Королевская сага

13

Кельты - в Восточной Прибалтике?

Те самые кельты, они же галлы, они же галаты, о которых повествовал в своих записках Юлий Цезарь? Кельты, обитатели большей части Европы, Британии и Ирландии?

Да, те самые. Впрочем, те - и не те.

О кельтах известно уже много и все-таки еще мало, чтобы понять, что же они собой представляли, понять нашу связь с ними, оценить их вклад в развитие европейской культуры.

С тех пор как средневековая Европа принялась деятельно открывать античный мир, все прошлое было разделено на классическую античность и окружавший ее мир варваров. Изучение латыни по Цезарю, чтение и переводы древних авторов, изучение греческой и римской истории сначала по сочинениям современников, а потом с помощью археологических раскопок, восторженное преклонение перед искусством и философией античного мира - вое это создавало многократно повторенный стереотип восприятия прошлого, согласно которому мысль, культура, движущая сила истории концентрировались в "вечном городе" и оттуда изливались на провинции. Рим был центром мира, и мир этот постигался исключительно через призму его центра.

А между тем сам Рим был только городом, и чем старее он становился, тем труднее было ему сохранять свое главенствующее положение в империи. Восток и Египет жили своей жизнью. Испания обретала свой лик, нащупывала свой путь развития культуры. На огромных пространствах Европы, считавшихся подвластными Риму, а также за пределами пограничной полосы шел неприметный, но быстрый процесс сложения своеобразной общеевропейской культуры - с городами, крепостями, центрами ремесел и искусств, даже с товарно-денежным обращением и чеканкой монеты, напоминавшей искаженные римские образцы. Галлы, кельты, галаты, бойи, белги, эдуи, битуриги, сеноны, треверы… Было множество племен, говоривших на множестве наречий, иногда, по-видимому, представлявших родственные, но разные языки, поскольку люди, говорившие на них, жили в разных концах тогдашней Европы. Что же их объединяло? Археологи долгое время считали, что все эти племена объединяло нивелирующее влияние римской цивилизации, сам облик материальной культуры Рима, которым эти племена и народы начали подражать.

Но дело обстояло, по-видимому, сложнее.

Те, кого греки именовали кельтами, а римляне - галлами, были одним из древнейших представителей семьи индоевропейских народов, обитавших в Европе. У них был схожий быт, одинаковые верования, сходное восприятие мира. Соприкосновение с римской цивилизацией и культурой всколыхнуло их собственные творческие силы и направило их энергию по сходному пути. Расцвет этих народов историки относят ко второй половине I тысячелетия до нашей эры. В начале нашей эры они словно бы исчезают со сцены: происходит завоевание Галлии, затем Британских островов… Кельтская цивилизация вроде бы гибнет под ударами римских легионов в центре и германских племен на северо-востоке Европы. Но как теперь уверенно могут сказать археологи, то была всего лишь иллюзия.

Города приобрели другой облик, были разрушены укрепления, но сами-то кельты остались! Они никуда не уходили, не исчезали, став основой, на которой возникла и развилась культура Европы в раннем средневековье. Высочайшие художественные достижения кельтских ремесленников, ювелиров и скульпторов, живших на территории сегодняшней Франции, Ирландии, Германии, создав удивительный сплав из римского духовного наследия и собственных кельтских традиций, в I тысячелетии нашей эры оплодотворили новую романскую культуру, возникшую на развалинах Западной Римской империи, и подготовили почти тысячелетие спустя после своего исчезновения великолепный взлет фантастической готики - настоящий "кельтский ренессанс"!

С восторгом и трепетным чувством смотрел я всегда на удивительные, ничем не объяснимые лики людей, чудовищ, зверей, раздвигающих камень храмов, извивающихся, скалящих в дьявольской усмешке зубы на стенах готических соборов Европы, поднимающих на своих спинах шпили, аркбутаны, капители, своды, тронные кресла и пудовые свечи… Их можно было заметить везде - на фресках, в тончайшей чеканке ларцов и ковчегов со святыми мощами, на полях и среди текста молитвенников, среди вышивок сохранившихся гобеленов и на драгоценном блюде, украшенном эмалями.

