Корона графини Вревской

Евгений Кукаркин

КОРОНА ГРАФИНИ ВРЕВСКОЙ

КОРОНА ГРАФИНИ ВРЕВСКОЙ ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Таська забавна, до чертиков. Когда я пришел с армии на факультет истории ЛГУ, то

сразу попал в гущу девчоночьих интересов ко мне, как к новичку, а так же пренебрежительного превосходства парней над армейским быдло, который уже все забыл за два года службы. В первый день занятий я сел за парту показавшейся мне пустой и вытащил тетрадь для конспектов. - Эй, это мое место. Рядом стоит существо женского пола, с огромными темными глазами, вздернутым носиком на конопатом личике, китайской челкой и большой кичкой волос сзади. - Я могу подвинуться. - И там занято. - Тогда подскажите где не занято и я пересяду туда. - А вы кто? - Послушник, - брякнул я первое попавшееся... - Очень интересно, только монахов нам и не хватало. Пожалуй я разрешу вам сидеть

со мной, ведь у вас суровые правила в отношении женщин и безбрачия. - Вы ошиблись, мадам, у монахов суровые правила только в отношении браков. Меня заинтересовало другое из вашего высказывания. Разве вы боитесь мужчин? - Нет, я боюсь идиотов. - Вам повезло, мадам. - Вы так думаете? - Я завтра принесу справку, что в монастыре хорошо кормят... - Хм, моя подруга сегодня не придет, так что сидите..., но если бы она пришла, я

бы вас близко не подпустила... - Разве уже идет разговор о близости... - Нет, он идет о том, что если вы не угомонитесь, я попрошу ребят, чтобы они выкинули вас от сюда. - Я нем, мадам, и перебираю четки. Началась лекция и перед моим носом упал листок бумаги. "Давайте знакомиться. Я, Тася." Я тут же ответил. "Я - Саша." Так мы и познакомились. Прошел год. Мы с Таськой неразлучны, вместе сдаем экзамены, зачеты, она даже в моей комнатке, в коммунальной квартире, проводит больше времени, чем в своей трехкомнатной... Таська любит везде просовывать свой носик. Чтобы я не делал, ей

все интересно. Иду на футбол, интересно - возьми; в турпоход - тем более; на пьянку к сослуживцам - еще бы, так хочется посмотреть на храбрых мужчин, служивших в ВДВ. И так везде. Вот и сегодня, мы сидим в моей комнатке, я готовлюсь к реферату, а Таська разбирает почту. - Сколько у тебя писем. Это прислали из Москвы, от... какого то Прошина. А... это тот, парень, который с вами служил, я помню. Это из публички... - Книгу наверно просят вернуть. - Этот конверт от Марии Кругловой. Кто такая? - Не знаю, сейчас разберемся. - От дружка Коли из Дальнего Востока... Ого, даже из Смоленска, из управления по

юридическим спорам. Я отрываюсь от реферата. - Дайка посмотреть. Из надорванного конверта выпадает листок. - Ну что там? - чуть не стонет Таська. - Я получил наследство. Умер родственник, брат мамы и теперь все имущество передается мне. Они просят, чтобы я приехал и все забрал, так как надо освободить квартиру, которая к сожалению, должна перейти городу. - Дай почитать. Она буквально вырвала у меня бумагу и тут же уткнулась носиком в нее. - Ура... Надо срочно ехать, а вдруг там... драгоценности, антиквариат, деньги в банке. У тебя мало времени, осталось три месяца. - Надо. Придется идти на поклон к отцу, просить деньги. Мама умерла два года назад, когда я служил в армии, а отец после ее смерти, решил от меня отделиться. Он, через своих знакомых, сумел пробить мне комнатку в

коммуналке и лихо меня переселил, когда я вернулся со службы. - С институтом, мы все уладим, - по деловому решает Таська. - Деньги у меня припрятаны, так что мне туда и обратно на билет хватит. Когда едем? Во дает, девочка, я ее даже не приглашал, а она уже решила. - Погоди, Тася. Ты права только в одном, надо здесь все доделать и уладить, а потом поедем. Вдруг нам придется там заказывать машину до Питера, опять нужны деньги, а если что то хрупкое повезем нужно знать во что положим... - И то правда. Она задумалась. Я беру второе письмо от Марии Кругловой и надрываю конверт. "Уважаемый, Александр Сергеевич. Это пишет вам соседка по квартире, вашего дяди. Я выражаю вам свое соболезнование по случаю его кончины..." Стоп. Я осматриваю конверт, он тоже из Смоленска. "... Денис Григорьевич, очень болел последнее время и мне приходилось за ним ухаживать, вот почему я и решилась написать вам письмо. После смерти вашей матери, дядя вас потерял из виду и только перед тем как самому умереть, после ряда запросов в Ленинград, он получил ваш адрес. Все свое имущество Денис Григорьевич завещал вам и мне бы хотелось, чтобы вы приехали скорее и вступили в наследство. Квартиру вашего дяди уже несколько раз пытались взломать, Неизвестные личности ходят вокруг и все интересуются, кому перепадет жил площадь. Я подразумеваю, что кто то из этих лиц, подкупил в

юридическом отделе некоторых чиновников и они поэтому не пересылают вам документов о праве наследования. Я уже здесь и так подняла скандал по этому поводу. Учтите, если в течении последних трех месяцев вы не освободите дядину квартиру, то ваше имущество могут продать или украсть. По закону, через шесть месяцев после смерти, квартира поступает во владения города... Приезжайте скорее, вторые ключи у меня. До свидания. С уважением. Мария Круглова." Таська уже вся изъерзалась на стуле. - Ну что там? - Соседка, дядиной квартиры... - Дай, дай, сюда. Она выхватывает письмо и быстро читает. - Ну вот, я же говорила. Там наверно большие ценности, раз ее пытаются ограбить.

Поехали быстрей. - Я еще реферат не закончил... - Да ты что? Там может уже грабители шарят по квартире, тащат картины, иконы, деньги, а ты сидишь и... реферат видите ли не сдал. - Раз уже утащили, как ты говоришь, чего спешить? - Да три же месяца осталось, - чуть не стонет она. - Сегодня закончу реферат, завтра сдам, поговорю с деканом, поймаю отца..., а потом поеду. - Ты... ты... увалень, - наконец она нашла нужное и ужасное слово. - Прекрасно. Ты мне пока не мешай, осталось написать одиннадцать страниц. Таська в ужасе закатила глаза. Отец неохотно впустил меня в квартиру. - Заходи. В комнате незнакомая женщина в переднике матери. Она кивает мне головой и подойдя, протягивает руку, - Любовь Павловна. - Саша. - Вот вы какой? А я думала, что вы худой... Паша, мне показывал ваши фотографии,

совсем не похожи. - Я отъелся. - Правда? - она чувствует подвох в моих словах. - Проходите на кухню, мы сейчас ужинать будем. Мы уместились за маленьким столом. На нем бутылка водки, салаты. Похоже после моего телефонного звонка, они подготовились. Отец разливает водку. - За встречу, сынок. - За встречу. Водка противная и я спешно заедаю салатом. - Что за спешка у тебя? Что то произошло? - Произошло. Умер Денис Григорьевич, брат мамы. Мне из Смоленска пришла бумага, просят принять наследство. - Наследство? Чего же там такое? Мебель... Я этого брата, лет семнадцать тому назад видел. Такой невзрачный старичок, все жаловался на нехватку денег... - Я и пришел к тебе по поводу денег. Мне они нужны на поездку. Сам понимаешь, на

студенческие не очень то разъездишься. - Понятно. Давай по второй, сынок. Мы опять выпиваем и я чувствую, что начинаю пьянеть. - А чего, Паша, дай ему деньги, - говорит Любовь Павловна. - Если там мебель, он

ее продаст и поездку компенсирует. - Ладно, дам. Деньги потом вернешь. Действительно, покажи там себя, будь оборотистым мужиком, может и себе кое что оставишь... Сразу то, по дешевке, не распродавай. Отец встает и уходит куда то в комнаты. Вскоре он возвращается и передает мне небольшую пачку денег. - Здесь четыреста рублей. На спрячь, есть там у тебя куда? - Куда? Только в карман брюк. Я засовываю деньги. Отец разливает третью. - За успешную операцию. - Отец, а если, вдруг что то там ценное, я могу к тебе домой привести. Он чуть не поперхнулся. О ценном то мой папаша и не подумал. - Конечно, - поспешно сказала Людмила Павловна. - Найдем куда-нибудь приткнуть. Вдруг там действительно антиквариат. - Вези, вези, мы действительно можем сохранить. Пожалуй мне пора и уходить. Все что нужно, я получил, а бутылочка уже опустела. Людмила Павловна пила с нами, как заправский мужик. Для приличия я выпил крепкого чая и почувствовал себя почти нормально. Они тепло проводили до дверей. На улице темно и холодновато. Я долго прождал автобус и хмель медленно с каждой минутой ожидания уходил из меня, зато холод занимала его место. Автобус почти пустой и я с комфортом развалился на двух сидениях. Когда приехал на свою остановку, то с удивлением обнаружил, что на часах час ночи. В парадной тускло светит лампочка, но она сумела выхватить три тени у стен. Одна

оторвалась и небритый парень в кепке подошел ко мне. Знакомый холодок прокатился

по телу. Все остатки хмеля сразу вылетела из меня. - Ты, Саша? - Я. А ты кто? - Это ты сейчас узнаешь. От стенок отрываются еще две темных личности и я понял, что если первый не начну, меня могут и отделать... Я бью его резко в живот. Парень сгибается от боли и тогда, схватив его за волосы, бросаю за себя. Он неуклюже летит головой в

дверь парадной и затихает на полу. Двое остальных притормаживают, сразу поняв, что я не такой пряник, который они ожидали получить. Щелкнул нож, у одного не выдержали нервы. Взмах, еще один, я отступаю под его напором. Перепрыгиваю через

тело лежащего, а когда тот тоже пытается это сделать, ногой попадаю ему в живот.

Тип сразу отлетает назад к стенке и тут я поспешил за ним, с разбегу, перескочив

через валяющегося парня, ударяю пяткой в его грудную клетку. Только встал на ноги , как удар в голову чуть у меня не помутил разум. Третий парень подкараулил, да так треснул, что я покатился в угол перед дверью. Этот настырен,

чувствую будет бить ногой. Только он взмахнул, я перекатился к двери и, зацепившись за ручку, вскочил. Тот теперь бьет рукой, но это как на тренировке в

армии, перехватываю ее, разворачиваюсь и на плече резко гну. Хрустит кость. Раздался вопль. Теперь надо успокоить. Удар в голову свалил парня на пол. Недалеко лежит нож, я поднял его и подхожу к тому, который им махал. Он лежит на

спине, изо рта течет струйка крови. - Жив? - Жи-в, - выдыхает он. - Кто послал? Молчит. Кончиком ножа поддеваю его подбородок. - Придется тебя успокоить... - Не надо... Конюх послал... - Кто это? - Не знаю... не здешний он. - Откуда прибыл? - Грыжа... знает, он у двери... - Тогда отдыхай. Я вытираю рукоятку ножа о рубаху парня и закидываю его в сторону. Подхожу к парню, которого уложил первым. Разворачиваю его лицом и даю затрещину. Голова дергается, но глаза открываются и изумленно смотрят на меня. - Видишь, я узнал все таки как тебя зовут. Ты, Грыжа. - Что это? - Ты пришел с друзьями, чтобы по заданию Конюха, дать мне трепку. С заданием ты явно не справился. Поэтому скажи мне, кто такой Конюх? - Иди ты... Я опять закатываю ему затрещину. - К сожалению, ты покушался на мою жизнь, поэтому так просто, я не могу тебя отпустить. Понимаешь это? - Тебя убьют... - Вот это ты зря. Теперь я пригвоздил его к полу и пытаюсь ногой сломать ему хоть пару ребер. Тип со сломанной рукой очнулся и с ужасом глядит, как я тружусь ногами. Пора заняться и им. - Ты мне что скажешь? - обращаюсь к нему. - Я ничего не знаю. - Плохо. Эти тоже пытались ничего не говорить. Тебе сломать другую руку? - Нет. - Тогда, скажи, кто такой Конюх и зачем он прислал вас. - Он не здешний, не знаю от куда приехал. Его с нами познакомил Корявый. - А это кто такой? - Ну, это...наш босс... - Понятно. Что вы должны были сделать со мной? - Конюх говорил, что ты куда то должен поехать и чтобы этого не было, тебя надо положить в больницу... - Уже хорошо. Как найти вашего босса? - Лучше не спрашивай. Если я скажу и ты нас отпустишь, не отпустит он. Лучше тогда сразу... - Разумно. Идти можешь? - Могу. - Подбирай своих гавриков и катись от сюда. Я терпеливо наблюдаю, как парни приходят в себя и, помогая друг другу, еле-еле убираются из парадной. В моей комнатке на кушетке спит Таська. Я ее трясу. - Тася, ко мне никто не приходил? Она отрывает голову от валика, но глаз не открывает. - Нет. Звонил кто то. Я сказала, что ты придешь поздно. Она опять плюхнулась на кушетку, так и не раскрыв глаза... Утром мы выходим из здания и сразу нарываемся на оцепление. Милиционеры перекрыли площадку перед нашей парадной. - Проходите здесь, - показывает милиционер вдоль здания. - А что произошло? - полюбопытствовала Тася. - Убийство... - Ой... Кто же это? - Шпана передралась, троих гавриков пришили. Я гляжу на асфальте нарисованы мелом фигуры тел. Может это мои подопечные... - Тася, постой, я забыл первоисточники. Надо же Гришке отдать... - Ты иди, я подожду. Носик Таси уже был за ограждением, глаза жадно вбирали рисунки мелом. Возвращаюсь назад в парадную и с удивлением не вижу ни ножа, ни крови. Кто то все аккуратно подтер. Зато на третьем этаже выше моей коммунальной квартиры, обнаружил у окошка несколько окурков, сигарет Север... В этот же день вечером, мы уехали в Смоленск. Мария Круглова долго открывала свою дверь, щелкая многочисленными замками. Это была пожилая женщина в ситцевом переднике и взлохмаченной головой. Ее выцветшие глаза с любопытством уставились на меня. - Вот вы какой, Саша... Она оглядывает меня с ног до головы. - А я, Тася. Из-за моего плеча выныривает Таська и протягивает руку. - А вы кто? - Я? Я подруга, то есть очень хорошая знакомая Саши. - Ага, понятно. Мария небрежно жмет Таськину руку. - Может ко мне сначала зайдешь, чайку попьешь, или сразу к дяде. - Сразу к дяде. - Подожди, я сейчас достану ключи. Соседка исчезает и вскоре появляется без передника, с более менее уложенными волосами, в ее руке связка ключей. - Денис Григорьевич лет пятнадцать назад сделал стальную дверь к себе в квартиру, уж больно много любопытных хотело попасть к нему... Таська дергает меня за пиджак, я отмахиваюсь. Мария подходит к ничем неприметной

соседней двери и начинает открывать несколько замков. Когда первая дверь открылась, я с удивлением обнаружил, что она из толстого листа стали, только сверху для приличия, как то отделана дерматином. Соседка уже открывает вторую стальную дверь, которая открывается уже внутрь квартиры, потом протягивает мне ключи. - Ты сам, Сашенька, потом разберешься какие ключи куда. На возьми их. Как освоишься, сходи в исполком, там спросишь, где юротдел, скажи мол приехал, пусть

тебе вернут вторые ключи, а то я боюсь, везде люди нечестные, могут кому-либо и отдать. - Спасибо, Мария... - Маша, зови Машей. - Спасибо, Маша. Она уходит к своей двери. Таська первая лезет в квартиру и зажигает в передней свет. - Боже ты мой, что это? Вся передняя заставлена шкафами с книгами. Между ними разместилась доска с крючками для одежды. На одном из них висит плащ, на другом старый черный зонтик.

