Король Рока

Между тем, я была нечестна с Шейном о своей роли в аварии, которая разорвала мою жизнь в клочья. Не позволила ему увидеть тьму, которая медленно затмевала весь свет, которой я пыталась защитить. И мой отец все еще в тюрьме. Так, какого черта я здесь делаю? Это было мое будущее – стоять за кулисами, смотреть как Шейн выступает, владеет своим талантом, владеет своей правдой? Мне не нужна сцена, я не хочу, чтобы надо мной горели софиты. Но мне нужно было что-то свое. Это должно быть что-то кроме статуса девушки Шейна Хоторна или дочери Колина Фрейзера.

Но я засунула все это так глубоко, как только могла, надеюсь достаточно, чтобы Шейн не смог этого увидеть. Я разберусь с этим... позже.

– Все отлично. Счастье видеть тебя там, где тебе самое место.

Глаза его смягчились, нежность сияла от каждой янтарной радужки.

– Меня бы здесь не было, если бы не ты.

Я покачала головой, прижимая ладони к его груди. Никогда не устану прикасаться к этому человеку.

– Это не правда.

– Так и есть. Ты подсказала мне поговорить с Бранфордами, перестать прятаться за ораторами, которые говорят за меня. Из-за тебя я связался с Гевином. Мой брат снова со мной, – руки Шейна обвились вокруг меня, притягивая. – Я перед тобой в долгу, Делэни.

В долгу? Я не хотела, чтобы он был мне должен. Я хотела, чтобы он любил меня. Я провела руками вверх по рубашке Шейна, переплетая их вокруг его сильной шеи.

– На самом деле, это не так.

– Так, детка, – он вдохнул мои волосы, поцеловал макушку и большими пальцами проследил изгиб позвоночника. Моя кожа трепетала от его прикосновений, каждый нерв лихорадочно загорелся желанием. – И я хочу, чтобы ты всегда была рядом со мной.

Мой мозг отставал, не совсем желая идти вместе с вожделением, прожигающим меня. Вопросы накладывались поверх вопросов. Почему? Это все, что ты от меня хочешь? Еще один набор обожающих глаз? А как же любовь? Если я буду любить тебя достаточно, ты когда-нибудь полюбишь меня в ответ?

Но это было не то время и не то место. Мы были окружены людьми, шумом и хаосом. Как только я сообразила, что нужно сказать, раздался крик Лэндона.

– Чувак, ты можешь поиграть со своей игрушкой позже. Мы начинаем!

Игрушка. Повернув голову через плечо, Шейн не заметил, как я вздрогнула. А когда он наклонился ближе, его губы защекотали мочку моего уха, чтобы сказать: «не могу дождаться, чтобы поиграть попозже», вероятно, рассчитывая, что я буду дрожать от предвкушения. Но нет. Беспокойство вибрировало вдоль моего позвоночника. Я не хотела быть «игрушкой» Шейна. Или его «шлюшкой», или любым другим плевком, который бросали в меня на этом пути. Когда он выбежал на сцену, мой живот скрутило в узлы.

Люблю его.

Ненавижу себя.

Потому что мои родители, оба они, вырастили меня для большего, чем мужского аксессуара. Даже если это аксессуар был Шейна Хоторна.

Я хотела что-то сделать со своей жизнью, что-то полезное.

Прозрение Шейна в тюремной камере подсказало на чем сфокусироваться, направив усилия на построение своей карьеры, чтобы он мог использовать свое имя и деньги, и помочь тем, у кого нет таланта.

Меня ждала учеба. Это мое призвание. Так много всего, чему я хотела научиться, я жаждала экзаменов, чтобы получить степень. Это будет первым шагом к пониманию того, что я действительно хочу сделать со своей жизнью. И я хотела найти способ простить себя. Хотела наконец-то помочь отцу. И просто надеялась, что Шейн захочет быть частью всего этого.

Но сначала я должна найти способ признаться. Не только Шейну, но и людям, которые посадили моего отца в тюрьму за преступление, которого он не совершал. Потому что иначе моим секретом будет бомба, которая, несомненно, взорвется в самый неподходящий момент, уничтожив все, что я построю со своим мужчиной. Мне нужно разобраться с неизбежной катастрофой. И чтобы сделать это, мне придется отдалиться от Шейна. Оградить его от негативной реакции.

Может быть, тогда он простит мой обман.

Более пятидесяти тысяч кричащих поклонников собрались сегодня на стадионе «Мэтлайф». И каждый из них, вероятно, сказал бы, что влюблен в Шейна Хоторна. Когда он вошел в поле зрения, раздался рев, который практически сбил меня с ног.

И Шейн, он выглядел... Счастливым. Более чем счастливым. Ликующим.

Здесь ему самое место. В центре сцены, обожаемый тысячами, распевающий свои тексты, которые нашли отклик у каждого слушателя. Ему нужна была их любовь, признание. Без него он не был бы Шейном Хоторном.

Необходима ли ему я? Разве он любил меня? Прямо сейчас, в этот момент меня одолевали сомнения.

Я перед тобой в долгу.

Эти слова царапали мою душу, оставляя за собой жалящую, неровную рану. Я скрестила руки на талии, крепко себя обняв. Мне хотелось запомнить этот момент навсегда и наслаждаться каждой минутой. Явной красотой Шейна, его талантом, данным Богом, способным раскалить всю арену.

Я также хотела запомнить боль, потому что это возможно последний раз, когда у меня был шанс видеть это. Могла ли я стать частью этой жизни?

Моя мать хотела быть художницей, но никогда не стремилась к своей мечте. Обижалась ли она тайно на моего отца из-за этого? Он чувствовал себя виноватым за то, что позволил ей отказаться от своей страсти?

Обида. Вина. Такие уродливые эмоции. Если я не приму меры сейчас, они в конце концов встанут между мной и Шейном.

Я глубоко вздохнула, попробовав едкий дым пиротехнических эффектов на своем языке, как осадок на дне кофейной чашки. Мне хотелось запомнить все: вспышки огней, освещающие толпу, танцы, крики фанатов, которые выглядели словно водоросли, бьющиеся в бурном море. То, как пульс музыки отражался сквозь подошвы моей обуви. И обязательно – Шейна.

Сегодня на мне были серебряные шпильки с открытым носом и мерцающее, светлое платье, которое едва доходило до середины бедер. Оно было наряднее, чем я обычно носила, но Пайпер настояла, что сегодняшний первый концерт и он особенный, что я должна была выглядеть соответствующе. Ее фраза вибрировала сейчас во мне, потому что именно так я себя чувствовал. Как будто играла роль.

Я точно знала, во что ввязываюсь, когда подписалась быть девушкой Шейна. Ну... может быть не совсем. Я не знала, что так сильно влюблюсь в него, или что не знать, чувствует ли он то же самое, будет похоже на злокачественный рак, пробирающийся сквозь мои кости. Я больше не притворялась. Для меня все было по-настоящему. Я не была актрисой. Просто влюбленная дура.

Я любила Шейна, абсолютно. Но не могла его обманывать.

Что он чувствовал ко мне? Благодарность? Похоть? И это все?

Счастье и несчастье были как двойные приливы, тянущие меня с противоположных сторон.

Шейн прибежал со сцены после сета, остановился, едва не прижав меня к своей потной груди.

– Если я сейчас тебя обниму, то испорчу твое платье, – нахмурив брови, сказал он.

– Мне все равно, – я наклонилась вперед, каждая частичка напряглась для контакта с ним.

Его руки обвились вокруг моих плеч, держа меня на расстоянии.

– Нет, детка. Не сегодня.

Мои брови приподнялись от смятения.

– Почему вдруг?

На стороне Шейна появился администратор с полотенцем и свежей майкой. Шейн снял пропитанную потом футболку, вытерся под моим взглядом, предательский жар запульсировал между моих бедер. Он уловил чистое вожделение в моем выражении лица, похотливо ухмыльнувшись.

– Доверься мне, – переодевшись, Шейн выпил из бутылки воды, огляделся, чтобы посмотреть, готовы ли ребята вернуться.

Лэндон встретил его взгляд.

– Ты уверен, что готов к этому?

Улыбка пробежала по лицу Шейна.

– Просто приготовь свои барабанные палочки, Лэнди.

– Не парься. Я вытащу их из своей задницы только ради тебя, детка, – поддразнил Лэндон. Сегодня их шутки были колкими.

Шейн повернулся ко мне лицом, когда Лэндон вышел на сцену, исполняя барабанное соло, прежде чем Джетт и Декс заняли свои места и каждый из них насладился своим индивидуальными выступлением, прежде чем собраться вместе перед выходом Шейна.

– Стой прямо здесь. Не двигайся, хорошо?

Я бы рассмеялась, но он так серьезно произнес свое наставление, что этот порыв был подавлен.

– Буду тут. Обещаю.

Он улыбнулся, сжимая мои плечи. А потом ушел, толпа приветствовала его, словно это было второе пришествие Христа.

На этот раз он спел песню, которую я никогда раньше не слышала. И тут до меня дошло, что она была написана после нашей совместной ночи на пляже. Той ночи, когда я решила, что он мертв и побежала к нему от страха. Страх, который превратился во что-то другое, как только моя рука коснулась его кожи.

Та ночь, которая закончилась одиночеством в моей спальне, после прилепленного к моей ноге пластыря и уверенности где-то глубоко в моем нутре, что это не последний раз, когда мне будет больно из-за Шейна.

До сегодняшнего вечера я убаюкивала себя мыслью, что если я буду любить Шейна достаточно сильно, он тоже полюбит меня.

Конечно, он хотел меня.

Думал, что нуждался во мне.

Думал, что он мне должен.

Но разве он любил меня?

Песня закончилась, я вытерла слезы, стекающие по моему лицу, тыльной стороной руки, зная, что я, вероятно, испортила макияж, который был так умело нанесен менее двух часов назад. Пофиг.

Может ли слово из шести букв быть достаточно сильным, чтобы выдержать бомбу, которую я собиралась сбросить?

Шейн повернулся к толпе спиной и, глядя на меня, поднес микрофон к губам.

