Я пошевелилась и мне показалось, будто окружающий мрак пошевелился вместе со мной. Жалобно звякнула цепь, обозначив прикосновение холодного металла к лодыжке. Проклятье! Голова всё так же заполнена серым упругим туманом; стоит на мгновение отвлечься от чего-то и тотчас напрочь забываешь о его существовании.
Пальцы пробежались по грубому металлу, окольцевавшему ногу и дальше: по короткой цепи, закреплённой толстым кольцом в ледяную стену, истекающую холодной влагой. Рука прошлась по шершавым камням, плотно пригнанным один к другому. Кажется, я пыталась расшатать кладку в том месте, где было кольцо…Не помню.
Я не помнила, как попала в эту обитель мрака и холода; не помнила, за какие прегрешения меня сюда поместили, но не это пугало больше всего.
Самый важный вопрос звучал так: кто я такая, вообще? Серый туман в голове напрочь отражал все попытки проникнуть даже в самый крайний слой памяти. Никаких болезненных ощущений — просто упругая подушка, равнодушно пружинящая под моими вопросами.
Кто я?
Как меня зовут?
Почему я здесь?
Кажется, какие-то люди уже заходили сюда. Из серого тумана прорастали неуклюжие фигуры в чёрных одеждах. Мы говорили? О чём?
Дьявол! Как я, хотя бы, выгляжу?! Красива или уродлива? Смешной вопрос, в данных обстоятельствах, но он, почему-то, интересовал едва ли не больше всех остальных.
Я осторожно провела пальцами по бёдрам, опускаясь всё ниже. Ого! У меня такие длинные стройные ноги и приятная, на ощупь, гладкая кожа. В подушечках пальцев возникло лёгкое покалывание, а я принялась за торс. Плоский живот, узкая талия и…У меня очень большая и упругая грудь! Хм, похоже с телом всё в порядке.
Кроме того — длинные шелковистые волосы, аккуратный прямой носик, маленькие ушки и пухлые губки. Судя по всему, я — настоящая красотка.
Внутри возникло приятное чувство: пусть я заперта в холодной непроглядной тьме и не могу вспомнить своего имени, но я — красивая женщина, полная сил!
Можно расслабиться. Я медленно опёрлась спиной о липкие камни, ощущая нешуточное раздражение: как они могли запереть такую красавицу в проклятой дыре?! Я кого-то убила? Странно, но мысль об убийстве не вызвала ни малейшего отторжения. Похоже, я действительно убивала, прежде чем, хм…
Что-то оглушительно лязгнуло и во мраке вспыхнул аккуратный прямоугольник, заполненный плывущими тенями. Я заслонилась ладонью от слепящего света, успев оценить свои аккуратные ноготки.
Два огромных неуклюжих мужлана ввалились в моё узилище и остановились в паре шагов. В руках одного был короткий изогнутый меч, расширяющийся к острию, а второй держал плоское деревянное блюдо, исходящее зловонным паром. Одутловатые физиономии, с торчащими во все стороны редкими волосками, казались странно женоподобными. На головах омерзительных гермафродитов белели высокие колпаки с кисточками, на верхушках.
Распутница! — проскрипел один из жиртрестов и поставил вонючее блюдо на пол, — даже подобные тебе имеют право на еду. Милосердие Шахиншаха не имеет границ.
— Что я сделала? — короткая цепь тотчас сбросила меня на пол, стоило сделать попытку встать, — почему вы держите меня здесь?
— Скажи спасибо, развратница, — толстяк криво оскалился и хлопнул пухлой ладошкой о ляжку, — что тебя не бросили в сырой зиндан, полный крыс! Милость правителя не имеет пределов.
Оба, выпучив глаза, некоторое время бессмысленно топтались на месте, а затем просочились в дверной проём и захлопнули дверь. Глухо лязгнуло и я вновь осталась во мраке и одиночестве. Не много же я получила ответов на свои вопросы. Правда получила целую прорву полезной информации: милосердие местного правителя не имеет пределов; я — распутница и развратница, а моя камера — ещё не самое худшее место. Прелестно!
Кроме этих, необходимых вещей, я узнала ещё кое-что, не столь важное. Кожа моего тела имела цвет чистого алебастра и была лишена каких-либо изъянов: ни родинок, ни прыщей, ни малейшей царапинки или волоска — ровная гладкая поверхность, такая приятная, на ощупь. Мои длинные волосы оказались абсолютно белого цвета, напоминая великолепный шёлк.