Из передней идут два коридора, один на кухню, другой в гостиную. Таська уже там. - Саша, Саша, смотри. Я захлопываю дверь и иду за ней. Посмотреть есть на что. По среди комнаты круглый стол с гнутыми ножками, со старым матерчатым абажуром над ним. Кроме дивана у стены и еще одной прозрачной двери, все остальное пространство забито стеклянными шкафами, в которых видны корешки книг, старинные рукописи и... предметы... то ли антиквариата, то ли современных вещей. Над диваном, на стене висят несколько шпаг, два старинных пистолета и четыре картины, изображающих одного и того же человека в разных позах, Наполеона, императора Франции. Таська уже уперлась носиком в один из шкафов и нетерпеливо дергает ручку. - Он закрыт, где же ключи? - Где-нибудь лежат, надо найти. - Ты посмотри, что здесь. Через стекло видно, как на бархатной, малиновой подушечке сверкает миниатюрная корона. Сверху, все это богатство накрыто стеклянным колпаком и только, наклеенная на стекло, липкой прозрачной лентой, бумажка гласит: "Инвентарный номер 420/7. Корона графини Вревской." Я открываю прозрачную дверь и оказываюсь,

то ли в спальне, то ли в хранилище. В углу, аккуратно застеленная кровать, напротив телевизор на ножках, рядом письменный стол, вдоль стен, старинные сундуки, покрытые коврами и большой железный сейф. Неожиданно зазвенел звонок. - Саша, посмотри кто там, может тетя Маша, что то передать хочет, - кричит мне из гостиной Таська. - Иду. Я открываю дверь и вижу на пороге двух здоровенных парней. - Ты кто? - удивленно спрашивает один из них. - А вы кто? - Конюх разве не здесь? - Не здесь. Я пытаюсь закрыть двери. - Постой, - ближайший парень подставляет в щель свою ногу. - Ты один? - Убери ногу. - Давай поговорим. Я что есть силы бью ногой по выступающей голени. Парень взвыл и оттянул ногу, тогда резко открываю дверь и прямым ударом в голову отбрасываю его к противоположной стене. Второй испуганно пятится. - А ты чего? - Я ничего. - Тогда бери своего дружка и вали от сюда, если еще раз здесь увижу, изувечу. Закрываю дверь. - Кто там был? - слышен голос Таськи. - Если кто-нибудь позвонит, не вздумай открыть дверь... Ее голова сразу появляется из-за двери. - Это бандиты? - шепотом спрашивает она. - Что то вроде этого. В юридическом отделе начали сразу с проволочек. От меня стали требовать заполнения бланков, предоставления документов и доказательств, что я являюсь близким родственником и прочую муть. На все это я затратил пол дня. И когда стал

требовать ключи, молодой парнишка за стойкой, сразу же заявил. - Сегодня ключи выдать не можем. - Почему? - Сейф закрыт, а ключи от него у начальника. - Тогда давайте начальника. Его адрес, где живет или где сейчас находится. - Не могу. - Слушай, парень, - рассердился я, - если в течении десяти минут ключ не будет у

меня, я иду к прокурору и подаю заявление, что вы отказали мне в выдаче ключа умышленно, так как за взятку передали его другому. - Это ваше дело. - Прекрасно. Мы сейчас попросим милицию опечатать сейф. Так что ждите меня, я скоро приду. В приемной прокуратуры, мне удалось попасть только к заместителю прокурора. Толстоватый мужик с хитрющим лицом выслушал меня. Я ничего не скрывал, начал рассказ с событий в Ленинграде и кончая здешними. - Так что вы хотите? - спросил он. - Ключ от квартиры дяди. - Но у вас есть свой... - Есть, но зачем привлекать туда воров и прочих проходимцев. Там есть, что украсть. - Вы говорили несколько раз о Конюхе. Этот парень который к вам пришел, так прямо и спросил о нем? - Так прямо и спросил. - А почему вы в Ленинграде не рассказали о драке в подъезде своего дома, милиции? - Странно как то все вышло. Я подрался, ну думал, обознались. Кому простой студент нужен? У меня ни денег нет, с уголовщиной не связан... с чего бы вдруг. Только вот когда три трупа у дома нашли, задумался, уж не с теми ли я схватился.

Подумал, а потом за хлопотами как то... забылся что то. Прокурор поднял трубку и набрал номер. - Пал Иванович, привет... Очень хорошо, что сразу узнал... Ты чего гостю из Ленинграда не выдаешь ключ от квартиры его родственника?... А..., ты уже в курсе... Промашка, говоришь... Так выдай ключ... А это мы посмотрим... Ну, пока... - он бросает трубку. - Ну вот все решилось... Через некоторое время пойдете в юротдел, там вам выдадут ключи, а вот по поводу событий в Ленинграде и

здесь, напишите-ка сейчас заявление на мое имя и все... все подробно... В юротделе, парня с которым я беседовал уже нет. На его месте улыбчивый мужик. - Александр Сергеевич, - сразу запел он, - промашка вышла. Мой молодой коллега малость переборщил. Меня можно было найти, а он поленился, я с ним еще разберусь. Вот ваши ключи. Распишитесь вот здесь, что вы их получили. Таська спит на диване. - Эй, подъем, - кричу я ей. Он отрывает голову и трет как ребенок глаза. - Я чего то скисла... - Без меня здесь ничего не произошло? - По телефону звонили два раза, спрашивали тебя. - Меня? Во как, Только появился и уже даже знают кого спрашивать. Ключи от шкафов или сундуков не нашла? - Нет. Вроде все разрыла, но ключей нет. - Я здесь поесть кое что принес, колбасы, хлеба, масло... - Ой как хорошо. Правда я уже кашу сварила, у твоего дяди полно круп и консервов... - Куда же дядя дел ключи от шкафов и сейфа? - Не знаю. - Тогда пошли на кухню, покорми меня. Только выпил чай, как раздался телефонный звонок. Я взял трубку. - Александр Сергеевич? - Да, я. А кто это со мной говорит? - Антон Антонович Коняев. Я коллекционер собираю антикварные вещи... - А что нужно от меня? - Встретится и поговорить. Я хочу пригласить вас сегодня в восемь вечера в ресторан "Калинка", на Семеновской улице... - Я еще плохо ориентируюсь в вашем городе... - О... Извините, я пришлю машину к вашему дому, вас довезут. - Спасибо. Я вешаю трубку. - Что там? - спрашивает Таська. - Нас приглашают в ресторан. - А денег нам хватит? Мы же еще на перевозку должны потратится... - Раз приглашают, значит мы платить не будем. - Господи, что же мне одеть? Нас действительно подвезли к ресторан "Калинка" и бросили перед входом. Заведение уродливо отделано под русский Гжель. Синяя роспись на стенах, заканчивалась голубым потолком. Желающих пройти в это заведение оказалось очень много и мы с Таськой уже хотели вернуться в домой, чтобы не лаяться с обозленной

толпой, но тут передо мной появился парень с тщательно прилизанной прической. - Александр Сергеевич? - Да, я. - Пойдемте, я вас проведу. Парень повел на вдоль здания, потом во двор и перед железной дверью остановился.

На его стук, дверь приоткрылась. - Тебе чего, Петух? - появилась в щели опухшая рожа. - Конюх просил провести вот этих, двоих. - А... Валите... Нас ведут по полутемным коридорам и вскоре мы входим в общий зал ресторана. Парень ведет к кадкам пальм у больших окон, задрапированных белой тканью. За круглым сервированным столом сидит моложавый тип, очень похожий на Керенского, с

ежиком на голове и курит сигарету. Он привстает при виде нас и поспешно заталкивает окурок в пепельницу. - Вот... привел, - говорит наш сопровождающий. - Хорошо... Иди... Здравствуйте, Александр Сергеевич, - это изумительно нежный мурлыкающий голос. - Здравствуйте... мадам, - он ловко выхватывает Таськину руку

и прикладывается к ней губами. - Я Тася. - ... Таисия. Прошу вас садитесь. Честно говоря, не думал, что вы придете с дамой, поэтому накрыто на двоих, но мы сейчас все исправим. Эй, официант... Словно из под земли выросла фигура девушки в белом переднике. - Что-нибудь не так, Антон Антонович? - Все в порядке, Галочка. Только у нас еще один гость. - Поняла. Сейчас все сделаем. Только мы уселись, как прибежал официант, уже парень и тут же перед Таськой выросли тарелки с жаренным мясом и салатами, в бокал полилось искристое вино. - У меня дочь, похожа, на вас Таисия, - мурлыкает, Коняев наклоняясь к ней. - Сколько же ей лет? - удивляется она, критически оглядывая его. - Она взрослая, на втором курсе института, учится как раз в вашем городе. - А я думала, что вы очень молодой... Он смеется и поднимает бокал - За встречу, Александр Сергеевич, за вашу прекрасную даму. - Давайте за встречу. Мы выпиваем и начинаем есть. - А ведь я хорошо знал вашего дядю, - вдруг говорит Коняев. - Мы с ним, лет десять назад, встречались, по делам... - А я недавно познакомился с вашими парнями, сначала в Ленинграде, а потом здесь, - прерываю его речь. - Что то не припомню, о чем вы? - Я услышал о вас почти неделю назад в Ленинграде от одного из парней, которые по вашему заданию хотели меня отправить в больницу... Малость их придавил, они все и рассказали. Таська приоткрыла рот и с изумлением слушает наш разговор. - Что же они еще вам наговорили? - Что некто из Смоленска по фамилии Коняев, по кличке Конюх, встретился с Корявым, и уговорил его выделить троих ребят для встречи со мной. - Так прямо и сказали, Конюх, Корявый? - А вы думаете, я выдумал, эти клички? - Нет. Я действительно недавно был в Ленинграде, но..., - он бешено придумывает как оправдаться, - но... действительно кое с кем говорил о вас и, признаюсь, хотел, чтобы вы не приезжали сюда... - Весьма варварский метод, - не выдерживает Таська. - Что поделать, для достижения цели все методы хороши. - Это метод привел к плачевному результату. Кто то убил этих парней. Таська вскрикивает. Коняев нервно откидывается в кресло. - Неужели до этого дошло? - удивляется он, а может быть делает вид, что ничего не знает. - Это так. Милиция располагает одной уликой. На третьем этаже парадной нашли несколько окурков сигарет Север, изготовляемых в Смоленске. - Не может быть? Таська с ужасом смотрит на пепельницу перед Конюхом, в ней два окурка сигарет Север... Мы тоже повернули головы туда. - Это не я. - Я тоже так думаю. Так зачем вы нас позвали сюда? Конюх успокоился и задумчиво смотрит на меня. - Я коллекционер и хотел бы у вас купить кое что из дядиного наследства. - Например. - Корону графини Вревской, некоторые книги и документы. - Что за документы? - Ну..., ваш дядя, уйдя на пенсию, писал книгу воспоминаний и естественно собирал некоторые материалы для своей работы. Я и хочу некоторые из них приобрести. - Простите, а откуда вы все это знаете? - Мы коллекционеры все здесь знаем друг о друге.. - И вы думаете, что наделав мне массу неприятностей, я захочу с вами торговаться? - Я после ряда неудач понял, что не на того нарвался. Поэтому приношу извинения.

А по поводу всех этих ценностей... Поймите, я из породы ненормальных коллекционеров, которые иногда делают большие глупости, чтобы достать что то необычное. Получив по носу, они уже поступают осторожней и разумней. - Какие же вы теперь нам гарантии даете? - Самые надежные. Если вы вступаете со мной в сделку, никто вас больше не тронет

пальцем, а хорошие деньги я обещаю... Таська лягнула меня ногой, я оглянулся на нее. Она мигнула мне. - Хорошо, я подумаю. Я еще не сумел осмотреться и провести инвентаризацию того что мне принадлежит... Поэтому сейчас не скажу вам ни да, ни нет. - Да... да, конечно. Я понимаю вас. - А раз так, то мы пожалуй пойдем. - Нет... нет, давайте проведем вечер вместе... - Честно говоря, мне не хочется. А вдруг, пока мы с вами распиваем, по чьему то заданию, какие-нибудь жулики взламывают дверь в дядину квартиру... - И правда, - подпрыгивает Таська, - нам пора идти. - Тогда не буду задерживать. До встречи, Александр Сергеевич, до встречи, Таисия. Коняев по-джентльменски приподнимается. Таська с сожалением смотрит на не доеденные тарелочки с салатом, но потом решительно встряхивает головой и первая идет к парадной двери. В квартире тишина и Таська не выдерживает. - Саша, неужели он убил этих парней? Какая мерзость, у меня сердце от страха чуть не выпрыгнуло наружу. - Не знаю, Пусть этим делом занимается милиция. - А она разве знает? - Знает, я написал заявление. - Когда же ты успел? А впрочем..., все равно... страшно... - Ладно тебе... лучше скажи, как нам найти ключи от шкафов. - Надо разбить стекло и все вытащить. - Нет так не пойдет. Сундуки тоже будем ломать топором? - Тогда давай искать... - Завтра и будем, а пока... спать. Утром я все размышлял, где мог оставить ключи дядя. Подошел к шкафу подергал висюльку в виде металлической петли вместо ручки, покрутил ее... ничего. У Таськи стащил заколку, распрямил ее и, сделав крючок, стал ковыряться в замке. Минут пятнадцать занимался этой пустой работой и вдруг, для упора схватил висюльку и... она поползла вверх. Щелк..., вверху и внизу сработали стопора, дверка шкафа открылась. - Таська, я открыл... Полусонная Таська ворвалась в комнату. Она не сразу сообразила, что я открыл, но

когда разобралась..., ее глазки сразу очистились от пелены сна. - Ура... - Она запрыгала на одной ножке. - Ура, удалось. Покажи, как.. Я беру висюльку следующего шкафа и так же резко тяну наверх. Щелк... и он распахнулся, на внутренней дверце висит ключ. - А это что? - Наверно ключ от сундука или сейфа. У моей подружки, от волнения вспотел лоб, я даже не успел протянуть руку, как Таська по кошачьи юркнула передо мной и ключ оказался в ее крепких пальцах. - Я первая. Она рванулась в спальню к сейфу. Крякнул замок и раздался радостный визг. - Здесь много папок, какие-то коробочки. - Осторожней... Но Таська уже содержимое сейфа выбрасывала на кровать. Папки валятся большой грудой. Штук пять перевязана синей тесемкой. На верхней наклеена бумажка. "Ядерные отходы, северо-запад.". Я осторожно откладываю их к подушке. Здесь есть