– А теперь я хочу представить Вам человека, который ответственен за то, что я здесь сегодня вечером. Мы начали очень нетрадиционным способом, но уверен, вы все уже в курсе, – большая часть толпы посмеялась над его репликой, хотя среди них было несколько выкриков «брось ее, выберите меня». – Я начал свою карьеру после смерти моего лучшего друга Калеба Бранфорда. Он тот, кто должен быть с нами сегодня вечером, держа микрофон, – никто больше не шумел. Пятьдесят тысяч человек молчали, зачарованные словами Шейна. – Но он не находится здесь. Есть кое-кто другой. Кто-то, кто научил меня смотреть правде в глаза. Перестать прятаться за ложью, прятаться за охраняющими меня людьми.

Огромный светодиодный экран за сценой ожил с новым хэштегом жирными, яркими буквами. #СкажиШейнуДа.

Толпа начала скандировать.

– Скажи Шейну «да». Скажи Шейну «да». Скажи Шейну «да».

Он пронесся по арене, как ураган, набирая скорость. Я сделала глубокий вдох, мои легкие опалило от перегретого воздуха.

Лэндон начал низкую, почти зловещую барабанную дробь, Шейн снова посмотрел на меня.

– Выходи сюда, Делэни.

Послышались свистки и аплодисменты. И несколько «бу-у-у».

Мое сердце упало. Я понимала, что должно произойти. Что происходило. Все присутствующие тоже.

Мои глаза стали круглыми, словно блюдца, но ноги не двигались. Пока не побежали.

В неправильном направлении.

Глава Двадцать Четвертая

Шейн

Страх просочился в мои поры, когда я отвернулся от публики, чтобы встретится с лицом Делэни. Что-то пошло не так. Действительно не так. Я сделал несколько шагов к ней, думая, что, возможно, свет исказил мой взгляд. Но нет. Я застыл, эмоции, исходящие от ее лица, разрывали меня, как осколки.

– Делэни? – вздохнул я, забыв о микрофоне в руке, пока ее имя не отразилось в моем наушнике.

Глаза Делэни были широко раскрыты, она покачала головой. Одна рука подлетела ко рту, прижимая ладонь к губам, будто сдерживала крик.

Я моргнул, и она исчезла.

Пропала.

До того, как я смог сделать ей предложение.

Оторвав глаза от пустого пространства, которое Делэни занимала всего несколько секунд назад, я бросил смущенный взгляд в сторону Лэндона. Светодиодный экран потемнел, хэштег исчез. Разочарованная толпа уже забеспокоилась, и если бы я пошел за Делэни, как хотел, неизвестно что бы произошло. Лэндон запустил вступительный рифф одной из наших самых популярных песен, с которой мы обычно закрывались. Ладно. Я смогу спеть ее, а потом свалить со сцены. Мой разум метался, когда знакомые тексты плавно скользили по моим губам, я сжимал микрофон так сильно, что костяшки пальцев светились белым.

Может, Делэни вернулась в мою гримерку. Может, просить ее стать моей женой перед пятидесятитысячной толпой было не то предложение, которое она хотела. Может, может, может.

Небольшие надежды, которые были такими же слабыми и нитевидными, как серный кончик спички. После того, как прогорит.

Страх сжал мою грудь так сильно, что мне пришлось сократить несколько нот.

Может, мне стоит ее отпустить.

Но почему? Безусловно, черное облако, парящее над моей головой, двинулось дальше или, по крайней мере, закончился дождь. Все, чего я так стыдился, было открыто, но жизнь все еще продолжалась. Делэни знала меня. Видела самые худшие мои части, рубцы, уродливость славы. И не убежала.

Нет. Делэни встала передо мной, обняла меня. И осталась.

Почему Делэни сбежала? И почему сейчас? Когда казалось, что у нас может быть настоящее совместное будущее.

Каким-то образом мне удалось допеть песню, а затем выдать шутку о том, чтобы пора искать мою испуганную девушку. Я уже знал, что ее не будет в моей гримерке, прежде чем распахнуть дверь, но несмотря на это, вид пустой комнаты ударил по мне, как пинок по голове. Дверь хлопнула о противоположную стену и отскочила обратно, но к тому моменту, как раздался щелчок о закрытии, я был на полпути вниз по коридору с путаницей и предательством, порхающими в моем животе.

– Шейн, подожди!

Мое сердце екнуло от женского голоса, безошибочного стука каблуков о бетон. Но они не принадлежали Делэни.

– Где она? – спросил я Пайпер, сжимая и разжимая кисти по бокам.

– Поехала обратно в отель. Водитель на линии. Хочешь, чтобы он развернулся?

Я задумался на минутку. Мне не хотелось, чтобы Делэни чувствовала себя в ловушке или что за ней шпионят.

– Нет. Пусть отвезет ее в номер. Просто скажи ему ехать очень, очень медленно, – я ни за что не собирался ее отпускать. Не без борьбы.

Пайпер заговорила в трубку у ее уха, шагая в ногу со мной, когда я помчался к выходу.

– Машина ждет, верно?

– Да. Парочка всегда есть наготове.

Хотя Тревис поручил Пайпер следить за Делэни и за тем, чтобы она всегда была готова к съемкам, она редко приходила на наши концерты. Сегодняшнее шоу было исключением.

Должно было быть особенным.

Я кивнул, но больше ничего не сказал, пока не проскочил через дверь и не прыгнул в машину. Там было почти сто фанов за канатами. У них, должно быть, не было билетов, потому что любой, кто был на стадионе, не мог выйти сюда так быстро. Обычно я раздавал несколько автографов и позировал для селфи, но не сегодня. Изобразив фальшивую улыбку на лице, помахал рукой и проскользнул в машину, прежде чем они смогли сказать мне, как сильно меня любят. Я хотел услышать эти слова, отчаянно нуждался в них. Но только чтобы они исходили из уст Делэни.

Пустая часть моей души была покрыта горечью и ненавистью к себе. Часть, которую я пытался заполнить выпивкой, наркотиками и беспорядочным сексом. Но когда это не сработало, я наполнил ее фальшивыми отношениями, которые можно контролировать, женщинами, которые притворялись, что были со мной, потому что я достоин любви. Но они не были со мной. Они были с Шейном Хоторном, рок-звездой. Они хотели денег, славы и публичности. Но Делэни не было дела до всех этих вещей. Она видела меня. Она хотела меня. Она осталась со мной, когда кто-то другой сбежал бы в горы.

Во всяком случае, мне нужно было узнать, почему она бросила меня сейчас. Когда я наконец поверил, что у нас есть реальный шанс.

Пайпер уселась рядом, мне пришлось подавить кратковременную вспышку раздражения. Мои страдания и разочарование заполняли машину достаточно без другого тела, разделяющего пространство. Но до этого она была полезна, так что есть вероятность, что она понадобится снова. Пока она не вздохнула, выдохнув с осуждением.

– Ты что-то не то сказал Делэни? В смысле я убедилась, что она идеально накрашена и одета, как только Тревис сообщил мне, что ты планируешь сделать сегодня вечером. Раньше она выглядела отлично, но сегодня просто великолепно. Ничего не понимаю.

Я болезненно посмотрел на Пайпер.

– Конечно, я ей что-то сказал. Сказал, как много она для меня значит и как я благодарен ей за поддержку в этой дерьмовой греческой трагедии, которая стала моей жизнью, – я вымученно провел руками по волосам, дернув их концы. – Скажи мне, Пайпер... Что я сделал не так?

Рот Пайпер сжался, как будто она что-то сдерживала.

– Это то, что тебе придется выяснить, Шейн, – она колебалась, прижимая губы друг к другу.

Мое терпение разлетелось в клочья, у меня не было ни одного предположения.

– Выплюни это.

– Может быть, – Пайпер склонила голову набок, – дело в том, что ты не сказал что-то, и это заставило ее уйти.

Я просунул пальцы под бедра, прежде чем смог обернуть их вокруг шеи Пайпер и выдавить из нее жизнь. О чем черт возьми, она говорила? Как могла Делэни расстроиться из-за того, что я не сказал? Но прежде, чем я смог продвинуть дальше, мы подъехали к входу в отель. Не дожидаясь, пока водитель откроет мою дверь, я распахнул ее в сторону и выскочил.

Пока я шел через вестибюль, головы поворачивались и называли мое имя. Я игнорировал их, нацелившись прямо к лифтам, но ничего не мог поделать со стаей девушек, которые подбежали и последовали за мной в кабину лифта. На протяжении двадцати двух этажей я раздавал автографы и смотрел в камеры мобильных телефонов, даже не пытаясь улыбнуться, подделать радость или что-то такое. Когда я приложил карточку от номера к считывателю, мне пришлось стряхнуть особенно агрессивную пару, нацеленную на тройничок.

– Не сегодня, – прошипел я, закрывая и запирая дверь.

Я сразу понял, что Делэни там, почувствовал восхитительный запах ее кожи, который доносился словно пыльца, разлетевшаяся от летнего ветерка. Мои ботинки ударяли по полированному мраморному полу, объявляя о моем присутствии задолго до того, как я добрался до спальни с ковровым покрытием. Черный чемодан Делэни был раскрыт на кровати, одежда беспорядочно подбрасывалась в его направлении. Девушка стояла в нескольких сантиметров от него, прижимая к груди сумку с туалетными принадлежностями, как защитное одеяло.

Взгляд ее глаз врезался в меня с такой силой, что я откинулся на пятки. Они были лазурным буйством растерянности и боли.

– Эй, – слово проскользнуло через мое горло, звуча жестче, чем я предполагал. Я поднял руки и обхватил пальцами дверную раму. – Что происходит?

По моей спине пробежала волна тревоги, пока я ждал ее ответа. Минута, две... Делэни сжала губы, ее язык порхнул между их складок, затем исчез.

– Не надо, Шейн, – прошептала она, сверкая глазами. – Пожалуйста, не начинай.

Делэни

Звук открытия автоматического дверного замка заставил мое сердце пропустить удар. Едва слышный шум, и все же он прошел сквозь мое тело как звуковой бум.

Слишком много надежды было, что я смогу сбежать до того, как Шейн меня отыщет. Он, должно быть, покинул стадион как можно скорее, сумев не вызвать бунт у пятидесяти тысяч разгневанных фанатов, потому что я оказалась в номере всего несколько минут назад.

