Король-поэт

ГЛАВА 23

В последнюю ночь года Лин Амаристот оказалась в деревне на юге Тамриллина в зеленой долине в дне пути от границы. Таверна, полная гостей в честь Нового года, закрыла двери на ночь. От того, что ходило снаружи.

Лин сидела в тени в углу, подняв капюшон, и смотрела. Сим Олейр дремал на стуле рядом с ней, успокоившись. Ей нужно было смотреть и думать. Ее последний разговор с Алейрой Сюзен с помощью магии дал ей много пищи для размышлений. Запахи хорошей еды наполнили комнату. Люди ели куриные пироги и рагу с овощами и бобами. Зимний пир. Эта деревня была у главной дороги, и здесь бывали торговцы, которые могли заплатить. Они хотели поесть, выпить и лечь спать, потому что в сердцах знали, что просто закрытых дверей и ставен не хватит.

Лин слушала в каждом месте, где бывала. Люди понимали опасность. Хоть они и не понимали, что это было. Напитки сегодня были с бренди, и был молочный пунш в честь Нового года. Легкий, теплый и отгоняющий ужас.

Она поела, как и Сим — потому он и был спокоен. Он съел два пирога и нечто, похожее на тушеное мясо. Лин не следила, ей хватало того, что он оставил ее в покое.

До этого она лежала в кровати, руки были по бокам, пока она говорила с Алейрой. Маг рассказала ей, что видела: два врага столкнуться в назначенном месте, откуда было видно гору Харию. Через десять дней.

Хотя Лин видела только красноватую тьму под веками, она слушала и перед глазами была маг. Они не видели друг друга со дня, когда Лин и Захир Алкавар нашли логово Танцующих с огнем. Лин помнила напряжение во взгляде Алейры. Вспомнила, как впервые ее голос проник в ее мысли, сообщил о ее службе Элдакару. Тот хриплый голос с хитрой ноткой. С закрытыми глазами Лин могла притвориться, что они были в одной комнате.

— Итак, — тихо сказала Лин. — Десять дней. И ты думаешь, что я могу что-то сделать.

— Ты прошла огонь и отмечена им, — сказала Алейра. — Отогнать тень. Что еще это может быть?

Точно. Она сидела в зале таверны вечером и обдумывала это.

Она всегда возвращалась к вопросу своей цели. В Башне ветров она билась с ним, когда пыталась излить куплеты, застрявшие под ее кожей. Она будто искала свет, но сталкивалась с тьмой, куда бы ни шла. Все время были потери.

Вспышка шума. Лин пришла в себя. За одним из столов кричали. Двое мужчин вскочили, юные и вспыльчивые, начали кружить. Подняли кулаки. Третий появился откуда-то и бросился на них. Еще один прыгнул на стол и бросился в кучу-малу. Она слышала треск костей.

Она не успела подумать, как уже стояла на стуле. Лира была в ее руках. Она запела:

— Слушайте! Историю темных лесов

И героев, которые

Сияющими мечами и копьями

Отгоняют опасность и ночь.

Бой продолжался. Но некоторые стали слушать. В этом была хитрость такой песни. До возвращения чар было лишь фантомное притяжение в музыке. Но теперь метка Пророка многое значила… теперь можно было тянуть силы. И песня работала иначе. Слова и ноты стали ритмом, похожим на биение сердца. Заклинание.

Лин пела, ощущала, а не видела волну тишины, что медленно пошла от нее в стороны, пока крики дерущихся не пропали. Теперь слышно было только тихий стон раненого, а потом и это утихло, другой мужчина поднял его и тихо повел прочь.

Лин пела толпе великую историю, тишина сгущалась. Музыка заполняла тишину. История о герое, который бился с демонами ночи, доносилась до крыши, и слушатели сели на свои места, словно в потрясении. Она пела им, ритм был все быстрее, она вела их через трагедию, жертву, глубокие потери, чтобы, когда солнце взойдет утром, люди, как эти в таверне, могли вернуться и работать, любить и забыть о тени, что нависала над ними.

И, пока она плела ритм, чтобы очаровать людей в комнате, она знала, что не могла быть одной из них, что, хоть она могла создавать эту мелодию, быть светом для них, ее место было в тени.

«Не все могут получить ключи к смерти», — говорил Сим.

Она вспомнила, как пела над телом Марлена, чтобы оно не разлагалось. Она делала так много раз на поле боя в Кахиши.

Ключи к смерти.

Она горела, привязанная к шесту. Она должна была умереть.

Она спустилась, люди, мужчины и женщины, стар и млад, очнулись и попросили спеть еще.

Сим Олейр проснулся. Он смотрел на нее пылающими глазами. Она не знала, смотрел он или Ифрит.

Он сказал:

— Спой об Астериане в царстве мертвых.

Она огляделась. Хоть стало тихо, люди вряд ли слышали. Он говорил ей тихо.

— Никто не хочет историю о поражении, — тихо сказала она. — Не этой ночью.

Он сжал ее плечо. Лин вздрогнула от его жеста и посмотрела на него. В его глазах был странный свет, и она снова задумалась, хорошо это или плохо.

— Миф об Астериане принимает много форм, — сказал он. — Иногда он проигрывает. В других версиях забирает любовь из мира мертвых. Или их путь продолжается. По многим мирам.

Она была в том коридоре с дверями миров не один раз.

Она склонилась к нему.

— Кто из вас говорит? — сказала она. — Сим Олейр или другой?

Он улыбнулся. Улыбка казалась глупой и грозной одновременно.

— Он хочет убить меня, — сказал он. — Другой. Он хочет, чтобы я умер — и он умер — но не помогать тебе. Так он ненавидит, — он прижал ладонь ко рту. — Он не дает мне говорить, только загадками.

— Астериан, — сказала она, и он кивнул.

Она хотела заговорить о загадке, но ощутила ладонь на своей руке. Женщина, милая, с каштановыми кудрями и голубыми глазами. Она была в милом голубом платье с кружевами. Она чарующе сказала:

— Споете еще? — она склонилась. — Мы будем благодарны, — она опустила взгляд. — Я буду.

Лин вспомнила, что для толпы она была юношей. Она не знала, как они могли верить этому облику, хоть она для этого подстриглась.

Эта женщина желала и песню, и поэта.

«Вот как это все».

Хоть она и знала из воспоминаний Эдриена Летрелла, когда они были вместе с ее. Радость славы и внимания для мужчины была ей знакома.

Дариен рассмеялся бы, будь он тут.

Лин пыталась не улыбаться. Она поклонилась, вскочила на скамью в центре комнаты, плащ развевался вокруг нее. Театральный жест. Все смотрели на нее.

Мысли о Дариене отвлекали ее. Она представила его в углу, глядящего с улыбкой. Он отдал бы этой песне всю свою энергию, а потом с той же энергией занялся бы любовью с женщиной, которая подошла к скамье, покачивая бедрами.

Лин вдохнула и сосредоточилась. Дариена Элдемура тут не было. Она заговорила:

— Этой ночью начинается год, — сказала она. — Ночь танцев. Освободите место.

Ничто из того, что она сделает сегодня, не могло спасти их от грядущего. Но этой силой она могла заставить их отвлечься на время. На ночь.

Ритм снова был ее оружием. В этот раз она из не успокаивала. В этот раз музыка должна была отправить их танцевать. Вместо героя она пела о хитреце, который поднимал город на уши своими шутками и соблазнением. Песня тянулась корнями к древним, хотя многие тут не знали этого. Тэм Риннел, известный повеса, был связан с Тамриром, одним из старших забытых богов трациан. Бог удачи, воров и путешествий. И границ. Но теперь он был в историях, которые вызывали смех у людей.

Лин стучала ногой по скамье и пела. Слова вылетали быстро. Ногти плясали по струнам. Кто-то в толпе узнал мелодию и присоединился, другие хватали пару или становились в круг и начинали танцевать. Ритм усиливал топот сапог, пол дрожал.

Будь тут Дариен Элдемур, он одобрил бы. В нем было что-то от Тамрира.

Они пересекли границы вместе. Конечно. Она была между жизнью и смертью, в этом мире и Ином. Чары Дариена сделали это с ней. И эффект той ночи повлиял на все, как сейчас музыка влияла на толпу. От Тамриллина в Захру, из логова Танцующих с огнем в сам Танец.

Она могла петь, даже вспомнив глаза Захира, когда он рассказал ей все в комнате с видом на двор. Часть него просила ее и тогда одолеть его. Он устал от того, что его заставляли делать верность и любовь. Он устал. Хотел, чтобы она узнала. Она думала, что не хотела знать.

Смерть всегда была с ней, это она знала.

Астериан. Ключи к смерти.

Вспомнив слова Сима Олейра, она ощутила его взгляд. Когда он смотрел на нее так, она ощущала ужасную ответственность. Он был юношей, но выглядел так, словно устал жить.

Песня закончилась. Она завершила ее с размахом и поклоном. Люди захлопали, стали требовать еще. Она улыбнулась и приняла чашку воды для пересохшего горла. Она смотрела на толпу, но не видела девушку. Она искала того, кого знала, хотя это было невозможно. Она всегда искала тех, кто был ей важен, когда их уже не было.

Голос Сима снова был в ее голове, он смотрел на нее. «Астериан».

Захир Алкавар делал все из-за любви. Любви к семье, к разрушенному городу. Он хотел пойти с ней в Преисподнюю, ее связь с тем местом была сильна. Сильна с тех пор, как Дариен Элдемур сделал то, что седлал, и теперь…

Она отдала пустую чашку кому-то в толпе. Сразу начала следующую песню. Еще одну для танца, близилась полночь. Топот и вопли сотрясали половицы. Она отправит их в Новый год радостными.

Ее кровь стала теплой, как не было в ночи до этого. Согревала пальцы, лицо и шею. Она представила, как расталкивает толпу, закончив песню, и видит Валанира Окуна у стены. Узнает, что он был там, живой, наблюдал за ней. За ее песней. А потом сказал бы ей, что сделал бы иначе, стал бы критиковать ее выступление. Но не этой ночью. Этой ночью она увела бы его наверх, и они забыли бы обо всем.

Она посмотрела в глаза Сима. Только он молчал и стоял среди танцев.

«Думаю, я понимаю», — подумала она, словно передавала сообщение ему.

В полночь она допела, и ей дали чашку. Она пила, напиток оказался сладким и крепким.

Это была жизнь. Эта комната, люди, танец. Ветер свистел за окном. Жизнь была местом, мигом. Среди других мест и мгновений. Нужно было пересечь границу и уйти.

Она поклонилась в последний раз, спрыгнула со скамьи, и ее окружили восхищённые люди. Кто-то хотел поцеловать ее ладонь, другие — пожать. Она слабо улыбалась, ей это нравилось, но она понимала, что все еще была в стороне от них.

Девушка тоже была там, смотрела с надеждой. Это было как стрела. Лин Амаристот никогда не была такой девушкой, такой милой, но тоже надеялась. Быть как можно ближе к музыке, быть ближе к поэту. Потом она поняла, что это так не работало, что такая близость была как со всеми, а музыка существовала не в таких моментах. Не зависела от человека.

Она прошептала девушке на ухо:

— Ты милая. Боюсь, мне нужно идти. Но я буду думать о тебе.

Разочарование смешалось в ее голубых глазах с внезапным светом, и Лин с трудом могла это выдержать. Жизнь была и в тех глазах. Не только в танце и песне. Конечно, Дариен знал и это.

Лин осознала, пока пела на Новый год этим людям в зимнюю ночь. Жизнь была тут, а для нее не было места. Она прошла и оставила след, как огонь оставил следы на ее коже. Она шла куда-то еще.

Это она думала, ощущая, как теплый напиток растекался внутри нее. Она пылала от него и ритмов, которые играла ночью.

