Король Давид

Глава 21. Бой

– Дался нашему королю этот лес Эфраима! – ворчал Иоав бен-Цруя. Они с Авишаем, поджав ноги, сидели в тощей тени тамариска в середине солдатского стана. Их бойцы храпели, раскинувшись на горячей земле, и не чувствовали ползающих по лицу мух. Братьям не спалось.

– Стоит мне спросить у Барзилая про долину, как Давид перебивает меня со своим лесом, – продолжал Иоав.

– А тебе чего далась эта долина? – повернулся к нему Авишай, держа у рта флягу с водой.

– Завтра-послезавтра бой, а мы никак не выберем для него места: то ли долина Гадитов, то ли поле Наместника фараона.

– Да ведь они же рядом. Может, Давид интересуется тем лесом тоже из-за боя.

– Кто и когда воевал в лесу?!

Авишай задумался.

– Ну, верно, в лесу не воюют, – согласился он. – Но если Давид всё-таки скажет «Будем воевать в лесу», ты что, за ним не пойдёшь?

– Пойду.

– Так какая тебе разница, о чём Давид расспрашивает Барзилая! Скажи лучше, сколько стрел у тебя в запасе.

– По десять на воина. Но бой в лесу?!

– Иоав, ты ведь всегда побеждаешь.

– Конечно, я же воюю против врагов помазанника Божьего.

– Так будет и на этот раз. Давид знает, где назначить бой. Господь ему подскажет, и мы опять одержим победу.

Иоав вздохнул.

– Чует моё сердце: начинается самая паршивая война. Я её Красавчику не прощу.

Амаса предлагал двинуться той же Северной дорогой, по которой бежал Давид: по низкой седловине между горами, ведущей к Иерихону и Раббе.

– Но ведь по берегу Солёного моря короче, – недоумевал Авшалом, стараясь сосредоточиться на погоне.

– С армией-то! – поморщился Амаса. – Там горы сходят прямо к воде и не дадут пройти пастуху со стадом.

– Значит, будем действовать, как решили на военном совете: идём к Шхему на соединение с ополчением племени Эфраима, туда же подойдут отряды из наделов Нафтали и Ашера. Через северные переправы перейдём Иордан и двинемся на Маханаим. Я верно понял твоё предложение? – обратился он к Хушаю.

– Верно.

– Тогда идите, готовьте армию, – приказал Авшалом.

Оставшись один, он задумался. Запах дыма от угольницы напомнил ему Баал-Хацор, мёртвого Амнона на земле возле жаровни и своё желание умчаться оттуда и спрятаться у деда в Гешуре. Если бы Авшалом не был уверен, что Давид никогда не простит ему публичного посещения королевских наложниц, он и сейчас бросил бы старейшин племени Йеѓуды вместе с их войной и убежал бы в Гешур.

Вчера ночью ему сказали, что Ахитофель Мудрейший повесился.

Ахитофель учил его: «Решил – действуй! Нерешительные люди совершают непоправимые ошибки». Завтра утром армия пойдёт на Маханаим. Мать, которая твердит о победе, вместе с сестрой Тамар останется дома. «Скажу, что в обозе не было для них места».

Авшалом приказал принести вина, долил свой кубок и выпил. Согрелся, но руки продолжали трястись.

Двое хевронских старейшин перешёптывались между собой в углу королевской комнаты.

– Не хватало, чтобы он заболел перед походом, – проворчал один, указывая взглядом на Авшалома.

– Просто трусит, – ухмыльнулся второй. – Для нашего Красавчика это – первый в жизни поход.

Они пришли ещё до начала военного совета и сказали Авшалому, что довольны: под водительством Амасы собрана и вооружена тридцатитысячная армия.

Давид выглянул из палатки позвать кого-нибудь, кто бы помог ему закрепить на спине бронзовый панцирь. Он не надевал доспехи со времени похода на арамеев и хотел примерить их перед сражением. Я проходил мимо, и Давид меня окликнул, продолжая подгонять к поясу ножны с мечом. Я стал затягивать у него на спине кожаные завязки, а он поднимал и опускал плечи, проверяя, не мешает ли движениям панцирь. Вдруг вскрикнул.

– Рана? – догадался я.

– Да. Ты встречал когда-нибудь иври моего возраста, которого бы ни разу не задело стрелой!

Я набрал в ладонь оливкового масла и начал растирать ему шею и плечи. Давид расслабился и стал рассуждать о том, что занимало его мысли.

– Переправу через Иордан они закончат сегодня, утром пройдут равнину, переправятся через ручей Ябок, поднимутся в горы Эфраима – а там лес! Тогда они спустятся в долину Гадитов перед самым Маханаимом.

– Давид, – я не утерпел.– Ты позволишь им подойти к Маханаиму?

