Остров Кипр был завоеван в 1191 г. английским королем Ричардом I Львиное Сердце во время Третьего крестового похода и оставался под властью западноевропейских правителей до турецкого завоевания в 1571 г. Последним византийским правителем острова был деспот Исаак Комнин, провозгласивший независимость от императора Константинополя незадолго до появления на Кипре крестоносцев. С 1192 по 1489 г. на острове существовало королевство, которым правила французская династия Лузиньянов.
В эпоху крестовых походов Кипр благодаря своему географическому положению, а равно и политике кипрских королей стал своеобразным форпостом крестоносцев на Леванте. Именно на Кипре открывались ворота в Святую Землю, именно через Кипр проходил своеобразный коридор к Иерусалиму для пилигримов и «пилигримов», которых мы называем крестоносцами. Остров был общепризнанным местом сбора крестоносцев, подходящим как для перегруппировки войск, оснащения армии, так и для того, чтобы держать последние советы перед предстоящей кампанией. Именно через Кипр проходил путь в Святую Землю германских императоров Генриха VI в 1195 г. и Фридриха II Г ore шита уф сна во время его кампании в 1228–1229 гг. В 1248 г. На острове стояла армия французского короля Людовика IX, а в 1271 г. — английского короля Эдуарда I. На острове находили убежище многие христиане, изгнанные из своих домов на азиатском побережье, или византийцы, бежавшие из Константинополя по политическим причинам, особенно после падения империи в 1453 г. Для купцов, стремившихся к рынкам Востока, Кипр был естественным местом транзитной стоянки, и сам по себе являлся крупным торговым центром региона. Кипрские короли и бароны, как и их предшественники в Латино-Иерусалимском королевстве, предпочитали жить в мире со своими мусульманскими соседями. На этой почве зачастую рождалось непонимание и возникало несогласие с ними латинян, прибывавших с Запада. В поведении последних обычно присутствовала нетерпимость и агрессивность. Их невежество, набожная страстность и незнание Востока порой приводили к конфликтам и несчастьям как для местных христиан, так и для крестоносного движения в целом. Несмотря на расхождения, Кипр принимал самое активное участие в военных операциях против мусульман, когда этого требовала политическая ситуация. Лузиньяны даже в силу географического положения своего королевства должны были нести крест без передышки. Они делали это без особого энтузиазма, зато вдумчиво и расчетливо, дабы не навредить собственному государству.
Весьма сложно написать какой-то обобщающий семейный портрет Лузиньянов — королей и крестоносцев. — ибо на протяжении трехсотлетней истории династии мы встретим разных, противоречивых, непохожих друг на друга людей. В то же время можно проследить и общие для них черты и в манере поведения, и во внешности, и в служении своему королевству, и даже в болезнях, которыми они страдали.
Семейство Лузиньянов, обосновавшееся на Кипре, было довольно многочисленным. Происходило оно из графства Пуату на западе Франции. Собственно Лузиньян — это небольшая крепость, расположенная в 30 километрах от Пуатье и известная, по крайней мере, с IX в. Труднее всего найти корни рода Лузиньянов. Как это часто бывает, его происхождение овеяно многими легендами, которые бережно хранились и передавались в семье из поколения в поколение. Один из представителей кипрского королевского дома Лузиньянов, преподаватель теологии у братьев доминиканцев, викарий латинского епископа Лимассола, который жил в XVI в. в Париже в так называемом изгнании, стал писателем и историком своего рода, а также острова Кипр. Этьен де Лузиньян рассказывал о происхождении своего рода следующее: «Их род (Лузиньянов — С. Б.) спускается к древним графам Пуату времен короля Карла Лысого... т.е. эта линия насчитывает многих королей, принцев, графов, баронов, сеньоров... Первым был Турсин, от которого берет начало эта генеалогия, которая опускается до королей готов, а он (Турсин — С. Б.) происходил из королей бургундов. Николай Бертран, историограф Тулузы, говорил, что Турсин состоял в родстве с Карлом Лысым и был сыном одной из его сестер. Турсин был сеньором Тулузы, Бордо, Нарбонна и Прованса и стал при Карле Лысом пэром Франции. Затем его владения, неизвестно по каким причинам, были отняты, и его графство было передано сеньору из рода королей бургундов. Звали последнего Гильом. Сын Турсина Изор после смерти Гильома был восстановлен в графстве своего отца и стал третьим графом Тулузы. Он имел двух сыновей Бертрана и Жирара... Жирар, от которого берет начало род Лузиньянов, был женат на дочери Пипина, короля Аквитании, брата короля Карла Лысого, короля Франции и императора, который сделал его графом Пуату»[44]. Такова версия происхождения рода Лузиньянов, их связи с графами Пуату, и даже с родом Каролингов, одного из представителей этой семьи. Как видим, даже Лузиньяны XVI в. не слишком ясно представляли себе происхождение собственной фамилии. Явно прослеживается лишь их сильное (и замечу, стандартное) желание подчеркнуть знатность своего рода, обосновать его королевское происхождение и, таким образом, закономерность и законность восшествия на престол Иерусалима и Кипра выходцев из «столь славного рода».
В действительности все обстояло несколько иначе. Без сомнения, род Лузиньянов имел богатые крестоносные традиции. Во второй половине XI в. представители рода принимали участие в Реконкисте на Пиренеях, а затем влились в ряды первых крестоносцев, отправившихся на Восток[45]. Первые Лузиньяны появились на Востоке во время Первого крестового похода (1096–1099). Одним из приближенных Балдуина I, короля Иерусалима, был Гуго VI, граф де Лузиньян (1101–1102 гг.). Его сын Гуго VII Лузиньян сопровождал в Святую Землю короля Людовика VII во время Второго крестового похода (1147–1148). Прозванный «Брюнетом» Гуго VIII, сын Гуго VII, прибыл на Восток в 1163 г. и погиб в плену в 1164 г.[46] Внук Гуго Брюнета, граф де ла Марш Гуго X Лузиньян, погиб в битве при Дамьетте в 1219 г.[47] Его сын Гуго XI был женат на вдове английского короля Иоанна Безземельного Изабелле Ангулемской; принеся оммаж и признав себя вассалом французского короля только в 1242 г.[48], он принял крест и участвовал в Первом крестовом походе Людовика Святого в 1248–1254 гг.[49] Утверждение В. Рюд де Колленберга, ссылающегося на Жана де Жуанвиля, что он сопровождал короля в Тунис в 1269–1272 гг.[50], не находит подтверждения в указанном источнике. Тем более, что сам Жуанвиль не участвовал во Втором крестовом походе короля и отказался о нем писать что-либо. В «английском»[51] отряде Людовика IX находились также Ги и Жоффруа де Лузиньяны — представители западной ветви рода[52]. Итак, до середины XII в. мы можем говорить лишь о периодических вояжах Лузиньянов на Восток. Никто из первых Лузиняьнов-крестоносцев не оставался на Востоке навсегда и не пускал здесь корни, поскольку, как говорилось выше, в начале крестоносного движения именно старшие представители рода отправлялись в Святую Землю.
