ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Она смотрела на Джанферро и не узнавала, настолько исказилось его лицо от ярости. Во-первых, принца с юных лет приучали не демонстрировать эмоции, к тому же он по природе был спокойным и выдержанным. От недобрых предчувствий девушку охватила нервная дрожь.

– Что ты хочешь, чтобы я объяснила?

Ярость на лице короля сменилась ледяным презрением.

– Полно, Милли, – пугающе вкрадчивым тоном произнес он, – я не настолько глуп.

– Я знаю, но ты требуешь объяснений, а я понятия не имею, о чем идет речь!

Джанферро смотрел на жену, словно изучая ее. Миллисенте он больше всего напоминал в этот момент хищного зверя, готовящегося наброситься на свою жертву.

– Как поживает Оливьеро?

Вопрос прозвучал словно выстрел. Поначалу Милли даже не поняла, о ком идет речь, а когда вспомнила, ситуация показалась ей еще более абсурдной.

– Ты говоришь о моем преподавателе итальянского языка?

– Иными словами, о твоем любовнике.

– Ты с ума сошел, – только и могла прошептать она.

– Возможно, но в таком случае я не единственный сумасшедший. – На губах Джанферро появилась зловещая ухмылка. – Скажи, может, любовь несчастного преподавателя повышает твою самооценку?

Миллисента была совершенно сбита с толку.

– Оливьеро – не «несчастный», напротив, он прекрасный специалист.

– Неудивительно, что ты защищаешь его с таким жаром!

Милли показалось, что кто-то взорвал изнутри ее хрупкий мир, причем совершенно непонятно, из каких побуждений.

– Пожалуйста, объясни мне, что все-таки происходит? – мягко попросила она.

Несмотря на приступ небывалого раздражения, Джанферро заметил в лице жены только удивление, и ничего больше. Либо ей действительно нечего было скрывать, либо она оказалась слишком хорошей актрисой.

– Сегодня утром издатель «Мардивино Таймс» позвонил Алессо, чтобы узнать, не согласится ли кто-нибудь во дворце прокомментировать слухи по поводу моей супруги, которые распространяются по столице.

– С-слухи? Но о чем?

Острый приступ ревности, доходящей до бешенства, вновь охватил его при взгляде на записку своего помощника, лежавшую на столе.

– Как оказалось, у тебя сложились чрезвычайно близкие отношения с – я цитирую – «чрезвычайно привлекательным молодым итальянцем». – Он поднял глаза – у Миллисенты дрожали губы, но сердце сурового судьи это не разжалобило. – Итак, что ты теперь на это скажешь?

Обвинение было настолько несправедливым и необоснованным, что первым желанием Милли было послать мужа к черту и уйти, хлопнув дверью. Но она не могла позволить себе ничего подобного, и не только потому, что такое поведение несовместимо со статусом королевы. Просто любящие супруги должны иначе решать свои внутрисемейные проблемы.

– Все было совсем по-другому! Он просто… отнесся ко мне по-дружески.

– Еще бы! – прозвучал презрительный комментарий.

– Джанферро, пожалуйста, перестань.

Но ревнивого мужа не так-то просто остановить, особенно когда его несет, словно автомобиль без тормозов.

– Так, значит, ты не отрицаешь, что после каждого занятия задерживалась, чтобы остаться с ним наедине? – продолжал он допрашивать Милли, буравя ее взглядом.

– Зависит от того, как посмотреть. Но в любом случае это вовсе не означает, что…

– Только ты и он? И больше никого рядом не было?

Начни Миллисента отрицать этот факт, ее моментально уличили бы во лжи – ведь Джанферро наверняка уже успел допросить телохранителя.

– Ну, да, так. Но ведь ничего не произошло.

– Пока.

– Как ты смеешь?

– Нет, Милли, – мрачно возразил супруг. – Как ты смеешь? Как ты можешь поступать так безрассудно, так наивно?

– А разве не поэтому ты на мне женился? – парировала она. – Мне казалось, именно этим я тебе и понравилась!

Муж уже начинал ей верить, но не собирался мириться с подобным поведением.

– Тебе лучше сесть, – мрачно произнес он.

– Я не хочу садиться. В особенности когда со мною обращаются как с непослушным ребенком.

– А ты не подумала о том, что люди уже начали обсуждать твою историю? Разве ты не знаешь, как быстро распространяются сплетни, особенно когда они касаются знаменитостей?

– Как же быстро ты веришь этим глупым домыслам!

– Тогда докажи, что они безосновательны.

Оправдываться, будучи совершенно невиновной? А может, лучше рассказать ревнивому супругу, почему Оливьеро стал для нее необходим, как глоток свежего воздуха после сухой официальной атмосферы дворца?

– Он помог мне почувствовать себя собой.

– Только не надо говорить загадками. Выражайся конкретнее.

– Понимаешь, он видит во мне обыкновенного человека, просто Милли, а не королеву Мардивино. Поначалу он даже не понял, с кем имеет дело.