еще очень толстая папка с надписью: "Мемуары". У Таськи в руках коробочки, она старается их поочередно открыть и с раздражением бросает на подушку. - Саша, мне никак не открыть. - Там по центру маленькая скобка, нажми. Она цепко схватила самую большую коробочку и торопливо жмет на скобку, потом оттаскивает крышечку. - Что это? - Крест. Католический крест. - Он такой черный... окислившейся. - Это наверно серебро. Ей это не понравилось и Таська хватает следующую. Я оставил спальню и пошел открывать книжные шкафы. Старинные тома на французском, немецком и английском языках заполнили полки. Часть шкафов занимали рукописи и свитки и только один узкий пинал был забит русской литературой, но это были научные трактаты по истории. Вечером Таська угомонилась. Она свалилась на диван и заснула. Я взял папки перевязанные тесемкой со странной надписью о радиоактивных отходах и развязал их. На первой, надпись полу обесцвеченными чернилами: "Ленинград и Ленинградская

область 1946 - 75 год. Побережье залива. Часть первая." Сверху папки вытянутая печать: "Совершенно секретно", которая перечеркнута и чьей то рукой размашисто нанесено: " Подлежит уничтожению. Акт 26/456 от 14.07.83г." и роспись... Первый лист бумаги сразу заинтересовал меня. "Совершенно секретно. г. Ленинград. "Директору п/я N48346 т. Капралову М.С. 08.09. 46г. Решение (Выписка из постановления 1226/ 12 от 06.05.46г.) Вам предписано: 1. Быстро начать строительство двух цехов, для отливки бетонных изделий и камнедробильный, рядом с вашим предприятием на побережье залива. Срок окончания работ 11.О2.47г. 2. Перекрыть район от гребного канала до залива и присоединить к вашей территории. Построить в этом районе заборы, домики для охраны. Карты уточните с 4 отделом НКВД. Срок окончания работ 11.02.47г. 3. Договориться с горисполкомом о начале свалок строительного мусора вдоль побережья до Смоленского канала и далее до Средней Невы... Свалки можно разрешить с начала Марта 1947г. 4. Первые партии разрушенных бетонных изделий, выпущенных вашими цехами, захоронить в траншеи вдоль залива. В дальнейшем, желательно по ночам, смешивать их со свалками города. 5. О выполнении по срокам доложить. Народный комиссар /..................../ Л.П.Берия." Я в полном недоумении. Здесь для меня одни загадки, но фамилия Берии завораживает. Открываю второй лист. Опять совершенно секретно, но это уже письмо

самого директора п/я в министерство тяжелого машиностроения. Он просит прислать тяжелые барабаны и камнедробильные машины фирмы "Сименс", вывезенные из Германии

в 1946 году и направленными в Краматорск, ссылаясь на пресловутое постановление 1226/12. Следующий лист - рапорт директора п/я народному комиссару Берия о постройке цехов и начале выпуска... дробленого бетона. ...Дробленого..., вот это

да. Время уже около двух часов ночи, я прижимаюсь к бочку Таськи и засыпаю. Коняев напомнил о себе. Опять телефонный звонок. - Александр Сергеевич... - Это я. - Вас беспокоит Коняев. Не забыли? - Нет. - Так как ваше решение? - Кое что я вам продам. Но только кое что. Корону, например, продам, книги кое какие - если хотите, но вот с документами, пока повремените. Я еще в них не разобрался. - Хм... Когда вы разберетесь? - Я еще не собираюсь уезжать. Позвоните мне через два дня. Таська вываливает из шкафов книги и бечевками перевязывает их в стопки. - Ты, наверно зря это делаешь, - замечаю я. - Мы же обещали продать некоторые из

них Коняеву. - Он нас обманывает. Здесь все наверняка ценное, а этот тип нас надует. Увезем в

Питер, а там лучше продадим антикварам. - Нет, мы ему все покажем, пусть выберет, что ему надо. Остатки возьмем с собой. Таська застонала. - Сашка, это же деньги... - Тася, у меня совсем другое мнение. Нам надо отвязаться от этой липучки, Коняева. Пусть берет, что нужно и навсегда отваливает. Она растерянно плюхается на пол. - Как же я не подумала об этом. Он же убийца. Но затишье хватает не надолго. Таська начинает исследовать каждый сантиметр квартиры, простукивая паркет и стенки. - Что ты делаешь? - А вдруг есть где-то тайник. Пока она чем то занимается , я осторожно взял папочку с мемуарами и углубился в чтение... Коняев пришел не один, он привел с собой старичка в старомодном пенсне и потертом костюме. - Знакомьтесь, это Альфред Моисеевич, специалист, так сказать, по антиквариату. Я его пригласил, чтобы он мог оценить покупаемый мной товар. - Простите, но вы по моему обещали денег не жалеть. - Естественно. Договор остается в силе, но должен же я от чего то отталкиваться.

Пусть Альфред Моисеевич отберет товар, скажет его предполагаемую цену, а я ее округлю. - Ладно. Давайте попробуем. - Прекрасно. Тогда разделимся. Альфред Моисеевич возьмите на себя книги и другие

вещи, а я займусь документами. Где они у вас, Александр Сергеевич? - Лежат в спальне на кровати. Коняев бесцеремонно вошел в спальню и, сев на край кровати, начал изучать папки.

Альфред Моисеевич присел перед сваленными книгами и зацокал языком. - Какая прелесть... Таська заметалась по квартире, она моталась из спальни в гостиницу, пытаясь заглянуть из-за спин незваных гостей, что они делают и не положили ли каких либо

вещей в свои карманы, при этом делала вид активной работы, смахивая тряпкой с мебели невидимую пыль. Прошло два часа. Первым очнулся Коняев. - Александр Сергеевич, это все документы? - Да. - А где мемуары, где воспоминания вашего дяди? - Их не было. - Как не было? - Так. По видимому он их сжег. Остались одни корочки. Вот папка. Я скидываю с тумбочки папку. Коняев поспешно хватает ее и раскрывает. - Хм... Действительно нет. А где другие папки? - Какие? - Кажется... Впрочем, если их нет, значит нет. Я это все покупаю. - Хорошо. Он встает и мы идем с ним в гостиную. Альфред Моисеевич растеряно разводит руками. - Ну что? - спрашивает его Коняев. - Надо брать все. - Значит берем все. Сколько вы оцениваете? - Если с короной и картинами тысяч двести... - Чего? - не сдержался я. - Долларов. За спиной тихо ахнула Таська. - Пятьсот тысяч, - подводит итог Коняев. - Согласны, Александр Сергеевич? - Согласен. Деньги вперед. - У меня сейчас такой суммы нет. Она будет через неделю. И потом это опасно носить такие деньги... - Тогда все через неделю. Поспешите, мы скоро уезжаем. - Через неделю деньги будут у вас. Дальше, выкручивайтесь сами. Тут подскакивает Таська и, храбро набрав воздуха ,выпалила. - Саша, деньги надо проверять, сейчас много кукол и фальшивых... Коняев улыбнулся. - Мы вам дадим чистые деньги, а вот как вы их вывезите... Они прощаются с нами. - Александр Сергеевич, если через неделю в это время, я не пришел, значит денег не собрал. - Я понял. Как только они ушли Таська размечталась. - Это же такие денжищи. Пятьсот тысяч долларов. Мы с тобой купим машину, это тысяч сорок, квартиру - тысяч шестьдесят, Коттедж за городом - за сто двадцать, обязательно с высоким забором, съездим на Канары, в Австралию, Индонезию, а там по мелочи, телевизоры, видаки, стиральные машины... Моя подружка еще та. Я ей даже намека не сделал на нашу совместную жизнь, а она уже все распланировала. - Остановись. Лучше бери шпагат и начинай связывать книги для вывоза... - А как же..., он обещал пятьсот тысяч... - Он жулик. Ему не очень то нужны книги, ему нужны документы. Он пришел поглядеть, что оставил дядя, а этого Альфреда Моисеевича, взял для прикрытия. - Зачем ему документы? - В некоторых из них, есть его грязные дела... - Что? Как ты узнал? - Я их прочел. Когда ты спала, изучал все папки... - Он... он... их... там в спальне... видел. Ты ему показал эти документы? Этот... их случайно не украл? - Нет, он их не видел. Я все компрометирующие бумаги спрятал до его прихода, там

даже в воспоминаниях дяди много чего про него расписано... - Какой ужас. Эти денежки испарились как дым. - Ничего не испарилось, мы все продадим в Питере и выручим деньги... Так что начинай паковать, а мне за эти несколько дней надо успеть продать мебель, ее наверно ни к чему везти с собой и еще, заказать машину. Таська понуро опустилась на пол, вздохнула и начала складывать пачки книг. Мебель я продал довольно легко с помощью соседки Марии Кругловой. Она сумела растолкать ее своим знакомым. Последний день мы с Таськой спали на полу. Все вещи втиснули в огромный рефрижератор, который почему то подсунули мне в транс агентстве. Толстый неулыбчивый шофер закрыл на замок задние двери и покосился на Таську. - Вы тоже с нами? - А куда же мне? У нас ценный груз, а мы при нем. - Ну... ну..., залезайте в кабину. Я все волновался, не напакостит ли мне Конюх на последок, но видно повезло. До Питера мы доехали почти за два дня. Машину подогнал к дому отца и я пошел посмотреть дома ли он. На звонок вышла жена. - Саша? Приехал? - Здравствуйте, Любовь Павловна. Там я привез вещички дяди. Не возьмете себе часть? - А что ты привез, мебель, ковры, хрусталь? - Нет. Это очень старинные антикварные книги. Некоторым даже цены нет. - Ну конечно, Саша, сгружайте и положим к нам. Я сейчас маленькую комнатку приберу, туда все и сложим. - В маленькую комнатку может не поместится... - Так много? - Там полный рефрижератор. - Я не могу столько взять... - Хорошо, возьмите сколько можете. - Тогда давайте заносите в квартиру. Я сейчас мужа разбужу, пусть поможет. Вышел сонный отец и вяло со мной поздоровался. - Чего там нести, давай. Мы два часа таскали книги в квартиру отца. Таська носилась по лестницам, как угорелая. - Осторожней, тут книги написанные самим германским императором... Осторожно... Но уже поздно, у отца лопнул шпагат и огромные фолианты покатились по ступенькам. Таська чуть не с воем собирает книги и, прижав часть к груди, тащит на верх. Наконец комната забита и Любовь Павловна закрыла дверь. - Все. Остальное увозите. - Но там еще много. - У меня не камера хранения. Если бы этим вещам не было цены, я бы их вообще не взяла. - Хорошо. Пошли, Тася, нам надо домой... - Здесь же еще много места... - Пошли, пошли. Шофер уже злобно на нас косится. - До свидания, ребята, - кричит уже в дверях Любовь Павловна. - До свидания. Мы спустились до самого рефрижератора и тут Таська выкатила волну гнева. - Стерва..., клубок червей..., котелок сажи... - Остановись. - Да как же можно. Слушай, - она даже встала, - а эта... не украдет у нас книги. - Почему? Они же наши. Шофер высунулся в окно кабины. - Ну что вы там решили? - Поехали ко мне домой. Свою комнату, я затолкал как мог, под самый потолок книгами и коробками с вещами, оставив только два прохода до письменного стола и кровати. Таська первая

упала на подушку и мгновенно заснула. Хоть я и устал, но мне спать не хотелось На глаза попался картонная коробка, осторожно перетащил ее на письменный стол и открыл. Здесь папки, не показанные Коняеву в Смоленске. Достаю уже знакомую по ядерным отходам и осторожно перелистываю несколько страниц. Совершенно секретно. В ЦК ВКП(б) т. Козлову Ф. Р. от директора п/я 48346 т. Никишева С.Т. г. Ленинград. 08.05.64г. Пояснительная записка. Уважаемый, Фрол Романович, вы просили некоторые цифры по радиационному фону побережья Васильевского острова. С помощью 4 отдела КГБ удалось произвести замеры. Выяснилось следующее: 1. Участок от Галерного канала до залива и по длине почти километр от завода имеет в некоторых местах повышенный фон до 800 мк.рен/час, на остальных колеблется от 100 до 600. 2. Участок вдоль Наличной улицы до самой реки Смоленки имеет умеренный фон от 20 до 100 мк.рен/час. За рекой Смоленки до Невы в норме. Специалисты утверждают, что пониженный фон вдоль побережья залива, вызван тем, что вода вынесла часть зараженного материала в Финский залив. 3. По прежнему работают цеха по изготовлению бетонных изделий и камнедробильный, который перемалывает готовый бетон в мелкий щебень. Фон в цехах очень высок, достигает до 1000 мк.рен/час 4. Решением 4отдела НКВД еще в 1954году, приказано машины развозившие вдоль побережья крошки бетона, мыть на острове Декабристов у берега Невы. Фон здесь до 200 мк.рен/час. Директор завода т. Никишев С. Т.............................../ Подпись/ 08.05.64г. Здесь еще один образчик документа. Это технологический проект... На полусгнившей

кальке, кое где проклеенной на сгибах полосками бумаги, описан процесс изготовления бетона и превращения его в обломки и крошку. Самое интересное было вначале кальки. "... Жидкие радиоактивные отходы, вместо воды, замешиваются в цементный раствор в соотношении..." Вот как делали бетон. Мои глаза слипаются и голова медленно падает на стол. Я проваливаюсь в сон. Мы опять в институте. Таська сидит рядом со мной и вертится, как на раскаленной сковородке, ее распирает поделиться новостями с знакомыми ребятами. - Тася, сдержись, пожалуйста, не рассказывай, что мы привезли. - Сашенька, только Кирочке и Вале, они мои лучшие подружки. - Тася, никому. На перерыве Таська удрала в туалет и пропадала до начала занятий. Она примчалась

раскрасневшаяся и плюхнулась рядом. - Все таки растрепалась... - Сашенька, Кира и Валя не расскажут никому. Я с них взяла честное слово. - Я на тебя обиделся. - Сашенька, - Таська прижалась к моему боку. - Уважаемая, - услышали мы бас лектора. Он тыкал в нас пальцем. - Мне подождать вас или вы выйдите... - Можно не ждать, профессор, я готова, - с вызовом огрызнулась она. Часть зала прыснула. Он внимательно поглядел на нее, как бы запоминая для будущих экзаменов и продолжил свою лекцию. В конце дня ко мне подошел Георгий, парень из нашего потока. - Эй, Саша, говорят, ты получил огромное наследство, чемодан денег, золото, бриллианты, картины. Поделись с бедным студентом... - Кто это говорит? - Да весь факультет гудит. - Зря языки чешут. - Ладно, нечего претворятся, точно ведь что то перепало. Дай хоть трешку. - Гошенька, иди-ка ты подальше... - Жадоба ты, а не мужик. Рядом стоит Таська, краснее гуще кровавого рубина. Я отвернулся от нее.

