Корона двух королей

Глава 4 Сложное решение

Пока уставшие после долгой дороги дети ожидали в коридоре, Влахос передавал королю не самые приятные вести с окраин Ангенора.

– Боюсь, что мы имеем дело не с изменой, – заключил он, кратко изложив свои наблюдения. – Мы были в Столпах и говорили с Хранителем и его дозорными – они ни при чём.

– То есть как? – удивился Осе. – Ты хочешь сказать, что целое войско прошло перед их носом и никто не увидел в этом ничего удивительного? Если это не измена, тогда что? На всех касарийцев внезапно напала слепота?

– Нет, они не ослепли, мой король. Они были обмануты.

Король ощетинился при слове «обмануты».

– Поясни.

– Помните тот случай после восстания кожевников, когда один известный нам человек, подкупленный Теабраном, сразу после вашего временного отбытия в Мраморную долину передал легатам неверный приказ о казни пойманных подстрекателей?

Осе старался не вспоминать тот ужасный день, который оставил на его имени несмываемое пятно позора. Но слова предводителя Ловчих заставили его мысленно вернуться в то утро, когда гонец донёс ему вести, что все мятежники, согласно его же приказам, были замучены и казнены, а их тела оставлены висеть вдоль стены арены на радость воронам. Конечно, король, как только вернулся в город, распорядился снять покойных и немедля захоронить, так как прекрасно понимал причину, которая побудила этих людей устроить восстание, но ему не давала покоя мысль, кто мог дать его солдатам фальшивый приказ. Предателем оказался помощник Согейра, легата кирасиров, который оценил свою верность короне в один мешок золотых монет с клеймом в виде лилии. Его поймали при попытке бегства из города среди ночи под предлогом патруля, допросили и получили признание, однако и его публичное повешенье не спасло Осе от прозвища Кровавого короля.

– Такое сложно забыть.

Влахос продолжил:

– Так вот, по всей видимости, Теабран и его шайка стали лучше продумывать свои действия. Когда мы с Сеаром прибыли в тот город…

– Негерд, – перебил его король. – Этот город назывался Негерд.

Ловчий исправился:

– Когда мы с Сеаром прибыли в Негерд и нашли в амбаре выживших, они напали на нас. Конечно, они были безоружны, но девчонка так брыкалась, что рассекла Сеару бровь какой-то палкой.

– И что? – пожал плечами король. – Они ведь были напуганы.

Влахос согласно кивнул.

– Безусловно. Но давайте представим себе ситуацию: скажем, на вас среди леса нападают разбойники, но вам удаётся сбежать. Вы стремглав бежите по лесу, выбегаете на просеку и случайно сталкиваетесь с проезжающими мимо благородными всадниками. Вы станете на них нападать?

– Нет, – ответил Осе, хотя приведённая аналогия показалась ему несколько неуместной.

– Верно, вы попросите помощи.

– Скорее всего.

– А если на их месте окажутся оборванцы с топорами и верхом на плешивых клячах?

– Постарался бы спрятаться. Они могли быть такими же разбойниками.

Влахос развёл руками, будто только что объяснил королю что-то и без того очевидное.

– Теперь вы понимаете, о чём я говорю? – Он многозначительно приподнял брови. – Эти двое приняли нас за тех всадников, что сожгли их город и которые якобы вернулись, чтобы добить тех, кто остался в живых.

Король нахмурился и заёрзал на троне.

– Но почему?

– Об этом вам лучше расскажут они сами.

– Где они?

– Ожидают за дверью.

– Введи их.

Влахос прошёл к двери и жестом указал Сеару впустить выживших.

Осе ожидал увидеть кого угодно из тех, кто силой смог отбиться от нападавших, но никак не двух детей. Девушке, такой же беленькой, как его Ясна, на вид было не больше шестнадцати. Мальчишке, возможно, чуть больше. Оба, перепуганные и грязные, кротко опустив глаза, пересекли тронный зал и остановились у трона, устало преклонив колени. Вокруг худенького тела девушки всё ещё был обёрнут алый плащ Влахоса.

«Как похожа на Ясну», – король обратил внимание на очевидное внешнее сходство девушки с дочерью, и ему стало совсем худо смотреть на неё, будто перед ним в крови и грязи, униженная и избитая, стояла его родная дочь. Мальчишка же был молодой копией отца Ноэ, от коротко стриженных волос до монашеской рясы из грубой чёрной ткани. Глубокий порез на щеке, наспех замазанный мазью из трав и масла, уродовал его простое деревенское лицо.