Родоначальником новой восточной ветви этого рода стал второй сын Гуго VIII Амори (Эмери), который прибыл в Палестину около 1170 г. и вскоре занял место камергера, а затем и коннетабля Иерусалимского королевства. Вероятно, не последнюю роль в политической карьере Амори сыграл его брак с представительницей одного из знатнейших родов Иерусалимского королевства Эшив Ибелин. К старшему брату присоединились младшие — Ги и Жоффруа. Все трое были активнейшими участниками событий Третьего крестового похода (1189–1192), инициированного потерей Иерусалима в 1187 г. (Жоффруа прибыл на Восток последним на помощь Ги и Амори, узнав об их пленении Саладином в битве при Хаттине[53]). Ги де Лузиньяну суждено было стать и королем Иерусалима, и основателем Кипрского государства, и основателем нового королевского дома. Именно с этого момента история рода Лузиньянов на Востоке становится предметом нашего специального рассмотрения.
Ги де Лузиньян не мог похвастаться особой знатностью своих предков и не мог претендовать на трон; лишь удачей и благосклонностью к нему фортуны можно объяснить то, что он получил иерусалимскую корону и приобрел Кипр. Его выбрала в мужья старшая дочь короля Иерусалима Амори I Сибилла, вдова Гильома Монферратского. Ее сын и наследник трона, будущий король Балдуин V, был племянником короля Иерусалима Балдуина IV. Вынужденная снова выйти замуж, чтобы обеспечить права на престол своему сыну, Сибилла выбрала себе в мужья не одного из знатнейших баронов королевства, а бедного, но храброго, ловкого и вдобавок, неотразимо красивого Ги де Лузиньяна. В 1180 г. Ги женился на Сибилле и ему было пожаловано графство Яффы и Аскалона. В это же время, страдая от неизлечимой проказы, король Иерусалима Балдуин IV после долгих уговоров своей матери, сестры Сибиллы и патриарха Иерусалима Ираклия согласился передать трон Ги де Лузиньяну в качестве регента. Последний получил почти полный контроль над всеми государственными делами и территорией королевства, за исключением самого города Иерусалима, приносившего около 10 тыс. золотых безантов годового дохода, который король оставил за собой. Балдуин IV, — пишет Гильом Тирский, — «оставил себе королевский титул и единственный город Иерусалим. Он передал Ги де Лузиньяну свободное и полное управление всеми другими частями королевства и приказал всем своим верным слугам и всем князьям признать себя его вассалами и обязаться ему клятвой. Это и было немедленно исполнено»[54]. В марте 1183 г. Балдуин IV, незадолго до смерти, провозгласил своим наследником племянника, шестилетнего Балдуина V. Однако всего через три года, в 1186 г. Балдуин V умирает. С его смертью мужская линия иерусалимских королей из Арден-Анжуйской династии прекратилась. Из наследников короля Амори I остались только две дочери: старшая Сибилла и младшая Изабелла. Бароны признали королем мужа Сибиллы Ги де Лузиньяна. которому по закону перешел трон и иерусалимская корона. Далее события развивались стремительно и драматично. В 1187 г. последовало завоевание Иерусалима Саладином, пленение мамлюками самого короля Ги де Лузиньяна, освобождение его из плена, длительная борьба с новым претендентом на иерусалимский престол Конрадом Монферратским, осада Акры войсками крестоносцев, во время которой в 1190 г. умерла королева Сибилла. В водовороте этих событий корона перешла к Конраду Монферратскому, ставшему мужем младшей дочери короля Амори I Изабеллы. Сам же Ги де Лузиньян после смерти жены оставил осажденную Акру и удалился на Кипр в поисках нового королевства, продолжая при том считать себя королем Иерусалима.
Многие хронисты, да и многие современные историки, склонны обвинять во всех несчастьях Иерусалимского королевства именно Ги де Лузиньяна, называя его хвастливым, неудачливым и бесхарактерным[55]. Гильом Тирский упрекает его в том, что он взял на себя слишком много и не соразмерил своих сил с тяжестью бремени. Он видит в Ги всего лишь ловкого интригана, якобы обещавшего баронам уступить несколько городов за то, чтобы они подали за него голоса и возвели на иерусалимский трон. Он, по мнению хрониста, был лишен мужества, мудрости и утомлял весь мир своею крайнею дерзостью и самодовольством. Это стало понятно и королю Балдуину IV, который, сначала наделив его полномочиями, вскоре лишил его власти[56]. По словам всех хронистов, это был человек простоватый, неискусный и лишенный всякого опыта. Если бы не его красота и изящные манеры, он никогда не стал бы королем; и это, по видимости, соответствует действительности. Столь негативное отношение к нему повлекла горечь утраты святого Иерусалима в 1187 г. В проигранной битве при Хаттине и в потере Иерусалима единодушно, но не совсем справедливо, обвиняли именно Ги де Лузиньяна. Сложный клубок интриг и противоречий, существовавший между патриархом Иерусалимском, Великими магистрами орденов тамплиеров и госпитальеров, графом Триполи и другими баронами королевства, сделал невозможным единое командование и воспрепятствовал слаженности действий армии крестоносцев против дисциплинированной армии Саладина[57]. Несомненно, Ги не был выдающимся политиком и полководцем. Но нельзя отказать ему в инициативности, храбрости и даже благородстве. Он был взят в плен Саладином и им же освобожден в конце лета 1188 г. Обретя свободу, Ги пытается собрать новую армию и начинает бороться за восстановление королевства еще до прибытия на Восток участников Третьего крестового похода (1189–1192), провозглашенного в Европе. По прибытии крестоносцев из Европы Ги присоединился к войску английского короля Ричарда Львиное Сердце, который станет его сеньором, и участвовал в осаде и отвоевании Акры (13 июля 1191 г.), а также других территорий, захваченных Саладином. Однако ему не удалось сохранить корону Иерусалима, да она и не могла у него остаться после смерти жены Сибиллы и двух дочерей, рожденных от этого брака, — законных представителей Арден-Анжуйской династии. Ги был последним латинским королем, коронованным в Иерусалиме. Но он получил корону как консорт, и без согласования с женой не имел права подписывать ни один документ. После ее смерти положение Ги де Лузиньяна как короля оказалось весьма шатким. Корона была перехвачена Конрадом Монферратским, женившимся на младшей сестре Сибиллы Изабелле, к которой перешли династические права на корону после смерти дочерей Ги и Сибиллы[58]. Ги де Лузиньян был вынужден ретироваться на Кипр, где ему было суждено стать основателем нового королевства и родоначальником новой королевской династии. Свой же титул графа Яффы он передал младшему брату Жоффруа, который в свою очередь в 1193 г., когда решил вернуться во Францию, уступил его старшему брату Амори[59].