Она идет рядом, как побитая собака и понуро смотрит в землю. Так мы молча дошли до моей коммунальной квартиры. В парадной Таська задержалась. - Извини, Саша. Дура я. Поверила подругам... Клянусь, больше никогда в жизни... - Слушай, я голодный как черт. Где то там на кухне у меня осталось немного картошки. Поищи ее... Она взвизгнула и бросилась мне на шею и вдруг заплакала. - Я... думала..., что ты... со мной... насовсем. - Куда же от тебя деться? Ты хочешь чтобы я тебя простил? - Хочу, - всхлипывает она. - Тогда нужно самое дорогое и самые интересные документы перенести к тебе домой. - Я все сделаю. Мама сохранит все. - Теперь, мир, но... надо исправлять, что мы натворили. Все знают теперь, что у нас что то есть. Поэтому нам надо разделиться, один в институте, другой караулит

здесь... - Я на все согласна. Нам не пришлось ходить по букинистическим магазинам, букинисты нашли нас. Огромный дядька пер на меня в дверях большим животом. - Это ты, Александр? - Я. - Говорят у тебя много книг, я хотел бы посмотреть. - Кто говорит? - Да батяня твой. - Что это значит? Отец книги продал? Но они же мои. - Меня ваши взаимоотношения не интересуют. Где книги? - А ну пошел... Толстый живот толкнул меня в коридор и тут я рассвирепел. Схватил его за руку и крутанул вправо, мужика развернуло на стенку и тут я заломил ему руку так, что он заорал. - Больно, отпусти. Вышвырнул его в открытую дверь. Только подошел к двери своей комнаты, как опять раздался звонок в дверь. Я вернулся. Тот же мужик стоял у двери и потирал плечо. - Извини, пожалуйста. Я к тебе с предложением. Хочу купить у тебя книги. Твой отец сказал, что ты их можешь продать. - Если скажешь честно, сколько уплатил отцу, покажу книги, если соврешь, выкину с лестницы. Парень колеблется, но потом видит, что я оглядываюсь на телефон висящий на стене, говорит. - Десять тысяч сто восемьдесят рублей. - Надул, стервец. Мне за них предлагали в несколько раз больше. - Это кто же? - Был такой из Смоленска, Альфред Моисеевич. Мужик застыл как столб. - Врешь. Когда ты его видел? - Почти две недели назад. - Так. Значит жив курилка. Ладно, я согласен, я надул твоего отца, но... пойми с

лопухами по другому и нельзя. - А как со мной. Денег то у тебя хватит, чтобы со мной расплатится? - Это смотря за что? - Тогда катись... - Нет, стой, хватит, деньги найду, в крайнем случае перезайму, залажусь, но достану. - Тогда заходи. Конечно он меня немного надул. Заплатил меньше, но молодец, растолкал по своим друзьям много книг, сам приобрел. Комната освободилась, остались коробки с мелочью... Мы с Таськой деньги отнесли в сберкассу и положили на книжку. К отцу я уже не ходил, этот разрыв был на всю жизнь.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Прошло пять лет. Мы с Таськой окончили университет. Частично мечта ее осуществилась, купили однокомнатную квартиру и поселились в ней. Таська по распределению попала в школу, преподавателем истории, а я, по ходатайству милейшего ректора, в редакцию городской газеты, где открылась новая колонка, "страницы истории". - Сашка, - рядом подсел Колька Басманов, один из лихих журналистов, - посмотри по интернету, есть ли там что-нибудь о строительная компания "Век" и кто там... в руководстве. - Ты думаешь, что-нибудь в машине есть? - Хотя за что то зацепиться... Я прощупываю бесчисленные таблички экрана монитора. Вот и компания "Век", создана... чем занимается, ага, вот и первая фамилия. Директор компании Коняев А.А. - Коняев? - Ты чего, Сашка? - Фамилия знакомая. - Встречался где-нибудь? - Встречался и даже знаю кое что из его автобиографии. - Чего же ты молчал раньше? Где ты его видел? - В Смоленске. - Во дает. Погоди, я к главному. - Колька, стой. Но уже поздно, его смело со стула. Через пять минут примчалась секретарша Лидочка. - Александр, тебя зовет Семеныч. Семеныч наш главный редактор, мужик гибкий, как резиновый шланг. Несмотря на это, уважаю его, газета имеет четко выраженную линию. В кабинете главного, уже расселся Колька и Семеныч кивает мне на стул. - Садись. Что ты там раскопал о Коняеве? - Ну..., я встречался с Антон Антоновичем и, в общем, получил ощущение, что он жулик. - Коля, говорит, что ты знаешь его биографию? - Да. Случайно попал на руки один документ... - Ну и что, не темни, - подталкивает меня Коля. - Коняев уголовник. За крупное мошенничество с валютой, угодил за решетку. Чтобы

быстрей выбраться из тюрьмы, он там устроился стукачом и выдал многих своих товарищей... Они смотрят на меня, как кролики на удава. - Что это был за документ, он еще существует? - Не знаю, может и существует, но как я помню, была еще одна странная бумажка, это было решение комитета о внедрение Коняева в строительную организацию Смоленского строй управления. - Комитета? Какого комитета? - недоумевает Колька. - КГБ. Они теперь не задают вопросы. Колька скептически кривит губы, а Семеныч отвернулся к окну. - Так все таки такие документы существуют? - спрашивает Колька. - Может быть. Семеныч оглядывается на меня, потом опять уводит взгляд в сторону. - Может мне лучше уйти? - не выдерживаю молчания я. - Коля, выйди, пожалуйста, мы здесь обсудим с Александром кое-какие вещи, вдруг слышу голос редактора. Обиженный Колька поднимается и медленно убирается за дверь. Теперь Семеныч повернулся ко мне. - Что ты еще знаешь о Коняеве? - В то время, больше десяти лет тому назад, один раз в неделю он должен был приходить и отчитываться перед моим дядей, который в то время работал в КГБ. Коняев закладывал всех начальников и сотрудников управления, где он работал. Это

продолжалось до 85года. Дядя ушел на пенсию и все прервалось... - Так. Но ты тоже встречался с ним. - Это уже другая история. В конце восьмидесятых годов в Питере было совершено убийство трех парней, руку к этому приложил Антон Антонович. Он не порвал связи с уголовниками, с помощью их но пытался найти в архивах дяди компрометирующие его документы. Коняев вышел на меня потому что был уверен, что дядя передал мне документы об его прошлом. Убедившись, что их нет, он потерял интерес ко мне. - Значит, бумаги исчезли? - Тогда были. Иначе бы я не прочел о его прошлом. - А они сейчас есть? - Не знаю. Просто давно не был у людей, которых просил сохранить... - Ладно, - редактор помолчал, потом вдруг сказал. - Я хочу перевести тебя в отдел расследований. Строительная компания "Век", вот цель твоей работы. Нам нужен на нее материал... - Хороший или плохой? - Самый мерзкий... И показывать его, только мне. - Вы что то еще знаете? - Да. Для города, эта компания большая угроза... Колька обиженно смотрит на меня. - Дружок, называется, работу отнял. - Сам мне ее навязал. - Хорошо, ставь бутылку, я тебе кое какие материалы передам. Надо же тебе с чего-то начинать. - Считай бутылка твоя, передавай. Я принес домой папку, переданных мне Колей документов. Тася сидела в большой комнате за столом и готовила конспекты к лекции. - Саша, ужин на столе в кухне, возьми сам, меня не отвлекай. Я подхожу к ней и целую ее в голову. - Хорошо. Но отвлечь, я тебя все же отвлеку. Ты не забыла такого Коняева? Таська сразу оторвала голову от книги. - Этого... бандюгу? - Да, да, его. Сегодня в редакции мне подсунули материал о нем. - Он в Питере? - Да, работает руководителем крупной строительной компании. - О, господи. - Работай дальше, я пойду поем. После ужина, здесь же за столом, я раскрыл папку с делами фирмы "Век". На первой

странице рекламный буклет, где показан план застройки Васильевского острова. Красивые коробочки зданий усеяли побережье залива, свободные площади острова Декабристов и реки Смоленки. Под буклетом лежат копии переписки с мэрией города,

а также с разными строительными компаниями и министерствами. "Век" обнаглел, компания собирается наложить свою строительную лапу на Васильевский остров. Одна

бумажка меня встревожила. " Президенту компании "Век" т. Коняеву А.А. Уважаемый Антон Антонович! Мы уже высылали вашей компании основные показатели по прибрежной полосе Финского залива. Там же есть предписание, где говорится, что для проведения строительных работ в районе между гребным каналом и заливом нужно вывезти в Сосновый Бор 1420 тонн грунта, у гостиницы "Прибалтийская", еще 550. Однако, начавшееся строительство жилых зданий, обеспокоило нашу службу, не выполнением

требований ГОРСЭС. Грунт был не вывезен, из котлованов выбрали землю и стали забивать сваи. Если компания не выполнит наших требований, то ГОРСЭС вынужден приостановить стройку. Начальник ГОРСЭС Лохнина Л.С. Внизу размашистая роспись: "Торопов, заткни им рот. Коняев". Другие документы ничего особенного не представляли. В кухню вошла Тася. - Все, я закончила... - Ты не хочешь съездить со мной к своей маме. - Вот чего не хочу, так не хочу. Приедем, сразу начнется - забыла, забросила... - Помнишь, мы несколько лет назад, ей отвезли документы... - Тех дней я никогда не забуду. Только вот вопрос, сохранились они у нее или нет? - она помолчала, потом тряхнула головой. - Значит хочешь документы вернуть? - Хочу. - Ладно. В это воскресение я свободна, поедем. Старушка долго ворчала, встретив дочь, на меня даже не обратила внимания. Она действительно бубнила, что та ее забыла и забросила. Тася начала атаку в лоб. - Мама, ты не помнишь, куда делся чемоданчик с документами? - С чем, чем? Не помню о таком. - Ну как же, мама? Такой чемоданчик из коричневой кожи, я тебе сама в руки передала. Помнишь, это было после моей поездки в Смоленск. - Смоленск... Ах Смоленск... Это было давно... Не помню. - Ладно, я сама поищу. - Ты мне сейчас все разворотишь, знаю тебя..., разбросаешь и уйдешь. - Все будет в порядке. Таська решительно направляется к шкафам и, под вопли мамы, начинает разгребать залежи барахла. - Нашла. Вот он. На вороха одежды падает коричневый чемоданчик. Я подбегаю к нему и открываю замки. Знакомые папки дяди, лежат плотной массой. - Это они. Прежде всего я переснял на ксероксе все документы и мемуары дяди. Для безопасности, попросил Тасю, чтобы она первоисточники опять отвезла маме. Первая

статья получилась легко. Я ее назвал: "Стройка смерти" и приложил несколько ксерокопий документов. Все это я принес на следующий день Семенычу. Он меня никуда не отпустил, молча все просмотрел, внимательно изучил документы, потом откинулся на спинку кресла. - Ты понимаешь, что ты написал? - Статью, как вы просили. - Это не статья, это бомба. Взрыв может быть таков, что осколки могут задеть редакцию и особенно тебя. - Значит нам нужна защита. - Это ты точно подметил. Не боишься за себя? - Немножко тревожно. - Это правильно. Я привлеку сильных адвокатов, мы вступаем в бой. Пиши следующую

статью. Я вылетел от редактора окрыленный. Колька встретил язвительно. - Главный небось разрешил статью напечатать? С тебя причитается. - Ты уже одно причитание получил. Хватит. - Жмот. Я его почти не слышу, бегу по лестнице вниз. Прежде чем написать вторую статью, я пошел в пункт проката дозиметрических приборов. Седоватый мужик любезно спросил. - Хотите что-нибудь измерить? - Да. Мне нужно два дозиметра, оба до 1000мк.ренг/час. - Простите, а почему, два? - Чтобы не ошибиться при измерении. - Не доверяете? - Нет. - А обращаться вы с ними умеете? - Нет. Но вы, надеюсь меня научите. Мужик хмыкает и вдруг спрашивает. - А для чего вам надо? - Я корреспондент газеты, для статьи мне нужно проверить некоторые факты. - Корреспондент значит. Охо-хо. С вашей братией осторожность нужна. Сенька, орет он в глубину пункта проката. - поди сюда. Появляется тощий, как глиста парнишка. - Чего надо Сан Саныч? - Пойдешь с эти корреспондентом и поможешь ему снять фон... Ты ведь не будешь против? - обращается ко мне мужик, - Не буду. - Во-во. Тогда берите приборы, плати в кассу десятку и в путь... Сенька оказался толковым парнишкой, мы доехали с ним до гостиницы "Прибалтийская" и он сразу кивнул на пустыри. - Здесь будем снимать? - Здесь. Я тебе ткну в точку, а ты называй мне цифры. - Сейчас настроюсь. Мы бродим по пустырю и я записываю фон контрольных точек. Доходим до заборов, растянутых от начала гребного канала до залива. - Что дальше то? - спрашивает меня Сенька. - Будем перелезать, только не здесь, а со стороны залива. - Поймают, уши надерут. - Надо, чтобы не поймали. Ты видел какой здесь фон? - Видел. Где-то около 150. - Правильно, а там должно быть выше и мы это должны опубликовать. - Раз надо, пошли к заливу. Даже у заборов фон подскочил до 300. Сенька забеспокоился. - Да здесь же ходить нельзя. - Вон дырка. Полезли. Фон вокруг старых сараев стал прыгать, как в маятнике, то 600, то 300. Мы подошли ближе к воротам ближе к гребному каналу, как Сенька схватил меня за руку. - Тихо, осторожно пробираемся назад... - Что такое? - Собаки. Мы пятимся вглубь территории и, потом сорвавшись, бежим в сторону залива. За мной кто то пыхтит и сразу охватывает ужас, я чувствую дыхание собаки. То тут большое мохнатое существо обгоняет меня, потом перегоняет Сеньку и игриво делает

прыжок в сторону. Сенька уже пролезает через сетку забора, я своим корпусом вышибаю его как пробку из бутылки. Только выскакиваю за забор сам, как разноголосица собак заполнила исковерканный берег залива. С десяток собак бесновались за сеткой. - Ну и попались, - качает головой Сенька. - Пошли дальше. - Опять... Тоже через забор? - Здесь три так называемых филиала крупных предприятий. Как видишь, зданий нет, одни сараи. В каждом свой маленький хозяйчик. Первого мы уже прошли, осталось двое. - Пошли, - уныло соглашается Сенька. У второго забора мы увидели много небритых личностей и парней, кто с авоськой, кто с сумкой, а кто и с мешками. Забора-то здесь в общем и не было, одни лохмотья. За кольями, имитирующими ограду виднелась огромная гора телевизоров, на которой копошились люди. - Что это? - ошеломлен Сенька. - Городская свалка телевизоров. Одно время в городе возникла идея менять старые телевизоры на новые, с доплатой конечно. Народ и понес, а делать-то с ними что-то надо, вот и организовали несколько свалок, одна из них здесь. - А эти люди что делают? - Собирают радиодетали, трансформаторы, корпуса. Кто продает их, а некоторые занимается ремонтом и сборкой. - Ого, фон-то здесь до 300. - Давай обогнем эту гору по периметру и все замеряем. Мы бродим по территории и вдруг Сенька подскакивает. - Дяденька, здесь 800. Мы находились возле забора третьего предприятия. - Готовься, Сенька, может быть и хуже. - Я... боюсь. - Не дрейфь, пыль мы смахнем , а потом вымоемся в заливе. Третий забор из прочной сетки, нет ни одного разрыва. За ним развалюхи старых строений. Мы идем вдоль него и выходим к проходной. Я долго стучал в двери, пока

она наконец не приоткрылась, появилась взлохмаченная голова, опухшая от пьянства. - Ты чего? - Мне нужно пройти на территорию. - Бутылка есть? - Есть деньги на бутылку. - Пойдет. Валька, гадина, подь сюда. Появляется опухшая, с сиреневыми пятнами на лице, грязная женщина. - Валька, вали до магазина, мужик деньги дает. Я вытаскиваю десятку и протягиваю ей. Женщина хватает их и пошатываясь идет к мосту. - Ну мы пройдем? - спрашиваю я мужика. - Вали..., только недолго. У большого старого фундамента стрелки дозиметров подскочили до 1000мк.ренг/час. Сенька сразу же затрясся от страха. - Ведь... ведь... это смерть..., а они.... - Идем дальше. Ближе к заводу приборы зашкалили. - Сенька, рвем от сюда. Мы торопливо пробираемся к проходной. Взлохмаченный мужик встретил меня с усмешкой. - Чего так быстро? - Не очень-то здесь весело. - Энто ты прав. Хреново здесь, даже собаки и кошки нас обходют. Не будите с нами