Толпа не пошла за ней к лестнице. Она оставила людей, ушла от праздника в тишину. Звуки веселья утихли. Она начала подниматься. Лестницу озаряли свечи из маленькой ниши в стене. И она поднималась в тишине и увидела их на площадке. Дариен Элдемур со спутанными светлыми волосами, улыбающийся из-за того, что она быстро отогнала девушку. Это точно повеселило бы его.

Валанир Окун был в нескольких шагах от Дариена, улыбка была только в его глазах. Она видела его слова на лице, многое было между ними за последние дни вместе. Она была благодарна за это. За то, что они не сдерживались.

У двери в ее комнату был Захир Алкавар. Глаза пылали, как она и помнила.

— Я на пути, — сказала она. — Теперь я понимаю, что делать.

И она не знала, понял он или услышал, но он отвернулся. И это был не он, а ее воображение родилось из желания увидеть еще раз любимых, которых она потеряла.

Но Сим Олейр был рядом с ней, его плечо было под ее ладонью, пока она поднималась. Он был рядом. В их комнате она закрыла дверь. Было темно, лишь одна свеча горела на трюмо.

— Думаю, я знаю, что делать, Сим, — сказала она. — Что нам нужно сделать вместе, — тут было темно после света зала. — Последнее.

Он выглядел бледно, она еще таким осунувшимся его не видела. Все было написано на его лице.

— Я уже все потерял, — сказал он. — Я готов.

ГЛАВА 24

Джулиен Имара не хотела быть в мрачном замке, когда где-то там ее друг был в плену. Но архимастер Хендин заставлял ее думать. Чтобы одолеть Белую королеву, им нужна была общая сила Пророков. И они прибыли в Вассилиан, последнюю крепость поэтов после пострадавшего Острова. Хендин собрал шестерых, одних из последних живых Пророков, которые согласились выступить с ними. Этого было мало, но у архимастера был план.

Старый год сменился новым, пока они ютились в крепости, где родилась Лин Амаристот. В крепости ее предков. Она отдала ее Академии для обучения поэтов. Напоминания о ее семье были всюду: на портретах были гордые темноглазые мужчины и женщины в темной одежде. Их богатство проявлялось в плащах и кулонах с кольцами.

Лин Амаристот не было на этих стенах, но ее родители и брат были. Каждая картина была с табличкой с именем. Ее мать была красивой, глаза бросали художнику вызов. Брат пошел в нее, хотя он стоял горделиво для портрета, и художник словно застал его врасплох. Он носил меч на боку, держался величаво. Говорили, он убивал на дуэли за женскую честь.

В зале портретов Пророки и поэты Вассилиана ели за длинным столом, только там не было паутины. Юные поэты занимались уборкой, а они старались уходить от этого, когда могли. Многие часто говорили об уборке и еде в Академии, которые тогда не ценили.

Хвороста было мало, и они не могли греть много комнат, так что в зале портретов проводили и собрания. Архимастер Хендин не сразу смог уговорить коллег, что его информация о грядущем бое была правдой, насколько можно было верить в пророчество на звездах. Еще больше времени он потом убеждал Пророков присоединиться к нему. Джулиен сидела там и зевала. А потом стыдилась, потому что не она была в руках Белой королевы.

Она могла представить, как Дорн Аррин говорил ей, как глупо она себя вела. Что это не помогало.

Джулиен вспомнила утро, как постучала в дверь комнаты Дорна в гостинице. Страх в груди появился сразу, словно она уже знала. Они выломали дверь. Было понятно, что случилось. Дорн Аррин не ушел бы без лиры. Не по своей воле. Они увидели открытое окно, выглянули и заметили веревку.

Весь путь в Вассилиан она подавляла слезы и стыд. Стыд, что плакала как ребенок, что этим усложняла все для архимастера, который тоже горевал.

План архимастера Хендина для шести Пророков включал и Джулиен Имару. Она могла временно ослабить королеву, что бы это ни значило. Когда придет время на поле боя, Джулиен выпустит тайное имя. И тогда, если получится сделать брешь, Пророки нападут на королеву, когда она будет слабее всего.

Они не брали в расчет противника королевы, но это все, что они могли. Хендин отметил, что если опасность была в бое между двумя, может, было преимущество, если бой закончится победой одной стороны. Хотя кто мог знать?

Десять дней от Нового года. Они будут на предсказанном поле боя ждать мига. Джулиен не надеялась, но вариантов лучше не было.

Она спала в старой комнате Лин Амаристот, которую Хендин открыл ей ключом.

— Тут не спали с тех пор, как она тут жила, — сказал он, и Джулиен знала, что так он давал ей нечто. Оставшись в комнате детства Придворной поэтессы, Джулиен могла увидеть, с чего начинала та, кем она восхищалась.

Но комната вызывала печаль, не была удобной. В этом комната была как весь замок. Казалось, Амаристоты верили в богатство, но не в удобства. Всюду на стенах висело оружие, его было больше, чем картин и гобеленов. Кровать Лин была узкой, постель теплой, но из грубой ткани. Ее шкаф был полон платьев, многие были темными. Но некоторые были хорошим, из шелка и с ароматом. Джулиен могла закрыть глаза и представить Придворную поэтессу в одном из них, танцующую с мужчиной в зале портретов.

Комната была с одной роскошью — серебряное и большое зеркало на стене во весь рост. Джулиен не смотрела туда.

Эти предметы не говорили о том, какой была Лин Амаристот — первая женщина, ставшая Пророком и Придворным поэтом. Но там была полка книг, и с ними Джулиен обращалась с благоговением. Она словно нашла друзей в месте чужаков.

В некоторые ночи она сидела у окна с видом на сосновый темный лес и тихо плакала. Она ощущала себя глупо, но никто хотя бы не видел. Она пыталась вспомнить последние слова Дорну Аррину, но не могла. Может, это было «спокойной ночи».

Пока они были в Вассилиане, почти ничего не изменилось, но близилось время отбытия. Горные дороги были непроходимыми от снега, Пророки собирались перебраться в Кахиши магией. У поля боя было кольцо стоячих камней, оттуда они могли потянуть древнюю магию для перехода. Джулиен не понимала детали, и ей было все равно. Она была слишком занята, думая, где может быть Дорн, стараясь не думать об этом.

Ночами она и архимастер сидели в зале портретов и говорили о жизнях. Они ощущала теперь равенство между ними. Расстояние учителя и ученика пропало за эти дни.

Он рассказал ей, что был третьим сыном небольшого аристократа, как он рос, читая все, что мог, изучая лиру. У него был учитель, пока не пришло время отправлять его в Академию. И он шел по прямой без колебаний или сожалений.

Джулиен говорила о своей семье. Сначала немного. Она впервые пыталась говорить о себе после Сендары Диар. С другой девушкой всегда было ощущение натужного терпения, вежливости, когда Джулиен говорила о себе, она ощущала, что Сендара играет интерес. Архимастер был другим, хотя она говорила с ним сдержанно. Она хотела быть понятой, но начала понимать, что это невозможно. Вряд ли кто-то мог знать, почему она ощущала себя как в плену, когда ее жизнь казалась хорошей. И вряд ли кто-то знал, как ощущалось быть изгоем в Академии.

Когда архимастер Хендин говорил о юности, учителях, и как его обучение поддерживали, она не могла скрыть зависть. Для него это было естественным. Он и не думал об этом.

Он пытался понять.

— Есть много путей для обучения, — сказал он. Джулиен знала, что этот мужчина ухаживал за учениками так же внимательно, как за садом, и она была благодарна, хоть и не была до конца убеждена.

Она пыталась не думать о себе в том черно-серебряном платье, об уверенном отражении меж дверей. Спокойная, уверенная в своих силах. Это пропало. Она снова бегала по коридорам как ребенок.

Серые дни в Вассилиане проходили, и планы не были реальными для нее. Она знала, эти дни скоро кончатся, но они не говорили об опасности впереди. Но было сложно поверить.

До дня отбытия, когда она увидела архимастера Хендина в коридоре. Он выглядел так, как когда понял, что Дорна похитили. Хуже.

Она подбежала к нему.

— Что такое?

— Ничего, — он не смотрел ей в глаза.

— Скажите. Это… Это…

— Нет.

Джулиен не хотела признаваться, что была этому рада, когда он был так расстроен. Она сказала:

— Я знаю, что-то не так.

Он вдруг прислонился к стене.

— Мне придется открыть это совету. Я пытался днями дотянуться до Лин Амаристот и поведать ей о наших планах. И узнать, есть ли у нее новости.

— Хорошо, — сказала Джулиен. — Что она вам сказала?

Он смотрел мимо нее, словно его интересовала стена.

— Ничего, — сказал он. — Когда я дотянулся до нее, я ощутил то же, что в прошлом с остальными. Ошибки нет.

— Не понимаю, — хотя отчасти она поняла, руки дрожали. — Остальные?

Он смотрел вперед.

— Те, кто мертвы.

Как оружие Белой королевы, Дорн Аррин охранялся. Он слышал по ночам, как ее последователи танцевали и громко совокуплялись снаружи, но его держали в стороне. Он никогда не ходил без двух стражей, бессмертных, как она их звала.

Каждый день Этерелл Лир пытался вывести его из палатки — выпить, поесть у костра — и Дорн отказывался. Если его так используют, он сохранит достоинство. Он был рад только, что никто, кроме леди Теневого короля, не видел, как близко он был к тому, чтобы предать себя.

Он не стал бы спрашивать у королевы о том, что будет с ним после битвы. Он подозревал, что он все время будет ее, пока не найдет способ сбежать.

У него была одна надежда: Джулиен Имара знала имя королевы. Надежды было мало, но хоть что-то. Пока Белая королева не знала этого, шанс был.

Его мысли кипели от беспокойства и надежды.

В последнюю ночь перед боем Белая королева пришла к нему. Он сначала увидел ее свет в ночи, а потом она вошла в палатку. Она была довольной, как накормленная кошка.

— Завтра это начнется, — сказала она. — Ты будешь ключом. Слушай внимательно.

Она давала указания, и Дорн не мог говорить или отвести от нее взгляда. Она словно стала выше с их прошлой встречи, и он не мог забыть, как она ела сырое мясо на пиру у Теневого короля. Кровь мира питала ее, он был убежден. И она собиралась выпить все.

Он не мог ничего поделать, пока она давала указания. Было как раньше: она поцеловала его в лоб, и приказ проник в его кости. Имя короля делало его оружием, и этой ночью она использует его.

ГЛАВА 25

Хотя ночь укрывала поле, Джулиен Имара видела, как собираются армии. С вершины холма она и архимастер Хендин из-за стоячих камней смотрели на поле. С запада, из Эйвара пришли армии Белой королевы. Даже с высоты Джулиен слышала их вой. Вместе они были волной, которая постоянно вздымалась и опадала. Сторона королевы была хаосом. Порядок был только у вооруженных мужчин вокруг ее палатки. То, видимо, были Избранные.

Армия на другой стороне была такой, как Джулиен представляла. Серьезные серые батальоны стояли, сколько было видно, на востоке. У каждого батальона было черное знамя. Сторона короля была тихой, его многочисленная армия стояла как фигуры на доске.

Джулиен не знала, что пугало больше: тишина на стороне короля или вой на стороне королевы.

Тени поднялись, рассвет начинался над полем боя. Джулиен видела, что между армиями лежало пространство, которое они не пересекали, даже буйные последователи королевы. Странная формальность боя с назначенным временем и местом, наверное, влияло и на то, как битва проводилась.

Джулиен повернулась к архимастеру Хендину, его серые глаза смотрели на все, не меняясь. Он выглядел спокойно. Это был их отчаянный шаг, но, может, потому он уже не боялся.

