Глава девятая Отвращение

Неприязнь к объекту, вызывающему презрение.
Брови сведены, глаза горят, взгляд пристальный.
Нос напряжен, ноздри раздуты. Уголки плотно сжатых губ опущены.

— Как вы думаете, мы можем зажечь свечу? — Элпью остановилась на лестнице, прежде чем открыть дверь в комнаты Ребекки. — Признаюсь, миледи, мне очень страшно находиться в темном месте в компании с мертвой головой.

Графиня шикнула на нее, и они на цыпочках переступили через порог. Было всего одиннадцать, но темно, как глубокой ночью.

— Если Сара увидит свет, я очень сомневаюсь, что она захочет сюда подняться, а нам непременно нужно с ней поговорить.

Сыщицы решились прийти сюда, так как квартира была единственным местом, откуда можно было выследить Сару. Элпью заметила, что, будучи служанкой Ребекки, Сара должна знать обо всех гостях в постели Ребекки, а благодаря близкому знакомству с бельем хозяйки и многое другое. Поэтому было крайне важно отыскать девчонку, и откуда лучше всего было начать поиски, как не с квартиры ее госпожи.

Элпью замерла и тихонько вскрикнула, увидев собственное отражение в одном из зеркал в холле. Она схватила графиню за руку и указала на полоску света, пробивавшуюся из-под дальней двери, которая, насколько помнила Элпью, вела в маленькую кухню, кладовую и комнату для умывания.

— Она здесь, — одними губами проговорила графиня, покачиваясь на одном месте из страха, что скрипнувшая половица выдаст их присутствие. — Что будем делать?

— Я таких, как она, не боюсь, миледи.

Элпью засучила рукава и направилась к светящемуся дверному проему. В ту же секунду свет погас.

Элпью подбежала к двери и распахнула ее. Из мрака на нее бросился закутанный в плащ человек, в поднятой руке он сжимал большой нож, который сверкал, отражаясь в зеркалах.

— Берегитесь, графиня! — закричала Элпью. — Я с этим справлюсь.

Нож упал на пол, когда человек попытался уклониться от столкновения с Элпью. Та ткнула ему в лицо кулаком. Шатаясь, жертва сделала несколько шагов вперед, затем, поплотнее завернувшись в толстый черный дорожный плащ, метнулась через холл и побежала вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Элпью бросилась в погоню.

Графиня прислушалась к их топоту, разносившемуся по мощенной булыжником улице. Они направлялись к площади, где толпы гуляющих обеспечат таинственному незнакомцу великолепную возможность скрыться.

Когда все стихло, она тихонько подошла к кухонной двери и открыла ее. В комнате было тепло. В камине горел небольшой огонь. Графиня пошарила по столу, нашла свечу, которую совсем недавно задули, и зажгла ее от полена в камине.

На полу стояла фарфоровая ванна, полная теплой мыльной воды. На спинке ближайшего стула висело влажное полотенце.

Графиня заглянула в кастрюлю, висевшую над очагом. В ней тушилось, булькая и исходя умопомрачительным запахом, мясо. Самая что ни на есть домашняя картина.

Только одно нарушало гармонию — на столе рядом с пустой миской, наверняка приготовленной для мясной похлебки, лежали пистолет и розовая ленточка — знаменитый символ титиров.


Элпью оказалось не так уж сложно не отставать от беглеца. Сильный удар в физиономию злодея, без сомнения, мешал ему развить достаточную скорость. Но потом Элпью стали мешать обычные вечерние гуляки на площади. Она видела короткие черные волосы мужчины, мелькавшие впереди в свете высоко поднятых факелов, и шляпы и накидки вышедших развлечься людей, но, когда она миновала центральную колонну, беглец внезапно исчез. Она остановилась около палатки Панча и Джуди и огляделась. Мошенник растворился в толпе. Пьяная компания выкрикивала непристойности в адрес кукол, которые вопили вступительную песню к грубому представлению Панча.

Отвернувшись, Элпью сделала несколько шагов, и тут ее осенило. Это же куклы Валентина Верниша, а ведь его посадили во Флитскую тюрьму. Почему же представление все равно показывают? Она постояла минуту, наблюдая. Панч, как обычно, пел высоким гнусавым голосом:

Лежу, отдыхаю

И горя не знаю.