– На них были чёрные доспехи, – говорила девушка слабым от усталости голосом, отвечая на вопрос короля, и украдкой взглянула в сторону Влахоса. Тот молча кивнул ей, давая понять, что бояться нечего.

– И красные плащи с серебряными застёжками, как у вас, – сказала она Влахосу, и слёзы снова потекли у неё по исцарапанным щекам. – Простите, я не хотела на вас нападать, но те!.. Те всадники были точно как вы! Даже у их коней были такие же доспехи и изумрудные копыта! Я не хотела, простите!

– Тебе не за что просить прощения, дитя, – попытался успокоить девушку король. – Здесь этих всадников нет, а Влахос не причинит тебе вреда. Так с какой стороны они напали на Негерд?

– С юго-востока, мой король, – ответил послушник. – Я сидел на Колокольной башне и видел, как они пришли с юго-востока.

– Ты уверен?

– Да. По той же дороге на ярмарку каждый год приезжают купцы из Паденброга. Поэтому я не сразу зазвонил в колокол, я думал, что это они, а когда увидел, что это вооружённые воины, было уже поздно. Слишком поздно. Это я во всём виноват, мой король. Это только моя вина.

– Не думаю, что всё сложилось бы иначе, зазвони ты в набат на пару минут раньше, монах. Ты сделал то, что должен был. Твоей вины здесь нет.

– Но боги меня теперь накажут.

– Боги? – изумился король. – Я думал, ты исповедуешь новую религию.

– Бог, прошу прощения. – Альфред стыдливо побагровел. – Бог меня теперь накажет.

Осе тяжело вздохнул.

– Можно ли мне задать вам вопрос? – Послушник поднял глаза от пола.

– Да, монах.

– Наш дьякон. Он выехал в сторону Паденброга за несколько дней до нападения, чтобы попросить о ссуде для нашего монастыря. Он здесь? Вы его видели?

Осе нахмурился.

– Не припомню такого. Ко мне никто не приезжал из Приграничья уже несколько месяцев.

Альфред потупил взгляд.

– Ладно, идите, – сказал король, жестом подзывая слуг. – Я прикажу приготовить вам комнаты. На кухне вас накормят. Потом решу, что с вами делать.

Когда послушник и девушка проходили мимо Влахоса, она обернулась и одними губами сказала ему: «Спасибо». Тот ответил лёгким кивком и, пожалуй, задержал на ней взгляд чуть дольше, чем следовало, что не ускользнуло от внимания Сеара.

Когда дверь за ними закрылась и мужчины остались один на один, Осе поднялся с трона и прошёл к длинному занавесу, отделявшему тронный зал от балкона. Он отодвинул тяжёлую ткань и посмотрел на уже давно проснувшийся город внизу, готовый начать свой обычный день. Лёгкая дымка уже подёрнула горизонт. Тёплый ветер пах кровью и переменами.

– Похоже, что дело обстоит куда хуже, чем я предполагал, – с тяжёлым сердцем подытожил он. – Ты можешь развеять мои опасения, Влахос?

– Боюсь, что нет, мой король. Теабран заставил все земли говорить о том, что вы направили моих людей сжечь Монастырь-на-Руне.

– Глупость какая! – взорвался возмущением Осе и с силой задёрнул занавес. – Зачем мне это делать, скажи на милость?! Моя королева поклоняется новому Богу! В Туренсворде есть часовня, чтобы она могла молиться, когда ей заблагорасудится, я приютил этого монаха, с которым она говорит чаще, чем со мной! Я строю в Паденброге кирху, чтобы он и его прихожане перестали ютиться по углам. В городе я за всё время своего правления приютил гораздо больше приверженцев Святой благодати, чем мой брат в своё время вырезал, завоевывая новые земли! Да, мне не нравится, что новая вера год от года подрывает устои моей родной веры, но пусть уж люди верят во что хотят, чем я собственноручно вобью очередной гвоздь в крышку своего же гроба, если допущу религиозную войну по всему Ангенору! Я не мой отец! Зачем мне сжигать монастырь? Чушь!

– Боюсь, что религия здесь только повод, – аккуратно возразил Влахос. – Негерд стоял на границе Ангенора и земель человека, который вас предал. В глазах людей вы отомстили ему. То, что Теабран исповедует Святую благодать, лишь усугубляет ваше положение. Он поступил так, что теперь весь север только и говорит, что о той резне. Вы же помните те случаи в прошлом году? Чудом удалось избежать религиозной войны, но она слишком выгодна, чтобы совсем отказаться от этой идеи.