по стопочке? - Нет, пейте сами. - Как хотите. У гостиницы я прощаюсь с Сенькой. - До свидания, друг. - Вы про это напишите? - Обязательно, Здесь Питерцы жить должны... - Прощайте, дяденька. На следующий день редакция гудит. Коля с газетой подлетает ко мне. - Ну, старик, даешь. Я прочел, аж до печенок прочувствовал. - Дай посмотреть, я еще не видел. Вырываю газету из его рук и перечитываю статью. Под умелой рукой редактора, статья немного сокращена, но от этого стала еще более емкой. - Саша, тебя к главному, - треплет по плечу секретарша. В кабинете редактора, пожилой мужчина, он сидит в раскорячку рядом со столом Семеныча. - Это и есть, Александр Сергеевич, автор статьи, - так представляет меня мужчине, главный. - Будем знакомы, я подполковник Моисеев, федеральная служба безопасности. Молодой человек, мне очень понравилась ваша статья, почему я и здесь. По роду службы, я занимаюсь некоторыми такими вопросами и конечно не мог обойти вниманием темы поднимаемые вами. Скажите, вот у этих копий есть подлинники? - Есть. - С ними можно ознакомится? - Нет. Офицер как проглотил ком, даже поперхнулся. - Это почему же вы не хотите ознакомить меня с ними? Я понимаю, этому правду говорить нельзя. Может он потом и докопается, но сейчас время играет на меня. - Я просто не знаю, где они. Человек передавший мне их, сказал, что он опасается

мести Коняева, президента компании "Век", поэтому хочет оставаться неизвестным и

будет мне по частям передавать материал. - Занятно. Когда же он вам передаст следующий материал? - Не знаю. Подполковник задумался. - Как вы вышли на этого незнакомца? - Он сам вышел на меня. - Почему же он вышел на вас, а не на другого журналиста? Вы сами то как думаете? - Потому что незнакомец меня знал раньше. Сначала, эти документы он выкрал у меня. - Как это? - После смерти дяди, все его документы по наследству достались мне. Так вот, однажды кто то пролез к нам в дом и утащил часть документов себе. Теперь этот человек, возвращает мне по частям, то что украл. Только копии. - Ага. Понятно. Ну что же давайте пишите дальше. Только хорошо бы, конечно, показывать то, что он вам передает, сначала мне. - В чем дело. Вот я написал новую статью с уже новыми документами. Посмотрите их. Полковник огорошен, главный ухмыльнулся. Я положил статью на стол. Полковник осторожно берет листки бумаги и читает. Зачем то обнюхивает копии и кладет обратно. - Вы не подумайте, я не цензура, только нужен порядок... Здорово написано. Коняев, пожалуй, вас убьет. Тут он встал и пошел к двери, больше ничего не сказав и не попрощавшись. Главный

протянул руки к статье. Он прочел ее тоже и сказал. - Этими цифрами фона, ты добьешь не только Коняева, но и мэрию, а возможно и Москву... - Я думаю, мы добьем их вместе. - Добьем. Мне уже звонили из Москвы, там встревожены. Уже какие то типы по телефону готовы распилить нас на части. - Хорошо бы нам иметь записи некоторых разговоров... - Хочешь сказать, что все надо записывать на магнитофон... - У вас есть такой? Если есть, то дайте мне. Вдруг со мной вдруг свяжется Коняев

или его посредники. Очень интересно иметь точные копии для газеты... - У нас нет, но у меня есть друг, он военный, пожалуй, мы попросим у него в займы. Эту статью я отправлю в набор, готовь следующий материал. По редакции ходит незнакомая молодая девушка, она подошла к Коле и что то спросила его, тот кивнул на меня. Женщина подходит ко мне. - Простите, не вы автор статьи "Стройка смерти"? - Я. - Очень приятно. Я Аня Полякова, главный юрист-консульт компании "Век". - Зовите меня Александр Сергеевич. - Почти как, Пушкин... - До Пушкина мне далеко, я рядовой журналист. - Меня прислала к вам компания, разобраться во все тех недоразумениях, которые возникли между нами и редакцией, я имею в виду, данные напечатанные в вашей статье. - Разве это недоразумения? - Конечно. Компания может кое что упустить из внимания и естественно это не должно влиять на ее престиж. Все недостатки исправляются или при спорах находится обоюдное решение. - Вполне согласен. Какие недостатки вы нашли в моей статье? - Но это же лож. Такую лож могут написать наши конкуренты... - Разве документы напечатанные в моей статье являются лживыми. Они естественны... - Их подкинули вам наши враги, чтобы вы нас оплевали. - Простите, Аня, мы говорим о чем то не о том. Я говорю о подлинности документов, вы же делайте упор на конкурентов. - Любой документ можно обсосать по всякому, но и любой документ можно элементарно подделать. Такие документы я бы изготовила на любой машинке "Ремингстон". - Похоже это бессмысленный спор. Если вы хотите подвергнуть документы экспертизе, то, пожалуйста, через суд. - А так вы мне показать их не можете? Я же все-таки юрист... - Они в архиве, к сожалению, я не могу их вам от туда достать. Подавайте на нас в суд, это будет тот единственный момент, когда вы можете увидеть подлинник. Но тогда мы это распечатаем и уже ваш престиж окончательно упадет. - Александр Сергеевич, я понимаю в какую ситуацию попала, если это правда, то это ужасно, с другой стороны я сотрудник компании и должна отстаивать ее интересы... Скажите, вы будете продолжать репортажи о нас? - Буду. - У вас много документов? - Много. - Можно хотя бы придержать их. - Нет. Мы будем печатать об этом по возможности почаще. - Очень жаль, что у нас не получилось согласия. - Я вам сочувствую. Расстроенная Аня уходит, но ее место занимает Коля. - Сашка, зачем эта красавица приходила? - Хотела меня соблазнить, а взамен, я недолжен печатать статьи. Она так и сказала: "Будешь моим, если вон тому парню передашь свои статьи." При этом на тыкала пальцем на тебя. - Врешь ты все, но ты везунчик, имея такой материал, такие статьи может напечатать каждый... - А ты достань такой материал. - Нечего нос задирать, когда-нибудь достану лучше. На столе зазвонил телефон. Я поднял трубку. Взволнованный голос Таськи пропищал. - Саша, приезжай домой... У нас такое... - Ладно. Сейчас еду. Я бросил трубку. - Ты куда? - спрашивает Колька. - Мне предлагают материал. У порога нашей квартиры сидит Таська и тихо подвывает. - Ты чего? - Посмотри, что там. В квартире погром. Мебель изломана, что можно бить- разбито. Осколки стекла, дерева, рваная бумага, цветы, - все перемешано на полу. Я подошел к Таськиному рабочему столу, он изувечен, вывернуты полки, ножки выбиты, осмотрел валяющиеся рядом бумаги. - Тася, они все копии нашли и унесли с собой... - Плевать мне на эти копии. Они украли корону Вревской. - А вот это плохо. Мы сейчас вызовем милицию и сообщим ей об этом. - Зачем, нам будет хуже. - Нет. Этот грабеж надо зафиксировать. Я пошел к соседям, чтобы от них позвонить по телефону, так как наш был раздавлен. Милиция прибыла, составила акт, что у нас украли, поахала над ценой короны. Они уехали, а мы с Таськой занялись уборкой мусора и починки мебели. Вторая статья переполошила многие инстанции. В редакцию, ко мне приезжал прокурор, активно запугивал. - Александр Сергеевич, вы понимаете, что мы вынуждены возбудить дело по поводу вашего выступления. - Понимаю. - А понимаете, что если это не подтвердится, то мы вынуждены привлечь вас к ответственности. - Понимаю. - Где документы? - Их вчера у меня украли. В милиции есть протокол об этом случае. - Значит документов у вас нет? - Выходит, нет. - Мне очень жаль. Мы вынуждены принять это к сведению, но этот факт вам не может

помочь. - Поступайте как вы считаете нужным. Можно даже не ссылаться на документы, нужно

как я, обойти с дозиметром всю землю и замерить общий фон. После, в редакцию пришел старик. - Этот ты написал статью, сынок? - Я. - Это все правда? - Да. Правда. - Что же мне делать то? Я у же получил план квартиры в доме у гостиницы, а она оказывается над ямой которая... это... ну светится... Я понимаю о чем он говорит. - Да, дом строится на грунте, который излучает от 200 до 400 микро рентген. - Это очень опасно? - Думаю, что для здоровья, очень плохо. - Спасибо, сынок, я пойду откажусь от дома. Буду требовать в другом месте. Выхожу из редакции и тут ко мне подкатывает шикарный "Мерседес". Стекло окна опустилось и выглянула голова Коняева. - Здравствуйте, Александр Сергеевич. Эх жаль, не достал магнитофон редактор. Сейчас бы включил запись. - Здравствуйте, Антон Антонович. - Давайте я вас подвезу, Александр Сергеевич. Садитесь. - Нет. Спасибо. Если вы помните наш последний разговор, то кажется мы беседовали

о том, что невозможно вести переговоры с человеком, который всегда делает глупости. - Вы о чем? Клянусь, я ничего не делал вам. - Разве. А разгром в моей квартире, разве это не ваших рук дело? - Это не я. - Украли корону Вревской. - Правда, а я хотел ее у вас купить. Помните, как я торговался... - Помню. До свидания, Антон Антонович. - Да постойте. Коняев выскочил из машины и пошел со мной рядом. - Давайте, Александр Сергеевич посидим где-нибудь, зайдем в кафе. - Зачем? - Надо поговорить. - Я же сказал, не веду переговоры с человеком, который заранее делает глупости. - Да поймите вы, не грабил я вашу квартиру и не давал команды этого делать. - Я не верю. - Черт с вами, потом будете сами ко мне на прием просится, да уже поздно будет. Коняев садится в машину и она отъезжает. В этот же день съездил к Тасиной маме и со скрипом выдрал у нее чемоданчик с первоисточниками. Опять занялся ксерокопированием. Таська сегодня встревожена. - Саша, нам много прислали почты, все с угрозами. Телефон я вообще отключила, там сплошное безобразие. - Ты правильно сделала... - Но мне кажется, что за мной следят... - Наверно за мной тоже. - Самое ужасное не в этом. Сегодня в школу пришел один человек и предложил мне вернуть в ФСБ первоисточники... - Значит они добрались и до тебя. - Мне опять становиться страшно. Я ему конечно отказала, а он... наговорил мне столько угроз. Как же так, Саша, это же наши органы, они должны защищать нас, а выходит они защищают всю эту уголовщину, бандитов..., но почему? Ты знаешь, мне даже кажется, нашу квартиру ограбили не бандиты, а они... из ФСБ. - Может быть ты и права. - Что же нам делать дальше? - Если ты скажешь, что надо бросить писать статьи дальше, я брошу. - Нет. Я один раз в жизни предала тебя, не послушала и растрепала о наследстве, больше этого никогда не будет. - Ты у меня умница. Мы будем с тобой против этой швали бороться. Я поцеловал ее в щеку. Я решил третью статью написать о Коняеве. Так и назвал статью: "В. Остров застраивает уголовник." Когда пришел к Семенычу и показал ему ее, он встревожился. - Очень зло. Я ее сейчас не пущу, придержу немного. - Почему? Мы же с вами... - Спокойно, Александр Сергеевич. Я же сказал, ее придержу, это не значит, что не

пущу совсем, нет. Мы должны выждать момент. Сейчас встревожена общественность, шутка ли, радиоактивные источники находятся почти в центре города и на почве с завышенным фоном строят дома. Пока это первая часть, надо посмотреть как поведет

себя компания "Век", какие аргументы выставит и примет решения. Если ничего не будет, то мы выпустим еще залп, но уже по верхушке компании. - По моему они уже приняли решения. Началась травля меня и газеты. У меня в квартире совершен погром. - Это так, я вчера обратился в прокуратуру, по поводу этих безобразий. Мы еще напишем несколько статей о бездействии правоохранительных служб, но мы не можем напечатать твою статью сейчас, пока еще компания не приняла никакого решения. - Смотрите сами. - Не расстраивайся, каждому овощу свое время. К концу рабочего дня, встревоженный Семеныч собрал всех членов редакции в общем зале. - Коллеги, товарищи, у нас произошло ЧП. Днем у меня со стола кто-то стащил статью "В. Остров застраивает уголовник". Среди нас завелась мразь. Все заговорили, я подозрительно оглядел зал. Много встревоженных лиц, но кто же из них. - Мы конечно восстановим статью, - продолжил главный, - но самое важное, подорвано доверие в коллективе... Мы с Таськой договорились пойти в театр. Поздно вечером возвращались домой. У самого дома на скамеечке сидят двое парней. Меня насторожила их поза. - Тася, ты должна сейчас слушаться меня. Мы наверно не доберемся до парадной, поэтому по моей команде, падай на землю и прижмись к поребрику... - А ты? - Я задержу этих. Два парня поднимаются со скамеек, я толкаю Таську вбок, за дерево. - Ложись. Эти с автоматами. Грохот выстрелов потряс тишину. Как в армии, валюсь на землю и

перекатываюсь в сторону кустов. На меня сыпятся подрубленные ветки. Я вскакиваю на корточки и делаю бросок за деревья. Эти патронов не жалеют, спиной чувствую, как смачно пули впиваются в стволы. Вдруг стрельба прекращается. - Где он? - Черт его знает. Они озираются и водят стволами во все стороны. Я успеваю проскочить еще два метра ближе к ним. Бородатый парень что-то услышал и опять веер смерти пронесся над головой. Но тут патроны кончились и он торопливо начал переставлять рожки. Я

подпрыгнул и упал ему на ноги. Мы валимся на дорожки и катимся вдоль скамейки, а

второй мечется рядом и орет. - Витек, Витек. Оттолкни его, иначе тебя задену. Бандит на мне, зато мои руки на его горле. Он скребется, пытается оторваться от меня, но тут его кадык хрустнул и парень стал в конвульсиях дергался. Другой еще

ничего не понял и бегает рядом, умоляя подставить меня под его ствол. Я поймал момент и выкинул ногу на дорожку, парень споткнулся и нелепо упал на скамейку. Не знаю как, но мне удалось скинул труп и высвободить часть тела. Я перевалился боком и прямо оказался на ногах киллера, вытянул руку и вцепился за шейку автомата. Он тянет оружие к себе, а я стараюсь сбросить с ног тяжесть другого. Мы молча боремся Его колено несколько раз в кровь разбивает мой нос. Наконец ноги освободились и я стал приподниматься, удар кулаком в лицо бандюги, перепугал его, он бросил автомат и пытался ужом сползти со скамейки, но прикладом пригвоздил его к доскам. Еще удар по голове и... парень замер. - Тася? Тася? Тишина. Я бросил оружие и побежал к дому. Тася неподвижно лежит за деревом. - Тасенька. Осторожно приподнимаю ее голову и тут моя рука стала мокрой. Я вытягиваю ее на свет и вижу красноту кожи. Рву ей кофту и прижимаюсь ухом к груди. Тишина. - Тасенька. Где-то воет сирена милицейской машины. Как нудно идет время. Меня допрашивают уже сто раз. Уже под утро выпускают из участка домой. Я добираюсь до квартиры и плюхаюсь на первый попавшийся стул. Вот

так, Таську потерял. Непрерывно звонит телефонный звонок. Вяло беру трубку. - Сашка, это Коля Басманов. У нас беда. Только что сообщили, что убили главного.

