Королевская собственность

ГЛАВА XIX

Последуем теперь за м-ром Рейнскортом. Покинув замок, он со всей поспешностью снова вернулся в столицу, которую ему пришлось покидать с той же быстротой, но при совершенно иных условиях. Известие о том, что он разбогател, везде предшествовало ему, и его встречали с тем почтением, с которым постоянно люди относятся к человеку, имеющему много кредиторов и еще более средств, чтоб удовлетворять их требованиям. Как он и предсказывал, маленький господин в черном оказался настолько услужлив, как только можно было предполагать, и дело обошлось без многих затруднений, которые могли бы произойти, если б ему было благоугодно принять на себя наблюдение за делами м-ра Рейнскорта: возобновив свои услуги, он познакомил его со своим планом относительно понижения предъявляемых исков. Рейнскорт, который никогда не прощал, снизошел к желаниям законоведа лишь относительно этой части своих дел: и как только м-ру Д. удалось изменить требования кредиторов до приличных границ, и бумаги были, как следует, подписаны и припечатаны, ему не только отказали на будущее время, но даже слугам было приказано не пускать его за порог.

По замечанию его жены, м-ру Рейнскорту не приходилось иметь недостатка в новых знакомствах с друзьями всех сортов и обоего пола, и, благодаря этому, он вел жизнь, полную удовольствий и развлечений в течение многих месяцев, не допуская жену и дочь ни прерывать его забавы, ни проникать в его мысли. Вскоре по прибытии своем в Лондон он выслал чек на имя банкира — и решил, что этим покончились все его материальные заботы. Однако жена его была совершенно иного мнения: быть заключенной в уединенный замок в Ирландии совсем противоречило ее вкусам и намерениям. Видя, что ее письма, где она испрашивала разрешения присоединиться к нему и указывала на необходимость для 12-летней Эмилии воспользоваться всеми преимуществами воспитания, которое позволяли ей дать большие денежные средства, оставались без внимания, она уложила необходимые вещи и через неделю в сопровождении Эмилии, стояла уже перед дверьми отеля, куда Рейнскорт велел ему адресовать корреспонденцию.

Приехав, она не застала мужа дома. Когда же она отрекомендовалась его женою, ее пригласили наверх в его покои. Поверхностного осмотра его комнат, одного взгляда на письма и заметки, в беспорядке разбросанные по столам, было достаточно, чтоб преисполнить м-с Рейнскорт ревностью и негодованием. Минуты казались для нее часами, часы — месяцами, пока, наконец, супруг ее не появился в сопровождении двух изящных джентльменов.

Швейцар, отсутствовавший в тот момент, когда он поднимался по лестнице, не успел предупредить его о появлении жены, которая уселась на софе в своей шляпке и шали с кипой писем и записок, писаных, очевидно, женской рукой, в одной руке и носовым платком в другой, в полной готовности сделать сцену.

Одна нога ее была закинута на другую, и ступня ее то поднималась, то опускалась с силой поршня паровой машины, словно индикатор огромного давления, когда Рейнскорт, которого голос слышался все время, пока он поднимался по лестнице, точно причаливая к пристани, ответил на вопрос одного из своих спутников:

— Ступай, взгляни на нее! Я не пойду. Она мне порядком уже надоела. Клянусь тебе, хуже жены!.. — и с последними словами он вошел в комнату, где неожиданное появление м-с Рейнскорт заставило его невольно воскликнуть: «Легка на помине!»

— Да, легка на помине, сударь! — возразила дама, поднимаясь с глубоким поклоном,

— Фуй, милая моя, — отвечал Рейнскорт, в затруднении и досадуя внутренне, что сцена должна разразиться в присутствии его друзей. — Я только пошутил!

— Доброго утра, Рейнскорт! — сказал один из них. — Боюсь, я буду лишний!

— Да и я тоже, милый мой, так как еще трудно решить, как-то будет принята твоя шутка! — прибавил другой, следуя за своим товарищем вон из комнаты.

Эмилия побежала к отцу и взяла его за руку, и Рейнскорт, который был привязан к дочери, насколько его эгоистический характер мог ему позволить, поцеловал ее в лоб. Настало краткое молчание с обеих сторон. Обе предпочли лучше дождаться атаки, чем самим начать ее: но в подобной выдержке, легко можно догадаться, победа осталась на мужской стороне. М-с Рейнскорт сдерживалась, пока ей не стало ясно, что она или должна дать исход своим чувствам в словах, или же организм ее не выдержит бури: и с ее стороны дело завязалось целым потом слез, окончившимся сильной истерикой. На слезы ее супруг не обратил никакого внимания, так как считал это только прочисткой пушек перед сражением: но истерика совершенно ошеломила его. В собственном доме он позвонил бы служителей и оставил бы их исправлять беду, но в отеле подобного «eclat» следовало избегать по мере возможности.

— Эмилия, милая моя, иди к маме, ты сумеешь помочь ей!

— Нет, нет, папа! — говорила девочка, рыдая. — Нора обыкновенно разжимала ее руки в таких случаях!

Глаза Рейнскорта упали на пальцы жены, державшие целую коллекцию записок и писем. Он подумал, что было бы очень кстати разжать ей руки, если б только можно было выручить их содержимое. Если не привязанность, то собственная выгода подействовали на него. Он приблизился к софе и попытался раскрыть ее стиснутые пальцы — но или истерика м-с Рейнскорт была одним притворством, или, напротив, она была столь сильна, что могла противоборствовать всем усилиям ее мужа, только все его старания извлечь письма оказались недействительны, и после нескольких неудачных попыток он принужден был отступить.