– Думаешь, Теабран на это и рассчитывает?

– Теабран, возможно, нет, но по слухам, за его спиной стоит человек, который в этом заинтересован. Сами подумайте, вы придерживаетесь старой веры, Теабран, как многие в Ангеноре, придерживается новой, и в глазах людей вы вероломно напали на беззащитных людей, что жили на спорной территории. Боюсь, что теперь для всех наступят тёмные времена.

– Но где им удалось достать доспехи как у твоих людей?

– Я не знаю, – покачал головой мужчина. – Но смею предположить – уничтожив всё живое в долине Гирифор, Ложный король оставил лишь полезных ему людей, в том числе и кузнецов из Утёса королевы. А в шахтах у побережных гор полно железной руды – отсюда и доспехи.

– Всё очень плохо, – тяжело выдохнул Осе и, поддавшись не свойственному ему импульсу, скинул со столика кипу бумаг. Неожиданный и непривычный для тихого Осе жест заставил Влахоса отступить на шаг.

– Вы могли бы наладить отношения с касарийским самратом, – предложил Ловчий. – Его территории примыкают к землям графа Корбела с севера, как раз близ той местности, где, по слухам, скрывается Теабран. Частокол примыкает к лесу Эя – в случае отступления Теабран не сможет пересечь эти горы, чтобы вернуться на Холодные острова, и ему придётся двинуться в Пустодол, а там голая земля да редкий лес, ни одного замка вокруг, только руины у самого берега. Нет плодородных полей, чтобы выращивать хлеб, нет городов, чтобы грабить. Он не сможет долго жить там без запасов и возможности отплыть куда-либо. Он будет вынужден сдаться. Поговорите с самратом – его люди вполне могли бы обеспечить нужную защиту с севера.

– Этот берложник? Для Тонгейра я последний человек, которому бы он захотел помогать. Ты же знаешь почему?

– Я слышал эту историю, – подтвердил Влахос. – Но его племянник жив-здоров и растит детей, поэтому я думаю, что вы вполне можете наладить с ним отношения.

– Если бы всё было так же просто, как ты говоришь…

– Верните Согейра, поговорите. Думаю, вы сможете прийти к решению, как склонить на вашу сторону его дядю.

Интуитивно король чувствовал, что Ловчий прав, но что он мог сделать? Из-за необдуманной выходки матери Согейра Идалиры отношения с Касарией были окончательно испорчены много лет назад, и только чудо могло возродить их вновь.

Влахос не дал королю забыться в скорбных мыслях.

– Если позволите, – осторожно произнёс он, – я бы хотел высказать своё мнение по этому поводу.

– Говори, – разрешил король.

– У Согейра есть взрослый сын, верно?

– Да. Его Альвгред. Он служит вместе с отцом и его отрядом в крепости Вильхейм.

– И это прекрасно. Касарийский самрат ничем не отличается от большинства правителей – ему нужны деньги и власть, а когда они у него есть, он хочет больше. Так дайте их ему.

Глаза короля сощурились, но он ещё не догадывался, к чему тот клонит. Влахос продолжал:

– Я знаю, что этой зимой принцессе Вечере исполнилось восемнадцать, а это значит, что по законам Ангенора она уже имеет право выйти замуж. Выдайте её за касарийского наследника.

– И в этом твоё предложение? – Осе посмотрел на Ловчего так, будто ничего глупее в жизни не слышал. – Ты предлагаешь мне разворошить осиное гнездо.

– У самрата кроме Согейра в роду остались сплошь дочери, потому его и прозвали Безнаследным, а поскольку, к нашему великому сожалению, у вас нет сыновей, то свадьба Альвгреда, касарийского наследника по крови, и Вечеры, старшей из принцесс, – ваш единственный путь к решению обеих проблем. Как бы вы, мой король, ни относились к Вечере, она дочь покойного короля Эдгара, и с её помощью самрат породнится с королём крупнейшего из существующих королевств, что гораздо лучше любых обещаний человека, чьи права на престол весьма спорны. Самрат упрям, но он не дурак и знает цену королевской крови. С его помощью вы укрепите свою позицию в самом тылу нашего врага.

– Если я выдам замуж Вечеру, то она станет кронпринцессой, а значит, корона станет наследоваться по её линии и перейдёт к моей родной дочери только в том случае, если Вечера не родит мальчика. Моя племянница не из тех, кто позволит лишить себя власти, а я не хочу подвергать опасности и второго своего ребёнка – ты же знаешь, на какие вещи она способна? Я вручу корону убийце своего сына, и она избавится от любого, кто только посмеет её у неё забрать.

