Корсар пустыни

Глава X Тайна священной рощи

Полчаса спустя трое людей вышли из Черного замка. Через заднюю калитку, которой не было видно с берега реки Черной, незаметно проскользнули они на плантацию высоких бананов, и под их прикрытием стали быстро продвигаться вперед. Время от времени они останавливались и прислушивались, но кругом не слышно было никакого подозрительного шороха.

Ночь была тихая, безлунная и темная. Обогнув плантации Черного замка, трое мужчин зашагали по высокой траве саванн, похожих на парк, и подошли, наконец, к берегу Черной реки.

— Лодка привязана выше по течению! — прошептал Белая Борода и пошел вперед, прячась в береговых кустах. Том и Моари последовали за ним. Он не ошибся: шагах в ста нашли они лодку, тщательно спрятанную в камышах.

— Моари, — произнес Белая Борода, сдерживая голос, — посмотри, нет ли кого на реке!

Негр передал Тому свое ружье и бесшумно нырнул в воду. Затем он медленно поплыл к середине реки, где остановился и огляделся по сторонам.

— Я ничего не видел, — сказал он, вернувшись снова на берег, — река свободна, на ней нет ни одной лодки.

— Ну так в путь! — тихонько скомандовал Белая Борода и вскочил в лодку.

Том и Моари последовали его примеру, и лодка бесшумно поплыла по реке, причалив к противоположному берегу. Молча вытащили ее гребцы на берег, спрятали в развесистых кустах и направились к густому лесу, соблюдая полнейшую тишину и стараясь бесшумно ступать по траве. Моари взялся показывать дорогу к священной роще. В этом угрюмом девственном лесу, в котором даже днем царствовали зеленоватые сумерки и куда не проникал ни один яркий луч солнечного света, нельзя было, конечно, ориентироваться с помощью зрения в такую черную ночь. Правда, к храму и к жилищу знахаря была прорублена узкая тропинка, по которой негры ходили в священную рощу, но наши путники не воспользовались ею, опасаясь встречи с неграми, которая могла разрушить все их планы. Они приблизились к цели своего ночного путешествия совсем с противоположной стороны, через чащу леса, где не было никаких тропинок. Но, несмотря на это, Моари уверенно пробирался вперед в лабиринте темных великанов-деревьев. Зрением, правда, он не мог воспользоваться в темноте, но зато ему оказывали помощь слух и обоняние. Из прежних своих скитаний по лесу он отлично знал, что здесь протекает ручей, по берегу которого растут кусты с красивыми душистыми цветами, напоминающие запахом жасмин. Ручей сбегал с холма в долину, с журчанием прыгая с камня на камень. Вот этот запах цветов и лепет воды и помогали Моари ориентироваться среди темноты, заставляя его сворачивать то направо, то налево. Они около часа поднимались вверх на гору, но, наконец, почувствовали под ногами ровную почву: они стояли у священной рощи. Итак, они были у цели своего ночного путешествия. С этой минуты они стали двигаться вперед ползком, стараясь избегать всякого шороха и треска сучьев. Наконец Моари остановился позади куста, ветки которого осторожно раздвинул, чтобы образовать подобие окна, и затем уступил свое место спутникам.

Через раздвинутые ветки Белая Борода увидел погасший огонь, отбрасывавший бледный отблеск на две простые соломенные хижины. Большая из хижин была, очевидно, жалким храмом фетиша, а меньшая — жилищем знахаря. Но где же сам знахарь? Неужели они опоздали уже?

Зоркий глаз Белой Бороды скоро заметил его. Облокотившись спиной о стену хижины и протянув ноги к костру, он спал глубоким сном. Голова его склонилась на грудь. Старик, очевидно, отдыхал после тяжелых трудов и хлопот, доставленных ему в последние дни чертом. Схватить его было, конечно, очень просто и легко. Том и Моари получили, предписание подкрасться к старику, связать его и заткнуть ему рот, между тем как Белая Борода стоял наготове с заряженным ружьем на тот случай, если бы кто-либо неожиданно выбежал из храма или дома на помощь к знахарю.

Моари, как кошка, пополз на четвереньках к спящему старику; вот он уже около костра. Языки огня ярко освещали его уродливый шрам на лбу и искрились в его глазах.