Не стоило влюбляться в него. Надо было следовать правилам этого дурацкого контракта и не давать сердцу выбиться из колеи. Но я нарушила все условия и влюбилась. Безумно.

Не в Шейна Хоторна, от которого у меня текли слюни будучи подростком, а в человека, стоящего за фасадом, застрявшим где-то между Шейном и Шоном. И теперь мое сердце словно разорвалось пополам, растоптанное этими тяжелыми ботинками, которые он носил повсюду.

Основная масса Шейна заполнила дверной проем. Энергия исходила из каждого мускулистого миллиметра, источая смятение и гнев. Его потускневшие глаза глубоко ранили меня. Я перевела взгляд с его глаз на ботинки, осознавая, что могу коснуться и поцеловать каждый сантиметр мужчины, стоящего передо мной. И что через несколько минут я снова смогу увидеть Шейна только в журналах и на обложках альбомов.

Руки напряглись, чтобы дотянуться до него, но вместо этого я крепко прижала косметичку к груди, мое сердце колотилось о грудную клетку, которая будто сжалась за ночь. Могу ли я выразить свои эмоции словами?

Есть неплохой шанс, что в недалеком будущем я окажусь в тюрьме. Определенно я заслуживала этого. Сможет ли Шейн когда-нибудь доверять мне после моего признания... и что я лгала обо всем раньше? Даже ему. Особенно ему.

Шейн пригласил меня в свою жизнь, чтобы сдержать хаос, а я принесла только потрясения.

Я была всем, чего он избегал в своей жизни. И теперь, когда он, наконец, обрел покой?

Я любила его слишком сильно, чтобы уничтожить.

– Не надо чего, Делэни? – Шейн стоял в дверях, страдание расползлось по всему его лицу. – Не петь дифирамбы перед ордой фанатов?

– Нет, это... Это было действительно мило, – мой язык споткнулся о слова. – Спасибо тебе.

Уходя от Шейна, во мне растягивалась дыра, которая никогда не заживет, оставит уродливое напоминание о том, что я потеряла.

– Тогда что? Не спрашивай...

Я бросила косметичку в свой чемодан, кидая за ней небольшое количество одежды и яростно дергая молнию.

– Именно. Не спрашивай меня ни о чем.

– Охренеть. Вот так ты собираешься играть? – каждый его слог выходил с едва сдерживаемой яростью.

Я не собиралась играть. Вот в чем была проблема. Для меня это было не какой-то шарадой. Все эмоции, которые я показывала камерам, были настоящими. Скинув чемодан с матраса, он приземлился на ковре и быстро перевернулся. Я уставилась на него, желая броситься рядом с ним.

– Полагаю, да, – тихо пробубнила, избегая сердитого взгляда Шейна.

Шейн издал звук, почти первобытное рычание, ударив кулаком в стену с силой, от которой я подпрыгнула.

– Не надо, – воскликнула я, съежившись при виде красных полос на белой стене. Взгляд на кровавые костяшки пальцев Шейна заставил меня побежать к нему. – Господи, что ты делаешь!

В тот момент, когда я шагнула ему навстречу, я поняла, что допустила ошибку. Что я должна была остаться там, где стояла. Потому что чем ближе я подходила к Шейну, тем больше его энергии окутывало меня, пробираясь сквозь последние клочки моей силы воли. И когда я прикоснулась к нему…

Искра зажглась во мне, подписываясь кислородом в моей крови, разгораясь пламенем, которое невозможно погасить.

Я была его.

Сдавшись, я приподняла подбородок, и рот Шейна улегся на мой. Герметичность нашего поцелуя сдерживала слова, которых я слишком боялась, чтобы позволить им выйти. Потому что, как только я это сделаю, пути назад не будет. Я не знала, что скажет Шейн или что он сделает. Вдруг он возненавидит меня. Вдруг он оставит меня.

Поэтому я хотела покинуть его первой.

Но он пришел за мной. И вот так, после единственного прикосновения, никто из нас никуда не собирался.

Шейн медленно дразнил меня языком. Мучительно медленно. Собрав концы моих волос в свои руки, Шейн сжал их в кулаках, оттягивая мою голову назад, крошечные колючки его щетины терлись по моей коже. Не достаточно, чтобы ранить, достаточно, чтобы отправить эти покалывания повсюду. Я с благодарностью поддалась, обхватив его шею пальцами, сжимая, подталкивая. Но нет. Шейн задавал темп. Мягкий крик вырвался из горла, когда я сдалась. Он облизывал уголки моего рта, грыз мои губы. Мои глаза закрылись, убегая в головокружительном вихре похоти, когда я тянулась к краю рубашки Шейна, поднимая ее над головой. Необходимо от нее избавиться. Он сделал то же самое с моим платьем, швырнув дизайнерское творение через всю комнату. Вентиляционное отверстие было у меня за спиной, обдувая прохладным, кондиционированным ветерком вдоль моего позвоночника, охлаждая мою кожу.

Шейн крепко сжал одну набухшую грудь в своей руке, закрыв рот другой. Лизал, сосал, щелкал языком по нуждающемуся пику, пока я не выгнулась. Мой рот раскрылся, голова откинулась назад, волосы упали на плечи, я издавала шум, похожий на звуки загнанного в угол животного. Меня схватили. Заперли в позолоченной клетке. Минуту назад я была готова улететь. Но теперь я была в объятиях Шейна, подчиненная его ртом, который привел меня на край небес, а затем толкнул за его пределы. Так. Много. Раз.

Мое тело оживало под его руками, его ртом. Так было с тех пор, как я впервые увидела его. Может быть и раньше. Возможно, все эти обложки журналов подталкивали меня в его объятия. И каждый раз, когда наши тела встречались в этом древнем, первобытном танце, прилив, который меня уносил, становился сильнее с каждым разом. Эта штука между нами, что бы это ни было, становилась больше, мощнее.

Я была потрясена. Тепло мчалось по моим сосудам, заставляя меня задыхаться.

Шейн отстранился, пристально глядя на меня. У него была потребность в наготе, которая отражала мою собственную. Я могла видеть это в его глазах, пробовать на губах. Постанывая, я провела жадными пальцами по покрытой чернилами коже. Боже, все в этом человеке было прекрасно. Его лицо, его тело, его кожа, его татуировки. Его душа.

Когда я отдала ему свое сердце? Можно ли отследить момент, когда оно покинуло мое тело и стало его? Вопрос мелькнул на краю моего разума, уносясь прочь, когда Шейн поднял меня, усадил на центр матраса, затем отступил, чтобы стащить джинсы. На мгновение оставшись там, демонстрируя свое полностью обнаженное великолепие. И он был великолепным. Я дрожала, когда запоминала каждый его сантиметр.

– Делэни, – мое имя простонали, как будто он понимал, что что-то положит конец тому, что мы делаем. Между нами было так много слов, засоряющих воздух. Вопросы и ответы, которые шипели, как жир на горячей сковороде, выскакивает и шипит. Если мы подойдем слишком близко, то обожжемся. По обоюдному согласию мы сосредоточились на том, что не требует слов.

Похоть.

Сейчас это была единственная честная вещь, которую я могла предложить.

Я была одета в кружевные стринги, он стащил их через мои ноги, как будто открывал подарок. Он переместил меня, его колени оказались по обе стороны от моих бедер. Скользнув длинными пальцами под мою голову, Шейн удерживал ее на руках, целуя меня, пока комната не стала кружиться. Напряжение и хаос, которые просачивались в мои поры сегодня вечером, за последние пару месяцев, на протяжении последних трех лет – все это боролось за пространство в моем теле, делая мою кожу такой же тонкой и плотной, как дешевый воздушный шар для вечеринок. Я упивалась его весом, передававшем мне силу, удерживая меня в центре, когда наши сердечные ритмы стучали в унисон. Шейн. Я. Мы.

Это было то, чего я хотела. Разве что-то еще имело значение? Если правда заберет его у меня, есть необходимость все рассказывать?

Но я должна. Должна. Должна.

Даже лежа под ним, я чувствовала, как ложь разъедает меня, словно кислота. Все расскажу. Только не сейчас. Еще. Мне это нужно. Это может быть все, что у меня останется.

Я вздохнула, когда Шейн направился в меня, погружаясь глубоко. Глубоко, так глубоко. Заполняя ту полую часть меня, которая была черной пустотой вины и горя.

Наши бедра качались вместе, руки сплелись над моей головой. Сладость пронеслась сквозь меня, как медовые капли, когда наши рты бродили, пируя друг другом. Губами, шеей, ушами, ключицами. Наши языки хлестали каждую частичку кожи до которой могли дотянуться. Мы оба чертовски проголодались.

Мои лодыжки обвились вокруг Шейна, притягивая его еще ближе. Наши тяжелые вдохи наполняли воздух вокруг нас. Быстрые, неглубокие вздохи. Мы дышали как спринтеры на финишной прямой.

Мои глаза закрылись, потерявшись во внутреннем водовороте ощущений.

– Делэни, – рявкнул Шейн. – Посмотри на меня.

Я не хотела. Я не хотела видеть лицо Шейна. Смотреть, что я с ним делаю. Отражение того, что он делал со мной. Наша связь была слишком интенсивной, чтобы присматриваться. Слишком первобытной. Слишком отчаянной.

И возможно последней.

С ревом Шейн врезался в меня. Но не отступил.

– Не закрывайся от меня, Делэни. Я этого не вынесу, – это было больше, чем просьба.

Я хныкнула, исполняя команду Шейна. Вид его обнаженной груди, каждая мышца которой вибрировала от напряжения держать себя в узде, было достаточным, чтобы заставить меня плакать в страхе. Но именно его янтарный взгляд прожег меня, проникая сквозь верхний слой кожи и оставляя беззащитной. У меня нет прочной брони, чтобы защититься от этого человека. Его бесстыдного обаяния, его потрясающего тела. Моя сексуальная плохая рок-звезда. Мой милый добрый самаритянин.

Голова и сердце льва, душа раненого мальчика.

Шейн Хоторн, я твоя.