Кельтский, языческий мир, давно, казалось бы, погребенный под пластами культур и народов, вдруг в краткий период торжества готики вырвался на свободу по всей Европе. Он проявился даже у нас, на далекой восточной окраине Европы, когда владимиро-суздальский князь Андрей Боголюбскпй, решив покончить с церковной зависимостью от Киева и Византии, призвал к себе на Клязьму каменных дел мастеров из Великой Моравии, за что и был убит. Всего через полвека после его смерти на стенах Георгиевского собора в Юрьеве-Польском мы находим тот же "кельтский ренессанс" во всем его языческом великолепии: со скуластыми головами, странными плоскими ликами, объяснение которым не найти ни в одной христианской эмблематике, с чудовищами, по поводу которых до сих пор ломают голову исследователи, как их назвать и как объяснить…

Сохранились и сами кельты - со своим языком, фольклором, преданиями, художественными традициями. Они живут в Ирландии, Шотландии, Уэльсе, во французской Бретании. Еще недавно живая кельтская речь звучала на острове Мэн и в Корнуэлле. Но это представители особой языковой группы кельтов, северо-западных. На самом же деле кельтские и родственные им по языку и культуре племена населяли практически всю Европу - от Скандинавии на севере до Средиземного моря и Малой Азии на юге и юго-востоке и от побережья Атлантики на западе до… Вот здесь и возникает та самая неясность, с которой еще недавно мирились археологи, историки и лингвисты.

Самым восточным форпостом кельтских народов считали племя бойев, оставивших память о себе в прежнем названии Чехии - Богемия. Историки полагали, что на востоке бойи прошли до Карпат. Это казалось доказанным и никого особенно не интересовало. Судьбой древних кельтов, их распространением, исчезновением, их контактами с другими народами интересовались главным образом сами кельты. А таких ученых было немного.

Обширное наследие богатейшей кельтской, а по существу - всеевропейской культуры, как часто бывает, приписывали другим, куда более молодым народам, которые растворили якобы в своих недрах остатки кельтского населения, придя со своим языком, своими законами, своей организацией общества и государства. Древняя Галлия исчезла под державой франков, Центральную Европу вплоть до Балтики присвоили себе сначала славяне, а потом германцы, получившие свое имя опять-таки от кельтов. Юго-восток Европы и Балканский полуостров были славянизированы за исключением Румынии, где сказалось позднее римское влияние, и Трансильвании, захваченной уграми. Правда, внимательно вглядевшись, можно заметить, что процесс был несколько иным. Кельты не были поглощены. Наоборот, оставаясь неизменным местным населением, населением коренным, они растворяли в себе всех вновь появившихся, усваивая их организацию, самоназвание, язык и законы.

Такое происходило в прошлом не раз. Я мог бы назвать волжских булгар, оставшихся тюрками, но сменивших письменность и религию; хазар, сохранивших в неприкосновенности свой генофонд, но превратившихся в караимов, восприняв чужую религию и письменность. Наоборот, болгары дунайские передали славянам свое племенное имя, но сами растворились в них без остатка с языком, структурой общества и религией… Примеры можно продолжить, напомнив, что так называемые "германцы", по последним представлениям антропологов, отнюдь не "нордическая раса". Они пришли с юга, и большая их часть на территории Германии оказывается всего лишь онемеченными славянами. Впрочем, последнее тоже ставится теперь под сомнение.

Похоже, что большинство балтийских "славян" - кельты.

Стоило только начать работать филологам, как под тонким покровом германизмов, галлицизмов и славянизмов на всем пространстве Европы стал открываться мощный пласт кельтских названий рек, озер, ручьев, городов, лесов, урочищ, гор. Эти названия выявляли территорию, долго и плотно обжитую древними европейцами. Кельтскими оказались имена литературных героев и исторических лиц, отмеченных в хрониках, документах раннего средневековья, надписях на стенах соборов, церквей, на могильных памятниках, предметах быта. Следом за филологами, а кое-где опережая их, все нарастающими темпами шли археологи. Они открывали не просто кельтскую культуру, а ее блестящую цивилизацию - с городами, замками, крепостными укреплениями, ремесленными и художественными мастерскими, великолепными ювелирными традициями.