– Никто не говорил, что управление страной даётся легко, мой король. Каждый приносит на алтарь политики свои жертвы. Простите, если это грубо звучит, но этот брак на сегодняшний день – ваш единственный выход.

– Будь моя воля, я бы казнил Вечеру ещё год назад, но Суаве меня остановила. Мой изъян в том, что я слишком часто её слушаю.

– В нашем случае это достоинство, мой король. Казни вы принцессу, сейчас Ангенор бы действительно оказался в безвыходном положении. Помолвка, как в случае принцессы Ясны и наследника Алого утёса, – хороший способ наладить политические связи, но это ещё не гарантия победы в войне. Мы оба с вами знаем, что армия Алого утёса велика и сильна, но армия Касарии – миллионное полчище обученных убивать головорезов, и лучше, чтобы они были на нашей стороне. Я бы мог посоветовать вам выдать Ясну за наследника самратов, но ей всего шестнадцать. А поженив Альвгреда и Вечеру, мы не нарушим ни один закон Ангенора или Касарии и не оскорбим Тонгейра. Это будет королевский брак, а это вещь более весомая, чем брак с пусть и влиятельным, но графским сыном.

– Жаль, что Ясне всего шестнадцать, – тяжело вздохнул король. – Лучше бы я выдал её за Альвгреда, чем за Роланда. Но я обещал его отцу, что наши семьи породнятся. Король не может нарушать данное обещание.

– Многим бы хотелось, чтобы всё сложилось немного иначе, мой король, но мы вынуждены использовать в этой войне то, что у нас есть.

– Знаю, – подтвердил Осе с тяжёлым сердцем, – знаю.

– К тому же, – Влахос решил выложить перед королем припасённый козырь, – чтобы мои слова относительно Тонгейра не казались голословными… Это мы нашли у одного из сожжённых домов в Негерде. Взгляните.

Он вынул из-за пояса небольшой свёрток и развернул его. В ткань оказался завёрнут тонкий изогнутый нож с золотым, будто внутри него было заточено солнце, лезвием. В мире существовало только одно место, где изготавливались подобные клинки. Лицо короля вытянулось от изумления.

– Когда-то самраты дали клятву нейтралитета по отношению к правителям соседних королевств, – решительно произнёс Влахос, – но, по всей видимости, из-за давней обиды Тонгейр поступился собственными принципами. Пора предложить ему более выгодную альтернативу, пока всё не обернулось катастрофой.

Своему решению Осе был не рад. Касария, княжество, находившееся севернее земель Адариха Корбела и раскинутое от горной гряды Частокол до пустынных берегов у Кривого рога, было небольшим и не самым богатым, но оно обладало одним неоспоримым преимуществом – железными шахтами, где добывали много руды, а потому Касария по праву считалась территорией оружейного дела. Небогатый, но злой и вооружённый до зубов сосед – так говаривали о княжестве в народе. Именно там изготавливались знаменитые клинки из железного колчедана, камня, в котором, согласно легендам, Чарна когда-то заточила солнце.

Камень этот внешне был подобен металлу, который нарастал на горных породах наплывами и кубами, и был жёлтым, как золото. Он сам по себе отличался хрупкостью, поэтому оружие из него изготавливали только умелые мастера. Они осторожно откалывали куски колчедана и шлифовали их алмазными дисками, как драгоценные камни, придавая им форму клинков, а после всё оружие свозили в замок Кривой рог, что лепился к обрыву на самом северном мысе Касарии, где на верёвках по самую рукоять опускали клинки в жерло вулкана Киторес, в раскалённую лаву. Но мечи и кинжалы не плавились. Объятые огнём, они, как заговорённые от смерти самой Чарной, вбирали в себя жар пылающей лавы, начинали светиться подобно солнцу и становились горячими. И с того момента уже ничто не могло ни разбить, ни погнуть эти лезвия. Иногда, очень редко, что-то происходило не так, и клинки покрывались алыми прожилками, подобно венам и сосудам человеческого тела, а цена им становилась сродни горсти драгоценных камней. За всю историю Касарии таких клинков было только три: два были похоронены на дне Озера нетающего льда. Третий находился в ножнах Тонгейра.

Несмотря на редкое по качеству и свойствам оружие, Касария не торопилась торговать им с соседними королевствами, предпочитая снабжать клинками только свою армию, а потому касарийские торговцы свозили на рынки только изделия из серебра и мрамор, которым княжество также было богато. И вот теперь оружие самратов обнаружилось у воинов Теабрана.