– Я с тобой, – сказал он, расслабившись, с нежным взглядом в глазах, как будто читал мои мысли. Медленно отступая. Задавая новый ритм.

Шейн отпустил мои руки, проводя кончиками пальцев по моей шее, моей груди, продолжая опускаться, пока его мозолистые руки не впились в мою талию, держась. Он прибавил темп, толчки стали бешеными. Мы врезались друг в друга, удовольствие омрачало мое зрение, пока я не схватилась за его плечи от головокружения и потери контроля.

Все в моем теле уплотнялось, натягивалось туже, и туже, и туже.

– Шейн, – охнула я, вцепившись ногтями в его спину, разлетаясь на мелкие сверкающие осколки.

Шейн зарычал мне в шею, куснув, последний раз толкнувшись в меня, и собрал мое обмякшее тело в свое.

– Все решено, Делэни. Мы женимся.

Глава Двадцать Пятая

Делэни

Нет. Нет, нет, нет.

Мои конечности, расслабленные секунду назад, мгновенно напряглись, я вздрогнула от небрежного заявления Шейна. И оттолкнула его плечи.

– Слезь с меня.

Это было заявкой? Два предложения. Ни одного вопроса.

Каждая маленькая девочка мечтала об этом моменте, включая меня. Особенно я.

Все решено. Мы женимся.

Ни одно из моих мечтаний никогда не заканчивалось вот так.

Наверно, мне не стоит удивляться. До сих пор моя жизнь не совсем соответствовала плану.

Единственный мир, который я когда-либо знала, был полностью уничтожен в мгновение ока. Крепкий счастливый брак родителей, лучшая школа, никаких забот, кроме поиска парня или летней практики. Все, что потребовалось, это мгновенное сообщение, чтобы отвлечь меня на минуту, чтобы убрать ногу с тормоза на время, которого хватило, чтобы автомобиль скатился на несколько метров на перекресток, запустив череду событий, которые убили маму и украли свободу папы.

С этого момента чувство вины затмило мою беззаботную жизнь, оставив лишь чернильную тьму, которая, казалось, никогда не закончится.

А потом я встретила Шейна Хоторна.

Он перекатился с меня, его янтарные глаза смотрели на мое лицо из-под нахмурившихся бровей.

Шейн не знал, что последняя глава моей жизни была написана отравленной ручкой. Он целовал меня до тех пор, пока я не терялась в мыслях, а на вдохе предлагал будущее, которое, как я думала, стало недосягаемым навсегда. И как будто этого было недостаточно, он столкнулся со своим собственным клетчатым прошлым, нашел искупление в истине.

Для меня не будет искупления. Я была за рулем в тот день. Если бы рассказала правду, отец был бы свободен.

Но я промолчала.

Если бы не клятва держать рот на замке. Обещание отцу, что ему никогда не придется навещать свою дочь в тюрьме.

Это обязательство связало мне руки эффективнее, чем наручники.

Но больше оно меня не сдерживало.

– Это был не тот ответ, на который я надеялся, – протараторил он с хмурым взглядом.

Надежда была опасной вещью. Она могла вознести так высоко, прежде чем гравитация вернет обратно на Землю. Чем выше взлетел, тем больнее упал. Нахождение с Шейном последние несколько месяцев было дикой, сумасшедшей, захватывающей поездкой, особенно после последних трех лет, погрязших в вине и горе. Каким-то образом я обнаружила лихорадочный голод, который только Шейн когда-либо порождал во мне и который только он мог утолить. Шейн снова принес радость в мою жизнь, и я позволила его ранам затмить свои. Живя жизнью в его объятиях, глядя на все его глазами... Я почти забыла, что независимо от того, насколько реальны мои чувства, я все еще прячусь за ними.

Но глубоко внутри я надеялась, что как только я открою мужчине правду, он останется со мной. Что он будет сражаться за меня, за нас, как и я. Даже если это означало вернуться в здание суда и держать меня за руку, пока я буду сталкиваться с тем, что шло мне навстречу.

Но Шейн не мог ничего решить, пока я все не рассказала.

На этот раз выбор будет за ним.

Он останется?

– Честно говоря, это было не то предложение, о котором я мечтала, – мой тихо произнесенный упрек покрыл горло горелым пеплом, испепеляя любое затяжное желание, бушующее в моих венах. – Но не поэтому я не могу выйти за тебя замуж.

Шейн стиснул челюсти, скатившись с кровати, хватаясь за одежду, которая покрывала ковер. Изношенные джинсы остались расстегнутыми, он натянул рубашку через голову и уложил свои растрепанные волосы теми элегантными пальцами, которые несколько минут назад творили со мной магию.

– И какого же хера «нет»?

Каким-то образом мне удалось справиться с дрожащей улыбкой. Отсрочить неизбежное.

– Для начала, ты не можешь заменить трудовой договор брачным контрактом. Как будто ты пытаешься выстроить наши отношения с помощью определенного набора правил и ожиданий. В этом нет необходимости.

– Чего ты хочешь от меня, Делэни? – Шейн вздохнул.

Мой язык коснулся внезапно сухих губ.

– Я хочу, чтобы ты понимал, что я была с тобой, потому что так хотела. Может не с первого дня, но определенно со второго. Я осталась, потому что не могла уехать. Потому что я влюбилась в тебя, Шейн. Ты мне ничего не должен.

Только твое сердце.

– Я...

– Подожди, – я подняла руку, обхватив простыню на груди, как будто она могла защитить меня, и вздрогнула. Настало время перестать ходить вокруг да около. Неважно, что Шейн сказал или не сказал, сейчас единственное, что имело значение, это то, о чем молчала я. Секреты Шейна были раскрыты, его судебная тяжба теперь в зеркале заднего вида. Но моя только начинается. Потому что после того, как я скажу правду, мне придется столкнуться с последствиями, осуждением. Осуждением Шейна в том числе. Но прятаться больше нельзя. – Есть кое-что еще. Что-то, чего ты не знаешь.

То, что я сделала то же самое, за что он все еще ненавидел себя. Я была за рулем в результате несчастного случая. Я выжила, моя мама – нет.

Я была убийцей.

– Я не могу выйти за тебя, не могу даже быть с тобой, пока я не предам тебя каждым другим словом из моего рта. Я столько раз хотела раскрыться тебе, так долго. Я готова взять на себя ответственность за свою ложь, столкнуться с последствиями своих действий. Но сначала я должна быть честной с тобой.

Карамельные глаза держали мои, я сохранила этот момент, эти последние драгоценные секунды, прежде чем Шейн поймет, что я так долго скрывала. Страшную, ужасную правду, которая убивала меня изо дня в день.

– Я была водителем. Это была я. Я взяла телефон, всего на секунду, по дороге домой. Я стала причиной аварии. Не мой отец. Я.

Мое сердце упало, когда эти глаза превратились в янтарь, затягиваясь вокруг истины. Темнели. Нет. Не уходи никуда. Не позволяй мне уйти. Но даже когда моя душа кричала, я поняла, что это бесполезно. Стоя прямо передо мной, Шейн уже оставил меня.

– Ты была за рулем, – повторил он холодные и резкие слова.

Я вздрогнула, как будто он стукнул молотком.

– Да, – это слово было не более, чем дуновение ветерка.

Я наблюдала, как твердость распространилась по лицу Шейна, мышцы на его щеках подрагивали, пока они не превратились в гранит. Ярость скатывалась с его кожи, вымываясь в воздух между нами. Он медленно встал, застегнул молнию и шагнул к ботинкам.

– Скажи что-нибудь, пожалуйста, – умоляла я, чувство неизбежности пронизывало мои страдания. Он действительно собирался уйти, не сказав ни слова? Он действительно собирался уйти?

– Что тут можно сказать? – выстрелил в ответ.

– Не знаю. Но что-то. Что угодно.

Шейн пристально посмотрел на меня.

– Ты просто обманщица. Ты лгала мне день за днем, даже после того, как я был честен с тобой. И ты собиралась свалить, просто уйти от меня – от нас – даже не признав своего обмана? – его глаза полыхнули яростью. – Ты была права, знаешь ли. В ту первую ночь, когда мы встретились.

– Что... – мое горло сжалось, и я сглотнула. Начав снова. – Что ты имеешь в виду? – спросила я, страх поднимался из моего живота, как летний шквал, тяжелый и влажный. Я знала, что он собирается сказать, прежде чем он это произнес, мне хотелось прикрыть уши и заглушить его. Но я этого не сделала, вместо этого мои руки обвились вокруг груди, готовясь к неизбежному удару.

Шейн заговорил, повторяя те же слова, что я говорила ему на заднем дворе Тревиса.

– Ты не тот человек, с которым я хотел бы быть знаком, – его голос был практически безэмоциональным, и он впился в мою плоть, как зазубренный клинок.

Несколько месяцев назад я использовала эти слова в отчаянной попытке самосохранения.

Но прямо сейчас, Шейн выглядел так, будто имел в виду каждое слово.

Слезы, которые я пыталась сдержать, разлились по моим щекам, когда он уходил. Я бросилась вперед, удар Шейна разъедал меня изнутри. Я рассказала ему свой самый страшный секрет. Я открылась, позволила ему увидеть себя. Всю себя. В глубине души я надеялась, что он будет сражаться за меня. За нас.

Восхитительная развязность Шейна была размыта, когда он преодолел расстояние до двери, его быстрый темп еще одно доказательство, что он не может дождаться, чтобы скрыться от меня.

Я была не лучше, чем поклонницы, преследующие Шейна по всему миру. Я позволила себе упасть так сильно и так далеко... Ради чего?

Шейн был честен о своих потребностях и ожиданиях с самого начала, а затем он выбросил их все из окна, когда у нас все стало по-настоящему.

Но Шейн не хотел реального. Он хотел безупречного.

Шейн

Боль, написанная на лице, была прекрасным контрапунктом шока, который я почувствовал после ее признания.

Неудивительно, что мы так хорошо подходим друг другу. У нас были те же раны, те же трещины в душе. Мы оба были ответственны за смерть того, кого любили.

Мы оба украли жизни.

Мать Делэни была мертва. Девушка жила на свободе, пока ее отец – нет.