Ги де Лузиньян купил остров у братьев-тамплиеров, которые незадолго до того получили его от Ричарда Львиное Сердце, а потом запросили с Ги весьма значительную сумму — 100 тыс. золотых безантов (почти полтонны золота в монете). Таких денег у Ги не было, и он решил обратиться за помощью к западноевропейским государствам. Самую заметную военную и финансовую помощь ему оказали генуэзцы. Эта поддержка позволила ему укрепиться на острове, привлечь к себе сторонников и подавить сопротивление местного населения. Генуэзцы, в силу этого также заложили основы для процветания собственной торговли на Кипре и надолго оттеснили на второй план всех своих конкурентов, прежде всего венецианцев. Задумавшись об устройстве новообретенных земель, Ги де Лузиньян одновременно направляет посольства во Францию, Англию, Каталонию с приглашением европейским рыцарям поддержать начинание, за что, как сказано в кипрской хронике Леонтия Махеры, он гарантировал вновь прибывшим «серебро, золото, наследство им и их сыновьям». Тогда же Ги де Лузиньян признает себя вассалом французского короля Филиппа II Августа (1165–1223)[60], вероятно, также в обмен на военную или финансовую помощь. Привилегии получили, естественно, и сторонники Ги, прибывшие с ним на остров из Палестины[61], Еще одним, пожалуй, самым мудрым шагом Ги оказались переговоры с Египтом, в результате которых ему удалось отвести угрозу нападения на остров со стороны самого грозного мусульманского соседа. Однако, став в 1192 г. реальным правителем Кипра, земли, которой приросла его иерусалимская корона, он не мыслил Кипр как отдельное королевство и до конца дней своих продолжал считать себя королем Иерусалимским. Несмотря на это, и справедливо, почти все средневековые авторы смело называют его первым королем Кипрского государства. В августе 1194 г. Ги де Лузиньян умер и был похоронен братьями-тамплиерами в Никосии.
После смерти Ги де Лузиньяна Кипр унаследовал его старший брат Амори[62], сначала как сеньор Кипра. Он же стал первым из Лузиньянов, кто в действительности был венчан короной Кипра в январе 1197 г. Это стало возможным, поскольку перед этим, в 1196 г., в обмен на титул короля Кипра он признал себя вассалом германского императора Генриха VI[63]. В планы Генриха VI входило включение всего Латинского Востока в состав Священной Римской империи германской нации. Вассальная зависимость кипро-иерусалимского короля могла бы стать значительным политическим успехом императора в реализации задуманного. Тем не менее, этого не случилось. Вассалитет оставался совершенной формальностью вплоть до освобождения от него Кипра папой после смерти Фридриха II Гогенштауфена. Лузиньяны же, благодаря шагу Амори, навсегда обрели кипрскую, а затем и иерусалимскую короны. Оставшись в 1196 г. после смерти первой жены Эшив Ибелин уже венценосным вдовцом, в 1198 г. Амори женится во второй раз на младшей дочери короля Иерусалима Амори I Изабелле Иерусалимской, трехкратной вдове Онфруа Торонского, Конрада Монферратского и Генриха Шампанского, и, соединяя претензии брата-консорта с кровью Арден-Анжуйской династии, становится королем Иерусалима Амори II[64]. Средневековые авторы высоко оценивают личные качества Амори как монарха и подчеркивают, что он был первым из Лузиньянов, кто стал монархом двух королевств. Кипрского и Иерусалимского, которыми он управлял с большим искусством и совершенством до самой смерти. Следует отметить, что оба королевства никогда не объединялись в одно (вся придворная иерархия эпохи Лузиньянов оставалась дуалистической), и Амори являлся королем для каждого из них по отдельности. Обладание Амори двумя коронами позволило впоследствии его потомкам — кипрским королям — претендовать на титул королей Иерусалима.
На время правления этого ловкого, хитрого и опытнейшего политика пришелся Четвертый крестовый поход (1202–1204). Положение латинян на Востоке при этом было весьма нестабильным. Сам Амори планировал новую экспедицию против султана Египта, поэтому он с нетерпением ждал помощи с Запада и надеялся вернуть себе утерянные земли в Палестине[65]. Казалось бы, у короля Кипра и Иерусалима не было права игнорировать новый крестовый поход европейцев. И тем не менее, это случилось: он отказался принимать участие в Четвертом крестовом походе, поняв, что латиняне Константинополя бесполезны для крестоносцев Сирии и Кипра, ибо завоевание Константинополя означало окончание крестового похода. Более того, образование Латинской империи и других крестоносных государств на территории Византии оказалось губительным для Востока. Латинский Константинополь разделил силы крестоносцев, поглощал материальные и людские ресурсы, ранее предназначавшиеся только для защиты Святой Земли. На Кипр подались беженцы из Константинополя, с Балкан и Пелопоннеса. Единовременный приток большого числа мигрантов создавал серьезную нагрузку для социальных отношений и экономики только что созданного маленького государства. В обратном направлении — из Святой Земли в Константинополь — начался, по словам Эрнуля, «великий исход». Около сотни рыцарей (среди которых Гуго и Рауль де Сент-Омер Тивериадские, Тьери де Термонд), многие туркополы, сержанты, а также горожане и даже клирики покинули латинский Восток. Это означало ослабление военной мощи латинян Востока[66]. Однако королю Амори все же удалось частично вернуть утраченные земли, но не благодаря помощи с Запада, а потому что у султана Египта сдали нервы. Аль-Адиль, не дожидаясь подхода к Амори подкрепления из Европы, решил с ним «договориться» и в знак примирения в сентябре 1204 г. вернул ему Яффу, Рамлу и Лидду.
В начале XIII в. Лузиньяны чуть было не потеряли свой киипрский трон, который вполне мог оказаться в руках рода Ибелинов. Последние в этот период играли куда более важную и заметную роль в политических делах на Востоке, чем Лузиньяны. В 1205 г. Амори Лузиньяну наследовал его сын от первого брака с Эшив Ибелин Гуго I (1205–1218). В 1217 г. начался Пятый крестовый поход (1217–1229), в котором Кипр должен был принять участие. Остров не стал местом сбора крестоносцев, как это изначально планировалась. Правда, в октябре 1217 г. Гуго I присоединился к австрийским и венгерским крестоносцам в районе Акры и совершил вместе с ними ряд рейдов против мусульман[67]. Однако вскоре, 10 января 1218 г., Гуго I неожиданно умирает в Тортозе[68], не успев поучаствовать в завоевании крестоносцами Дамьетты и не увидев результатов Пятого крестового похода Ранее, в 1208 г. он женился на своей сводной сестре Алисе Иерусалимской-Шампанской, дочери Изабеллы Иерусалимской-Анжуйской и Генриха Шампанского. Родившийся от этого брака сын Генрих наследовал в 1218 г. кипрский трон.