В общем, я несомненно отличалась от жирных уродов с их угреватой шкурой землистого окраса. Получается, я — не местная, а прибыла сюда…Откуда? Упругая серая масса, занявшая место моей памяти и не думала поддаваться. Я ткнула пальцем в лоб: ну же! Давай, вспоминай! Хоть, что-нибудь! Бесполезно.
После нескольких хлопков по влажным камням пола, пальцы коснулись края деревянного блюда. Да, похоже заключение продолжается весьма длительный срок: внутри образовалась неприятная пустота, которую вполне можно назвать голодом. Действительно, когда последний раз у меня во рту была пища? Поразительно, но идея засунуть еду в рот наполнила мысли беспокойством, пополам с отвращением. Какого дьявола? Все должны питаться.
На блюде лежали куски чего-то твёрдого и неприятно тёплого. Ни о чём не говорит. Просто возьмём одну из этих штуковин и попробуем…
Ф-фу! Вонь оказалась настолько отвратной, что я отшвырнула мерзко пахнущий кусок и пнула блюдо ногой. Оно прогрохотало по полу и упокоилось у противоположной стенки. Содрогаясь от отвращения, я отёрла осквернённые пальцы о влажные камни. Какой ужас! Лучше сдохнуть, чем питаться подобной дрянью.
— У меня появились соседи?
Голос, рядом с ухом, звучал так громко и отчётливо, словно говорящий находился рядом. В то же время, я могла поклясться — в камере никого, кроме меня не было. Тем не менее, страха не было и в помине. Только любопытство.
— А соседи, похоже, попались молчаливые. — в голосе промелькнула лёгкая насмешка, — или боятся разговаривать с незнакомцами в тёмном месте?
Я не удержалась и хихикнула. Мне понравился голос, звучащий в темноте: чувствовалось, его обладатель — сильный и уверенный, в себе, мужчина. Думаю, прежде мне очень нравились такие. Точнее, о своих прежних предпочтениях, я пока сказать не могла.
— Всё может быть, — только бы не рассмеяться, — место очень тёмное, а незнакомец — очень незнакомый.
— Итак, у меня — соседка, — оживился неизвестный, — и судя по голосу, очень даже симпатичная. Как зовут красотку с таким очаровательным голосом?
Хм, просто сыплет комплиментами. Понятия не имела, что у меня такой приятный голос. Тем не менее, ответить пока нечего. Самой бы кто сказал.
— С этим связана одна небольшая проблема, — пробормотала я, ощущая как затягивается молчание, — Я, вроде как, не помню своего имени. И ещё целой кучи других вещей. Честно говоря, моя память напоминает чистый лист. Я даже не могу объяснить, почему меня держат здесь и как я вообще сюда попала.
— Занятно, — пробормотал невидимый собеседник и надолго умолк.
Некоторое время я ожидала каких-то комментариев или вопросов, но он просто молчал. Потом, мало-помалу, до меня начало доходить. А если он принял собеседницу за психопатку? Или так оно и есть? Ведь неизвестно, сколько я торчу в этой непроглядной ледяной тьме. Долгое заключение в темноте вполне способно довести до безумия кого угодно. А пропавшая память — всего-навсего один из синдромов. Защита несчастного рассудка. От подобных рассуждений становилось жутко.
Сбрасывая цепенящие путы страха, я заставила себя встать. Потом, повинуясь неясному подозрению, начала ощупывать холодные бока камней на уровне головы. Где-то здесь исчезнувший голос слышался громче всего.
Ага, есть! Пальцы нащупали отверстие, такое крошечное, что и мизинец не всунуть. Но для голоса это — не преграда.
— Эй, — несмело окликнула я, опасаясь того, что и голос окажется всего-навсего порождением мрака и подступающего безумия, — ты ещё там?
— Вроде бы, — он хмыкнул, — ты прости меня за молчание. Просто думал кое о чём.
— Поделись. Давай думать вместе.
Он ещё раз хмыкнул, а потом я услышала тонкий звон. Знакомый звук. Точно такой же звон издавала моя цепь, стоило мне пошевелиться. Похоже мой новый знакомый тоже сидит на цепи.