Мой лучший друг был мертв. Я занял центральное место, потому что Калеб не мог.

Украденные долбанные жизни.

Должен ли я смотреть, как моя великолепная девушка проходит через то, что у меня было только что? Проходит через суд общественного мнения. Возможность, нет, вероятность, тюремного заключения. Могу я видеть, как Делэни сидит за железной решеткой? Боже. Мысль словно электрошокером прошлась вдоль моего позвоночника. Боль.

Я любил ее слишком сильно, чтобы потерять.

Все это время я боялся затащить ее под свою темную тучу. Не хотел ее разрушать.

Теперь все встало на свои места.

Делэни была облаком.

Смерть Калеба чуть не убила меня. Но если Делэни исчезнет... это точно меня погубит.

Как она могла так поступить? Как я стал настолько обернутым вокруг ее чертова пальца, что от мысли прожить без нее моя душа горит?

Я потерял бдительность. Я доверил Делэни каждую частичку себя, даже ту, которую презирал. И она солгала мне в ответ.

Все, что я хотел, это отпустить то, что совершил, но теперь каждый раз, когда я буду смотреть в глаза Делэни, снова начну все вспоминать. Потому что она сделала то же самое.

Она убила. Она сбежала. Она солгала.

Делэни несла на себе сокрушительную вину, питала ненависть к себе каждый чертов день. Так же, как и я.

Девушке, которую я поставил на пьедестал, не место на нем. Она должна стоять со мной лицом к лицу. Доверять мне свои самые сокровенные тайны, как я ей свои.

После всего времени с поднятыми на Делэни глазами, мог ли я посмотреть вниз? Могу ли забыть ее недостатки? Могу ли примириться с той, кем я ее считал, в кого влюбился или нет, а может это есть эта новая реальность?

Не сегодня. Может, никогда. Несмотря на то, что моя любовь к Делэни Фрейзер струилась по моим венам с каждым ударом сердца, ее омрачало понимание, что я совсем не знал свою девочку.

Мы были на гребаной карусели секретов и лжи. Блаженство и предательство. Долбанутость и прощение.

Делэни без раздумий простила мне мои грехи. Но я погрязаю в ее. Скорее всего, это делает меня эгоистичным ублюдком.

Но я хотел избавиться от этого.

Тащась по коридору, я чувствовал себя как много килограммовый мешок собачьего дерьма в жаркий летний день. Грязный. Охренительно грязный.

Разочарование и отвращение варилось в моем животе, захламляя легкие, повреждая сердце. Мне стоило догадаться. Надо было догадаться с первого момента, как Тревис привел Делэни в свой дом, и она посмотрела на меня.

Делэни понимала меня. И я позволил ей проникнуть внутрь меня. Рассказал ей все. И она никуда не убежала. Она осталась.

Я так чертовски глуп.

Да, Делэни хорошо меня понимала. Потому что была мной.

Но я совсем ее не знал.

Она жила в паутине лжи. Лжи, которая все еще закручивалась. Как я могу быть с кем-то, кто отражает худший выбор, который я когда-либо делал?

«Два плохих дела не будут одним правым» было одним из любимых высказываний моей матери.

Стоя в лифте, я усмехался. Тогда какого хрена последние несколько месяцев с Делэни были такими правильными?

Она заставила меня снова чувствовать. Жаждать будущего, которое я видел в этих великолепных узорах синего и зеленого, ее глаза сияли, как маяк на ангельском лице.

Я остановился, как только ступил на улицу, и это было не из-за вспышки десятков камер сотового телефона, фиксирующих мой отъезд.

Я чертовски любил ее. Я любил Делэни Фрейзер.

И она любила меня.

Твою мать.

Головокружение одолело меня и ощущение, что Делэни была просто еще одним наказанием за то, что я сделал, закручивались вместе. Я прижал руку к животу, чувствуя себя опустошенным.

Проскользнув обратно в машину, припаркованную всего в нескольких футах от входа в отель, я провел рукой по рту, как будто это могло бы стереть горечь, наполняющую его. Пайпер сидела на заднем сидении, большие пальцы и глаза были прикованы к «iPhone».

Я упал на прохладное кожаное сиденье, чувствуя себя раздавленным предательством Делэни. Пайпер подняла бровь и отложила телефон в сторону.

– Я так понимаю, поздравления не принимаются?

Сердитый смех булькнул из моего горла, я выглянул в окно, мои глаза сразу же направились к самому высокому этажу. Даже сейчас, все, чего я хотел, это вернуться к Делэни, взять ее на руки и держать, пока не забуду все, что она только что сказала. Она велела мне жить в моей правде, смотреть в лицо всему и всем, от кого я когда-то бежал. Что за хрень!

Теперь я убегал от нее.

Я отвернулся от окна и уставился на Пайпер.

– В этой машине есть виски?

Делэни

Я не выходила из комнаты. Не могла. Вместо этого я провела остаток ночи, уткнувшись лицом в одеяло, которое все еще пахло Шейном. Глубоко, с тоской вдыхая запах. Отчаянно надеясь, что он вернется. Осознавая, что он этого не сделает.

Только когда солнце начало ползти над горизонтом, превращая неповоротливые силуэты зданий, окружающих отель, в огромные серые надгробия, сон, наконец, пришел. Я попала в его объятия, благодарная за передышку от боли, разрывающей меня надвое. Но даже тогда, я не смогла от неё скрыться. Она пульсировала в пустоте моих легких, но продолжала биться, пытаясь перевести дыхание.

Пока я лежала, тяжело дыша, боясь вернуться ко сну, боясь полностью проснуться, я услышала шум, который звучал как щелчок считывателя ключей. Я мгновенно вскочила.

– Шейн, – крикнула хриплым обнадеживающим тоном.

И только тишина стала мне ответом.

Оставив пустую кровать, чтобы провести расследование, я увидела безобидный конверт, криво просунутый под дверь. Мое полное имя было четко напечатано посередине, отправителя не видно. Я заглянула в замочную скважину в надежде мельком увидеть курьера, но никого не обнаружила. Тот, кто толкнул послание под дверь, исчез.

Живот скрутило от страха, когда я потянула за край конверта, и слова в левом верхнем углу попали в поле зрения. «ТРЕВИС ТАГГЕРТ&Ко».

Мягкое хныканье вырвалось из моих губ, я извлекла аккуратно сложенную канцелярскую бумагу через незапечатанную заднюю сторону. Разворачивая письмо, в моих ушах был слышен звук пульсации крови. Оттуда выпал чек, медленно порхая на ковер перед приземлением, лицом вверх на мои босые ноги. С большим количеством нулей, чем я когда-либо видела на квитанции с моим именем.

Пока я читала короткий абзац, то стояла неподвижно и тихо.

«Прилагаемый чек содержит все денежные средства, причитающиеся Делэни Фрейзер, включая бонус за трудолюбивость. Соглашение о неразглашении остается в силе. Никаких дальнейших контактов с клиентом не требуется. Спасибо за вашу службу».

Подписи нет.

Меня атаковала боль, вонзающиеся осколки были так остры, что я опустила глаза вниз, ожидая, что моя кожа будет в ранах. Премия за трудолюбивость? Спасибо за вашу службу?

Я вздрогнула, таращась на слова на хрустящей странице, пока они не размылись, затем скомкала бумагу в шар и бросила через комнату. Он должен был издать такой же громкий звук, как метеорит, падающий на землю. Он должен был взорваться, как граната, выбив окна и превратив номер в огненную, зияющую дыру.

Но ничего из этого не произошло.

Сморщенный пергаментный комок пролетел не очень далеко и мягко приземлился. Не причинив вреда. Не имея абсолютно ничего общего с повреждениями, которые нанес моему сердцу.

Слезы навернулись, и они были не такими уж скромными. Мучительные рыдания вырвались из моей судорожной грудной клетки, скобля по моему горлу и разрушая тишину. Я притянула колени к груди, покачиваясь взад и вперед, пока горячие слезы текли по лицу. На вкус они были горькими, а не солеными, я вытерла их рукавом махрового халата.

Сквозь завесу гнева я боролась с желанием разорвать чек. Слова в сопроводительной записке, возможно, были ядовитыми, но я уверена, что заработала эту непристойную сумму, смотрящую на меня. Не на своей спине, а своим сердцем.

Конечно, Шейн забрал с собой жизненно важный орган. Я чувствовала себя такой пустой, совершенно пустой. И все же я все еще дышала, все еще плакала.

Тот, кто сказал: «Истина освободит тебя», никогда не был брошен любовью своей жизни из-за этого.

Я думала, что буду чувствовать себя лучше после того, как откроюсь Шейну, даже если он решит уйти. Тем более, что часть меня хотела, чтобы он ушел, хотела держать его подальше от моей зоны заражения.

Но я ошиблась. По-крупному.

Отсутствие Шейна оставило черную дыру в пространстве, где было мое сердце, меня втягивала пустота.

По глупости я надеялась, что он сможет забыть об этой схожести между нами. Что он простит меня. Но стоило лучше его знать.

Мои глаза были красными и опухшими, когда я дотащилась до ванной комнаты и включила душ. Здесь больше нельзя оставаться. Не с запахом Шейна, все еще цепляющегося за подушки. Ни одна горничная не сможет избавить это место от понимания, что мы с Шейном когда-то лежали вместе на этой кровати, находя восторг в объятиях друг друга.

Я уничтожила все это несколькими словами. Словами, которые горели в моем горле в течение трех лет. Истины, которая разъединила нас как электрифицированный забор с километрами колючей проволоки, наваленной сверху.

В исступлении я опустошила крошечные бутылочки шампуня и кондиционера на волосы и намылила тело содержимым другой баночки. Запахи столкнулись друг с другом, комбинация сотрясалась. Лимон, жасмин и ваниль. Будто мне в рот вставили кляп.

Без стилиста, парикмахера и визажиста, которые надо мной суетились, я вышла из отеля с все еще влажными волосами, одетая в свои самые старые, самые рваные джинсы и футболку с пятнами, которую хотела выбросить давным-давно. У меня было не так много одежды из старой жизни, но я не могла смириться с тем, что Шейн заплатил за новую. Смешно, я понимала, так как чек в моей сумочке в принципе доказывал, что за меня действительно заплатили.