Казалось, кельтов нет только в Восточной Европе. Историческая традиция отдавала эту часть света неким "финно-угорским племенам", обитавшим здесь якобы с изначальной древности и вплоть до славянской колонизации в Х-XI веках. То был один из основополагающих мифов, которые родились как бы сами собой, на пустом месте, укоренились, пустили множество побегов, и уже к этим побегам археологи и историки начали деловито прививать развесистые ветви своих теорий, памятуя, что собственное древо вырастить трудно, а уже имеющееся - "во благо"…

А вот блага-то не получилось.

По мере того как ширились раскопки, взгляд археолога проникал во все большую древность. Он пытался понять взаимосвязи сменявших друг друга археологических культур, их преемственность или, наоборот, обособленность, пути движения, развитие хозяйства, мировоззрение, и все чаще ему в голову приходила мысль, что задолго до появления на этой территории первых славянских княжеств здесь жили народы, принадлежавшие европейскому кругу культур.

Сначала исключение сделали для так называемых "культур боевых топоров" с их характерными могильниками и сверлеными каменными топорами, сходными с тем, каким был вооружен скандинавский Тор. Потом такое же допущение пришлось сделать для родственных им племен, обитавших в южнорусских степях и в лесостепи. Как говорится, "масла в огонь" подлили лингвисты, которые обнаружили на всей этой территории, особенно же в лесной зоне, мощные "пласты" балтских топонимов и гидронимов. Дальше - больше, и в конце концов пришлось признать, что в Восточной Европе, за исключением таежной зоны, племена финно-угорской группы языков появляются очень поздно. К берегам Балтики они выходят не раньше конца I тысячелетия до нашей эры, в более южных районах останавливаются на левом берегу Волги, и только по Оке да в районе Саратова и Пензы им удается несколько вклиниться в древний и монолитный массив индоевропейцев.

Если лингвисты свои доказательства, в которых можно было и усомниться, извлекали из живого языка, из ныне живущих имен и названий, то их выводы и построения подтверждали археологи. Они извлекали из земли черепки, металлические изделия, работы древних ремесленников, неопровержимо доказывавшие, что ни о каком финно-угорском населении здесь не может быть и речи. Балтийское - да, среднеевропейское - да. Даже влияние римское. Но где здесь финно-угры?

Были ли коренные обитатели Восточной Европы кельтами?

Я поостерегся бы так говорить. Они были европейцами по языку, образу жизни и мировосприятию, об этом свидетельствуют вое археологические находки. Они обживали восточную окраину европейского мира и тысячелетиями сдерживали всевозрастающий напор восточных народов на запад. "Восточный щит Европы" - вот кем были эти люди, наши прямые предки, стоявшие на дальних рубежах европейского духовного мира.

Черепки иногда бывают куда красноречивее слов. Легенда о "славянской колонизации" междуречья Оки и Волги до сих пор еще жива, хотя никогда я не мог представить, как эта самая колонизация проходила. Ведь здесь менялось не население, а внешний облик культуры. Пограничная полоса, отделявшая финно-угров в Восточной Европе от европейского населения, почти не изменила свои очертания с XI и вплоть до конца XIX века. Правда, осталась не полоса, а как бы ее пунктир. К концу XVI века она была уже повсеместно прорвана. Пространство за ней на востоке в последующие века деятельно осваивалось русским населением, охватившим со всех сторон островки финно-угорского мира. И вое же их западные границы, сдвинутые назад, на восток, сократившиеся, разорванные, напоминают историку о рубежах, на которых было остановлено движение "лесных племен" на запад.

