавир, ваши знания... э... достаточно отрывочные. Откуда вы родом?
— Из Малайера на дальнем юге, — соврал Виктор.
— Это объясняет дело. Знайте же тогда, что Замба — остров в море Садабао, расположенный рядом с полуостровом Харгайн на востоке Гозаштанда. Жителей Замбы долгие годы сотрясали бунты, в итоге простонародье вообще свергло аристократию и перебило всех, кто не успел сбежать. После этого, не имея больше общего врага, голытьба продолжала биться вожак против вожака.
Кончилось все это тем, что несколько десятиночий назад ваш знакомец Энтане (его ведь так зовут, не правда ли?) высадился на острове с шайкой громил, которых он набрал звезды знают откуда. Через пару дней он уже был хозяином Замбы! О, проделано все было весьма ловко, и он добился многих перемен. К примеру, создал, понимаете ли, новую аристократию из тех вожаков, кто перешел на его сторону. Новую аристократию со всеми титулами и причиндалами старой. Однако эти привилегии не передаются по наследству и близки к фикции: тот, кто перестает удовлетворять требованиям Энтане, лишается их. На острове теперь никто не имеет права пребывать в грехе праздности!
Хассельборг подумал, что или действительно таким образом сложилась обстановка на Замбе, или Фаллон хорошо усвоил биографию Наполеона. Ему хотелось услышать подробности, а жрец предпочитал говорить на глобальные темы (вроде прогресса в противовес стабильности или свободы воли в противовес предопределению). Все же Виктору удалось кое-что вытянуть из старика.
— Ходят слухи, что король вовсе не кришнянин, а замаскировавшийся землу. Для меня, правда, это не имеет особого значения. Не один год я убеждаю свою паству, что судить о людях следует по их личным качествам, а не расовой принадлежности. Однако я очень сомневаюсь, что Энтане — с планеты Земля, поскольку там проповедуется странная доктрина равенства. А наш юный образец достоинств не установил в своем островном королевстве ничего похожего на подобную систему.
Кстати, сын мой, во время своего пребывания в Новуресифи вы вращались среди землума. Просветите меня, старика, в этих вопросах. Что подразумевает эта доктрина и в самом ли деле все земляне придерживаются ее?
— Собственно говоря, — начал было Хассельборг блестящую десятиминутную речь на заданную тему, но тут ему пришло в голову, что кришнянский художник вряд ли мог разбираться в политической теории Земли. Не пытается ли старикан подстроить ему ловушку? И детектив осторожно продолжил: — Собственно говоря, Ваше Преподобие, я мало что знаю. Так, слышал кое-что от своих друзей-землу. Как я понимаю, ныне идея всеобщего равенства популярна среди землян, хотя так было не всегда и, возможно, не всегда будет. Но имеется в виду не буквальное равенство всех людей, а юридическое. Равенство перед законом в правах, обязанностях и прочем.
Мне говорили, что при построении государства на такой основе есть две большие трудности. Во-первых, чисто биологически люди изначально отличаются друг от друга по своим способностям. Во-вторых, для управления любым обществом, не считая первобытного, необходима какая-то верховная структура. А пришедшие к власти испытывают естественную склонность законодательно упрочить свое превосходство над остальным народом. И этим занимаются все, независимо от того, как они себя называют: курфюрстами, капиталистами или комиссарами...
Позже детективу подумалось, что во время этой идейной пикировки Хасте выказывал довольно незаурядное знание земных институтов.
Фория сохраняла свою степенность весь вечер, пока не пришло время прощаться. Протягивая Хассельборгу руку для поцелуя, она взглянула в сторону удаляющейся дядиной спины, наклонилась вперед и прошептала:
— Вы женаты, мой герой?
Он поднял брови:
— Нет.
— Превосходно! — она быстро поцеловала его и ушла.
Виктор мысленно присвистнул: ой-ой-ой, тут не нужно рентгеновских лучей, чтобы увидеть, куда она клонит! Теперь, когда он знает, где Фаллон, лучше побыстрее убраться из Хершида. Может, улизнуть сегодня же ночью под предлогом, что хочет покататься на коляске при лунном свете? Нет, до Замбы далеко, к тому же карта показывала отсутствие дорог на скалистом полуострове Харгайн, значит, придется плыть на корабле из Маджбура.
Более того, а желательно ли ему столь скоропалительно отправляться на Замбу? Ну, начнет он убеждать Джульнар вернуться к папочке, а разгневанный король Фаллон тут же прикажет казнить шпиона. Вероятно, несмотря на матримониальную угрозу со стороны прекрасной фурии, следует еще несколько дней поболтаться в столице и разработать какой-нибудь план.
Хассельборг, попав на аудиенцию у доура, был очень удивлен. Из-за замечаний Фории он ожидал увидеть кого-то физически внушительного, вроде дашта Руза. А король Экрар бад-Кавитар напоминал, скорее, земного мышонка.
— Да, да, да, — быстро пропищал могущественный монарх, протягивая верховному жрецу ручонку для поцелуя. — Портрет. Хм-м-м. Хм-м-м. Отличная мысль. Превосходное предложение. Рад, что ваша племянница подсказала вам его: она умеет угодить. Ха, обладай вы ее умом, то стали б немаловажной силой в стране. Итак, господин Кавир, — обратился он к Виктору, — сколько вам потребуется сеансов?