Приберег дубину

По дьяволову спину,

Если зайти пожелает.

Элпью зашагала прочь. Конечно, актерам это не нравится, но правда заключается в том, что незаменимых нет. А уж чего проще — найти замену кукловоду?

— О Господи, о Боже! — пронзительно кричал Панч, когда Элпью, все еще выискивавшая в толпе высокого темноволосого парня, заметила за колонной плотную группу титиров, которые прыгали и вопили. — Помяни нечистого, и он тут как тут...

Мистер Панч принялся колошматить дьявола, а Элпью ускорила шаги — кто-то попал в лапы титиров. Она попыталась протиснуться сквозь окружавшую их толпу, но жирный смуглый парень оттолкнул ее.

— Это не женское дело, птичка. Не суй сюда свой нос.

Работая локтями, Элпью продиралась вперед.

Молодчики пленили друга Сиббера — капеллана из Тауэра, его преподобие Фарквара, и толкали из стороны в сторону. Шляпу с него стащили, и теперь один из юнцов добрался до парика.

— Убивают! — кричал священник. — На помощь! На помощь!

— Он у меня! — провозгласил рыжий парень. — Кто-нибудь возьмите его церковную шляпу, она полетит как птица!

Как только один из нападавших заполучил шляпу, они, не церемонясь, отпустили священника и кинулись прочь. Они добыли что хотели.

Элпью стала помогать капеллану подняться. У нее за спиной юнцы бросали парик и шляпу преподобного Фарквара, стараясь надеть их на шар, венчавший колонну.

— Сегодня вечером вы не демонстрируете свои прелести джентльменам в партере, мистрис Элпью?

По своему обыкновению, Сиббер появился как из-под земли и тоже стал помогать священнику.

— Спасибо вам, сударыня. — Преподобный Фарквар отряхнул одежду, оглянулся. — Большинство людей слишком запугано этими хулиганами, чтобы прийти на помощь. — Он ощупал свою лысую голову. — Без парика я похож на монаха. Надеюсь, меня не растерзают какие-нибудь другие фанатики, приняв за католика!

— О нет, ваше преподобие! — ахнул Сиббер. — Ваша сумка, ваша сумка. Что они с ней сделали?

— Мои книги! — Священник поискал взглядом. — Эти паршивцы унесли мою сумку с книгами.

— Причем новую, — заметил Сиббер. — Этот рассеянный человек потерял прежнюю не далее, как на прошлой неделе!

Элпью огляделась. Сумки нигде не было.

— Сдается мне, ваше преподобие, что кто-то стащил ее под шумок. Возможно, даже не титиры, а какой-то мелкий воришка.

— Что ж, — продолжал священник, отряхиваясь, — не очень-то он с нее разбогатеет. — Он немного подумал, потом пожал плечами. — Она была набита книгами по истории, может, они принесут какую-то пользу тому, кто их украл. — Он улыбнулся. — Надеюсь, когда-нибудь я смогу отблагодарить вас, мадам.

— От Ребекки по-прежнему ни слуху ни духу? — поинтересовался Сиббер.

— Нет, — ответила Элпью. — Как и от ее угрюмой служанки Сары. Кажется, они обе исчезли. Вы их тоже не видели?

— Нам предстоит много работы, Колли, — сказал священник, одновременно сердечно пожимая Элпью руку. — Я уверен, что и мистрис Элпью есть чем заняться, кроме как стоять здесь и сплетничать о сбежавших актрисах. — Он взял Сиббера под руку, и мужчины направились в сторону театра.

Элпью сообразила, что надолго оставила графиню в темной и страшной комнате всего в нескольких шагах от отрубленной головы. Подобрав юбки, она бросилась бежать. Наверх Элпью поднялась через две ступеньки. Распахнула дверь на кухню и обнаружила свою госпожу сидящей за кухонным столом Ребекки. На коленях та держала ящик с бумагами и перебирала их, попутно прихлебывая теплый суп.

— Ты поймала его, Элпью, дорогая? — Графиня пошуршала в ящике, вытащив очередную пачку бумаг. — Ничего особенного. В основном рецепты тех дивных кушаний, которые она для нас готовила. Меня так и подмывает переписать их. Угощайся супом. Он восхитителен. — Графиня съела еще ложку.

— Вы не можете это есть, — в изумлении уставилась на нее Элпью.