Именно во время правления Генриха I (1218–1253) разворачиваются все события Пятого крестового похода, включая экспедицию на Восток германского императора Фридриха II Гогенштауфена (1228–1229). Ему же довелось быть свидетелем и начала Первого крестового похода Людовика IX Святого (1248–1254). Генрих I вступил на престол, будучи еще младенцем, и поэтому не мог принять участие в военных акциях крестоносцев немедленно. Регентшей при нем стала его мать Алиса, которая передала реальную власть в руки своих близких родственников Филиппа и Жана Ибелинов. Они берут на себя управление всеми кипрскими делами в первой трети XIII в. Именно Жан Ибелин возглавил борьбу иерусалимских баронов с германским императором Фридрихом II Гогенштауфеном, и Кипр был втянут в эту войну на стороне Ибелинов. Именно Жан Ибелин одержал блестящую победу над сторонниками Фридриха[69] в июле 1232 г. в битве при Агирде на севере Кипра. Жана Ибелина в этой войне поддержала Генуя, за что получила крупные торговые привилегии и на Кипре и в его собственных владениях в Бейруте[70]. В источниках Жан Ибелин называется не только сеньором Бейрута и Кесарии, коим он действительно являлся, но даже королем. Нетрудно понять, сколько сил нужно было приложить Генриху I, чтобы стать королем наделе. Он был венчан кипрской короной в 1225 г. по достижении совершеннолетия. В 1232 г. он начинает постепенно самоутверждаться на кипрском троне. Но лишь после смерти матери в 1247 г. Генрих смог реализовать свои амбиции, провозгласив себя «Господином Иерусалима» («Dominus Hierosolymitanus»), однако, заметим, — не королем. Последний титул он передаст своему сыну и наследнику Гуго II. Между тем, Лузиньянам не удалось удержать иерусалимскую корону, которая оказалась в руках все того же Фридриха II Гогенштауфена. В 1226 г. тот женился на дочери и наследнице иерусалимского короля Жана де Бриенна Изабелле де Бриенн и получил, таким образом, от нее корону. В 1210 г. Жан де Бриенн, в свою очередь, получил корону от жены Марии-Иоланты Монферратской, наследовавшей иерусалимский престол после смерти Амори II как старшая дочь королевы Изабеллы. Таким образом, с 1206 г. иерусалимский трон не принадлежал Лузиньянам, а в 1226–1268 г. находился в руках Гогенштауфенов. Последние никогда не жили на Востоке и практически не занимались его проблемами. Лишь Фридрих II ненадолго появится здесь во время своего крестового похода 1229 г. и, как мы видели, будет встречен не как подобает королю. Тем не менее, ни римский папа, ни иерусалимские бароны не ставили вопрос о лишении Гогенштауфенов права на иерусалимский трон пока их династия в 1268 г. со смертью Конрада III (Конрадина) не пресеклась. Реально же Иерусалимским королевством управляли Лузиньяны с Кипра, ставшие «наместниками заморских королей»[71], а еще точнее бальи, выполнявшие от их имени роль регентов.
В 1248 г. у Генриха I появилась возможность стать не просто королем, но королем-крестоносцем. На Кипр прибыл Людовик IX Святой, а вместе с ним брат короля Роберт I д’Артуа и герцог Карл Анжуйский. Также на остров прибыл из Морей ее князь Жоффруа Виллардуэн со своими вассалами, к которому еще в Монемвасии присоединился со своим войском герцог Бургундский. Все они были радушно приняты на Кипре. Генрих I проявлял живой интерес к предстоящей экспедиции, и кипрское рыцарство под командованием своего короля было готово принять участие в войне против Египта. Непонятно, по каким причинам Ле Гофф называет этого короля «чудаковатым»[72]: возможно, и в данном случае проявляется свойственное автору крайне негативное в целом отношение к крестоносному движению, как к бесполезному, бессмысленному и даже нелепому явлению в европейской истории. Вопреки Ле Гоффу, поведение кипрского короля во время пребывания на Кипре французских рыцарей трудно охарактеризовать как «чудачество». Незадолго до появления на острове Людовика IX кипрский монарх отправил посольство к монголам с целью заключения союза против Египта. Ответ хана Батыя был разочаровывающим, но стратегия короля была абсолютно верна. Это косвенно подтвердила и дипломатическая линия самого Людовика IX. Едва прибыв на Кипр, он также начал переговоры с монголами. В декабре 1248 г. в Кирении высадились послы от Великого хана. Они были приняты в столице Кипрского королевства, где вручили французскому королю письмо своего владыки с обещанием помощи в отвоевании Святой Земли у египтян. В ответ французский король отправил своих послов к татарскому хану для проведения дальнейших переговоров и заключения прочного военного альянса. Послы вернулись назад только через два года[73], и планы о заключении союза так и остались лишь планами. Личные качества Генриха I Лузиньяна, был он «чудаковатым» или не был, никак не могли повлиять на провальный результат крестового похода. Не вина кипрского монарха, что на крестоносцев во время их пребывания на острове обрушилась страшная эпидемия, унесшая жизни многих воинов. Ее последствия оказались многолетними. Гибель войска Людовика IX Святого от эпидемии на Кипре настолько сильно отпечаталась в памяти потомков, что сделала практически невозможной дальнейшее использование острова европейскими крестоносцами как базы. Как ни убеждал Генрих II Лузиньян Европу после потери Акры в 1291 г., что Кипр станет прекрасным плацдармом для наступления против Египта[74], доводы «против» Рамона Луллия, теоретика крестового похода при французском дворе, или венецианца Марино Санудо Торселло окажутся сильнее. Память о жутком море в войске Людовика IX Святого через десятилетия заставляла хронистов и поборников крестовых походов вновь и вновь предостерегать современников от поездок на остров. С этой поры Кипр станет лишь местом кратковременных стоянок кораблей, заходивших в порты королевства по необходимости, главным образом, для пополнения запасов продовольствия. Например, именно для этого сделал остановку на острове принц Эдуард Английский (будущий король Эдуард I) в 1271 г. на пути в Акру.
Трижды женатый Генрих I умер в возрасте 37 лет, оставив от третьего брака с Плезанс Антиохийской единственного наследника, вступившего на престол Кипра под именем Гуго II Лузиньяна (1253–1267). Годовалый младенец, родившийся в 1252 г., стал наследником кипрского трона и унаследовал титул «Dominus Hierosolymitanus». Регентшей при нем сначала была его мать, а после ее смерти в 1261 г. — Гуго Антиохийский, сын Изабеллы, младшей сестры Генриха I Лузиньяна. Гуго II сочетался браком в 1265 г. с очередной Изабеллой, очередной представительницей рода Ибеллин из Бейрута. Но уже через два года, в 1267 г. в возрасте 15 лет он умер, не оставив после себя наследников. С его смертью, через 75 лет после появления Ги де Лузиньяна на Кипре на Востоке пресеклась прямая ветвь «старых Лузиньянов», напрямую связанных с графством Пуату. Кипрский трон в 1267 г. наследовал его двоюродный брат и бывший регент Гуго Антиохийский.