Стоит развернуть летопись, повествующую о постоянных походах владимиро-суздальских князей в низовья Оки и на Волгу для "замирения" живших там народов, которые восставали тотчас же после ухода князя с дружиной и войском, чтобы ощутить вихри мощных силовых полей, разделявших в прошлом два чуждых мира, которые не смешивались так же, как не смешиваются вода и растопленный жир…

Напрасно искать среди этих пришлых с востока финно-угров следы поселений торговцев с берегов Балтики, которые нам известны на Верхней Волге. Их курганы, клады восточных монет, слои поселений с фибулами, весами, шахматами и всем прочим не выходят за пределы восточной границы древнего населения этих мест, еще раз демонстрируя нам какие-то особенные отношения, которые сложились между коренными обитателями Восточной Европы и теми "русами" ибн-Фадлана, которые проложили Великий восточный путь.

Русы - рюгенцы? Славяне?

Над этим вопросом стоило подумать. Находки-то были чисто скандинавскими! Но ведь и костюм, и вооружение, и обряд погребения руса, описанный ибн-Фадланом, тоже похож на скандинавский. Похож - но только на первый взгляд. На самом деле отличий куда больше, чем сходства. У скандинавов не найти поклонения деревянным идолам, они не специализировались на торговле женщинами, иначе одевались, совсем по-иному устраивали сожжение умершего на корабле, наконец, они никогда не татуировали свое тело. Сторонников норманизма обманул, так сказать, общий стиль балтийских торговцев и пиратов, среди которых было больше вендов, славян, пруссов и фризов, чем шведов и норвежцев. Знаки рун на монетах? Находка рунической надписи в Старой Ладоге? Но знание рун было общим для многих стран в эпоху викингов, и конечно же, руны были хорошо известны на территории Балтийского Поморья… Кроме всего прочего, "восточный путь" исландских саг был также и "русским путем", который начинался на Рюгене и Волине в устье Одры. Что общего было у русов-ругов с обитателями теперешней средней России? Только ли общий европейский "корень"?

Русы не были славянами. Они были варягами, а византийские историки XI-XII веков Скилица и Кедрин прямо писали, что варяги по происхождению - кельты. Об этом можно было бы догадаться и раньше, вспомнив, что все северогерманское - славянское - Поморье саги именуют "страной вендов" или "венетов". Венеты же, как известно, были не только превосходными мореходами древности, с которыми не раз пришлось сразиться Юлию Цезарю, но, что гораздо важнее, они были кельтами. Славяне сюда пришли, по-видимому, поздно, вот почему здесь, в Поморье, сохранялся в отдельных районах свой, старый язык, называвшийся "виндальским", - язык Руси балтийской.

Впервые вопрос о кельтских истоках нашей истории и культуры поднял А. Г. Кузьмин как раз в те годы, когда я пытался разобраться с Биармией. Его статьи в "Вопросах истории" несли не просто крушение норманизму, который терял последнюю опору, но заставляли по-новому взглянуть на всю предысторию Восточной Европы. Мы шли с ним к одной точке с разных сторон: он сверху, ретроспективно, я - из глубин тысячелетий, постепенно поднимаясь сквозь пласты археологических культур, которые изучал в том самом междуречье Оки и Волги, куда другие пытались поместить никогда не бывших там финно-угров.

Кузьмин только заподозрил кельтов в ранах и ваграх. Но вся его система доказательств свидетельствовала о том, что основным пластом населения южной Прибалтики были именно кельты или кельтские племена, воспринявшие другой язык. Цепочка тянулась дальше на восток. К кельтам, по-видимому, должны были принадлежать и пруссы - "айсты" Тацита, о которых римский историк замечал, что они говорят на языке, схожем с языком бриттов, то есть тех же кельтов. Дальше на северо-востоке в распоряжении Кузьмина был уже археологический материал, в первую очередь погребальный обряд курганов Приладожья.