— Видишь ли: я тоже не помню своего имени, — невесёлый смешок, — всё то же самое. Ну, почти. Я хоть помню, почему меня засунули в эту дыру.
— Ну и?..
— Ситуация не совсем понятная самому. Знаешь, сначала как серый туман, а потом — хлоп и я стою посреди красивого сада на мраморной площадке рядом фонтаном. Птички поют, цветы пахнут, и музыка тихая играет. А на ковре, передо мной, сидят три очаровательные девушки. Я, кстати, почему-то, абсолютно голый.
— А ты — красивый? — ну, не удержалась.
— Трудно самому судить. Наверное, всё-таки, да.
— Это хорошо. Люблю красивых мужчин. И голос у тебя приятный.
— Спасибо. Ну так вот: девушки увидели меня и начали верещать, что есть силы. И лица, зачем-то, закрыли. Музыка сразу умолкла, а со всех сторон повалили эти дуболомы-стражники с копьями. Даже не понял, как, но я их всех в бассейн побросал. И ушёл бы, но они на меня сетку набросили, притащили сюда и на цепь посадили. Такие дела.
— А со стражниками ты не пытался говорить?
— Я? Нет. Это они со мной беседы вели — пытались выбить признание, как меня занесло в тайный сад отдохновений их милосердного шахиншаха. Никто не видел, как я перелез через стену, а ворота под неусыпной охраной. В общем — непонятно. Дошло до того, что меня назвали оборотнем, которого принёс дэв. Для совращения жён повелителя. Нет, я бы конечно их совратил, если бы эти дуры не начали верещать. И дэв мой куда-то удрал. Стало быть, сожгут меня, как это и полагается делать с нечистой силой.
— О, чёрт! — вырвалось у меня, — когда?
— Ну, если на любезного правителя не снизойдёт приступ маразматического милосердия, то — завтрашним утром. Говорят, добрейший шахиншах обожает с утра пораньше любоваться зрелищем горящего на огне ифрита или джиннии.
— Это ещё кто?
Мой сосед тихо хихикнул. Похоже перспектива грядущего сожжения его не очень пугала. Странно. Впрочем…У меня самой, внутри, присутствовало удивительное ощущение собственной неуязвимости. Видимо заключение во мраке одинаково лишало рассудка.
— Наверное какие-то местные черти. Охранники не очень любят пояснять свои слова и выражения, но просто обожают отвечать пинками и ударами на любой лишний, с их точки зрения, вопрос.
Я вспомнила двух жирных големов и ощутила дрожь омерзения. Эти люди…Они были просто отвратительны!
— Какие-то они одинаково недоделанные, — неуверенно пробормотала я, — словно кто-то лепил из глины и у него никак не получалось.
Мой сосед оглушительно расхохотался и его смех оказался настолько заразительным, что я не удержалась, присоединившись к нему. Поразительно: мы были прикованы к стене в сырых холодных камерах, где отсутствовал даже самый ничтожный источник света, одного из нас ожидала ужасная казнь, а мы хохотали, будто ничего этого не было. Словно вот-вот стены рухнут, и мы окажемся посреди залитого солнцем сада, где прозрачный водоём отразит лучи светила, а Торрин потянется через моё обнажённое тело и возьмёт в руки неизменный блокнот…Какого?!
— Что-то случилось? — встревоженно спросил сосед, когда я резко прервала смех.
— Кажется, начала вспоминать, — неуверенно пробормотала я и потрясла головой, — какой-то сад, с бассейном и Торрин. Большой, мускулистый, с длинными белыми волосами. Мы, вроде бы, только закончили заниматься любовью.
— Это хорошо, — в голосе соседа мелькнула искренняя радость, — значит воспоминания начинают возвращаться. У меня — тоже, но это — настолько фантастично. В общем я не уверен: воспоминания ли — это вообще.
Пока он говорил, в голове, точно вспышка, появилось…Ух ты! Кто-то, не тот, кого звали Торрином, но тоже очень красивый, обнимал меня. Мы стояли под упругими струями тёплого дождя, и наша одежда промокла насквозь. Да я её вообще не ощущала, словно её и не было. Наши волосы перемешались, а руки непрерывно скользили по телу, словно маленькие зверюшки искали укрытие от ливня.
— Я давно хотел тебе сказать, — губы были так близко, — ты не представляешь, как давно…
— Не нужно, — я прервала его поцелуем, — я и так всё знаю.