Глава Двадцать Шестая

Делэни

Такси привезло меня на кладбище в часе езды от моего родного города. После смерти матери у меня постоянно болела грудь от тяжести, которая не позволяла моим легким полностью расширяться. Я медленно задыхалась, отягощенная истиной, о которой не могла говорить.

А потом я встретила Шейна. Внезапно делать вдохи и выдохи снова стало просто. Я снова могла чувствовать. И снова плакать.

Но сегодня все было иначе. Я плакала не только из-за Шейна. Мои слезы были из-за всего, что я хранила в себе так долго.

Смерть моей матери.

Настойчивость моего отца взять вину на себя.

Жизни, которые были разрушены, потому что на долю секунды мой телефон был важнее, чем мир сквозь лобовое стекло. Я плакала из-за студентки колледжа, которая по глупости думала, что все ее будущее распланировано.

Я плакала из-за Шейна. Маленького мальчика, которым он когда-то был, и мужчиной, которым он стал.

Я плакала о нашей общей связи. О паре, которой мы были совсем недавно. Два человека с одним сердцем на двоих, которые нашли себя друг в друге. По крайней мере, я так думала. И плакала ради самой себя. Потому что мое сердце, какая бы часть его ни осталась, вряд ли станет опять целым.

Я прижала руки к бокам, ногти оставили следы полумесяца на ладонях. Нет. Нет, больше такого не повторится. Мне надоело позволять кому-то другому диктовать, что я должна сказать. Куда мне следует отправиться. Что я должна думать. Как я должна себя чувствовать.

Кого любить.

Однажды мое сердце снова станет здоровым. Однажды я снова полюблю.

Кого-то, кто станет любить меня так же сильно. Кого-то, кто будет сражаться за меня, кто будет сражаться вместе со мной.

Солнце пробилось сквозь узкую щель в облаках, коснувшись моего лица, осушая слезы. Надгробие около моей спины нагрелось, тепло распространилось по коже, добираясь до груди. Я отстранилась, повернулась лицом к камню, который теперь отражал солнечный свет, светящийся почти белым. Я огляделась, ожидая, что соседние памятники будут выглядеть также. Но нет, меня окружало серое море. Я сглотнула, проследив кончиками пальцев имя матери. Чувствуя ее присутствие.

Солнце скрылось за облаками, надгробный камень снова стал серым. Но на мгновение надпись стала ярче, когда последний импульс тепла осветил надгробную речь, которую я раньше не замечала из-за своей опустошенности.

«ЛЮБОВЬ НЕ ИМЕЕТ КОНЦА».

Я прижала ладони к плите, чувствуя, как тепло излучается от нее, моя мама все еще со мной, несмотря ни на что. Я растянулась на мягкой зеленой траве, наблюдая за проплывающими мимо облаками.

– Спасибо, мам, – тихо прошептала я.

В первый момент, когда я поняла, что люблю Шейна, часть меня расслабилась, вздохнула с облегчением. Мне казалось, что я пересекла какую-то невидимую финишную черту.

Но чего я тогда не знала, даже понятия не имела, так это того, что я стояла всего лишь на старте. Настоящая гонка, моя гонка, только начиналась.

Не знаю, сколько времени прошло. Десять минут. Час. Два. Это не имело никакого значения. Я знала, как должна поступить. Знала уже некоторое время. Мне надоело врать. Надоело прятаться. Устала притворяться кем-то, кем я не была.

Три года назад я совершила плохой поступок. Очень плохую вещь. И я все еще застряла в том моменте. Застигнутая врасплох. Я никогда не смогу двигаться вперед, пока не столкнусь с этим прямо. Пока не признаюсь в этом не только Шейну, но и тем, кого устроили объяснения моего отца. Немного выпив, он сел в машину вместе с женой и дочерью. Один выжил, другой нет. И он отбывает пятнадцатилетний срок за свой выбор.

Но дело в том, что он не был за рулем.

Виновна я.

Был Шейн рядом со мной или нет, я должна все исправить.

Шейн

Неохотно, я открыл один налитый кровью глаз. Сразу пожалел.

Мой сотовый звонил безумно громко, очевидно, что он неподалеку, но все, что я видел, это пустую бутылку «Джека Дэниелса», валяющуюся на боку. Пустую.

Внезапно в комнату ворвался дневной свет, потому что я забыл закрыть шторы ночью. Последние дни были как в тумане. В каком городе я? Не могу вспомнить. Дотянувшись до подушки, чтобы прикрыть пульсирующую голову, мои пальцы коснулись чего-то твердого.

Чертов телефон.

Вопреки моему здравому смыслу – кого я обманывал? Я выбросил все, что напоминало здравый смысл, в ту же секунду, как я ушел от Делэни – я ответил на него.

– Колин Фрейзер будет выпущен завтра, – Гевин сразу перешел к делу.

– Отлично, – прохрипел я, пытаясь придать нотку энтузиазма моему голосу. Я еще и курил? Каким еще порокам я предавался? Я взглянул на свои штаны. Застегнуты. Это радует. Меня ни в малейшей степени не интересовали поцелуи с кем-то, кроме Делэни, прикосновения к кому-либо, кроме нее. Хотя после бутылки зернового спирта, что я делал или чем думал, было только догадкой.

– Ты понял, что я сказал? Колина Фрейзера отпускают. Завтра.

Сквозь густой туман смысл его слов, наконец, проник в мой мозг.

– Что? Как, черт возьми, это произошло?

– Если бы ты отвечал мои звонки в течение последнего дня, я бы сообщил тебе, что Делэни приходила ко мне с правдой о том, что на самом деле произошло в день аварии.

Делэни была водителем.

– Ты взял ее дело?

– Вообще-то, нет. Я сказал ей, что ты просил меня изучить дело ее отца. И поскольку я работал с ним, то не мог работать с ней.

– Какого хрена, Гев? Сложно было ей помочь?

Мой брат фыркнул.

– В отличие от тебя, я не бросил ее в одиночестве. Я сказал, что найду хорошего адвоката. Мне просто нужен был один день.

Все еще вздрагивая от его остроты, болезненной от правоты, я перевернулся на спину и испустил глубокий вдох.

– И что?

–И ничего. Девушка вышла прямо из моего офиса и вошла в полицейский участок Бронксвилля.

– Что? – я мгновенно выпрямился, мой мозг болезненно бился о череп. – Где она сейчас? Они арестовали ее?

– Нет. Копы сказали ей вернуться с адвокатом.

Слава Богу.

– Значит, ты пошел вместе с ней?

– Да. Сразу после того, как я отправил в суд уведомление о прекращении моих отношений с Колином Фрейзером.

– Итак, что происходит сейчас? Она в порядке?

– Было немного юридических споров, но в конце концов полицейские не захотели грязи на своих физиономиях. Оказалось, что камера на светофоре засняла все произошедшее. Они не стали тогда проверять, потому что Фрейзер признался. Делэни согласилась признать себя виновной в мелком правонарушении. Она пойдет на общественные работы, но не в тюрьму.

Без тюрьмы. Мне бы не пришлось видеть мою девушку за решеткой.

Я обдумал новости Гевина. Разве это имеет значение?

– Шейн? Ты еще здесь?

Из меня вырвалось длинный вздох.

– Да, я здесь.

– Она приедет туда, будет ждать отца. Завтра утром.

Я хмыкнул, когда видение Делэни, обнаженной и красивой, ее сладкого тела, завернутое в почти полупрозрачную белую простыню, вспыхнуло в задней части моих век.

– Я посмотрел твое расписание. У тебя сегодня нет шоу.

– Ты мастер намеков, Гев.

– Ладно. Нахер тонкости. Что между вами произошло?

Я громко рассмеялся, звук болезненно отразился в моей пульсирующей голове.

– Ты не поверишь, если я тебе расскажу.

– Испытай меня.

– Я сделал ей предложение.

Тишина на другом конце телефона была блаженством. Я закрыл глаза, подозревая, что из всех объяснений, которые Гевин мог себе представить, предложение руки и сердца, возможно, было последним в его списке.

– Что произошло после? – он, наконец, очнулся.

Я сжал губы. Какой в этом смысл? Я испортил свою жизнь давным-давно, и не было смысла притворяться. Делэни тоже облажалась. По-крупному. Но она пыталась все исправить, все исправлено. Мне понадобилось тринадцать лет, чтобы сделать то, что она сделала сейчас.

Мои руки сжались в кулаки по бокам, мое сердце, хрупкое и треснутое, громыхало в груди. Я ненавидел себя за слабость. За чувства. За любовь. За ненависть.

Я хотел вернуться назад во времени и сделать все по-другому. Все.

Потому что я бы сделал правильный выбор, умный выбор. Я бы не стал разрушать семьи. Я бы не обижал людей.

Я бы влюбился и остался.

– Шейн, – голос моего брата вытащил меня из моих волнующих мыслей.

– Да. Я здесь. Но мне нужно идти.

– Господи, Шейн. Это лучшее, что ты можешь сделать – просто свалить? – я поморщился от его тона, но не повесил трубку. – Знаешь, что? Ты прав. Тебе действительно нужно идти. Вставай, мать твою, вали в душ и марш к Делэни.

– Ты знаешь, что она сделала, Гевин. То же самое, что и я. И она солгала мне об этом. Думаешь, мы можем быть вместе? Нет, ничего не выйдет, – я потянулся за пустой бутылкой и бросил ее через всю комнату. У нее даже не хватило любезности разбиться на миллион неровных осколков, она просто ударилась о стену и прокатилась по ковру. – Оставь это в покое, Гевин. Делэни заслуживает шанс начать все заново. Не уверен, что знаю, как помочь, и если она делает, я не хочу быть тем, кто может ей помешать.

– Ты думаешь, что Бранфорды ненавидят тебя так же сильно, как ты ненавидишь себя? Они скорбят, чувак, но ты хоть представляешь, чем они занимались все эти годы? – я почувствовал отвращение Гевина через трубку.

– Ты еще спрашиваешь?

Мой лоб нахмурился, я потер его, желая повесить трубку, но почему-то не мог оттащить телефон от уха.