— А что еще с ней делали, Эмилия?

— Воду, папа, воду брызгали в лицо. Позвонить, папа?

— Нет, дорогая моя, нельзя ли как-нибудь иначе помочь ей?

— О, да, папа, надо распустить ей корсет!

Рейнскорт, не очень опытный в качестве дамской горничной, испытал немало затруднений, пока добрался сквозь складки ее платья до лифа и далее, тем более, что м-с Рейнскорт была необычайно порывиста в своих движениях, и его порядком раздражали уколы, наносимые ему теми непременными принадлежностями дамского туалета, без коих прекрасный пол не может обойтись, как бы подчеркивая этим, что нет розы без шипов. Наконец, ему посчастливилось наткнуться на нечто, подобно Гордиеву узлу, не имевшее ни конца, ни начала. Уступая нетерпению, вполне естественному для его темперамента, он схватил со стола перочинный ножик, чтоб покончить с ним на манер Александра. К несчастию, второпях, вместо того, чтобы направить ножик лезвием к узлу, он сделал как раз обратное, так что ножик сложился и с немалой силой уперся в спину м-с Рейнскорт, тотчас вскочившей, к немалому его удивлению, с криком:

— Значит, вы еще хотите убить меня, м-р Рейнскорт! Помогите, помогите!

— Это произошло совершенно нечаянно, милая моя! — сказал ей последний несколько заискивающим тоном, так как ему ужасно не хотелось поднимать гвалт на весь дом. — Право, я сам сконфужен своей неловкостью!

— Это почти совсем помогло вам, мамочка! — заметила Эмилия в простоте душевной. Однако за это замечание, к своему удивлению, она получила порядочного тумака.

— Чего это вы сконфузились, м-р Рейнскорт? — сказала леди, которая, по справедливому замечанию дочери, почувствовала поразительное облегчение от этой операции. — Чего же вам конфузиться, что вы ударили меня в спину? Не лучше ли было бы пронзить тысячу раз мое сердце? Взгляните на эти письма, я прочитала их все! Да, конечно, вам было достаточно оснований держать меня в Гальвее. Но я не потерплю этого более. М-р Рейнскорт, я настаиваю на немедленном разводе!

— Зачем же нам ссориться тогда, милая, раз мы вполне согласны в этом отношении? Сделай только милость, сядь, пожалуйста, и переговорим обо всем спокойно. Чего именно ты желаешь?

— Во-первых, м-р Рейнскорт, удостоверения с вашей стороны, что я несчастная, оскорбленная женщина!

— С удовольствием, милая, если это может служить для твоего благополучия. Это правда, что я никогда не знал тебе истинной цены!

— Не унижайтесь, сударь, до лести, прошу вас. Во-вторых, приличное содержание, соответствующее вашим средствам!

— Согласен, с удовольствием, м-с Рейнскорт!

— В-третьих, дополнительный оклад на воспитание и на жизнь моей дочери, которая останется при мне!

— И на это согласен!

— Далее, м-р Рейнскорт, чтобы сохранить приличие, я желаю, чтобы для нашего местопребывания было отведено одно из наших многочисленных имений в Англии. Надо, чтобы ваша дочь находилась в том, которое будет впоследствии принадлежать ей!

— Разумное требование: на это я тоже соглашаюсь. Нет ли еще чего?

— Ничего в настоящую минуту. Но ради Эмилии я желаю, чтобы вы иногда являлись к нам и, вообще говоря, сохраняли перед светом установленные приличия!

— Почту за счастье сделать это, дорогая моя, и всегда буду отзываться о вас с тем истинным уважением и почтительностью, которую чувствую. Нет ли еще чего, м-с Рейнскорт?

— Больше ничего. Но я уверена, что если бы мои требования были вдесятеро выше, — отвечала леди язвительно, — вы и тогда согласились бы на все, лишь бы отделаться от меня!

— Мне хотелось бы, милая моя, — возразил Рейнскорт, — чтобы ты распоряжалась мною во всех отношениях, кроме только моей личной свободы!

— Мне от вас не надо ничего, кроме денег!

— И, милая моя, как я сказал тебе, ты получишь их добрую долю. Итак, м-с Рейнскорт, я думаю, теперь ничто более не может служить поводом для нашего разногласия. Норфолькское имение, где жил адмирал де Курси, прекрасное местечко, и я думаю, вы обратите его в свою главную квартиру. Вы будете теперь, разумеется, сама себе госпожа, и можете находиться, где вам угодно. И теперь, раз все может считаться оконченным, дайте вашу руку и будем друзьями!

М-с Рейнскорт протянула руку и ратифицировала новый договор, как бы плох он ни был. Но рука ее, протянутая теперь в знак разлуки, напоминала ей тот день, когда она с восхищением слушала его обещания. Она закрыла лицо платком и залилась слезами.

Таков характер женщины! До последней минуты лелеет она в себе любовь, чистую, как дар божества. В счастливые дни доверия и правды любовь эта распространяет сияние на ее существование, а в дни печали и одиночества память, как стрелка солнечных часов, указывает ей только одни светлые солнечные часы.

В конце концов, м-с Рейнскорт чувствовала себя теперь даже гораздо счастливее. Муж ее приезжал к ней от времени до времени, обращался с женой очень ласково и немало гордился расцветающей красотой дочери. М-с Рейнскорт расцвела и душой, и телом, и все удивлялись, как муж ее мог пренебречь такой прелестной женщиной. Через несколько недель имение было готово к их приезду, и м-с Рейнскорт с дочерью покинула столицу.