— Как подадите сигнал? — спросила она. Она думала, что другие Пророки пройдут с ними через портал. Они пели ночью в зале портретов, архимастер Хендин и еще шестеро, часами после заката солнца. Они стояли кругом. Свет в каждой метке становился ярче с каждым часом, пока лучи не соединились в центре. Джулиен смотрела, как точка света расширялась и удлинялась, пока не появилась прореха в ткани мира.

Было время, когда этими же силами она создала такой портал. Теперь она могла лишь смотреть.

Она ощущала голод и восторг, глядя на эту магию, которой лишилась. И она думала, что эти Пророки с их огромным даром захотят пройти в проем, который создали. Но нет. В последний миг они отступили, оставив архимастера Хендина и Джулиен Имару одних. Они отвели взгляды, словно стыдясь, и обещали помочь, когда позовут.

— Когда время придет, мы семеро сработаем вместе, — сказал ей Хендин теперь. — После того, как ты используешь имя, я подам им сигнал. Мы связаны, хоть и на расстоянии, — он выглядел утомленно. Может, он вспоминал Пророков, с которыми раньше был связан.

Джулиен сказала в ответ на его взгляд:

— Не верю, что Придворная поэтесса мертва. Это глупо. Не может быть такого.

Он стиснул зубы, необычно враждебно выглядящий, словно она била по больному.

— Глупое случается, Джулиен Имара, — сказал он. — Ты это точно знаешь. И я знаю, что знаю. Когда я потянулся к ней, ощутил то же, как если бы тянулся к Валаниру Окуну или Серавану Миру.

— Что вы ощутили?

— Ничего, — сказал он. — В том и смысл.

Солнце поднималось. Бледно-розовая полоса тянулась за горами, небо светлело. Медленно становилось ярче. Серые горы менялись, появлялась зелень с золотом. Самая высокая гора, Хария, отражала солнце бледными камнями.

«Золотые вершины», — подумала она, и ей захотелось превратить это в песню.

Над полем боя кружили темные птицы.

Свет озарял роскошь зелено-золотой палатки Белой королевы. Джулиен перестала дышать от пришедшей в голову мысли. Она потянула архимастера Хендина за рукав.

— А если Дорн там?

— Это возможно, — сказал он.

— Тогда можно его забрать.

Из поля внизу доносились звуки, становясь резче, словно до этого мрак их приглушал. Крики и смех из лагеря королевы долетали до холмы.

«Шакалы на кладбище», — подумала Джулиен и тут же захотела забыть это.

Со стороны короля был только тонкий звук, словно точили клинок о камень.

— Я отдам жизнь, чтобы забрать его, — сказал Хендин. — Но нужно ждать шанса.

Она его понимала. Нужно было пережить бой. Она ненавидела это, но не могла ничего больше сделать. Стражи были стеной с копьями вокруг палатки. Она знала, какими были Избранные. Помнила их мертвые глаза, когда они бросили Дорна Аррина — и ее — в огонь.

Избранные не могли думать сами. Это было слабостью.

Джулиен встала на колени на траве. Там были камешки и роса. Солнце стало задевать круг камней, их тени темнели. У ног Джулиен был сверток ткани, потрепанный и мокрый. Он был аккуратно замотан, ведь это сделал Дорн Аррин. Джулиен не сразу смогла развязать ткань, увидеть сияние Серебряной ветви, а потом ткань упала.

— Это было его какое-то время, — она покрутила ветвь, красно-золотые яблоки сияли, мерцали. — И он должен быть там.

«Ты знаешь, что делать».

Ее металлический шепот в его ухе был, когда он проснулся. Дорн Аррин был один в палатке, но она словно разбудила его. Он уснул в Эйваре, но не знал, где. Он не знал, где был лагерь королевы. Где-то на холме среди шумящих последователей. Она путешествовала, собирала больше людей, но всегда возвращалась в одно место.

Утро отличалось. Когда он проснулся, он понял, что они переместились за ночь. Он понимал, что так будет, но думал, что ощутит это.

Этерелл Лир заглянул внутрь.

— Вот-вот начнется, — сказал он. — Одевайся, — он звучал спокойно, значит, ощущал обратное. — Ты должен это видеть, — добавил он с ноткой восторга. Его голова пропала из палатки.

Это привлекло внимание Дорна. Он быстро оделся в новую чистую одежду. Ритуал, который он почти перестал замечать. Одежда отличалась. Он привык к цветам. Но эта одежда была черной с серебряным узором и поясом. Формальная одежда поэта Академии.

Он закрепил пояс, прошел к выходу и палатки и осторожно выдохнул. Он почти боялся смотреть. Крики последователей королевы намекали на то, что он увидит. Он знал, что увидит поле боя.

Когда он выглядел, увидел плечи Избранных. Он исправился: бессмертных. Элиссан звал их Избранными, но король-поэт был уже воспоминанием. То, что Белая королева сделала с ними, было важнее всего. Этерелл сказал ему об этом, как они вытаскивали из себя топоры и мечи и быстро исцелялись. Их нельзя было убить.

Вечером Дорн Аррин позволил вытащить его из палатки, потому что больше сил ушло бы на сопротивление. Но он был настороже. Этерелл пытался говорить с ним обо всем, предложив Дорну вина. Это было две ночи назад.

— Значит, они будут жить вечно, — отметил Дорн. Вино расслабило его язык. — Жаль, что Элиссан Диар не выбрал добрых или умных. Наглые стали бессмертными, будут мучить мир вечность. Все печально.

Он сказал это, хотя бессмертные были вокруг него, охраняли и мешали бежать. Может, хотел проверить, понимали они или нет. Они не издавали ни звука, их лица не менялись. Если у них была вечная жизнь, она напоминала смерть.

Этерелл поднял кубок.

— Могло быть хуже, — его глаза сияли. — Она могла бы сделать меня бессмертным. И я вечно тебя раздражал бы.

На это Дорн не ответил. Он не хотел давать Этереллу еще больше внимания. Когда Дорн думал о годах, которые терпел, когда он даже не знал того, в кого влюбился… он не мог представить дурака хуже, чем он сам.

Утром боя он увидел, кроме полуголых последователей королевы с мечами и копьями серьезную и собранную армию серых фигур на востоке. Армия Теневого короля. Они закрыли зелень луга как муравьи, не двигались. Дорн вспомнил туман над морем вокруг Острова Академии.

На севере были холмы, а дальше — горы. В тех холмах можно было спрятаться. А Джулиен Имара точно постарается применить свое оружие, если он ее понял.

А потом королева оказалась перед ним, сияя белизной, кроме красных точек над скулами. В этот день ее волосы были золотыми, без красного отблеска, ниспадали до колен, отчасти заплетенные в косы. Ее глаза были фиолетовыми. Она сказала:

— Когда придет время, ты должен быть готов, Дорн Аррин. У тебя нет выбора.

Она прижала ладони к его голове. Будто благословляла.

— Мы с моим противником сразимся сегодня, — сказала она. — Пора.

И он знал, что у него вообще не было выбора.

Она смотрела на него.

— Ты что-то скрываешь, — она оглянулась на холмы. — Возможно, там ждут твои друзья, чтобы помочь, — он постарался не охнуть от этого. Ее улыбка ослепляла. — Никто не заберет тебя у меня, Дорн Аррин, — сказала она. — Пусть пытаются. Ты — мой.

Она ушла. Он увидел у нее длинный меч, клинок был из кристалла, и свет солнца отражался на траву красками.

Дорн посмотрел на холмы, прошептал молитву. Он надеялся, что Джулиен не полезет к нему.

Этерелл подошел к нему.

— Видишь? — сказал он. — Разве не чудо? — он еще никогда не выглядел так красиво, глаза сияли.

Дорн заговорил, отчасти выражая бурю, которую ощущал.

— Я не знаю, что тебя привлекает.

— Все это, — сказал Этерелл Лир. — Мне надоело то, каким все было. Простым и скучным.

Дорн отвел взгляд.

— В тебе нет ничего обычного.

И раздался пронзительный звук. Он становился все выше, стал мелодией. Он ощущался нежно для уха, хоть и был высоким, разносился над полем боя.

От этого звука даже последователи королевы замерли. Они застыли, как мухи в клее. Дорн посмотрел на полосу травы и полевых цветов между армиями. Там приближался всадник.

Всадник был все ближе, и Дорн увидел черные доспехи. Всадник был огромным, с большим топором с двойным клинком. Его конь был черным, как сажа, с красными глазами.

Королева вышла к всаднику с мечом в руке. Хоть она не была верхом, она казалась еще выше. Это точно была иллюзия. Рожок стал играть еще выше, звучал от холма до холма, а потом звук утих.

Всадник поднял забрало. Дорн видел там только два пылающих красных глаза.

— Время, — сказал он. Голос звучал как гром. — И назначенное место.

— Тогда начнем, — королева взмахнула мечом. Их мечи столкнулись, кристалл и черный клинок. Взлетели искры. Будто солнце вспыхивало на поверхности льда зимой.

Дорн услышал ее голос, как когда он проснулся.

«Ты знаешь, что делать».

Белая королева и Теневой король бились на траве. Дорн делал то, что она приказала. Он тянул из разума имя, словно развязывал сокровище, которое отложил до этого. Хоть он говорил его тихо, под нос, он слышал эхо в воздухе вокруг себя. Оно тянулось над полем боя. Истинное имя короля или одно из них.

Одного хватало.

Он увидел, как Белая королева, которая уже сияла, стала как белый факел, и ее смех терзал разум.

— Ты — мой, — закричала она.

Черный всадник менялся. Он уменьшался, форма менялась. Он стал мужчиной, которого Дорн видел в замке, неприметным, седеющим, на сером коне. Его топор стал простым широким мечом подходящего ему размера. Его лицо было бесстрастным.

— Еще нет, — его голос был просто мужским. Но спокойным. — Я не сдамся.

Она рассмеялась.

— Пока что.

И Дорн услышал что-то еще. Голос, который он знал, кричал. Он не должен был услышать его на таком расстоянии. Но это был не обычный крик, а чары, как у него.

Белая королева зашипела. Она стала меняться. Дорн Аррин на миг будто увидел белого павлина вместо нее, но вскоре она стала женщиной. Но намного ниже. Хоть она еще сияла, это было тусклое свечение.

— Так-так-так, — сказала она.

Теневой король склонил голову.

— Тебе нет дела до чести, — сказал он. — Но, похоже, бой теперь справедливый.

— Мне есть дело только до крови, — сказала королева. Ее меч стал стальным, но остался. — Я заберу твое.

Хоть было сложно видеть, что было на поле, стало ясно, что что-то изменилось, когда Джулиен Имара выпустила имя королевы с ветром. Она видела издалека, как обе фигуры уменьшились.

«Почему обе?».

Архимастер Хендин не отвлекался на мысли. Он встал на вершине холма. Его шепот стал мелодией. Архимастер закрыл глаза. Его волосы и плащ трепал ветер. Метка Пророка над правым глазом сияла. Искры летали друг за другом, Пророки продолжали петь.

Внизу продолжалась дуэль. Звуки и вид стали менее страшными, когда противники стали меньше. Теперь будто бились просто мужчина и женщина, хоть странно, что мужчина был на коне, а женщина — нет. Но Джулиен мало видела. Отсюда они выглядели как насекомые.

И в ослабевшем состоянии против них работали Пророки.

Джулиен ощущала, как ей становится легче. Она посмотрела на зеленую палатку, различила, как ей показалось, высокую фигуру в черном. Она хотела, чтобы это был он, но не была уверена.

А потом она услышала звук за собой. Архимастер Хендин словно давился. Он держался за шею, его будто душили, но сзади никого не было. Они были одни на холме.