Воспоминание прервалось.
— Попробуй рассказать о своей фантастике, — голова шла кругом и нужно было собрать мысли воедино и осознать увиденное. Воспоминания приходили такими, ослепительными картинками, что я словно проваливалась в них. После этого, возвращаться в холодный мрак становилось просто физически больно.
— Это — огромный город, с гигантскими зданиями и в каждом десятки этажей. Но выше всех — исполинские башни в центре города. Они такие высокие, что их верхушки спрятались в облаках. Вокруг странные штуковины, напоминающие стеклянные яйца. Кажется, раньше они могли перевозить пассажиров, внутри я вижу удобные кресла. Но сейчас они лежат на земле, разбитые, а некоторые горят и взрываются. Дома тоже охвачены пламенем, а улицы завалены обломками построек, мусором и неподвижными телами. Трупов очень много, некоторые из них почти не тронуты, а от других остались жалкие ошмётки.
Нарисованная картина казалась такой реальной, и я даже вздрогнула. Хоть… Мне тоже приходилось видеть нечто подобное. Какой-то старинный город, огромные красивые дворцы и отвратительная вонь, подступающая со всех сторон. Серые тени мелькают между колоннами. Их очень много и нас окружают со всех сторон.
— Не прорваться, — шепнул в ухо знакомый голос.
Я сбросила наваждение и прислушалась к рассказу соседа.
— Кажется со мной есть кто-то, — он задумался, видимо пытаясь вспомнить, — это — женщина. Очень красивая и очень злобная. А я влюблён в неё и выполняю все её приказы. Почти всегда. Мы прячемся за одной из разбитых машин. Кажется — это непривычно для нас: прятаться от опасности. Но чуть дальше, по улице шагают странные существа: они напоминают куски мяса, небрежно слепленные и поставленные на мускулистые лапы. На лапах блестящие когти, а из пасти торчат длинные клыки, из того же материала. Откуда-то мне известно: встреча с подобной тварью — верная смерть.
Чудовища неспешно ступают, одно за другим и их очень много. Твари непрерывно вертят головами, время от времени выбрасывая из пасти длинный язык, напоминающий слизистую верёвку.
— Жуть! — не выдержала я, — а та, которая была с тобой. Она осталась жива? Не помнишь?
Он молчал очень долго, и я уже подумала, что ответа не будет.
— Помню, — голос стал глухим и в нём прорезалась боль, — но лучше бы не вспоминал. Теперь я могу её видеть: она прекрасна! Великолепное тело, длинные, ослепительно белые волосы и лицо…Какое у неё лицо! Обычно она хмурит тонкие брови и надувает пухлые губки, но не сейчас. Сейчас она спокойна. Мертва. Я сам убил её странным клинком в форме древесного листа. Я…
Его голос прервался. О чёрт! Оказывается, воспоминания — это не всегда хорошо. Пытаясь пробудить память, можно нечаянно вызвать жутких демонов, притаившихся в её глубинах.
Вот и я встретилась с одним…Тот, с которым я целовалась под дождём, сидит у старой потрескавшейся стены. Тело его покрывают кошмарные раны, но это не я их нанесла. Смерть таится за стеной, ожидая моего выхода. И тогда я уйду, следом за остальными. Но мне не страшно. Мысли только об умирающем…Друге? Любовнике? Любимом? Слёзы катятся по щекам, и я сжимаю в ладони холодеющие пальцы, словно это может помочь.
— Я до сих пор помню, — вдруг тихо произносит мой друг и делает попытку улыбнуться, — как встретил тебя первый раз. Ты была так молода и красива. Полна весенней свежести, словно цветок. Ты танцевала на горном лугу и казалось солнце светит лишь на тебя. Когда я начал играть на свирели, ты не удивилась и не испугалась, просто постаралась соединить музыку и танец воедино. Прости, я так долго откладывал, что едва не упустил последний шанс. Я люблю тебя, Зебба. Я…
И он умирает. Рыдания душат меня, и я почти не в силах терпеть эту боль.
— Ты плачешь? — голос из-за стены тихий, едва различимый, — тебе больно?
— Это совсем другая боль, — я стряхнула набежавшие слёзы, — просто вспомнила своё имя. Меня зовут — Зебба.