До поры до времени, несмотря на единичные стычки за право обладания шахтами близ Частокола, между Ангенором и Касарией складывались отношения, если не мирные, то стабильной готовности ответить ударом на удар. Это длилось до тех пор, пока однажды дочь ныне покойного самрата Ютгейра, Идалира, втайне от отца и младшего брата не сбежала с придворным скульптором короля Эссегрида Роксбурга, который приехал купить несколько плит чёрного мрамора для карты королевства на стене за троном. Конечно, король вернул беглянку домой в тот же день, как узнал о тайном браке, потому что ему, как любому здравомыслящему правителю, не нужна была полномасштабная война с соседом из-за спесивой девицы, но через восемь месяцев к Воротам Мира подъехала телега в сопровождении двух всадников из самратского кадерхана. В ней, завёрнутое в старые платки, лежало тело Идалиры, на её груди спал полуживой новорождённый мальчик, а в её руке лежала записка, которая гласила, что женщина умерла при родах и что ни она, ни её недоношенный бастард, который тоже скоро умрёт, никому не нужны. Касарийку тихо похоронили в саду у Моста Дождей возле Сумеречных Ворот под холмом, покрытым синим мхом, а мальчика отдали на воспитание отцу и нянькам.

Время шло, туча нависла над границей между Касарией и Ангенором, гремело эхо будущей войны. Эссегрид не знал, что ему делать с ребёнком. Мальчик был наследником касарийского трона, пусть и рождённым в браке, который отвергли по обе стороны Частокола, но и отправить его в Таш-Харан он боялся – у короля не было уверенности, что через неделю к воротам его замка не прибудет телега с мёртвым ребёнком. Он начал вести переписку с Ютгейром о возможности вернуть ему внука, но получил однозначный отказ. Единственный выход из сложившейся ситуации Эссегрид видел в выкупе за ребёнка, в качестве извинения за попранную честь и жизнь Идалиры. И едва король принял решение, двадцать навьюченных золотом ангенорских быков потянулись к северной границе сквозь долину озёр Рассыпанные Бусы и владения графа Корбела, приведя дело к шаткому, но миру с самратом.

С тех пор много воды утекло, мальчик, названный Согейром в честь своего прапрадеда, вырос, возмужал, стал легатом и обзавёлся семьей, но ни разу за всю жизнь не видел никого из своей касарийской родни.

Осе не был уверен, что брак Вечеры и Альвгреда чем-то поможет, но в словах Влахоса он увидел здравый смысл. Кровное родство никто не упразднял, в Альвгреде текла кровь касарийских самратов, и будет течь в их с Вечерой общих детях, что могло сыграть свою роль в отношении Касарии к Ангенору. Оставалось уповать лишь на волю богов и на здравый ум Тонгейра. И если в волю и благосклонность богов король верил как в прописную истину, то в благоразумии правителя Касарии он сомневался.

Конечно, Осе предпочёл бы подождать ещё пару лет до совершеннолетия Ясны, но этим временем он не располагал. Осе выбрал для дочери Роланда и не сомневался, что он будет сильным наследником, но будет ли он хорошим мужем? Осе поклялся сделать всё, что в его силах, чтобы он им стал.

Однако сейчас, хотел этого король или нет, но дело оставалось за малым – смириться с усмешкой судьбы и сделать решительный шаг.

Надо быть предельно осторожным, когда имеешь дело с Вечерой. Она не из тех, кто не знает, что делать с властью, а Касария отнюдь не безобидна. Действия Теабрана спровоцировали Осе на поступок, о котором он, возможно, будет жалеть до конца своих дней.

Уже вечером король отправил в Эквинский замок письмо с помилованием принцессы и приказом ей немедленно вернуться в Туренсворд.

Так тому и быть – через несколько недель Ангенор получит укреплённые границы на Севере, а Осе – щит и опору. Теперь только Согейр, касариец, легат Королевских кирасиров – вот кто был ему нужен.

А сейчас король до смерти хотел спать. Осе не нашёл в себе сил на новую встречу с Гезой, которая помогала ему справляться с неутихающей головной болью. Он грузно опустился на трон, снял корону и аккуратно положил её на столик, стянул кожаные перчатки и закрыл лицо холодными руками, чтобы на фоне пульсирующего сквозь темноту прикрытых век света увидеть деревянные домики в огне и тела убитых детей, плывущих по реке Руна.