Джулиен подбежала к нему, убрала его руки от горла. Не помогло, его лицо синело. Она поняла, магия подвергла его опасности. Но она не была Пророком и не могла помочь.

Глаза Пророка открылись, видно было только белки. Он упал на колени, она попыталась поймать его. А оказалась на земле рядом с ним на коленях. Он лежал на спине и извивался. А потом застыл.

Джулиен держала его голову. Она стала всхлипывать, она не могла ничего больше, согнулась над архимастером в траве. У нее не было сил. Она отдала их ради одного, и это уже использовала.

Дуэль продолжалась, клинки звенели. Это было неважно. Скоро все будет кончено. Их план — имя, Пророки — был их единственной атакой.

Она так погрузилась в горе, что не сразу поняла, что что-то изменилось. Звук клинков прекратился. И не возобновился. Ветер нес к ней запах земли и влаги. Живой запах бури. В воздухе покалывало, как перед молнией. Ветер стал сильнее, как дыхание великана, пригибал траву, делая ее зеленой водой. Джулиен сжимала архимастера Хендина, боясь, что его заберет ветер, и он будет потерян совсем.

Начался низкий рев вдали. Ветер бросал волосы ей в лицо, Джулиен с трудом могла разглядеть поле боя, где люди стали бежать в стороны. Обе стороны были в хаосе. Ветер приминал траву, палатка королевы упала на бок. Она трепетала, как зеленое знамя.

В тот миг Джулиен увидела на горизонте нечто вроде столба черного дыма. Он переливался золотым светом. Словно кусочек ночи на горизонте. В этом была красота, но выглядело это как что-то из кошмаров. Оттуда был рев, словно множество громов. И звук был все громче. Какофония тысяч криков. Разных, но вместе.

И в каждом голосе из той ночи был гнев.

Она почти не удивилась, когда из столба тьмы появились черные фигуры. На них было сложно смотреть, они были словно из дыма. Но несли мечи и копья. Их рев стал выше, и Джулиен услышала там не только ярость. Она поежилась. Так звучала бы комната пыток, если бы там была тысяча жертв. Словно они кричали в смерти на поле боя. И продолжали кричать.

ГЛАВА 26

За три дня до боя Лин Амаристот прибыла в Майдару. Хотя чары помогли ей попасть в столицу с Симом Олейром, они оба ужасно устали. Но не было времени на отдых.

Это стоило того, чтобы увидеть лицо Элдакара, когда ее привели к нему. Они пожали руки. Она видела, что он изменился. Лин знала, что он получил стрелу в плечо, но сейчас, видя лицо Элдакара, она думала, что рана шла глубже.

— Давно не виделись, — сказала она.

— Точно, — сказал он. — И ты вовремя. Я никогда не просил твоей помощи, но ты тут. И Алейра продолжает предсказывать конец всем нам, — он говорил бодро.

Лин осторожно подбирала слова:

— Я тут из-за этого, — сказала она. — Я хочу помочь. Но не обещаю, что это сработает. Это нечто темное, избегает меня. Этот юноша — Сим Олейр — важен для миссии, — она подтолкнула Сима вперед. — Сим, это король Кахиши. Выкажи уважение его светлости, королю Элдакару, сыну Юсуфа Эвраяда.

Сим пялился. Лин подтолкнула его, но он замкнулся в себе.

Она вздохнула.

— Прости, — сказала она Элдакару.

— Нам не нужны формальности, — сказал он. — Твоему спутнику рады, — он посмотрел на Сима с любопытством. Было что-то странное в юноше, и Элдакар не мог это пропустить. Но он был слишком вежливым, чтобы спрашивать у Лин.

Комната была полна света. Они были в зале с высокими окнами, ведущими на балконы, обвитые зелеными лозами. Летом тут были пчелы и колибри среди цветов. Даже зимой Майдара была достаточно далеко на юге, чтобы день был теплым, а лучи солнца играли на мозаике пола.

Это была не Захра, но это место напоминало о времени там. Она была там недолго, но время там мерцало цепочкой дней.

Она была тут из-за Захры.

Она могла обойти место и увидеться с Элдакаром во время миссии. Но она не хотела так. Хотя она ненавидела прощания, и ей казалось, что эта ночь станет такой.

Они заняли места на диване. Сим бросился как ребенок на подушки на полу. Он мог вот-вот начать скулить. У нее еще оставалось печенье.

— Я что-то чувствую, когда смотрю на тебя, — сказал Элдакар. Солнце и тишина комнаты укутали их. — Словно ты не тут.

Может, она прощалась с собой, не зная этого. И этот король хорошо знал людей, хоть и не знал сердца тех, кто был ближе всего к нему, и он ощутил это.

— Меня ждет работа, — сказала она. — Надеюсь, это поможет нам обоим. Но есть риск.

— Нечто темное, — он улыбнулся. — Конечно, это риск, Лин. Порой я гадаю, почему тебе не позволили жить в мире так, как ты хочешь. Ты всегда выполняешь миссию ради остальных.

Она поразилась. Хотя с Элдакаром не должна была. Она подумала о Захире Алкаваре, дающем ей Башню ветров, место вдали от ее ответственности. Подумала о верности Неда. В этом было утешение и доброта.

Она сказала:

— Многое не так, как я хочу. Но есть другое, за что я благодарна. Например, эта дружба.

Он улыбнулся.

— Я знаю, ты искренне, — сказал он. — Но я не уверен, что могу состязаться. Тут и другие твои друзья, — она не успела понять, о ком он, он встал и открыл дверь. На пороге стоял худой мужчина. Рядом с ним — женщина с золотыми волосами.

Дыхание вылетело из Лин. Она смотрела на них по очереди.

Рианна Альтерра прошла в комнату, держа голову высоко. Солнце украшало ее.

— Мы думали, что ты придешь, — сказала она. — Мы слышали, что эта гадость движется на восток.

Лин отыскала язык.

— И вы прибыли сюда.

Нед тоже подошел.

— Мы не могли оставить тебя одну против нее.

В ночь, когда Нед вернулся, Рианна не спала часами. Она сама была дома только несколько дней. Она знала, что должна была радоваться, что вернулась к ребенку и отцу. Но она думала о Белой королеве. О том, что было в тронном зале Тамриллина.

И это было в ее голове четче и реальнее, чем пребывание дома.

Она проводила дни, держа Дариану на руках и читая ей. И, конечно, воспитывая ее. Дедушка разбаловал ее сладостями, и они не спали допоздна. Возвращение матери не обязательно было счастливым событием. Но той ночью она уснула головой на коленях Рианны, прокричав часами, словно глубоко под этим гневом она была рада.

Рианна ощущала сталь в себе, знала, что не этого заслужил ее ребенок. Она пыталась подавить это и воспоминания, которые пытались всплыть. Она помнила лицо Элиссана Диара до того, как его лицо перестало существовать.

Она не могла спать, ясное дело.

И она не спала, когда послышался звук на лестнице. Шаги были слишком быстрыми для ее отца. Лестница тут была из досок, и было слышно все шаги.

Рианна встретила мужа на пороге спальни с ножом. Она сжимала его в руке и смотрела, как муж идет. Он заметил нож, повернул изможденное лицо к ней в свете лампы, и она опустила нож. Тени под его скулами стали темнее, и у него почти была борода. Так не пойдет.

Он следил, как она опустила нож. Когда он заговорил, голос был хриплым:

— Я видел, ты приняла решение сейчас. Я могу надеяться?

— Не решение, — сказала она. — Это пауза, чтобы подумать, — она долго стояла там, разглядывала его. — Тебе стоило побриться.

— Сразу же, миледи, — мрачно сказал он.

Нужно было отодвинуться и впустить его, и с ним прилетел запах мокрых зимних дорог. Она смотрела, а он зажег лампу у чаши. Он не суетился, вытащил набор для бритья из сумки. Она знала содержимое: мыло как гладкий камешек в обертке из бумаги, бутылочки успокаивающих масел и лезвие. Он прошел к чаше и зеркалу. Свет сверкнул на лезвии.

Она стояла в стороне, в тенях от лампы. Смотрела, как он гладил левую щеку лезвием. Щетина пропадала, открывалась бледная кожа, острые кости. Он зачерпнул воду руками, чтобы умыться.

Пока он работал, он не говорил. В тишине не было ничего неестественного.

Когда он закончил, он стал еще тоньше и изможденнее. Он не прошел к ней в тени. Он стоял у чаши и смотрел на нее, стоящую у кровати. Они смотрели друг на друга. Рианна заметила настороженность в его глазах.

Она поняла, что еще держала нож. Отложила его. Не время для сцен. И она не знала, какую эмоцию изобразила бы. Она не знала, чувствовала ли хоть что-то.

А потом Нед заговорил:

— Я первый, — сказал он. — Я знаю об Элиссане Диаре. О золотоволосой любовнице, которая стала бы его королевой. Об этом в тавернах говорят не так сильно, как о том, что случилось потом, но это тоже обсуждают.

— Да, — сказала Рианна. — Ты слышал правду, — она все еще не знала, что чувствовала, но его слова вызвали в ней холод. Она могла лишь стоять и смотреть на него, говорить эти ненужные слова «Ты слышал правду».

Нед шагнул вперед. Рианна напряглась, но он не приблизился. Он сел на кровать со стоном.

— Так лучше, — сказал он. — Надеюсь, ты меня простишь. Путь был долгим. Я прибыл так быстро, как только мог, завершив работу для королевы. Худшую работу. Думаю, она знала, что я после этого покончу со всем. Но я не сказал ей. Я перерезал мужчине горло, и все. Я вернулся домой.

— Я бы не была его королевой, — сказала Рианна. — Я бы убила его. Должна была, когда был шанс. Но не справилась, — слова выходили медленно, сухо, но она ощущала старую горечь.

— Тогда тебя убили бы, — сказал он. — Я рад, что ты его не убила. Я умер бы, если бы умерла ты. Разве ты не знаешь?

Она поежилась.

Он лег на кровать и смотрел на потолок. Он сказал:

— Я думал о времени, когда мы освободили твоего отца. Когда мы были против Никона Геррарда. Мы с тобой поклялись друг другу, но у нас не было времени. До этого я глупо играл со смертью. И вдруг появился страх. Осознание, что я мог потерять.

Он замолчал и глядел на потолок.

Она сказала:

— Я помню.

— Но потом я вернулся, — сказал он. — Мы бы и вместе и счастливы, и тот страх стал воспоминанием, и я не знаю, что еще мы забыли.

Рианна легла рядом с ним, тоже смотрела на потолок. Там была только тьма.

Она взяла его за руку. Он сжал ее ладонь, и она ощутила, как холод в ней тает.

Позже ночью он сказал ей:

— Я слышал другое. Эта королева идет на восток, но никто не знает, зачем.

Она прижималась к нему.

— Если пойдешь за ней, я с тобой.

— Ты хочешь снова вызвать во мне страх, — сказал он. — Да?

— Я сделаю сначала с тобой другое, — пообещала она и подвинулась. Она обхватила голову Неда руками, а он сказал:

— Я кое-чему научился во всем этом.

— Чему?

— Бриться чаще.

Еще позже они сжимали друг друга и засыпали. Рианне снилась дорога, лошади и долгий путь. Словно ее разум отправился туда, куда скоро поедет тело, по дорогам к горам, где можно было объехать снег, и еще дальше. Она смотрела на карты, знала, как они поедут. Через пустыню, поля и реку Гадлан в Майдару.

Рианна настояла на встрече с королевой Мириной в день прибытия. Нед позеленел от этого, но это только усилило ее решимость. Она знала, что выглядела плохо после дней пути. Они меняли лошадей несколько раз, используя связи отца в гостиницах. Ночами они падали без сил, уставшие до боли. Когда они добрались до Майдары, Рианне казалось, что ее кости разобрал и сложил заново безумный мастер игрушек.