Итак, род Лузиньянов на Востоке делится на две крупные ветви: «старые Лузиньяны», прямо связанные с западной линией (1192–1267), и «новые Лузиньяны», — образовавшие Пуату-Антиохийскую ветвь, которая позднее распалась в свою очередь на три:
1) королевский дом Кипра 1267–1489 (закончилась в 1530 г.);
2) армянская ветвь Лузиньянов, королей Киликийской Армении 1310–1421;
3) нелегитимные ветви 1400–1660.
Гуго Антиохийскому, являвшемуся, как сказано, регентом Кипра с 1261 г., не составило труда добиться признания себя Высшим Советом баронов сувереном Кипра, и в возрасте 25 лет он стал пятым кипрским монархом Гуго III (1267–1284). С момента вступления на кипрский престол он отказывается от своих родительских титулов, западного — «де Пуату» и левантийского — «Антиохийский», и называет себя просто Лузиньяном по девичьей фамилии своей матери. Следует заметить, что права Гуго Антиохийского на кипрский престол безуспешно оспаривал другой его двоюродный брат Гуго де Бриенн, сын Марии Лузиньян, средней сестры короля Генриха I, которая была замужем за Готье де Бриенном. Гуго де Бриенн, хотя и был младше Гуго Антиохийского, по правилам западноевропейского майората имел больше прав на престол, нежели его кузен. Но в 1267 г. именно Гуго Антиохийский был венчан в соборе св. Софии в Никосии короной Кипра. Он же становится первым после Амори Лузиньяна обладателем корон и Иерусалима и Кипра. В сентябре 1268 г. (по другой версии в 1269 г.) после смерти Конради-на, последнего императора и иерусалимского короля из династии Гогенштауфенов, Гуго был коронован в Тире иерусалимской короной и стал называться «Rex Cypri et Hierosolymitani».
Правление Гуго III прошло не без успехов. Он пытался укрепить королевскую власть и распространить ее на всю территорию Иерусалимского государства. Но стать подлинным монархом континентального королевства Гуго III не удалось. Было две основных причины, помешавших ему:
1) начавшееся завоевание Сирии мамлюками, пришедшими к власти в Египте 1250 г.;
2) разгоревшаяся в Европе борьба с ним за иерусалимский трон.
После взятия Триполи, мощнейшей крепости госпитальеров Крак де Шевалье, устоявшей в свое время даже под натиском Саладина, крепости Монфор — главного владения Тевтонского ордена на Востоке, крепости тамплиеров Кастель Бланк могущественный султан Бейбарс двинулся к Акре. Иерусалимское королевство сократилось в своих размерах настолько, что арабские авторы стали иронично называть Гуго «королем Акры». Одновременно, в 1271 г., пытаясь отвлечь силы Гуго III от сирийских дел, султан отправил экспедицию к Кипру. Но этот единственный рейд к острову стал для султана катастрофой. Большая часть мусульманских кораблей была разбита около Лимассола. К счастью, в этот же момент на Восток прибыла английская экспедиция, и совместными усилиями принца Эдуарда, Гуго III Лузиньяна, а также при посредничестве Карла I Анжуйского тогда Акру удалось отстоять. В 1272 г. султан пошел с иерусалимским королем на перемирие, и Акра осталась в руках христиан вплоть до 1291 г.[75] Мусульманская угроза Кипру была отведена в те же годы и в силу тех же обстоятельств.
Между тем, положение Гуго III как короля Иерусалимского королевства оставалось шатким. За реальное обладание иерусалимской короной ему предстояла длительная борьба с королем Сицилии и Неаполя Карлом I Анжуйским, братом французского короля Людовика IX Святого. Сначала право Гуго III на иерусалимский трон оспаривала его кузина Мария Антиохийская. Неизвестно, пыталась ли она отстоять претензии на корону в Высшем Совете иерусалимских баронов, но определенно известно, что она требовала проведения коронации от патриарха Иерусалимского. Потерпев неудачу, Мария уехала на Запад и обратилась за помощью непосредственно к папе римскому. Разбирательство дела в папской курии между ней и Гуго III заняло не один год (1272–1277). Гуго был вынужден отвечать на ее претензии, отправлять своих доверенных лиц в Рим и защищать свое право на престол[76]. Независимо от того, насколько обоснованы были претензии Марии, для нее проблема была в том, что ей было за сорок, и она была не замужем. А согласно иерусалимским «Ассизам», знатная женщина, не достигшая шестидесяти лет, должна была найти мужа, чтобы обеспечить военную службу за свой лен[77] Формально Мария могла еще выйти замуж и передать права и престол своему потенциальному супругу, на которого автоматически были бы возложены обязанности защищать Святую Землю. Однако претендента на ее руку найти не удалось. Сама же она ничего не могла сделать для защиты латинских владений на Востоке. В конечном итоге было найдено «соломоново» решение: в 1277 г. Мария продала свои права на трон Карлу I Анжуйскому. Эта сделка принесла ей стабильный и гарантированный ежегодный доход, Карлу Анжуйскому — права на корону и возможность реализовать амбициозные планы по включению Латинского королевства в свои владения, а папе Григорию X — роль защитника Святой Земли и возможность проводить политику апостольского престола на Востоке. Мнение, что договор между Карлом Анжуйским и Марией Антиохийской был заключен без участия Григория X и был выгоден прежде всего Карлу I[78], не выдерживает критики. Нельзя не согласиться с утверждением, что сам Карл всегда живо интересовался делами на Востоке. Но тем более, нельзя не согластиться, что дестабилизация ситуации на Востоке была не в интересах римской курии. Именно поэтому, как представляется, соглашение было заключено при непосредственном участии, а возможно, и по инициативе папы Григория X. Причину следует искать в том, что Карл I Анжуйский виделся Григорию X более подходящим кандидатом на роль защитника Святой Земли, нежели Гуго III Лузиньян. На могущественного графа Прованса, короля Сицилии и знаменитого крестоносца апостольский престол возлагал особые надежды. Таким образом, в 1277 г. в Иерусалимском королевстве не без участия Ватикана родилось двоевластие.