Когда-то эти курганы были объявлены норманнскими. Главным аргументом в пользу их скандинавского происхождения оказывались каменные кладки треугольной формы, которые встречаются в Х веке в Швеции. Кузьмин обратил внимание на другое. Во многих курганах можно видеть как бы домашний очаг - скопление углей и золы, иногда в кольце обожженных камней или на круге глиняной обмазки. На таком очаге часто стоит железный или бронзовый котел - особенность, не находящая параллелей ни у одного из скандинавских народов, не говоря уже о том, что ни карелам, ни финнам курганы были вообще не свойственны. Своих покойников они не сжигали, а хоронили. Славяне? Но и у славян ничего подобного не было. Получалось, что в Приладожье, в районе Новгорода и дальше на запад обитал еще какой-то многочисленный народ, отличный от создателей курганов-сопок.

Кузьмин предположил, что курганы с котлами принадлежат кельтам. Именно у кельтов на всем пространстве Европы самой почитаемой вещью был священный котелок.

Какое значение для кельтов имел ритуальный котелок, писал чешский археолог и историк Ян Филип, много сделавший для изучения кельтских древностей за последние четверть века. Котелок был символом изобилия и бессмертия, он находился на священном месте или в святилище, а во время торжеств, связанных с плодородием полей, именуемых "гобниа", в таком котелке варилось магическое пиво для питания и подкрепления божеств.

Один из таких драгоценных кельтских котелков великолепной художественной работы был найден в 1891 году в Ютландии, в болоте, неподалеку от Аалборга, упоминающегося некоторыми сагами. "Чеканные стенки котелка, - писал Ян Филип, - с внутренней и внешней стороны покрыты серебряными позолоченными пластинками с изображением богов и героев, глаза которых инкрустированы синей эмалью. На одной из пластинок изображен бог Цернунос с оленьими рогами, на другой - бог с колесом или трехголовый бог (кстати сказать, олицетворявший у кельтов бога солнца. - А. Н.), на третьей - человеческая жертва, опускаемая вниз головой в кадку с водой. На внутренних пластинах мы видим воинов со штандартом или значком в виде дикого кабана, шеи нескольких фигур или головы героев украшены кельтским торквесом (гривною)…" Стоит добавить, что здесь еще множество других изображений: змей, волков, оленей, птиц, человеческих фигур, в том числе одна верхом на дельфине, всадников, единорогов… Удивительно яркий и своеобразный мир, от, которого до нас дошли ничтожные обломки сказаний и песен, чудом сохранившиеся в Ирландии!

Священный котелок был только одной из ниточек, протянутых А. Г. Кузьминым от кельтов к курганам Приладожья. Его предположение, что на землях Новгородской республики, незадолго до основания Новгорода, жили какие-то кельтские племена, большинству историков показалось слишком смелым. Никто не верил, что кельтов мож'но найти так поздно и так далеко на северо-востоке от основного места обитания. Но гипотеза имела право на существование, тем более что разрыва-то как раз и не оказывалось. Между приладожскими курганами и "эстами" Вульфстана лежало соединительное звено в виде куршей и земгалов, с которыми я только кончил разбираться.

У этих племен в обычае было не только трупосожже-ние. Аналогии шли за аналогиями, как по заказу.

Одним из распространенных и почитаемых изображений у кельтов было изображение кабана - в качестве священных скульптур, значков на штандартах в виде бляшек, надеваемых поверх одежды. То же самое, по словам К. Тацита, было у "эстиев", то есть пруссов. Именно у кельтов больше, чем у каких-либо других народов, было распространено почитание священных рощ и деревьев, в особенности дуба. В рощах располагались огражденные места святилищ, изображения божеств, которым приносили часто человеческие жертвы, вешая их на ветвях священных деревьев, там жили жрицы, ведавшие ритуальными действами… У кельтов же с глубокой древности был распространен культ отрубленных голов, которые они прибивали к специальным столбам в своих святилищах, водружали их на шестах и кольях ограды. Там же, в святилищах, располагались скульптуры богов, героев, чудовищ, животных, среди которых была найдена большая скульптура приготовившейся взлететь птицы.

Собственно храмы кельтов известны только в Южной Франции. В северо-восточных областях кельтского мира их роль выполняли священные рощи, часто огороженные простым забором или невысоким валом, площадки, на которых стояли один или два столба, просто участок земли, считавшийся священным, каким могла быть гора, холм или часть леса. В таком случае в святилище помещалась или столпообразная статуя из камня типа збручского идола, или деревянный столб, на который надевали металлическую - железную или бронзовую - маску-личину, украшенную гривной-торквесом.