В парадной киллеры пристрелили Семеныча. - У меня тоже несчастье. Только что убили Тасю. - Да что ты говоришь? Кажется на нас пошли в открытую. Я бросил трубку. Через три дня похороны. На кладбище полно народу, слышны гневные выкрики, прощальные слова. Хоронят двух хороших людей, а ведь могло все быть иначе. Как она сказала, я тебя предала один раз, теперь..., впрочем теперь, ты погибла как на фронте, еще неизвестно кто кого победил. Дома я переписал статью о Коняеве. Прошло три дня, в редакции пока временный главный, это осторожный полный человек, по моему он трус. - Нет, Саша, твою статью не могу пропустить. - Почему же, Семеныч разрешил... - А я не могу. Он погиб из-за этого. Могут погибнуть все. - Вы трус... Главный пыхтит и наливается краской. - Может быть я и трус, но пока на этом месте... не позволю проливать дальше кровь... Ты сейчас в ярости и не думаешь об остальных, посмотри вокруг, вон Ася,

талантливая журналистка, мать двоих детей, за что она должна погибнуть, а Иванов

Генадий, умница, самый гениальный оператор в чем он виноват, посмотри на остальных. Газета выпустит статью и нас взорвут, эти люди погибнут. - А вы не подумали о других, кто не в стенах нашей редакции. Тысячи людей будут жить на грязной помойке и будут медленно загибаться от излучения. Там же будет рождаться наше молодое поколение, оно тоже быстро постареет и сгниет, а почему? Да потому что наш главный - жалкий трус. Он устало развел руками. - Мне очень жаль, что мы не поняли друг друга. Я поступил по другому. Размножил статью в десятках экземпляров и пошел отправлять во все стороны, на телевидение, в газеты, в прокуратуру, в ФСБ, президенту и даже в "Гринпис". Меня выловили на улице. Подъехала "Волга" и двое человек с улицы ловко втолкнули

в ее распахнутые двери. Очкастый следователь перебирает бумаги. - Расскажите, Александр Сергеевич, как вы докатились до такой жизни? - Это до какой? - Сколько вы изнасиловали и убили девочек и девушек? - Да вы что? - Ничего. Придется отвечать перед законом. Сейчас проведем опознание и если вас опознают, то уже ничего вам не поможет. Меня сажают перед стеной среди четырех парней, вешают третий номер и яркий свет обрушивается на нас, напротив же - наоборот, свет гаснет. В темноте женский голос кричит. - Это он. - Какой номер? Скажите громко. - Третий. ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ Расстрелы в тюрьме начинаются только ближе к зиме. Нас в камере четверо и мы с ужасом ждем этой поры. Пока еще лето, но осталось два месяца до исполнения приговоров. Худенький Коля сидит по-турецки на своей койке и неторопливо рассуждает. - Есть понятие, везет и не везет. Везет, это когда ангел помогает тебе делать дела чисто, а вот стоит обидеть его, он тут же заставляет тебя сделать глупость. - Выходит глупость делаешь не ты? - это задает вопрос наш ученый, бывший врач, доктор от медицины Виктор Беленький. Он стоит под форточкой и с наслаждением смолит сигарету. - Значит глупость заставляет тебя делать ангел? - Вот именно. Шестнадцать раз я выходил на дело и все было чисто. А вот на семнадцатом... Похулил по пьянке бога и на следующий день напоролся на неприятности. - Хороши неприятности, - усмехается доктор, - четверых человек зарезал... - Вы не поверите, но мне казалось и сейчас кажется, что не я поднял на них руку,

а кто то руководил мной. Кто мог знать, что эти несчастные тогда окажутся дома? Только он всевышний и если бы я с ним был в ладу... - Одним словом, ты не виноват, все что ты делал, это судьба злодейка. - Вот именно. - Тогда с Сашей совсем плохо дело, он с детства насолил богу, теперь его все время ведет только плохой ангел, он поэтому почти десять раз изнасиловал и убивал молодых женщин и девочек... Саша это я. Мне как раз попалась интересная книжка про любовь, но я в пол уха слушаю их разговор. - Конечно, - подтверждает Коля. - Видно он здорово обидел своего хранителя. - Сашка, - орет доктор, - да отвлекись ты, лучше скажи нам за что ты обидел с детства ангела хранителя. - Иди ты... Чего привязался то? - Во..., - подводит итог Беленький, - даже сейчас бедный Сашка не может отвязаться от давления оказываемого на него злым ангелом. Из него злость так и прет. Мне не хочется вступать в дискуссию, я делаю вид, что продолжаю читать. - Ты сам то, док, - это слышен бас четвертого заключенного нашей камеры отпетого

бандита Кешки Рулевого, валяющегося на койке, - под каким давлением, блин, людишек то резал. - Я их не резал, я им давал умереть спокойно. - Они лыбились небось перед смертью. - Можно сказать так. С радостью шли. - Врешь, док. В этот момент, блин, на их роже был только ужас или изумление. - Это у тебя так, а у меня все были добровольцы. Они с радостью шли на смерть. - Сволочь, ты, док. - За что же я так удосужился получить такое звание? - А потому. Я, блин, не могу так... красиво говорить, но нутром чувствую, хреновей тебя здесь нет. - Это хорошо, что ты еще что то чувствуешь. Такие бандюги как ты, обычно не имеют чувств, когда совершают грязные дела, они только просыпаются в камере перед смертью... - Ах, ты, дерьмо, - койка зашевелилась и Кешка сделал попытку подняться, - я тебя, блин, сейчас умою кровью. Я отстранил книжку и с интересом смотрю за событиями. Кешка конечно сильней доктора, но... у него сейчас черная тоска и двинуть как следует рукой ему не хочется... Но тут положение спасает Коля. - Мужики, вы что охреновели что ли. Через пару месяцев все вы перед стеной умоетесь кровью... Зачем она нужна раньше то. Эта "мудрая речь", остановила петухов и Кешка с облегчением опять валится на койку. Слышен стук в окошко двери. За нами иногда следят. - Раньше каждому смертнику по камере давали, - как бы невзначай замечает доктор,

- а теперь все камеры переполнены, нас всех и затолкали сюда. - Нет, одному нельзя, лучше когда с кем нибудь поговорить надо..., - отвечает ему Коля. - Перед смертью не наговоришься, - цедит сквозь зубы Кешка. Опять в дверях стук, но в этот раз они открываются. - Эй, Селиванов, на выход. Селиванов это я. Отбрасываю книжку и иду к двери. Огромный надзиратель, говорят в бытность один из известных бандитов, открыл дверь. Он пропустил меня в коридор

и поспешил запереть камеру. Мы идем, как суда по шлюзам, дожидаемся, когда откроются одни решетчатые ворота, потом, когда ты вплывешь в следующий коридор, они закроются, открываются другие и так далее. Меня приводят в комнату "свиданий". Там сидит мой новый адвокат, уже немолодой Григорий Иванович Семенов. - Здорово, Саша. - Здравствуйте, Григорий Иванович. С того момента, как завертелось мое дело, это уже третий адвокат. Я сажусь напротив него. - Чего-нибудь новенькое есть? - с надеждой спрашиваю его. - Я ездил в верховный суд, они еще не пересматривали твое дело... - Но... пока они размышляют, меня могут за одно со всеми расстрелять. - Не имеют права, хотя... я навидался много и знаю, что по глупости или умышленно могут сделать что угодно, даже плюнув на закон. Поэтому и тороплю их. Собственно говоря, я еще почему здесь? Несколько раз перечитывая твое дело, я наткнулся на один пустячок. Мария Чирикова, основной свидетель обвинения, утверждает, что когда ты ее насиловал на чердаке, то поранил ее кольцом, нанеся царапину по скуле. - Ну и что? - Вот читаю выдержку из протокола. "Вопрос защитника: - С какой стороны была у вас царапина? Ответ свидетеля: - С правой стороны. Вопрос защитника: - Вы уверены в этом? Ответ свидетеля: - А как же. Вот и в медицинском освидетельствовании написано - с правой стороны. Вопрос защитника: - Тогда непонятно. Кольцо у обвиняемого на правой руке, вы лежали к нему лицом. Он мог оцарапать вам только левую сторону. Ответ свидетеля: - Я отбивалась и мотала головой во все стороны, он задел меня

рукой, когда я повернула голову на лево..." Ну, как тебе эта выдержка? - Не знаю, вроде бы ни к чему не подкопаешься. - Подкопаешься. Кольцо то у тебя... круглое с небольшим наплывом на лицевой стороне, где выдавлен знак зодиака, сидело оно на третьем пальце, и как бы ты им

не мотал , никогда не нанесешь царапины. Я с удивлением рассматриваю свои пальцы. Хотя на них кольца и нет, его сняли с меня, когда посадили сюда, но мысленно представляю, какой оно формы и как удобно

вросло под подушку пальца. - А ведь правда же. - Вот, вот. Сегодня схожу к экспертам, попрошу их сделать заключение по поводу царапины. На снимке в деле она есть. - Григорий Иванович, а вдруг эта стерва скажет, что царапина от ногтей... - Не спеши, пусть экспертиза даст ответ. - Кольцо то у меня изъяли... - Это хорошо. Никто не скажет, что мы его подсунули. Ты, Саша, только не дрейфь.

Мы еще поборемся. - У меня были адвокаты, тоже боролись..., но... - Я понимаю другое. Милиции нужен был виноватый. Уже сколько смертей, а убийцы нет. Вот ты и попался, а дело хорошо состряпали. Свидетели указали на тебя, алиби нет, суд обвинил. Да здравствует наша милиция. За это дело, наверное, кое кто уже награжден и поощрен. - А ведь вы в меня поверили, Григорий Иванович. Другие нет, даже мои прошлые защитники были уверены, что защищают убийцу. - Они очень плохие психологи... Давай, Саша, закруглятся, мне надо спешить, подать заявку на экспертизу. Вот подпиши эту бумагу, это заявление в прокуратуру

о пропаже кольца. - Как? Это же мое алиби, оно должно хранится здесь в кладовой. - Его украли, но это к лучшему. Пока наше тактика - напомнить о себе прокуратуре. - Хорошо, Григорий Иванович, до свидания. - Пока. В камере идет разговор о правах человека. Мое появление, только на миг отвлекло всех. - Сашка, ты был у адвоката? - задал вопрос Коля. - Да. - Ну и как? - Пока никак. Мое дело еще не прошло Верховного суда. - Никак еще надеешься? - Конечно. Надеяться никогда не поздно. - Правильно. Вот я например, уже все инстанции прошел, обращаться уже не куда, а

все же надеюсь на правозащитников. - И в чем? - Говорят, что в России отменят смертную казнь и введут пожизненное заключение. - Хрен редьки не слаще, блин, - раздается бас бандита, - это как пытка, сидеть в

четырех стенах и видеть все время твою противную харю. - Ты ее видеть не будешь, - петушиться Коля, - там нас по отдельным камерам посадят, это точно. Так что гнить будешь один. - Заткнись, паскуда. Ты мне с утра надоел. Паскуда затихает. Доктор в это время сидит за столом и мусолит мою книжку. - Чем бы заняться? Это, дерьмо, я уже читал. Плохо, когда делать нечего. Это настоящая пытка. Правильно говоришь, Коля, один будешь гнить. Представляешь, встал с утра и делать нечего... - А ты пиши картины, книги, мастери макеты, что там еще... - подсказывает Коля. - Во первых, кто тебе это позволит, а во вторых, если позволят, то нужно одно маленькое но..., это яростное стремление жить. В стенку застучали. Кешка насторожился. Мы сидим тихо и ждем, что он нам сообщит, бандит один знает тюремную азбуку. Наконец стало тихо. - Ну что там? - первый не выдерживает Коля. - К нам назначили нового начальника тюрьмы. Старого отправили на пенсию. - Ну и что, нам то от этого не легче. - Новый начальник идет с обходом и скоро будет здесь. - Хрен с ним, пусть идет. - Это тебе не хрен... Фамилия нового начальника, Бараш. С этой, сукой, я встречался раньше, поганая теперь будет у нас жизнь. - По моему нам уже терять нечего... - Это как сказать, блин, этот тип до конца смерти так тебе жизнь испортит, что сдохнуть захочешь сам и как можно быстрее. Я сажусь напротив доктора и забираю свою книжку. - Извини, док. - Ничего. Все хочу спросить тебя, у тебя родственника Селиванова Петра Сергеевича не было? - Был. Брат моего отца. Он жил в Москве. Скончался два года тому назад от рака кости. - Все точно. Он лечился у меня. - Так это ты его..., док? - Я. Смотрю на него в замешательстве. - Зачем? - Он сам меня просил. Понимал, что мучает не только себя, но и семью. Обычно таких в больницах не держат, отправляют помирать по домам. А этот умирал долго и

никак не мог... Я пришел к нему и тут больной взмолился, дай... что-нибудь такое, чтобы помереть. Сжалился, дал яда... и ушел. Утром позвонили - помер. - А как же врачебная этика, как же... - Не спеши. Скажи честно, ты сам считаешь, я неправильно поступил с гуманной точки зрения? - Не знаю. - Правильно сказал. У нас никто этого не мог правильно оценить, кроме ФСБ. Я ведь многим такую услугу помереть оказывал. Все равно нашелся доброхот, который на меня капнул. Эти серьезные товарищи два года за мной следили. Все учли, насчитали и доказали шестнадцать случаев убийств. Только не могли точно насчитать тех, кому я до этого помог умереть. Как твоего родственника, например. - Неужели так было трудно доказать, все убийства? - Это целая наука, Саша. Я раньше работал в военном институте, в самом секретном

отделе, был там специалистом по ядам. Для тебя, профана, объясню. Яды бывают разные, органические, неорганические, быстродействующие, замедленные, в основном

нервно-паралитические. Я работал с натуральными ядами, замедленного действия. После того, как жертва его примет, то самое быстрое, это через день, у него может остановиться сердце, а самое большее... может и через неделю. Медикам всегда трудно оценить, почему именно так умер человек. Только тщательный анализ может установить следы яда, но как правило, даже если они его и выявят, никто уверенно не может сказать, что пациента отравили, может он того... съел чего-нибудь. - Вы делали уколы? - Ни за что в жизни, почему КГБ и не могло так долго докопаться... Есть такой жидкий каучук, под названием - латекс, он тоже бывает разных сортов. Вот я и подобрал себе такой прозрачный... кисточкой наносил на руки, давал высохнуть. Руки покрывались тонкой прозрачной пленкой. В эту пленочку я вдавливал ядовитый порошок или пальцы обливал всякими жидкостями, потом естественно..., сушил. Прихожу к пациенту, осматриваю пальцами его глазницы, рот, нечаянно провожу рукой по кромке стакана, кружки, трогаю вилки, ложки. Так и невидимо и передаю яд. Они даже и не понимают, как он к ним перешел. - А вы c такими зараженными руками со здоровыми не здоровались? - Смотря по обстоятельствам. Обычно яд через кожу не проходит, ему нужна влажная