— Значит, пришло время для знакомства. У меня тоже имеется пара воспоминаний и…
Дверь, с грохотом, распахнулась и давешние толстяки ввалились внутрь. Один выглядел изрядно помятым: похоже, его оторвали ото сна и выражение обиды на сморщенной физиономии смотрелось забавно. Второй, который раньше приносил блюдо с пищей, теперь сжимал лист бумаги, свёрнутый в рулон.
— Опять не ела, — констатировал сонный страж и подобрал грязное блюдо, — уже третий день. И ещё, кажется она не спит. Может — джинния?
— Предлагаешь доложить? — с сомнением поинтересовался второй, а потом развернул лист и осмотрел его, — судья очень не любит менять своё решение. А писцы меня поколотят, если им придётся переписывать всё, по новой.
-. Ладно, — сонный зевнул и махнул рукой, — давай, читай по-быстрому. А то уже поздно.
— Какое хоть время суток? — я осторожно убрала волосы с лица и вдруг осознала, что полностью обнажена, — а почему на мне нет одежды?
Охранники переглянулись и рассмеялись тонкими противными голосами. Их трясущиеся женоподобные тела показались мне омерзительной гадостью, заслуживающей лишь смерти. Да, я хотела наброситься на них и прикончить! Но, как-то по-особенному. Чувство голода, в этот момент, усилилось стократ.
— Значит, как гулять голышом по парку правителя, оскверняя взор визиря и его наложниц — одежда нам не нужна! — пропищал сонный, — а здесь, где твоя позорная нагота никому не интересна, вдруг вспомнила о приличиях? Хоть бы волосами лицо прикрыла, бесстыдница!
— А тебе не кажется, — вдруг пробормотал его напарник и начал оживлённо шептать в ухо, напоминающее рваный лист какого-то растения. До меня доносились только отдельные слова, — за стеной, волосы, оба. Иностранцы.
Впрочем, мне и этого хватило. Не дура же я, в конце концов. Похоже мой, не назвавшийся пока собеседник, напоминал меня. Ну а своё отличие от этих уродцев я могла оценить самостоятельно. Но, вот остальное? Голышом по парку правителя? Вот так ерунда! Стоп. Мой сосед тоже появился здесь полностью обнажённым. В голове звенело так, словно там поселилось семейство бешеных колокольчиков. Вот, вот…
— Всё это неважно, — чёртов стражник вмешался в тот момент, когда я почти вспомнила, — судья вынес приговор, и правитель одобрил его высочайшей подписью.
— Итак: приговор высочайшего беспутной и безнравственной женщине, осмелившейся, в нарушении всех норм, приличий и законов, указанных в святом Писании, появиться в людном месте, с непокрытым лицом. Второе преступление не столь значимое, посему милостивый шахиншах соблаговолил простить ту, которая появилась в его личном саду, без приглашения. Стало быть, наказание последует лишь за разврат и несоблюдение Святого Писания.
Они умолкли и переглянулись. Ну-ну, какое же тут наказание за развратное поведение?
— Распутница приговаривается к публичному побитию камнями. Милосердный правитель соблаговолил выдать преступнице одежду, которой она прикроет свой позор, на время казни. Также, в своей бесконечной милости, шахиншах разрешил не выставлять тело, после казни, на позорной стене и оно будет погребено в безымянной могиле для преступников.
Они это серьёзно?
— Ну, спасибо, — пробормотала я, — так много милосердия к такой опасной преступнице.
Иронии они не поняли. Жирдяй, со свитком, важно кивнул и свернул мой приговор. Второй, прижимая блюдо к животу, строго сказал, покачивая указательным пальцем:
— Сейчас вечер, распутная и у тебя имеется целая ночь. Возноси молитвы всевышнему. Проси его о величайшей милости. Возможно он смилостивится и согласится принять заблудшую душу в пресветлый чертог.
— Ну, если ваш всевышний столь же милосерден, как и шахиншах, — пробормотала я, пытаясь собраться с мыслями, — целая ночь…
Весёлая парочка, пихая друг друга животами, выкатилась в коридор, оставив меня во мраке и одиночестве. Я повернулась лицом к стене и прижалась лбом к холодным камням. В голове не укладывалось: неужели завтрашним утром меня не станет? А я ведь так ничего и не вспомнила. Лишь имя.