Чем больше я узнавал о кельтах, их обрядах, символике, обычаях, тем отчетливее представлялось мне, что я повторяю рассказы саг. О "коллегии жриц" упоминала Стурлаугсага. Она же упоминала о священном быке, которого чтили кельты, и о "птице гамм" с распростертыми крыльями, изображение которой было найдено в кельтском храме. Отрубленные головы врагов, которые, согласно Генриху Латвийскому, земгалы повезли в свои святилища, прямо находили место в святилищах кельтов, а один из их священных котелков, как мы знаем, был похищен Ториром Собакой…

Действительно, если мир кельтских религиозных представлений только угадывался в описаниях саг, то "святилище Йомалы" не составляло уже никаких сомнений, что под именами куршей и земгалов скрываются потомки древних кельтов.

Дело заключалось даже не в том, что я не находил этому святилищу ни объяснений, ни аналогий в описаниях финно-угорского мира. Все, что рассказывали авторы саг об изображении божества бьярмов, являло описание кельтского идола! Здесь был обязательный торквес-гривна, знак высшей власти у кельтов, на который согласно саге польстился Карли. Серебряный котел, стоявший возле идолов, олицетворял благополучие почитавших его окрестных жителей, почему и был наполнен серебряными монетами. Но самым любопытным соответствием была металлическая личина божества, которая, как известно, упала от удара Карли, издав грохот, которому все удивились. Это была традиционная, может быть, очень древняя маска-личина, надетая сверху на деревянный столб.

На этом аналогии не кончились.

Загадочный "курган" из земли и серебряных монет в саге об Олаве Святом являл собой, по-видимому, храмовую сокровищницу, которую ограбили люди Торира. Но вот что касается "кургана", который обнаружил на берегу реки Вины Одд Стрела, разъяснение я нашел опять у Яна Филипа.

Как указывали римские авторы, в обычае кельтов было накапливать не только при храмах, но просто в священных местах драгоценные дары и пожертвования. Особенно крупные, всенародные жертвоприношения они совершали перед битвами и после их победного конца, при этом на священных местах кельты оставляли и часть военных трофеев. Некоторые такие клады удалось найти уже в наше время. Золото и серебро было главным даром, который кельты приносили своим богам в священных рощах и возле священных деревьев, и, хотя под открытым небом накапливалось много сокровищ, никто из окрестных жителей не осмеливался до них дотронуться.

Похоже было, что Одд Стрела в "стране бьярмов" обнаружил один из таких священных кладов кельтов!

Нет, не зря берега Балтийского моря называли "кузницей народов" и "музеем народов". Здесь, в далеком северо-восточном углу Европы, намного пережив своих соплеменников, сохранялись в течение столетий остатки славного племени кельтов со всеми их обычаями, воззрениями, богами… В какой-то момент я понял, почему саги упорно связывают это святилище с именем финского божества грома: ведь настоящие бьярмы были все-таки дивами, родными братьями карел и финнов. О существовании святилища норвежцы могли узнать только от бьярмов, а те, в свою очередь, употребляли в разговоре лишь свою собственную терминологию. Йомаль был ливским "эквивалентом" какого-то божества кельтов, как для греков римский Юпитер оставался Зевсом, а Венера - Афродитой. Так же поступали и римские авторы, называя кельтских богов именами своих, латинских богов, соответствующих той или иной функции кельтского божества.

Прием этот практиковался и в значительно более позднее время. Когда католическим священникам нужно было описать пантеон местных язычников, будь то в Африке, на островах Тихого океана или в Южной Америке, они прибегали - в зависимости от симпатий и эрудиции - к помощи греческого или латинского эквивалента, часто весьма далекого от реальности.