— Наверное, с дюжину, Ваша Грозность.
— Верно, верно, верно. Первый состоится сегодня после полудня. За час до ужина. В западном крыле дворца. Лакеи проведут вас. И приносите все свое снаряжение. Решительно все. Ничто так не раздражает меня, как мастер, являющийся оказать какую-то услугу, а потом вынужденный возвращаться домой за забытыми инструментами. Учтите это.
— Слушаю и повинуюсь, — отозвался детектив. Экрар, очевидно, принадлежал к людям, верящим в известное изречение: «то, что трижды сказал, то и есть».
— Хорошо, хорошо, хорошо. Приказываю вам не покидать Хершида, пока не закончите портрет. Королевский распорядок дня чрезвычайно насыщен, и мне придется втискивать сеансы позирования между более важными делами. А сейчас вам дозволяется удалиться.
Сохраняя внешнее подобострастие, Хассельборг мысленно выругался. Теперь он застрял в столице бог знает насколько, особенно если доур имеет привычку отменять назначенные встречи. Наплевать на приказ и сбежать? Стража поймает его прежде, чем он доберется до границы, и приволочет обратно. И какова тогда будет реакция могущественного и нервного монарха? В лучшем случае, подозрительный художник окажется в опале.
В замке Виктор спросил у Фории, как добраться до Маджбура. Та в тревоге воскликнула:
— Как! Вы скоро уезжаете?
— Нет, король оставляет меня на неопределенное время. И все же мне хотелось бы знать.
— Из южных ворот к Маджбуру ведет хороший тракт, можно доехать на коляске. Или же воспользуйтесь железной дорогой.
— Железной дорогой?
— Конечно! Разве вы не в курсе, что Хершид расположен на конце линии, тянущейся до самого Джазмуриана?
Детектив воздержался от дальнейших расспросов, опасаясь обнаружить перед девушкой полнейшее невежество. Но такое чудо, как железная дорога на Кришне, решил увидеть и предложил прогуляться перед обедом до вокзала.
Фория, разумеется, согласилась, и они отправились к южной границе города.
На расстоянии метра друг от друга шли рельсы, по которым следовали четырехколесные вагончики, напоминающие кареты. Локомотивами же служили слоноподобные биштары. Пара таких животных тянула состав, а на их могучих загривках сидели махауты* [23], направляя движение и дудками подавая предупреждающие сигналы.
— Увы, мой герой, — огорчилась девушка, — мы приехали слишком поздно, чтобы увидеть отправление ежедневного поезда в Кадар. Оттуда же состав прибывает за полночь.
— А где находится Кадар?
— Это пригород Маджбура, располагающийся с нашего, левого берега реки Пичиде. Река слишком широка, чтобы перекинуть через нее мост, поэтому железнодорожный путь прерывается. Пассажиры переправляются на пароме и вновь садятся в поезд до Джазмуриана.
Они еще какое-то время понаблюдали за жизнью вокзала, а затем Фория проникновенно сказала:
— Кавир, я чувствую глубокое духовное родство между нами. Я тоже с детства любила, повиснув на ограде вагонного парка, смотреть на составление поездов. И если ты действительно затеял поездку в Маджбур, я способна убедить доура отпустить тебя. Лестью я из него веревки вью. Скажу, что мой будущий муж желает попутешествовать...
Хассельборг внутренне содрогнулся. Ощущение было как от пореза грязным ножом, когда к тому же нечем продезинфицировать рану. Он незаметно сменил тему, переведя разговор на Замбу и новоиспеченного короля. Правда, «будущая жена» мало что могла добавить к рассказу своего дяди.
Экрар бад-Кавитар оказался трудной моделью для портретиста, так как все время ерзал, чесался и вытирал рукавом заостренный нос. Еще больше осложняли дело многочисленные визитеры, что-то шептавшие королю на ухо и протягивавшие бумаги на подпись. Хассельборг и так заранее сомневался в своих способностях живописца, а на первом сеансе вовсе впал в отчаяние, граничащее с безумием.
— Ваша Грозность! Если б вы хоть пять минут посидели спокойно, не меняя позы... — пожаловался он.
— Что ты хочешь этим сказать, негодяй? — закричал доур. — Я битый час сижу в этой позе, не сдвигаясь ни на волосок! Как ты смеешь утверждать обратное! Вон отсюда! Зачем я только позволил тебе писать мой портрет. Убирайся... Нет, нет, нет, я не это имел в виду. Я прощаю тебя, только запомни: больше никаких непочтительных критических замечаний! Я человек очень занятой, и если отвлекусь от своих королевских обязанностей хотя бы на минуту, произойдет катастрофа. Ты хороший парень, приступай же к своей работе, не стой разинув рот, теряя время.
Виктор вздохнул и стоически вернулся к наброску. Тут вошел очередной придворный и возвестил:
— Да порадует это Вашу Грозность! Только что неожиданно прибыл дашт Руза с пятьюдесятью ратниками. Он разыскивает своего сбежавшего заключенного!