— Почему нет? Вот он, горячий, а тот, кто его сварил, вообще не имел права здесь находиться. Мы хоть были друзьями бедной умершей женщины. — Она зачерпнула супу, подула на ложку, проглотила. — Этот юноша, наверное, из титиров. Посмотри. — Она взяла розовую ленточку. — И одет во все черное.

— Они, как обычно, бесчинствуют на площади, — сказала Элпью, наливая себе супу. — Однако его среди них я не видела. Он от меня ускользнул.

Элпью покопалась в ящике с той стороны, что была ближе к ней.

— Счета, списки белья, отданного в стирку, и рецепты. Я поняла, что вы имели в виду. — Она обвела взглядом комнату. — А хлеб здесь есть?

— Ты полагаешь, Элпью, — надула губки и нахмурилась графиня, — что, будь он здесь, он не лежал бы у меня в тарелке? Эй, а это что такое? — Она достала из ящика записку. — Дуй, ветер, дуй! Взгляни-ка, Элпью. — Она положила клочок бумаги на стол. — Это ее почерк... по крайней мере тот же, который Годфри опознал как ее, не так ли?

— Но, мадам, — удивилась Элпью, — что в этом такого странного? Это же ее квартира.

Графиня разгладила бумажку и прочла:

— «Сегодня вечером. Д.В., герцог Бэкингем».

Элпью наклонила голову набок.

— Это он написал?

— Кто?

— Герцог Бэкингем.

— Не говори глупостей, Элпью, эта записка написана той же рукой, что и записка, вызвавшая Годфри в парк, то есть рукой Ребекки.

— Рукой Ребекки? Тогда почему Ребекка выдает себя за герцога Бэкингема?

— Не знаю, Элпью, но мы обе об этом сегодня подумаем. — Графиня вытерла рот рукавом и поднялась. — Идем...

Торопливо прихлебывая суп, Элпью одновременно попробовала вставить ящик на место, но неловко повернулась, потеряла равновесие и вывернула содержимое ящика на пол.

— Элпью, какая ты неловкая! — Встав на четвереньки, графиня стала собирать бумаги. Она провела рукой под комодом на случай, если что-то залетело туда, вытащила целую кипу и собралась уже бросить их в ящик, как вдруг сказала: — А это что такое? — В руках у нее был небольшой пакет, перевязанный зеленой лентой.

— Господи, мадам. В приличном обществе такие вещи не показывают.

Графиня вытащила из связки один предмет, всего в пакете их было восемь. Она развернула длинный конус из тонких бараньих кишок. Внимательно осмотрев его изнутри и снаружи, графиня озадачилась, предмет повис в ее пухлой ручке.

— Это перчатка с одним пальцем? Возможно, для пересчета денег. Или для варки на пару морковки? Не представляю, что бы это могло быть.

Элпью попробовала выхватить у нее вещицу.

— Правда, мадам, это не предмет для обсуждения.

— Если знаешь, так скажи! — Графиня отдернула конус и снова принялась рассматривать, поднеся поближе к свету. — Что это?

— Это называют «защитником», мадам. — Элпью положила пакет на стол.

— «Защитником»? От чего может защитить такая тонкая штука?

— Это французский футляр, мадам. Кондом.

— Фу! — Графиня выронила его, и он, упав на угли, в мгновение ока превратился в пепел. — Удивительно, что Ребекка держит подобную гадость на кухне.

— Леди редко хранят у себя подобные вещи, мадам. Кроме женщин определенного рода, которые промышляют своим ремеслом неподалеку отсюда. Думаю, надо зайти в магазин к старой матушке Блэкем, рядом с турецкими банями на площади, и спросить, не у нее ли это покупали.

Элпью убрала пакет в карман, а взамен достала другую записку и зеленую ленточку, в которую была эта записка завернута, найденные в комнате Ребекки в Энглси-хаусе.

— Я чувствовала, что где-то уже видела это!

— Ленту или почерк? — Графиня ознакомилась с посланием. — Почти то же самое сообщение, смотри, в середине те же буквы: «Г.Б.» — герцог Бэкингем.

— Я нашла ее среди постельного белья в их комнате в вашем доме.

Графиня перевернула записку.