– Нет, ты в самом деле наивна. Разумеется, не понять было невозможно! Да весь класс знал правду. Или, возможно, ты считаешь, что кто-то не заметил королевский герб на твоей машине? А также присутствия телохранителя у дверей аудитории и супруги британского посла на занятии? Не говоря уже о том, что люди не могли не узнать тебя по фотографиям.

– Даже если они все знали с самого начала, что это меняет? На их отношении ко мне мой статус никак не отразился.

– Какая же ты глупышка, Милли! А от кого, по-твоему, я все узнал?

Она потрясенно смотрела на мужа.

– От телохранителя, наверное.

– Вовсе нет! Итальянец сам поведал об этом! – резко выпалил он. – Через газету! Он предлагал свою историю разным изданиям, ища, кто больше заплатит!

– Но ведь истории никакой не было! – продолжала возмущаться Миллисента.

В ее глазах отражалась неподдельная боль, и Джанферро испытал угрызения совести, ведь ему предстояло раскрыть любимой всю правду.

– Возможно, ты права, – произнес он суровым тоном. – Однако даже то, что все-таки было, весьма заинтересовало главного редактора, а именно «интимная дружба, возникшая в процессе…»

Миллисента обессилено прикрыла глаза ладонями.

– Дружба? Да, допустим, но интимная? Хотя это можно назвать и так, если человек дает тебе почувствовать то, чего лишают другие.

Муж вздрогнул, поняв, что камень направлен прежде всего в его огород, и тихо спросил:

– Что ты имеешь в виду?

– С ним я была… как все, понимаешь?

– Но ты не можешь себе позволить быть как все, Милли. И ты никогда не была такой.

Это напоминало разговор со взрослым, который объясняет, что Дед Мороз на самом деле не существует – печальное, но неизбежное открытие, символизирующее прощание с детством. Миллисента понимала, что Джанферро прав, и радости жизни обыкновенного человека, которым может свободно гулять по улицам, остались за гранью того дня, когда она произнесла клятву супружеской верности. Из глаз девушки полились слезы.

– Какая же я глупая, – горько прошептала она.

Как ни странно, разочарование любимой тронуло мужа сильнее, чем ее рыдания. Он поднял Милли на ноги, обнял ее и крепко прижал к себе. Она неловко льнула к нему, как потерянный щенок, и это было такое новое и непривычное ощущение для Джанферро – утешать плачущую женщину, просто дарить ласку, не пытаясь при этом соблазнить. Он начал медленно гладить жену по волосам, чувствуя, как она постепенно успокаивается.

– Ты считаешь, что я недостаточно уделяю тебе внимания? – тихо произнес король.

– Понимаешь, Джанферро, большую часть дня ты работаешь, от тебя зависят многие важные решения, и я не хочу становиться обузой, отнимая твое драгоценное время.

– А что, если я оставлю специальное окно в своем расписании встреч, скажем, раз в неделю? И тогда у нас с тобою появится возможность вместе поужинать.

Даже в этом случае они не остались бы совершенно одни, – подумала Миллисента. Рядом постоянно будут сновать слуги, а за дверью поджидать помощники с документами. Однако муж сделал серьезный шаг навстречу. Разве такой жест доброй воли не заслуживает поощрения?

– Прекрасная идея!

Джанферро озабоченно нахмурился. Он надеялся своим предложением слегка смягчить удар, который еще только собирался нанести.

– Но теперь ты понимаешь, что занятия итальянским придется прекратить? И ты не сможешь больше дружить с этим человеком.

Она кивнула, пытаясь скрыть свое огорчение, в том числе и тем, что супруг опять сделал все по-своему.

– Конечно, ты прав. Мне лишь требуется немного времени, чтобы привыкнуть к новому положению вещей.

Джанферро придвинулся плотнее.

– Разумеется, дорогая. Может, ты соскучилась по дому? Хочешь, я устрою тебе небольшую поездку в Англию?

Это вовсе не входило в планы Миллисенты, поскольку отъезд сейчас означал бы еще большее удаление от мужа. Гораздо сильнее, чем о встрече с родными, она мечтала о любви этого мужчины.

Никогда раньше молодые супруги не говорили столь откровенно, как сегодня, и их доверительная беседа наполнила душу Милли такой невероятной теплотой, что хотелось сохранить это чувство на всю жизнь. Она обвила шею мужа руками и заглянула ему в лицо.

– О, Джанферро, поцелуй меня, пожалуйста.

Нежные полуоткрытые губы были слишком сильным искушением, чтобы долго раздумывать. Джанферро прильнул к ним, обещая самому себе, что это будет лишь мимолетная ласка. Но красавица прижалась к нему всем своим разгоряченным телом, обжигая прерывистым дыханием.