Она не хотела, чтобы это мешало разговору с женщиной, которая играла с ее мужем.

Ей пришлось ждать. Слуги отвели ее принять ванну и надеть бархатное одеяние алого цвета. Не этот цвет она выбрала бы, но бархат ласкал кожу. Ее мокрые волосы были заплетены и обвивали голову. Она держала нож под одеждой, хотя знала, что тут он был бесполезен.

Знакомое презрение вспыхнуло в ней, когда они прибыли к вратам замка, и Нед сказал что-то спешно на кахишском стражам. Он легко говорил с ними, они были знакомы.

Она думала, что понимала его причины оставаться. До того, как он стал героем Майдары, за его голову была назначена цена. Обманом заставив его помочь ей сбежать, Мирина поймала его в ловушку. У него не было выбора, только управлять ее силами воров в городе для его защиты. Умная ловушка. Рианна обдумывала стратегию королевы, пока прикрепляла нож под юбкой. Умно, умно.

Когда Рианну все-таки отвели к королеве, она обрадовалась, что ее просьбу выполнили. Они были одни.

Мирина сидела на троне. На ней было лиловое платье, вышитое золотыми павлинами. Но Рианна сразу увидела безупречные черты и гладкие черные волосы.

Рианна встала перед королевой и скривила губы.

— Не знаю, чего я ожидала, — сказала она. — Может, что ты будешь выше.

Королева бесстрастно смотрела на нее почти синими глазами. И сказала:

— Зачем мне нужно быть выше, чтобы достичь всего, что я имею? Ты знаешь мир, Рианна Альтерра. У нас есть другое оружие.

— У нас?

Королева не ответила. Она глядела на Рианну. Разглядывала так, что Рианне это казалось грубым. А потом пустота на ее лице пропала, и она улыбнулась, сияя светом.

— Теперь ясно, почему Нед не реагировал на мена.

Рианна сглотнула. Подняла голову выше.

— Я не знала, верить ли ему.

Королева смотрела на нее.

— Ты знаешь, что он не врет.

Рианна опустилась на стул. Она не стала бы плакать, но ощущала себя так, будто слезы уже лились.

— С этим разобрались.

Мирина склонила голову.

— Я рада, — сказала она. — Ты и твой муж — почетные гости. Боюсь, мы скоро будем заняты осадой. Но… как только ты поешь и отдохнешь… мы сможем сыграть в шахматы?

День стал вечером, они втроем говорили. Много хлеба с маком и финиками стало крошками на тарелке. Элдакар потом ушел, забрав с собой Сима, пообещав ему миндаль в сахаре и конфеты из фиолетового крема с печеньем. Шут тут же заинтересовался. Элдакар сказал, что скоро вернется. Но тени удлинялись, близились сумерки, а они оставались втроем.

Нед лежал на диване, вытянув ноги. Рианна растянулась на ковре, голова прижималась к юбкам Лин. Лин гладила ее мягкие золотые волосы. При виде их вместе после всего сердце Лин радовалось так, как не делало много месяцев. Когда она видела Рианну в последний раз, казалось, она не могла достучаться до нее. Теперь казалось, что сестра вернулась к ней, что холодная Рианна из Тамриллина прошла в зачарованный портал и вышла женщиной, которую она знала.

И Нед. Она давно его простила.

— Откуда вы узнали, что я приду сюда? — спросила Лин.

Рианна посмотрела на нее. Она пила кофе с корицей, и ее глаза от этого сияли.

— Мы не были уверены, — сказала она. — Но ты пошла бы туда, где опасно. Ты всегда так делаешь.

— Вы не можете мне помочь.

— Бред. Хороший мечник или два всегда помогут.

Горло Лин сжалось.

— Это опасно. Ты видела, что может королева, и ее противник, наверное, не слабее.

— Мы все в опасности, если все пойдет не так, — сказал Нед. — Сделаем что-нибудь с этим.

Она была рада и боялась, что они так вернулись. Она видела недавно бой. Она не хотела, чтобы они попали в этот ад. Особенно, когда враг мог убивать так, как сделал с Элиссаном Диаром.

Лин думала, что сказать. Она не могла принимать решения за них. Она уже не могла приказывать, запрещать. Роль Придворной поэтессы мало теперь значила. Ничего не значила. Замок в Тамриллине был пустым, Лин закончила работу там.

Она теперь решала за себя. Она не могла больше связывать это с весом короны.

Темнело, и их силуэты расплывались. А потом свет упал из открытой двери. Там стоял Элдакар.

— Вы все приглашены на ужин, — сказал он с улыбкой.

Нед Альтерра по пути к залу затянул Лин в нишу.

— Мы не поговорили, — сказал он. — Я извинялся в письме. Этого мало. Я не знаю, как загладить вину.

— Не нужно, — сказала она. — Извиняться. И не нужно биться за меня до смерти. Я больше всего хочу тебе счастья.

— Я этого не заслуживаю, — сказал он. — Но я не буду зря собой рисковать. Это было бы безответственно.

Она улыбнулась.

— Ты все такой же, — сказала она. — Безответственно. О, Нед.

Он смутился.

— Просто… я был таким дураком.

— Вряд ли кто-то поступил иначе, — сказала она. — Ее сила не действует на меня, но я ее понимаю.

— Она учит Рианну играть в шахматы, — он скривился, и Лин невольно захихикала, как девочка, они пошли на ужин.

Вечер прошел за едой, напитками и смехом. Они были впятером в тепло от огня комнате.

Рианна и королева поладили, склонялись друг к другу и болтали. Лин была с мужчинами, они делились историями о войне. Чаще всего шутили. В самих сражениях они не проявили себя. Нед рассказал, как устанавливал мир между двух фракций Братства воров, которые стали враждовать, несмотря на старания Мирины. Было ясно, что она их повесила бы, если бы Нед не вмешался.

— Вы не угадаете, что получилось, — длинное неуклюжее тело Неда стало грациозным от вина. Он уже не был робким. — Мы обнаружили, что один из лидеров, зовущий себя Бес братства — серьезно — переживал из-за перспектив его дочери для брака. Видели бы вы его — предплечья размером с пояс другого мужчины, весь в татуировках черепов. Очень похож на мужчин, которых я встречал в море. Но когда заговорили о его дочери, он стал как все встревоженные отцы. Она скромная. И мы договорились. Муж для дочери с другой стороны, если обе стороны будут работать вместе.

— Даже самый умелый вор не может украсть мужа, — сказала Лин.

Женщины рассмеялись, услышав это.

— Она старалась, — Рианна кивнула на Мирину. Королева изобразила возмущение, а Нед покраснел.

После десерта с чаем Лин покинула их. Она уходила и оглянулась. Пары нашли друг друга. Король и королева прильнули друг к другу, как и Нед с Рианной. Они оживленно болтали. Она слышала их голоса словно сквозь воду, с эхом. Они сияли среди ламп и свечей вокруг стола. Они были полны света. Она смотрела долго, но на самом деле лишь миг.

А потом повернулась и увидела Сима, и ее словно подхватил поток. Она знала, не начав, что будет. Все было решено.

— Ты готов, — сказала она. Это был не вопрос.

Глаза Шута в свете свечей были как пятна чернил. В ядовито-зеленом камзоле он выглядел глупо. Он поклонился.

— Миледи, — сказал он. — Пора идти.

ГЛАВА 27

Тьма вне стен города была живой. Колючки цеплялись за рукава Лин. Другие невидимые растения пытались корнями и стеблями дотянуться до нее. Она сжимала фонарь в одной руке, другой ощупывала путь. Сим шел рядом с ней тихо.

Ухоженная дорога по горе заросла. Она представляла, что там уже пробивались лозы, хоть и не видела их в темноте. Она знала лишь, что нужно было смотреть под ноги, пару раз она чуть не упала. Это падение было бы жалким концом. И она шагала осторожно, смотрела на круг света от лампы. Луна и звезды были скрыты.

Они двигались по склону, и она размышляла, куда они направлялись. Вспомнила его слова в канун Нового года.

«Миф об Астериане принимает много форм».

Откуда он это знал? Сим Олейр, который ходил в Академию — пухлый юноша, которого любили ученики — вряд ли знал об изменениях мифа. Он знал, как и все, версию, что была записана. Ту, что была популярной.

А теперь он заявлял, что знал версии, в которых поэт Астериан не умирал. В которых он забирал свою любимую у мертвых.

В начале влюбленные были на берегу, и Астериан пел ей. А потом — катастрофа: она наступила на гадюку в траве. Ее тело онемело, кожа посинела. Она тут же умерла, а расстроенный поэт сжимал ее талию и кричал от горя.

Стиллея видела, как ускользает мир, словно она уплывала на лодке. Оказалась в пустоте. А потом добралась до другого берега и высадилась. И начала путь, который проходила каждая душа.

Путь на дальнем берегу точно был непростым, отметила Лин, поднимаясь по сломанной дороге по горе. Луны все еще не было. Темные кусты по бокам тропы преграждали путь шипами. Она вспомнила, как тут были ароматные цветы. Розы, сирень, ветви глицинии.

Тот берег пропал.

На первой площадке стало видно руины. Свет лампы озарил балки и куски камня, похожие на выбитые зубы великана.

Лин подняла лампу. Ощущала безнадежность. Как тут все обыскать. Каждый этаж замка был огромным, а их было три.

— Ты знаешь это, — сказал Сим. — Помни, зачем мы тут.

Захир.

Она вспомнила мальчика с глазами Захира, роющегося в обломках города. Горе стало отчаянием, когда он понял, что это были не просто обломки. Что хоть смерть была ужасной, было нечто хуже. В его глазах она видела начало плана, который влиял на все, что он делал потом. Мальчик еще не знал этого и пошел в двери, которые открылись раз, и их уже нельзя было закрыть.

— Башня, — прошептала она.

Она заметила в свете фонаря вспышку — зубы Сима. Он улыбался.

Она пошла дальше.

Разрушение Захры было первым кусочком. Первым камнем на пути, который Захир Алкавар искал всю жизнь. Пока замок стоял, души Весперии были в плену. И он создал это со всей своей гениальностью, и теперь она шла среди обломков.

Но это разрушение было началом, первым шагом. Захир представлял, как он и она идут в Преисподнюю вместе. Управляют силами Ифрита, чтобы войти туда. Он не собирался умирать. Если только она не угадала, что какой-то кусочек его души не хотел жить. Понимал, сколько смерти было на его руках.

Может, тот кусочек желал иного, и в сердце шла война.

Надежда для душ Весперии не умерла с Захиром Алкаваром. Ифрит был теперь у Лин Амаристот. То, что Сим звал ключами к смерти.

Много версий было у мифа об Астериане. Могла ли быть еще одна?

— Мы близко, — сказал Сим. — Там, — он указал. Перед ними была арка, выделяющаяся среди развалин. В свете лампы камни сияли. Мрамор. Арка из мрамора была в Башне стекла. Вокруг них была тихая ночь, порой было слышно шакалов и сверчков.

Лин стояла там и думала. У нее была идея.

— Подержи, — она отдала фонарь Симу.

Он взял. И замахнулся им в ее лицо.

— Что… — Лин пригнулась. Фонарь упал на землю и погас.

Но она видела его даже в темноте. Она знала этот силуэт лучше своего.

Не Сим стоял там, а Райен, улыбающийся и спокойный.

— Стой, милая, — голос тоже был его.

Она вздохнула. Она знала, что это было. Она видела зеленое сияние вокруг него, пока он приближался. Он выглядел так же, как в день, когда привязал ее к земле.

— Не подходи, — она вытащила меч.