— «Энглси-хаус». — Перевернула назад. — «В.В.Д.В.Д.Б.VIII.Р.XX». — Графиня разглядывала записку. — И совершенно определенно та же рука! «Р.XX». Тот, кто это написал, подписывается буквой «Р».

— P.XX... — произнесла Элпью. — Может, это так называют королей: Роджер Двадцатый?

— Вот глупая! — Графиня хихикнула. — Письмо подписано инициалом и двумя поцелуями, Элпью, дорогая. Ты никогда не получала любовных писем?

Элпью покраснела. Как же она сама не догадалась?

— Так, значит, это любовное письмо кому-то от Ребекки. Но зачем Ребекке самой посылать себе любовное письмо? Или, если на то пошло, своей служанке?

— Подумай о возможных «Р», присутствующих в этой головоломке, Элпью. У нас есть лорд Рейкуэлл, мистер Рич, Никам Роупер... — Графиня перечитала записку вслух. — А эта галочка с палочками! Тут ты, я думаю, права. Это цифра.

— Восемь. Что — восемь? — Элпью вперилась в записку. — Может, восемь часов?

— Должно быть, так. — Графиня положила обе записки рядом. — Итак, по крайней мере одна из них — это любовное письмо, присланное в Энглси-хаус и приглашающее Ребекку на свидание в восемь часов. Другая, как мы можем предположить, была доставлена сюда. Возможно, в них говорится об одном и том же рандеву, возможно, это похожие встречи, но по разным поводам.

Элпью тем временем сравнивала ленту от записки с лентой на пакете. Они оказались одинаковыми.

— Но зачем «защитники» понадобились Ребекке в Энглси-хаусе? — Элпью схватила графиню за локоть. — Вы же не думаете, что она занималась этим с Годфри?

— Соблюдай приличия, Элпью, — поперхнулась графиня. — А то у меня весь суп выйдет обратно.


Хотя было поздно, лавчонка с определенного рода товарами, естественно, работала. Ночь была самым горячим временем.

— Элпью, дорогая, мне кажется, вам с подругой лучше пройти в заднюю часть магазина. — Откинув штору, мамаша Блэкем вошла в маленькую темную комнату. — Прошу прощения, я зажгу свет.

Пока она зажигала свечи, графиня в изумлении озиралась.

Вдоль стен стояли витрины, заполненные предметами, каких графиня в жизни не видела.

— А это что за штука? — спросила она, беря длинный черный кожаный предмет с полотняными завязками.

— Это, мадам, дилдо.

— Дилдо? Как необычно, а для чего оно?

— Это заменитель пениса, мадам, для мужчин, которые не могут или хотят такой.

— Простите... — Графиня, прищурившись, разглядывала огромную штуковину. — Я не совсем понимаю.

— Мужчины, у которых не стоит, применяют это... — Мамаша Блэкем схватила его и приставила к лобку. — Мужчины, которые хотят позабавиться с таким орудием, привязывают его к стулу вот так... — Она поставила предмет на стул. — Затем они прыгают на нем, пока... — она сделала выразительный жест, — готово!

Как графиня ни пыталась сохранить невозмутимость, на ее лице все же отразилось отвращение.

— Разумеется, — бросила она, мысленно велев себе больше не проявлять ненужного любопытства.

— Вот что мы нашли, — сказала Элпью, предъявляя пакет.

Мамаша Блэкем взглянула на него.

— Да-да, «Фаллопиевы защитники». Высший сорт.

— По сравнению с чем? — спросила графиня.

— С «Саксонским Геркулесом» или «Капот Англез», разумеется! — вскричала мамаша Блэкем. — Их делают из лучших овечьих кишок, тогда как все остальные — из полотна, вымоченного в соляном растворе. Их нужно промывать перед новым употреблением, как вы понимаете, но полотняные с каждой стиркой теряют свои защитные свойства. — Она посмотрела на пакет Элпью. — Средний размер.

— Средний?

— Да. Огромный спрос на большой размер, значительный — на средний. Очень немногие покупают маленький, хотя, по моему опыту, большинству мужчин требуется именно он, и я считаю, что большие лучше послужили бы колпаками тем тщеславным дуракам, которые их покупают.

— А эти мужчины, они пользуются ими, чтобы предотвратить беременность?