Имя! Мой сосед собирался назвать своё. Как ни странно, но это казалось неимоверно важным.
— Эй! — позвала я, — ты ещё здесь? Меня тоже казнят завтра! Забьют камнями, представляешь? За открытое лицо. Какое-то безумие!
— У людей много труднообъяснимых вещей, — отозвался сосед, странно отделив себя от всех остальных, — но вообще-то это не имеет ни малейшего значения.
— Ну да, — хмыкнула я, — ещё ночь и нам будет всё равно. Ненавижу, проклятых уродов!
— Погоди, — в голосе звучала странная сосредоточенность, как перед трудной схваткой, — понимаю, сейчас тебе будет очень сложно отвлечься, но попытайся вспомнить, как ты попала в парк правителя. Поверь — это очень важно!
Я присела на корточки, прижимая пальцы к вискам. Важно? Важнее завтрашней казни? Проклятье! Соберись, Зебба!
Перед глазами полыхали ослепительные зарницы: жаркий солнечный день, аккуратная тропка между ухоженными цветочными клумбами и громкий топот стражников. А вот и они, их много и все с обнажёнными саблями.
Ещё одна вспышка: какие-то фигуры, с головы до пят в чёрной мешкообразной одежде, удирают от меня с оглушительным визгом. Серый туман в голове рвался в клочья и всё больше слепящих взрывов открывали моё прошлое.
Вот и то, что нужно. Я замерла перед пылающим кольцом, внутри которого виден пышный сад и делаю шаг вперёд. В следующее мгновение невидимая плеть хлещет по глазам, а голова разлетается на куски.
— Точно! — в голосе собеседника звучало явное облегчение, — теперь понятно…Это же надо, такое совпадение! Один шанс на миллиард, и он выпал именно нам! Пересечение порталов в одной точке. Надеюсь, никто больше не пострадал.
— Ты это о чём? — я ни черта не могла понять, — какие порталы? Какой шанс? Что произошло?
— Мы, с тобой, попыталась выйти в одном месте здешней грани и сработал какой-то защитный механизм, вызвавший временную потерю памяти и почти всех возможностей. Немного подожди.
Он умолк. Я позвала, но никто не откликнулся. Я осталась совсем одна. Дерьмо! Полученные ответы оказались хуже вопросов. Ну и да, он так и не представился.
Что-то затрещало и до моих ушей донеслись отдалённые крики. Сначала одинокие, а затем превратившиеся в настоящий хор диких воплей. Кто-то пробежал совсем рядом и взвизгнув, упал. За стеной происходило нечто непонятное.
Внезапно дверь в камеру хрустнула и улетела наружу. На пороге стоял красивый беловолосый парень в свободной чёрной рубашке и тёмных брюках, заправленных в сапоги, на шнуровке. На шее незнакомца висел блестящий медальон с головой льва.
Вот дьявол!
Я провела рукой по груди. И как я могла не обращать внимание? Словно помрачение нашло! У меня тоже было такое украшение, но с головой львицы.
— Кошка, — кивнул парень, — так я и думал.
— Мне не нравится, как это звучит, — проворчала я, поднимаясь.
— Хорошо, львица Зебба, — он отвесил мне короткий поклон, — позволь мне, в конце концов, представиться: лев Серра. Ты, кстати, не желаешь избавиться от ненужных украшений?
Львица! Как я могла забыть? Я раздражённо сорвала металлическое кольцо с лодыжки и восстановила любимую одежду: блузу, с треугольным вырезом до пупка и облегающие штаны. Туфли? Пусть будут открытые, на высоком каблуке.
— Очаровательно, — одобрил Серра, — проголодалась?
— А ты как думаешь? Надеюсь, ты оставил мне парочку?
Как я могла, даже на мгновение, принять себя за одну из этих?.. Отвратительно!
На выходе я обернулась и окинула взглядом место своего заточения. Тёмная сырая камера, с оборванной цепью, уходящей в стену. Но, именно здесь, я вновь стала львицей.
— О чём думаешь? — от Серра приятно пахло океанской свежестью.
— О том, какой у тебя хороший голос, — я поцеловала его в щёку, — словно мост, через мрак.
Мы смотрели в глаза друг другу.
Этот мост, проложенный через тьму, он никуда не делся. Мы, по-прежнему ощущали установленную связь.
И да прибудет она вовеки.