— Убьешь меня? — он тряхнул волосами. — О, надеюсь на это.

— Знаю, — ей стало холодно. Она вспомнила голос Сима в канун Нового года: «Он лучше умрет, чем поможет тебе. Так сильно он ненавидит».

Когда Райен напал с мечом, она отбила удар и попыталась не атаковать. Но его клинок просвистел у ее уха, и она разъяренно взмахнула своим мечом. Чуть не попала по нему.

Он смеялся.

— Твоя ненависть полезна, — сказал он. — Но есть тот, кого ты ненавидишь больше всего.

Он изменился на ее глазах. Стал ниже и уже. Стал худой женщиной. Большие темные глаза. Робкий голос.

— Ты же не убьешь меня?

Лин скрипнула зубами, пятясь. Она не слышала еще этот голос. Высокий, бьющий по ушам. Но знала, что это был ее голос.

— Ты знаешь, что это не сработает, — сказала она. — Я знаю, что ты хочешь, чтобы я тебя убила. Это детские игры.

Другая Лин с зеленым сиянием подняла меч. Бросилась. Настоящая Лин уклонилась.

Другая Лин сказала неприятным голосом:

— Дариен умер за тебя. И Валанир Окун. И Захир Алкавар, — они стояли в дюймах друг от друга. Другая Лин шипела. — Смотри на меня. Они отдали жизни за это?

Лин отпрянула.

— Согласна, — ее легкие болели от подъема по горе. — И если я умру сейчас, будет еще хуже. После всего, что они отдали.

Другая Лин была в ярости, ее простое лицо исказилось.

— Великие мужчины отдали жизни за это, — она указала на себя. — За гадость.

— Я знаю, ты серьезно, — сказала Лин. — Знаю, ты отражаешь мои мысли, но и сам так думаешь. Но тебе придется постараться, чтобы заставить меня лишиться этого шанса поступить правильно.

Она знала, что не было смысла говорить с существом. Она задерживала его. Но не могла убить. Хотя и не знала, что еще делать.

Иная Лин нахально улыбнулась.

— У меня много уловок, — а потом ее глаза стали большими от потрясения. — Нет, — крик был не голосом Лин. Множество голосов вылетело из идеального круга, каким стал ее рот. Голоса бурлили. Глаза были зелеными сферами.

Когда свет угас, фигура рухнула на землю. И сжалась там.

— Сим, — она подбежала к нему.

Он сел со стоном.

— Я подавил его, — сказал он. — Пока что. Это все, что я мог. И он борется.

— Ты помог мне, — сказала она. — Сим, — у нее не было слов. Она поймала его взгляд и поняла, что не могла молчать. — Когда я использую ифрита… для следующего… я не знаю, что будет с тобой. Не знаю, выживешь ли ты.

Она сказала это. Она не могла врать ему. Даже случайно.

Командир должен был вести людей слепо к смерти. Она так не могла. Она не хотела такой быть. Она подумала о беспечно бродящем Дариене, пробивающем путь песнями. Она хотела этого. Но даже у Дариена это было недолго. Мир настиг его и лишил такой жизни.

Она ждала, что Сим Олейр заговорит. Он застыл. Они сидели среди травы и камней.

А потом он сказал:

— Знаю, — он спокойно посмотрел на нее. — Я всегда это знал, Лин, — он сжал ее руку. Поднялся так. Встал рядом с ней. — Всем нужна цель. То, что делает их жизни важными, — он посмотрел на свои ладони. — Даже, наверное, Шуту.

Она развела огонь под аркой. Маленький костер желал больше прутьев, но ей не нужно было, чтобы он горел долго. У нее не было столько времени. Ифрит вот-вот снова захватит Сима.

Она хотела видеть, что делает. Сим сел у огня и грелся.

Была глубокая ночь. Она подумала о людях, которых оставила в городе. Она не могла удержать их от боя. Но они не могли пойти за ней сейчас.

Астериан пошел к Преисподнюю один, так сделает и она. Или почти одна. Она не знала, как далеко за ней пойдет Сим.

Он смотрел на нее. Она встала у основания арки.

— Песнь горя открыла путь, — вспомнила она.

— Как ты найдешь, из-за чего горевать, миледи? — спросил иронично он, она улыбнулась.

Она заиграла, тянулась к песне. Она думала о ночах в Башне ветров, где она тянулась к мелодиям внутри. Она послала разум в колодец прошлого, заставляла себя смотреть на раскрытые воспоминания. Она ощущала бы отвращение и стыд, но это было ее. Ее тень. Ее песня.

Она снова подумала о мальчике, каким был Захир Алкавар. Искал мертвых в разрушенном городе. А потом юноша, который хотел быть певцом, изменил курс своей жизни, пошел вредить, словно хотел оставить глубокий шрам в земле.

Она играла, видела его глаза. Они не изменились с его детства до его смерти. Она помнила безнадежный холод в его взгляде в ту ночь, когда он понял, что она не могла пойти с ним.

Она пела ему, словно он был там.

Сим сказал:

— Смотри.

Свет вокруг них рос. Золото на ее коже сияло, вырывалось из швов ее одежды. Становился ярче.

— Продолжай, — шепнул Сим.

Она пела, прижимаясь к лире.

Валанир Окун унес ее в кровать в ту ночь, словно она была птицей. Она не забыла. Она не забывала и тишину и свет в своей комнате, когда она нашла то, кто не думала найти. С ним или кем-то еще.

Она открылась горю. Следовала за мелодией.

И перед ней в пространстве под аркой появилась яркая спираль. Она видела зелень холмов на севере Тамриллина. Она была снова с друзьями, рука об руку, ждала, как развернется история. Она думала, что история не могла быть плохой, пока они были вместе. Улыбка Дариена, терпение Хассена. Она думала, что с ними, даже если тень упадет на нее, будет свет от их песен и смеха. И что это будет надолго.

Но было нормально думать глупо в юности. Особенно, от любви.

Астериан пошел в мир мертвых из-за любви, и в некоторых версиях истории — историю, которую история растерзала на кусочки, как разбитую банку — он не справился.

Его любовь от этого не была менее реальной.

Сим теперь был рядом с ней, кричал безумно, как птица: «Давай, давай», подняв руки, словно для полета. Напоминал чайку. Он вспыхнул зеленым, золото загорелось на ее коже. Она поняла, что он снова боролся.

— Пой! — закричал он ей. — Я потерян, ты иди.

Вот и последняя скорбь. Слезы впервые полились из ее глаз. Она отыщет слова для жертвы Сима Олейра, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь. Или — времени на это не было — отыщет их сейчас. Он кричал, она пела высоко, будто визжала, и врата стали чернеть. Раскрывались как знамя.

К смерти было много проходов, но редкие входили во плоти.

Сим кричал ей поверх грохота открывающихся ворот. Ветер и гром доносились оттуда, словно врата открывались в штормящее море, но она знала… ощущала запах… буря была где-то под землей.

Она не знала, как помочь ему, кроме как закрыть глаза и отпустить. Лин горевала по нему, пока они смотрели друг на друга возле раскрывающейся пропасти. Она пела на грани смерти.

Врата стали шириной с арку, и Лин знала, что не могла больше медлить. Она встала на миг перед бурей. Посмотрела на кричащего ей Сима. И прыгнула.

Дорн Аррин присел на траву. Иначе ветер сбил бы его. Буря закрыла солнце. Наступила искусственная ночь.

Этерелл поймал его за руку.

— Держись.

— Ты знаешь, что это? — ему пришлось кричать.

— Без понятия.

Было сложно видеть, что происходило. Черная волна новой армии неслась к ним. Ему казалось, что люди бежали, что армия королевы убегала от волны, с которой появились ветер и вспышки молний. Поднялись вопли, и Дорн ощутил поток эмоций, будто печаль.

— Боги, — сказал он. — Это мертвые.

Этерелл его не слышал. Он смотрел на наступающую армию, стену копий из ночи, и был растерян.

Армия приближалась быстро.

— Они вот-вот нападут, — сказал Этерелл. — Что ж, — он вытащил меч.

Тогда первая волна темных воинов ударила по армии короля. Прошла сквозь. Серые воины короля падали, сжимаясь, как скомканная бумага.

Дальше темная армия напала на первые ряды армии королевы. Юноши, которые были студентами Академии, Избранные Элиссана Диара, ставшие бессмертными от магии. Они стояли и ждали атаки. И они упали. И остались лежать, это было новым.

Позже, когда тела Избранных соберут для погребального костра, никто не верил, что они загорятся. Люди ожидали, что они встанут с мертвыми глазами и желанием убивать. Никто не смотрел, как догорает погребальный костер. Огонь угасал днями. В северных деревнях возле Алмирии дым видели и вспоминали то, что пытались забыть.

Остался холм пепла. Через месяц после зимних дождей среди горелой травы вырос сад роз. Со временем поле стало известно белыми розами, нежными, не подходящими горному климату, но растущими год за годом.

За мгновения перед тем, как вести атаку, Лин Амаристот повернулась к армии за ней. Их крики звенели в ее костях. Мужчины, женщины и дети были с одинаковыми масками страдания на лицах.

Ветер из портала бил по ней, по ним. Но только она это ощущала. Она была еще жива.

— Когда падете тут сегодня, — сказала она замученным глазам, — ваша боль кончится. Вы получите истинную смерть.

Души Весперии закричали. Они напали по ее приказу.

Джулиен защищала архимастера Хендина от сильного ветра. Шум боя смешался с шумом бури, она не смотрела туда, укутала их обоих в его плащ.

Дорн был там. Но она не знала, что делать. У нее не было сил. Ничего не осталось.

Она сжимала тело Пророка, волны боя сталкивались за ней. Джулиен дрожала и не знала, от страха это было или от силы шума.

Прошло какое-то время, темное поле страдало от волн атак. А потом шум утих. Остался ветер, а потом и он растаял.

Тихо было долго, когда инстинкт заставил Джулиен Имару посмотреть на поле. Кто-то поднимался по холму. Шел к ней.

Что она могла? У нее был нож, но она не знала, что с ним делать. Кому-то нужно было тело архимастера Хендина? Зачем? Она всхлипнула.

Буря уходила, а с ней и тьма. Солнце пробилось из-за туч. Лиловые холмы стали зеленеть. Теперь она видела, кто шел. Тонкая фигура двигалась решительно по траве. Сияла сама.

— Джулиен, — сказала Лин Амаристот. — Что случилось?

Джулиен глядела на нее. Придворная поэтесса сияла, словно побывала в золотой краске.

— О, ясно, — Лин опустилась рядом с архимастером Хендином в траве.

— Я потеряла его, — сказала Джулиен.

Лицо Лин смягчилось.

— Может, нет, — сказала она. — Врата еще открыты.

— Врата? — Джулиен посмотрела с холма. Увидела участок тьмы в поле, замерший, как кусочек бури.

Лин не ответила. Она шептала над архимастером. Опустила ладонь на его закрытые веки. А потом улыбнулась, отклонилась, и его глаза открылись. Она еще сияла.

— С возвращением.

Королева стояла как одинокий белый столб на поле. Еще две фигуры, меньше и не сияющие, рядом с ней. Она потускнела. Они подошли, Джулиен старалась не смотреть на тела, валяющиеся на поле. Почти все были студентами Академии. Только они не пропали и не убежали. Их обучили слушаться, биться до смерти. Это они и сделали.

— Ваша светлость, — крикнула Лин Амаристот.

Ветер трепал волосы Белой королевы.

— Ты.

Джулиен отстала с архимастером Хендином на несколько шагов за Лин. Но закричала, когда узнала Дорна Аррина с Белой королевой. Он был в черно-серебряном наряде поэта. Она глядела. Что-то в таком его виде вызывало у нее тревогу.