— Если старик вдруг проснется и увидит перед собой это лицо, — мелькнуло в голове у Белой Бороды, — то он подумает, конечно, что сам черт явился для того, чтобы взять его с собой.

Моари продолжал сидеть на корточках в ожидании, чтобы Том приблизился к спящему с другой стороны. Затем оба бесшумно поползли дальше. Теперь их отделяло от старика расстояние не более чем в два шага. При слабом свете костра Том казался страшной гигантской тенью, а Моари походил на кошку, приготовившуюся прыгнуть на свою добычу. Прошла еще секунда. Том сделал знак рукой, и в одно и то же мгновение оба бросились вперед; четыре жилистых кулака железными когтями впились в спящего. Но тот не сопротивлялся, не закричал о помощи; он оставался лежать так же спокойно и невозмутимо, как и раньше, и только покачивался из стороны в сторону после того, как негры встряхнули его. Что же это значит? Они не стали его связывать.

Как перед этим они одновременно набросились на него и схватили его, так же сразу они теперь выпустили его и отскочили назад. Знахарь с секунду качался из стороны в сторону и затем тяжело рухнул набок. Оба негра дрожали, как осиновый лист.

Белая Борода подошел ближе, глядя с удивлением на то, что происходило перед его глазами. Что еще это было за новое проявление волшебных чар? Да, это была тайна, заставившая отступить слуг Белой Бороды, — страшная тайна, которая особенно глубоко потрясает человека, и к которой он никогда не может привыкнуть.

Не мирный сон, а его более суровый брат — смерть спустилась в эту ночь к изголовью знахаря, и оттого-то негры и отступили с ужасом назад, заметив, что схватили труп, и что собираются связывать мертвого. Белая Борода тоже был глубоко потрясен. Итак, это утомительное путешествие через чащу леса привело только к тому, чтобы узнать, что старый комедиант окончил свое земное существование. А между тем сколько опасностей могло ожидать их во время этого путешествия! В душе его поднималось кроме того тяжелое предчувствие: ведь он подвергался еще неприятности быть обвиненным в смерти этого хранителя священного храма! Как доказать, что не он был причиной его смерти?

Все трое стояли, по-прежнему не шевелясь. В природе тоже все было тихо, как в могиле; только в вершинах высоких деревьев священной рощи протяжно и печально завывал ветер. Моари первый очнулся от оцепенения.

Как олень, который чует опасность, поднял он голову и вслушивался в шелест лесных верхушек; казалось, он различал в них оттенки, не принадлежавшие к обычным звукам леса: в этом едва уловимом шелесте было что-то зловещее. Наконец, он отдал себе в них ясный отчет и понял, что нельзя мешкать ни секунды.

— Бежим! — сказал он вполголоса. — Сюда идут. Я слышу говор. Они приближаются с той стороны.

Теперь Белая Борода и Том тоже различили смешанные человеческие голоса.

— Куда бежать? — спросил Том растерянно. — В той стороне рощи кто-то точно смеется. Сюда идут с двух сторон!

— Это только эхо! — возразил Моари. — Бежим туда, откуда мы пришли.

Все трое отступили дальше, куда не достигал свет костра и зашли за хижину знахаря. Голоса приближавшихся людей становились все громче, и можно было ясно расслышать, как кто-то крикнул: «Там еще горит костер!»

Эти слова были сказаны на языке, на котором говорили только вангваны. Итак, это один из вангванов Абеда обращал внимание товарищей на огонь перед жилищем знахаря. Восклицание это доносилось с тропинки, которая вела к храму, но затем ясно раздался крик и справа из глубины леса:

— Ого, Сагорро!

Моари, убедившись теперь, что Том был прав и что люди приближались также и с другой стороны, начал инстинктивно, не произнося ни слова, лезть на дерево и его спутники последовали без рассуждений его примеру.

Неужели Сагорро узнал от своих разведчиков о ночной вылазке Белой Бороды и хотел помочь своему другу, старому знахарю? Это должно было сейчас же выясниться.

Первым вышел из леса сам Сагорро, а за ним показались и вангваны. Мало-помалу они наполнили все свободное пространство между храмом и хижиной знахаря. Сагорро подбросил хворосту в догоравший огонь, и тот вспыхнул ярким пламенем, при свете которого Белая Борода мог сосчитать число неприятелей: их было, не считая Сагорро, тридцать человек, то есть по десяти на каждого из обитателей Черного замка!