Карл I Анжуйский появился и стал известен на Востоке задолго до 1277 г.; он, и на самом деле, сделал многое для защиты латинских сирийско-палестинских владений. Карл участвовал в крестовом походе Людовика IX святого в Тунис в 1270 г. После подчинения Сицилии (1266), Южной Италии и Морейского княжества он мечтал и об отвоевании Константинополя у Палеологов, и о включении в свои владения Иерусалимского королевства, подобно тому, как это было у Гогенштауфенов. С покупкой иерусалимской короны последнее ему формально полностью удалось. Карл смог установить хорошие отношения с султаном Египта — могучим и грозным Бейбарсом — и на многие годы отвести тем самым угрозу от Акры. Ему удалось перетянуть на свою сторону часть иерусалимской знати, заручиться поддержкой Ордена тамплиеров и, в конце концов, поставить в Акре своего байло и разместить французский гарнизон, который оплачивался из казны французского короля. В 1276 г. Гуго III Лузиньян был вынужден оставить Акру, фактически признав свое бессилие перед царившей там анархией, и удалиться в Тир. К этому привела стойкая оппозиция части иерусалимских баронов, поддержавших и поддерживаемых амбициозным анжуйцем, бесконечные усобицы между ними, между итальянскими торговыми коммунами и противостояние тамплиеров и госпитальеров. Сеньором же Тира был всегда остававшийся преданным Гуго его зять Жан де Монфор. Последние обстоятельства, видимо, объясняют причину выбора именно Тира, а не Акры, местом коронации Гуго III иерусалимской короной: ведь, казалось бы, было бы логичнее проводить церемонию именно в Акре, как в столице Второго Латино-Иерусалимского королевства. После смерти Гуго III в 1284 г. коронация очередных Лузиньянов в Акре, оккупированной вездесущим анжуйцем, тем более была невозможной.
Борьба Гуго III за власть на континенте в реальности была обречена на поражение. Кипрские бароны, принявшие еще в 1273 г. закон о невозможности несения службы за пределами королевства долее четырех месяцев[79], не раз, и в самый неподходящий момент, бросали своего короля во время военных действий в Сирии. Позиции же Карла Анжуйского год от года, напротив, только укреплялись, особенно после избрания в 1273 г. Великим магистром тамплиеров представителя французской королевской фамилии Гильома де Бежо. Гуго оставалось только отступать. Тамплиеры тем временем не постеснялись распространить слух, что Гуго III Лузиньян бежал из Акры из-за страха перед Карлом Анжуйским. Они даже обвинили кипрского монарха в предательстве и попытке призвать на помощь султана Египта, чтобы вернуть себе Акру[80], В саму же Акру в 1277 г. новый «второй» король Иерусалимского королевства Карл Анжуйский отправил своим бальи Рожера де Сан Северино[81]. Собственной персоной Карл на этот раз на Востоке не появился, и сирийские владения латинян снова оказались под властью заморского монарха, по счастью, «второго» не только по дате коронации.
Король Гуго III был женат тоже на Изабелле Ибелин, на сей раз — дочери коннетабля Кипра Гуго Ибелина. От этого брака родилось 11 детей. Изабелла пережила своего супруга на 40 лет и сыграла едва ли не решающую роль в войне за кипрский трон между своими сыновьями, Генрихом II и Амори. Она всегда находилась подле своего сына Генриха и помогала ему в управлении государством. Но сначала Гуго III, как и положено, наследовал его старший сын Жан I (1284–1285), который, как и его отец, был коронован двумя коронами: Иерусалима и Кипра. Однако он умер через год после восшествия на трон, не успев практически ничего сделать в качестве монарха. Второй сын Гуго III Боэмунд умер раньше старшего брата, в 1281 г. Реальным преемником Гуго III стал его третий сын Генрих. Именно при Гуго III и Генрихе II (1285–1324) Лузиньяны вновь и накрепко объединили две короны — Иерусалима и Кипра. Все их потомки будут всячески отстаивать свое право их носить. Даже с этой точки зрения правление Гуго III в истории королевской династии Лузиньянов следует считать переломным.
С принятием кипрскими королями титула королей Иерусалима и по мере завоевания мамлюками земель крестоносцев в Сирии и Палестине во второй половине XIII в. существовавшие в Иерусалимском королевстве должности и титулы стали постепенно перемещаться на Кипр. Однако до падения в 1291 г. Акры — последнего города, которым владели христиане в Сирии, коронация иерусалимской короной проходила именно в Тире. Там же кипрские монархи жаловали своим приближенным должности и титулы Иерусалимского королевства. Должности и титулы Кипрского королевства жаловались в Никосии, обычно также во время церемонии коронации. После завоевания мамлюками Акры венчание кипрских королей иерусалимской короной стало проводиться в Фамагусте в соборе св. Николая. С 1291 г. Фамагуста, до сей поры являвшаяся простым епископством, стала своеобразным воплощением «святого города Иерусалима», его преемницей и символом. Фамагуста как бы становится столицей Иерусалимского королевства. Именно здесь, начиная с Гуго IV (1324–1359) кипрские короли венчались иерусалимской короной (Генрих II получил корону Иерусалима в 1286 г. еще в Тире), здесь при коронации соблюдался и сохранялся церемониал Иерусалимского королевства, который отличался от церемониала, принятого в Никосии при возложении кипрской короны. Поскольку город был уподоблен Иерусалиму, в 1295 г. папа Бонифаций VIII решил объединить епископию Антерадена (Тортозы), наиболее географически близкую к Фамагусте область в Сирии, с епископией Фамагусты. Подобно тому как на острове сохранялись светские должности и титулы Иерусалимского королевства, в 1295 г. на Кипре с этой поры существует «епископ Фамагусты и Антерадена». В рамках епископии Фамагусты с этого времени действовали также капитул, каноники, казначей церкви Антерадена. В Тревизо (близ Венеции) церкви Антерадена были выделены и специальные земли, дававшие ей постоянный доход[82]. Меры, направленные на придание Фамагусте особого статуса, как городу Иерусалимского королевства, несомненно, повышали престиж государства Лузиньянов и являлись обоснованием их права именоваться королями не только Кипра, но и Иерусалима. Особая роль в превращении Фамагусты в «город Иерусалимского королевства», в город мечты, в город-символ принадлежит Генриху II Лузиньяну.