Кому, какому божеству принадлежали "святилища Йомалы"? Разгадку можно было увидеть сразу же, и только моя невнимательность заставила идти кружным путем, пока я не обнаружил в Стурлаугсаге, что ее герой, отправившись в "страну бьярмов", попадает в святилище бога, прямо названного сагой "Тором". Естественно, никакого "Тора" здесь быть не могло. Для исландских слушателей и читателей имя чужого бога ничего не говорило, поэтому автор саги заменил его скандинавским эквивалентом. Но если Тор был скандинавским вариантом кельтского божества, а его финским эквивалентом - Йомаль, то наиболее вероятно, что Стурлауг, как и все другие скандинавы, имел дело с одним из вариантов литовского Перкунаса, нашего Перуна, бога-громовика!

И здесь меня словно бы что-то обожгло. Деревянный Перун с железной головой и котлом? Да ведь именно такого Перуна и поставил Владимир Святославич, когда стал княжить в Киеве! Может быть, котла там не было, это была уже частность, никому, кроме кельтов, не понятная. Все же остальное, что сохранила сага в рассказе о Торире, соответствовало описание летописи, сообщавшей, что Владимир "…постави кумиры на холму вне двора теремного. Перуна деревяна, а главу его сребрену, а ус злат…". Поразительное совпадение! Если до Киева от Прибалтики было действительно далековато, Перун казался чужим и малопонятным богом, в полном смысле слова "варяжским", то в Новгороде на Волхове, надо думать, Перун был, что называется, "своим". Не случайно память о его святилище сохранилась до наших дней в названии священной рощи на левом берегу Волхова, неподалеку от истока реки из Ильменя. Именно там, на Перыни, при раскопках археологи обнаружили остатки святилища Перуна в виде двенадцатилепестковой розетки, в центре которой некогда стоял деревянный столб с металлической маской, а вокруг, в каждом из лепестков розетки, горел костер…

Кельтская ниточка, робко протянутая из Средней Европы к приладожским курганам, на глазах крепла и увеличивалась. Теперь, помимо погребальных обрядов, священных котелков, балтокельтской топонимики и культа Перуна, в нее можно было вплести еще несколько прядей.

В поездках по западнорусским областям, да и в самом Новгороде, я обратил внимание на стоящие в местных музеях своеобразные каменные изваяния. Как известно, скульптурой, особенно древней, Восточная Европа не богата. Здесь нет плотных скальных выходов, храмы и здания строились в лучшем случае из пористого известняка. Хороший "белый камень" для строительства привозили позднее с Оки или с Волги. Изваяния, о которых я говорю, были сделаны из небольших удлиненных валунов, по большей части оливиновых или диоритовых. Возле одного из их концов, более округлого, в характерной для кельтов манере была сначала выбита, а потом старательно вышлифована схематическая человеческая личина - нос, соединенные с ним дуги бровей и под ними впадины глазниц. Иногда был слегка намечен рот.

Наряду с ними в этих же районах, богатых валунами, можно было видеть настоящие фаллические изваяния, а также изваяния со "шляпой", когда более плотный слой породы, пересекающей валун, своими выступающими краями создает полную иллюзию широкополой шляпы, может быть, той самой "русской шляпы", которая фигурирует в некоторых сагах.

Было и другое.

Археологические раскопки городов и городищ северозападной Руси, сельских поселений, жизнь на которых приходится на эпоху викингов, обнаружили в их нижних слоях большое количество черепков посуды, точно такой же, которой в это время пользовались в западных славянских землях. Вместе с черепками лежали вещи, характерные как для Скандинавии, так и для народов Восточной Прибалтики, а вместе с тем - и более далеких стран Западной Европы. Металлические вещи могли быть привозными, но посуда была изготовлена из местной глины. Таким образом, речь шла не о какой-то торговле, а о достаточно широком переселении славян с территории западнобалтийского Поморья. Славян и кельтов, какими они, в общем-то, оставались. Среди них могли быть отдельные семьи данов и шведов, как, впрочем, и всех остальных многочисленных народов, представленных в древних славянских центрах Поморья, но дела это не меняло.

