Рейнскорт был вне себя от бешенства и, когда все вышли из комнаты, стал ходить из угла в угол, потрясая кулаками и грозя ими М'Эльвина, которого он теперь считал своим смертельным врагом. Он подумал было послать ему вызов отчасти для того, чтобы удовлетворить своему чувству мести, отчасти — с целью убрать с дороги такого важного свидетеля. Вдруг кто-то постучался в дверь, и в комнату вошел домашний доктор, пользовавший Сеймура. Он явился сюда доложить о состоянии своего больного и, как многие врачи, старался преувеличить степень болезни, чтобы приписать себе лишние лавры по выздоровлении.
— Так вы думаете, что он может умереть? — спросил Рейнскорт, рассеянно слушавший доктора, весь поглощенный собственными мыслями.
— Да, без сомнения, может, хотя мы можем надеяться на лучшее!
— Прекрасно, доктор, я уверен, что вы сделаете все возможное, не смею вас больше задерживать! — и он вежливо поклонился доктору, который тотчас же удалился.
Оставшись снова один, Рейнскорт опустил голову на руки и долгое время сидел неподвижно в этой позе, повторяя время от времени: «он может умереть!» Затем встал и, приказал позвать к себе старую нянюшку, вырастившую его самого, а также и дочь его, старую Нору, которая в дни крайней бедности и нужды оставалась им верна, питая к семье Рейнскорт чисто собачью привязанность.
— Нора, — обратился к ней Рейнскорт, — я имею сообщить тебе крайне неутешительные новости! Знаешь ли, что этот замок уже не мой, и я снова нищий, беднее последнего нищего и что меня скоро засадят в тюрьму, моя дочь останется без гроша, ты же будешь выгнана из замка на улицу на старости дней!
— Да кто же сделает все это? — спросила с удивлением старуха.
— Кто? Этот молодой красавчик, этот раненый офицер, за которым мы все здесь ухаживаем! — Вот его благодарность!
— О, о… а он такой молодой и такой прекрасный!
— Да, но он может умереть!
— Да, конечно: он, бедняжка, так болен!
— Но он может и выздороветь!
— И это, конечно, возможно: он так молод!
— Ну, а теперь скажи мне, Нора, любишь ты своего господина? Любишь ли свою молодую госпожу?
— Как вы можете меня спрашивать о таких вещах! Скажите, что я должна сделать, чтобы доказать вам это, и я готова душу свою положить за вас!
— Ну, так этот офицер должен умереть!
— Должен умереть! — повторила старуха, уловив мысль своего господина. — А простит ли мне духовник этот грех?
— Простит! Я заплачу за 10 000 обедень за твою душу!
— Но что же я должна сделать?
— Что? Придумай сама: ты по ночам все равно не спишь!
— Не сплю, крысы мешают!
— Крысы! Купи для них мышьяку. — Понимаешь? Это прекрасное средство против всякого рода крыс. Слышишь, достань мышьяку и, когда начнет светать, принеси его мне сюда!
Старуха ничего не сказала и поплелась прочь из комнаты. Оставшись один, Рейнскорт опять стал раздумывать: минутами он готов был предоставить все судьбе, но затем, при мысли о предстоящих ему невзгодах, что-то возмущалось в нем против неповинного юноши, и он снова решал спихнуть его с своей дороги.
Ни М'Эльвина, ни викарий, уходя от Рейнскорта, не воображали, какие ужасные последствия будет иметь то незначительное обстоятельство, что они не открыли взбешенному и раздраженному Рейнскорту о предстоящем браке молодых людей, который должен был уладить все дело.
Проснувшись на рассвете, Рейнскорт стал ожидать старую няньку. Та недолго заставила себя ждать, и Рейнскорт, расспросив у нее, когда дают больному лекарство, потребовал, чтобы старуха принесла ему это лекарство, и сам всыпал в него большую дозу мышьяка.
— Теперь поди и отпусти сиделку, а сама займи ее место, а когда будет время давать ему лекарство, дай ему это! — приказал Рейнскорт.
Старуха хотела было возражать, но господин прервал ее на полуслове.
— Прочь сейчас и делай, что я приказываю! А когда сделаешь, сейчас вернись и скажи мне!
Нора вышла, и Рейнскорт в сильном волнении стал, ожидать ее возвращения, но время шло, а старуха не приходила. Тогда он подкрался к комнате больного и приотворив дверь, заглянул в нее. Старуха сидела на полу, подобрав колени и опустив на них голову. Рейнскорт вызвал ее в смежную комнату и спросил, дала ли они лекарство: на ее отрицательный ответ он показал ей пистолет, проговорив:
— Видишь этот пистолет? Он заряжен! Если ты немедленно не исполнишь моего приказания, то будешь виновницей смерти твоего господина. Поклянись мне сейчас спасением твоей души, что ты исполнишь то, что я тебе сказал!
Дрожащая и обезумевшая от ужаса и отчаяния старуха поклялась и, вернувшись к больному, разбудила его, подав отравленное питье.
— Ой! Что это? Как это жжет мне горло! — воскликнул Сеймур.
— Это другое лекарство! — сказала старуха и поспешила дать ему воды запить этот вкус.
— Благодарю, няня! — прошептал Сеймур и снова упал на подушки.