Милли казалось, что ее тело готово расплавиться от жара страсти, жадным ротиком она ловила его ловкий язык, а сама все сильнее впивалась пальцами в мускулистые плечи мужа. Сжигавшее девушку пламя не позволяло ей мыслить логически, тем более вспоминать сейчас прежние обиды. Нанесенное оскорбление, глубокое и незаслуженное, полностью вытиснилось из сознания одним-единственным желанием.

– Войди в меня, – попросила она прерывающимся от волнения голосом.

Через полчаса у короля была назначена важная встреча, и предаваться теперь любовным утехам было бы чистейшим безумием. Но даже Джанферро был не в состоянии рассуждать логически в подобный момент.

– Ты уверена, что хочешь меня, и только меня?

– Да, да, ты сам это прекрасно знаешь!

В углу комнаты стоял шезлонг, которым обычно никто не пользовался. Но сейчас он как нельзя лучше подходил молодым людям, сгоравшим от страсти. Милли шла к креслу, стараясь двигаться как можно тише, чтобы не разрушить очарование момента. Она боялась, что любимый вспомнит о своих неотложных делах и снова станет прежним – отчужденным, привыкшим держать все под контролем.

Но теперь его лицо пылало, взгляд туманился, и он мягко подталкивал жену вперед, попутно срывая с нее кружевные трусики. Затем он скинул с себя одежду, и у Миллисенты захватило дух от вида его мускулистого тела. А еще больше – от сознания того, что они впервые занимаются любовью средь бела дня.

Они обошлись без любовной прелюдии и предварительной игры, да и ласк было немного. Стон, который готов был сорваться с губ жены, Джанферро заглушил долгим поцелуем и одним мощным движением проник внутрь ее разгоряченного тела.

Некоторое время потом они приходили в себя. Прерывистое дыхание мужа обжигало шею Милли, а в его глазах она заметила совершенно необычное выражение.

– Ну как, теперь ты чувствуешь себя лучше, Милли? – спросил Джанферро, осторожно отстраняясь от нее.

Этот вопрос мгновенно отрезвил ее, от недавней эйфории не осталось и следа! Однако Миллисента решила не показывать, насколько сильно она уязвлена. Ведь гораздо важнее сейчас было то, что ее королевский супруг позволил себе ненадолго забыть о собственном положении властителя государства, а значит, в собственной игре Милли одержала существенную победу.

– О, да, все было замечательно! – проворковала она.

– Тогда тебе стоит поскорее привести себя в порядок.

Король все еще был не в силах поверить, что кто-то сумеет – нет, лучше сказать, посмеет – заставить его повести себя столь неподобающим образом. У него даже родилось подозрение, что юная супруга нарочно затеяла флирт с красавцем-итальянцем, чтобы пробудить в нем бешеную ревность и спровоцировать на поведение, более подходящее для озабоченного подростка, нежели для короля. Но, черт побери, как ей это удалось?!

Милли последовала приказу Джанферро и только после этого рискнула заговорить с мужем о том, что произошло между ними.

– Судя по всему, ты жалеешь о том, что мы сделали, – мягко начала Милли.

– Что было, то было, Милли. Теперь уже поздно сожалеть об этом, – отрезал Джанферро и попытался сгладить резкость последней фразы улыбкой. – Кстати, разве тебе не нужно собираться на прием?

Неожиданно Милли вспомнила детство, когда отец еще был жив. Время от времени он надолго уезжал, и тогда весь «Каюс-Холл» наполнялся особым ощущением нетерпеливого ожидания. Милли готова была сидеть на пороге дома, лишь бы не пропустить папу. Но когда он наконец возвращался, то говорил дочери, что уже слишком поздно и они повидаются завтра.

Память об обманутых надеждах сохранилась в душе Милли на всю жизнь. Отец так же отталкивал ее, как сейчас делает Джанферро.

Может, именно поэтому она влюбилась в него? Иными словами, сделала то, о чем постоянно твердят психологи – вышла замуж за мужчину, похожего на отца, потому что не представляла себе иного сценария отношений с противоположным полом.

Миллисента взглянула на супруга с холодной улыбкой:

– Ты прав. Мне нужно торопиться.

Однако такая жена – надменная и полная достоинства – Джанферро также не устраивала. Наблюдая, как она с гордым видом прошествовала к выходу, он неожиданно осознал, что удачный брак строится на взаимных компромиссах, а переломить себя не так-то просто.

– Милли? Я хочу напомнить тебе о нашем плане как-нибудь пообедать вместе. Давай договоримся о времени, и оно уже будет постоянным. Я скажу своему помощнику, а он обсудит детали с твоим секретарем.

Непосвященному человеку подобная речь показалась бы лепетом помешанного, но для Миллисенты она означала маленькую победу.

– Это звучит как полный бред, – заметила она с усмешкой. – Приятного дня, дорогой.

Джанферро склонился над бумагами и даже не поднял головы, когда дверь за женой закрылась. Скорее всего, он просто не услышал, как Милли вышла.

Загрузка...