Правление Генриха II Лузиньяна самое долгое за всю историю королевства Лузиньянов. Оно продолжалось 39 лет. На долю Генриха II выпала невыполнимая задача — защита последних владений христиан в Святой Земле. Оборона Акры была, несомненно, основным событием его правления, и утрата города в 1291 г. стала несчастьем для всего крестоносного движения, а для Кипра в первую очередь. Изгнание крестоносцев из Сирии и Палестины в корне изменило политическую ситуацию на Леванте в целом и не замедлило сказаться на острове. Королевство осталось единственным оплотом христианства на Востоке. Потеря Сирии и Палестины сильно осложнила политическую, экономическую и демографическую ситуацию на острове по ряду причин. Во-первых, на остров из утраченных латинянами земель хлынул поток беженцев, которых надо было срочно как-то размещать. Во-вторых, из Сирии на Кипр сместились торговые центры; необходимо было обустроить порты и создать максимально благоприятные условия для ведения торговли на острове. Генрих II очень быстро сориентировался и понял, что свою энергию он должен направить прежде всего на развитие международной торговли, ибо Кипр теперь мог поглотить значительную часть восточной торговли Генуи и Венеции. В-третьих, европейские государства, потерявшие позиции на материке, спешно пытались обустроиться на Кипре, требуя от короля поддержки и торговых привилегий. Четвертой причиной были сложные отношения с военно-рыцарскими орденами тамплиеров и госпитальеров, а также с сирийскими баронами, прибывшими на остров в общем потоке беженцев и требовавшими от Генриха, как от короля Иерусалима, компенсации утраченного и исполнения своих обязанностей сюзерена. Следует, впрочем, отметить, что наиболее дальновидные из них начали готовить для себя почву на Кипре задолго до падения Акры и к этому моменту уже имели на острове фьефы и пристанище. В том хаосе, в который оказалось ввергнуто Кипрское государство на рубеже XIII–XIV вв., королю требовалось сохранять бдительность перед лицом вполне возможного и ожидаемого на Кипре мамлюкского вторжения. Ему нужна была твердая воля и хладнокровие, дабы решить проблему с беженцами и с неизбежной в этой ситуации преступностью; как сюзерен он был обязан компенсировать потери сирийских баронов, военно-рыцарских орденов и латинского клира, прибывшего на остров вместе с латинским патриархом Иерусалима; следовало удовлетворить претензии торговых республик (прежде всего Венеции и Генуи), соблюдая при всем при том интересы собственного государства. Несмотря на тяжелейший недуг (Генрих страдал эпилепсией), несмотря на предательство со стороны своего младшего брата Амори и своего родственника Балиана Ибелина, принца Галилейского, которые на несколько лет сместили его с трона (1306–1310), Генрих всегда оставался деятельным и сильным по характеру человеком и, самое главное, верным себе политиком. Обвинения в его адрес великого итальянского поэта Данте Алигьери[83], а также некоторых современных исследователей, называющих этого короля больным, слабым, безвольным, безразличным к опасности со стороны сарацин и генуэзцев, полным трагизма несчастным человеком[84], кажутся необоснованными. Современные историки в данном случае идут за кипрской хронистикой, в которой образ Генриха действительно нарисован в трагических красках. Только краски эти одного тона: кипрские хронисты изображают его глубоко страдающим из-за предательства брата Амори. При этом симпатии всех хронистов остаются на стороне законного монарха — благородного и мужественного, не смирившегося со своей участью изгнанника. Именно ему глубоко сочувствуют кипрские авторы. Более того, Леонтий Махера даже пытается доказать, что тяжелые недуги и болезни — не помеха для мудрого государя. Хронист передает слова, якобы самого Генриха II, сказанные им о Балдуине IV Иерусалимском, страдавшим, как известно, проказой: «Бог, пославший ему болезнь, может послать ему также и выздоровление»[85]. Деяния Генриха II, с точки зрения кипрских хронистов, оказываются самым ярким доказательством правильности данного суждения. Можно, конечно, настаивать, что год от года его здоровье все более ухудшалось, и управление постепенно переходило в руки его матери, дяди — сенешаля Филиппа Ибелина и жены Констанции Арагонской-Сицилийской, дочери короля Сицилии Фридриха II и Элеоноры Анжу-Неаполитанской. Однако именно Генрих II справился с невероятными трудностями на рубеже XIII–XIV в., именно он заложил основы для экономического процветания Кипрского государства. Выработанные как раз в его правление принципы внешней политики были восприняты и претворялись в жизнь его прославленными преемниками Гуго IV и Пьером I Лузиньянами.
Итак, возросшая численность населения в городах Кипра, особенно в Фамагусте, концентрация в них иностранного купечества вызвали необходимость создания системы экономических и политических мер по государственному регулированию торговли. Первоначальной задачей Генриха II было установление административного и финансового контроля за деятельностью иностранных предпринимателей на острове. Торговля была призвана пополнять королевскую казну путем налогообложения и откупов, предоставления монополий, продажи домениальной сельскохозяйственной продукции. Создается четкая система налогообложения кипрской торговли. Наиболее крупные и сильные в финансовом и военном отношении государства Средиземноморья получили от короля полные или частичные налоговые льготы на въезд и выезд (ввоз и вывоз), на передвижение по королевству. Однако при купле-продаже каждый товар облагался налогом (в среднем 10%), каждый товар прежде, чем поступить на рынок, подлежал взвешиванию и оценке, за что взималась отдельная плата. Армия королевских чиновников — сборщиков налогов, судей, рыночных приставов — строго следила за соблюдением всех налоговых правил, занималась регистрацией товаров, проверяла количество проданного, разбирала конфликты между сторонами на рынках. Таким образом, была создана своеобразная налоговая инспекция.
Генрих II не имел ни сил, ни средств, ни времени для строительства специальных зданий и обустройства факторий других государств в городах королевства. Он решил проблему очень просто, отдав все права на сооружение жилых и административных построек, постоялых дворов, церквей, бань, хлебопекарен, словом: всего необходимого для нормальной жизни общины, — представителям заинтересованных в Кипре западноевропейских государств, прежде всего Генуи и Венеции. Однако Генрих II не повторил ошибки иерусалимских королей и не позволил иностранцам создавать собственные кварталы внутри кипрских городов: все нации проживали в них, соседствуя и вперемешку. В то же время не все беженцы оказались под крылом богатых торговых республик. Положение многих бежавших из Сирии было достойно сочувствия, и многие были доведены до крайней нищеты, о чем пишут современники событий[86]. Немало иерусалимских рыцарей переживало трудные времена.
Кипрский король принимал их в свою армию, выделял средства и делал все, что было в его силах, чтобы облегчить их участь. В 1296 г. Генрих II издал свой знаменитый ордонанс об ограничении роста цен на хлеб и об их государственном контроле[87]. На свои средства король строил приюты для обездоленных и лишенных крова. В одном из писем папа Бонифаций VIII благодарит кипрского короля за постройку и передачу в дар церкви приюта для бедных и неимущих[88]. Реализуя свои замыслы, король начал обширные строительные работы в порту Фамагусты, которые позволили превратить город в крупнейший международный торговый центр Одновременно началось строительство собора с в. Николая в Фамагусте, ставшего не только самым большим, но и самым величественным готическим сооружением не только на Кипре, но и во всей Латинской Романии[89]. При Генрихе II начинается также сооружение крепостных стен столицы королевства Никосии[90]. Столица, как и прибрежные города острова, должна была быть готова к отражению возможной атаки восточных соседей.