– Подожди, я тебе рассказываю их единственный путь сюда – другого нет Обоз они оставят на том берегу.

– Ты решил атаковать их по дороге?

– Какая уж там атака! У меня каждый боец на счету. Слушай. Сегодня их разведчики поднялись по северному склону на гору и прошли через весь лес. Люди Барзилая проследили каждый их шаг. Потом эти разведчики сидели в кустах над южным склоном гор Эфраима и рассматривали издали Маханаим и долину Гадитов между горой и нами. Они, наверняка, решили, что я хочу дать бой в долине, раз я разбил там стан и укрепляю его.

– А ты?

– А я? А я, с Божьей помощью, хочу принять их именно в лесу Эфраима.

– Бой в лесу? Всегда воевали на открытом месте.

– А мы будем сражаться в лесу. Первыми их встретят Герои.

– Думаешь, боя не избежать?

– Молю Господа, чтобы обошлось без сражения, но помню, что хевронцы пришли сюда не с миром. Моим солдатам приказано стрелять из луков из-за деревьев, но, зная иврим, не сомневаюсь, что очень скоро по всему лесу пойдёт рукопашная на мечах и копьях.

– Ты удивил меня своим замыслом, король. Да, Амаса не скоро поймёт, что происходит.

– На это я и рассчитываю. Они будут стараться пробиться к долине Гадитов, чтобы воевать там, пока разберутся, что бой уже идёт в лесу Эфраима.

– Да поможет нам Бог!

– Да поможет нам Бог! – повторил Давид.

– К тебе вестовой. Я пойду?

– Иди.

– Может, он сообщит, что Авшалом остался в Городе Давида, – пробормотал Давид, подзывая вестового.

Тот принёс весть, что сыновья коэнов, оставленные в городе, прибежали в Маханаим и просят разрешить им участвовать в сражении.

– Сперва я хочу наградить этих храбрецов и расспросить, что из дошедших сюда слухов правда и что сказки.

В это время солдат, охранявший палатку, крикнул:

– Элиам бен-Ахитофель из отряда Героев хочет говорить с тобой.

– Пусть войдёт, – поколебавшись, решил король.

– Давид, – едва войдя, начал Элиам, – я знаю, чью сторону принял отец. Отпусти меня переговорить с ним.

– Нет. Живым ты оттуда не вернёшься. Слышал, как чуть не погибли из-за верности мне сыновья коэнов?

– Пойми, я должен посмотреть в глаза отцу и спросить, почему он перешёл к Авшалому.

– А я хочу посмотреть в глаза самому бунтовщику, – поднялся Давид.– Ждать осталось недолго. Иди в свой отряд.

Попрощались, Элиам ушёл. «Не знает, что Ахитофель повесился», – думал, глядя ему вслед, Давид.

От Иоава бен-Цруи прибыл вестовой с сообщением, что запасы оружия перенесены вглубь леса. Оттуда местные молодые гильадцы будут подносить стрелы лучникам, ведущим бой.

Иоав велел оруженосцу Нахраю разбудить его, когда командиры соберутся на военный совет. Кожаные ремни на сандалиях, задубевшие от песка и солнца, не развязывались. «Надо будет приказать рабу смазать их на ночь маслом»,– подумал Иоав и сразу: «Рабу? На ночь?!» Он рассмеялся.

– Ты что, Иоав? – вскочил с камня Нахрай.

Иоав не ответил, улёгся в сандалиях на шкуру и тут же захрапел.

По стану пронеслась весть: завтра на рассвете построение и сразу идём в лес воевать с бунтовщиками.

В последнюю ночь все собрались в стане в долине Гадитов. От стана в сторону гор Эфраима шла широкая каменная стена с башнями – остаток городских стен, построенных каким-то народом, исчезнувшим ещё до прихода в Кнаан Йеѓошуа бин Нуна. Давид и его сторонники собирались возле стены, обсуждали новости из Города Давида, здесь приносились жертвы и объявлялись самые важные приказы короля и командующего.

В отрядах кинули жребий, кому заступать в охрану на эту ночь, кому подняться на стену и в сторожевую башню. И те, и другие останутся в стане, пока не поступит приказ заменить раненых и убитых.

Мне выпал жребий нести охрану стана. Придя в обоз, я взвешивал на ладони копья, проводил ногтем по бронзовым остриям наконечников, отсчитывал себе стрелы.

В звёздном свете застыли небеса, облака казались коэнами, собравшимися у огромной могильной ямы. Я догадался, что завтра будет очень плохой день. Но разве дано смертным остановить его приход!

Я направился к левитам, истово просившим Бога простить Его народ, и присоединился к молитве.