Поколебать такой вывод не могли даже находки чисто скандинавских вещей, как, например, фибулы, "молоточки Тора" или даже рунические надписи. Все эти вещи были достаточно широко распространены по всем берегам Балтийского моря, а рунами, как известно, начали пользоваться на территории Северной Германии, в Дании и на южнобалтийских островах гораздо раньше, чем в Швеции и Норвегии. Стоит, наверное, напомнить, что большинство надписей, выполненных "старшими рунами" в период со II по VII век нашей эры, были найдены как раз на территории Шлезвига, который считаю г родиной "варягов"!

Собственно говоря, это переселение, подготовленное двумя или тремя веками постоянных плаваний рюгенских русов по тому самому "восточному пути", о котором исландские саги помнили, что он идет "вокруг "страны бьярмов", и было славянской колонизацией северо-востока Европы, которая началась значительно раньше, чем это представлялось ученым. Мысль о ее быстроте, порождавшая множество недоумении, возникла под влиянием летописи, где многократно сокращавшаяся и перерабатывавшаяся география народов, отмечавшая их расселение до начала эпохи викингов, была "подтянута" к X, а скорее всего - к XI веку.

На самом деле процесс этот был нетороплив, постепенен и естествен. На всем протяжении Великого восточного пути, вплоть до устья Оки, поморские славяне, бывшие всего лишь славянонизированными кельтами, "варягами", и в первую очередь рюгенские русы, встречали родственное по языку и быту население. Здесь, среди родственников по языку, они закладывали свои поселки-фактории, с ними постепенно смешивались, привлекали сюда же своих соотечественников с берегов Балтики…

Но только ли возможность торговли с заморскими гостями открыла им двери на этом пути? Обнаружив наконец эту славянскую колонизацию, я не мог не задуматься над причинами, которые так повлияли на ее характер. Похоже, между пришельцами и местным населением - древним европейским населением - не возникало тех конфликтов, которые сопровождали контакты восточно-балтийские, заставляя обе стороны браться за мечи. Само по себе родство, пусть даже близкое, ничего объяснить не могло. И славяне, и кельты превосходно воевали друг с другом, грызлись и уничтожали друг друга не хуже, чем иноплеменников.

Может быть, коренному населению Восточной Европы заморские гости были важны в каком-то другом отношении?

Я чувствовал, что ответ мне известен, только еще не могу его сформулировать. Надо было посидеть над картами, подумать, сопоставить даты событий, посмотреть на размежевание археологических культур… Ведь не из-за отсутствия симпатий русы не селились среди финно-угорских народов, обитавших по берегам Волги! Что-то было еще… Да и на Верхней Волге их поселения и могильники располагались, как правило, не на левом, а на правом берегу, там же, где было основное местное население.

А на противоположном кто жил? Финно-угры?

Наверное, в этом и заключалась разгадка мирной колонизации.

Ярославско-костромское течение Волги, от Рыбинска почти до Горького, было в те времена немирным пограничьем между пришлыми с востока финно-угорскими, "лесными" народами и древним индоевропейским населением.

Занимаясь памятниками раннего железного века этих мест, я мог видеть, как в I тысячелетии до нашей эры внезапно на левобережье, в костромском Поволжье начинают вырастать укрепленные поселения-городища. Начавшись на востоке, волна городищ катится на запад, словно отмечая движение невидимого противника, заставлявшего местное, коренное население переходить с неукрепленных поселков в хорошо защищенные крепости-убежища.

Там, где было больше лесов и меньше пашен, финно-угорские племена продвинулись достаточно далеко, как на нижнем течении Оки или на вологодском Севере, откуда они беспрепятственно двинулись на запад, к Балтике. Там, где население было более плотным, а обширные луга давали возможность содержать много скота и возделывать землю, как то было в междуречье Оки и Волги, на дне современного Рыбинского моря с его богатейшими заливными лугами, в окрестностях Белого озера, - коренное население удержалось. По-видимому, ему было трудно отражать напор лесных племен, и здесь военная поддержка заморских "родственников" пришлась как нельзя более кстати.

Ранние варяжские поселения на Великом восточном пути и отмечали "горячие точки" тогдашнего русского порубежья.