Из сказанного до сих пор может создаться впечатление, что после падения Акры в 1291 г. Кипр стал служить скорее коммерческим целям западноевропейского купечества, чем быть базой для осуществления крестовых походов[91], что кипрские короли практически забыли об идеях крестоносцев. Естественно, это не совсем верно. Невозможно отрицать рост экономического значения Кипра для европейского купечества после падения Латино-Иерусалимского королевства, но нельзя не заметить, насколько активными были кипрские монархи конца XIII — первой половины XIV в. в организации крестовых походов против неверных. Лузиньяны и кипрские бароны всегда чувствовали свою ответственность за то, что происходит в Святой Земле и не отделяли свое королевство от Иерусалимского. Разница, и существенная, по сравнению с XIII в. была лишь в том, что Генрих II, Гуго IV и особенно Пьер I Лузиньяны чаще всего были инициаторами и организаторами новых локальных крестоносных экспедиций, а не просто примыкали к войскам европейских лидеров, как это случалось с их предшественниками. На протяжении всего правления Генриха II не покидала надежда вернуть Иерусалим. Как и многие его современники на Западе, он строил планы и призывал папу к организации новой экспедиции. Генрих сам предпринял ряд мер для воплощения в жизнь своих идей. Показательным в данной ситуации является то, что Лузиньяны всегда искали союзников против султана Египта, не обращая внимания на вероисповедание этих самых союзников. Главная цель — победа над врагом при соблюдении интересов своего королевства. Именно поэтому ничто не помешало королю дважды отправлять посольства к монгольскому ильхану Газану Махмуду с просьбой о помощи против Египта[92]. Переговоры не увенчались успехом, и союз не состоялся, но главным образом из-за разногласий среди самих христиан. Сам хан в 1299 г. вторгся в Сирию и своими силами разбил египтян под Газой. Газан Махмуд отправил посла к кипрскому монарху с предложением присоединиться к нему. Однако короля не поддержали тамплиеры и госпитальеры, и предложение монголов осталось без ответа. После взятия Дамаска хан вернулся назад в Персию. В 1300 г. монголы вновь вторглись в Сирию. На сей раз христиане оказались более подготовленными и отправили войско под командованием брата короля Амори Лузиньяна в район Тортозы. Но к несчастью, больного ильхана заменял его эмир, и слаженных действий христиан и монголов снова не получилось[93]. Таким образом, использовать монголов как основную ударную силу против Египта не удалось. Но победы Газана Махмуда, несомненно, очень вдохновляли Генриха II. Его противники мамлюки понесли серьезные военные потери. В надежде ослабить врага экономически Генрих строго следил за соблюдением европейскими купцами торгового эмбарго против Египта, наложенного папой Николаем IV на стратегические товары в 1289 г. сразу после падения Триполи, а после падения Акры ужесточенного им же до полного запрета торговли с неверными, запрета, неоднократно повторявшегося впоследствии преемниками этого понтифика[94].
Естественно, планы привлечения сил крестоносцев с Запада также существовали. Сразу же после падения Акры папа Николай IV был всерьез обеспокоен возможностью вторжения мамлюков и на Кипр. Незадолго до смерти в апреле 1292 г. он успел сформировать флот, состоявший из двадцати галер, который под командованием генуэзца Мануэле Дзаккариа был направлен на Восток. На Кипре к нему присоединились пятнадцать галер, снаряженных кипрским монархом. Христиане даже совершили дерзкий рейд против Александрии, который, тем не менее, не имел серьезных последствий для Египта. Несмотря на то, что в этот момент султан аль-Ашраф Халил был убит его же приближенными, христианам не удалось воспользоваться ситуацией и добиться какого-либо успеха[95]. После смерти папы Николая IV его инициативы организации крестового похода были заброшены, а последовавшая затем в 1293 г. война между Венецией и Генуей значительно ослабила позиции христиан, оставшихся фактически без флота. Между тем, ситуация требовала незамедлительных действий и большей слаженности и организованности среди христиан. К 1294 г., несколько оправившись от ударов, Ордена тамплиеров и госпитальеров начинают сами снаряжать корабли для отражения натиска мамлюков. Однако очевидно, что их силы не могли сравниться с возможностями крупных итальянских морских республик. Тем не менее, Кипр ждал помощи с Запада и не мог остаться без нее. Хотя в данном случае нельзя не согласиться с мнением П. Эдбери, что помощь французской короны могла быть небезопасна для Кипрского королевства, ибо в случае успеха крестового похода, естественным предводителем которого виделся французский король, в Святой Земле неминуемо установилось бы анжуйское или французское правление[96]. Не столь давно папа освободил кипрского монарха от, пусть и формальной, вассальной зависимости от германского императора, и было бы совсем обидно теперь оказаться под властью французской короны. Самостоятельная роль кипрскому монарху в замыслах французского похода не отводилась, как того хотелось бы Генриху II Лузиньяну.
Генрих II умер бездетным, и кипрский трон перешел к одному из его племянников — Гуго, сыну Гиде Лузиньяна и Эшив Ибелин, вступившему на престол в апреле 1324 г. под именем Гуго IV (1324–1359). В мае того же года в Фамагусте он возложил на свою голову корону Иерусалима. Точная дата рождения Гуго IV неизвестна; он родился между 1293 и 1296 гг., ему было около четырех-пяти лет, когда умер его отец, и около 18 лет, когда в 1312 г. умерла его мать. Гуго воспитывался при дворе, и еще до вступления на престол активно участвовал в делах королевства при своем дяде Генрихе II. В 1318 г. ему была пожалована должность коннетабля Кипра, которую некогда занимал его отец.
Прежде чем продолжить рассказ о Лузиньянах — королях и крестоносцах, необходимо остановиться на личности А мор и Лузиньяна, который никогда не был королем Иерусалима и Кипра, который в источниках называется только регентом и за которым в историографии утвердилась дурная слава узурпатора. Тем не менее, именно от него берет начало еще одна, армянская ветвь Лузиньянов. Амори был четвертым сыном короля Гуго III; он являлся байло Иерусалима и сеньором Тира, и в 1291 г. стал коннетаблем Иерусалимского королевства. После потери латинянами сирийских земель и падения Акры он вместе с другими беженцами ретировался на Кипр и здесь возглавил партию кипрской знати, недовольной политикой Генриха II. Эта партия была поддержана тамплиерами, Генуей и Арменией. В 1306 г. недовольным удалось сместить с трона законного монарха и провозгласить Амори ректором и правителем Кипра («rector et gubernator Cypri»). Генриха II, в свою очередь, поддерживали госпитальеры, Венеция, другая часть кипрского нобилитета и высший клир королевства. До того как Тир и Акра были потеряны европейцами Амори собирался жениться на Эшив Ибелин-Бейрутской. Посте утраты земель в Сирии Эшив (в будущем мать Гуго IV) перестала представлять интерес для амбициозного Амори и он «уступает» ее своему младшему брату Ги. Сам же он выбирает более выгодную партию с дочерью короля Киликийской Армении Левона II Изабеллой. Этот брак состоялся в 1292 или 1293 г., и от него родились шестеро детей. Однако в 1310 г. Амори был убит одним из своих пажей, Симоном де Монтолифом, а Генрих II восстановлен на кипрском престоле. Дети Амори из-за мятежа своего отца потеряли всякие права на трон в Кипрском королевстве и вместе со своей матерью отбыли в Армению, где и положили начало новой, армянской ветви Лузиньянов.