Гевин усмехнулся.

– Они взяли около пяти приемных детей после аварии. Они нашли свой путь из горя. Вот как они выжили, Шейн. Выбрали любовь вместо ненависти. И вот почему они встретились с тобой, почему они простили тебя. Потому что они давно перестали тебя ненавидеть, – его голос притих. – Пришло время и тебе это сделать.

– Я не могу, – мой голос сломался, слова резали мне горло.

– Черт возьми, мы потеряли так много лет, потому что ты не мог открыть дверь тюрьмы, которую сам же выстроил. А потом Делэни каким-то образом привела тебя в чувство и свела нас вместе. Я думал, что ты навсегда потерян для меня, но это не так.

– Гев...

– Нет. Слушай меня. Не всем повезло получить второй шанс. Помнишь маму? К тому времени, как мы наконец заставили ее бросить отца, было уже слишком поздно. Ты тоже хочешь дождаться такого момента? – Гевин остановился, и недовольный вздох отозвался эхом в моем ухе. – Это твой второй шанс, Шейн. Воспользуйся им.

Желудок скрутило, и не только из-за виски, загрязняющего мой кишечник. Кто сказал, что я заслуживаю второго шанса?

– Гев...

– Не надо. Не пытайся объяснить, почему ты выбрасываешь лучшее, что с тобой когда-либо случалось. Да, ты налажал по полной. Да, она думает, что тоже. Но вы оба признали свои ошибки, и теперь у вас есть остаток жизни, чтобы их исправить. Делайте это вместе, черт возьми. Выберите счастье.

– Счастье? – я потер ладонью затылок от горечи. Смогу ли я когда-нибудь быть счастливым?

– Да, счастье. Думаешь, Калеба нет где-то там, чтобы зажигать под твои песни? Держу пари, он твой самый большой поклонник. Если бы ситуация была обратной, думаешь, ты осудил бы его? Да ладно тебе, Шейн. Ты знаешь, что все было бы также.

Мерцание памяти пронеслось по моему разуму. Калеб и я, в первый раз, когда мы нашли место на сцене. Как он продолжал передавать микрофон мне, желая, чтобы мой голос тоже прошел через динамики. Эхо песни зажглось у меня в ушах. Альбом «Не переставай верить». Может быть, просто может быть, мне больше не нужно жить в одиноком мире.

– Не уверен, что она примет меня обратно, – пробормотал я с тяжелым сомнением на языке.

– С каких это пор ты принимаешь отказ? Пойди к ней. Борись за нее. Быстрее. Потому что, если ты думаешь, что сможешь появиться у ее двери через десять лет, и она примет тебя с распростертыми объятиями, ты не просто ошибаешься. Ты глупый. Экстренные новости: какой-то парень без дерьма в голове собирается заполучить ее, купить ей дом с белым заборчиком, подарить двух детей и проклятого золотистого ретривера. Что ты, Шейн? Микрофон? Несколько премий Грэмми и обложек журналов? – голос Гевина смягчился. – Она уже твоя, брат. А теперь иди и забери свою девчонку.

Глава Двадцать Седьмая

Шейн

Я всегда знал, что самый умный в семье – Гевин. Единственная проблема, что я даже не представлял, как сделать то, что он мне сказал. С чего черт возьми, хотя бы начать?

Моя жизнь закончилась в тот же день, что и у Калеба. Его смерть определила меня. Управляла каждым выбором, сделанным мной со дня его похорон. А теперь... Я должен просто отпустить это? Как?

Я убежал из дома, стал другим человеком. Тринадцать лет убеждал всех, что я Шейн Хоторн, рок-звезда. Богатый. Талантливый. Неприкасаемый. Недосягаемый. Но теперь меня разоблачили. Все знали, кто я на самом деле. Что я сделал.

Как Делэни могла хотеть меня? Любить меня?

Было намного проще притвориться, что она была нелюбима. Из-за того, что солгала мне о том, кто на самом деле. Что она сделала.

Я притворялся последние сорок восемь часов... когда не утопал в виски.

Но правда била по бокам, сжимала грудь, горела в венах.

Делэни не была нелюбимой. Потому что я любил ее. Все еще.

И если я мог простить Делэни ее грехи, если я мог любить ее, то логика подсказывала мне, что я могу простить и себя.

Боль пульсировала в моих венах, каждая клеточка моего тела отскакивала от отвращения. Я не хотел прощать себя.

Вот и все. Вот настоящая причина, по которой я ушел от Делэни.

Я не хотел прощать себя.

Тонуть в вине, сожалении и ненависти было так же просто, как приложить бутылку к губам и пить, пока не абстрагируюсь от чувств.

Я так долго тонул. Гораздо легче оставаться под волнами, продавливаемыми приливом, чем плыть к берегу и обжечься на солнце.

Делэни, гребанная, Фрейзер.

Она меня просто уничтожила. Разрушила меня для кого-то еще.

Будь проклята эта девушка, моя девочка, за то, что заставила меня полюбить ее. Потому что я это сделал.

Любил больше, чем ненавидел себя.

Она была такой храброй, одна вошла в полицейский участок, взяла на себя ответственность за свои ошибки. Намного храбрее меня, прятавшимся за фасадом, который я построил до его разрушения. Прятался за Тревисом, братом и толпой адвокатов и пиарщиков, которых они наняли для меня. Но Делэни видела сквозь них. Видела меня. И никогда не встречаясь с родителями Калеба, она понимала, что им нужно.

Делэни была моложе меня, ее родители нянчились с ней большую часть жизни. Она должна была бы быть доверчивой, как пудель. Но эти аквамариновые глазище видели все.

Я единственный был слеп.

Глух и нем тоже.

Делэни доверилась мне. Просила понять ее. Чтобы поверить в нее. Остаться.

И что же я сделал? Я свалил. Потому что был трусом. И дураком. Я выбрал легкий путь, сбежав от Делэни, потому что она была не той девушкой, которой я ее считал.

Но правда в том, что я знаю все о Делэни Фрейзер, что мне необходимо. Она любит холодное белое вино и соленый океанский воздух. Закаты в Малибу и футболки «Hello Kitty». Душ, секс и сон.

Еще знаю, что она самый добрый, самый милый, самый чуткий человек, которого я когда-либо встречал, а ее улыбка освещает мой мир.

Но как только я узнал, что она испытывала ту же боль, что и я, возможно, даже хуже вместо того, чтобы быть утешением для нее, как она для меня, я убежал.

С рывком я вывернулся из скрученных простыней и направился в душ. Пришло время собраться с духом и вернуть мою девочку, убедить ее, что мы можем преодолеть наше прошлое вместе.

Пора стать человеком, которого она заслуживала.

Делэни

Розовое пятно поцеловало горизонт, тоненькая его нить размазалась по бесконечному сиреневому небу. Если это было бы возможно, то потрясающий рассвет сделал бы еще более мрачное сравнение со страшной, серой тюрьмой. Припарковавшись у электрифицированных ворот, я дрожала в арендованной машине, ожидая, когда моего отца сопроводят за забор из колючей проволоки. Это может занять некоторое время. Я приехала раньше почти на час.

Мне показалось странным, что я не заняла место отца в тюрьме, что мое наказание было таким незначительным. Стоило сознаться три года назад, но я благодарна за то, что полиция провела расследование аварии с ошибками, что мой отец и я оба будем свободны. Свободно двигаться вперед как семья, скорбеть и исцеляться от нашей потери вместе.

Комок застрял в основании моего горла, младший брат того, который сидел в моем животе, выщелачивания свинец и отравляя мою кровь. Я не сказала отцу прежде, чем признаться. Я не могла, потому что знала, что он меня отговорит.

Нет. Вообще-то, это неправда. Не было бы никаких разговоров. Он бы потребовал, чтобы я держала рот на замке, и на этом все. В конце концов, с чего бы ему ожидать чего-то другого? Именно так я и росла. Это то, чему меня учила мать.

Отец знает лучше. Точно так же, как в телевизионном шоу 50-х, с которым Шейн сравнил мою жизнь во время нашего первого совместного ужина.

Шейн.

Будь он проклят.

Он хотел только фальшивую, невинную версию меня. Но я перестала притворяться. У меня было мнение и голос, и я, наконец, нашла в себе смелость использовать их.

В ожидании, я просматривала страницы журнала, но я не могла сосредоточиться даже на фотографиях. Пока не увидела одну Шейна. И себя. Это была последняя ночь, которую мы провели вместе за кулисами. Наши пальцы переплетены, тела опирались друг на друга, когда мы смотрели на что-то за пределами камеры. Я провела ладонью по бумаге, прослеживая его сильную челюсть и широкую улыбку. Я тоже улыбалась. Мы оба. Искренними улыбками. Потому что, независимо от того, что думал Шейн, все было по-настоящему. И в тот захваченный момент, мы были счастливыми.

Шейн.

Мое израненное сердце споткнулось, чтобы поддерживать постоянный ритм.

Чертовски по нему скучаю.

Я вздрогнула и медленно вытолкнула это.

Машину стало слышно до того, как она появилась, подъехав по извилистой дороге, чтобы припарковаться позади меня. Я не ожидала распознать лицо за рулем, когда посмотрела в зеркало заднего вида. Но когда наши глаза встретились, взрыв тепла начал путь с пальцев ног и прошелся по всему моему телу. Словно под моим легким пальто оказался июльский Техас.

Только один человек когда-либо отправлял мое тело в овердрайв простым, пристальным взглядом. Шейн.

Я открыла дверь и выскочила из машины, отчаянно нуждаясь в прохладном послеобеденном воздухе.

– Что ты здесь делаешь?

Шейн медленно приближался ко мне, его большие пальцы были заправлены в карманы, пока он не встал так близко, что мои джинсы оказались прижатыми к двери автомобиля. Еще один шаг и кончики его потертых ботинок будут на одном уровне с моими балетками.

– Ты все еще носишь его, – тихо сказал Шейн, прослеживая рукой по моей ключице, горящей коже и прохладному металлу.