Этерелл Лир тоже был там. Странно. Может, и его поймали.

Лин подошла и изобразила поклон.

— Я так понимаю, — сказала она, — что твоего противника нет. Все кончено.

Белая королева скривила губы.

— Он всегда умел спасаться, — она с презрением окинула Лин взглядом. — Это ты все испортила.

Лин развела руками.

— Мы действуем в своих интересах. Так всегда на войне. Но я могу кое-что предложить, — она указала. — Там врата, которые уведут вас, куда пожелаете. В любой мир. У меня нет такой силы, а у вас есть. Можете использовать ее, как хотите.

— Это избавило бы от проблем, — королева была задумчивой. — Тебе повезло, что моя сила угасла. Мое имя использовали против меня. Нет толку уничтожать тебя, когда мне нужно набраться сил.

— На войне страдают все, — мягко сказала Лин. — Я могу как-то ускорить вас?

— Тебе ничего не нужно делать, — сказала Белая королева. — Я использую твой портал, — она сжала ладонь, как тиски, на запястье Дорна. — Этот идет со мной.

Стервятники неподалеку летали и бились у тел, клевали плоть.

Лин сказала:

— Что вы хотите взамен?

Белая королева рассмеялась.

— Ничего. Он мой. Если он не пойдет, портал останется открытым, и я вернусь, когда наберусь сил. Тут не останется то, что принадлежит мне. Эти законы выше тебя, Пророк.

Джулиен бросилась вперед. Все расплывалось: лицо Дорна, трава, сияющая королева. Когда она заговорила, и королева посмотрела на нее, она задрожала. Но не ушла.

— Я читала… читала что-то об… обмене. Смертный на смертного.

— Это так, — королева отмахнулась. — Вас всех можно заменить.

— Хорошо, — сказала Джулиен Имара. — Возьмите меня.

Теперь заговорил Дорн:

— Не смей.

Она повернулась к нему. Поймала его взгляд и не могла отвести его. И она не могла забыть, как он тогда выглядел: бледный, слабый, но решительный. Она видела за ним танец ворон над полем мертвых.

Она помнила. Ничто не дается свободно.

В своей невинности или глупости Джулиен решила, что все потеряла. Но она потеряла только силу.

Лин Амаристот сказала:

— Я не позволю моим поэтам отдавать жизни. Никому.

Джулиен ощутила, как архимастер Хендин пошевелился рядом с ней. Он почти не мог говорить с тех пор, как Лин Амаристот оживила его. Теперь он приходил в себя.

— Я пойду, — Этерелл Лир шагнул вперед.

Ветер трепал траву. После событий утра он казался мирным. Хотя они видели тьмы вдали. Врата.

Дорн был белым, как бумага.

— Что ты делаешь?

— Я предал тебя, — Этерелл легко заявил факт. — Все правильно.

— Ты не любишь быть в долгу.

— Точно, — он усмехнулся. — Ты подумал, что это за приключение?

— Должен быть другой способ.

— Нет, — было сложно читать голубые глаза Этерелла, он не знал, что тот думал или чувствовал. — Ты знаешь, его нет, — он повернулся к королеве и насмешливо протянул руку.

Дорн сказал:

— Стой.

Спокойствие на лице Этерелла дрогнуло.

— Так лучше, — сказал он. — Мне нет тут места. Я врежу людям, — он посмотрел на Дорна. — Я причинил боль тебе.

Время, казалось, тут шло иначе, как было на Острове-лабиринте и в западном море. Казалось, лишь через мгновения Белая королева и Этерелл Лир были уже далеко, шли к черному пятну на поле. Джулиен моргнула, она не видела, как это произошло. Они двигались уверенно. Королева опустила ладонь на шею Этерелла, и он пропал во тьме. Она прошла во врата следом.

Свет дня упал туда, врата закрылись.

ГЛАВА 28

Они вернулись на холм со стоячими камнями далеко от поля, когда солнце стало садиться. Тени горы Хария темнели. Ее поверхность отражала солнце как море. Вскоре прибыл отряд короля Элдакара, его маг прислала весть. До этого они могли лишь ждать и отдыхать среди камней. Джулиен Имара лежала на спине на траве, укутавшись в плаз. Она хотела укрыться от мыслей. Этот день казался самым долгим в ее жизни. Архимастер Хендин уснул там, где лег.

Дорн Аррин неподалеку рвал на кусочки травинку.

— Джулиен, — сказала Лин Амаристот. Только она была спокойна, сидела на траве, скрестив руки. Она отличалась от того, какой Джулиен видела ее в прошлый раз — она была в штанах и обрезала волосы. — У тебя было имя королевы. Как это произошло?

Джулиен куталась в плащ.

— Это была… сделка. Я была на Утерянных островах.

— Где?

Архимастер Хендин встрепенулся.

— Ты еще не слышала, миледи, — сказал он. — Что эта девочка видела и сделала. Боюсь, ты позавидуешь.

Лин улыбнулась.

— Поэты живут на зависти. Я хотела бы услышать, — она тепло посмотрела на Джулиен. — Когда ты будешь готова.

— Я одно не пойму, — сказала Джулиен. — Когда королева ослабела… ослабел и король. Но у меня не было его имени.

Дорн заговорил впервые после долгого времени:

— У меня было.

Джулиен охнула.

— Как?

— Не важно, — но он заметно покраснел в сумерках.

— Нельзя так!

— Мне можно.

— Такая история была бы ценной для наших архивов, — начал архимастер Хендин, но замолк, когда Дорн Аррин пронзил его опасным взглядом.

Заговорила Лин Амаристот:

— Может, нам нужно пока отложить расспросы, — сказала она. — И просто сказать спасибо.

Дорн закрыл лицо руками.

Джулиен не трогала его. Но ей было больно за него. Они молчали и смотрели, как угасают последние лучи дня.

Когда король прибыл, он и его отряд стали строить погребальный костер для погибших. На это ушла большая часть дня.

На следующий день они старались уехать подальше от дыма. Они погрузились в лес сосен, напомнивший Лин о северном Эйваре. Но она была далеко от дома. Тут зима была мягче.

— Рианна хочет меня убить? — спросила она у Элдакара, пока они ехали.

Он усмехнулся.

— Постарайся помириться с ней.

— Надеюсь, выйдет.

Той ночью они расставили палатки на поляне. Элдакар пригласил Лин поужинать с ним наедине. Она еще не ощущала от него такой меланхолии. Когда они остались одни, она спросила о его здоровье.

— Лекарь говорит, плечу будет лучше к весне, — сказал Элдакар. — И стало лучше. Хотя я всегда знаю, когда близится буря.

— Это полезно.

— Надеюсь, — сказал Элдакар. — Дальше мне понадобятся все навыки.

— О чем ты?

Он молчал какое-то время. Жаровня бросала оранжевый свет на его лицо, красивое, хоть морщин и добавилось за последний год. Его ждали хорошие годы. Угроза войны, по крайней мере, магической, отступила.

Когда Элдакар заговорил, изогнув губы.

— Я не вернусь в Майдару.

Она моргнула.

— Знаю, это не Захра, — начала она.

— Не это, — сказал он. — Я не буду править. Я оставляю эту землю. Может, не навсегда, но посмотрим.

— Ты… король.

— Был, — сказал он. — И я надеялся, когда вернусь, смогу оставить позади то, что сделал. Что залы замка и любовь самой красивой женщины в мире заставят меня забыть. Но это преследует меня. В каждом углу, в каждой комнате, какой бы позолоченной она ни была. Под этим всем кровь.

— То есть…

— Мой отец купил этот трон кровью города. И удержать трон можно, только продолжая кормить его кровью.

— Королева знает?

— Я ей рассказал, — ответил он. — Я сказал ей, что она может пойти со мной. Мансур станет хорошим королем. После всех проблем люди его примут. Я верю в это. Но, думаю, я уже знал ее ответ.

Она не хотела спрашивать. Шипение жаровни заполняло тишину. А потом Элдакар сказал:

— Она плакала, — сказал он. — Больше, чем я видел. Но осталась. Она создана для трона.

— Кто-то еще знает это?

— Пока нет. Мансур попытался бы меня остановить.

— Элдакар, — сказала она. — То, что мы сделали… мы не можем их бросить. Наши тени сопровождают нас всюду.

— Да, — сказал он. — И так будет. Но мой трон стоит на крови невинных. Я против.

Эти слова он произнес с королевским выражением лица. Она не знала, понимал ли он это. То, как холодно и уверенно он держался.

Он продолжил:

— Пока я нужен народу, я должен им. Но я им уже не нужен. Люди радуются ей. У Майдары есть королева.

Лин сглотнула ком в горле. Она думала, Элдакар будет годами за границей, друг, к которому можно будет прийти и поговорить, и так до старости. Но ему не нужно было это слышать.

— Надеюсь, мы еще встретимся, Элдакар.

— И я, — сказал он. — Какие твои планы?

— Что ж, — сказала она. — Король Эйвара мертв. Прошлые король и королева изгнаны, и я рада слышать, что они в безопасности, но их не вернут. Никто этого не хочет. Пока что, наверное, будет править совет… — она утихла. Она старалась не думать о политике. Это казалось мелочами после последних дней. После Преисподней.

А теперь тревоги всплыли, запутанные проблемы жизни.

Элдакар смотрел с сочувствием.

— Вот. Выпей вина, — сказал он.

На рассвете Намир Хазан седлала лошадь. Проверяла мешки. Запах погребального костра остался в носу, но она все равно ощущала начало чего-то в ней. Чего-то легкого.

Она сыграла свою роль для короля. В последний раз. Она помогла ему сжечь павших, а теперь закончилась. Попрощалась во всеми. С Алейрой Сюзен, которая обняла ее и благословила на галицийском. Те слова Намир не знала, но они звенели домом.

Дома нигде не было, но это не было плохо. И он мог ждать за горизонтом. Она хотела попробовать отыскать его или хотя бы освободиться.

Мансур Эвраяд, конечно, расстроился, когда она сказала ему. Была ночь, но она не пошла с ним в его палатку. Она боялась того, что он сделает наедине. Она не боялась его, но ее пугало то, что она не сопротивлялась ему.

Она не доверяла себе, хоть и знала, что там была боль.

В тенях деревьев они спорили. Он умолял, возмущался. Угрожал. Снова умолял. А потом в порыве своей щедрости отдал ей в подарок кинжал с серебряной рукоятью, кинжал своей семьи.

— Вернись, — сказал он. — Ты должна.

Она позволила себе тогда еще раз коснуться его щеки. Но знала, что нужно было уходить. Она больше ничего не сказала, даже не пожелала спокойной ночи.

Может, она однажды вернется. Она не знала. Мир был большим, и она видела лишь его кусочек. С ее навыками она могла увидеть больше. На рассвете следующего дня она хотела думать только о дороге впереди, а не о том, что лежало позади. Она ощущала печаль, но знала, что найдет больше, если отправится искать это впервые в жизни.

Она не ожидала, что к ней подойдет король перед ее отправлением. Она еще раз проверяла лошадь. Когда она увидела Элдакара, вышедшего из-за деревьев, она напряглась. Он тихо выслушал ее решение прошлой ночью. Он подарил ей кольцо с рубином. Благодарность за службу.

Он не пытался убедить ее остаться, но она могла легко представить. Предложение титула, земли.

— Я ухожу, — сказала она.

— Знаю, — сказал Элдакар. — Я думал пойти с тобой.

Она уставилась на него.

— Даже не знаю, — сказала она. — Мне надоели короли и принцы.

Элдакар рассмеялся.

— Мне тоже.

Послед разговора с Элдакаром Эвраядом Лин не могла уснуть. Ее разум был как на охоте. Бежал и бежал.