Почему Сагорро не искал знахаря и устраивался здесь, как у себя дома? О, он наверное знал, что того уже не было в живых!

— Вот там он лежит, — сказал он, указывая на труп. — Ведь уже он умер, если я не ошибаюсь?

— Да, он уже окоченел! — ответил один из вангванов, пощупав труп.

— Тогда живо за дело, вангваны, — приказал Сагорро. — Рано утром вернется глупая невольница с неграми из деревни Пантеры. Нельзя терять времени. Полночь уже давно миновала!

Он схватил при этих словах горящую головню и направился с ней к храму. Вангваны, толкая друг друга, бросились за ним. Через несколько секунд они стали выходить оттуда с ношей за плечами: каждый нес по клыку слона. Только несколько последних вангванов шли с пустыми руками. Снова появился Сагорро с горящей головней, бросил ее в огонь и стал считать вангванов, несших слоновую кость.

— Двадцать пять! — воскликнул он. — Все налицо. Теперь в путь!

Пять вангванов, которым не досталось клыков, указывали на жилище знахаря, которое оставалось нетронутым, но Сагорро властно сказал:

— Не стоит грабить этот жалкий скарб. Пускай невольница возьмет себе ту безделицу материи, которая там есть. И заметьте себе: мы никогда здесь не были. Это черт похитил старика и слоновую кость! Негры легко поверят этому.

Разбойники со смехом двинулись в обратный путь. Их шаги постепенно затихали в лесу, и вот снова слышался только шелест листьев в вершинах деревьев, к которому примешивались теперь странные звуки, точно кто-то звал или смеялся: то приближались негры — эти лесные могильщики, чтобы исполнить последний обряд над покойным.

Белая Борода и его спутники слезли с деревьев. Опасность миновала, теперь можно было спокойно вернуться в Черный замок. Но раньше, чем уйти, Белой Бороде захотелось посмотреть на внутренность храма. Он взял в свою очередь горящую головню и через узкую дверь вошел в это святилище.

Внутренние стены сводчатого помещения были зачернены сажей. Посередине возвышался огромный, выше человеческого роста, фетиш, грубо вырубленный из дерева и выкрашенный широкими полосами. При колеблющемся пламени головни нельзя было различить красок, и можно было только догадываться об этом по темным пятнам. Вокруг фетиша расставлены были на земле черепа. Куда только ни направлял Белая Борода свет головни, повсюду скалили на него зубы страшные человеческие черепа. Зрелище было поистине ужасное. Белая Борода внутренне содрогнулся. И это был не склеп, а храм. Белая Борода слыхал и раньше от других негритянских племен, что ближайшие его соседи — людоеды, что они будто бы убивали своих рабов и съедали их; в этом пиршестве принимали участие только вожди и знатнейшие из негров. Но в течение своего пребывания в этой местности он не заметил подтверждение этим слухам: в жизни и обычаях дикарей не видно было ничего, что указывало бы на такое грубое варварство. Теперь же он был убежден в этом. Все эти черепа были, очевидно, остатками отвратительных кровавых пиршеств, происходивших в таинственной священной роще. Теперь с глаз Белой Бороды спала завеса великой тайны, окутывавшей священную рощу. Так вот почему вступать в нее воспрещалось под страхом смерти! Вот какие священнодействия совершались в этом храме!

Перед его глазами возвышался грубый божок, смотревший сверху вниз на все эти ужасы, разыгрывавшиеся перед ним в течение десятилетий. Заслуживали ли эти чудовища, безжалостно закалывавшие своих ближних, лучшей доли, чем какую готовили им арабы?

— Отомсти за нас! Отомсти за оскорбленное в нашем лице человечество! — казалось, кричали ему все эти мертвые головы, так что он вышел из страшного храма, содрогаясь от ужаса.

Хорошо, что благодаря темноте Том и Моари, которые ни за какие сокровища не переступили бы порог храма, не могли различить бледное лицо и блуждающий взгляд Белой Бороды, так как иначе они могли бы подумать, что фетиш так могуществен, что внушил страх даже белому; а между тем тот содрогался только от зрелища дикого варварства чернокожих, которых собирался защищать от притеснений арабов и которым хотел дать более разумное и счастливое существование.