Я сглотнула от зажатости в горле, покусывая нижнюю губу, когда смотрела в бездонные янтарные глаза Шейна. Мои руки сжались в кулаки по бокам, борясь с почти непреодолимым желанием засунуть голову ему под подбородок и глубоко вдохнуть аромат, по которому я так сильно скучала.

– Извини. Я собиралась его вернуть, – я отбросила волосы в сторону, наклонив голову к его туловищу. Слабое дуновение моря защекотало мой нос, почти как если бы он плавал в океане утром. Шейн был так близко, что больно не прикасаться к нему. – Можешь его снять. Оно твое.

Шейн вздохнул, поймав горсть моих обдуваемых прядей и обернул их вокруг пальцев. Другой рукой он сжал мое лицо, большой палец касался моей челюсти, а кончики пальцев оценивали пульс на шее.

– А ты?

Я откинулась на пятки, чувствуя почти головокружение от его близости.

– Твоя ли... Я?

– Скажи мне, что ты моя, Делэни.

У меня перехватило дыхание, когда его голос промчался по моей коже, оставляя за собой мурашки.

– Я... Я не знаю, – заикнулась я, полностью растерянная. Мне захотелось остаться здесь. Мне захотелось убежать. То, через что я прошла за последние два дня... Я не могла бы вынести это снова. Нет.

Мне было так больно, что я не могла дышать. Но боль была просто гипсовым песком, добавив туда достаточно слез, он затвердел. Мое тело словно хрупкая скульптура. Пустая в середине, треснутая и рассыпающаяся снаружи.

Я не могла позволить Шейну снова меня через это провести.

Второй раз мне этого не пережить.

– Пожалуйста, – страдальческие глаза Шейна горели голодным взглядом. – Последние несколько дней без тебя были адом. Я ненавижу себя за то, что мне понадобилось так много времени, чтобы это понять. Вся моя жизнь была единственной правдой, которую я знал. Это было подделкой.

Рука Шейна пробежалась по моей спине, ладони сжали мои плечи.

– А потом я встретил тебя. И ты меня увидела. Настоящего меня. Мы были настоящими.

Его прикосновение согрело меня, исцелив то, что он уничтожил. Я не могла оторваться от него.

– После встречи с родителями Калеба и окружным прокурором, признавшим, что я не виноват в аварии, я думал, что вся эта ноша свалиться с моих плеч, как будто ее никогда и не было. Но я понял, что все не так просто. Я всегда буду чувствовать ответственность, живя с сожалениями. Когда ты рассказала мне правду о своем несчастном случае, часть меня ненавидела тебя за это. За ложь мне. За то, что ты точно знала, каково это – сотворить тоже, что и я. За то, что любила меня в любом случае, – дрожащий смешок вырвался из него. – Я повелся на тот предлог, чтобы убежать, потому что это то, в чем я действительно хорош. Но я знаю тебя, Делэни Фрейзер, и я люблю тебя с того момента, как ты пролетела через песок, как олимпийский спринтер, в самую первую ночь, что мы провели вместе. Прости, что не сказал тебе этого раньше. Мне не нужен контракт или свадьба. Я просто нуждаюсь в тебе.

Я посмотрела на него с большим недоверием.

– С тех пор? Ты даже не провел со мной ночь, помнишь? Ты отправил меня в отдельную комнату и вышел за дверь.

– Да. Но я хотел остаться, – его янтарные глаза смягчились, пока не оказались внутри золотой окантовки. – Скажи, что ты моя. Скажи, что мы придумаем, как вылечиться вместе. Как вернуться к нам снова.

Слова Шейна нахлынули на меня, как радуга, такие красивые и чистые. Мгновение я просто молчала, просто закрыла глаза и наклонилась к нему, нежась в каждой точке контакта между нами. Возможно ли, что Шейн действительно имел в виду то, что сказал? Яростное дыхание вибрировало по моим ребрам, когда он обнял меня, притянув меня ближе.

Слезы текли по моим ресницам, проливая тепло и соль по щекам. Порыв холодного ветра высушил следы, прежде чем я смогла их стереть.

Было бы так легко сказать «да».

Да. Да, да, да. Слово из двух букв крутилось у меня в голове. Я слышала его в свисте ветра, крике птиц.

Да. Ответ, который ждал Шейн, был на кончике моего языка, угрожая прорваться сквозь губы в отчаянии от его поцелуя. Нельзя было отрицать, что я любила этого человека с яростью, которая заставляла меня сомневаться в моем собственном здравомыслии. Тем не менее я колебалась. Если я сдамся собственным импульсам, то на что я соглашаюсь?

– Шейн, я...– я изо всех сил пыталась выразить свои чувства словами. Они были настолько хрупкими, что я не знала, получится ли у меня. Облизав языком дрожащие губы, я собрала последний кусочек силы. Молясь, чтобы этого было достаточно. – Я была неправа, не доверившись тебе. Скрывать правду от тебя было неправильным. И мне очень жаль, Шейн. Прости. Но если у нас есть шанс пройти через это вместе, мы должны научиться прощать. Друг друга и самих себя. И мы должны доверять друг другу, даже когда легче спрятаться, солгать, убежать, – мои слова царапали горло, сжигая меня. Но они должны быть произнесены, как для меня, так и для него.

Шейн пошевелился, руки двигались вверх по моему позвоночнику, пальцы воткнулись в мою голову, когда он наклонился к моим губам. Он остановился в сантиметре от них, чтобы прошептать:

– Я знаю. Ты права, – боль сморщила его лоб, очерчивая себя крошечными линиями на его висках, истекая кровью из его глаз. – Я люблю тебя, Делэни. Чертовски сильно. Слишком сильно, чтобы потерять.

Моя душа крутилась, наполненная надеждой, пока я не сжала руки в кулаки на груди Шейна, вцепившись ладонями в рубашку. Для поддержки.

– Мне жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что я был в ловушке в прошлом. Понять, что ты мое будущее. Прости, что причинил тебе боль, отвернулся, когда я был тебе нужен. Это то, о чем я всегда буду сожалеть. Я не заслуживал твоего сердца, не тогда. И я даже не знаю, заслуживаю ли я его сейчас. Но, Делэни, я собираюсь провести каждый день до конца своей жизни становясь человеком, который будет тебя достойным. И однажды, клянусь Богом, однажды, я доберусь до туда. Обещаю.

Слова Шейна висели в воздухе между нами, светящиеся и раскаленные, как рождественские огни. Мое тело дрожало от желания.

Я хотела ему поверить. Я хотела ему доверять. Я хотела провести каждый день остатка жизни в его объятиях.

Любить его.

Быть любимой им.

– И я обещаю всегда быть честным с тобой. Своими объятиями ты отправляешь меня туда, где я никогда не был, заставила меня почувствовать то, о чем я даже не представлял.

Я улыбнулась ему в ответ.

– Мы разберемся с этим вместе, на равных. Но я не могу быть просто девушкой Шейна Хоторна. Я хочу вернуться к учебе, получить диплом.

– Без проблем.

– Это значит, что я не буду ждать тебя в конце каждого сета.

Он прижался поцелуем к моему виску, ветер поднялся вверх, поднимая шелковые пряди мне в лицо. Изысканная ласка.

– Через сколько лет ты выпустишься?

– Полтора. Может больше, если решу пойти в аспирантуру.

– Я справлюсь.

– Возможно, я не захочу учиться в Калифорнийском университете.

Он выдохнул с облегчением.

– Делэни, я провожу большинство ночей в гостиничных номерах. Единственный дом, который я знаю, это там, где ты. Нью-Йорк, Лос-Анджелес.... Аляска. Мне все равно.

– Тогда ладно.

Его лоб нахмурился от смятения.

– Ладно?

– Я принадлежу тебе, Шейн, – я приложила палец к его губам, которые превратились в ослепительную улыбку. – Но никогда больше не отталкивай меня. Я этого не вынесу.

Он втянул мой палец в рот, жар от его языка послал всплеск электричества, потрескивающего между моими бедрами. Я задрожала, когда он двинулся к моему запястью, облизывая крошечный лоскут вен, пульсирующих под моей кожей, прежде чем положить ладонь к своей щеке и посмотреть на меня. Опьяняя меня.

– Я никогда тебя не отпущу. Серьезно. Больше никогда, Делэни. Я поддержу все твои мечты. Я не поющая кукла Кен, и мне не нужна Барби рядом. Я хочу искренности. Я хочу тебя.

Я проглотила комок в горле.

– Я люблю тебя, Шейн. Каждого из вас. Даже маленького мальчика внутри тебя, который всегда будет Шоном Саттером.

– И я тоже люблю тебя, Делэни Фрейзер, – он улыбнулся дразнящей улыбкой. – Но если ты захочешь придумать другую личность, чтобы мы были квиты, я бы тоже ее полюбил.

Я покачала головой, возвращая ему улыбку.

– Не-а. Думаю, одной меня достаточно, чтобы справиться со всеми вами.

Поднялся ветер, шелестящий над сухой дорогой. Шейн издал радостный возглас, и я вскрикнула, когда он поднял меня и покружил, прежде чем прислонить меня к двери автомобиля и зарыть лицо в моих волосы. Его горячее дыхание на моем ухе.

– Моя девочка, – прошептал он словами, наполненными благоговением. – И однажды, когда ты будешь готова, когда ты захочешь этого так же сильно, как и я, я сделаю тебе предложение, от которого ты не сможешь отказаться.

Ослабив хватку, я скользнула вниз по телу Шейна. Заряд между нами наэлектризовал воздух. Мои ладони сжали его сильную челюсть, я подняла лицо вверх, закрыв глаза, пока полнота губ Шейна не встретилась с моими собственными. Наш поцелуй был наполнен любовью, обещанием. Нежный и нуждающийся. Сладостно-грешный.

Мы оторвались, как испуганные подростки, когда ворота тюрьмы распахнулись, медленно продвигаясь наружу. Я рассмеялась над взволнованным выражением лица Шейна.

– Готов встретиться с моим отцом?

– Ага, – его ответ был твердым, решительным.

Наши руки сплелись, когда мы подходили к воротам.

В этот момент бабочка пролетела над головой, опустившись достаточно низко, чтобы я могла видеть яркие цвета ее крыльев. Янтарные с каймой черного цвета. Золото ярче на черном.