Пока я возвращался на свой пост, в прозрачном серо-чёрном небе воссияли звёзды и взошла луна. Лаяли собаки, противно пахли сложенные горой бурдюки с водой, запах плавящейся меди подсказал, что я прихожу мимо кузницы. Большинство солдат не спало. Они бродили по стану, разговаривали между собой, сидели и лежали возле костров. Отсветы пламени выхватывали из темноты места, где днём стояли палатки отрядов. Из-за духоты их сложили, и солдаты улеглись на войлочных стенах. Многие, собравшись группами, обращались к Богу, повернувшись лицом к Городу Давида, где остался Ковчег Завета, некоторые, поспав час-другой, присоединялись к группе, возглавляемой тремя войсковыми левитами, молившимися без перерыва всю эту ночь.

Я поравнялся с палатками гатийцев. Здесь было тихо, бойцы или спали, или готовили оружие. Я узнал лысого Баруха, с которым познакомился ещё в «Бочке» в Яффо. Барух славился среди гатийцев тем, что непрерывно изготавливал новые стрелы, придумывал хитрые ямы-ловушки для колесниц и улучшал ножны и колчаны. Он был готов помочь любому солдату, постоянно с чем-то возился: расплавлял, затачивал, подвязывал, и действительно, стрелы из его лука летели дальше, чем из других, а на его бронзовом шлеме и наплечниках не оставляли следа даже удары железного меча.

– Шалом, Барух! Оставь ты эти стрелы, пойди, поспи.

– Шалом, Бен-Цви! Ты прав, да уж больно душно сегодня. Не уснуть.

Возле его ног стоял филистимский кувшин с рисунком лебедя, запрокинувшего голову. Барух налил в кубок с водой немного вина и протянул мне. Я не спеша выпил кисловатую смесь, поблагодарил и пошёл дальше, размышляя, чем отличается этот стан иврим от всех других, в которых мне довелось бывать. Солдаты здесь не говорили о враге, не было у них озлобленности против бунтовщиков. Досада? Пожалуй. Из-за этого бунта я сам провёл дома всего одну ночь. Гатийцы Итая, вместо того, чтобы развезти семьи по домам и отдохнуть с дороги, отправились воевать, даже не начав распрягать обозных быков.

Наиболее решительно были настроены Герои и старые солдаты. Они всегда шли за королём, сначала за Шаулем, потом за Давидом. С Иоавом бен-Цруей они громили и пехотинцев Ахиша, и великанов, и отборные арамейские части, и «Львов» короля Эдома. Сын, поднявший меч на отца, был мерзок их душам, и неважно, что он был красавцем и говорил прекрасные слова.

Меня сменили на несколько часов, но я не смог уснуть. Лежал, рассматривая созвездия, и просил у Бога не допустить войну между иврим. Только после полуночи подул ветерок, и я, было, задремал, но тут же меня стал трясти за плечо закончивший ночную стражу солдат.

При лунном свете я обходил стан. На стене и башнях ровно горели факелы, почти все костры уже покрылись золой. Новые, на которых будут варить утреннюю кашу, должны будут разжечь позднее. Слуги-хивви таскали хворост и воду к медным котлам, поставленным на камни рядом с палаткой каждого отряда.

Разведчики, пробравшиеся в стан Амасы, донесли, что Авшалом тоже там, а не в Городе Давида, и ему готовят оружие для завтрашнего сражения. «Он же не воин!» – подумал Давид, и опять пришло чувство горя. Сказав слуге, что попытается уснуть, он ушёл за палатку, лёг и закрыл глаза. В памяти упрямо возникало лицо Авшалома и тут же расплывалось. И когда умер младенец – их с Бат-Шевой первенец, и когда он услышал, что зарезан его старший сын Амнон, перед Давидом возникало лицо Авшалома. Теперь Давида осенило: в его доме жил Ангел Смерти в образе Авшалома. «Ангел Смерти! – шептал Давид.– И с ним я хочу воевать?!» Нужно было бежать из города одному. Зачем я взял с собой всех этих людей! Бог послал за моей душой Ангела Смерти…»

Разведчики явились в палатку Иоава бен-Цруи. Им показалось, что охрана стана бунтовщиков, куда они проникли, заметила их, но даже не окликнула – пусть, мол, посмотрят, сколько войска на них идёт.

– Они уверены, что ты выбрал для сражения поле Гадитов, – сказали разведчики. – Амаса приказал своим командирам на рассвете до наступления жары пройти через лес Эфраима и, опередив Давида, выстроить армию для боя.

– А что Красавчик?

– Авшалом сказал: «Сейчас бы посоветоваться с Ахитофелем!» Амаса даже обиделся: «Кто лучше знает Иоава бен-Црую, Ахитофель или я?»

Командующий расхохотался.

***