среда - рот, глазницы. Даже если поздороваюсь, то мой клиент, если руку не помоет, может естественно отравиться. Иногда я наношу латекс только на одну левую руку и заражаю ее, чтобы правой можно было писать, есть и держать всевозможные вещи. - Как же вы эти яды доставали? - Собирали по всему миру, в Африке, на Амазонке, в Индонезии, везде. Я когда ушел из института, часть ядов утащил с собой. Украл в общем. Вот они и пригодились. У мамы еще остался запас, в шкатулке. Уникальная коллекция, в мире ни у кого таких нет... - Док, а ты веришь, что я изнасиловал и убил одиннадцать девушек или девочек? - Нет. Слабоват ты для этого, Саша. Может кому и переломаешь ноги, но дальше... Просто попал в полосу неудач и все. - Больше всего обиднее, что пристрелят то не за что. - Обидней за нашу страну. За ту систему, которая создала вокруг нас обстановку доноса и неправильных законов, за те силовые органы, которые не уважают в нас человека. Бывают всякие ошибки, но за такие..., надо их самих судить, а я уверен, что их даже поощряют. - Довольно туманно, док. Может с твоей колокольни, ты и прав, но я бы всех не стал материть. Я действительно не мог доказать своего алиби и суд поступил как считал нужным. - Тебя били следователи? - Били. - А тебя бить не должны и этим все сказано... Мы замолчали. В дверях загремел ключ. дверь открылась и в камеру вошло несколько

человек. - Всем встать, - раздается команда. Мы с доком поднимаемся со стульев, Колька скатывается с кровати и лишь ленивый Кешка неохотно отрывается от койки. Стоящий впереди моложавый полковник презрительно глядит на нас. - Кто такие? Мы молчим, но за спиной офицера кто то услужливо говорит. - Это все смертники, товарищ полковник. - Почему все в одном месте? - Камеры переполнены. У нас таких мест еще шесть. 24 отдельных камеры не найти. - Ладно. Почему днем сидят и валяются на койках? Разве на них нет распорядка? Все молчат. Полковник подходит к Кешке. - Чего то твоя рожа мне знакомая. А... да это Константин Рулевой. Допрыгался значит. Я тебе еще тогда, во Владимирском изоляторе, предсказал твое будущее. Очень рад, что твой гнусный конец придет в моей тюрьме. Но..., зная тебя и мою слабость к твоей поганой харе, я постараюсь его ускорить. Думаю, до расстрела, ты сам пролезешь в петлю. Сегодня у меня прием, вверенного мне учреждения, я тебя за нарушение распорядка не засуну в карцер, но в следующий раз... обеспечу все страдания на полную катушку, - он повернулся к доктору. - А вы кто? - Человек... - Вы уже кочерыжка, а не человек. В этой камере людей нет, есть только тени. Капитан, - обращается полковник к свите, - научите этих... недоумков, отвечать по форме. - Есть, - слышится из толпы. - За что сидишь? - продолжает приставать полковник к доктору. - За гуманное отношение к людям. - Издеваешься значит. В карцер его на трое суток. А ты за что? - это уже обращение ко мне... - Не знаю. - Ага, значит, ты невинный и считаешь, что тебя не за что, ни про что засудили? - Так оно и есть. - Этого тоже в карцер на трое суток, пусть его мозги проветрятся. Ну а ты что скажешь? - полковник уставился на Колю. - Нечаянно порезал четверых. - Бедненький, так сказал - прямо плакать хочется. К следующему моему обходу вылежишь эту камеру, чтобы блестела как... яйца. Надзиратель... - Я, - говорит бывший бандюга в форме. - Надеюсь все слышал? - Так точно. - Если точно, то исполняйте. Начальник тюрьмы со свитой уходят. Кешка опять валится на кровать. Коля растерянно топчется на месте. Я и док плюхаемся на стулья. - Так о чем мы не договорили в прошлый раз? - спрашивает меня доктор. - Били ли меня следователи... - Во... во..., это новая порода мерзавцев, выращенная в нашей стране. Они из песчинки могут сделать ком со слона. Для них нет правды, есть приказ сверху или звон монет. Были бы у тебя деньги, ты бы хоть сотню баб изнасиловал или зарезал,

тебя бы оправдали. Русская мудрость великая штука..., как она гласит. Украл кусочек хлеба - посадят, украл вагон - отпустят. - А прокуроры разве лучше? - Это паскуды. Они уже лопаются от денег переданных им бандитами. Заметь, ни одного крупного дела не раскрыто, все по мелочи. - Мы, разве не крупное дело? Мы же не воры какие-нибудь... - Ты не заплатил, я не заплатил, Колька не поделился, Кешка глуп, - кто же здесь

крупный? Опять загремела дверь. Появился надзиратель. - Ну-ка, вы, - он кивает мне и доктору. - Пошли проветриваться. За три дня я оброс и похудел. Холод карцера не давал заснуть и все три дня промучился, пытаясь подремать, сжавшись плотным комком... Мы опять в "своей" камере. Кешку не узнать, его лицо распухло и кровоточит, Колька стал запуганным как зверек и со скрипом двери, сжимался до минимальных размеров. Никто уже не лежит на койках, все чинно сидят или ходят по камере. - И почему я его только не убил? - вдруг говорит Кешка. - Ты случайно не про начальника? - Про него, блин. Во Владимирском изоляторе представилась такая возможность. Он тогда был нашим воспитателем и однажды, напившись, пришел в нашу камеру. Я бы мог его там удавить, да вот кореши, не дали. Испугались, что за круговуху добавят... Такую, падлу, блин, с удовольствием бы раскрошил на кусочки. - Эта, падла, сейчас крошит нас, - говорит док. - Скоро он сюда придет, - хмыкает Кешка. - Зачем? - Нашу камеру взял под личный контроль. Он же из бывших воспитателей, а им все неймется. Коля как то сразу засуетился, в его руках появилась тряпка и он стал обходить камеру смахивая невидимую пыль с кроватей, стола, стульев и пола. Новый начальник не поленился придти. В окружении трех надзирателей, он предстал перед нами. - Встать, - лихо кричит один из надзирателей. Мы поднимается и стоим перед этим гнусным человеком. Прежде всего попало мне с доктором. - Почему не бриты? - завопил начальник. - Мы только что прибыли из карцера, - за меня отвечает доктор. - И этот час отогревались здесь, вместо того, чтобы привести себя в порядок. Это

полное разгильдяйство. Этих двоих, опять в карцер, на двое суток. С нами покончено, теперь можно взяться и за остальных. Наш воспитатель с удовольствием разглядывает Кешку. - Ты очень не аккуратен. Нельзя так мордой тыкаться в стенку или спинку кровати. Кешка со злобой глядит на него. - Почему так плохо заправлена твоя койка? - продолжает паясничать начальник. Ребята, вы покажите ему потом, как надо заправлять одеяло. Это надо понимать так - опять мордобой. Кажется начальник нашел к нему свою форму "воспитания". Теперь следующая жертва, бедный Коля. Начальник пальцем проводит по кровати и, не найдя ничего, идет к толчку. Здесь можно найти целый букет зацепок. - А это что? Кто то из вас насрал мимо очка и вы поленились даже промыть его. А ну пойди сюда, - полковник манит Колю пальцем, - что же ты так к порядку плохо приучен? Теперь, вылижешь очко так, чтобы оно сияло и даже не пахло, а поможет тебе в этом надзиратель. Коля в испуге отшатывается. Начальник доволен, на сегодня он провел "мероприятие". Его лицо охватила слащавая улыбка, оглядев нас садистским взглядом, он уходит. Надзиратели смотрят на нас с ненавистью. - Ну вы, двое, - палец одного из них мечется от доктора ко мне, - пошли, мать вашу... Через два дня возвращаемся в камеру. Кешка сидит на стуле понурив голову. Он поднимает ее и я вскрикиваю, это не лицо, а сплошная кровавая масса. - Сволочи, они тебя били? - Я их тоже, - хрипит Кешка. - Славная была потасовка, правда я быстро отключился, а они уже меня метелили без сознания. - А где Коля? - На койке. Каюк Коле. С ума сошел. Довел его этот гад. Я подошел к койке. Худенький мальчик неподвижно смотрел в потолок и только пульсирующая жилка на лбу говорила, что он жив. - Коля. Полное молчание. - Док, посмотри, что с ним? - Бесполезно. Здесь мы все больные и нам никто с помощью не придет, списанный материал. Давай лучше приведем себя в порядок, чтобы не загреметь в холодильник опять. - Кешка, этот тип сегодня придет? - А как же, каждый день и тот же час. Я его все же удавлю, сволочь. Мы бреемся тупыми безопасными бритвами. Я себе в кровь изодрал лицо. Начальник стоит по центру в окружении своих откормленных надзирателей. Его лицо в омерзительной улыбке. - А где же наш маленький уборщик? - Он болен, - говорит доктор. - Ах болен. Снимите его и поставьте вертикально, смертники не должны болеть... Надзиратели сдергивают Колю с койки и подносят к начальнику. Коля тупо уставился

ему на живот. - Да он притворяется, он еще смотрит... Совсем забросил уборку. Уведите его в карцер. Пусть охладится немного хотя бы на денек, там посмотрим. Он понимает, что день для Коли в холодильнике подобен смерти. - А вы неплохо выглядите, - теперь начальник взялся за нас. Он стоит напротив меня и с любопытством разглядывает. - Небось бритва тупая? - У меня другой нет. - Конечно, так зарезаться трудно. Но поможем..., так сказать, добровольно все поможем. Вспомнил, за что тебя посадили? - Я еще не прошел Верховного суда. Скоро окончательно установят виновен я или нет. - Неужели ты надеешься, что в суде найдутся сумасшедшие судьи. Видите ли, он распотрошил одиннадцать девочек и считает, что за это его освободят и еще думает, что вручат цветы. Цветы у тебя будут, но на могиле. К сожалению, я должен тебя додержать до суда и поэтому все время тебе необходимо освежать память. В карцер его, на трое суток. И еще, замените ем у бритву, на более подходящую... Теперь садист напротив доктора. - А вам милейший, надо заменить ушедшего уборщика, и так сказать, привести все в

соответствующий вид. Доктор молчит и смотрит куда то через его плечо. И тут мелькнула молния, Кешка сорвался с места и что есть силы влепил начальнику в лицо. Того оторвало от пола

и он полетел к параше. Дюжие надзиратели бросились к бандиту и началась свалка. Начальник оторвал голову от пола и долго ее тряс. Потом четко произнес. - Отставить. Надзиратели бросили окровавленное тело на пол. - Он должен покончить с собой сам, - подытожил полковник. Битый офицер с трудом встал, отряхнул мундир, потрогал голову и распухшую скулу. - Товарищ полковник, может быть..., - услужливо согнулся один из надзирателей... - Тихо. Ничего не надо. Вызвать к нему, - кивает на бесчувственное тело Кешки,

фельдшера, пусть через каждые шесть часов вкалывает наркотик, он знает какой. Мы

недавно накрыли большую партию. Бесчастный... - Я, товарищ полковник, - наш громила надзиратель ел его глазами. - Под вашу личную ответственность... Проследить, чтобы было все выполнено, если фельдшер будет взбрыкиваться, или все продал..., вы знаете что делать... Удави его, но товар достань. Пошли дальше. Все убираются. - Ты понимаешь, что-нибудь? - я спрашиваю доктора и тоже киваю на Кешку. - Знаю. Эта, сволочь, посадит его на иглу, а потом резко бросит давать дозировку. Бандит после этого сойдет с ума, либо повесится, либо перережет себе вены. - Посмотри сейчас, что с ним. Доктор пальцами просматривает Кешке зрачки, потом прощупывает пульс. - Очухается. Ты бы лучше сам о себе позаботился. Пока нет надзирателя, стяни наволочку, сунь под рубаху, теплее будет. Конечно 12 градусов не ноль, но все же... Я так и делаю. Только заправил на себе складочки, появился наш Бесчастный. - Ну, ты, падло, - он кивает мне, - пошли. Я стал философом, чтобы не замерзнуть и не сойти с ума от одиночества, мысленно вспоминаю книги, спорю с неведомыми оппонентами или "пишу" книги. Через три дня,

вползаю в знакомую камеру. К моему удивлению, там появился маленький Коля, он сидит на стуле и при моем появлении, глупо хихикает. Доктор с огромным фингалом и содранной кожей на лице, неторопливо листает оставленную мной книжку. Кешка выглядит молодцом, на его лице только желтые пятка, прошедших синяков, сам он стоит у окна и смотрит на меня блестящими глазами. - Привет, ребята. - Здорово, - рявкает Кешка. - Привет, Саша, - отвечает доктор. Только Коля по прежнему глупо лыбится. - Какие новости? - Все по старому. Лучше брейся быстрей, - говорит док. - Иначе опять в холодную загремишь. Я подхожу к тумбочке и с удивлением вижу вместо моей безопасной бритвы, ржавое подобие станка. - Чего это? - Это тебе начальник прислал, вместо твоей... - Сволочь. Намыливаю лицо и пытаюсь соскрести щетину. - Док, я не могу, дай свою бритву. - Саша, это испытание тебе придумал начальник, он предупредил, что если кто-нибудь из нас тебе поможет, то он всю камеру продержит на голодном пайке. Так что неси свой крест... Продолжаю скрести щетину с кожей с лица. Кровь капает в раковину, но делать нечего и остается отмакивать порезы и раны холодной водой. Док вырывает страничку из книги и протягивает мне. - На. - Зачем? - Залепи кусочками ранки и кровь остановишь, и заживет быстрей. Там в типографской краске, есть какие то доли свинца... Я послушно рву страничку на кусочки и залепляю все лицо. - Док, что с Колей? - Тронулся. Хорошо хоть не агрессивен. - С Кешкой? - Этот кайфует, его не бьют, не трогают. Пошел на поправку. Только колют во всю. - А ты сам? - Я то? Получаю от надзирателей по морде, все тело в синяках. За каждое пятнышко

на полу или на стенке - бьют. Но как видишь, цел. - А этот, мудак, по прежнему к нам ходит? - Ходит. Воспитывает. Сейчас сам убедишься. Как всегда начальник появляется в окружении надзирателей. Мы все вскакиваем, даже бедный Коля подпрыгивает и в его глазах появляется разум. Первый попадаюсь я. - Ну и рожа. Постой, постой, да ты залеплен рваными страничками из книги. Значит

портишь народное имущество. Так, так, - он задумался, - что же мне с тобой делать? С одной стороны, надо тебя к суду подготовить, с другой стороны все время здесь нарушает распорядки... Пожалуй, я тебя сегодня в карцер не загоню, твой адвокат мне надоел, все хочет встретится с тобой. Я тебе дам день отдыха, а

завтра утром пойдешь опять проветриваться, зато получишь двойную норму, шесть дней карцера. После такого приговора, я ему стал не интересен. На очереди доктор. - Надеюсь, у тебя все в порядке? - Конечно. - Зубочисткой толчок чистил? - Конечно. - Покажи щетку. Доктор из тумбочки достает зубную щетку, с наполовину изношенным ворсом, и крутит перед носом начальника, тот кивает головой, подходит к толчку и внимательно его исследует. - Вижу, исправляешься, - и тут наш садист взрывается. - А изо рта у тебя воняет.