— Чтобы избежать появления нежеланных детей, да... — Мамаша Блэкем указала на верхние полки, уставленные непонятными металлическими инструментами. — В противном случае последствиями приходится заниматься мне. Ко мне приходят женщины, и я делаю им аборты. Мужчины по большей части платят за операцию, потому что они обычно женаты и, можно не уточнять, не на тех женщинах, которых обрюхатили. Однако в наши дни презервативы часто используют для того, чтобы уберечь джентльменов от венерических заболеваний.

Графиня издала звук, похожий на кудахтанье.

— Сифилис и гонорея расцвели пышным цветом, и если вам не повезло и вы заразились, то это смертный приговор. Мало кто из мужчин готов полностью отказаться от плотских утех, и перед лицом этой опасности они удовлетворяют свое сладострастие в местах и с женщинами, которые легко...

— Вы продаете много «Фаллопиевых защитников»?

— Зависит от того, что в данном случае понимать под словом «много». Мужчины в основном покупают более дешевые.

— А Ребекка Монтегю никогда их у вас не покупала?

— Мистрис Монтегю, актриса? Роксана? Нет.

— А ее служанка Сара?

— Я ее не знаю, поэтому и сказать не могу. Но женщины крайне редко покупают эти вещи.

— А лорд Рейкуэлл? — поинтересовалась графиня.

— О, этот! О его амурах осведомлен весь город. И — да, он действительно покупает фаллопиевы. Хотя, если мне не изменяет память, он брал большой размер...

— Само собой. — Графиня разглядывала странный ком чего-то похожего на мясо. — А это что?

— Ах, дамы, это мужское орудие, пораженное сифилисом.

Графиня всматривалась в темную витрину.

— А как вы его получили? Отрезали у кого-то?

— Он сделан из воска. — Мамаша Блэкем рассмеялась. — Его мне оставил местный хирург, который изучал эту страшную болезнь и располагал множеством образцов как внешних, так и внутренних проявлений сифилиса. Естественно, он и сам от него умер.

— Вероятно, слишком тщательно проводил свои исследования, — заметила графиня, прищуриваясь на ужасающий предмет.

— Он также оставил мне и все выставленные здесь бумаги.

— Боже, сохрани нас! — Графиня присмотрелась к содержимому других витрин. В одних помещались муляжи младенцев, покрытых струпьями, в других — различные части тела взрослых, покрытые мокнущими язвами. — Какая отвратительная вещь этот сифилис.

— Да, мадам, это коварный пришелец, ниспосланный Всемогущим, чтобы обуздать нашу непомерную похоть. Его так легко подхватить от нескромного прикосновения, особенно во время совокупления или при содомском грехе.

— Мне повезло, — сказала графиня. — За всю жизнь я спала только с двумя мужчинами. С королем и со своим мужем.

Мамаша Блэкем усмехнулась:

— Многие женщины, сами того не зная, заражаются от своих мужей. А мужчины делают вид, что ничего не произошло. Бедные жены считают, что страдают от кори или ветряной оспы, и так не узнают правды даже на смертном одре.

— Какими же негодяями могут быть мужчины. — Графиня медленно переходила от одной жуткой витрины к другой. — Если бы жены узнали, они наверняка погнались бы с ножом или пистолетом за теми, кто их заразил, и отомстили бы, потому что, занимаясь с ними любовью, их мужья практически убивали их.

— А узнать, заражен ли мужчина, можно, только обследовав его орудие? — спросила Элпью, лихорадочно перебирая в памяти всех своих любовников.

— Ах, если бы жизнь была такой легкой, — вздохнула мамаша Блэкем. — Многие зараженные выглядят цветущими и здоровыми, никаких внешних признаков, кроме зеленоватых выделений. Но как раз в этот период эти люди наиболее заразны. Только с приближением смерти проявляются признаки, которые выдают эту болезнь. Язвы на лице, тело покрывается сыпью, фурункулами, бубонами и язвами, затем начинает разрушаться нёбо...

— Что? — Графиня снова развернула свой веер.

— Нёбо разъедается изнутри, начиная с язычка, пока не проваливается нос. Иногда сифилитик пьет, а через нос у него все выливается. Затем он лишается и самого носа.

— Миледи! — Элпью схватила графиню за руку. — Вы думаете о том же, о чем и я?

— Синьор Руджеро Лампоне! Еще один «Р». — Графиня скривилась и сложила веер. — У него вообще нет носа.

Загрузка...