Ее ждала работа, когда она вернется. Было сложно все обдумать. Она не знала, что в это время было в замке. Его не сразу получится снова сделать обитаемым, и для кого? Все лорды Эйвара будут пытаться занять трон. Кто-то будет кричать о родстве с королевичами. Будут битвы.

И где во всем этом будет она?

И Академия. Теперь она знала об Утерянных островах, близости Иного мира, и это многое объясняло. И нужно было укрепить ту крепость в ближайшие годы. Академия снова станет стражем от таких существ, как Белая королева и Теневой король, от многих угроз из другого мира.

Нужно было похоронить Марлена Хамбрелэя. Ее чары скроют его, пока она не вернется. И она уже знала, что делать. Марилла годы назад сказала, что Марлен хотел быть похоронен рядом с другом. Рядом с Дариеном Элдемуром. Так Лин и сделает.

В Преисподней добавится веселья от них двоих.

Мир мертвы был теперь как сон для нее, туманный и нечеткий. Она помнила ясно лишь одно, как звала души Весперии, как расстроилась, не увидев Захира Алкавара. А потом обрадовалась. Его смерть была конечной и верной.

Она не знала, что стало с Симом Олейром. Она надеялась ради него, что его душа ушла чистой. Но она попросит официально у королевы Кахиши отыскать тело Сима Олейра в руинах Захры и отправить его домой. И возвести памятник из камня там, где он пал. Лин объяснит, что это он спас Кахиши. Спас их всех.

Когда она ловила взгляд архимастера Хендина в эти дни, она будто видела свое отражение. Печаль и радость пропитывали все мысли.

Она подвинулась на твердом матраце, сомневаясь, что уснет. А завтра ее ждал долгий путь домой.

Она заметила свет лампы у палатки. Кто-то был там. Лин села.

Женский голос шепнул:

— Можно?

Лин встала вместо ответа. Она прошла к входу в палатку, впустила Алейру Сюзен. Они говорили мало с тех пор, как Алейра прибыла с королем. Только по делу. Хотя они говорили почти постоянно с тех пор, как Алейра научилась общаться на расстоянии. Лин порой забывала, что они год не общались лицом к лицу. Время для нее было в дымке странного света, как было под землей в логове Танцующих с огнем. Когда она и Захир стояли у их священного пруда и слушали пророчество о смерти.

Алейра смотрела, как они уходили, ожидая, что Лин умрет. Лин видела это на ее лице. Маг — тогда она знала ее как торговку книгами — выглядела горестно, без надежды.

Другая женщина вошла с лампой. Она не изменилась. Все еще любила красный цвет. Ее волосы все еще сияли вокруг плеч. Свет лампы смягчал ее, ведь Лин знала, что в другом освещении она была крепкой, как мрамор.

— Откуда ты знала, что я не сплю? — Лин провела ее внутрь. Села на свой матрац и указала на единственный стул в палатке.

Алейра не села.

— Угадала. Я знаю, что ты приняла ответственность за все, что происходит, как Элдакар. Хуже, чем он. Как от такого можно спать?

Лин улыбнулась.

— Это было проблемой.

— Я поеду завтра к своей королеве, — сказала Алейра.

— Через пару часов.

— Да, — Алейра сделала паузу. — Я думала о тебе с нашей последней встречи, — сказала она. — Что ощутила бы, если бы тебя убил Танец Огня. И я думала, каково было тебе. Это все меня злило.

Она стояла ближе, и даже в тусклом свете Лин видела румяней на ее лице и шее.

Алейра Сюзен сказала:

— Миледи, позволь прогнать твои тревоги этой ночью. Я посчитаю это честью.

Она протянула руку, задела ее пальцы. Лин опешила. Но часть ее узнала один из путей, что она предвидела где-то глубоко в себе. Но она сказала:

— Я… не знаю, смогу ли.

Алейра убрала прядь волос со лба Лин.

— А если тебе не нужно ничего делать? Хоть в этот раз.

Лин рассмеялась.

— Думаю, я могу попробовать.

Она позволила Алейре взять ее за руку. И Алейра задула свечу.

Той ночью в тускло освещенной комнате две женщины смотрели друг на друга за столом, темноволосая и светловолосая. На столе были шахматы. Фигуры стояли на доске в беззвучном сражении.

Вокруг стола горели свечи, большие жаровни на ножках с когтями. Они были огромными, чтобы гореть всю ночь. Мирина часто задерживалась и редко тратила много времени на сон.

За Мириной — известной и как Рихаб Бет-Сорр — в окне стало видно первые лучи рассвета. Перед ней были фигуры из оникса. Королева всегда играла за черных.

— Ты скоро меня покинешь, — сказала она женщине напротив нее.

Рианна выбрала бежевую фигуру и сыграла ею. Она играла так, чтобы другая, опытная в этом, с разумом, напоминающим Рианне часы, получила преимущество.

Не важно. Они так коротали время.

— Я вернусь к своей жизни, — сказала Рианна. — Как и ты. Королева Кахиши.

Королева быстрым движением сбила одну из пешек Рианны с доски слоном. Слишком просто. Ее разум был не здесь.

Она посмотрела на Рианну почти с грустью.

— Мы с тобой знаем, что такое — быть на развилке, — сказала она. — Принимать решение, которое все меняет. И не знать, как нас осудят потом… или как мы себя осудим.

— Все живые такое испытывают, — сказала Рианна. Она указала на доску. — Мы делаем это здесь. Я думала, потому тебе нравится это.

— Нет, — сказала королева. — Я люблю эту игру, потому что в ней есть смысл. Потому что, когда я создаю идеальную стратегию, объединяю части, можно предсказать результат.

Рианна вспомнила подземные коридора замка вокруг тайны. И как она запуталась в паутине, несмотря на ее планы.

— Люди — не фигуры, — мягко сказала она.

Королева задумалась. Повернулась к окну, небо за ним становилось ярче. Теперь было видно солнце за туманом. Она повернулась к Рианне и улыбнулась в свете свечей. Почти трепетно.

— Я будто знала тебя всю жизнь, — сказала она. — Обещай, что будешь навещать, — она сжала руку Рианны над столом. — Обещай, что будешь писать.

ЭПИЛОГ

Весна пришла на остров Академии. Скоро будет год, как наступила Манайя, когда студенты пошли за хворостом для костров. Краски острова весной — синяя вода, зеленые листья и белые цветы деревьев — встретили Дорна Аррина, когда он повернулся к окну. Один вид каждый год.

Он вернулся закончить обучение. Студенты прибыли, когда разнеслась весть, что это было безопасно. Скоро он получит кольцо и уйдет. Он опечалится, но он не мог задерживаться. Тут было слишком много воспоминаний.

Иногда он вечером сидел на кухне с Овейном, Ларантой и Джулиен, когда все расходились спать. Никто не задавал ему вопросы. Порой они пели. Порой Джулиен рассказывала о бое Белой королевы и Теневого короля. Порой рассказывала об Острове-лабиринте, и как Марлен Хамбрелэй пришел к ней проводником. От этого Ларанта плакала, но горе было смешано со счастьем. Она всегда говорила, что в нем было добро. Она оказалась права.

Ночами Дорн забирался в кровать. Он даже один раз спал в кровати Этерелла, словно от этого увидел бы сны с ним. Понял бы, где он. Но ничего не было. Даже запаха на простынях. Этерелл Лир, пришедший из ниоткуда, ушедший неизвестно куда, ничего не оставил.

Архимастер Хендин обещал скорее выбрать камень для кольца Дорна Аррина. И Дорн отправится в путь. Он знал, что у чар была цель, не только власть. Он понимал это. Но не хотел этого. И он думал, что сыграл свою роль, заслужил время побродить и понять, кем он был вне этих залов.

Часть него отказывалась верить, что Этерелл Лир не войдет в эту комнату, напевая, переодеваясь или бреясь. Часть него не могла принять такое, пока он был тут.

На кухне Джулиен Имара серьезно смотрела на него, пока ела хлеб с сыром. Она сказала:

— Знаю, ты не хочешь говорить об этом. Но, может, когда-то напишешь песню?

Дорн улыбнулся ей.

— Если я так сделаю, — сказал он, — ты узнаешь первой.

Идея какое-то время крутилась в его голове. С кануна Нового года. Когда он пел в зачарованном зале существам иного мира о своей гибели.

Он пока не погиб. Снова пришла весна.

Первым делом, вернувшись в Академию, Джулиен Имара пошла в Зал лир. Она будто готовила путь для тех, кто скоро прибудет. С благоговением и долей сожаления она поставила Серебряную ветвь на пьедестал. И ее мягкое сияние снова озарило Зал лир.

Потом она проверила стены. Увидела, что плита, где был король с рогами на троне, окруженном черепами, была пустой. Не осталось ни следа.

Прошли последние дни зимы, и стали прибывать студенты и архимастера. Были те, кто за плату взял в деревне рыбацкие лодки и приплыл, когда вода стала спокойно. Вскоре коридоры Академии наполнились голосами. Джулиен все еще была одной девушкой, но теперь у нее были уроки лично с архимастером Хендином. Он ждал, что появится больше девушек, но до этого следил, чтобы она все понимала в учебе.

Кай Хендин был назначен Высшим мастером в голосовании, и это не удивляло. Никто не знал, что он сделал в бою, но из всех архимастеров действовал только он. Он начал направлять Академию к новой миссии. Чары были необходимостью, учил он их, ответственностью. Поэты были стражей на краю мира.

Никто еще не смотрел на работу Академии так, ни разу за века. Кто-то считал это потерей, они меньше думали об искусстве. Джулиен понимала это. Дорн научил ее видеть искусство, и она смотрела на все отчасти его глазами. Но это давало ощущение цели, и это восхищало. Архимастер Хендин сказал ей, что, если она останется учиться, сможет снова стать Пророком. И в этот раз метка будет ее.

Порой ей снилось их путешествие по морю и Остров-лабиринт, иногда она ощущала, что важная часть нее пропала. Она не знала, исправит ли это новая метка. Она однажды узнает.

В один из дней она вбежала в покои Высшего мастера Хендина. Она не договаривалась о встречи, тяжело бежала от бега по лестнице.

Он сидел за письменным столом. Джулиен знала, что он постоянно общался с Лин насчет дел в Тамриллине. Лин пыталась успокоить аристократов, но те срывались. Война за трон была неизбежной. К счастью, Лин могла надеяться на помощь королевы Кахиши.

Джулиен узнала свиток на столе: к этой работе архимастер Хендин возвращался, когда мог. Он спрашивал у нее об Острове-лабиринте, чтобы записать все детали, которые она помнила. Он записывал летопись, описывал все, что произошло за год. Хоть это не было закончено, работа уже была названа. Буквы с размахом красовались на странице: «Король-поэт».

Он строго посмотрел на нее.

— Дело должно быть важным.

Джулиен смутилась, стоя на пороге кабинета Высшего мастера Хендина. Она вспомнила, как стояла на этом месте, когда это была комната Элиссана Диара. Того, кто стал королем-поэтом. Она могла представить его и Сендару тут и сейчас.

Сендара Диар, насколько я знала, ушла к народу ее матери и училась там.

— Это важно, — сказала она. — Узоры на стене в Зале лир… снова изменились.

Он выглядел изумленно, но и смиренно.

— Я думал, что это случится, — сказал он. — Я посмотрю. Я потому и остался. Знал, что могу еще пригодиться, — он улыбнулся. — Иначе, Джулиен Имара, я взял бы Серебряную ветвь, вызвал паромщика и уплыл на Утерянные острова. Я был готов какое-то время.

— Но не сейчас, — с надеждой сказала она.

— Пока что — да, — он встал. — Давай посмотрим, что нас ждет.