Значит брезгуешь свою пасть чистить. Док молчит. - Бесчастный, помоги ему потом почистить зубы этой же щеткой. Теперь полковник подошел к Кешке. Надзиратели напряглись и, на всякий случай, взяли его в кольцо. - Не плохо выглядишь. Синяки сошли. Бесчастный как дозы? - Усилили, товарищ полковник. - Прекрасно. Жалобы есть? - Иди ты..., - шипит Кешка. - Раз стал огрызаться, значит нет. Сколько там у нас прошло, почти три дня. Мало. Дам тебе еще три дня, а там... на коленях будешь ползать, молить о своей смерти... Кто там еще? Этот идиот. Колю от его голоса трясет и слезы бегут по щекам. - Хочешь сдохнуть? Тот кивает головой. - Так чего тянешь? Бесчастный, дай ему веревку, пусть повесится здесь на кровати. Я еще гуманный, даю тебе право - умереть. А вы, - он кивает нам, только попробуйте отговорить, я вас, ваше же говно, жрать заставлю. Вся эта свора палачей уходит из камеры. Док плюхается на табуретку. - Бандюга, - беззлобно говорит он Кешке, - ты хоть понимаешь, что тебя ждет? - Иди ты... - Значит не понимаешь. Я видел, что такое ломка от больших доз, ты на стенку потом полезешь. - Лучше о себе подумай, блин. Я бы посочувствовал твоим зубам. - Что верно, то верно, эта, сволота, либо мне сегодня скулу своротит, либо выбьет все зубы. Трудно, бандюга, чувствовать себя бесправным, но ты знаешь, даже до своего близкого конца, я хочу чувствовать себя человеком. - Зачем это? - удивился я. - Публики кругом нет, никто тебя не похвалит. - Я не на публику играю, я сейчас веду свою маленькую борьбу с этими озверевшими

подонками. Они мне говорят, сдохни, а я буду им назло жить. - Док, это не борьба, это жалкое существование отмирающих существ. В нашем случае, борьба, это побег, это биться смертным боем со своими врагами. Вон, Кешка, тоже в миру зверь, сил у него много, сидя здесь, мог бы удавить эту гадину, однако слаб духом... - Это ты про меня? - шипит бандюга у форточки. - А про кого же. - Заткнись. Я им еще покажу. - Хвастун, один раз по настоящему врезал палачу, но не доделал работу до конца, так и сейчас сдрейфишь. - Сам врежь. - Трус. Кешка покраснел от ярости, напыжился для прыжка ко мне, но тут док заметил. - Кешка, а ведь слабо тебе перебить горло начальнику. Бандюга застыл. - Нет. Не слабо, это моя мечта. - Через три дня она кончится твоя мечта. Это надо делать раньше. Вон посмотри на

Колю, видишь идиота, ты будешь таким. Кешка повернулся головой к стене и уперся в нее лбом. Загремели запоры, появился

наш надзиратель. В руках у него небольшой кусок веревки. Он подошел к Коле и рявкнул. - Эй, ты, засранец, вот я принес тебе подарок. Делаешь это так. Вот петля, куда суют голову, а этот конец я привязываю к верхним прутьям кровати. Смотри, идиот. Коля затравлено глядит на него. - А дальше, выбрасываешь ноги вперед, - с наслаждением раздвигая петлю, говорит Бесчастный, - и все... С тобой, - он тыкает пальцем в дока, - я разберусь потом,

а ты, - это уже ко мне, - на выход. Там твой адвокатишко, хочет поговорить. Пошли недоносок. - Саша, что это с тобой? Весь в порезах, похудел, побледнел... Григорий Иванович сочувственно смотрит на мое лицо. - Новый начальник применил новую методику к смертникам. Его кредо, не надо на них тратить пулю, надо, чтобы смертник покончил с собой сам. Я не вылезаю из карцера, но это еще рай, по сравнению с остальными несчастными... - Понятно. Надо тебя быстрей вытаскивать от туда. - Есть надежда? - Есть. Помнишь, мы говорили про рану, на лице свидетельницы? - Помню. - Повторная экспертиза не могла подтвердить, что это нанес ее ты... - Но это же здорово. - Конечно, самое важное, все зашевелились. Это даже наше счастье, что кольцо твое в тюрьме украли и осталось только его описание. - Почему к счастью? - Примета такая, кольцо воруют, жить дольше будешь. - Шутите, Григорий Иванович, а мне до начала смертной казни осталось чуть больше

месяца. - И все же, не имеют права и не посмеют, ты еще верховный суд не прошел. - Посмеют, по новой методике начальника, я должен умереть раньше. - Тогда слушай. Самое важное я тебе не сказал. Нашли убитыми и изнасилованными еще двух девочек. Это уже четвертый случай после твоего ареста. Теперь милиция в

панике и похоже на тебя скоро придет запрос. - Когда скоро? Меня надо уже сегодня вытащить с этой камеры. - Саша, я все постараюсь сделать, но нашу бюрократию не пробить. - Григорий Иванович, вы моя последняя надежда. Я уже два года шастаю по тюрьмам и не вижу в моем деле ни конца, ни края. Тут забрезжил рассвет, неужели мне чуть-чуть не дотянуть до правды? - Дотянешь. Когда тебя переведут в общую камеру, я еще кое-что расскажу, про то как предъявили тебе обвинение. - Почему сейчас нельзя? - Не время еще. Сегодня я послал пять телеграмм в различные инстанции по поводу тебя, жди перемен. - Через шесть дней меня прикончат. - Почему через шесть? - Это время, я буду в карцере, когда выйду, тогда может быть конец. Начальник придумает что-нибудь похлеще карцера и тогда все. - Саша, я все постараюсь сделать. В камере, зловещая тишина. Док с распухшей физиономией, вяло развел руками. - Он тебя избил, док? - У меня нет четырех зубов, - шипилявит тот. Из ярко красных губ вырвалась предательская струйка крови. Док подошел к раковине, сплюнул туда и промыл лицо. - А где Коля? Док промывал рот и поэтому ответил Кешка. - Повесился, придурок. - Неужели сам? - Почти, когда пришел этот надзиратель..., Бесчастный, только под его взглядом и

одел петлю. Мать его, суку такую... - А с тобой что сделали? - Ничего, вкололи лошадиную дозу, теперь кайфую. - Что у тебя? - спрашивает меня док, оторвавшись от раковины. - После того как меня посадили, произошло еще четыре изнасилования и убийства девушек. - Значит тебя оправдали? - Нет. Милиция ни как не может с этим смирится. Говорят, это новый маньяк, хотя все приемы одни и те же. - Я тебе говорил, они все купленные. - Наш полковник тебя так просто не выпустит, блин, - хмыкает Кешка, - даже если ты будешь не виновен, он тебя все равно пришьет. - Посмотрим. Утром за мной пришли и отвели в карцер. Я просидел еще шесть дней и понял, что еще одна такая одиночная пытка и сойду с ума. Мой надзиратель ведет по коридору к моей камере. Он сегодня любезен, как то

не по-звериному смотрит на меня. - Я приказал твою пайку тебе оставить, - вдруг говорит он. - Спасибо. Что это с ним? В камере изменения. Нет Кешки, на его койке сидит новичок, понурый черноволосый южанин и тупо смотрит в пол. Док покуривает у окна. - Привет, Сашка, - обрадовался доктор. - Привет. Грузин поднял на меня глаза. - Меня звать Гиви. Мне о тебе говорили... - А где Кешка? - Убили, - выпустил струйку дыма док. - Как это? Этот же хотел, чтобы мы сами... - Этот... лежит в больнице с переломанной шеей. На второй день после того как тебя посадили, Кешка и взорвался. - Гиви, тоже подрасстрельная статья? - Тоже. - За что? - За убийство. Терроризировал торговцев, вот и прибил троих. - Значит, этот, прохвост, начальник в больнице, и мы сможем спокойно еще просуществовать... - Это смотря как... Вон Гиви, все до моей жопы добирается, смотри, к тебе тоже пристанет. - Я ему одно место оторву, успокоится. И тут южанин изменился в лице. - Я у вас, собак, сам все оторву. Подхожу к столику, где приютилась моя холодная пайка. Начинаю ее выскребать. - Док, раз начальника нет, может мне не надо сегодня бриться? - Конечно. Чего зря кожу сдирать тупой бритвой, пусть она отдохнет. Уже задремал в койке, когда кто то дернул меня за плечо. - Кто здесь? - Тихо, - это голос Гиви, - слезай. - Иди ты... - Слезай говорю, хуже будет. Я на втором ярусе и голова южанина четка видна в ночнике света. Подтягиваю ноги в коленях и что есть силы врезаю в пятно лица. Слышен грохот падающего тела. Я спрыгиваю с койки и начинаю лупцевать ногами и руками здорового, крепкого мужика. Рядом очутился доктор, он присоединился ко мне и мы пол часа избивали Гиви. Обессиленные сели на койку. - В ту ночь, также ко мне подлез, - говорит док, - я же как-никак доктор, знал куда ему съездить, а потом этот мерзавец так орал, что надзиратель все же пришел, дал ему оплеуху и... он затих. Все ему неймется. Здорово ты его. Весь пол в крови. - Кешку то ты настроил? - С твоей помощью. Еще тогда понял, куда ты клонишь. Гиви зашевелился и застонал. Доктор подскочил и что есть силы дал ему ногой в лицо. Потом опять подсел ко мне. - Понимаешь, падаль, она и есть падаль и пусть умные писатели и право охранители

не кричат о том, что смертникам так тяжело, что это не жизнь и они могут исправиться... Это чушь. Страх заставит их исправиться на мгновенье, а потом осмелеют и если позволят обстоятельства, опять будут убивать. - Док, это чушь. Страх, он и есть страх... Вспомни Колю... Это стала тряпка... - А я вспоминаю его теорию о том, что нами кто то правит, но не мы сами и ты знаешь, стал относиться уважительно... - Стареешь, док. - Иди ты к черту... Пошли лучше спать, эта, сопля, к завтрашнему дню оклемается. Я просыпаюсь и вижу дока, он у окна делает гимнастику. Гиви лежит на своей койке, завернутый в одеяло. - Привет, док. - Здорово, Саша. - Этот то, как? - я киваю на Гиви. - Ничего, стонет и плачет. Я привожу себя в порядок. В камеру входит Бесчастный. - Селиванов, собирайся, тебя от сюда переводят. - Куда? - В общую камеру. Твое дело послали на пересмотр. - Ура. Док подходит и дружески толкает в плечо. - Саша, поздравляю. - Спасибо. - Если ты попадешь на волю, зайди к моей маме, вот адрес, - док поспешно пишет огрызком карандаша на страничке книги и потом, передает ее мне, - скажи, что я не изменился и считаю, что все равно был прав. Если бы мне сейчас удалось заниматься врачебной деятельностью, я бы также помогал людям не мучаться. Как врач-гуманитарий, жить по дурацким законам не хочу и не буду. - Обещаю, док, зайти к ней и сказать это. - И еще. Пусть отдаст тебе мою шкатулку, которую я спрятал в ванной, она знает где. Я тебе подарю ее, может и сгодится... - Селиванов, пошли, - торопит надзиратель. В общей камере 12 двухярустных коек. Шесть слева и шесть справа создают небольшой по центру проход. Я вошел и шум сразу стал стихать. - Ты кто? - это ко мне обратился худощавый тип, сидящей у стола на табуретке. - Перевели из камеры смертников. Сразу стало тихо. - А... Мне уже говорили. Давно там сидишь? - Уже пол года, а до этого полтора в общей тюрьме. - Значит наши порядки знаешь. Звать то как или кликуха есть? - Звать Сашей, клички еще не имею. - Заимеешь, будешь у нас зваться Смертником. Меня кличут Михась, звать Михаилом.

Ну иди тогда вон к той койке, Смертник, занимай верх, - парень показывает пальцем куда идти. - Жила, к тебе напарник. На нижней койке показалась взлохмаченная голова. - Это... ссышься? - прохрипела она - Еще нет. Кто то хмыкнул. - Хоть, капнешь сверху, убью. Я заваливаюсь на верхнюю койку и глупо улыбаюсь, видно от того, что не надо ждать и думать, когда тебя позовут на расстрел. Через час меня поднял староста. - Эй, Смертник, ты такую бороду отпустил, не пора ли тебе привести себя в порядок. - У меня бритву начальник тюрьмы утащил. - Ого. С чего это он вдруг? - Условия нам создавал... Чтобы мы сами, того... - Кешка Руль, с тобой сидел? - Со мной. - Это он его довел? - Он. - Скотина. Кешка был самым лучшим моим дружком... Маркиз, - орет Мишка-Михась в глубь камеры, - достань парню бритвенный станок. Ему, эта падла, начальник, бриться не давал. Мне приносят станок с хорошей бритвой и я с наслаждением снимаю щетину и струпья

старых ран. - А ты ничего, - хмыкает старший, - хоть и шрамов на лице много. Мальчики, как вы считаете, мордашка ничего? - Нормально... - Как милашка... - Не дурен... Слышны всякие поощрительные голоса со всех сторон. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце. - Вы чего это, ребята? - Я считаю, его надо от имени нашей братвы продавать, - заключает староста, Мишка. - Правильно, - несутся крики. - Я не хочу, чтобы меня продавали. - Заткнись. Тебе же лучше, идиот. Так решили, продаем? - орет опять в камеру. - Да... - Да... - Тогда, что бы не попортить товар, никто пальцем его не имеет права задеть. Я почувствовал, на меня наложили - табу. - Зачем ты это сделал? - тихо спрашиваю главаря. - Чтобы тебя здесь не шлепнули. Уже всем известно, что ты насиловал и убивал молоденьких девочек, такое здесь не любят и не прощают. Тебя мог бы любой по этому проткнуть ножичком или невзначай изуродовать, а я тебе сохранил, хоть на какое то мгновение, но жить будешь... Все равно после доследования хана, так и так расстреляют, а тут хоть поживешь немного. Благодари бога, что Кешка, был моим другом. - А куда ты меня будешь продавать? - Здесь рядом с нашей тюрьмой, есть другая тюрьма для богатых. Фактически это один изолятор. Каждый год туда производится набор зэков. Эти новые русские покупают себе заключенных для обслуживания своих камер, для утех и еще черт знает для чего... - Для утех? - Что с луны свалился. Лучше выбирай, либо туда, будешь там зато жить, либо здесь, тебя посадят на ножик. - Хрен редьки не слаще. - Тогда договорились и не вякай. - А на долго продают? - До твоего конца или срока. Я ведь все порядки тюремные знаю, если следствие над тобой продлиться хотя бы больше двух месяцев, то расстреливать тебя будут через год. Год жизни, да за это можно и продаться, а там ведь... видно будет, понравишься этим богатеньким, так они может тебя и выкупят. Постепенно втягиваюсь в жизнь камеры. Через шесть дней меня вызвали к адвокату. - Григорий Иванович, спасибо, что вытащили... - Все в общем не так плохо, но тебе еще придется посидеть. - Что, опять не клеится? - Прокуратура настаивает на своей версии, что при последних убийствах, появился новый маньяк и тебя надо засудить за старое, но теперь показания твоей свидетельницы они решили пересмотреть. - Но это же главный их козырь. - Был главный. Похоже свидетельница накрылась. Помнишь, при последней встрече, я